Глава вторая
Да, я сам высказал это предположение, но оно было лишь продолжением нашего с Радимовой разговора о преступлениях, совершаемых людьми разного пола. Признаться, мне было странно слышать, что одна женщина убила другую единственным ударом, пусть даже с применением кастета.
Кастет, конечно, оружие серьезное. Женщина в состоянии оглушить им мужчину, особенно со слабой челюстью и вообще головой. Они ведь по-разному принимают удары. Некоторые мужские черепа женский удар кастетом выдержат без проблем.
Убить одним ударом, тем более в затылочную часть головы, весьма сложно. Его результатом может стать нарушение координации движений, даже паралич конечностей, но смерть — это вряд ли. Роковой удар должен быть очень мощным.
Я знавал немало женщин, умеющих качественно бить рукой и ногой, даже профессиональных боксеров и милых дам, занимающихся боями по смешанным правилам. Но ни у одной из них не было такого убийственного удара. Чтобы лишить человека жизни, в атаке должны идеально совмещаться вес тела и резкость, профессиональная постановка удара и отработанная точность.
Вообще-то удар по затылку в состоянии проломить голову. Этот только рассек кожу. Данный факт уже сам по себе говорил о том, что у Алевтины Николаевны был крепкий череп, но, видимо, слабый к физическим влияниям мозг. После удара произошло кровоизлияние с моментальным смертельным исходом.
Конечно, я допускал, что атака была очень резкой. Этим можно объяснить, что череп не проломлен, а только рассечена кожа. Чтобы удар в заднюю часть головы был смертельным, следует бить не по затылку, а под основание черепа. Там легко откалывается отросток кости. Он может повредить базальтные отделы мозга, черепные и цервикальные нервы. Иногда при получении такого удара происходит прорыв твердой оболочки мозга.
Перелом основания черепа причисляется к ряду открытых черепно-мозговых травм. Этот удар может оказаться роковым, даже если он наносится без кастета. Даже мягкими частями руки, например основанием ладони.
Я выложил все это капитану Радимовой и сам согласился с тем, что знание таких тонкостей нам ничего не дает, не считая прояснения одного вопроса. Убийца не знает, как устроено человеческое тело. Не врач то есть и вообще не медик.
— Теперь о ранениях, нанесенных Алевтине Николаевне уже после ее смерти. Закрой дверь на ключ, — попросил я.
— Ты будешь раздеваться?
— Да.
— Совсем?
— Нет. Только частично. Зайдут, могут не то подумать.
— А уткнутся в дверь, закрытую на ключ, обязательно подумают не то. И так уже по управлению разговоры ходят.
— Все равно запри. Я стеснительный.
Она послушно встала и закрыла дверь на ключ из своей связки.
Я снял камуфлированную куртку, потом рубашку, спустил на колени штаны и показал Сане два места, где у меня были парные шрамы. На груди и на бедре.
Она начала фотографировать их на телефон и спросила:
— Что это? Очень похожи на те, которые на фотографии. Только почти заросли. Вопрос времени…
Тут по закону подлости, согласно которому бутерброд всегда падает маслом вниз, в дверь кто-то громко постучал.
— Минутку, — ответила капитан Саня.
Я стал торопливо одеваться. Радимова открыла дверь, когда я застегивал рубашку на груди.
Пришел, оказывается, не какой-то посетитель, а начальник уголовного розыска города подполковник Котов.
— Чем вы тут занимаетесь? — спросил он, удивленно глянув на нас.
Я как раз ухватился за замок-молнию на камуфлированных штанах, а он заедал и никак не хотел застегиваться.
— Мы тут, Василий Андреевич, изучаем шрамы, — ответила Радимова. — Капитан частного сыска показал мне повреждения на своем теле, идентичные тем, которые были нанесены Алевтине Соколянской. — Она пододвинула своему начальнику материалы уголовного дела.
Тот посмотрел на фотографии, в которые капитан Саня ткнула пальцем, и буркнул:
— Ну и?..
