Прирожденный воин

Сергей Самаров, 2004

Майор Сохно снял броник, отбросил пистолет. В руке остался только нож. Как и у его соперника – чеченского бандита. Когда-то они воевали в Афгане, были боевыми товарищами. Теперь – смертельные враги. Бандит должен быть уничтожен. Если он ускользнет, произойдет крупнейший теракт. Хитроумная компьютерная операция с участием изощренных хакеров может направить ракету на судно, где проходит ежегодная встреча членов «большой восьмерки» – президентов и премьеров восьми самых развитых стран мира. Но этот теракт может быть предотвращен точным ударом ножа...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

«Мерседес-500» Доктора Смерть пристроился на дворовой стоянке рядом с милицейским «уазиком». Сам Доктор открывает дверцу, выставляет на снег одну ногу и так курит, не спешит подняться в офис. И даже двигатель машины оставляет включённым. Он хорошо знает, что там сейчас начинается «прокачка» задержанных ментов, роли распределятся, как обычно бывает, сами собой, и исполнители будут импровизировать на ходу, подстраиваясь к действиям коллег. И потому желает задержать полковника Баранова, который тоже должен вскоре подъехать, чтобы не помешал процессу. Допрос неофициальный, принятый в спецназе, обычно осуществляется в тылу врага и обязан давать моментальный результат. Там не признаются адвокаты и слюнявые законы — только лишь психологическое давление и физическая боль, умело перемешанные и направляемые. Появление полковника ФСБ само собой предрекает прекращение такого активного разговора и несёт запрет на применение нестандартных методов. Следовательно, это может помешать добиться результата. Сам полковник тоже знает положение вещей и потому не спешит. Сказал Доктору, что сначала заедет вместе с человеком из отдела борьбы с незаконным оборотом наркотиков своего управления в отделение милиции, попытается узнать что-нибудь относительно Басаргина и только потом пожалует в офис.

Между делом Доктор рассматривает трубку телефона спутниковой связи. В НЦБ ему в самом деле пытались всучить «дипломат» с оборудованием. Доктор категорично потребовал трубку. После десятиминутного препирательства он своего добился. Сейчас проверяет и сам аппарат, и систему подключения кабелей к нему. Кабелей в упаковочной коробке оказалось много, и сразу показалось невозможным разобрать, какой для чего предназначен. С техническим английским языком Доктор не слишком дружит, хотя свободно общается и с англичанами и с американцами на бытовом и военном уровне, но прочитать сразу инструкцию не может. И откладывает это занятие до того, как освободится Тобако…

* * *

Дым Дымыч зачем-то задёргивает шторку на окне. В комнате полумрак, который кажется слегка зловещим. И даже сам звук — скрежетание колец по металлической трубе гардины проходится по нервам «гоблина», заставив его передёрнуться, как от озноба.

— Зачем вы, друг мой, пожаловали на эту квартиру? — добрым, предельно вежливым голосом задаёт вопрос Пулат, не вставая с кресла и не выпуская из рук портрета допрашиваемого. Очевидно, образ «гоблина в мундире» ему очень приглянулся. Несравненно больше, чем оригинал.

«Гоблин» осклабливается и выдаёт откровенное признание:

— По сусекам поскрести…

Должно быть, ему нравится пользоваться своей внешностью и играть роль дурака. Но Виталию почему-то кажется, что перед ним дурак не совсем абсолютный. По крайней мере иногда с проблесками сознания…

— А почему вы выбрали для прогулок именно данную местность?

— Случай подсказал…

Тобако, должно быть, разделяет мнение «маленького капитана», потому он и продолжает, делая вид, что наивно верит «гоблину»:

— Лапшу нам на уши не вешай… В детский сад мы все уже давно не ходим. Да и тебе пора бы детсадовские привычки забыть… На квартиру идут по наводке. Сюда никто навести не мог…

«Гоблин» доволен. При разговоре по крайней мере не бьют.

— Это профессионалы так работают. Профессионалы… «Домушники»… А я же… Перекреститься могу — первый раз! Бес попутал… Обыск вчера был у соседей. Ключи подвернулись… Я и сообразил, что ключи от этой квартиры… Поговорил с ребятами, и поехали…

Интерполовцы переглядываются.

— Кстати, насчёт обыска… По какому поводу такое знаменательное событие состоялось?

— Капнул кто-то… Наркотиками там торговали…

— Так вы, милый мой, — Пулат по-прежнему остаётся вежлив, в нём всегда пробуждается чрезвычайная вежливость при экстремальных обстоятельствах, — работаете в отделе по борьбе с незаконным оборотом наркотиков? В ваших документах значится, что вы из патрульно-постовой службы… Не успели «ксиву» сменить?

