Засада на призрака

Сергей Самаров, 2023

Убита генерал-майор юстиции Алла Курносенко. Она вела следствие по делу наркоторговцев. Орудие убийства не совсем обычное – биатлонная винтовка. Убийца явно хочет подставить дочь погибшей, ведь та профессионально занимается биатлоном. Подполковник спецназа ГРУ Вилен Бармалеев берет спортсменку под свою защиту, одновременно пытаясь закончить дело, начатое погибшим прокурором. Он готовит наркодиллерам ловушку, намереваясь взять их с поличным. К удивлению спецназовца, в западню попадают те, кого Бармалеев даже не подозревал…

Глава вторая

Оставив задержанного под охраной старшего сержанта, подполковник со старшим лейтенантом прошли к подполковнику Скорокосову и в подробностях рассказывали ему о том, как проходило задержание Курносенко. Не могли они обойти стороной и гигантскую фигуру акыда Ахмеда Самаама. К некоторому удивлению подполковника Бармалеева, Скорокосова больше всего заинтересовал чемоданчик сирийского полковника, который он бросил в Бармалеева.

— Надо было вскрыть его, посмотреть, что там, — сказал полковник.

— У нас не было приказа на проведение обыска в палатке, — возразил, оправдываясь, Соловейчиков. — К тому же на чемоданчике кодовый замок. Чтобы его открыть, требуется время, а оно у нас было ограничено.

— Да, это мое упущение, — согласился Скорокосов. — Сказывается нехватка следственного опыта. На обыск требуется ордер и обязательное присутствие как минимум двух «понятых». Но ничего еще не потеряно, хотя полковник Курносенко, возможно, и пожелает заявить, что улики ему подбросили уже после задержания.

— Есть выход, — сказал Бармалеев. — Разрешите?.. — Он полез в карман своей куртки и вытащил смартфон. Найдя в адресной книге номер телефона майора Кологривского, позвонил.

Майор, видимо, держал телефон под рукой. По крайней мере, ответил он быстро.

— Слушаю тебя внимательно, Вилен Александрович. Вроде бы только что расстались…

Бармалеев включил на телефоне громкую связь.

— Юрий Борисович, ты в настоящий момент где находишься, чем занят?

— Ну и задачку ты перед нами поставил… Твой акыд Самаам весит, наверное, килограммов сто сорок. Пытаемся его тело загрузить в мой бронетранспортер. Я и бойцов специально покрупнее с собой взял. Все одно — тяжеловат акыд. Как только Крендель умудрился такого быка завалить. Его же очередь из автомата, наверное, не возьмет — все ему нипочем будет. Ох и задачку ты перед нами поставил, Вилен Александрович.

— Ты вот что сделай. Трап перед какой-нибудь палаткой возьми, а лучше — два трапа, переверни их и попытайся по трапам загрузить. Об удобствах покойного можешь не беспокоиться. И сними с него бронежилет и разгрузку. Все легче будет… А сам вот что сделай. Сразу за входом в палатку должен валяться серый пластиковый чемоданчик, с этикеткой строительного пистолета и кодовым замком. Захвати его с собой.

— Видел я этот чемоданчик. Сейчас, мигом сбегаю.

— И еще… — пользуясь тем, что телефон был включен на громкую связь, сказал полковник Скорокосов. — Будь так добр, выставь у палатки часовых. По два человека — спереди и сзади, где палатка разрезана. И предупреди бойцов, чтобы никто не входил и не выходил. В случае несогласия и острого желания посетить палатку — стрелять на поражение… Хотя лучше по ногам — нам свидетели нужны…

— Понял, товарищ полковник. — Майор Кологривский даже голос полковника узнал, несмотря на то что он стоял в стороне. — Есть стрелять по ногам…

Бармалеев после слов майора от разговора отключил связь. В этот момент телефон вновь зазвонил.

— Жена, — виновато сказал Бармалеев и посмотрел на полковника, спрашивая разрешения ответить.

Скорокосов торопливо кивнул.

— Слушаю тебя, только учти — я очень занят.

— Ты всегда занят, и днем, и ночью, когда ни позвони. Я только спросить хочу: у тебя все нормально?

— Нормально. Скоро буду дома. Жди через четыре месяца.

