Как я хотела родить ребенка. Сборник рассказов

Сергей Семенович Монастырский, 2023

Как уже видно из самого названия, это рассказы о человеческих судьбах, тяжелых и радостных, светлых и печальных.И каждый ищет свое счастье и если бы находили все, мир бы был залит ярким солнечным светом.Но так не бывает. Бывает, так как бывает, и каждое утро, просыпаясь, мы смотрим сводку погоды. А для кого-то и электрическая лампочка – солнце. И каждая из героинь этой книги, присаживаясь к читателю, рассказывает ему свою историю.Например, о том, «Как я хотела родить ребенка».Вперед, читатель!Это уже седьмой сборник рассказов Сергея Монастырского. Предыдущие вы можете найти на сайте Литрес.

Дом сумасшедших

Клава выглянула в окно. Была суббота, жаркий июльский полдень поднимал волны пара от расплавленного асфальта. Тем летом они всей семьей снимали дачу в ближайшем Подмосковье, и была такая же жара, и все своей большой родней они выбрались на озеро купаться, варить уху, валяться на траве с дурманящими запахами разноцветия, ну, в общем, приехали. Тех, кто не жил на даче, оставили в городе.

В одну машину все не вместились. И, когда сгрузивший первых пассажиров автомобиль поехал за второй частью компании, они развели костер, подвесили над ним рыбацкий котел для ухи и стали на расстеленной клеенке раскладывать немудреную закуску.

Ужасно хотелось выпить!

— Ничего, разрешил Геннадий, — по рюмочке! Они догонят!

А вот рюмочек, как и разовых стаканчиков, в корзинах не оказалось!

— Может из горла? — предложил Василий.

Когда-то он был мужем Клавы, потом они развелись, и теперь он просто ее друг, потому что никакой другой у него так и не завелось, а к Клаве он привык. Так и жили. Отдельно, но как бы и вместе.

— Мы не пролетарии! — весело заметил Геннадий.

Ну, да, он был большой начальник, А Василий и вправду был пролетарием. Как поступил после техникума на завод, так до сих пор на нем и работал простым фрезеровщиком, потому что рабочие больше получали.

— Ну, тогда истекайте слюнями! — ответил Геннадию Вася и поднес бутылку ко рту.

— Стойте! — воскликнула Катя, у нас же половник есть!

— Идея понравилась, и все, хохоча и как-то приспосабливаясь, начали отхлебывать водку из половника, передавая его как переходящей приз друг другу.

… — Эх, — вздохнула Клава, отходя от окна. — Вернуть бы сейчас тот день!

— Какой день? — спросила Катя. Она сидела за столом в зимней шапке и шубе, ожидая поезда, который должен подъехать к подъезду дома и увезти, ее к сестре Марине, снимавшей квартиру в Питере.

— Тот день, — вздохнула Клава, — когда все мы были счастливы, а ты была здорова!

— Я не больная! — возразила Катерина.

— Да?! А чего же тогда сидишь в шапке и шубе?

— Ну, я же у Марины останусь, а скоро придет зима. Не ехать же мне сюда за шубой!

— Поняла?! — обратился к Клаве Геннадий, лежащий на диване и читающий газету. — Логика у нее так совершенно нормальная. Только мне она вот уже где! — и он провел ладонью по горлу.

— С ней надо говорить на ее языке! — заметила Клава.

— Да? Ну, так забери ее к себе и разговаривай. Она тебе сестра!

— Ты не понимаешь, что ни я с ней, ни она со мной. Ее жизнь уже не изменишь. А мою, дай мне дожить как-то по-человечески!

— А, мою?! — закричал Геннадий. Что же вы, сестры, не даете сдать ее в сумасшедший дом?

— А я не сумасшедшая! — услышала разговор Катя.

— Нет, конечно! — успокоила Клава.

— А ты, Гена, — обратилась она к ее мужу, — не особенно и утруждаешься! — За всем следит тот, кто готовит — твоя кухарка!

— Горничная! — поправил Геннадий.

— Ну, да, так приличней! Есть у нее еще одно звание — трахальщица! — Ты ведь, Гена, не с Катей этим занимаешься?!

— Не твое дело!

— К тому же, Гена, ты, когда на ней женился, взял обязательство! А когда жена заболела, захотел ее выбросить!

— Слушай, мне это надоело! Вас две сестры, у каждой квартиры, у Катьки есть дочь, вполне уже тетка!

— Двадцать лет — не тетка!

— Не тетка, но она с квартирой!

— Ты ее не считай. Раз в три месяца ее кладут в психушку.

— Слушай, я, когда пятнадцать лет назад взял Катьку замуж — заблудшую овцу, которая трех мужей сменила, что вы мне тогда о той наследственности не сказали! Знали и на меня хотели все свалить?!

— Никто, Ген, не знал. Ты сам помнишь, как влюбился в нее без памяти?!

— Скоро забуду! — буркнул Геннадий.

