По мотивам того, чего не было

Сергей Сергеевич Миронов

Книга. Довольно интимная, прилично личная и сравнительно честная (словом, исключительно нелепая и неуместная), эта книга не расскажет вам ничего нового. Она лишь напомнит о том, что вы и так знаете. О человеке. О городе. О любви. О прошлом. Об одиночестве. О времени. И о реке…

Утопленник

Молодой человек выглянул из старого, изъеденного ржавчиной строительного вагончика, который вот уже три месяца являлся его домом. Отсутствующим взглядом он обвел вверенную ему территорию, как обводил по нескольку раз в день: бессмысленно, безмысленно, безнадежно.

Странная работенка: охранять скопление потрепанных сеток и старых автомобильных покрышек, являющихся составной частью так называемого поля для пейнтбола. Что тут красть? Дрова, в прошлом являвшиеся самодельной деревянной лестницей, тоже у кого-то, по всей видимости, украденной? Побитый ржавчиной старый топор? Вряд ли он является сколько-нибудь желанным трофеем для порядочного вора. Впрочем, раз его наняли, значит это кому-нибудь нужно.

Идти ему все равно было некуда: отчий дом находился далеко, да и домом он его больше не считал. Там все было чужое: люди, которых он когда-то любил и считал своей семьей, места, в которых рос и становился мужчиной. Все изменила война, расколовшая тамошнее общество на тех, кто приветствовал новый режим, и тех, кому было что терять.

Максим, однако, оказался в числе тех немногих, кому новый режим был противен. По мере развития политических событий домашние споры и незначительные конфликты переросли в систематическую конфронтацию. В скором времени на семейном совете постановили, что Максиму следует покинуть дом и больше никогда не возвращаться. Он с радостью согласился и, собрав немногочисленные пожитки, отправился в Киев.

Он преодолел все блокпосты, которых на пути было удручающе много. Где нужно — «подмазал», когда закончились деньги — отдал мобильный телефон, затем — серебряное кольцо-печатку, нательный крест и даже швейцарский перочинный нож. Он нагло врал и клялся, что всем сердцем и душой любит родные места, верит в светлое будущее республики и ни за что на свете не променяет терриконы и запыленные сажей подоконники на что-то другое. Со скрипом его пропускали.

А на самом последнем блокпосте, прямо перед границей, он не смог договориться: не поверил невысокий парень с бугристым лицом, что у Максима ничего ценного не осталось. Сепаратист приказал вывернуть карманы, и ничего в них не обнаружив поинтересовался, как можно ехать в Киев без копейки за душой. Максим не ответил. За дерзость его пнули в живот прикладом. Лежа на земле, бедолага глядел на сидящего на корточках невысокого парня с бугристым лицом. Живот пылал огнем, но Максиму было плевать. Он был готов на все, лишь бы оказаться по ту сторону.

Когда после многочисленных злоключений Максим все же достиг Киева, он подумал, что теперь начнется настоящая жизнь: он обзаведется новыми знакомыми, устроится на работу, быть может, пойдет учиться. Парень верил, что все непременно наладится, но получилось совсем по-другому. Чернорабочих, готовых грызть бетон за копейки, в городе было полно, да и об учебе думать было поздно: сроки поступления он пропустил. К тому же все усложняли сломанные тем гадом ребра. Парню срочно требовалась крыша над головой и немного покоя.

Максим обосновался на вокзале. Днем тынялся по околицам в поисках еды и работы — благо, было еще не холодно; а по ночам устраивался где-нибудь в холле. В скором времени одежда поистрепалась, и стало труднее убеждать сотрудников железной дороги, что он не бездомный, а просто ожидает свой поезд. Люди не были к нему ни добры, ни злы: они просто выполняли свою работу.