Он отключился от разговора и убрал телефон, не дожидаясь ответа Тамары.

— Давай сюда задержанного, — распорядился Скорокосов.

Соловейчиков открыл дверь и сделал знак старшему сержанту, на которого с прежней опаской косился полковник ФСБ. Крендель подтолкнул Курносенко стволом в спину, направляя его к двери кабинета. Удар был слабым, к тому же бронежилет, который «строитель» тоже носил, удар нивелировал. Однако Аркадий Дмитриевич и от него поморщился, изображая боль.

Чуть в стороне от рабочего стола полковника у стены стоял с одной стороны высокий и узкий сейф, состоящий из двух отделений — верхнего и нижнего, с другой — трюмо, рядом с которым к стене была грубо приколочена большими гвоздями вешалка — других гвоздей под рукой не оказалось.

— Красавец, — только глянув на раскрашенного кулаками майора морской пехоты Курносенко, сказал Скорокосов с некоторой даже долей брезгливости.

— Красавец, — подтвердил сам полковник ФСБ, только мельком и косо посмотрев в зеркало. Посмотрел и сразу поморщился. Но это движение, должно быть, доставило полковнику боль, которую он терпеть не привык и даже не умел, и потому долго не открывал глаза. И только когда Курносенко с трудом сумел поднять веки, он спросил:

— И как же вы намереваетесь передать меня Следственному управлению ФСБ в таком виде? Вас же самих могут привлечь за пытку подозреваемого.

Курносенко, похоже, не сомневался, что его передадут в Следственное управление ФСБ, где его вопрос благополучно будет решен. Но он, видимо, не сумел учесть кое-какие нюансы.

— А кто вам сказал, что ваше дело будут рассматривать ваши коллеги по ведомству, заинтересованные в том, чтобы не выносить сор из избы? — задал Скорокосов встречный вопрос.

— Ну, не ГРУ же будет его рассматривать? ГРУ, насколько мне известно, не наделены полномочиями следственных органов.

— Ну, — в тон полковнику ФСБ ответил полковник военной разведки, — во-первых, такой организации, как ГРУ, уже давно в Вооруженных силах России не существует. Есть только Главное управление Генерального штаба… И подчиняется оно законам Российской Федерации, за соблюдением которых следит Главная военная прокуратура, имеющая собственное Военное следственное управление. Это вам для справки… — и добавил, заметив кривой смешок полковника ФСБ: — Но и Главное следственное управление Военной прокуратуры вести это дело, скорее всего, не будет. Поскольку преступление произошло за пределами Российской Федерации, хотя и в ее войсках. Однако в деле замешаны граждане Сирии, следовательно, сирийским властям и флаг, как говорится, в руки, и барабан на шею, как юным пионерам. А кроме того, Следственное управление ФСБ ничего не знает о гражданине Сирии Гуйчи Кхаледе.

— То есть как это? — возмутился Курносенко. — В Следственном управлении прекрасно информированы, что под именем Гуйчи Кхаледа в Сирии работал я.

— Не знаю, ничего не знаю, вот официальное письмо. — Полковник Скорокосов держал в руке лист входящей шифротелеграммы. — Письмо получено по средствам шифрованной связи, потому я не имею права кому-то его показывать, кроме товарища генерала. Мы задаем вашему ведомству вопрос о причастности сирийца Гуйчи Кхаледа к покушению на генерал-полковника Сумарокова. И нам официально отвечают, что никакого сирийца Гуйчи Кхаледа они в Москве не знают.

Полковник ФСБ перевел дыхание.

— Вы бы еще спросили о причастности к подготовке покушения на Президента России. И получили бы точно такой же ответ, — сказал он.

— То есть, если я вас правильно понял, вы обвиняете свою бывшую службу в сокрытии истины?

— Примерно… — ответил Курносенко. — По крайней мере частично.

В это время дверь без стука открылась, и в кабинет вошел генерал-полковник Сумароков, при появлении которого все, включая полковника Курносенко, встали. При этом последний встал вместе со стулом, к которому его прицепил наручниками старший сержант Крендель.

— Сидите, сидите… — махнул рукой генерал.