Три сестры. Клава.

— Вась, — ну отстань! — Клава с трудом отцепила с колена широкую ладонь Василия, норовившая залезть ей под платье.

— Клав, ну мы что с тобой, пионеры?! — уже возбужденно дыша, бормотал Василий.

— Я сказала, это только после свадьбы!

— Да я хоть завтра!

— Слушай, Вася, а зачем тебе вообще жениться?

— Ну, как…. Ну, все женятся…. Ну, и чтобы…. это…. каждый день!

— Это каждый день?! — передразнила Клава. Люди, Вась, женятся, когда не могут друг без друга!

— Так я и не могу! Сколько мы уже с тобой ходим!?

— А я могу!

Клава прищурилась, в упор посмотрела на Василия.

— А ты меня что, вот так сильно любишь?

— Очень! — подтвердил он, — вон, сколько девок на меня вешаются, а я только к тебе!

Василий и правда был красавец, высокий с атлетической фигурой. На последнем курсе технологического техникума, где они обучались и недавно окончили, отбоя от девиц у него не было!

— Лучше бы ты, Вася, их по очереди трахал, тогда бы и от меня отстал!

— ДА?! — вдруг вскипел Василий, — Да хрен с тобой! Чего я, правда, уже год, как м онах хожу! Вот пойду и трахну! Все, Клава, надоело!

— Стоять! — спокойно сказала Клава, и помявшись, тихо засмеялась.

…В техникуме они всегда ходили вместе, на завод после диплома тоже пошли вместе, только Вася рабочим, потому что они больше получают, а Клава, как положено технологом.

Все удивлялись, — что им еще надо! Женились бы и все?

Жениться Вася рвался, хотя любовь его настигла только на последнем курсе, а Клава, конечно, все еще ждала большой настоящей любви.

Вася ей, конечно, нравился: и жених завидный, и ее на руках носит!

— Смотри, дождешься, что в девках останешься, — говорила мать.

И сестры поддакивали:

— Что еще нужно, если парень тебя так любит!?

— Сегодня любит, а завтра нет! — возражала Клава.

— Вася-то?! Нет, этот будет любить всю жизнь! Поверь, мы тебя старше!

Сестры были хоть ненамного, но действительно старше. И красивая, как она считала, средняя — Катя, вообще была красавицей и любимицей семьи. Как красавица она успела выйти замуж и почти тут же развестись, но вовсю продолжала крутить романы.

Старшая Марина вела строгий и целеустремленный образ жизни. Училась в музыкальном училище, и на следующий год собиралась поступать в консерваторию.

— Муж мне не нужен! — говорила она. Он будет мешать, а любовников я всегда найду.

И находила.

— А если забеременеешь? — спрашивала Клава, — все, прощай музыка?!

— Не забеременею, — отвечала Марина. Я умею.

— А как?! — страстно поинтересовалась Клава.

— Зачем тебе? Вот будешь выходить замуж, научу.

… К свадьбе Клава готовилась недолго.

В основном спрашивала у сестер, как, и что делается в постели и как не забеременеть. А все остальное было просто.

Решила, что никаких торжеств и никаких свадебных платьев, и заваленного едой стола! Снимут маленький домик на базе отдыха за городом, позовут только членов семьи и ближайших подруг и друзей. У Василия вся семья состояла только из матери.

В небольшом кафе на базе отдыха — а это была их заводская база — скромно посидят, гости разойдутся, а они с Васей останутся. Не проводить же первую брачную ночь в общей квартире!

Правда, Вася тут же начал считать своих ближайших друзей. Набралось человек пятнадцать.

— Я сказала, — Клава сразу взяла командный тон, — с каждой стороны по два человека!

… Уроки сестер оказались напрасными. Забеременела Клава почти сразу.

А через положенное время родился мальчик. Назвали Никита.

Год купалась Клава в счастье материнства, а потом стала замечать, что жизнь сузилась до размеров ее комнаты. Она жила в каком-то вакууме.

Конечно, Вася, как и обещал, по-прежнему носил и ее и пацана на руках, почти не отлучался из дома, кроме как на работу, но и разговаривать с ним было не о чем. Он тоже был в вакууме своего дома, своих нескольких коллег, от которых и узнавал кое-какие новости.

Окном в мир, был телевизор.

Правда, жить стало легче. Сестры разбрелись по своим углам. Катя в очередной раз вышла замуж за капитана дальнего плавания и переехала в его квартиру, благо, что самого капитана там никогда не было.

Марина уехала в Петербург и поступила в консерваторию.

Клава затосковала. Хотелось деятельности и активной жизни!

И как-то вечером перед сном, когда Василий, как всегда, обнял ее, потянулся за утехами, она, отстранив его, вдруг спросила:

— Вась, а ты меня любишь?

— Так я…. — опять потянулся к ней Вася.

— Подожди! Можешь сделать для меня подвиг?

— Хоть десять! — опять попытался продолжить свой путь Василий.

