Сказка? Быль! Сказание-бывальщина

Сергей Полковников

Отправимся вместе с автором и главным участником этих приключений в таинственную лесную чащу. ЛЕС – живое и мистическое существо приоткроет дверь в свою кладовую тайн. Удивительный тонкий мир, опасный и манящий, населенный сонмами враждебных и благожелательных существ через малую щель наполнит своим присутствием всю окружающую действительность. В пути нас ждут незабываемые встречи с его обитателями. Автор приглашает всех, в чьём сердце горит огонь странствий, стать спутником этого повествования.

Часть 1

Глава 1. Костер

…Остывший пепел костра сизым легким облаком взлетел вверх от упавшего в него свитка бересты…

Спичка зажглась с первой попытки, но робкий маленький огонек не смог разогнать ночной мрак, а лишь слегка своим колеблющимся светом разорвал давящую черноту. Тьма своими черно-бархатными лапами давила на плечи, казалось, что легкий порыв ветра, шевельнувшего волосы на затылке, не был простым порывом, так внезапно сорвавшимся среди почему-то притихшего леса, а это было сдерживаемое дыхание хищника, выбирающего момент для внезапного нападения.

Так бывает, когда ночной ор лягушек на лесном болоте вдруг, как будто по мановению невидимого дирижера, резко прекращается. Все живое, что по велению Вселенской прихоти было обречено на поедание, замирало, вглядываясь и вслушиваясь в пугающую своей тишиной бездну ночи. Она никого не могла ввести в заблуждение, так как все уже знали, что беда близко и она крадется на своих мягких лапах. Сама темнота в этот момент еще больше сгущалась и становилась липкой и вязкой, так как переполнилась вибрациями страха, что источали маленькие беззащитные тельца потенциальных жертв.

Мерцающий и такой беззащитный огонек в этой всепожирающей и плотоядно смотрящей мириадами алчных глаз темноте. Напряженно ссутуленная спина человека как бы защищала от нападения это робкое средоточие огня, которое, подобно сердцу, расширялось и сжималось, как будто оно жило своей мимолетной жизнью. Лодочки ладоней бережно охраняли эту надежду, что была подарена человеку его древними пращурами, знающими, что это чудо наконец-то избавит их от вынужденной обреченности быть съеденными. Что было первым? Разгорающийся огонек разума, что должен был засиять в их лохматых, с низко надвинутыми надбровными дугами головах, а сейчас лишь слабой искоркой теплился среди мрака несознания, или первично было использование огня как такового, что и послужило импульсом к ментальному развитию, вследствие чего резко увеличились шансы на выживание по сравнению с другими видами существ? Эту тайну скрывает от нас временная пелена мироздания, и звезды — свидетели тех далеких событий — с молчаливой глубиной мудрости наблюдали за всеми перипетиями и событиями что протекали на этой земле. Для ночных светил это был всего лишь малый миг, как взмах крыла бабочки — такой же легкий, яркий, мимолетный. Но вся глубина, мощь, энергия звезд была сконцентрирована в сердце огня, и пламя вздымалось и опадало в такт мерцанию звезд, вливалось во вселенский ритм жизни.

Огонек с поднесенной к бересте спички ловко перепрыгнул на свиток березовой коры, терпеливо ожидающей своей участи огненного заклания. Она затрещала и стало еще туже скручиваться, обжимая и без того тугой нерукописный манускрипт. Капли дегтя под воздействием огненного дешифровщика явили миру своим кратким появлением скрытый до сего момента секрет тайнописи. Знаки секретного кода мироздания, наполненные сокровенным смыслом, вспыхнули ярчайшим сполохом, вздымая черную гриву огненного скакуна, уносящего в потаенное небытие сокрытое в них таинство.

Пламя взыграло. Веселый треск огласил притихший лес. Подброшенная в костер охапка сухого хвороста лишь на малую толику времени охладила его пыл, чтобы уже через несколько минут заняться широко и споро, перелетая огненными драконами с одной стороны костра на другую.

Темнота испуганно отпрыгнула и затаенно притаилась за деревьями, и в густоте кустарников за спинами мощных валунов, что окружали место, где сейчас полыхал костер, нашли себе укрытие самые упорные и настойчивые слуги тьмы. И когда человек уже повеселевшим, но все еще настороженным взором озирал ближайшие окрестности, то от его глаз не ускользнула картина борьбы света и тьмы, что происходила на границе тыльной и лицевой сторон камней. Извиваясь и выбрасывая черные щупальца теней, ночная нежить пыталась отвоевать утерянные позиции, но обожженная и ослепленная светом испуганно отскакивала и пряталась за спиной у каменного богатыря, что бесстрастно взирал на эту баталию. Чем ярче и сильнее разгоралось пламя, тем все слабее и слабее становилось попытки и никчемные потуги восстановить свое превосходство.

Пламя костра гудело, извивалось в огненной пляске. Влага, что еще сохранилась в, казалось бы, уже высохших до звона ветвях деревьев, вскипала от соприкосновения со вселенским жаром и с треском разрывала волокна деревьев, взметая ввысь мириады искр, что наперегонки устремлялись в темноту неба.