Первым сел на стул старший сержант Крендель. За ним и остальные. Только полковник Скорокосов, вышагивающий перед своим столом, остался стоять.

— Товарищ генерал, мы проводим допрос подозреваемого… — начал было объяснять Скорокосов, но генерал перебил его:

— Продолжайте. Я смотрел, как вы ведете допрос, по видеотрансляции. Там, кстати, — генерал указал на дверь в просторный коридор, — вас дожидаются морские пехотинцы. Принесли тело очень крупного человека в одежде рабочего. И переводят, судя по всему, дыхание. Тело довольно тяжелое.

— Итак, — продолжил Скорокосов, обращаясь к полковнику ФСБ. — Мы остановились на том, что Следственное управление ФСБ России от вас отказалось. Почему? Хотелось бы услышать.

— Никто от меня не отказывался, — ответил Аркадий Дмитриевич. — Просто вы неправильно поставили вопрос. Следственное управление отказалось от причастности Гуйчи Кхаледа к покушению на товарища генерала, и я с этим полностью согласен. Я к этому покушению не имею никакого отношения.

— А акыд Самаам имеет? — поинтересовался Скорокосов.

— Не знаю. Спросите его сами. Если вы умеете разговаривать с покойниками.

— Вы отлично знаете, что акыд Самаам не может дать показаний, и этим желаете воспользоваться.

— А почему бы и нет, — с некоторой даже наглостью заявил Курносенко, будучи уверен, что в присутствии генерал-полковника его бить не будут, и потому осмелев.

— Подполковник, — обратился Скорокосов к Бармалееву, — пригласите майора Кологривского.

Вилен Александрович, словно ждал этого момента, быстро встал со своего стула, стоящего ближе других к двери, и открыл дверь.

— Юрий Борисович, заноси… — скомандовал он.

— Нет-нет… Тело можно в коридоре оставить, под охраной. Чемоданчик заносите… — подсказал полковник Скорокосов, выглянув за дверь.

Майор Кологривский занес в кабинет чемоданчик, к которому сразу подошел Соловейчиков. Скорокосов попытался было наугад набрать код на замке, но старший лейтенант остановил его:

— Подождите, товарищ полковник, чемоданчик может оказаться с секретом. Встречал я уже такие. Три раза неправильно код наберешь, и последует взрыв, который уничтожает осколками всех, невзирая на звания. И потому я попрошу товарища генерала удалиться в свой кабинет.

Генерал-полковник послушно встал и прошел к двери, и только на пороге он остановился и обернулся:

— А вы — все?..

— А мы все люди армейские, к взрывам привычные, — поправив повязку на голове, сказал Бармалеев.

— Можно подумать, я один — не армейский и взрывы, и выстрелы для меня в диковинку, — сказал Сумароков. — А ну, быстро все за мной. Только один сапер с чемоданчиком остается…

— Два сапера… — поправил генерала Крендель. — Вдруг что-то подержать понадобится. К тому же у меня инструмент с собой. Персональный. — Он вытащил из-под «разгрузки» тонкие щипчики и длинный пинцет, похожий на медицинский. Из другого кармана Яков вытащил длинную тонкую отвертку и раскладной нож и сложил все инструменты на столе перед старшим лейтенантом.

— Хорошо, — согласился генерал. — Два сапера. Остальные — за мной.

Первым кабинет полковника Скорокосова вместе со стулом, к которому был прикован, покинул полковник ФСБ Курносенко.

* * *

Прошло чуть больше пяти минут, когда в дверь генеральского кабинета постучали, потом, не дожидаясь приглашения, туда вошел Крендель, а за ним, держа чемоданчик двумя руками перед собой, Соловейчиков. Чемоданчик оказался уже открыт. Он был доверху забит пачками долларов. И из кармашка в верхней крышке торчали обрезанные провода разного цвета — красный, синий и два зеленых, один из которых был толстым, второй — тонким.

— Не зря со мной Яша остался, — сообщил старший лейтенант. — Я хотел один провод обрезать, но старший сержант предупредил, что тогда будет взрыв. И показал, какой надо резать. У него по обезвреживанию таких взрывных устройств опыта больше моего. Он их сам в университете, говорит, проектировал.

— Какой университет окончил? — спросил Кренделя генерал-полковник.