— Да не этот!

И Клава рассказала мужу свою задумку.

Василий берет кредит, Он зарабатывал много, и ему дадут. Клава покупает три импортных швейных машинки, они арендуют помещение и открывают ателье.

Нет, она не будет шить на заказ. В ателье, состоящем из нескольких профессиональных швей, — а она уже узнала, где их взять, будут шить копии брендовых платьев, джинсовых костюмов и сдавать их в магазины. Ее расчёты показывали неплохую прибыль и неплохую зарплату швеям, чтобы они не уходили.

— А Никита? — спросил Василий.

— Ему же почти два года, с мамой посидит. Я с ней договорилась.

— А почему не на завод?

— Не хочу. Скучно, и работать надо на дядю! К тому же там дисциплина, а если Никита заболеет, что я буду делать?!

… Дело пошло. Через три года кредит был возвращен, ателье стало популярным, можно было обойтись и без магазинов. Никите уже было пять лет, и он ходил в садик.

И, наконец, Клава решила взять первый в ее жизни отпуск.

Конечно, и до того каждое лето она брала так называемый «рваный отпуск» по пять дней в одном месяце, по несколько дней в другом, бывало по две недели, но все отпуска уходили на хозяйственные дела — ремонт и переоборудование своей трехкомнатной квартиры, из которой давно съехали сестры, и летние лагеря Никиты, к которому приходилось ездить чуть ли не каждый день, словом, на хозяйство. Вася деятельно принимал во всем этом участие, тоже тратя свои отпускные дни.

Ну, все! Пора было зажить по-человечески! Никите уже исполнилось десять.

И это была их первая заграница. Турция. Анталия, первая линия, пляжный отель. Хотя и трёхзвёздочный, но показался им раем!

И, как ни странно, именно в это райское время появилась первая трещина в их семейной жизни с Василием.

Единственное, что они делали вместе, — это выходили после завтрака на пляж, занимали лежаки. После этого Василий спал, прикрывшись газетой, просыпаясь, шел в бар пить пиво, которое, как и везде здесь, было бесплатным, оно здесь входило в стоимость путевки, продолжая спать, изредка окунался минут на десять в воду — плавать он не умел!

В обед ел все, что только стояло на общем шведском столе, пополнялся пивом, и опять спал, но уже в номере.

Вместе выходили только с Никитой на анимацию, но сидел он безучастно, поглядывая на часы и ожидая, когда они пойдут обратно в номер, чтобы выпить в баре по-настоящему.

— Вась! Пойдем, погуляем по набережной, вдоль моря! Ну что уж сразу в отель? — кричала Клава.

— Клав, ну чего я там не видел?!

— Да ничего ты здесь не видел! — в сердцах бросала Клава, и они одни с Никитой шли на прогулку.

— Это, чего я там не видел?! — звучало на каждое предложение: поехать на экскурсию, взять путевку на морскую прогулку, проехаться по побережью.

Ездили вдвоем с Никитой.

— И зачем ты с нами поехал?! — уже в сердцах сказала Клава.

Вернувшись, домой, она вдруг стала замечать, что и была одна. Вместе они были только в хозяйственных делах и обдумывали хозяйственные вопросы.

Даже сидя по вечерам перед телевизором, говорить им было не о чем.

— Вась, — вдруг обнаружила Клава, почему я тебя не разу ни с какой книгой не видела?

— Я только по слогам умею, — пошутил Василий.

— Нет, ну правда?

— Клав, а зачем книги? Вот телевизор: там и новости, и путешествия и про разные страны.

— Через полгода они развелись.… Благо у Василия была однокомнатная квартира, оставшаяся от умершей матери, которую они хранили для Никиты.

Вася никак не мог понять, почему Клава не хочет жить вместе.

— Вась, ты от меня отстал, как наша страна от Америки! — объясняла Клава. — Ну, не интересно мне с тобой.

— Но, я же тебя люблю! Я же не мешаю!

— Я же тебе любить не запрещаю!

С тех пор они жили отдельно. Вася до самой смерти больше не женился и в любовных увлечениях замечен не был.

Женщины, наверное, были, как такому большому и красивому мужику без женщин.! Может это действительно была его единственная любовь, но Клава близкой подруге объясняла это по-своему:

— Вася привык ничего не менять. Как встал когда-то к фрезерному станку, так и проработал за ним, в том же цехе и на том же заводе всю жизнь, И я для него такой же привычной стала, только для секса!

— А ты что, до сих пор сексом с ним занимаешься?! — изумилась сестра Катя.

— Упаси бог! Как-то раз пристал, так я ему такой отлуп дала. Умерла, так умерла!

Но Вася все равно оставался в Клавиной жизни. Сначала у него был законный повод — общение с сыном. Потом все время нужно было в чем-то помочь: то, что-то сломается, то ремонт в кухне сделать, то Клава заболеет и нужно лекарство, продукты принести!

