Украл – поделись. Физиология предательства

Сергей Семипядный

Хотя произошло это в середине девяностых, многие герои описанной ниже истории ещё живы. Двое из них собираются зарегистрировать брак. Фамилия космонавта изменена, фамилия Синодский также вымышленная. А началось всё с того, что в руках двух приятелей оказалась приличная сумма денег, честно полученная в результате спонтанного акта разбойного нападения. Честно-то честно, но не все с этим согласны. А выбор не прост. Дружба и любовь или корысть и предательство?

Деревенская мафия шлёт гонца

Бабухин о многих породах собак и не слыхал даже. Но карликового пуделя он знал. И он однажды наблюдал его побежку. В тот день Бабухин сидел на лавке неподалёку от пивного павильона и, безденежный, переполненный отрицательными эмоциями, с искренней злой тоской шарил вокруг себя красными похмельными глазами. Безотчётная надежда ещё теплилась где-то в недрах больного организма. Мимо прошла женщина со стриженой чёрного цвета собачкой, то и дело подпрыгивающей на бегу.

— Эй! Она у тебя больная, что ли? — крикнул Бабухин.

— Нет-нет! — откликнулась женщина, останавливаясь и поворачиваясь к нему. — Что вы! Нет же! Это же карликовый пудель, у него же, у этой породы, особенность такая — бег вприпрыжку. Он абсолютно здоров. Это мальчик. Все прививки — вовремя. И аппетит хороший…

— И стул, — прибавил Бабухин.

— Да-да, — смущённая его тоном, кивнула женщина и поспешила прочь, вслед за своим придурковатым кобельком.

Вот и эта Света напоминала того карликового пуделя, всё вертелась и как бы подпрыгивала. Натурально — карликовый пудель, только не чернявенькая, а рыжая. Но тоже кудрявая и стриженая. И не кобелёк, а сучка.

— Привет! — воскликнула вертлявенькая.

— Ну-ну! — мрачно ответствовал Бабухин, продолжая сидеть на кровати.

Женщина не понравилась ему с первого взгляда. Когда-то, в той ещё, прежней, жизни, руководитель биоэнергетических курсов многословно и невразумительно толковал о приёмах мысленного создания вокруг себя защитных оболочек. «Козу рогатую» — ладонью вверх. И направить «рога» навстречу импульсам зла — это он бы ещё сумел. Но не теребить мозговые извилины, потея от неимоверного напряжения воли. Он выпростал руку из кармана, чтобы состроить «козу», однако не успел — Света подскочила к кровати и, перегнувшись через лежащую рядом с Бабухиным Татьяну, протянула ему свою. Для рукопожатия. Бабухин хмыкнул и вяло пожал протянутую руку, не приподнявшись даже.

— Света.

— Очень приятно. Чем обязан?

— А я мимо проходила! — Света пожала плечами и подпрыгнула.

— Мимо? — усмехнулся Бабухин.

— Да. Мимо дома своей подруги. Таньки. Вот она. — И Света указала на Татьяну.

— Если «мимо», так и шла бы мимо, — мрачно усмехнулся Бабухин и принялся осторожно отворачиваться к стене — ему хотелось ещё вздремнуть. Хотя бы для того, чтобы заспать, пусть частично, головную боль.

— А у меня талант — попадать в нестандартные ситуации, — засмеялась Света. — Я пришла, а мне не рады. Но только не Танька. Она всегда мне рада. Да, Танька? — продолжала стрекотать Света. — А вы мне не рады. Но я знаю, почему. У вас плохое настроение. Всего лишь. А вчера и позавчера было хорошее. Я наслышана. Хотя всего час как из города приехала. Гостила у сестры.

Бабухин тяжело выдохнул воздух.

— Да я бы сейчас и ушла сразу бы, — поспешила сообщить Света, — но у меня к вам дело. А люди, кстати, которые пережили векторные отношения, не забывают их до конца жизни. А это же прекрасно.

— Какие отношения? — повернул голову Бабухин.

— Векторные.

— Это ещё что такое?

— А вы не знаете? — удивилась Света.

Бабухин продолжал хмуро её рассматривать.

— Да я и сама толком не знаю. Прочла где-то и запомнила. Векторные — это что-то такое… Ну, вроде как нестандарт какой. Избили, изнасиловали, обидели, деньги украли, трамваем переехали…

— И часто тебя насиловали? — перебил Бабухин, снова переворачиваясь на спину.

— Ой, вы такие вопросы задаёте! — взмахнула рукой Света и подпрыгнула.