— Киевский. Но только не окончил. Только три с половиной года отучился. На приборостроительном факультете. Но у меня же родители в Донецке. Я к ним и сорвался. А потом уже товарища старшего лейтенанта встретил. И в спецназе оказался.

— Сколько здесь? — спросил генерал, кивнув на доллары в чемоданчике.

— Понятия, товарищ генерал, не имею, — признался Соловейчиков. — Считать надо. Но на первый взгляд я бы сказал, что немногим больше миллиона.

— Ну, так считай. Я, что ли, буду… — проворчал Сумароков.

— А можно мне помочь, товарищ генерал, — вызвался полковник Курносенко. — Всю жизнь о такой сумме мечтал, и вот она — рядом.

— Отставить, полковник, отставить. Запрещаю просто потому, что не доверяю. Через ваши руки, судя по всему, прошло множество таких сумм… Скорокосов, Бармалеев, помогите старшему лейтенанту сосчитать.

А сам генерал позвал к себе жестом майора Кологривского и что-то настойчиво стал втолковывать ему в ухо.

Как Курносенко ни прислушивался, разобрать ничего не смог.

С подсчетом офицеры быстро справились.

— Миллион двести пятьдесят тысяч баксов, товарищ генерал, — сообщил Соловейчиков.

— Да, для бюджета такой нищей страны, как Сирия, это солидные деньги, — изрек генерал Сумароков — И кто только ее не грабит. Теперь уже и старшие офицеры разведки повадились. Я далек от того, чтобы осуждать Асефа Шауката, в бывшее ведомство которого направил сейчас майора Кологривского, однако уверен, что рыба начинает гнить с головы, — генерал говорил тихо, чтобы его слышали только окружающие его офицеры, но ни слова не донеслось до полковника ФСБ Курносенко, сидящего чуть в стороне.

Сумароков был уверен, что если к покушению на него причастна ФСБ, то она постарается «выкрутиться» так или иначе, даже «слив» своего опытного сотрудника. Но при этом же попытается перевалить вопрос с покушением на чужие плечи. Так в 2005 году еще один член семьи президента, младший брат нынешнего президента Мохер Асад вместе с тогдашним главой военной разведки Сирии Асефом Шаукатом были упомянуты в предварительном отчете комиссии ООН по расследованию убийства миллиардера и бывшего премьера Ливана Рафика Харири. Так что свалить было на кого. А что такое ликвидация российского генерала по сравнению с ликвидацией премьер-министра целой страны… Генерал, хотя и высоко ценил собственную жизнь, все же видел существенную разницу между собой и премьер-министром даже Ливана, страны, которую не каждый человек сразу на карте покажет.

— Я отправил майора Кологривского к начальнику военной разведки Сирии Рафику Шахадаху с просьбой разобраться с акыдом Самаамом и за разрешением на обыск в палатке рабочих, — на сей раз громко объявил генерал и обратил внимание на реакцию полковника Курносенко на это сообщение. Полковник заворочался на стуле, обеспокоенный или самим сообщением о предстоящем обыске, или именем главы военной разведки. — Сирийская разведка имеет следственные полномочия. Майор выставил караул около палатки и сам вызвался провести обыск. Я надеюсь, он что-то найдет…

— Он тщательный человек, перфекционист. Он даже синяки под глазами ставит парные… — дал характеристику коллеге подполковник Бармалеев. — Обязательно что-то найдет.

Полковник Курносенко от этих слов поморщился и потрогал пальцами синяки под глазами.

А присутствующий здесь же полковник Прохоров сделал почти официальное заявление:

— Я сегодня публично обвинил подполковника Бармалеева в отсутствии юмора. Причем сделал это в присутствии постороннего человека, инспектора ВАИ, который как раз и остановил Бармалеева за превышение допустимой скорости. Заявляю публично, что готов взять свои слова обратно после его высказывания о перфекционизме майора Кологривского. Юмор, правда, у товарища подполковника своеобразный и проявляется не всегда, тем не менее…

В это время в дверь генеральского кабинета громко постучали, и, после приглашения, вошел сам майор Кологривский, о котором только что говорили. Он принес на своем горбу большой и тяжелый мешок. Тащил его майор с большим трудом, что было заметно по его искаженному лицу и затрудненному дыханию. Полковник ФСБ при виде мешка даже попытался привстать, слегка приоткрыв рот.