Клаве привычно: вроде не муж, но муж на час в доме есть!

Конечно, появлялись и другие мужики, но также как женщины у Василия, они появлялись незаметно для других и ненадолго.

Потом начались другие проблемы. Сестра Катя все искала свое счастье и вела веселую жизнь. Подрастающая дочь от первого брака в этом процессе не участвовала. Катя время от времени сдавала ее маме, с которой в одной квартире и жила Клава. Мама была уже старенькой и очень больной, поэтому практически дочь сдавала на руки Клаве.

…. Мама, Вася, племянница — все это легло теперь на плечи Клавы.

Потом, когда началась череда несчастий, она вспоминала об этом периоде, как о счастье.

Сначала умерла мама. Через год разбился на мотоцикле — это было его увлечение — Никита. Потом куда-то пропал Вася.

Две недели ни сам не звонил, ни трубку не брал, когда Клава звонила. Позвонила на завод: Василий не выходил на работу.

В самое страшное не верилось. Но пришлось вызвать милицию, взломать дверь.

Василий умер во сне, не заметив этого.

«Тромб!» — сказал патологоанатом после вскрытия.

Кате пришлось остановиться на любовном бегу и забрать Сашу.

А Клава теперь ходила навещать три могилы.

Три сестры. Марина.

Короткий зимний день подходил к концу. Дворники едва успевали сметать мокрый снег с лобового стекла. Мрачные темные улицы Петербурга медленно проплывали за окнами машины, стоящей в пробке центральных улиц.

Музыку радиоприемника Марина не включала. В ушах еще звучала музыка новой оперы, которую она уже третью неделю репетировала в оркестре Мариинского театра.

Скрипка, как всегда, лежала на заднем диване. Зачем она ее брала, сама не знала. Можно было оставить в театре, ведь все равно в однокомнатной квартире двухэтажного дома, которую оркестр ей выделил, сразу играть было невозможно.

Но нет — брала! Уносила домой, а утром опять вносила в машину.

Мария задумывалась: почему ей, одной из сестер, досталось такое счастье: Питер, Мариинка, солистка оркестра!

Ведь, конечно, ничего, кроме маниакального упорства, ну может быть и таланта, отличавшего ее от сестер, в ней не было.

Ни Катиной красоты и любвиобилия, ни Клавиного упорства в жизни и работе. Так, в общем-то, талантлива в своем деле, ну и что?!

Ни любимого мужчины, ни само собой детей даже в перспективе. — Дети, это конец карьере! — и как говорится, счастья в личной жизни.

Вон, Клава, с мужем развелась, а он ее любит, обожает, ни на шаг не отходит!

Катька, же вообще — очередь из мужиков стоит! Не работала ни дня, а всю жизнь живет на содержании богатых мужчин. И как живет! Норковую шубу захочет — кинут к ее ногам!

— Ладно! — подумала Марина, — во-первых: ей только тридцать четыре, во-вторых: а надо это мне!?

Вдруг странный удар где-то в капот заставил с ужасом нажать на тормоза!

В шоке она распахнула дверь так, что мчащаяся в другом ряду машина, чуть не снесла ей дверь!

Заскрипели тормоза и автомобили справа и слева и, естественно, сзади, остановились.

Марина с ужасом, и ничего еще не понимая, смотрела, как перед ее капотом лежит распластанный молодой человек.

Все дальнейшее происходило как в тумане.

Скорая помощь, и полицейская машина, протокол, вопросы дежурного капитана…

В памяти остался только дежурный и его слова:

— Автомобиль будет пока на штрафстоянке. Решение о том, как с вами быть, будет через два дня, после заключения врачей!

— Где он? — хватило сознания спросить.

— Кто? — не понял капитан.

— Сбитый!

Капитан написал что-то на бумажке и протянул ей.

— Вы под подпиской о невыезде! — предупредил он.

…. Домой идти, не было сил. Марина взяла такси и поехала в больницу, указанную в записке капитана.

— Ничего вам сейчас никто не скажет, — отрезала ей медсестра отделения. — Кости вроде бы целы. Не скажу о голове. Будут наблюдать!

— А когда? — начала свой вопрос Марина.

— Завтра! — отрезала медсестра. — Идите домой, девушка. Ночью здесь нечего ждать.

Но домой Марина не пошла. Она попросила разрешение посидеть в приемном отделении.

Ответили неопределенно:

— Здесь все сидят! Никто разрешения не спрашивает.

Прошла бессонная ночь на жестком стуле. Пришло утро. Наконец, часам к десяти удалось уловить какого-то врача.

Тот посмотрел на фамилию, сестра сверилась с компьютером.

— В шестой палате, — сказала она. — Жив, здоров. — И добавила: Посещение с пяти вечера!

Марина пошла домой и уснула мертвым сном. До вечера проспать, конечно, не удалось.

Марина ходила кругами по комнате, ища, чем себя занять. Ничего не находилось. В театр звонить тоже не хотелось — не до дел теперь!