Нет, такими пустяками «гоблина» не смутить и с толку не сбить. Тем более если он имеет возможность говорить почти правду.

— Нас привлекают иногда… Когда народ нужен…

— А остальные, значит, были из оного отдела?

— Да нет… — «Гоблин» даже усмехается недогадливости оппонентов.

— Так — «да» или «нет»?

— Нет. Бывает, что оперативность важна. И выезжает, кто свободен…

— Кто пока свободен… — уточняет Пулат. — То есть кого пока ещё не посадили…

«Гоблин» пожимает в ответ плечами.

— И вы, значит, решили воспользоваться своими воровскими привычками и похитить ключи… С детства, наверное, руку набили… Так и тянется в чужой карман…

— В первый раз… Покойной мамой клянусь!

— Не стесняйтесь, рассказывайте… — добро настаивает «маленький капитан». — Предварительно вы выяснили, что дети ушли в школу, хозяйку квартиры вы вызвали на допрос в отделение… Это же естественное продолжение вчерашнего — вызов на допрос… А сами…

— Ну… — не видит «гоблин» расставленные «сети». — Сюда поехали…

— А по какому поводу хозяйку квартиры допрашивают? — Тобако «сети» замечает и начинает гнать «рыбку» туда. Не очень назойливо, без нажима, но целенаправленно.

— Как свидетеля…

— Майор Шерстобитов, значит…

«Гоблина» даже не удивляет тот факт, что называют фамилию майора. Значит, Виталий существенно ошибается. Сообразительностью сержант блистать не научился.

— Да.

— И майор, значит, вам доложил, что хозяйку он займёт надолго, а вам приказал ехать на квартиру?

— При чём здесь Шерстобитов?.. У него свои дела, у нас свои…

Начальство сразу не сдают… Его сдают постепенно, с уважением…

— А сам майор сюда не пожелал показаться? Или он думал присоединиться к вам позже?

— Он на допросе… «Дело» раскручивает…

— Ему сейчас накрутят… Больше, чем вам накрутят… Я так думаю.

Звонок сотового телефона мешает Андрею задать следующий вопрос. Тобако смотрит на определитель. Звонит Доктор.

— Слушаю.

* * *

Доктор устал сидеть в машине и теперь прогуливается вокруг неё, легонько попинывая широкую резину колёс. Ему только что позвонил Баранов, сообщил, что возвращается вместе с Басаргиным, которого удалось вытащить. Доктор попросил полковника ехать осторожно, поскольку дороги скользкие. Баранов понял. После этого Доктор набрал номер Тобако.

— Когда закончите? — интересуется.

— Не могу точно сказать. Беседуем… Дым Дымыч ещё отдыхает.

— Приступайте. Надо форсировать. Баранов вот-вот будет… Александра с Александрой везёт…

— Как вытащил?

— Я не в курсе. Приедет — расскажет.

— Задержи их. Я тебе позвоню, как освобожусь.

— Постараюсь. Хотя Басаргин, наверное, домой рвётся… Ночь в «обезьяннике» просидел, там не отдохнёшь…

— Задержи… Или пусть сначала в квартиру пройдут… Чайку попьют… Душ после «обезьянника» принять просто необходимо и всё прочее…

* * *

Тобако убирает «сотовик», делает два шага и останавливается прямо перед «гоблином», насмешливо рассматривая его сверху.

— Похоже, твоему Шерстобитову уже основательно дали по рогам… Арестованного освободили.

— Не может этого быть… — откровенно беспокоится «гоблин». Но тем не менее верит. Есть в тоне Тобако что-то такое, что уверяет в его правдивости сильнее, чем удар кулака Пулата. Да и то, как обращаются хозяева офиса с ментами, уже показывает, что за спиной у них кто-то стоит — более значимый, чем мелкое ментовское начальство.

Тобако продолжает, не реагируя на реплику:

— Но прежний вопрос меня не перестаёт волновать… И потому я продолжу разговор: кто и по какому поводу, говоришь, на Басаргина «капнул»?..

— Откуда я могу знать? — нервно возмущается «гоблин». — Я человек маленький. Меня не спрашивают.

Странно, отчего он вдруг так занервничал? От сообщения об освобождении Басаргина? От мыслей о своей участи? Или от чего-то ещё, вызванного вопросом Андрея? Простая теория постановки допроса говорит, что следует обращать особое внимание на моменты, когда допрашиваемый начинает нервничать. И Тобако решает на своём настоять.

— А мы на всякий случай спросим… И тебе придётся ответить…

— Спросим… Отчего ж не спросить… — с другой стороны кабинета медленно приближается Сохатый. — Не захочешь, а ответишь… Когда очень просят, отвечать надо… Поверь, это даже приятно… Ответишь, и сразу боль проходит. Дышать можешь полной грудью…

— Какая боль?..

