Департамент «X». Нано-убийцы

Сергей Самаров, 2011

Подполковник Кирпичников узнает, что неизвестные похитили его жену. Вместе со своим сыном Геннадием, капитаном спецназа ГРУ, он вышел на след похитителей и узнал, что жену держат в психбольнице особого типа. Подтянув своих бойцов из Департамента "X" – секретной спецслужбы, в которой служат люди с паранормальными способностями, – Кирпичников освобождает жену и еще нескольких людей. Оказывается, «пациентам» были вживлены микрочипы, через которые можно было осуществлять контроль и управление людьми. Кирпичников получает новое задание – разобраться, насколько эффективно действует это оборудование...

ПРОЛОГ

Самолет приземлился в аэропорту Жуковского поздно вечером. Несмотря на большое желание Владимира Алексеевича Кирпичникова — теперь уже полковника, хотя официально еще и не получившего новое звание, — поехать из аэропорта домой, ему пришлось вместе со всей группой подчиниться приказу, который был передан через встречающего группу помощника генерал-лейтенанта Апраксина, и отправиться на базу Департамента «Х», невзирая на позднее время. Время на службе вообще становится понятием относительным, и Кирпичников давно уже привык к этому.

— Генерал ждет, — категорично сказал майор Лазуткин. — Хочет сразу поздравить и услышать, как все происходило^[1].

Офицеров пересадили в подошедший к трапу автобус, а с оборудованием остался заместитель командира оперативной группы по хозяйственной части Гималай Кузьмич Слепаков, сам пожелавший наблюдать за перегрузкой оборудования из самолета в грузовик. Бывшему прапорщику ВДВ хотелось проследить, насколько аккуратно солдаты-грузчики будут обращаться с подведомственными ему контейнерами. Против этого Лазуткин не возразил; очевидно, генеральского приказа относительно оборудования не поступало, а взять на себя смелость оставить секретное оборудование без присмотра майор не решился.

Пока грузились, пока доехали до Москвы, наступила ночь. Несмотря на это, уличное движение все еще было плотное, случались даже пробки. Одна из них образовалась на МКАДе — случилось очередное ДТП и движение частично перекрыли. Водитель автобуса стал маневрировать, чтобы проехать по закрытым полосам, что сразу же привлекло внимание инспекторов ДПС. Один из них махнул жезлом, требуя остановки. Ему открыли дверь. Майор в сигнальной жилетке представился водителю и только после этого глянул в салон. Присутствие по-боевому экипированной группы заставило инспектора принять стойку «смирно», козырнуть, извиниться и молча выйти из автобуса. Знак его жезла предложил продолжить движение.

В окне генеральского кабинета горел свет, словно приглашая немедленно подняться. Но группа сначала разоружилась, офицеры переоделись, и только после этого все вместе двинулись к начальству. На лестнице их встретил майор Лазуткин.

— Генерал спрашивает, куда пропали… — сердитым шепотом начал выговаривать он.

Кирпичников кивнул в ответ, но скорости движения не снизил, на ходу обдумывая краткий доклад, что должен предшествовать официальному письменному рапорту.

* * *

— Конечно, вы действовали чрезвычайно рискованно, — заключил генерал-лейтенант Апраксин. — Но риск оказался оправданным, и все темные моменты в этой истории удачно прикрыты. За «чистку» особое спасибо. Это вызывало повышенное беспокойство венесуэльской стороны, но придраться, как оказалось, не к чему. В данный момент Венесуэла уже подняла вопрос в международных организациях о вторжении спецназа ЦРУ на территорию страны с целью проведения провокационных действий. Показания пленников подтверждают это, хотя захваченные утверждают, что виноват колумбийский пилот, не туда их высадивший. Они, дескать, не намеревались пересекать границу, а на территории Колумбии действовали в соответствии со строгой договоренностью с колумбийским правительством. Но намерения в данном случае можно не брать в расчет. Как это обычно бывает, кто первый пожаловался, тот и прав, — а первыми это сделали венесуэльцы. В виновных оказались американцы и колумбийцы, которым предстоит принести извинения. Остается невыясненным вопрос о сбитом беспилотном самолете-разведчике, но американцы заявили, что самолет отслеживал маршруты передвижения караванов кокаиновых баронов. Естественным было предположить, что кто-то из наркомафии имеет на вооружении «Стингеры», одним из которых самолет и был сбит. О нашем присутствии вообще вопрос не стоит. А показания вождя повстанцев Дуку-Доку вообще ставят американскую сторону в незавидное положение… Но там они уже будут разбираться без нас. Мне остается поздравить участников операции с успешным ее завершением, а некоторых офицеров — с присвоением очередных воинских званий. У меня всё. Можете быть свободны все, кроме полковника Кирпичникова. Я распорядился о выделении транспорта, вас развезут по домам.