— Что касается акыда Самаама, то он находится в данный момент под следствием. А это… Это вот, товарищ генерал, я нашел под кроватью полковника Курносенко. — И Кологривский, поставив мешок перед собой на пол, вытащил из него целлофановый мешочек поменьше с каким-то чуть желтоватым порошком, которого в мешочке было килограмма два.

— Героин! — с неким даже восторгом воскликнул генерал-полковник, непонятно чему радуясь. — Я так и подумал еще тогда, когда мне звонили. Именно этот мешок вы собирались отправить в Москву. Итак, полковник Курносенко, меня сильно интересует, в каких вы отношениях были с акыдом Самаамом? И еще я попрошу вас не раздумывать долго над ответом, а говорить сразу, как только вас спросят. Так, кажется, у вас в ФСБ учат проводить допросы. Говорите, я жду…

— Да, в принципе, ни в каких. Когда он предложил мне бежать с ним к противнику, я попытался его задержать. А чем моя попытка завершилась, прекрасно видели и подполковник Бармалеев, и другие офицеры и бойцы. Акыд меня попросту спеленал, как ребенка. Силища у него зверская. Была…

— По этому поводу у меня есть несколько вопросов, — сказал полковник Скорокосов, по-видимому, решивший помочь генералу в ведении допроса. — Во-первых, ваше досье в интернете дает вам прекрасную характеристику. Я, признаться, даже не догадывался, что у вас имеется черный пояс по карате киокушинкай. Черный пояс, насколько мне известно, приравнивается к званию мастера спорта… Отсюда мой первый вопрос. Как вы могли позволить связать вас даже такому сильному физически противнику, как акыд Самаам.

— В киокушинкай запрещены удары в голову. Мы просто не обучены от них защищаться. А акыд Самаам сразу ударил меня в голову, после чего, отключив, уложил на кровать и связал скотчем.

Объяснение было ясным и вполне допустимым даже для человека, пропустившего мощный удар в голову.

— А зачем он вас на кровать укладывал? — спросил Скорокосов. — Мог бы и на полу связать. Как я понимаю, ради вашего удобства или для чего-то другого?

Курносенко в ответ только плечами пожал — дескать, я-то откуда могу знать, пошевелил кольцо наручников на правой руке и при этом сильно поморщился. Там, должно быть, наручники особенно давили полковнику на руку, широкую и сильную в запястье.

— Наверное, я сразу на кровать упал, — предположил полковник, — поскольку рядом с нею стоял.

— Возможно… — согласился полковник военной разведки. — Хотя я думаю, что акыд пытался вашим телом прикрыть то, что хранилось под кроватью… Еще один вопрос. Акыд заклеил полоской скотча вам рот, но руки были, насколько я понял, связаны одна с другой и к самой кровати не привязаны. Что вам помешало сорвать руками полоску скотча со рта и предупредить наших офицеров, проводящих ваше задержание? Мне кажется, что вы намеренно не желали их предупредить, надеясь на помощь акыда. Так, полковник, обстояло дело?

— Совсем не так. Как я вообще мог рассчитывать на помощь акыда, если он меня связал, сделал беспомощным…

— У меня есть подозрения, — изрек Скорокосов, — что он связал вас по вашей же просьбе. После неудавшегося покушения на товарища генерал-полковника Сумарокова вы ожидали, что за вами придут, чтобы задержать, и потому пытались изобразить из себя жертву нелояльности акыда. И мешок с героином принадлежал не полковнику, а вам. И именно вы пытались переправить его в Россию военным бортом, а вовсе не полковник Самаам.

— Ну, это еще предстоит доказать. А любые сомнения трактуются следствием в пользу обвиняемого, да будет вам известно. У вас нет никаких доказательств моей причастности к контрабанде наркотика…

— Есть, — внезапно вступил в разговор майор Кологривский. — Я умышленно не предъявил сразу все, что удалось найти в палатке. Хотел услышать, что полковник Курносенко скажет в свое оправдание. Итак, товарищ полковник ФСБ, будьте любезны сообщить мне, чей это телефон? — Майор вытащил из кармана целлофановый пакет с мобильником.