— Физическая. Есть люди, которые больше страдают от нравственной. С теми работать труднее. Они любят прогуливаться на собственную Голгофу. Но ты, слава богу, не из них…

Чувствуя в голосах угрозу, «гоблин» пытается отодвинуться подальше, толкаясь одной ногой и одной рукой. Палас в кабинете оказался малоприспособленным для подобного фигурного катания. А тут ещё с третьей стороны дорогу перекрывает Пулат, расставшийся с любимым креслом.

— Мы же вроде договорились пообщаться… мирно… — «гоблин» по-прежнему гнёт свою линию. — Я откровенно не советую вам обострять отношения… Никакая «крыша» потом не поможет…

Он продолжает отодвигаться, пока не упирается спиной в ноги Дым Дымыча. Сохатый наклоняется, берёт мента за мизинец и поднимает руку, заставив того упасть боком на пол. Руку при этом не выпускает, только перехватывает второй рукой запястье, и рассматривает сначала, словно цыганка, ладонь.

— Линия жизни у тебя короткая… Не иначе, под трамвай попадёшь…

— Какой трамвай… Какой… — «Гоблин» кажется испуганным. Похоже, он не любит физической боли.

— А вот номер трамвая у тебя на ладони не написан…

Углубляться в хиромантию Дым Дымыч не желает и резко переворачивает кисть вверх тыльной стороной. Коротко осматривает и нажимает согнутыми указательным и средним пальцами на какие-то одному ему известные точки. «Гоблин» коротко взвывает.

— Что делаешь?..

Сохатый сохраняет невозмутимость.

— Проверяю реакции нервной системы. Раздражаю твой зубной нерв. Если я захочу тебя сейчас убить болью, то нажму на нужные точки на десять секунд. Ты не выдержишь шока… Впрочем, при твоей тупости ты можешь и двенадцать секунд протянуть… Может быть, даже тринадцать… Больше самые тупые не выдерживают. Но зачем нам здесь такой вонючий трупняк… Поэтому я буду просто нажимать раз за разом, с маленькими перерывами на отдых. Вот так…

«Гоблин» взвывает снова.

— Будем говорить?

— Будем…

Он оказывается сговорчивым парнем, склонным к восприятию ненавязчивого постороннего мнения. И вообще в характере «гоблина» начинает просматриваться что-то чисто журналистское: он внезапно обретает страсть к распространению новостей… А через минуту, после нового нажатия Сохатым на нужные точки, уже желает заменить собой целое информационное агентство. Просто фонтанирует интересной информацией…

2

Отдельной мобильной офицерской группе подполковника Разина не удалось как следует отдохнуть после серьёзной операции по задержанию полевого командира Батухана Дзагоева, освобождению захваченных чеченами заложников^[11], последующей операции по аресту Шерхана Дзагоева, министра строительства республики. Тогда Разину пришлось почти добровольно пойти на то, чтобы его захватили боевики, на кратковременный плен, чтобы завершить начатое дело. Сразу по окончанию операции предполагалось вылететь в бригаду. Осталось совсем ничего — закрыть продовольственные аттестаты и проездные документы дооформить. Но за несколько часов до посадки на «борт» последовал звонок по телефону «ВЧ» сначала из штаба бригады. Разина нашли быстро и пригласили к аппарату.

— Александр Андреич… — Мрачный голос начальника штаба кажется более мрачным, чем обычно, и не предвещает ничего хорошего. — Собрался вылетать?

— Группа в сборе. Все готовы…

Начальник штаба вздыхает, и Разин догадывается…

— Извини, ситуацию не я диктую…

Теперь вздыхает Разин. Хотя и знает, что его вздох ситуацию изменить не в состоянии.

— Срочное задание. Свободных групп рядом нет… То есть нет настолько знающих обстановку, как ты со своими парнями. В придачу выделяем наши два взвода. И десантники роту дадут. Всё под твоё командование. В республиканском управлении ФСБ подготовлены для тебя карты спутниковой съёмки… Получи…

— Снова снимать, наконец-то, начали?

— Начали… Понемногу и космос оживает… Но это не наши карты. Пока нам помогли парни из Интерпола. Они тоже замешаны в ситуации. Информация пришла от них. Там же, в отделе, получишь шифротелеграмму. Большая «портянка»… В трёх частях…^[12] Предварительная разработка операции. Полную, с привязкой к местности, проводишь сам…

— Есть провести самому, товарищ полковник.

— Действуй. Будут проблемы, докладывай сразу в Москву. Они сели на контроль…

— Понял…

Последнее сообщение вроде бы не предупреждает открыто, но Разин давно научился понимать то, что начальник штаба бригады только в голове держит. Но держит, кстати, умышленно открыто. И потому подполковник легко соображает, что это обыкновенное, чуть не открытым текстом данное предупреждение — дело стоит на контроле в самых высших инстанциях, и потому ответственность за выполнение задания удваивается. Значит, будут со всех сторон лезть с советами и с предложениями помощи. И необходимо от этой помощи увернуться так, чтобы никто не помешал, и самостоятельно дело сделать.

