Больничка. История главного врача

Сергей Попов

История жизни простого сельского врача, достигшего в медицине высокого положения. Трагедия его личной и семейной жизни. Основана на реальных событиях. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3. О больничке

Деревня, в которой начал работать Боря считалась одной из самых хороших в районе. Вокруг деревни располагалось несколько водоемов, где местные жители ловили рыбу. Здесь в основном жили немцы, переселенцы той далекой Екатерининской реформы. Жили и русские, но в меньшем количестве. Дома стояли добротные, огороженные отличным забором и не знающий человек мог сразу же определить, где живут немцы, а где русские. У немцев чистота и порядок, а у русских калитка на одной петле держится и во дворе грязь неимоверная.

У Бори мать была русская, а отец немец. Своего отца он не помнил, тот рано очень умер, а мать недолго его пережила. Фамилия у него была материнская, а родственники имели немецкие фамилии. Воспитывался Боря у тетки. Больше у него родных не было, да и с Таниной стороны мать с отцом рано умерли. С раннего детства они привыкли полагаться только на свои силы. Вот и познакомились в деревне, где Таня начала работать фельдшером, а Боря только заканчивал школу. Сразу же после окончания школы они и расписались и никакой разницы в возрасте не отмечалось, хотя, если следовать закону, то получалось, что Таня соблазнила несовершеннолетнего.

Боря уехал поступать в институт, а Таня продолжала жить на съемной квартире, в которой и поселилась с молодым мужем. Вскоре у них родился первенец и правление совхоза выделило им небольшую двухкомнатную квартирку, пообещав, что после окончания медицинского института построят дом на земле. И когда Борис приехал после окончания, то им быстро построили большой дом со всеми хозяйственными пристройками. Таня завела птиц, гусей, поросят, благо, что после больных оставалось много съедобных помоев и она на правах супруги будущего главного врача пользовалась преимуществом их использования. Как говорится, живи и радуйся.

Когда Борис начал преобразования в больничке, многие жители со скептицизмом отнеслись к его нововведениям, но жизнь показала, что труды нового главного не прошли даром. Прием стал вести настоящий врач, хирург, а не просто фельдшер. А когда Боря спас от инвалидности одного механизатора, то слава о нем стала греметь по всей округе. Дело в том, что деревня находилась недалеко от границы с Казахстаном. Эта граница была условной и жители близлежащих казахских деревень с удовольствием ехали в участковую больницу, чем к себе в район. Там и казахов проживало совсем ничего, но вот исторически сложилось, что там Казахстан, а здесь Россия. Боре было без разницы кого принимать, он никому не отказывал и работал столько времени, сколько было больных на приеме. Ни дать, ни взять чеховский земской доктор. Одно и отличие, что денег никогда с больных не брал, но благодарные пациенты благодарили его плодами своего труда с огорода. Несли и картошку, и капусту, и лук, и морковь, всё, что произрастало в плодородной земле.

И вот однажды произошел случай, поднявший авторитет Бори среди селян еще на большую высоту. Второго хирурга не оказалось поблизости, он сопровождал одного больного в район. Дежурный фельдшер, увидев в дверях Борину фигуру, с облегчением сказала:

— Ну, слава Богу, Борис Михайлович, мы уже и не знали, как с одним пациентом справиться. Орет благим матом, не дает сделать ему перевязку, да и к тому же пьяный!

— А, что случилось, — задал он вопрос, может и не стоило его, сюда сразу в хирургию тащить? Сейчас всех больных распугает….

— Да, его, пьяного тракториста, прямо из-под трактора «Беларусь» вытащили. Перевернулся на тракторе и стеклами кабины все лицо располосовал. На месте сделали перевязку, да вот пока довезли, все кровью пропиталось. Пытались ему сделать повторную перевязку, без вашей помощи, но уж больно сильно кровь из раны идет. Побоялись, а вдруг там крупный сосуд поврежден, и придется шить, а вы все-таки хирург, вам проще.