— Понятия не имею, — ответил Курносенко. — Похож на мой, но это не мой. Мой телефон испачкан клеем по краю дисплея. Да вот он, на столе у товарища генерала лежит, — на столе в самом деле лежал мобильник, вытащенный из кармана гражданской спецовки полковника ФСБ.

— А если мы второй телефон отдадим на экспертизу и на нем обнаружатся ваши отпечатки пальцев? — спросил Юрий Борисович, потрясая пакетом с телефоном.

— Да бога ради… Хоть на десять экспертиз отдавайте. Но я надеюсь, что вам всем, должно быть, известно, что отпечатки пальцев являются только косвенными уликами. И ни один суд в мире не будет их рассматривать как доказательство вины подозреваемого. Мало ли что с телефонами происходит. Их можно и потерять, их могут украсть. Я уже не говорю про то, что отпечатки пальцев можно перенести на телефон. Кстати, я не так давно свой мобильник потерял и купил себе точно такой же, как первый. Привычка, знаете ли…

Телефон на столе генерала был точной копией телефона из пакета Кологривского. А говорил все это полковник ФСБ уверенно, однако видно было, как его глаза обеспокоенно бегают.

— Тогда давайте сделаем перерыв, — предложил Кологривский, — и дождемся посыльного от главы военной разведки Сирии. Он прибудет с минуты на минуту — ему же только на один этаж подняться — и принесет нам новые доказательства вины Курносенко. Сам генерал Рафик Шахадах уже звонил мне.

Кологривский стоял перед генералом Сумароковым и следил за ним. А генерал-полковник следил за полковником Курносенко и видел, что тот обеспокоен.

— Сделаем перерыв… — согласился Сумароков больше в пику полковнику, чем по необходимости.

Около четырех-пяти минут ждали молча, в тягостной для Курносенко тишине. Наконец генералу по внутреннему телефону позвонил снизу дежурный офицер и сообщил о приходе акыда из Управления военной разведки Сирии, генерал приказал пропустить, а еще через полторы минуты в дверь постучали и вошел акыд, который был еще крупнее акыда Ахмеда Самаама.

— У вас что, все в военной разведке такие, мягко говоря, крупные? — спросил, забывшись, генерал-полковник на русском языке.

— Никак нет, товарищ генерал, — на довольно чистом русском языке ответил пришедший, тем самым одновременно демонстрируя и то, что он когда-то учился в России, и знание российских армейских уставов. — Только двое и было. Теперь я один остался. Надеюсь, меня не положат рядом с акыдом Самаамом в коридоре? А то мы с ним не друзья были — только соперники…

— Не положат, не переживай, — махнул рукой генерал. — Тебе, как я понимаю, майор Кологривский нужен. Вот он.

Кологривский принял из рук акыда коричневый бумажный пакет.

— Разрешите идти, товарищ генерал? — спросил посыльный, снова показывая, что он хорошо знаком с российскими уставами.

Сумароков взмахом руки отпустил его, а Кологривский вытащил из пакета какое-то, судя по наличию двух микросхем, электронное приспособление.

— Что это? — спросил генерал.

— Модулятор голоса… Вы же сказали, что вам звонил какой-то робот…

Полковник Скорокосов был, кажется, лучше других знаком с различными электронными гаджетами и потому сообщил:

— В Москве на радиорынке такие свободно продаются. Можно и из Китая через интернет приобрести. Правда, полиция и ФСБ такие посылки отслеживают, но за всеми же они уследить не могут… Китайская модель, кстати, бывает в состоянии любой голос смодулировать, стоит только образец на карту памяти переписать. В сложную ситуацию вы попали бы, товарищ генерал, догадайся они дать вам приказ голосом ВГК^[5], — улыбнулся полковник.

— Да, не знаю тогда, как бы я поступил… — в ответ улыбнулся Сумароков.

Скорокосов взял модулятор голоса, а генерал-полковник заметил, как засуетился на стуле полковник Курносенко.