Старая истина: если дело серьёзное и контролируется «сверху», всегда находится много желающих подмазаться и неуклюже помочь, чтобы потом приписать себе роль более значительную. А чем такая помощь оборачивается — Разину известно давно. Московские чины всегда считают, что для качественного проведения любой операции требуется чуть ли не задействование всех резервов. И пытаются навязать эти резервы, хотя в действительности посторонние силы только мешают и не приносят того результата, которого можно незаметно и без лишнего шума добиться малым числом. Но числом подготовленным, тренированным, натасканным на выполнение подобных операций. Группа «волкодавов» Разина как раз из таких. И лишние силы могут быть только помехой.

Выйдя из кабинета связистов, подполковник не успевает пересечь коридор, как за его спиной открывается дверь, и лейтенант кричит вдогонку:

— Подполковник Разин! Москва требует! Полковник Мочилов…

Разин возвращается.

— Слушаю, товарищ полковник, — говорит в трубку не слишком бодро.

— Приветствую тебя, Александр Андреич! Уже наслышан, как ты Дзагоева брал… Красиво, но одобрить не могу… Слишком большой риск. Кроме того, нам доложили, что у тебя сердчишко пошаливает…

— Нет, Юрий Петрович. С сердцем почти нормально. Это была дезинформация противника. Перед кардиограммой крепкого чая перепил, чтобы «мотор» работал соответственно…

— Понял. Не злоупотребляй… Я помню, ты к чаю сильную привязанность имеешь… Тебе из бригады звонили?

— Только что поговорил.

— Берёшься?

— А я имею возможность отказаться?

— Состояние здоровья… С «мотором» шутки плохи. У меня под рукой есть группа, но она не так хорошо знакома с обстановкой. Могу откомандировать, чтобы тебя заменили, но группу твою оставлю.

Разин отвечает не задумываясь:

— Нет. Я со своими… А дополнительная ОМОГ^[13], честно говоря, не помешала бы… С солдатами… сам знаешь как… Кто командир?

— Полковник Согрин.

Подполковник вздыхает так, чтобы вздох был слышен на другом конце провода. Вздохами тоже следует уметь вовремя и целенаправленно пользоваться, так же, как понимать чужие вздохи. Мочилов это умеет, иначе Разин и вздыхать не стал бы.

— Не лучший вариант, Юрий Петрович. Ты вместе с Согриным поставишь меня в трудную ситуацию. Если я буду разрабатывать и проводить операцию, а Согрин попадёт в моё подчинение — может получиться не совсем тактично. Всё-таки полковник… И командир очень опытный… Я был под его началом. В Афгане ещё… Взводом в его батальоне командовал. Если он будет командовать, как положено по званию, я не понимаю, зачем мне разрабатывать детальный план, коли новый командир всё равно будет действовать по-своему… А Согрин, как я помню, всегда по-своему действует…

— Я понял. Подумай, как можно обеспечить взаимодействие. У него группа маленькая. Три человека. Один из них тебе немного известен — майор Сохно^[14]. Помнишь, после первой войны он выручал пленных… Захватывал глав тейпов и старейшин, потом менял на наших… Его тогда еле-еле от суда отмазали… Прокурор попался… Хорошо, должно быть, заплатили ему… И не хотел понимать, с кем воевать собрался. Пришлось включить агентуру, собрать материал на прокурора и самого посадить на восемь лет… Преемник оказался сообразительнее… Сохно чечены до сих пор помнят…

— Я знаю майора. С удовольствием взял бы его к себе в группу, но…

— Но Согрин не отдаст. Они вместе с семьдесят первого года, с «вьетнамских лейтенантов»… Подумай, как можно их использовать.

— Хорошо. Я сначала ознакомлюсь с материалами.

— Ещё одна маленькая деталь. Ты помнишь события восемнадцатилетней давности?

— Если есть что вспомнить, то вспомню…

— К нам на стажировку присылали иорданцев.

— Было такое дело.

— Лейтенант Азиз…

— Это тот самый Азиз?

— Тот самый.

— Буду рад посмотреть, что из него вышло… Тогда был с амбицией, но бестолковый…

— Вот потому мне и хотелось бы, чтобы операцию провёл ты. Ты его немного знаешь. Сможешь предвидеть возможные ходы.

— Времени прошло много. Азиз должен «подрасти»…

— Вот и проверишь его «рост». Действуй. Что надо будет, звони напрямую.