— Что за дело-то, Светка? — напомнила Татьяна.

— Да-да, давай о деле, — поморщился Бабухин.

Сейчас уйдёт эта Светка, он вытащит из-под головы одну из двух подушек, на которых возлежит в данный момент, и завалится спать. Ну, или полежит немного неподвижно, глядя в белёный густо подсинённой известью потолок, да и уснёт.

— А приехала мафия и зовёт вас к себе, — сообщила Света.

— Это ещё кто такая? — проворчал Бабухин.

— Да бандиты же! Мафия!

— Какая мафия? Какие бандиты? — не понимал Бабухин.

— Какие! Которые держат нашу деревню.

— Держат? Деревню?!

— Ну. Держат или контролируют, как угодно.

Бабухин никак не мог прийти в себя. Идиотизм какой-то. «Бандиты контролируют деревню». Эту Богом забытую дыру. Малонаселённую плешь посреди дремучего леса.

— А чего вашу дыру контролировать? — изумился Бабухин.

— Да у нас же два фермера. И не совхоз, а ТОО. У каждого своя доля в бывшей общенародной, как говорится, собственности. И магазин и два киоска частных.

Во, времечко! Бабухин удивлённо мотал головой и усмехался.

— Так что мне им передать, простите, имени-отчества вашего не знаю? Вы на стрелку будете? Около свинофермы, где сейчас парк бэушных механизмов. Сегодня в пятнадцать ноль-ноль. Они подъедут со стороны магазина, а вы должны прибыть со стороны автостанции.

Бабухин смотрел на Свету, как на инопланетянку.

— А гляньте в окно, если не верите. Эй! Ну-ка! — Света подбежала к окну и отдёрнула занавеску.

Бабухин, миновав предупредительно поджавшую ноги Татьяну, сполз с кровати и приблизился к Свете. Затем нагнулся и посмотрел в окно. Посреди улицы стояла какая-то старуха и глядела на окна дома Татьяны. Бабухин бросил взгляд влево, потом вправо, однако больше никого не заметил. Повернулся к Свете.

— Что я должен увидеть? — спросил насмешливо. — Наблюдаю какую-то Марфу или Марью. Но не Мафию. Не встречал я старух с такими именами.

— Да нет, бабка Аня не из мафии. Ей велели только передать сведения о стрелке. И всё.

— Ты тут при чём?

— Тут всё просто. Бабка Аня задолжала Таньке. Ещё летом. Вот ей и неудобно заходить. Она и подловила меня. Ну, всё ясно?

— Сколько? — спросил Бабухин.

— Что сколько?

— Задолжала бабка Аня тебе сколько? — Бабухин повернулся к Татьяне.

— Да тридцать тысяч, кажется, — пожала плечами Татьяна и смущённо улыбнулась.

Бабухин выгреб из заднего кармана горсть купюр.

— Вот тебе пятьдесят, примерно, — выловил он пять десятитысячных из вороха мятых бумажек и протянул Татьяне. — С учётом инфляции. А ты, гражданка Света, дуй за бабкой и тащи её сюда.

Бабка Аня оказалась довольно древней, но явно не выжившей ещё из ума, остроглазой и достаточно подвижной.

Поздоровалась, прошла в комнату, села на предложенный ей Татьяной стул, сказала, обращаясь к Бабухину:

— Спасибо тебе, соколик, избавил старуху от ярма-то. А ты, Татьянка, — она, не поднимаясь со стула, развернулась к стоявшей у двери Татьяне, — уж прости меня, разруху прогнившую. Я ведь и так и эдак кажной месяц прикидывала, разбрасывала деньжонки — ан нет, всё не ложится, как надобно. Всё ведь эвон как вздорожало. Несёт и несёт, сладу никакого нету. Да ещё и задёрживают пенсию-то. Моду завели. И в газетах-то о том пишут, сама видала, а он, Бориска-то, и не читат их, как будто. Думат, видно, что ежели его старуха-мать померла, то и другим старикам и старухам заживаться не след.

— Давайте, бабуля, к делу, — остановил её Бабухин.

— А что за дело-то, соколик? — откликнулась бабка Аня. — Я ведь так поняла, что без возврату деньги-то дал.

— О деньгах этих уже забыли, бабка. Ты мне о стрелке расскажи.

— А, стрелка! Стрелкой-то они называют переговоры по-доброму. Чтобы дело какое сладить без мордобою. Да ведь Светка, я так понимаю, всё уж обсказала. Так ли, нет?