От этого человека, лежащего сейчас в шестой палате, зависело теперь все. Ей казалось, что вся ее будущая жизнь, пойдет насмарку: грозило и лишение прав, или пожизненное обеспечение этого человека.

О самом этом парне Марина почему-то не думала, хотя его жизнь зависела сейчас от последствий этой аварии.

… В палате, куда привела ее сестра, лежало четверо мужчин.

— Марина растерялась, она ведь не думала, как узнает свою жертву.

— Фамилия? — еще раз спросила сестра.

Марина назвала. Фамилию она знала из протокола.

— Николай! — протянул ей руку услышавший фамилию молодой, лет тридцати пяти мужчина.

Марина подошла, руку пожала, представилась.

— Это я вас сбила!

— Я догадался, — улыбнулся Николай.

— Почему?

— А кто ко мне может еще прийти?

— У вас, что, нет родных?

— Есть, они в Новосибирске, а я недавно сюда приехал пробоваться!

— То есть, у вас и друзей толком здесь нет.

— Нет.

Марина стала раскладывать на тумбочке продукты и соки, принесенные с собой.

— Как ваше здоровье, Николай?

— Врач сказал все цело, голова только очень болит. Понаблюдают пару дней и выпишут.

Марина облегченно вздохнула.

— Николай, когда Вас выпишут, нам нужно будет с вами встретиться у следователя, чтобы оформить все бумаги об аварии. Вы не против?

— Конечно.

— Давайте обменяемся телефонами, и я за Вами заеду. Где вы живете?

— Снимаю комнату в общежитии.

Он назвал адрес.

— Хорошо. Машину у меня пока отобрали, я заеду на такси.

— Да вы не волнуйтесь, — неожиданно сказал Николай, — я сам виноват.

— Это почему еще?

— Я переходил в неположенном месте!

— Ну и что. Я обязана была принять меры. А я, признаться, задумалась, и просто Вас не заметила.

— Не вздумайте это сказать следователю.

— Что это Вы так обо мне заботитесь?

— А зачем мне Вас губить? Я цел, кровью не исхожу!

— Марина замялась, а потом все-таки выдавила:

— Я отблагодарю!

— Зря вы так, — ответил Николай. — Такое было хорошее знакомство!

…Николая выписали. И выдали заключение для полиции.

— Травма не опасна для жизни, средней тяжести. Но, в конце все-таки было приписано: «которые, впрочем, не исключают последствия, в течение следующего периода нуждается в наблюдении».

— Ну и что мне с этой справкой делать? — сказал следователь. — Я вам выпишу штраф, или лишу прав на полгода, а потом человек не дай бог, концы отдаст!

Марина и Николай вздрогнули от такой бесцеремонности.

— Знаете, что, — предложил Николай, — Оставлю Вам заявление, что никаких претензий ни сейчас, ни в будущем к водителю не имею.

— А она потом в суд подаст на возмещение лечения, скажет, меня ввели в заблуждение или еще чего выдумает!

— Я тоже оставлю Вам заявление или договор, что при наступлении последствий, обязуюсь взять на себя расходы на лечение. У меня очень неплохая зарплата.

— А где вы работаете?

— В Мариинском театре.

Для любого питерца слова, «Мариинский театр» имеют священное значение.

— Ладно, — вздохнул следователь. Давайте оформлять!

… Для Марины наступила обычная жизнь. Но, конечно, в начале она раз в неделю звонила Николаю, справлялась о здоровье, но это скорее из вежливости.

Николай отвечал неожиданно весело, один раз даже пригласил в кафе на чашку кофе.

Встретились.

— А чем вы занимаетесь? — спросила Марина.

— Ничем. В советские времена таких сажали за тунеядство. А вообще я пьесы пишу и вот надеялся кого-то в Питере заинтересовать.

— Вы такой самоуверенный? — прямо спросила Марина.

— Нет, у меня литературное образование. И две поставленные пьесы в Новосибирске.

— Ого! — удивилась Марина, — вот кого я сбила!

Через пару месяцев Николай перестал отвечать.

Марине даже показалось, что он сбрасывает звонки.

Интуицией Марина чувствовала что-то плохое.

Ну, найдет она его, и что? Вдруг осторожное замечание врача, написанное в конце заключения, сбылось?!

Нарваться на новую проблему?

В конце концов, в чем ее вина? Она же звонит? Он не отвечает. А может: Николай с возу, кобыле легче!

Так в терзаниях прошел еще месяц.

И Марина не выдержала, поехала по адресу, по которому ездила за Николаем, когда он выписался из больницы.

— Коля-то? — спросила вахтерша общежития, услышав его фамилию. — Плохо с ним, девочка, вставать он перестал, увезли его в больницу.

Больницу Марина нашла. Нашла и палату.

Увидев Марину, Николай вздрогнул.

— Зачем ты? — зло спросил он. — У меня все в порядке. Исчезни из моей жизни! И добавил:

— Претензий к тебе никаких. Сам справлюсь!