* * *

Выдвигаются на оперативную позицию с предельной осторожностью, только ночью, в течение трёх суток.

Идти приходится по снежной горной целине, среди камней и деревьев, торить тропы через сугробы. Но и темп необходимо выдерживать максимально высокий. Рота десантников укладывается в расчёты Разина откровенно с трудом. Да и солдаты-спецназовцы тоже языки на плечи выложили, хотя идут более грамотно, умеют беречь силы.

— Отцы-командиры перестарались… — перекатывающимся баском ворчит майор Паутов, заместитель Разина, оглядывая солдат, остановившихся на короткий привал.

— Чем недоволен? — переводя дыхание, коротко спрашивает подполковник.

— Я сколько раз говорил… Посмотри на их расписание занятий… Бегать и ползать больше надо, а не драться. Ты часто за последний год в «рукопашке» участвовал?

— Один раз… дома… Мальчиков-хулиганчиков во дворе приструнил…

— Вот и наших мальчиков готовят, чтобы на гражданке подраться могли… А лучше бы на выносливость натаскивали… На лошадиную… Даже на простую «упёртость», чтоб через «не могу» могли… Чтобы ломались, но шли…

— Дело говоришь… — соглашается Разин. Вздыхает, оглядывает отряд и тут же командует голосом, который усталости не показывает, хотя командир тоже устал. — По-одъём! Вперёд! В прежнем темпе…

Разин уверен только в своих парнях. Мобильные офицерские группы проходят подготовку отдельно и по собственной программе. И уровень подготовки совсем иной, чем у солдат и даже у линейных офицеров. И профиль подготовки у каждого из офицеров группы индивидуальный, с уклоном на специализацию и личные физические и волевые качества. Особое место занимает программа по психологической подготовке. Но общие занятия традиционно максимально приближаются к условиям глубоких многодневных рейдов, проводятся на пределах выносливости. В боевой обстановке эти занятия сказываются.

Дозоры разведки приходится менять через полчаса, чтобы сберечь парням дыхание — не по живописной лесной тропинке в своё удовольствие гуляют. Не берёзовой веточкой комаров отгоняют — замёрзшие пальцы сжимают холодную и весомую сталь автомата. И в мокром снегу по колено… Снег на ноги липнет, цепляется, словно пытается заставить тащить за каждой ногой по целому сугробу. Точно тот же график смены Разин выбирает для отделений ведущих. Физически здесь нагрузка сильнее. Но если разведку Согрин доверяет спецназу, то на роль ведущих определяет десантуру. Ведущие тропу прокладывают. Для всех остальных. Чтобы остальные силы сохранили. Предельно плотную тропу, проходимую. За долгие полчаса интенсивного и темпового уминания снега пар начинает валить от бойцов, как на морозе после бани. Затем отделение переходит в замыкающие — идёт по самой утоптанной тропе, а следующее принимается за работу. И так без конца. Смена за сменой. Благо, бойцов выделили достаточно. Вот тот случай, когда количество переходит в качество — философская величина работает. В другом случае это оправдывается далеко не всегда. Устают все. Но идут. С зубовным скрипом, через силу — себя преодолевают, а не только километры одолевают. Офицерам роты десанта подполковник объясняет — десант будет иметь время на отдых, спецназ — нет. Им предстоит с марша вступить в бой. Поэтому тропа — за десантом. Спецназ идёт замыкающим. Тропу не торит. Ему ещё свою торить — ползком, без привала. В последнюю ночь…

Только в непосредственной близости от базы полевого командира Азиза, когда каждый шаг уже приходится дополнительно контролировать на осторожность, Разин останавливает отряд на большой отдых. На час раньше, чем в предыдущие двое суток. Потому что ночью предстоит разделиться — десанту необходимо выступить в оцепление и на позиции отдохнуть. А спецназовцам выполнить основную работу. Скрытно и чётко, без права на ошибку и небрежность.

Подполковник собирает вокруг себя всех офицеров десантной роты. Ещё раз сверяется с командиром роты по карте. Задача простая — перекрыть пути отступления. Рассредоточиться, занять позиции и ждать, когда «загонщики» выгонят на них «волков». У капитана карта стандартная. Тропы на ней обозначены только старые, если вообще указаны. Спутниковая съёмка показывает все недавние следы. На предыдущих привалах капитан, по приказу подполковника, тщательно переносил обозначения спутниковой карты на свою. Другие отдыхали, командир кропотливо водил карандашом по планшету. Сейчас сверяют вместе. Всё точно. Каждый командир взвода задачу получил раньше. Маршрут знает.

Кажется — всё!..