— Что такое стрелка, нам, бабка, известно. И где и когда, тоже нам сообщили. Меня интересует, что это за типы, кто они и откуда. Чего они хотят, бабуля?

— Дак известно. Денег им надобно. Такой нонче порядок, — бабка Аня пожала плечами, — что ежели кто где уворует чего-нито, то должон с имя поделиться. Потому как — крыша. Так они называются. А не желаш делиться, пеняй на себя. И весь сказ.

— Серьёзный народ?

— Дак Валера-то, который единоличник, из дому вышел, в город, сказал, поеду, да и не вернулся. А весной-от прошлой и оттаял у дороги. Стрелили, видно, из ружжа-то в спину да и бросили под кустики. А машину евонную по сю пору не сыскали.

— Те, которые тебя ко мне послали?

— Кто знат. Они ли, дружки ли ихие. За главного-то у них Чипа, но сам не маратся. Он велит, а они и делают, что он скажет. Чипа сам-то из Ольховки, сын Чипчикова, которого поездом зарезало. Он сызмалу всё тащил чего-нито. То варежки чьи упрёт, то деньги у матери потихоньку из карману вытащит. А когда уж в парнях ходил, то Верку-аптекаршу обворовал, с которой они ещё со школы как мужик с бабою жили. Но теперя-то ему воровство без надобности. Он, сказывают, таки хоромы себе отстроил, что ого-го.

— Сколько их человек? — продолжал расспрашивать Бабухин.

— Да четыре. Один-то толстый такой, я его и ране видывала, а двое незнакомые. А ещё один — наш, Игорёк Дымков.

— За старшего кто?

— А толстый и есть за старшого. Андреем зовут. Суровый. Слова лишнего не скажет. И — в глаза не смотрит.

— Оружие у них имеется?

— Вот этого не скажу. Чего не знаю, того не знаю. Две сумки у них большие. Тяжёлые, видать. Игорёк-от нёс одну, так видать по ему было, что не пуховину каку тащит.

Вдруг бабка Аня испуганно всколыхнулась и вскричала:

— Ой, разболталась я! Ой-ё-ёшеньки! — И повернулась к Свете и Татьяне. — Вы уж, девоньки, не выдайте старую. Пристукнут, поди. Меня ведь ткни — и как не бывало старухи.

— Да не скажем, не скажем, бабка Аня, — заверила Света. — Не бойся.

— Спасибо, девоньки. Язык, что помело, без костей.

Бабухин долго молчал, потом встал, прошёлся по комнате и заявил:

— А вот мы сейчас, бабка, пойдём и потолкуем с ними.

Старуха всплеснула руками.

— Ой, так-ту не по правилам, поди! Надобно на стрелку идти, чтобы толковать.

— Тебе-то, бабка, какое дело до их правил? — усмехнулся Бабухин.

— Так она же вместо телефона, — вмешалась в разговор Света. — Телефона раз нет, то её и послали. А вообще-то по телефону полагается созваниваться.

Бабухин вновь усмехнулся. Может быть, подумал он про себя, этим бандитам, чтобы уж совсем по понятиям, следовало сначала наезд осуществить, с пробивкой или без, а уж потом «созваниваться». Стрелку они назначили на три часа, а сейчас, Бабухин взглянул на часы, только девять. Время есть. Но как его использовать? «Девять!» — пронзило его, и Бабухин стремительно повернулся.

— Бабка Аня, а что они сейчас делают? — спросил он, хитро прищурившись.

— Дак спят, — развела руками старушка. — Время-то ещё какое. А задание мне с вечеру было дадено. Чтоб поутру — и к вам.

Бабухин заулыбался.

— Вставать им не пора ли?

— Рано. Они ведь угомонились только в третьем.

— Пили?

— Не без этого. И — хорошо, крепко. И мне поднесли.

— А где ты живёшь, бабка?

— А на том берегу, наискось, дом с зелёными наличниками. Берёза под окном ещё, — пояснила баба Аня. И вдруг встревожилась: — А ты чего удумал?

Бабухин не ответил. Он мощно заходил, почти забегал по комнате, собираясь. Женщины наблюдали за ним, обуреваемые противоречивыми чувствами. Возраст юношеского всемогущества вернулся к Бабухину, напитав каждую клетку его организма отвагой и силой. Ему бы сейчас с десяток аммонитовых шашек, гранатомёт или хотя бы «Штази» или «Калашникова».