— Ну, пошли, посмотрим, — проговорил Боря и пошел одевать халат, — там все для шитья готово?

— Да, мы давно все приготовили.

Из чистой перевязочной был слышен шум и голос хирургической санитарки:

— Угомонись, мужичок, че ты, слюни распустил, весь пол оплевал кровью. Ну, напился, так молчи. Вот шебутной попался! Орет, ругается, а потом после него здесь убирай…..

— Вы, должны мне оказать первую помощь и отпустить домой, — послышался голос потерпевшего.

— Тебе же сказали, что сейчас приедет хирург и окажет тебе первую помощь, — в этот момент Боря открыл дверь и вошел в кабинет, — вот и хирург прибыл.

На больничной кушетке, с полностью перебинтованной головой, сидело маленькое мужское создание. Мужичок, метр с кепкой, такой шибздик, от горшка два вершка. При виде Бори, он вопросительно стал смотреть на него и ждал, что же сейчас с ним будут делать. Ну, а делать надо было. Вся его повязка была полностью пропитана кровью, в области ушей, а свободная часть лица вся покрыта неглубокими порезами.

— Это, кто здесь не подчиняется медицинским сестрам, — как можно строже спросил Боря, — вы, что ли?

— Да, нет, я ничего, ну просто пошумел немного, а так ничего, делайте, что надо, да я разве против докторов, что-нибудь плохого имею.

— Ну, если не имеешь, то давай снимем повязку и посмотрим, что там у тебя с головой, — предложил Боря, — и сев рядом с ним, на кушетку начал разматывать повязку.

После снятия повязки, открылась ужасающая картина. Левое ухо почти полностью было срезано со своего основания и держалось буквально на одной мочке. Другое ухо также было повреждено, но больше было прикреплено к голове. Видно, когда трактор перевернулся, и разбились стекла в кабине, осколки стекла как бритвой срезали трактористу уши. Выход из этой ситуации был один, попробовать пришить ему уши, а там уж Бог, судья, приживутся они или нет. Да, к тому же кровь обильно сочилась из раны, и в любом случае надо было останавливать кровотечение. Другие порезы лица не требовали хирургической обработки. Просто их надо было обработать йодом и наложить давящие повязки.

— Вот, что тракторист, тебе необходимо сделать небольшую операцию, пришить обратно твои уши, вон посмотри в зеркало на свое отражение.

И вдруг нашего больного, как прорвало. Он не стал смотреть в зеркало, а вдруг вскочил на ноги и ринулся прочь из перевязочной. Стоящая в дверях палаточная сестра только и успела его перехватить. И откуда столько силы взялось в этом маленьком мужичонке. Боря успел схватить его за руки, сгреб в охапку и потащил к кушетке. Но это деревенское чудо, стало еще сильнее вырываться, но куда ему против троих человек. Сумели его повалить на живот и зафиксировали у него ноги, руки и туловище. Свободной оставили только голову, которой он начал вращать во все стороны, разбрызгивая капли крови по стенам. Тем временем Борис завернул ему обе руки за спину и придавил его всей тяжестью своего тела. Наш пострадавший внезапно затих, и «как раненый зверь» притаился, ожидая наших дальнейших действий.

— Ты, что хочешь без ушей остаться, — пригрозил ему врач, — так мы быстро это спровадим. Не успеешь и глазом моргнуть, вмиг их скальпелем оттяпаем. Будешь ходить, как Фантомас, только, что не зеленый.

— Да, я согласен, не режьте мне уши, я только боли сильно боюсь….

— Когда пьяный на тракторе ехал, чего ж ты ее не боялся?

— Так, то пьяный, а сейчас в хирургии страшно.

— Ладно, сейчас сделаю тебе анестезию и попробую тебе пришить уши, — и попросил у сестры, чтобы подала шприц с новокаином.