— Раздевайся! — потребовала Радимова. — А не то начальник нас поймет неправильно.
— Дверь закрой.
Она послушно повернула ключ в замке.
Мне пришлось снова раздеться и показать Саниному шефу свои честно заработанные бое-вые шрамы.
— На ноге уже почти полностью затянулись. На груди были глубже. Но получены в одно время, с интервалом в десять секунд.
— Что за оружие? — поинтересовался Котов.
— Самодельные сякены. Их еще сюрикенами зовут.
— Это звездочки ниндзя, что ли?
— Да. Банду мы в ущелье зажали. Пытались живьем несколько человек взять, чтобы допросить, поэтому сильно не стреляли. Пошли врукопашку. Один из бандитов и начал швырять эти штуки. Две в меня попали.
— Ты хочешь сказать…
— Что в Соколянскую бросали сякены? — вставила свои пять копеек Радимова.
— Да. Почти с уверенностью. Но нужно, чтобы патологоанатом мои шрамы посмотрел и сравнил. Расстояние между лезвиями, количество и заточка таковых может быть разным. Но главное — принцип поражения. Я ему объясню, какими сякены бывают, как бросаются, что за раны могут нанести.
— Думаешь, она оказывала сопротивление?
— Женщина погибла от удара кастетом по затылку. До того как он начал бросать.
— Тогда зачем этот тип кидал железки?
— Чтобы тело изуродовать, — подсказала начальнику капитан Саня.
— Вот-вот, точно. — Я начал одеваться. — От нелюбви ли к женщине, от зависти ли. Психопатическое проявление ненависти.
— Но такая постановка вопроса снова не несет нам даже прояснения пола убийцы, — констатировала капитан Саня. — Изнасилования нет. А Соколянская выглядела достаточно эффектно, должна была нравиться мужчинам, вызывать страсть. Сексуальная женщина. Да и одевалась соответствующим образом. Чтобы мужчин привлечь.
— Шлюха! — попросту и по-ментовски кратко охарактеризовал ее Котов.
— Можно и так сказать, хотя таких особ называют женщинами без комплексов. Но изнасилования не было. Значит ли это, что убийца — женщина? Имеем мы право так утверждать?
— Утверждать не можем, — ответил подполковник. — Но рассматривать такую постановку вопроса как версию допустимо.
— Но вот капитан частного сыска уверяет, что не встречал женщину, которая может убить человека одним ударом. Даже с помощью кастета. Хотя я лично слышала о таких дамочках. Как-то читала даже, что в Иране подготовили целое подразделение женского спецназа. Каждая из них может без проблем голыми руками уничтожить пару мужчин, не имеющих специальной подготовки.
— Это все пропаганда, — возразил я. — Природа или господь — не берусь утверждать категорично — умышленно не дали женщине тех возможностей, которые получили мужчины. Женщины должны быть хранительницами домашнего очага, но никак не воинами. Это априори. По той же причине у женщины и мужчины различная психика. Это как раз то, что мы недавно обсуждали. Природа не случайно не допустила длительного существования племен амазонок.
— Значит, убийца — мужчина? — Капитан Саня спрашивала так, словно я был готов дать категоричный ответ.
Но тут мне пришлось промолчать.
— А теперь еще использование сякенов, броски по трупу. Сделать это может как мужчина, так и женщина, — заявила Радимова. — Разница в результате вроде бы должна быть очевидна. Но мы так и не знаем, с кем имеем дело. Соперница? Однако камера наружного наблюдения показывала нам, что Соколянская пришла с мужчиной. Хотя мы не имеем оснований утверждать, что это был именно тот самый убийца. Может быть, преступление совершил кто-то другой?
— Ответы на эти вопросы мы обязательно получим. Специфичность оружия может дать конкретный след, — заметил начальник уголовного розыска и встрепенулся, словно что-то сообразил: — Александра Валерьевна, сделай-ка запрос по аналогичным преступлениям во всероссийскую картотеку.