Стремительно соскальзываемый с барабана лебёдки воображения упругий канат мыслей ложился пластичными узорами вязки. И Бабухин уже видел вытряхиваемые из постели вялые тела врагов с сонно-испуганными рожами. И не нужны ему гранатомёты. Величайшая трансформа уже свершилась: его физическое тело теперь и не тело бренное, а — НЕЧТО, недоступное смерти телесной, способное поразить неуязвимостью самого дьявола.

Конечно, многострунный внутренний голос цедил — довольно, впрочем, жиденькой струйкой — и иными, тревожными, нотками, однако они терялись на фоне масштабности замысла, противного скуке режима реального времени.

Бабухин ногой распахнул дверь и ворвался в прихожую дома бабки Ани. В прихожей, представшей его глазам, было пусто, он глянул влево — никого, если только за печкой кто притаился. В несколько шагов Бабухин пересёк прихожую и оказался в горнице.

И остолбенел. На стуле возле стола, лицом к нему, сидел здоровенный тип, одноглазо и холодно уставившись на него дулом пистолета. Вычурная лепнина вдохновенно выстроенных образов триумфа осыпалась с лёгкостью необыкновенной, пылью взметнув нечленораздельную взвесь каких-то слов и обрывков мыслей.

— Входите, сударь. Будьте как дома, — насмешливо сказал «одноглазый».

— Да не забывайте, что в гостях, ха-ха-ха! — заржал кто-то слева.

Бабухин повернул голову. Слева от него стоял высокий светловолосый парень, тоже вооружённый пистолетом.

— Проходи, скромняга, — вновь заговорил первый. — Только ножичек брось на пол. Чего топчешься-то у порога? Кстати, вошедший здоровается первым, — добавил назидательно.

— Заткнись, кабысдох! — огрызнулся Бабухин, швырнул на пол нож и прошёл к свободному стулу, стоящему справа от стола. Сел. Жаль, что пистолет он потерял. Хоть и газовый, а сгодился б.

Теперь он увидел, что в дверях стоит третий. Лицо кавказской национальности.

— Мы думали, до трёх часов будем маяться, ожидая приятного знакомства, а оно, вишь, как вышло-то. Сподобились досрочно. Очень приятно, рады, рады познакомиться, сударь, — ворковал первый, по всей видимости, тот самый «толстый», «старшой».

— Да заткнись ты! Голова уже болит от тебя! — раздражённо сказал Бабухин, хотя голова у него уже и не болела, а просто мрачные мысли серым туманом наполнили её до отказа. — Меня бесит твой дебильский голосок. Бесит, понимаешь?! Говори, чего надо, и я сваливаю!

— А ты не знаешь, что ли?

— Сколько?

— Чего сколько?

— Процентов сколько?

— Проценты? — удивлённо приподнялся со стула бандит. — Да ты в уме ли, парниша? О процентах мы на стрелке толковать собирались.

— Не по-нял, — раздельно произнёс Бабухин.

— Все.

— Что — все?

— Ты отдашь нам все деньги, — жёстким дискантом отчеканил бандит.

— Да ты, смотрю, губу-то раскатал дальше некуда, — насмешливо уставился на него Бабухин.

— Ты отдашь все деньги, парниша. Понял? Не понял — поймёшь. Лёма, — обратился он к кавказцу, — пойди закрой ставни.

— Ситавни? Я знаю, что такой ситавни? — спросил Лёма, вытаращив глаза.

— Окна, с наружной стороны окна ими закрываются. Замки там, на столе, в той комнате.

— А пачиму я? Я балной — я закирывай. Пачиму всё я? Пускай Лёшка закирывай.

— Алексей, иди закрой сам, этот развоняется на полчаса, — поморщился главарь.

Алексей выругался и вышел из комнаты.

— Эй, пушка давай! — крикнул ему вслед Лёма.

— Щас! — огрызнулся из прихожей Алексей и загремел замками. И ушёл, хлопнув дверью.

— К чему бы это? — полюбопытствовал Бабухин, с усмешкой глянув на главного бандита.

— Что?

— Ставни, например.

— А не догадываешься? Впаяем тебе срок до самого до пока не сознаешься, где денюжки лежат. Вы, рассказывают, куда-то их припрятали. Врубаешься? Бабка у соседей поживёт. Допрашивать будем, сам понимаешь, с пристрастием. Цель оправдывает средства. А можно сказать: средства оправдывают средства. Те средства денежные, которые ты с друганом со своим умыкнул и припрятал.