— Отдыхать всем, кроме охранения! До темноты… Огонь не разжигать! Не курить! Громко не разговаривать! На открытые места не выходить! Все средства связи заглушить! В эфире тишина…

В этих местах нет населённых пунктов. По крайней мере карта их не показывает. Можно было бы и днём идти. Но на карте космической съёмки в некоторых местах есть странные и достаточно чёткие линии. Трудно сказать, что это такое. Может быть, просто снежные уступы, нанесённые ветром. Но вполне резонно предположить, что это тропы. Куда они ведут? Этого не знает никто. Подполковник решает не рисковать. Нельзя дать возможность Азизу потерять ощущение безопасности, уйти самому и увести своих необычных «гостей».

Охранением традиционно заведует майор Паутов. Разин не вникает в его распоряжения. Своих забот хватает. И ещё беспокойство за группу Согрина. С полковником и с его двумя офицерами беседовали за три дня до выхода.

— Азиз грамотный командир. Я проанализировал несколько его операций. Не зря его у нас натаскивали. Лис командует волками. И с толком командует. Всё делает хитро и предусматривает пути отхода в нескольких вариантах. Его несколько раз заманивали в ловушки — всегда уходил. Один путь перекроют, у него оказывается запасной, непредвиденный. Два перекроют, три, всё равно уходит. Сколько этих запасных — три, пять, десять?..

— База в таком месте, — добавляет Паутов, — что есть только две стороны отхода. Это значит, что Азиз свой паровоз загнул в тупик? А он никогда себя в тупик не загонял… Задача…

— Ловушки? — спрашивает полковник Согрин, понимающий всё с полуслова.

— Я слышал про эти места… — вступает в разговор майор Сохно. — Не ловушки и не задача… Сеть сообщающихся пещер! Чуть в стороне… Выход в другую долину, на проторенные тропы. Но не был здесь ни разу… Надо искать то, что Азиз оставил про запас…

— Мне тоже так доложили, — подполковник Разин соглашается. — Пещерами Азиз не может не воспользоваться, если знает об их существовании. А он знает наверняка, потому что в его отряде есть и местные жители. Но, согласно космической съёмке, база устроена не в пещерах. Что это значит?

— Это значит, что база расположена там, где жить удобнее… — высказывает предположение Кордебалет — майор Афанасьев, третий член группы Согрина. — Вполне может быть, что в пещерах нет воды. Это всё-таки высокогорье, и не каждая речка имеет обыкновение бежать вверх по склону…

— Я пришёл к такому же выводу, — Разин соглашается. — Но Азиз не тот лис, который живёт в норе с единственным входом. Он наверняка изучил пещеры. И будет уходить через них.

— Он будет не просто уходить… — предполагает Сохно. — Он через замаскированные выходы будет отдельными джамаатами выходить нам в тыл и действовать на уничтожение живой силы. Короткая эффективная атака в спину, и моментальный отход до следующей атаки в удобном для него месте. Если только не пожелает просто сбежать… А у него, я слышал, есть к тому причины…

— Есть, — кивает Разин. — Ему надо вывести трёх пленников в безопасное место. Что вовсе не исключает первое… Не исключает, что часть отряда через пещеры постарается выйти нам в тыл и атаковать…

Согрин спокойно рассматривает карту. Он признаёт доводы подполковника основательными. С пещерами следует разобраться и обеспечить безопасность группы превентивными мерами.

— Принимаете на себя?

— Принимаю… — полковник отвечает задумчиво.

— Сколько бойцов с собой возьмёте?

— Я бы вообще никого не взял. Троим пройти незамеченными легче…

— Но втроём и обследовать пещеры тяжелее… Может просто не хватить времени. Физически не хватить… И где-то что-то останется, что может сорвать всю операцию.

— Я возьму отделение, — соглашается Согрин. Довод подполковника основательный, против такого не возразишь. Тем более что никто даже представления не имеет, что представляют собой эти пещеры, сколько имеют ходов и выходов.

— Десантуру… — категорично говорит подполковник полковнику. — Спецназ я задействую при захвате базы. Там с десантурой работать труднее.

— Согласен, — кивает Согрин. — Мне нужны не столько бойцы, сколько носильщики… — Но… Хотя бы пара из них должна иметь навыки минёров…

Легко работать с людьми, если мысли настроены на одну волну. Полковник и подполковник понимают друг друга и строят планы исходя из необходимости. И никаких личных амбиций. Никакого ущерба для дела только от того, что у командира операции на одну звёздочку на погоне меньше, чем у командира вспомогательной группы.

Группу Согрина выбросили отдельным вертолётом далеко в горах — в другой стороне, сразу же после собеседования. Разин побеспокоился о подготовке до того, как полковник дал согласие. Не сомневался в своём бывшем командире. И не ошибся. Экипированные по зимней норме, но без права разводить огонь на привале. Пищу разогревать на спиртовых примусах. Ночёвки, естественно, без палаток. При таких условиях выжить трудно, не то что провести боевую операцию…

Где-то они сейчас?..