А потом случилось чудо: он увидел объявление о поиске сторожа поля для пейнтбола, располагающегося на Трухановом острове. Платили, конечно, немного, но найти жилье само по себе было большой удачей. Да и место сперва показалось замечательным: почти дом отдыха, да еще и с видом на город. Тут, подумал Максим, он сможет перезимовать и зализать раны. Так и началась новая страница его жизни, в которой он тяготился одиночеством и безысходностью больше, чем когда-либо прежде.

Впрочем, в последние дни Максим совсем раскис: почти не спал, почти не ел, а весь сегодняшний день и вовсе провел в кровати. Он неуверенно ступил на песок, который предательски заплясал у него под ногами, как заплясало и все вокруг. В приступе слабости, накатившей безжалостной волной, Максим оперся рукой о небольшое деревце, что росло прямо у входа в вагончик, и закрыл глаза. Отпустило. Стало быть, и дерево можно оставить в покое.

Свежий морозный воздух отрезвил. Потерев глаза, Максим увидел, что уже темно. Наступило самое тяжелое время суток — ночь. В темноте особенно сильно чувствовались одиночество и холод. И хотя к вагончику был подведен свет, который парень никогда не выключал, хотя там имелся калорифер, помещение казалось совершенно безжизненным и насквозь пропитанным сыростью, одиночеством и безнадежностью. Ночь и холод стали главными врагами Максима. Ночь, душевный холод и… вода.

Странный звук привлек внимание. Паренек замер, не двигаясь и не дыша, пытаясь расслышать что-то в монотонном завывании ветра и шелесте листьев. Звук доносился со стороны реки и был похож то ли на писк, то ли на скрип. Он что-то напоминал, но вспомнить, что именно, никак не удавалось. Заперев коморку, Максим побрел к реке.

Не без труда забравшись на песчаный бархан, он окинул взглядом узкую полоску берега и примерно в тридцати метрах заметил стоящего на коленях мужчину с металлоискателем, который выискивал что-то в речном песке. Смотреть за поиском артефактов было куда интереснее, чем сидеть в ненавистном вагончике, и Максим устало опустился на песок, обнял колени руками и принялся наблюдать.

Выкопав яму, мужчина взял что-то правой рукой и провел ею у металлоискателя — раздался писк. Поисковик отложил прибор в сторону и с воодушевлением принялся разглядывать находку, которую, впрочем, через мгновение злобно зашвырнул в реку. Он закопал яму, взял металлоискатель и, водя им параллельно земле на расстоянии нескольких сантиметров, медленно побрел вдоль кромки воды. Периодически приспособление издавало звуки, отличавшиеся частотой и высотой звучания. Каждый раз, когда это случалось, мужик останавливался, несколько раз проводил металлоискателем над местом, где раздался звук, принимая решение, стоит копать или нет. Как правило, мужчина двигался дальше.

Над одним из сигналов археолог задержался дольше обычного. Он выкопал довольно глубокую яму, но все никак не мог обнаружить предмет. После нескольких минут безуспешных поисков незнакомец вскочил, сделал неопределенное движение рукой и только тогда заметил Максима, пристально за ним наблюдавшего. Копатель испугался. Какое-то время он в нерешительности топтался на месте, но ввиду того, что Максим не предпринимал никаких действий, вернулся к поискам.

Уже совсем стемнело, но свет с той стороны реки, свет никогда не засыпающего города оживлял пустой берег. Теперь Максим видел лишь смутные очертания человека с металлоискателем, который постепенно удалялся, двигаясь выше по течению. Вскоре он растворится в темноте, оставив по себе лишь звук. Живой человек превратится в звук. И он. Тоже.