— Как справишься? — спросила Марина, уже поняв, что ноги у Николая парализованы.

— Как-нибудь, — ответил он и закрыл глаза.

Марина нашла врача.

— Это от аварии? — спросила она.

— Мы читали прежний диагноз, — подтвердил врач. Беда ждала своего часа.

— Это навсегда?

— Думаю, да. Дело не в ногах. Дело в определенных мозговых клетках. Удар был серьезный!

… Марина почувствовала что-то страшное. Она еще не осознавала, что именно. Но, это точно не было связано с судьбой Николая. В сущности, это был чужой для нее человек, с которым ее связала роковая случайность.

Вечером дома к ней пришло осознание страшной беды, нет не Николая, а ее самой.

Вспомнила кабинет следователя, нотариуса, который заверил печатью ее обязательство пожизненного содержания потерпевшего, в случае чего тюрьма, которая светила бы, при наступлении тяжелых последствий, и спасшее ее письменное заверение Николая об отсутствии претензий.

Наступило и другое осознание — что вся прежняя жизнь ее закончилась, закончилась карьера, оркестр Мариинского театра, всевозможные сольные гастроли! Все! Этот страшный удар оборвал все нити, связывающие ее с прежней жизнью!

После бессонной ночи единственная дорога, имеющая для нее какое-то значение, была дорога в больницу. Никого плана в голове не было. Была только отчаянная мысль, что что-то определиться могло только там.

По дороге, конечно, заехала в театр. Администратор оркестра, взглянув не ее лицо, молча без вопросов, подписала заявление об отпуске за свой счет.

Николай никак не отреагировал на ее появление. Лежал отрешенно глазами в потолок. Марина присела на стоящую рядом табуретку. Молчала. Не знала, как начать.

Молчали. Николай даже не пытался чем-то помочь.

Наконец, Марина нашла самый простой и ясный вопрос.

— Что мы будем делать?

— Мы? — переспросил Николай. — Мы — ничего. Живите своей жизнью, а я своей. А если Вы о том обязательстве у следователя, то забудьте — имуществом я быть не собираюсь.

— Ну, а как же… — начала, было, Марина.

— Я сказал, — уже зло произнес Николай, что никаких заявлений на все такое писать не буду. Сам решу свои проблемы. Уйдите только из моей жизни!

— Это почему такое благородство?! — уже тоже начиная злиться, спросила Марина. Она в глубине души собиралась решить вопрос какой-то суммой.

— А что мне будет легче, если я испорчу еще и чужую жизнь?! Да, я инвалид, но я еще не мертвый! Как-нибудь выберусь!

— Я могла бы помочь деньгами, — уже мирно сказала Марина.

— И что на них куплю? Дом в деревне?!

— Ну, Вы могли бы снять квартиру. Все не это общежитие…

— И кто меня там будет обслуживать? Твоя мать? — Знаете, что, девушка? Идите-ка вы отсюда! На улицу я выкинут не буду. Есть же дома инвалидов в конце концов…

… Эта ночь также прошла без сна. Единственное, что четко придумала Марина, это то, что в следующем свидании удастся по-доброму поговорить с Николаем и узнать, привязана ли его банковская карта к номеру телефона. Тогда она переведет ему на некоторое время полмиллиона рублей. Эти деньги у нее были, а остальные она заработает.

Но сон не шел. То ей с ужасом представлялось, что через какое-то время, опомнившись, Николай будет ее шантажировать.

То, что, если даже Николай не изменит своего благородства, приедут из Сибири его родители и будут с ней судиться!

В общем, ни о какой дальнейшей спокойной карьере, гастролях, ей уже не думалось.

То вдруг потрясла совсем другая мысль: здоровый, и видимо, талантливый человек по ее вине, обречен теперь прожить до конца своих дней в постели, или прикованным к инвалидной коляске! Или прожить в неуютном, вонючем инвалидном доме!

Это была роковая ночь ее жизни.

Утром она пришла к Николаю.

— Когда тебя выписывают?

— Когда будет куда. Сейчас работают с социальными службами. А тебе зачем? — перешел он так на «ты».

— Затем, что будешь жить у меня. Вернее, со мной! — поправилась она.

— Я же сказал!

— И я сказала! — оборвала она его. Решение мое взвешенное, обдуманное, никакой жалости! Вместе влипли в эту историю, вместе будет выбираться!

И уже умоляюще добавила:

— Я прошу, не мучь меня!

…Николай переехал. Началась почти двадцатилетняя эпопея Марининой жизни. Из Мариинки конечно, пришлось уйти. Ни о каких репетициях, речи теперь не было.

Она устроилась почасовиком преподавать в консерватории и изредка по выходным играть в любительском оркестре.

Кое-как жизнь с Николаем налаживалась. Иногда они выезжали на инвалидном кресле на улицу, гуляли в ближайшем парке. Николай писал. Его начали ставить. Марина выполняла роль его театрального агента, менеджера.