Во время анестезии, наш больной вел себя спокойно, когда же Борис начал пришивать ему левое ухо, вдруг стал вырываться из — под рук. Ничего не оставалось делать, как кулаком со всей силы двинуть его по спине. От неожиданности наш больной замер на несколько мгновений, а потом как заорал:

— Фашисты! Сволочи! Убивают! Помогите! Фашисты!

Борису ничего не оставалось делать, как наклониться к нему и, щелкая перед его глазами ножницами сказать:

— Еще, одно слово скажешь, чик и нет у тебя ушей. И скажу, что так у тебя и было, — сказал Борис и для верности еще пощелкал несколько раз перед его глазами ножницами.

После этого последнего предупреждения, наш больной уже не орал на все отделение. Только иногда, бормотал еле слышно, всхлипывая: «Фашисты, проклятые!». Хирургическую обработку Боря сделал полностью, пришил два уха и на удивление они прижились, и впоследствии не отпали от своего основания. Правда, немного нагноились хрящи ушной раковины, но в целом уши приросли к голове пациента.

Прошло несколько недель, после этого случая и вдруг заявляется на прием этот мужичонка и спрашивает: «Доктор, а неужели вы и в самом деле могли просто так отрезать уши?» Борис ему ответил: «Отрезать, конечно, смог, но мне кажется, вам с ушами удобней ходить, чем без них? Не правда, ли?»

Пациент ничего не ответил, а молча, вытащил из сумки бутылку водки, быстро ее поставил на стол и убежал прочь из кабинета. Об этом случае узнала вся деревня. Обсуждали со всех сторон, что доктор мог уши отрезать, а вот видишь, пожалел. Да и сам мужичонка ходил и показывал всем свои уши, которые, по его мнению, были совсем оторваны, а главный врач, сам лично их пришил. По мнению жителей, Борис Михайлович совершил героический поступок, хоть и врач маленькой больнички. Сельчане считали, что ни в районе, ни даже в городе такой операции никто не сможет сделать, а вот их доктор сделал! То, что больничка маленькая, это не делает скидку на профессионализм и возвращение здоровья, более того, в маленьких поселках, все друг друга знают, и весть об успешной операции быстро расползлась по методу сарафанного радио. Но это и на самом деле так.

Чаще всего врач хирург или терапевт, или стоматолог, анестезиолог, работают одни. Им не на кого опереться, это хорошо, если привезли тяжелого пациента и его еще можно отправить в областную больницу, а ведь часто такая роскошь не позволительна, приходится лечить своими силами. Таким врачам можно лишь посоветоваться по телефону, а действовать они будут сами, это пока приедет областная бригада, пройдет не один час, а пациент может и помереть.

Такие доктора принимают пациентов и днем, и ночью, у них нет такого, что смена закончилась и можно помахать ручкой, нет, они обязаны лечить пациентов круглосуточно. И скидку на нехватку нужных лекарств, усталость, никто не принимает во внимание. Если ты работаешь в деревне, то обязан всё делать.

Теперь Борис Михайлович был не просто местным врачом, а своего рода знаменитость целой деревни. Любое его лечение принималось всерьез, его советы в лечении слушали и строго выполняли. Татьяна радовалась успехам мужа и на нее падала тень славы. Ее уже звали по имени — отчеству Татьяна Михайловна, а не просто Таня. Даже в местном сельмаге ее пропускали без очереди, мотивируя тем, что мужу надо вовремя питаться, чтобы всё было дома готово. Поначалу Татьяне было неудобно, но потом свыклась. И в школе их сын Андрейка стал сразу одним из лучших учеников, хотя раньше и не показывал больших успехов. На всех торжественных мероприятиях они сидели на лучших местах в местном Дворце Культуры, а чаще Борю выбирали в президиум, где он занимал одно из почетных мест.