Уже никуда не торопясь, медленно и степенно, подчинившись ритму леса, что неслышным, но повелительным камертоном настраивает душу и тело человека на единственно верную вибрацию спокойствия, в этом умиротворенном состоянии приступил к привычной процедуре. Руки отработанным движением, проделав множество раз пройденный маршрут, без мыслительной поддержки ментала безошибочно нащупали дужку котелка, что стоял в укромной нише недалеко от кострища. Верный помощник и сотоварищ отшельника, участник всех его скитаний и путешествий уже хранил внутри своих закопченных боков запасы живительной влаги, что еще днем была зачерпнута в лесном говорливом ручейке, что брал свое начало из просевших и посеревших снежных сугробов. Да, участник незапланированного ночного бдения в данный момент в этом уединенном месте по ряду множества обстоятельств жил отшельнической, уединенной жизнью, отказавшись от общения с внешним миром. Далее в повествовании этот один и тот же человек в зависимости от причуд и настроения автора будет называться, а иногда кажется, что и шутливо обзываться различными новыми именами. Итак, отшельник, вот вам котелок в руку, действуйте!

Подхваченный крепкой рукой котелок какое-то недолгое время покачивал в раздумье своими закопченными боками, как бы устраиваясь поудобнее на палке, что была перекинута через горящий костер, а затем, преисполнившись чувством собственной значимости, приступил к священнодействию преобразования холодной и такой кажущейся мертвой воды в бурлящую и обжигающую своей силой и энергией живую воду, что может опять наполнить жаром жизни уставшее и озябшее тело. Пузырьки воздуха, доселе невидимые в толще воды, что плескалась внутри котелка, появлялись как бы неоткуда, какое-то время в раздумье задерживаясь на неуклонно раскаляющемся днище этого волшебного горнила, рядом с такими же как они серебристыми шариками, покачивающими своими округлыми головенками. И вот уже по неслышной команде один за другим стали устремляться из глубин вверх, пробуравливая своими упрямыми лобиками нестерпимо обжигающую массу, и вот уже неудержимый поток пузырьков, прорвав толщу воды, вздыбил верхний слой, и буруны кипятка свились в жгуты и закрутились в веселом водовороте.

Языки костра перестали так жадно лизать закопченное днище, потому что котелок был плавно перемещен на самый край палки, переброшенной над огненной бездной. Чубастые буруны кипятка тотчас упали, и над поверхностью раскаленной лагуны появилась рука, и из нее как из рога изобилия посыпался дождь из крупиц ароматной чайной заварки, каждая частица которой перед тем, как попасть в жаркие объятия кипятка, в своем непродолжительном полете, как мотылек-однодневка, вбирала энергию солнца, что косматым протуберанцем вздыбливалось из разверстого жерла костра, и падала в огненную преисподнюю в момент своей смерти — возрождения в мгновение обжигающего страдания, отдавали все свои целебные и чудотворные силы, что были накоплены и сохранены растением в краткий миг своего существования, для того чтобы принять участие в этой чудесной мистерии.

Исполнив предначертанное им предназначение, чаинки через небольшой промежуток времени медленно и торжественно, кружась, покачиваясь в прощальном вальсе, стали опускаться на дно.

Коричнево-золотистая чайная влага источала терпко-пряный аромат, который волной будоражащих запахов достиг рецепторов обостренного обоняния, что все еще напряженно вынюхивали среди множества запахов вокруг те, что несут опасность. Все то, что было связано с восприятием этого запаха, несло в себе сигнал к умиротворению, спокойствию и отдыху, заслуженному после тяжелых переходов по тайге, и поэтому, еще не отведав чая, его почитатель уже ощутил в себе всю гамму этих превосходных чувств. Наконец-то наступил этот долгожданный момент священнодействия. Каким и было на самом деле вроде бы обыкновенное питие одного из множеств напитков, что нам приходится потреблять в нашей жизни. Культуры Китая и Японии знают толк во вкушении чая, эта традиция имеет под собой глубокие многовековые корни, являясь неотъемлемой частью восточной философии.

Сполохи ослепительно сверкающего огня от весело распластанного костра заливали мерцающим и каким-то живым светом ближайший круг отвоеванной у мрака территории. Человек даже ощущал его дружеское прикосновение. Иногда это были крепкие объятья, когда эта ненасытная топка была полна пищи для красного зверя, и он ворча и ворочаясь с треском перемалывал кости поверженных трупов деревьев, или легкое дружеское похлопывание, когда зверь уже насытился и его вздыбленная искристо волнующаяся шерсть опадала, и он, как любой насытившийся хищник, начинал игриво зацеплять когтистой лапой находящиеся рядом с ним предметы.