Полковник сидел в противоположном конце большого стола для заседаний и, когда все офицеры группы встали и вышли, пересел поближе.

— Тебя, Владимир Алексеевич, могу… не знаю уж как, обрадовать или оставить в беспокойстве, поскольку экспресс-анализ ДНК дал отрицательный ответ на идентификацию. Полностью результат, уже безоговорочный, будет дан только через две недели. Говорят, это сложное дело. Но и экспресс-анализ, как правило, в девяноста девяти случаях из ста бывает точным. Значит, жену твою предстоит искать. Сын твой приехал, он сейчас дома. Я разговаривал с ним; какие-то варианты поиска он и сам предпринял, на ноги поднята вся московская милиция. Я со своей стороны дошел с устным докладом до самого возможного для меня верха. Это заставило милицию проявить активность. Иначе, сам знаешь, их не расшевелишь.

Кирпичников слушал с ничего не выражающим лицом и плотно сжатыми губами; выглядел он при этом не усталым, а слегка отрешенным от действительности. Генерал ждал каких-то эмоций, каких-то внешних проявлений желания хоть что-то предпринять, начать активные действия, хотя бы спросить о чем-либо, но Владимир Алексеевич молчал.

— Кроме как на ментов, надеяться пока больше не на кого. Наша система, к сожалению, не предусматривает наличия собственных следственных органов.

— Менты могут найти кого-либо только по случайному стечению обстоятельств, — сказал наконец полковник. — Специально они искать не умеют, даже когда их ежедневно за это трясут.

— Здесь трудно не согласиться, — вздохнул Виктор Евгеньевич. — Но задействовать разыскную систему ФСБ у меня возможности нет. Знаю заранее — мне скажут, что случай не тот.

— ФСБ тоже едва ли что сможет. Разве что их служба собственной безопасности. Но и они сор из избы выносить не пожелают.

Генерал вздохнул еще раз.

— Я понимаю твои чувства, Владимир Алексеевич, и твои мысли, может быть, слегка улавливаю. И даже допускаю, что ты в чем-то прав; но в целом ни ты, ни я не можем утверждать что-либо, не имея никаких фактов на руках. Обвинять без фактов, только на основании собственных подозрений, только потому, что кто-то мог, — это не вариант…

— Наверное, товарищ генерал, мне следует согласиться с вами. Тем более что сам я ничего ни предпринять, ни даже предположить не могу. Разрешите идти?

— Иди, Владимир Алексеевич. Я намеревался было дать всем по десять дней отпуска, но тут новая работа намечается, потому на отдых только три дня. Группа ждет тебя, — генерал посмотрел на большой монитор своего компьютера, на который выводилось изображение с камер наблюдения. — Сына твоего я предупредил, он дома. Иди…

* * *

Группа в самом деле дожидалась полковника внизу, в вестибюле, рядом с кабинетом дежурного. На улице, как сразу сказал новоиспеченный полковник Анатолий Денисенко, дожидался микроавтобус, готовый доставить каждого до подъезда.

— Почему не на этаж? — без улыбки отшутился, словно проворчал, Владимир Алексеевич и сразу двинулся к вращающемуся турникету двери. Группа пошла вслед за командиром.

— Отдых только три дня, — сообщил Кирпичников перед посадкой в машину.

— Я хотя бы на неделю рассчитывал, — выразил недовольство майор Старогоров. — Неделя до Нового года, потом рождественские каникулы; отдыхай — не хочу… Для человека непьющего это, конечно, слишком много, но недели бы мне хватило.

— Генерал намеревался дать десять дней — думаю, вместе с каникулами, — но тут новая работа подвалила. Через три дня жду всех выспавшимися, умытыми и побритыми.

— Мне тоже обязательно бриться? — спросила Тамара Васильевна.

Владимир Алексеевич промолчал, не поддержав шутки.

— А что за работа будет? — поинтересовался капитан Радимов, большой любитель задавать вопросы.

— Не знаю. Не «не скажу», а просто «не знаю». Выспимся, и нам сообщат.