— Хорош трепаться! — перебил Бабухин, вспомнив, что забыл сигареты. — Дай лучше закурить.

— Подумать хочешь? — скривился в усмешке бандит, выбрасывая на стол пачку сигарет. — А думать не о чём. Отдай нам, сударь, деньжатки и — свободен. За хорошее поведение — ящик водки.

— На двоих? — улыбнулся Бабухин.

— Уговорил, ещё ящик «мерзавчиков» вам… Учитывая габариты твоего подельника. Пятнадцать литров — хорошая цифра. Особенно, если её умножить на количество, совокупное, градусов, — издевался вооружённый преступник. — Возможно, будет даже больше, чем денег от вас получим.

— В чужой бутылке градус не считают, Андрюша, — сказал Бабухин. Чтобы только не молчать. Ему необходимо было срочно что-то придумать.

— Откуда знаешь, как зовут меня?

Бабухин не ответил. Ему надо было найти выход. С улицы доносился шум управлявшегося со ставнями Алексея. А в голове Бабухина ни звука. Ни единого звука дельной мысли. Состояние, близкое к отчаянию.

В это время Андрей обернулся к окну.

— Проклятая старуха, — пробормотал он.

И Бабухин также услышал возмущённый голос бабки Ани, но слов разобрать не мог. Спустя полминуты бабка Аня уже была в комнате.

— Вы чего удумали, окаянные?! — закричала, подступая к бандиту Андрею. — А ну щас и вели прекратить эти безобразия. Ставни, вишь, закрывать! А чего я людям скажу, подумали?!

— Платим, бабуля, в двойном размере, успокойся.

— Я тебе успокоюсь! Ишь, успокаиватель выискался! А ну щас же!..

Бабка Аня принялась тыкать Андрея кулачком в грудь. Андрей левой рукою — правую, сжимавшую пистолет, он заблаговременно убрал в карман куртки — пытался защищаться, но старушка оказалась на удивление проворной и многие тычки, вероятно, болезненные, достигали цели. Андрей морщился, наливаясь злобой, вот-вот готовый, кажется, садануть старухе кулачищем по рёбрам.

Бабухин стремительно вскочил и, подлетев к Андрею, обрушил сильнейший удар на нижнюю челюсть бандита. Однако Андрей, прошедший тренинг у бабки Ани, успел нагнуть голову, в результате чего — да и бабка мешалась — кулак Бабухина, скользнув по подбородку, пришёлся на область ключицы. Андрей взвыл. Бабухин отпихнул бабку Аню и вновь ударил попытавшегося подняться на ноги Андрея. На этот раз кулак Бабухина с огромной силой впечатался в хрупкую конструкцию носа. Из обеих ноздрей Андрея хлынула кровь. Однако раненный каким-то образом сумел взметнуть правую ногу, ударив Бабухина прямо в пах. Бабухин, зарычав, согнулся пополам.

Если бы Лёма, став свидетелем потасовки, бросился на помощь Андрею, то тут с Бабухиным, выведенным из равновесия удачным ударом в пах, было бы покончено. Но, ошеломлённый дерзостью Бабухина, Лёма убежал звать на помощь Алексея.

— Я гаварыл или ни гаварыл: давай пушка?! — заорал он на товарища, безумно вращая глазами.

— Что такое?! — оцепенел Алексей.

— Я гаварыл тибэ: давай писталэт! — взмахнул рукой Лёма.

— Да что случилось?!

— Эта звэр рэшил убиват наш Андрюша!

— Ну!!!

— Андрюша, навэрна, уже нэ живёт.

— А пистолет у кого?

— У звэр, навэрна.

— Так у зверя или нет?! — в отчаянии выкрикнул Алексей.

Лёма посмотрел на часы.

— Типэр — у звэр. Точна! — сказал с паническими нотками в голосе.

Алексей метнулся в сторону и прижался спиной к бревенчатому фасаду дома, на ходу выуживая из кармана пистолет.

— Надо выручать шефа! — перешёл он на шёпот.

Лёма тоже прижался к стене, чтобы не стать мишенью для «зверя». Лицо его стало скучно-грустным.

— Мы — выручат?

— Нас же порешат, если что! — кричащим шёпотом почти что завопил Алексей.

— Я магу дамой ехат, — ответил Лёма и поджал губы.

— Я тебя сам замочу! — встряхнул Алексей оружием.

— Пушка у тибя. Давай! Я буду пирикрыват.

Алексей скрипнул зубами, но ничего не ответил.