Участковая больница ходила в лидерах по всей области. Сам заведующий облздравотделом сделал робкую попытку и предложил Боре возглавить более крупное лечебное учреждение, но он попросил еще немного поработать и набраться больше практических навыков. Начальник согласился, но заметил, что к этому вопросу они еще вернутся и Борис не уйдет от его предложения. А пока Трепункин, воспользовавшись благосклонностью своего шефа, решил расширить свою больницу. По его мнению, настало время открыть небольшое родильное отделение. Деревня была большая, вся молодежь оставалась работать в совхозе, никуда не разъезжалась, а рождаемость детей каждый год увеличивалась. Главное, надо было найти хорошего акушер-гинеколога, которого можно было заманить в деревню только хорошим жильем и отличными условиями для работы.

Совхоз стал строить дом для нового врача, теперь оставалось только его найти. В городе с пониманием отнеслись к его идее и выделили средства для строительства нового роддома. Несколько раз ездил Борис Михайлович в город, разговаривал с врачами и просил, чтобы к нему в село направили гинеколога.

И вот, наконец, в участковую больницу прибыл новый врач, акушер-гинеколог, проработавший в центральной районной больнице около трех лет, но в связи с семейными обстоятельствами, а точнее со своим разводом, не хотел оставаться в районе. Жена его, поговаривали в больнице так загуляла с местными мужиками, что уже невозможно было смотреть на всё ее бл… во. Коллеги, в который раз говорили Леониду Павловичу, что жена открыто ему изменяет, а он всё не верил. И вот когда, его дражайшая супруга была поймана со своим очередным хахалем у себя дома, Леонид Павлович решил разводиться. А дело было так. Наш гинеколог ушел на ночное дежурство в больницу, а его дражайшая половина решила пригласить к себе в гости очередного любовника. Обычно врачи во время дежурства не приезжают домой, дел хватает и невозможно отлучиться. А тут Леонид Павлович решил зачем-то съездить домой и натолкнулся на следующую картину. Когда он открыл своими ключами дверь и стал звать свою супругу, то увидел у себя в комнате ее, гладящую брюки и мужика в трусах, сидящего на стуле. От изумления он не знал, что и спросить, но «верная» жена ему разъяснила, что зашел ее коллега по работе и попросил ее погладить брюки. Валя работала в медицинском вытрезвителе фельдшером и коллегами у нее были вся районная милиция в поселке.

В те времена медвытрезвители были широко распространены в доперестроечном Советском Союзе. Одно время там применяли массовые помывки специфического контингента из шланга с ледяной водой, до тех пор, пока один из пьяниц, «не дал дуба» после такой одной «оздоровительной процедуры». Помывки запретили, ввели должность фельдшера на предмет освидетельствования здоровья алкашей и пьяниц. Так, что милиция, совместно с медициной являлись активными борцами с пьянством, особенно если привозили спецконтингент с недопитыми и непочатыми бутылками спиртного. Сотрудники все это реквизировали, а все спиртное («Не пропадать же добру!») выпивали без остатка. В плане борьбы с пагубными привычками в вытрезвителе одно время злостных постояльцев стригли наголо, фотографировали и вывешивали на стенде с громким названием «Они позорят район». Также в воспитательных целях прикрепляли на стенде фотографии милицейских дубинок старого и нового образца. «Полюбуйтесь, граждане, насколько отличается новая палка от старой! И побольше в размерах, и поувесистее!»

Эти меры ни к чему хорошему не привели. Как пили мужики, так и продолжали употреблять ее горькую. Вот в таком вот медицинском заведении, находящемся почему-то в ведении Министерства Внутренних Дел и работала наша Валя, пока самым простым образом не сбл… овалась и неперетрахалась со всеми доблестными сотрудниками правоохранительных органов.

Леонид Павлович, а к тому времени к нему приклеилась кличка «Лёпа», просто не замечал всех похождений своей половины, милицейской подстилки, пока ему добрые люди не открыли глаза на его супругу. Это в городе можно бесконечно долго гулять и не попадаться на глаза и держать в тайне все свои похождения. В деревне же ты не успеешь чихнуть, как на другом конце уже все будут знать: почему ты чихнул, по какой причине и с кем.