Раскаленная дужка котелка была нестерпимо обжигающей, поэтому перед тем, как снять с костровой палки котелок, на руку была надета рукавица, что для такого случая хранилась в рюкзаке среди прочего имущества, необходимого для проживания и сосуществования в лесу. Валун с относительно ровной горизонтальной поверхностью безропотно сыграл роль кухонного стола, и теперь спина валуна, она же импровизированная столешница, кротко приняла на свой загорбок вспорхнувшую из тех же рюкзачных закромов кружку, что игриво скособочилась на самом верху камня, так как ровной поверхность в этом зыбком лесном мире можно было назвать с очень большой натяжкой. Кружка стоически ожидала дальнейших развитий событий, и они наступили. В ярком свете ночного костра, который не отбрасывал тени, как в лучах театральных софитов, чинно проплыл котелок, волоча за собой шлейф из горячего пара. Вальяжно покачивая боками, на которых антрацитово переливались пласты свежей сажи, замедляя свой полет, остановился, а затем в галантном приветственном поклоне преклонил свою голову, так как они были старые закадычные приятели. И все чувства, переполнявшие его содержимое, неудержимым потоком хлынули наружу. А может быть, все было значительно сложнее и романтичнее, чем казалось на первый взгляд, может быть, это было не просто выражение приятельских чувств и кружка была прекрасной дуэньей, а котелок — пылким кабальеро? Остановимся на последнем предположении, уж очень потрескивание углей в костре напоминало перестук кастаньет, придавая испанский колорит данной картине. И наконец-то!

…Медвяно-золотистый водопад, обвитый лентами серебристого пара, огненной страстью обрушился на кружку, и она благодарно приняла ухаживание пылкого кавалера…

Глава 2. Пламя стремления

Маленький человечек — «Людик», названный так с легкой руки друга, почти одногодки, родился и рос почемучкой, в этом не было бы ничего необычного, ведь все дети таковы, если бы не необычные для такого малыша вопросы, на которые он хотел получить ответы. Как только детское сознание научилось внятно и связано формулировать мысли, маленький человечек начал задавать себе и окружающим вопросы, необычные по своей глубине и философичности для такого нежного возраста. «Кто я и зачем пришел в этот мир?..» «Какова моя цель и задачи бытия?» Все это формулировалось, конечно, не столь заумными фразами и в меру детской образности, но смысл оставался тем же самым. По мере взросления бытие и положение дел вокруг вызывали неприятие и жесткое несогласие с тем, как был устроен этот мир. Пытливый ум пытался найти ответы на интересующие его вопросы, и он как губка впитывал знания, почерпнутые из книг, которые этот искатель истины мироздания поглощал в неимоверном количестве. Беллетристика, глубокие философские эссе, фантастика, учебники по разнообразным сферам знаний и ворох всего того, что могло бы дать ответы на мучащие его вопросы…

И то, что наконец в руки к нему попались книги, объясняющие смысл жизни с точки зрения разнообразных религий, религиозных течений и философий, йоги всевозможных направлений, эзотерических дисциплин и т. д., то это закономерно когда-то должно было произойти. Это был великий поток знания, в котором, как в настоящей водной стремнине, разнообразные ручьи и ручейки как бы создают единое целое, в то же время каждый пытается быть сам по себе, упорно не торопясь смешиваться с главной струей, контрастно выделяясь своим особым специфическим цветом воды, упорно удерживая границу своей струи, в конце концов эта граница истончается, пропадает, и вот уже один мощный поток устремляет свой бег к далекому морю, неся в своих глубинах воспоминания о путешествиях всех капелек воды, до того момента как они попали в этот Великий круговорот.

Знания, полученные из книг столь специфической направленности, вызывали у жаждущего их искателя всевозможные реакции после их прочтения, иногда очень противоречивые. Порой это был разброс от полного неприятия до блаженного феерического экстаза в тот неожиданный момент полного слияния Великого знания и силы, заключенной в священном и мудром писании и теплом трепещущем ответном огне, что это знание высекало, поднимая его из глубин сердца.

И вот момент озарения наступил. Предыстория этого события была буднична и рутинна. Газеты, наводнившие нашу многострадальную страну во времена новейшего, но, увы, очередного смутного времени, стремились завоевать потенциального читателя острыми сенсационными репортажами, хотя некоторые из них подвизались на стезе этакого мини-энциклопедического издания, претендуя на своих 12—18 печатных листах осветить все и вся, естественно, урезая и популяризируя сами темы статей. В одной из этих публикаций газет-всезнаек пытливые глаза выхватили из общего скопища информации одну статью, после прочтения которой жизнь нашего искателя разделилась на два периода — до и после. Автором ее был человек, который досконально и скрупулезно знал то, что он излагает на страницах в общем-то неакадемического издания. В этой статье излагались постулаты и принципы одной из множества йог, что практикуют на Востоке.

Но так как писал об этом человек, который сам жил этим, жил в этом, то каждая строка авторского текста была заряжена энергией пережитого откровения, и сердце искателя раскрылось навстречу этой светлой правде, он очень давно ждал этого момента и жаждал встречи, и она свершилась. Много в мире людей, и у каждого свой путь, наш искатель нашел свою тропу, и началось восхождение к Истине длиною в жизнь.