Владимира Алексеевича отвезли, как и полагается командиру, первым. Полковник вышел из машины. За ним вышел и Денисенко; тихо, чтобы другие не слышали, спросил:

— Что с Надеждой? — И посмотрел на окна, в которых горел свет.

— Не нашлась. Искать буду.

— А там? — Анатолий Станиславович кивнул на окна.

— Сына вызвали. Из командировки. Анализ на ДНК брали. В морге был неопознанный обгоревший труп женщины…

— И как?

— Экспресс-анализ не подтвердил идентичность. Полные данные будут только недели через две. Но экспресс-анализ, как говорит генерал, это девяносто девять процентов вероятности. Значит, нужно искать. Правда, еще не знаю, где и как…

— Да, в наше время люди теряются. Просто так теряются, и всё.

— Случается, что просто так, а случается, что и не просто…

— А в твоем случае?

— Есть подозрения, что не просто.

— Подробности расскажешь?

— Лучше не надо…

— Помощь нужна?

— Спасибо, Толя, если что потребуется, я обращусь. Тогда и подробности рассказать придется. Я знаю, что на своих друзей положиться могу.

— Можешь. И — полагайся. Мы же все, как тебе известно, люди без предрассудков. И не слишком стеснительные в отношении всяких авторитетов. А это важно.

— Я знаю.

Денисенко вздохнул и сел в машину. И Владимир Алексеевич услышал, как он оправдался перед остальными за продолжительность разговора:

— Наш командир категорически против того, чтобы как следует обмыть прошедшую операцию. А если командир против, я тоже настаивать не буду…

* * *

Дверь Владимир Алексеевич открыл своим ключом, который на время командировки оставлял в сейфе. В коридоре, в большой комнате и даже на кухне горел свет. Сын, услышав звук поворачивающегося в замке ключа, вышел встретить. Кирпичников-старший сразу заметил капитанские погоны на плечах Геннадия. Пожимая правую руку и одновременно обнимая свободной левой рукой, спросил:

— Очередную звездочку в тайне держишь?

— Думал по возвращении сюрприз преподнести… Только это не очередная, а внеочередная. До очередной мне еще, если помнишь, полтора года служить… После удачной операции присвоили. Оказалось, придется вместе с отцовской звездочкой обмывать… И у тебя, как я понимаю, тоже после удачной операции?

— Мне еще рано обмывать. Хотя сослуживцы и зовут полковником, приказ я еще не видел. Да и не в настроение все это…

— Да уж, пап… виноват, товарищ полковник…

Владимир Алексеевич разулся, разделся и прошел в комнату. Там царил обычный порядок — все выглядело так, словно Надежда была дома. Даже палас на полу был привычно пропылесосен. Геннадий, с детства воспитанный в болезненной любви к чистоте, видимо, хозяйничал к приезду отца. А вот и чайник со свистком подал сигнал с кухни. Сын хорошо помнил, что отец сначала пьет чай, долго пьет, и только потом ужинает. И пока Кирпичников-старший обходил квартиру, Кирпичников-младший поспешил на кухню. Скорее всего, так он стремился успокоить нервы отца, возвращая его, как он думал, в привычное ложе быта, — а в действительности его усилия только подчеркивали отсутствие в доме хозяйки. Но упрекать сына за старание, пусть и неумелое, тоже было нельзя. И Владимир Алексеевич понял это. Он прошел на кухню и сел пить чай вместе с сыном. Хорошо хоть, тот не догадался на время отцовского чаепития встать в дверном проеме плечом к косяку, как всегда делала мать…

Но одну традицию Владимир Алексеевич нарушил сразу: заговорил о деле до того, как сделал первый глоток:

— Генерал сказал мне, что ты уже предпринимал какие-то меры к поиску.

— Это слишком громко сказано, — хмуро ответил сын. — Серьезных мер я предпринять не мог — просто из-за недостатка информации. Ваш генерал намекнул, что у тебя есть какие-то соображения, хотя и просил на них не зацикливаться, потому что ему самому они кажутся надуманными и случайными. Поэтому я ждал тебя. А сам пока обошел всех соседей, объездил всех родственников и знакомых. Извини, без разрешения твою машину взял…

— У тебя же доверенности нет. — Это была реплика не возмущения, а непонимания.

— Извини еще раз. Я сам ее написал и расписался за тебя.

— Но в страховку ты не вписан.