Лёпа же все не хотел верить бесконечным изменам своей супруги, пока сам, случайно не застал ее с одним лейтенантом, в собственной квартире. Лейтенантик был в одних трусах и галстуке, но Валя категорично заявила:

— Он меня попросил попросту погладить брюки. Ведь не могла же я своему коллеге отказать в такой малости!

Эта малость заключалась не только в глажении брюк. До мордобоя дело не дошло, а вот «Лёпа» все сокрушался и недоумевал: «Но почему в моей квартире она решила ему гладить брюки, а не на работе?» Коллеги ему старались внушить: «Леня, ведь тебе жена рога ставит, на хрена тебе такая бл… ь нужна?» Но разве можно было Лёпу переубедить. Все старались его всячески уверить, что уже вся деревня над ним смеется, а он все верит сказкам жены. Для многих тогда было загадкой, как же это фельдшер могла изменить доктору? У многих это не укладывалось в голове. Так Лёпа стал одним из первых жертв сельского разврата. Просто он сильно любил своего сына Павлика и старался не обращать внимания на похождения своей супруги. Когда же весь поселок заговорил на каждом перекрестке, ему уже ничего не оставалось делать, как подчиниться общественному мнению и разойтись с женой. Та не долго горевала и укатила вместе с ребенком, прихватив заодно с собой очередного лейтенанта-любовника в город. Там ее следы и потерялись.

А вот кличка у «Лёпы» точно соответствовала его характеру. Принять своего самостоятельного решения в отношении любого больного он не мог. Одной только положительной чертой Лепы было это сильное сострадание к своим больным. Да и весь его вид говорил о какой-то непутевости, беззащитности, жалости. Среднего роста, с очками на продолговатом лице, такой вот доктор Чехов в провинции. Благо вместе с ним работали опытные врачи и помогали ему. В основном он сидел на «абортах», делал их по 10—15 штук в день, да во время дежурств работал в родильном отделении. Но женщины его любили. Во время родов «Лёпа» мог с роженицей вместе плакать, сложив свою голову на женский живот, утешая, ее страдания. Он постоянно переживал за своих больных, но толком ничего не умел делать и боялся брать всю ответственность на себя.

Его раз поразила одна вещь. На одной из пятиминуток у главного врача Леонид Павлович попросил усилить охрану входной двери в родильном отделении. Сперва никто не понял, зачем ему эта охрана. В те времена еще не сидели охранники перед дверями каждой конторы. Оказывается, одна деревенская женщина, успешно родив ребенка, уже на второй день после родов уединилась со своим счастливым мужем, для сексуальных утех. Прогуливаясь по территории отделения, а дело было летом, Леонид Павлович обнаружил в кустах свою пациентку, занимающуюся любовью с мужиком. У него не было сил даже слово сказать, просто стоял и смотрел с открытым от изумления ртом на эту земную любовь. Главному врачу ничего не оставалось делать, как пообещать, что обязательно даст дополнительную ставку медсестры для охраны родильного отделения.

— Я потом ей говорю, — объяснял Лепа, — что нельзя после родов в течение двух месяцев заниматься сексом, а она знаете, что мне в ответ сказала: «Леонид Павлович, ну как ему я могу отказать, муж же родной приехал, ведь очень сильно хотел. Что ж ему по бл… м идти? Вдруг какую-то заразу подхватит!»

Была еще одна слабость у Леонида Павловича. Он любил выпить, но на «грудь» мог принять очень мало. Про таких обычно говорили: «Да, ему достаточно только рюмку понюхать, и будет готов». Если же Лёпа принимал немного винца, то мог и заснуть во время осмотра своих пациенток.

Рассказывают такой случай. Во время амбулаторного приема, Лёпа, будучи в небольшом подпитии, заснул прямо у гинекологического кресла. Когда медсестра зашла в кабинет, то увидела следующую картину, Леонид Павлович, уважаемый доктор, прямо очками уткнулся в женскую промежность, а женщина, с задранными ногами в кресле пыталась его разбудить: «Леонид Павлович, что вы там делаете, что-нибудь серьезное нашли?»