— Я вообще-то допускаю, что она пришла с какой-то крепкой женщиной, — заметил я. — Кадры видеосъемки, как говорит запись в протоколе, такого качества, что сказать об этом однозначно никак нельзя. У женщины, особенно спортсменки, атлетическая фигура вполне возможна.
Капитан Саня только плечами пожала.
— Вот и разбирайтесь, — сердито бросил Василий Андреевич, голос которого после назначения на должность начальника уголовного розыска быстро приобрел командные нотки. — Саня, запрос сделай и мне на подпись принеси. Да побыстрее!
Начальник уголовного розыска вышел, забыв, зачем он вообще приходил в этот кабинет. Но это было не страшно. Вспомнит, снова зайдет или позвонит. Я же постараюсь, если обстоятельства позволят, больше перед его приходом не раздеваться.
Капитан Радимова негромко застонала в унисон своим мыслям и села за компьютер.
— Чего страдаешь? — спросил я.
— Опять пальцы ломать!..
— Не напрягай их, расслабленно печатай. Ладно уж, давай помогу. Может, если с работы выгонят, возьмешь к себе секретаршей. Освободи место и диктуй. Я быстро наберу.
Печатать с чужого голоса оказалось не так удобно, как под диктовку собственных мыслей. Тем не менее я справился быстро.
На компьютер начальника уголовного розыска капитан Саня отправляла файл уже сама. Без набора она с этой техникой справлялась вполне терпимо.
Через минуту Котов позвонил и сообщил, что запрос получил, распечатал и передал секретарше для отправки.
— Бюрократия у вас. — Я покачал головой. — В основном там, где не нужно.
— Есть такая беда. А компьютеризация скоро вообще работать не даст, — посетовала Радимова. — А еще говорят, что хотят нам удобство обеспечить. Раньше напишешь от руки, передашь секретарше, а дальше уже все само собой идет. Только забежит она пару раз, чтобы непонятные слова разобрать. Ладно. Я сейчас главному судмедэксперту города позвоню. Съезди к нему, покажи свои шрамы. Пусть сравнит. Это все же след. Один из немногих. Хорошо бы сякены продемонстрировать. У тебя нет в наличии?
— Никогда ими не пользовался. Но найти, думаю, смогу. Только для демонстрации, с возвратом. Возьму на время в разведуправлении округа. В диверсионном отделе должны быть как образцы. Надеюсь, не пожадничают.
— Поезжай. — Капитан Саня сняла трубку и стала накручивать диск старого стационарного телефона.
Городское управление внутренних дел никак не могло сподобиться на покупку новых, хотя бы кнопочных. В соседних кабинетах я видел такие, но мне сказали, что офицеры приносили их из дома.
— Я поехать с тобой не могу. У меня через полчаса допрос матери убитой Соколянской, а потом — ее брата. О результатах я тебе расскажу. Алло! Здравствуйте, это капитан Радимова из уголовного розыска…
Я вытащил мобильник, позвонил в разведуправление округа и попросил начальника диверсионного отдела полковника Быковского выдать мне на некоторое время несколько разновидностей сякенов. Мол, срочно нужно для судебно-медицинской экспертизы. Просто показать, не больше. Полковник пообещал выделить эти штуки из своего сейфа, разрешил приехать прямо сейчас, сказал, что закажет пропуск.
С капитаном Саней я прощаться не стал, просто поднял руку, словно пообещал вскоре вернуться и сразу ушел. Она все еще разговаривала по телефону с главным судмедэкспертом города, диктовала ему мои фамилию-имя-отчество для получения пропуска. Я однажды уже возил туда Радимову, но сам в здание не заходил.
— Ко мне вопросы или просьбы есть? — Полковник Быковский вручил мне пакет с сякенами.
Он был занят, о чем говорило присутствие в его кабинете нескольких офицеров, в том числе и двух из моей бывшей бригады. Они рвались со мной поговорить, но не решались прервать работу. Приставной стол, заваленный картами, тоже не говорил о том, что полковник развлекается.