Полковник же Скорокосов сдвинул с места малозаметный тумблер и сказал в пространство между двумя микросхемами, где, видимо, был установлен видимый только ему одному микрофон, в который он и произнес:

— Раз, два, три, проба, проба, даю пробу…

Громкоговоритель повторил его слова, но другим, с металлическими нотками голосом. Еще и эхо между двумя микросхемами прогуливалось, пусть и легкое, но ощутимое.

— Нет, голос в целом не похож… — отметил генерал. — Хотя отдельные нотки звучат схоже…

— Ничего удивительного, — ответил Скорокосов. — Я же рядом с вами находился и звонить вам не мог. Это, несомненно, кто-то другой… Полковник Курносенко, вы не будете против, если мы ваш голос испытаем?

Скорокосов приблизился к полковнику ФСБ.

— Буду… На основании чего вы проводите это испытание? Человеческий слух — слишком ненадежный прибор для стопроцентного уточнения и идентификации. Схожесть вам ничего не даст.

— Кроме подтверждения подозрений… — настаивал полковник военной разведки России. Он сделал еще один шаг в сторону Аркадия Дмитриевича и выставил модулятор голоса перед собой:

— Говорите…

— Что говорить?

— Все, что угодно.

— Могу сказать только, что ни один в мире суд не воспримет ваши доказательства всерьез. А запросить запись самого разговора вы не можете, поскольку сотовый оператор разговоры не записывает — у него просто мощностей свободных не хватит, чтобы хранить еще что-то, кроме СМС-сообщений. Тем более сирийский оператор, у которого всегда денег в наличии нет. Здесь люди на телефон только мелочь кладут.

— Тот самый голос, — констатировал генерал Сумароков. — Точно — это он. Капитана Николаева, своего адъютанта, я тебе, полковник, никогда не прощу. Но что я… Тебе его не простит Дарья — моя дочь. А женская месть бывает изощренной. Бойся, полковник, бойся, трепещи… И за себя, и за свою жену тоже, и за детей своих. Даша найдет способ заставить тебя пожалеть о содеянном, будь уверен. Я свою дочь знаю…

— А при чем здесь моя жена? — попытался возмутиться Курносенко.

— Если с ней что-то случится, ты знай, что отомстили тебе, чтобы ты осознал все, тобой совершенное, чтобы почувствовал горечь утраты. Каково тебе будет одному воспитывать троих детей… Но ты ведь у нас «сядешь», а твоих детей будет детский дом воспитывать, как подполковника Бармалеева. Может быть, из них еще и хорошие люди получатся, такие как подполковник Бармалеев.

Генерал Сумароков вернулся к своему двухтумбовому рабочему столу, открыл верхний ящик левой тумбочки, вытащил и бросил на стол несколько миниатюрных гаджетов, отличных от того, что все еще держал в руке полковник Скорокосов.

— И к этому ты тоже, скажешь, не имеешь отношения?

— Что это? — спросил Аркадий Дмитриевич.

— Это — «жучки», то есть подслушивающие устройства, и видеокамеры, установленные в моем кабинете и в кабинете моего адъютанта. Я понимаю, что это легко списать на действия разведки противника — мы все же на войне находимся, к тому же ни на одном гаджете нет отпечатков пальцев. Ты же, я полагаю, не настолько наивен, чтобы без перчаток работать. Но точно так же, полковник, легко предположить, что ты полученные сведения этой самой разведке противника передавал или попросту продавал. Или ты сам, или твои друзья-коллеги. Иначе какой смысл устанавливать такое количество видеокамер и «жучков». Попробуй мне это внятно объяснить… Что не видит одна камера, то не скрыто от другой. Что один «жучок» до конца не разобрал, можно попробовать разобрать на другом. Так?