Откуда ей было видеть, что доктор мирно спит, на ее раскрытых органах и ничего не делает. Но все эти мелочи Лёпе прощали, нет смертельных случаев, да и ладно. Главное, что внимателен с пациентками, а опыт дело наживное. Вот так поработав несколько лет «абортарным мастером», решил впоследствии наш Леня заняться большой хирургией. Но оперировать в районной больнице ему не давали, были другие опытные гинекологи и хирурги. И тут ему предложили вариант переехать в участковую больницу, пообещали хороший дом в деревне, хороший оклад и широкое поле деятельности для хирургии. Ему так и сказали: «В больнице очень хороший главный врач, сам хирург и давно уже просит толкового гинеколога!» Слова о толковом гинекологе стали бальзамом для Лепы и он согласился туда поехать. Жить ему было негде, до этого они с женой жили на съемной квартире, да и надоело, что все в деревне обсуждают похождения его бывшей жены.

Вот такого врача и получил Боря в свою больничку. Выбирать больше было не из кого, а учить молодого врача всем премудростям не входило в планы главного врача. Отделение к приезду акушера-гинеколога построили, завезли всё оборудование и можно было и роды принимать и делать небольшие гинекологические операции — аборты.

В больницу стали еще больше приезжать пациентов из окрестных деревень. Приезжали в основном женщины, узнав, что хороший гинеколог появился в участковой больнице. Теперь не надо было возить женщин в роддом, что неоднократно случалось раньше. Женщины наблюдали и рожали прямо у себя в родной деревне и души не чаяли в работе Леонида Павловича. Вскоре уже некоторые молодые особы стали заглядываться на нового доктора, но в основном это были его бывшие пациентки, чаще разведенки с детьми. Но это не входило в планы Леонид Павловича. Он все чаще замыкался у себя в гостиничном номере, дом еще не достроили. Поначалу думали, что он пьет втихую, но продавщицы местного сельмага в один голос говорили, что не замечали, чтобы врач покупал спиртное в магазине.

У Бориса Михайловича проблема с женским приемом была разрешена и задумал он создать многофункциональное лечебное учреждение, чтобы не хуже, чем в городе, а лучше по подбору кадров и методам лечения. Его непосредственный начальник, главный врач районной больницы не возражал в его начинаниях, но не обещал, что сможет выделить денег на все эти преобразования и советовал обратиться в область, к самому заведующему областным здравоохранением. Выбрав время, Боря поехал в город, предварительно созвонившись со своим главным шефом. Тот дал согласие на прием.

В кабинете заведующего Боря был уже не в первый раз, но сейчас ему казалось, что он не получит должного сочувствия и ожидания от своего начальника. Так оно и оказалось.

— Григорий Иванович, — начал Боря разговор, после обычных приветствий, — я приехал к вам с одной просьбой, но вот не знаю с чего и начать.

— Да, ты начни, а я уж потом разберусь, — с ухмылкой ответил шеф, — сюда в основном и приходят с просьбами.

— Но у меня просьба необычная, — продолжил Боря, — не для себя стараюсь, а для народа.

— Для народа хорошо, — подхватил разговор Григорий Иванович, — наша партия так и говорит, что забота о человеке, есть основная забота Коммунистической партии. Ты же член КПСС, коммунист?

— Нет, к сожалению, — огорчился Борис, — но я заявление подал в райком партии. Сказали, что ждите разнарядки. На интеллигенцию мало мест в партию отпускается. А какую разнарядку ждать я толком и не знаю…

— Да, это всё партийные заморочки. Наша партия — это партия рабочих и крестьян, а интеллигенции там как бы не место. Слишком умные, а то вдруг начнут умные вопросы задавать почему в магазинах нет колбасы, нет мяса, масла, хлеба. Правда, хлеба сейчас хватает! А было время, что и его не было. Но это всё временные трудности.