— Мне бы к начальнику шифровального отделения попасть с просьбой, — неуверенно попросил я, тоже не решаясь мешать Быковскому.
Но он и сам, как мне показалось, был рад ненадолго оторваться от дел, махнул офицерам рукой, дескать, продолжайте работать, а сам набрал номер по внутреннему телефону:
— Виктор Иванович, Быковский беспокоит. Тут к тебе сейчас заглянет с просьбой наш капитан в отставке. Ныне частный сыщик. Помоги ему, чем можешь, уважь. — Положив трубку, Василий Игоревич мотнул головой, показывая мне направление. — Где шифровальщики сидят, знаешь?
— Последний кабинет по правой стене.
— Точно так. Иди. Там звонок. Нажми кнопку, Виктор Иванович выйдет в тамбур.
Я еще по службе в бригаде знал, что вход к шифровальщикам разрешен только командиру соединения и его первому заместителю. При этом кабинете обязательно должен быть тамбур, где шифровальщики принимают посетителей, у которых возникла в них надобность. Я добрался туда, нажал кнопку звонка. Вышел подполковник Федулов.
Мы были с ним слегка знакомы. Он когда-то проверял режим соблюдения секретности у нас в бригаде, посещал мою роту и даже сделал, помнится, какое-то замечание в акте проверки.
Если мне память не изменяет, у нас в казарме в открытом виде висело расписание занятий, в котором фигурировали такие дисциплины, как блокирование радиопеленгаторной станции противника и ликвидация его поста наблюдения. Как оказалось, такие данные должны храниться в сейфе и в голове командира. Отсюда и запись в акт с требованием устранить нарушение.
Я сделал это прямо при подполковнике, не снял расписание с доски объявлений, но замазал темным фломастером строки, которые вызвали у него возражение. Я вообще всегда был человеком покладистым, и в должности командира роты тоже.
— Здравствуй, капитан! — Подполковник крепко пожал мне руку. — Или как к тебе сейчас обращаться?
— Вообще-то меня иногда дразнят капитаном частного сыска, — с усмешкой проговорил я.
— Красивое прозвище, — заметил Федулов. — Чем могу быть полезен?
— Набор на компьютере пытаюсь освоить, товарищ подполковник, — объяснил я, слегка смущаясь своим неумелым враньем. — С этим у меня проблемы. Нет ли у вас каких-то методических пособий для тренировки?
— Есть. Я тебе дам пособие по слепому методу. Обучение для работы всеми пальцами. Сначала двумя указательными, потом по одному на каждую руку будешь добавлять. Научишься, если постараешься. Тебе скорость, как у моих солдат, не нужна.
— А у них она, извините, какая?
— Лучший показывает двадцать одну тысячу шестьсот знаков в час. Это получается шесть в секунду. Быстро работает. Остальные чуть помедленнее. Но тебе это будет лишнее. Выделю, учись. Дело необходимое. Сейчас без компьютера никуда. — Подполковник ушел в кабинет, вернулся через двадцать секунд и вручил мне тоненькую книжечку.
Почти торжественно. Как награду за будущие заслуги.
— Осваивай. Первые две страницы — рекомендации по занятиям. Потом методические таблицы. Бессмысленный набор знаков. Если по полчаса каждый день заниматься, то быстро освоишь. Методичка не секретная. Можешь не возвращать.
Я поблагодарил его и удалился.
Мне опять пришлось ехать через весь город. Это меня сильно не расстраивало, поскольку к своей относительно новой машине я уже привык, а за рулем всегда себя чувствую увереннее, чем тогда, когда являюсь хроническим пешеходом, опирающимся на реабилитационную палочку.
Хотя тут я чуть утрирую ситуацию. Металлические детали в правой ноге давно уже перестали мне мешать, и палочку я с собой не ношу. Даже ту, которую выписал через Интернет. Внутри у нее кроется стилет.