Полковник Курносенко опустил голову. Объяснить внятно он не мог. Объяснить внятно — это значило раскрыть всю подноготную Гуйчи Кхаледа, что вообще-то выходило за все правила такой крупной игры, в которой убийству российского генерала отводилась лишь эпизодическая, проходная роль. Главная беда заключалась в том, что Гуйчи Кхалед был реальным лицом, являлся заключенным в Германии, который за деньги предоставил свои реальные документы ФСБ на время своего срока, который Гуйчи Кхалед отбывал за участие в боевых действиях на стороне ИГИЛ в Ираке. Его внешнее сходство с Аркадием Дмитриевичем, вплоть до кучерявых темных волос, и сыграло решающую роль в выборе. А все документы у Гуйчи Кхаледа были чистыми и до поры до времени хранились в тайнике, пока не попали в руки ФСБ и стали использоваться полковником Курносенко, в одночасье превратившимся в Гуйчи Кхаледа, сирийского строителя. Правда, перед этим полковнику пришлось под руководством мудрого наставника целых полгода тщательнейшим образом штудировать Коран, причем так штудировать, что после окончания обучения он мог бы спорить о каждой суре со знанием дела, а потом еще полгода работать среди настоящих строителей, изучая ремесло.

Но главное заключалось не в этом. Главное заключалось в том, что полковнику Курносенко пришлось бы раскрыть целую сеть, рассказывая о том, как он вышел на настоящего Гуйчи Кхаледа и приобрел настоящие документы, и он прекрасно понимал, что его после этого ждет, если руководству станет известно, кто сдал такой прекрасный план конкурирующей организации — военной разведке…

И не только одного полковника это касалось. Тогда и на карьере жены можно поставить жирный крест, и детям в будущем закрыть дорогу к высоким должностям, на которые родители рассчитывали. А до этого осталось вроде бы совсем немного времени. Старшая дочь уже заканчивает учебу в университете, а младшая оканчивает второй курс юридического факультета в профильном вузе. Сын в это время завершает учебу в школе, но в отношении сына разговор должен быть особым. Мальчишка вырос сверхсложным в процессе воспитания. Прикинув все это, полковник Курносенко решил придерживаться прежней линии защиты — ничего я не знаю и ничего без представителя Следственного управления ФСБ не скажу.

Однако генерал словно бы пошел на поводу у полковника Курносенко. Впечатление сложилось такое, будто Сумароков решил дать ему время на осмысление ситуации.

— Сейчас мне предстоит решить другую задачу, — сказал генерал, глянув на часы, — а в кабинете я попрошу остаться полковника Скорокосова и полковника Прохорова. Комбатов я прошу вернуться в кабинет после того, как они выполнят поручение. И потому я предлагаю прервать работу до завтра, а завтра собраться в том же составе, кроме старшего сержанта, примерно в то же время. Возражений нет? Ну и отлично…

Одновременно со своих мест поднялись майор Кологривский, подполковник Бармалеев и старший лейтенант Соловейчиков. Двум последним и Кренделю Сумароков негромким голосом дал задание отвести Курносенко в подвал. Старший сержант начал отстегивать от стула наручники полковника Курносенко и снова замкнул их сразу на двух руках за спиной полковника. Все, казалось, знали, кому что делать.

Кологривский снова взвалил себе на плечи мешок и с ним вышел. А Бармалеев, Соловейчиков и Крендель повели Курносенко в подвал, где находились не имеющие окон комнаты, больше похожие на камеры. Но в камерах, по крайней мере, есть пусть и зарешеченные, но окна, пропускающие дневной свет. В подвальных же помещениях их не было, как не было и кроватей. Только стол и два стула к нему.

Сам полковник ФСБ сначала проявил беспокойство, памятуя об угрозе подполковника Бармалеева. Но потом вспомнил, что подполковник говорил о большом подвале, где спрятаться не удастся, несмотря на его размеры, а тут ему выделяют явно отдельную комнатку, и у Курносенко на душе стало поспокойнее. А когда за дверью поставили еще и сирийца-часового — офицера из комендантского подразделения аэропорта, полковник вообще успокоился. Курносенко знал, что сирийцы не любят воевать, но они слывут несговорчивыми сторожами и постовыми.

А генерал-полковник тем временем, оставшись у себя в кабинете с двумя полковниками — Скорокосовым и Прохоровым, посетовал:

— Надо что-то придумать относительно этого полковника ФСБ.

— Задержанный убит при попытке к бегству… — предложил полковник Прохоров мрачным тоном.

— Может быть, нам и к этому придется прибегнуть, но не сразу… — возразил генерал. — Сначала следует разобраться во всем досконально.

— Сначала следует выкачать из него все, что он знает, — добавил Скорокосов.

Примечания

5

ВГК — Верховный главнокомандующий.