— У нас в деревне никто не голодает. Надо мяса, купи в совхозе. Директор никогда не отказывает.

— Это вам не отказывает, а простой работник совхоза доступа к этому мясу не имеет. Сам должен держать скотину во дворе, кур, гусей. Сажать картофель и больше надеяться только на себя, а не на дядю. Так, какая у тебя просьба?

— Хочу Григорий Иванович построить большую больницу, как в районе, со всеми специалистами и отделениями, только еще лучше. Ведь от нас легче до города доехать, чем до центральной районной больницы. А так мы возьмем на себя основной поток больных, что едет в город.

— А кого, уж тогда принимать будут в вашей ЦРБ, если к вам основной поток пациентов перейдет?

— У них сейчас и так очереди стоят с утра до вечера. Утром народ приезжает из деревень, а к вечеру только разъезжается. Попасть к специалисту невозможно. А записи, как таковой нет. Сколько приехало больных, столько и обязан всех принять. А мы возьмем на себя часть больных и будем не участковой больницей, а межрайонной. Мы же и так расположены на стыке областей, районов и даже республик. К нам из города попасть легче, чем крестьянину приехать в районную больницу.

— Мысль хорошая, — размышлял заведующий, — но это же надо согласовать на всех уровнях. Я согласен, что ваша больничка находится в медвежьем углу и до вас и впрямь селянам добраться легче, чем до центральной больницы. Но, кто даст денег? А потребуется немало. Вот, что давай сделаем так. Ты, сейчас поедешь в городской гражданпроект, подойдешь к начальнику, я ему сейчас позвоню, он мой старый приятель и разъяснишь, что ты хочешь и как ты видишь в целом свой проект. Там люди толковые. Они всё соображают. Спроектируют, что надо с учетом всех твоих потребностей, а мы с ними заключим договор, а там посмотрим, где деньги можно достать.

— Ой, спасибо, Григорий Иванович! Как вы мне помогаете!

— Помогаю, помогаю, но отнюдь не бесплатно, — с металлом в голосе произнес заведующий облздравотделом, еще до этого бывшим этаким добрячком и бескорыстным чиновником, — с каждого выделенного мне рубля, ты будешь мне лично давать десять процентов!

— Какие десять процентов? — не понял Боря.

— А вот такие, Боренька. Освоил сто рублей, мне с этой суммы десять рублей. И будешь приносить сюда лично, в руках, наличкой. Понял, дорогой доктор! А я тебе открою кредитную линию в банке, где ты сможешь и себе мелочишки оставить на семью.

— Но, я не знаю, как это всё делать? Где я эти деньги возьму?

— Я к тебе пришлю толкового человечка. Он тебе популярно всё объяснит и расскажет, как и что надо делать. Это тебе не несколько машин песка привезти в свой дом и построить гараж из остатков кирпича. Это более серьезная вещь. Всему надо учиться и постигать вершины мастерства. Ты уже сколько лет работаешь?

— Четвертый год пошел, — пролепетал Борис.

— Вот, тебе на следующий год надо подавать документы на первую категорию. А так, кто тебе ее даст? Сельскому врачу? А я тебе дам. Лично рекомендацию напишу. А там и до высшей недалеко, но надо отработать с пользой для нашего общего дела. Давай дружить. Ты, парень толковый, вон на пустом месте больницу расширил и хочешь и дальше ее преобразовывать. Я тебе мешать не буду. Об этом разговоре ни слова жене и не надо ни с кем делиться. По секрету скажу, уже давно было принято решение на пленуме Обкома партии построить новую современную больницу в твоей деревне. Только не находилось достойных исполнителей. А ты как раз подходишь для этой цели. Ладно, иди. Я сейчас позвоню своему архитектору. Он тебя встретит. Почаще сообщай о своих делах. Когда дело сдвинется с мертвой точки, я к тебе заскочу. Там на месте всё обмозгуем, как всё лучше сделать. Ну, давай, иди.