От этой мысли Максиму стало невыносимо тоскливо. Ему не хотелось, чтобы мужчина уходил, ему не хотелось оставаться одному. Только не теперь, только не сегодня. Этот день был особенно тяжелым: словно все проведенное на острове время, с каждой секундой которого он неистово боролся, навалилось невыносимым грузом. Максиму не хотелось оставаться в одиночестве настолько сильно, что он готов был умолять незнакомого человека не бросать его одного. Он с радостью пригласил бы мужика к себе в вагончик, разделил бы с ним все его радости и горести. Он готов был слушать гостя сколько угодно, сколько будет нужно, а если понадобится — дать совет: искренний, мудрый, лучший, на который способен; лишь бы не оставаться одному, только не этой ночью. Однако в глубине души Максим понимал, что эту ночь ему предстоит пережить в одиночестве, как и множество ночей до нее, как и некоторое количество после.

На правом берегу зазвучала музыка — что-то электронное, быстрое, веселое. Раздался чей-то крик, к нему присоединились другие. Кричали от радости, в приступе счастья и безудержного веселья. «Как же там, должно быть, хорошо», — подумал Максим. Словно в подтверждение его мыслей раздался взрыв, за ним еще один, потом еще: над островом взметнулось несколько красочных фейерверков, от которых все вокруг засияло яркими красками. С того берега донеслась новая порция одобрительных возгласов: люди продолжали развлекаться. Вероятно, сегодня какой-то праздник. Максим попытался припомнить день недели, но не смог: он давно уже жил, не считая дней и не думая о времени. Для него существовали лишь день и ночь.

Парню захотелось узнать, что за повод у такого красочного и шумного мероприятия. Ему захотелось разделить с этими людьми праздничное настроение. Он умел радоваться за других, искренне радоваться именно за других, так как в его жизни давно уже не происходило ничего, чему можно было порадоваться. Бедолага хотел радоваться, хоть иногда, хоть за кого-то, даже в ущерб себе: осознание того, что у других есть что-то, чего он всю жизнь безрезультатно пытался достичь, дарило ему призрачную надежду на лучшее.

Эта музыка, эти голоса с противоположного берега не давали бедняге покоя. Они буравили парню голову, разрывали ее своей неистово-веселой вибрацией. Там, на том берегу, текла настоящая жизнь, и только полоска воды, не такая уж и широкая полоска черной воды отделяла Максима от голосов, от радости, от букета эмоций и красок. Три месяца, три долгих месяца вода сдерживала паренька. Вот и теперь только она стояла между ним и жизнью, между шумом ветра и живым человеческим голосом, между возможностью порадоваться за кого-то и вечным забвением. Максим ненавидел воду.

Подъехало несколько автомашин. Они припарковались прямо напротив того места, где сидел Максим. Зачем-то оставленные включенными фары мешали наблюдать за происходящим. Парню стало тошно, и он решил вернуться в кровать. Он с трудом поднялся и сделал несколько шагов по направлению к треклятому вагончику. Ему чертовски не хотелось возвращаться в тишину и темень, однако оставаться тут, не имея возможности что-либо предпринять, быть свидетелем того, как кто-то радуется и наслаждается жизнью, было еще тяжелее. Еле передвигая ноги, Максим забрался на песочную насыпь, но идти дальше не стал. Он немного постоял, стараясь потратить на это как можно больше времени, сделал неуверенный шаг вперед, снова замер, потом вернулся на прежнее место. Ничего не тянуло его назад, в крошечную ненавистную коморку. Наоборот, чем больше времени он проведет на свежем воздухе, чем больше времени потратит впустую, тем лучше.

Он осмотрелся — никого. Только мысли об одиночестве, черная вода, желтый песок и вечно шумящий лес за спиной. А вот с той стороны реки доносилась музыка, на набережной мельтешили силуэты людей, мелькали вспышки фотоаппаратов. Максим подошел к самой кромке воды, пытаясь разглядеть, что творится на другом берегу, но поскольку до него было далековато, происходившее там осталось тайной. Опять тайна. Очередная. Все, что там происходило, было для Максима тайной. Много, чертовски много таких тайн накопилось за три месяца. О, как ему хотелось раскрыть хотя бы одну из них!