— Это да, здесь пришлось рискнуть, чтобы время не терять. В третий раз извини. В любом случае пронесло…

— В этом ты пошел в меня — я сам сделал бы точно так. Конечно, ничего не нашел?

— Если бы нашел, наверное, уже сказал бы.

— Да, конечно… Что соседи?

— Видели человека, приезжавшего на машине. Долго был у нас. Точно дату не запомнили; помнят лишь, что машина с иногородним номером. Не московская. Я подозреваю, что это было еще до твоего отъезда.

— Да. Это меня дожидался следователь из следственного отдела ФСБ, нехороший молодой человек. Именно его я подозреваю. Я в тот вечер его за дверь выставил и не слишком добро с ним общался. У него глаза подлые, он может любую гадость устроить.

— Какие у него причины для устройства гадостей?

— Я объясню чуть позже… Что про Виктора знаешь?

— Про дядю Витю?

— Да.

— Острая сердечная недостаточность. И помочь было некому. Хотя и среди дня случилось, а найти в деревне, видимо, было некого. Там, на деревенском кладбище, и похоронили. Семья его так распорядилась. Не захотели в Москву везти.

Жена у брата была вторая. Дети были не Виктора, а от ее первого брака и с отчимом не слишком дружили. Таких похорон и следовало ожидать. Вопрос был в другом.

— Что — среди дня?

— Умер среди дня. По заключению экспертизы, около одиннадцати часов утра. Точнее, между одиннадцатью и двенадцатью.

— Скажи-ка мне вот что… Как долго может длиться сердечный приступ?

— Не знаю. Со мной не случалось.

— Со мной, к сожалению, тоже.

— Почему к сожалению?

— Потому что иначе я знал бы ответ на этот вопрос… Но предполагаю, что не половину дня. Это уже не приступ, а болезнь.

— Я тоже так думаю. Предполагаю, что никак не больше часа.

— Тогда приступ должен был случиться с Виктором на рыбалке. Он ни одного утра не пропускал, чтобы на рыбалку не пойти. Даже в мои приезды со мной не оставался, а уходил на Волгу. Для него это было чуть ли не главным в жизни. Страстный человек, который принадлежит не себе, а рыбалке. Это даже больше чем футбольный фанат…

— Мне это трудно понять. Я не фанат и не рыбак.

— Мне — тоже, но я наблюдал это своими глазами… Однако если бы приступ начался на реке, брат не смог бы дойти до дома.

— Так далеко?

— Нет, недалеко, но берег крутой и высокий. Там есть деревянная лестница, по которой даже я, человек со здоровыми сердцем и легкими, поднимался в два захода. До середины поднимусь, отдохну — и дальше. А при сердечном приступе подняться, мне кажется, вообще невозможно.

— И что? Это значит, что дядя Витя…

— Пока это ничего не значит. Но может значить многое… В деревне ты не был?

— Нет. Хотел съездить, но не успел. И еще побоялся, что не проеду. В тех краях, как я узнал, сильные снегопады были; по телевизору передавали, что все дороги завалило. А есть необходимость?

— Мне просто интересно, реконструкция церкви продолжается или нет?

— А какой здесь интерес? — Сын знал, что праздного любопытства отец лишен.

— Рабочие. До них дойти — пять минут неторопливым шагом. Даже во время сердечного приступа… В любом случае рабочие должны были видеть, если Витя утром уходил на рыбалку. Обычное время его возвращения — после двух часов дня. То есть должны были произойти какие-то чрезвычайные события, из-за которых он остался дома. И еще с ним была собака. Он мог бы собаку за людьми послать. Пес умный, он сумел бы позвать кого-то на помощь.

— И защитить? — спросил Геннадий.

— Вот этого не знаю. Пес громадный, под восемьдесят килограммов. Зализать может до смерти, а вот укусить — не знаю. Хотя лаял временами грозно. Наверное, и защитить сумел бы… Жалко, время упущено. Словно кто-то специально ждал, когда я уеду.

— Я так понял по твоему вопросу о дяде Вите, что это как-то связано с исчезновением мамы?

— Да, скорее всего, связано… Подозреваю, что так. Началось все с убийства священника — там, в деревне. Как раз в тот день, когда я оттуда уехал. Через несколько минут после того, как простился с ним.

— Рассказывай…

Примечания

1

Об этом рассказывается в романе «Департамент «Х». Кибер-террор».