Честно говоря, протезы мне, может быть, прежде и мешали, но я так старательно убеждал себя в том, будто этого не происходит, что порой забывал про них напрочь. Но я отдавал себе полный отчет в том, что могу не выдержать стандартный пятидесятикилометровый марш-бросок. Просто одна нога у меня была значительно тяжелее другой, поскольку кость и металл имеют различный удельный вес. Где-то к середине дистанции я начал бы заметно хромать. Это портило бы строй моей роты. Командиру несолидно первому выпадать в осадок. Потому я и не рвался на перекомиссию.
По пути я заехал в почтовое отделение, где за минимальную плату мне сделали ксерокопию методического пособия. Я хотел оставить ее себе, а оригинал презентовать капитану Сане.
На городских дорогах я чувствовал себя уверенно, даже в безопасности, хотя знал, как ездят в наше время многие из тех, кто только что получил или купил права. Меня многократно спасала от аварий отработанная реакция боевого офицера спецназа. Однако я не расслаблялся, не терял внимания. Самоуверенность как раз и приводит к невнимательности.
Капитан Саня не стала объяснять мне, где искать судебно-медицинскую экспертизу, поскольку всего-то около двух месяцев назад я отвозил ее туда. Она знала, что я запоминаю такие вещи, нисколько не утруждая себя, и не ошиблась в моих скромных способностях. Я не блуждал в поисках и сразу приехал точно, даже не прибегая к помощи навигатора.
За дверью стоял полицейский сержант с дубинкой в руках. Настолько тощий, что мне захотелось пальцем его проткнуть, чтобы услышать характерный треск рвущейся бумаги. Я с большим трудом удержался от этой невинной шалости. Я молча, не выпуская из рук, показал ему свое удостоверение частного сыщика. Сержант нашел пропуск, выписанный на меня, и показал на лестницу, ведущую в подвал.
Я молча двинулся на запах, типичный, присущий, наверное, всем моргам мира. Тонкий, изысканный аромат формалина непобедим.
Уходя от ментовского сержанта, я по звуку за спиной догадался, что тот снимает трубку телефона и набирает номер. Хотелось надеяться, что он не вызывает для меня расстрельную команду. Оказалось, дежурный предупредил патологоанатома.
Навстречу мне из какого-то кабинета вышел кучерявый худощавый блондин неопределенного возраста в темно-синем халате из плотной байковой ткани. Наверное, постоянно работать в этом холодном подвале без такой одежды — это значит обречь себя на хронический насморк.
— Страхов? — спросил человек.
— Он самый.
— Мне Александра Валерьевна звонила. Я Владимир Владимирович. — Он протянул руку.
Я вынужден был назвать свое имя-отчество, поскольку не видел смысла скрывать эти данные:
— Тимофей Сергеевич.
— Заходите ко мне в кабинет. Там не так прохладно.
Я шагнул туда вслед за ним, удержался и не сказал, что не заметил разницы в температурном режиме между кабинетом патологоанатома и коридором морга. Однако запах формалина здесь был сильнее.
— Вы мне что-то принесли?
Я положил на стол пакет с сякенами, которые сам еще и не рассмотрел. Владимир Владимирович вытащил эти штуковины и принялся их разглядывать. Потом он достал линейку из ящика стола и измерил расстояние между зубцами.
— Можно этого не делать, — объяснил я. — Расстояние произвольное. Одинаковых сякенов не бывает. Разве что где-нибудь на базаре китайские игрушки продают. Боевые же делаются каждым, кто их применяет, самостоятельно, из подручного материала. Обычно используются диски от циркулярной пилы малого диаметра. Надо просто отрезать «болгаркой» лишнее, а оставшееся заточить. Кто имеет возможность, заказывает кузнецу. Такие предпочтительнее. Особенно те, которые выкованы из опасных бритв. Там металл мягче и тяжелее, хотя сами сякены чаще всего мельче. Еще они прекрасно затачиваются.