Она сняла заднее сиденье автомобиля и теперь могла возить Николая на прогулки в парк другие общественные места.

Нет, они не стали мужем и женой, просто близкими и почти родными людьми с одними интересами.

Впрочем, насчет мужа и жены. Как-то через год она услышала шум в комнате Николая.

Она тихо вошла. И при свете ночника под откидывающимся одеялом увидела лихорадочные движения его рук.

Марина все поняла. Она сняла с себя ночную рубашку, подошла к испуганному от открывшейся его тайны Николаю, откинула одеяло. Член стоял, как вздыбленный столб.

Марина поднесла палец ко рту, показывая, что нужно вести себя тихо и осторожно села на этот столб.

… Секс стал регулярным. Нет, они не стали мужем и женой, это не переходило в любовь, скорее было обычной и привычной необходимостью. Согласитесь, странно если мужчина и женщина живут в одной квартире и между ними ничего не происходит!

Конечно, какие-то эмоции были. Сколько раз после того, как все кончалось, Николай в порыве всяких чувств, прижимал Марину к себе, целовал в исступлении и долго не отпускал!

Но затмение проходило, и Марина осторожно вырывалась из его объятий. Нежно гладила его по щеке и уходила, как будто между ними ничего не произошло.

На эту тему они друг с другом никогда не говорили.

Так и жили — вместе, по отдельности.

…Когда Марине было уже за пятьдесят, Николай умер.

Три сестры. Катя

Телефонный звонок оторвал Клаву от приготовления ужина. Никита, которого она забрала из сада по дороге домой, сидел на диване в своей комнате и канючил:

— Есть хочу!

Звонила Катя.

— Клавуль, я тебе Сашку на ночь подброшу?

— Слушай, я ей все собрала, а в сад ее можешь завтра не водить.

— Ах, ты кукушка!

— Кукушка подбрасывает детей в чужие гнезда, а я в свое родное гнездо!

— Молодец! И кто же на сегодня этот счастливый человек?

— Какой человек?

— Который тебя будет трахать?!

— Ну, это мы еще посмотрим! — гордо сообщила Катя.

— Ой! Я тебя умоляю! Книжки, конечно, будешь читать?

— Ой, такой мужик, глаз не оторвешь!

— Ну, парень. Я-то уже тоже не девушка!

— И долго ты будешь с чужими мужиками по койкам валяться!?

— Пока замуж не выйду!

…Замужем Катерина уже была, от этого счастья и родилась дочь Саша.

Муж был на семь лет старше Кати, которая на ту пору только поступила в университет. Откуда, конечно, немедленно ушла. Ее муж был грузин, и по его понятиям жена должна сидеть дома, готовить обед и воспитывать детей.

Ничего из этого, когда Саше исполнилось уже два года, Катя не делала.

Муж был богатый. Имел собственную фирму, деньги, которые ежемесячно оставлял Кате, пополнял ее карточку, не контролировал, и она целыми днями, возя дочку в коляске, бегала по фирменным магазинам, встречалась с подругами в кафе, словом, жизнь вела веселую. Хороший был муж. Он понял быстро, что из Кати домохозяйку не сделать, и махнул на все рукой.

Где он обедал, где ужинал и выпивал с друзьями и деловыми партнерами, Катя не знала, потому что это ее особенно не интересовало.

Квартира, в которую после замужества переехала Катя, была в элитном доме, где на первом этаже находилась клиринговая служба. За определенную плату служба эта убирала квартиры, стирала в своей прачечной белье, и хотя потом Катя несколько раз выходила замуж, или просто жила на правах любовницы, такого коммунизма в ее жизни больше не было.

Через четыре года муж сообщил, что переводит свою фирму на Кипр, и уезжает туда видимо, навсегда.

«А я?» — спросила Катя.

— А ты — нет! — просто объяснил муж. — Но ты хорошая девочка, я тебя обеспечу.

Он купил ей двухкомнатную квартиру в обычном доме, и до тех пор, пока Саше не исполнилось шестнадцать лет, честно переводил ей ежемесячное содержание. Хотя в переводе непременно было указано, на счастье дочки. Денег с лихвой хватало на их двоих.

Поэтому Катя больше никогда не работала и вообще не заморачивалась материальными проблемами. К тому же быстро поняла, что каждый новый любовник, это новые деньги.

— Везет тебе, Катька! Красивая ты! — вздыхала Клава, когда Катерина приводила к ней дочку на очередную ночевку или даже оставляла на две недели, на которые новый ухажёр увозил ее на море.

Сашу на море она с собой не брала. Зачем портить радость любовнику.

Катя действительно была красивая. Блондинка с вьющимися от природы локонами, высокая, тонкая, она такой и оставалась несмотря на то, что годы шли.

И также от природы беспечная и веселая, она не доставляла мужчинам никаких проблем!