Впрочем, Разин надеется на опыт и разум всегда строгого и сдержанного Согрина… Полковник не из тех, кто что-то забывает предусмотреть, и уж совсем не из тех, кто не может действовать в соответствии с обстановкой.

3

В дверь не позвонили… Просто Тобако, слушая рассказ «гоблина», улавливает характерные щелчки открываемого замка. Потом слышатся голоса из коридора. Это Ангел, выполняя обязанности охранника при двух ментах, разговаривает с пришедшими. Пару слов пробасил Доктор. Коротко, но раскатисто хохотнул. Должно быть, представляет себе ситуацию, когда маленький Пулат укладывает на отдых гиганта-мента, сравнимого по габаритам с ним самим. Не удаётся разобрать, что говорит Александра, хотя голос её слышится отчётливо. Баранов с Басаргиным или говорят тихо, или вообще молчат.

Дверь офиса не открывается. Значит, Доктор уводит Баранова к Басаргиным.

Посторонние звуки и сам «гоблин» слышит. И настораживается, не зная, продолжать ему рассказ или дождаться, когда его вызволят. Дым Дымыч по-прежнему жёстко держит его кисть в своих руках и в любой момент готов повторить опыт с пробуждением зубной боли. Это весомый аргумент.

— Дальше, дальше, мы тебя очень внимательно слушаем… — настаивает Тобако.

— Там пришли… — В голосе мента звучит надежда.

— Это не к тебе… Там вернулся хозяин квартиры, где вы вчера погром устроили. Он пока чайком побалуется, отдохнёт от ментовского запаха… Может быть, ванну примет… Так что у тебя есть время всё рассказать… Дальше!

* * *

— Мне чай без сахара и… как всегда… покрепче… — просит Доктор, не пожелавший пить кофе. Он и кофе обычно пьёт из посуды, сопоставимой с его телесными объёмами. А Александра всегда разливает кофе по мизерным японским чашкам. В знак протеста Гагарин выбирает чай.

— Чай заваривать надо, — отвечает Александра. — Подождёшь?

— Чтобы время не тянуть, прямо в бокал завари… Полторы ложки чая…

— Как у вас сердце терпит… — качает головой полковник Баранов.

— Оно у меня большое, — традиционно отмахивается Доктор. — Кстати, Саня, Ангелу на пост тоже можно чашечку кофе доставить… Его не сразу сменят… Он, кажется, тоже пьёт без сахара. Считает, как и я, что сахар мозги размягчает…

— Много сахара употребляет тот, кому не хватает любви. Своей или чужой, — констатирует Александра. — Это исследования японских учёных. У вас с Ангелом, могу сделать вывод, с этим всё в порядке… Чего не скажешь о Тобако… Ему тоже отнести? И Виталию?

— Они присоединятся к нам чуть позже. Там ещё и Сохатый. Он тоже сахар любит… Пока им мешать не стоит. Допрос — дело по-восточному тонкое…

Возвращается из ванной комнаты Басаргин — умытый, побритый после ночлега в грязноватой ментовке. Заходит в соседнюю комнату, через пару минут возвращается ещё и переодетый.

Баранов смотрит на него настолько осуждающе, что без пристального внимания становится понятной шутливость взгляда.

— Ты чему радуешься? Официально ты сейчас находишься под следствием… Надо бы для приличия взять с тебя подписку о невыезде.

— Боюсь, что мне придётся выезжать в любом случае. — Александр смотрит на Доктора и добавляет. — Вместе со всей командой… Но сначала провернуть кучу дел здесь…

— Как, кстати, ты вывернулся? — интересуется Доктор. — Обошлось без подписки?

— Товарищ полковник бессовестно «подставил» своего сослуживца из наркоотдела… — шутит Саша. — Попросил его забрать к себе все материалы дела, поскольку это дело вливается в другое, более широкое, в которое ментам соваться откровенно не рекомендуется. Оформили всё документально. Сразу приехали с соответствующими документами, подписанными, но незаполненными. Там и заполняли… Как, кстати, Сергей Иванович, вы такие бумаги добыли?

Баранов хмыкает:

— Я их и не добывал. Их принесли от генерала Астахова. «Альфа» каким-то образом оказалась в курсе событий… Без моего участия.

— Должно быть, Тобако расстарался.

— Больше некому, — соглашается полковник. — Таким образом, уважаемый господин Басаргин в настоящее время проходит подозреваемым по делу, расследуемому ФСБ. Иначе его невозможно было вывести из сферы интересов ментов.

— Я думаю, — поправляет сам Басаргин, — только из сферы профессиональных интересов. Ещё останется интерес бандитский, рэкетирский, террористический…

— Ну, уж, ты сразу… — усмехается Баранов.