Из пяти разных сякенов, выделенных мне полковником Быковским, я пальцем отодвинул в сторону три, именно кованые. Тоже, конечно, самоделки, но для моей руки они всегда были удобнее.
— Вы таким оружием часто пользовались? — поинтересовался Владимир Владимирович.
— Нет, только обучался броскам.
— Продемонстрировать можете?
— Повесьте на дверь мишень.
Владимир Владимирович нарисовал фломастером несколько кругов, наложил на них жирный крест и кнопкой прикрепил лист к деревянной двери.
Он еще отойти не успел, только-только руку от мишени убрал, как я взял четырехконечный сякен и с разворотом через плечо бросил его в цель. Одно лезвие вошло точно в перекрестье мишени. Инерция вращения, созданная во время полета, провернула оружие, и второе острие тоже воткнулось в дверь. Только чуть выше.
Патологоанатом вытащил сякен из двери и сразу сунул в отверстие выпрямленную канцелярскую скрепку. Он измерил глубину проникновения, стремительно вернулся к столу и приложил к проволочке линейку.
— Ваш сякен проник в дверь на три миллиметра глубже, чем раны на теле убитой женщины. А дерево крепче, чем тело человека.
Его, видите ли, совершенно не заинтересовала точность моего броска! Надо же! А вот меня самого она весьма впечатлила. Не каждый раз так получается. Я вообще никогда не отличался умением метать сякены точно в цель, хотя и проходил обучение, тренировался упорно.
Такой бросок можно было отнести к случайности. Но Владимир Владимирович этого знать не мог. Любой человек на его месте высказал бы хоть какую-то оценку моим действиям. А он заинтересовался только глубиной проникновения лезвия в дерево. Этот человек явно не мог понять, что такое работа спецназа.
— Тут есть несколько факторов, — попытался я объяснить. — Первый из них таков. Когда вы производили замеры проникновения лезвий в тело, раны уже частично заросли. На живом организме они затянулись бы сильнее, но и на мертвом, пока кровь не остыла, это обязательно происходит.
— Вы меня учить пришли, молодой человек? — спросил он, и по его мутным глазам я понял, что этот человек намного старше, чем показался мне вначале.
Но Владимир Владимирович все же объяснил мне, хотя и с большим недовольством в голосе:
— Я делал поперечный разрез раны, чтобы определить глубину проникновения. Это дало бы точный результат даже в том случае, если женщина дожила бы до утра.
— Я не учу вас, просто высказываю свою точку зрения. Следующий фактор — сами сякены. Они, как я уже сказал, бывают разные — колющие, рубящие, рассекающие ткани тела, — говоря это, я пальцем показывал на острые железки, предоставленные мне Василием Игоревичем Быковским. — Каждый человек затачивает их на свой манер. С одной стороны, с двух, вручную или на станке. Одни могут проникнуть в тело глубже, другие нанесут только поверхностное повреждение. Но сякен в любом случае не смертельное оружие. Он только наносит раны, которые могут помешать человеку вести рукопашный бой. Летальный исход может последовать, если только сякен удачно попадет в горло. Но хорошие специалисты бросают, например, так, чтобы перерубить у противника сухожилия на вооруженной руке. Этого может оказаться достаточно для захвата противника без жертв со своей стороны. Наконец, третий фактор. Человек, который вооружен сякенами. Боксеры наносят удар с разной силой, резкостью, мощностью и точностью. Точно так же с сякенами. Боец сам выбирает их для своей руки — колющий, рубящий или рассекающий. Каждый, кто пользуется таким оружием, знает, что у него получается лучше. Это как талант. Один писатель создает громадные эпопеи, другой, не менее мастеровитый, предпочитает короткие рассказы.
— В ваших словах есть доля правды, но вариант с сякенами вызывает у меня большое сомнение. — Владимир Владимирович, кажется, вообще не желал считаться с моим мнением. — Я не знаю, какое оружие применял убийца, и соглашусь с тем, что оно должно быть экзотическим. Но мне все же кажется, что это не такие вот, как вы говорите, сякены.