— Кать! Сколько можно вот так, стрекозой порхать по жизни!? Спрашивала, когда приезжала к сестре в Москву, самая серьезная из них, Марина.

— Слушай! Разве плохо, что у меня как у женщины все есть!

Дочка есть, обеспеченность материальная есть, любовники, а это ведь от слова «Любовь» — тоже есть! Остается только жить весело и красиво! — Крыть было нечем!

— А ты не думала, что, когда постареешь, кончатся и любовники, и деньги!

— Вот тогда и выйду замуж! Это не проблема!

… Так и случилось.

Когда Кате исполнилось сорок, с Сашей происходило что-то непонятное. Ей было уже восемнадцать. Но о поступлении в институт и речи не было. У Саши начались сильные головные боли, и время от времени сильные приступы ярости, во время которых к ней лучше было не подходить! Она била на стенах квартиры дизайнерские работы и картины, крушила все подряд.

По рекомендации врача при первых признаках начинающихся приступов, Сашу клали в психдиспансер.

Через тройку недель она выходила оттуда спокойная, но замкнутая, и нечего не хотела делать.

Опять помогла Клава. Она взяла Сашу в свое ателье.

— Теть Клав, я шить не умею и не могу! — сопротивлялась сначала Саша.

— Шить не будешь! Попробуй какие-нибудь дизайнерские детали на этих моделях. Ты молодежи вкус знаешь! — Предложила Клава — если что-то получится, буду платить зарплату. А пока — просто из интереса!

Неожиданно получилось. И Саша даже увлеклась. Вечерами часто Клава говорила:

— Пойдем ко мне ночевать. Веселее будет.

Звонила Кате:

— Можешь сегодня приводить любовника, Саша у меня!

— Где его взять?! — то ли смутилась, то ли правду сказала Катя.

Предсказания Марины сбывались. В таком возрасте диапазон свободных мужчин маловат. А Саша открылась Клаве, у которой год назад сын Никита разбился на мотоцикле.

— Знаешь, тетя Клава, ведь в тот день поехать с Никитой мы должны были вместе. Он взял меня с собой в мотоклуб, и я уже надела шлем, чтобы усесться на заднее сиденье. И вот неожиданно он говорит:

— А ну, слезай! Может, какое предчувствие у него было!

Я говорю:

–Ты что, сдурел?! Зачем я сюда пришла? — а он все равно:

— Кыш, говорю!

Я разозлилась, как швырну шлем об стену! И он уехал. А через пятнадцать минут разбился.

Клава поняла.

— Не мучь себя, девочка! Ты ничего не могла поделать!

У Саши видимо тогда начались будущие приступы:

Она затряслась, стала биться в истерике и беспрерывно кричать:

— Я хочу, чтобы мы вместе разбились! Зачем он меня здесь оставил?!

У Клавы мелькнула какая-то неожиданная мысль.

На следующий день, когда Саша была спокойна, она осторожно спросила:

— А ты не влюбилась в него, случайно?! Может, между вами….-

Саша спокойно прервала:

— Что вы, тетя Клав! Ведь он мой брат! — Просто ему там уже спокойно, а мне здесь нет!

…. Грузинский муж, как и обещал, уже два года перестал переводить деньги. Дела на любовном фронте как-то шли вяло. Катя действительно начала задумываться о старости. И ей повезло, может быть, в последний раз.

Как-то подруга пригласила ее в ресторан на юбилей мужа.

Мужа Катя знала. Все вместе иногда встречались где-нибудь в кафе, а большинство гостей — нет.

Напротив Катерины за столом сидел моложавый, лет пятидесяти мужчина, который, как казалось, не обращал на нее никакого внимания!

— Вдовец. Уже год! — шепнула на ухо подруга, обратившая внимание, как Катя буквально не сводит с него взгляда.

Когда расходились, и Катя случайно оказалась рядом с этим мужчиной, он, деться ему, видимо, было некуда, подал ей пальто.

— Обидно! — тихо, но так чтобы он слышал, сказала Катерина.

— Что обидно? — не понял сосед по столу.

— Вы за мной даже не попытались ухаживать! Старею что — ли!

Мужчина улыбнулся:

— Да что вы! Просто вы такая яркая, куда уж нам!

— Хотите, сотру макияж и вылью ведро воды на голову, — пошутила она.

— Не хочу! — засмеялся он, — лучше буду ухаживать.

И протянул руку:

— Геннадий!

Они вышли на улицу. Он поймал такси и предложил подвезти.

Когда подъехали к Катиному дому, — дочь, как всегда, в таких случаях, была у Клавы. Он спросил:

— А нет здесь рядом какого-нибудь кафе?

— Зачем?

— Жалко расставаться, просто посидим, побеседуем!

— Есть, — ответила Катя. — В моей квартире.

Геннадий вдруг стал серьезным.

— Вот так сразу?!

— Не сразу, — поспешила Катя, — Просто посидим, поболтаем!

Конец ознакомительного фрагмента.