Парень медленно побрел в сторону залитого светом Пешеходного моста. Шел он бесцельно, ни о чем конкретном не думая, скорее от безысходности, чтобы чем-то себя занять. Он дошел до зонтика и решил обождать тут — вдруг получится перекинуться парой-тройкой слов с тем мужчиной и почувствовать себя живым человеком? О большем он и мечтать не смеет!

Сложив руки на груди, Максим наблюдал за потоком автомобилей, мчавшихся по набережной. Он думал о том, как здорово иметь место, в которое хочется поскорее вернуться. Пожалуй, когда человеку есть куда спешить, он уже по-своему счастлив. И вот перед ним сотни людей куда-то спешили…

Максим просидел так до тех пор, пока от холодного ветра не перестал чувствовать конечности. Он встал, сделал несколько приседаний и медленно побрел в ту сторону, куда направился археолог. Он дошел до разросшегося у воды кустарника и, выглянув из-за него, увидел поисковика, который увлеченно перебирал песок. Не решаясь его окликнуть, Максим наблюдал за раскопками до тех пор, пока его не заметили. Мужчина здорово испугался и быстрым шагом заспешил прочь. Максим попытался его окликнуть и пояснить, что вреда не причинит и просто хочет пообщаться, но невнятный звук, сорвавшийся с его уст, не был услышан стремительно удаляющимся человеком: чертов ветер, почти кровный враг, унес его.

Возвращаться в сырой вагончик совершенно не хотелось, и Максим задумал еще немного побыть на пляжике — понаблюдать за тем, как на другой стороне реки протекает жизнь большого города. Усевшись на песок, он уставился на мерцающие огни Подола и просидел так до тех пор, пока не заметил какой-то предмет, плывший метрах в пятидесяти от берега. Максим подошел к воде…

Пульс подскочил так резко, словно кто-то выстрелил у Максима над ухом, голова пошла кругом, подкосились ноги — по воде плыло тело. На черной глади реки силуэт был почти неразличим, однако парень был в этом абсолютно уверен.

Несколько мгновений он метался вдоль берега, пока в его сознании сердитым потоком бурлили мысли: что делать? Колебания, однако, были недолгими: если человек еще жив, то каждая секунда на счету!

Максим сбросил с себя одежду — намокшие вещи будут тянуть на дно, — и быстрыми шагами начал заходить в реку. Вода показалась горячей. Она нестерпимо жгла ноги. Только когда в черной воде оказался по пояс, он почувствовал жуткий холод, который через мгновение овладел всем телом. Впрочем, это произошло слишком поздно…

Несколько мощных гребков подарили уверенность в том, что осуществить задуманное будет легко. Свет автомобильных фар служил прекрасным ориентиром, благодаря которому Максим знал, где находится противоположный берег. Но довольно скоро он почувствовал резко проявившуюся в конечностях усталость. Грудную клетку словно сжали невидимые клещи — стало трудно дышать. Парень не обращал на все это внимания: овладевшая разумом истерия мешала осознать всю плачевность ситуации, в которой он оказался. Он думал, что по-прежнему полон сил, и нисколько не сомневался, что спасет утопающего…

Максим попытался оценить, сколько проплыл, но обнаружил, что берег был намного ближе, чем он предполагал. Тела видно не было. Он растерялся и чуть было не поддался мимолетной слабости и не поплыл назад, но сомнения были отброшены, разбиты о решимость и удаль безумца: он должен спасти человека.

Пока Максим пытался что-то разглядеть, быстрое течение отнесло его в сторону, и он потратил последние силы на борьбу с рекой. Его мучила сильная одышка, руки и ноги почти не слушались, а движения стали резкими и угловатыми. В голове зарождалось чувство тревоги, однако Максим не хотел ему поддаваться, пытаясь занять себя мыслями о чем-то хорошем, продолжая ошалело грести по направлению к нескончаемому потоку света.

Конец ознакомительного фрагмента.