— Нет, Сергей Иванович, я не сразу. Я был готов к такому повороту событий. И даже провёл превентивные мероприятия. Я же не знал, что Доктор с Тобако так поспешат ко мне присоединиться. А сейчас в полном составе нам предстоит заняться оперативными мероприятиями. Интенсивное следствие…

— Что-то серьёзное наклёвывается? — Сергей Иванович даже поставил на стол чашку с кофе, чтобы слушать внимательнее.

— Жду сообщений от комиссара, чтобы развернуть операцию… По всей вероятности, действовать придётся не только совместно с «Альфой», но и с ГРУ. По крайней мере для ГРУ я передавал карту космической съёмки. Они уже проводят операцию в наших интересах на территории Чечни. Думаю, наши бывшие спецназовцы смогут стать связующим звеном в координации действий. Остальное пока рассказать не могу…

— Вот так и бывает, — вздыхает Баранов. — Бывший начальник раскрыл рот и растопырил уши, а ему только общими словами дают понять, что благодарны за освобождение, но рекомендуют не соваться в ход следствия. Что ж, я согласен… И потому допиваю кофе и откланиваюсь…

* * *

Полковник допивает кофе. Но раскланяться не спешит.

— Нам перед прощанием предстоит решить ещё один вопрос — что делать с вороватыми ментами?

— Это уже надо спрашивать тех, кто с ними работал, — говорит Басаргин. — Доктор?..

— Я не работал… Сейчас приведу Тобако.

Доктор выходит и возвращается с Андреем.

— С одним мы почти закончили… Я не очень в курсе дела, которое раскручивается в настоящее время, но, судя по всему, отпускать парней нельзя… — категорично заявляет Тобако. — Посмотрим, что другие скажут, но уже первого допроса достаточно для такого вывода. Они могут дать кому-то знать, что пошла встречная атака. И это может оказаться чреватым последствиями.

— Есть два варианта, — предложил полковник. — Передать их в ведение отдела внутренней безопасности МВД или в управление организованной преступности ФСБ. Что предпочитаете?

— Я бы предпочёл ФСБ, — отвечает Басаргин, — но тогда станет ясно, что мы вышли на след ментовской банды. Само название управления всё объяснит. С другой стороны, отдел внутренних расследований тоже может «наследить» и помешать нам. Даже ещё больше. Оттуда утечка случается достаточно часто. Да ещё и честь мундира… Хрен редьки не слаще — что выбрать?

— Я бы выбрал ГРУ… — мрачно говорит Доктор. — Если ГРУ принимает участие в операции, то они смогут и пожелают вступить в игру с ментами.

— Вы считаете это реальным? — интересуется Баранов. — У ГРУ нет своих следственных органов.

— Роль следственных органов мы сможем выполнить сами — Басаргин ненадолго задумывается. — Но тогда их будут искать… Это называется незаконным арестом. По сути дела, похищением людей… За такое по головке погладить могут только топором…

Доктор хохочет. Его хохот напоминает рык хищника в пустыне.

— И пусть ищут… Следы только подмести необходимо. Машина внизу… А называться это будет не незаконным арестом. Я думаю, что называться это будет уголовным делом по поводу исчезновения экипажа патрульно-постовой машины. Найдут их нескоро…

Баранов встал.

— Всё-всё-всё… Ухожу-ухожу-ухожу… Итак, у меня что-то неладно стало со слухом. Должно быть, кофе сказывается… Крепкий… Спасибо, Санька, но мне такой уже не по возрасту… Давление поднялось, и уши заложило… Я ничего не слышал и уезжаю в неведении о ваших планах… И вообще при мне, насколько я помню, ни о каких задержанных речи не велось. Рад был оказать услугу!

Полковник поднял руку, прощаясь одновременно со всеми, и вышел.

— А я, — сказал Доктор, — хотел бы сначала выслушать начальника. Меня интересует степень совместимости наших интересов с интересами ГРУ. А после этого я сразу позвоню, чтобы от нас забрали обузу…

— Меня просили координировать действия с полковником Мочиловым, — сказал Басаргин.

— Понятно. Значит — не просто ГРУ, а спецназ ГРУ. Это даже лучше. Но с Мочиловым пусть беседуют Ангел или Пулат. Они недавно тесно сотрудничали.

Тобако пошёл к двери.

— Я подменю Ангела…

В это время в кармане Доктора подал трель телефон спутниковой связи…

Примечания

11

Роман «Риск — это наша работа».

12

В целях избегания периодичности и последующей возможности дешифровки, большие по объёму шифротелеграммы делятся на части, периодичности не допускающие.

13

ОМОГ — отдельная мобильная офицерская группа.

14

Романы «Правила абордажа» и «Закон ответного удара».