I Италийский легион. Книга 1

Сергей Петрович Евсеев

Первый век нашей эры. Римская Империя, пережив период гражданских войн после смерти Нерона, усиливает свою мощь. Император Веспасиан разрушает город Иерусалим, закончив тяжелую и долгую иудейскую войну. Руками плененных евреев строится вечный символ непобедимого Рима – Колизей, амфитеатр Флавиев, но на границе империи начинается Великая война с Дакией. Сын Веспасиана, Домициан, приведет империю к поражению и позору. Люди, втянутые в поток исторических событий, пытаются жить, бороться и любить.

Глава 4

84 г. н. э. Дунай. Осень.

Лагерь Скатолы

— Что у тебя? — без особенного интереса спросил Скатола.

— Завтра из лагеря легиона прибывает группа гладиаторов.

Центурион поднял голову, в его глазах, полных бесконечных забот и усталости, отразилось непонимание и вопрос. Марк Статий, взглянув на Скатолу, потом на Тита Муллея, произнес:

— Зачем? Император решил развлечь солдат, заскучавших на границе. Очень мило с его стороны. К нашему черствому хлебу добавить зрелищ.

— Что за чушь? — недовольно буркнул Скатола.

— В целях повышения боевой выучки и совершенствования технических приемов защиты и атаки, — четко проговорил писарь явно заученную фразу.

— А также умения красиво и изящно наступать и отходить, — в тон ему продолжил Статий, но смолк под гневным взором Скатолы.

— Интересное новшество. И сколько их? Кто старший? Время прибытия в лагерь? — строго спросил Скатола.

Муллей подошел к столу и сунул свиток в руки старшего центуриона:

— Их трое. Все иллирийцы. К нам прямо из Рима. Старший — Барбат. Барбат Стикс, — произнес он имя с нажимом.

— Барбат Стикс?! Герой римской толпы и завсегдатаев Колизея. Лучший гладиатор последних лет.

В палатке повисла напряженная тишина, каждый из центурионов пытался объяснить себе появление в легионе столь знаменитого гладиатора, получившего прозвище подземной реки мертвых — Стикс, человек, проведший в городах империи десятки боев и выигравший схватку на главной арене — Колизее, на глазах самого императора Домициана и тем заслуживший свободу и славу. К его имени Барбат, выдававшем варварское происхождение, восторженная римская толпа добавила прозвище Стикс за то, что гладиатор перед завершающим ударом кричал:

— Отправляйся в Стикс!

Имя Барбат вполне могло быть вымышленным, многие гладиаторы по разным причинам скрывали свои истинные имена и происхождения, а также и мотивы, которые приводили их на арену.

Одни имели жен и детей, а показательные бои рассматривали средство к существованию и содержанию семьи, надеясь однажды удачным ударом меча заработать себе достаточно, чтобы покинуть арену.

Другие — беглые рабы, бывшие легионеры, дезертировавшие из армии из трусости или по иным причинам, пойманные и отправленные в школу гладиаторов, таких называли DONNATI — отверженные. Их мужество — это чувство отчаяния, желания выжить любой ценой и, может быть, если им улыбнется фортуна, получить деревянный меч — символ свободы. Мало кто доживал до этого мгновенья, большинство погибало; получившие увечья становились слугами в тех же школах, попрошайками на городских площадях и улицах или пополняли ряды разбойников, стороживших неосторожных путников на многочисленных дорогах империи. Нередко они попадали в руки своих же бывших более удачливых и здоровых товарищей, служащих частным лицам или в отрядах правопорядка, милиции, и отправлялись на крест теми же, с кем еще недавно делились куском лепешки и мечтами о лучшей доле.

Но были и такие, кто на острие меча жаждал славы и признания, кто жил только одним — стать кумиром Рима, пролив чужую кровь. Слава прекрасного бойца, приобретенная на арене Колизея, равнялась славе императора.

Триумф Домициана над хаттами, сомнительный по своей сути, был украшен блестящими играми гладиаторов, резней сотен диких зверей — львов, медведей, тигров, доведенных голодом до бешенства.

Венцом игр был бой Барбата Стикса с нумидийцем Аполлоном. Двухметровый красавец гигант Аполлон, обожаемый всеми женщинами Рима, сошелся в красочном спектакле жизни и смерти с невысоким, мрачным и злобным на вид Барбатом. Аполлон был на две головы выше Барбата и сложен как бог, благоухал дорогими маслами и мастерски владел оружием, распространенным столетие назад и сейчас малоупотребимым — трезубцем и сетью. Двигался, несмотря на рост, быстро и мягко, как большая кошка, вызывая всеобщее восхищение. Барбат же был ростом ниже среднего, но казалось, что его плечи превышали его рост, мощные руки и ноги как корни дуба, грудь, казалось, не пробьет и снаряд из баллисты. Он вышел на арену в своем устрашающем шлеме, изображающем оскаленную морду мифического зверя, с небольшим щитом и коротким мечом. Это был извечный, но ставший редким бой мирмиллона и ретиария.

После традиционного приветствия Домициану Барбат крикнул на весь Колизей, что отправит в Стикс всех врагов императора, чем заслужил улыбку и аплодисменты Домициана.

Ставки на бой выросли так, что казалось, от него зависит судьба самого Вечного города.

Бойцы прекрасно знали друг друга, но в смертельной игре сошлись впервые, один-единственный удар мог принести одному славу и свободу, другому смерть и забвенье.

Зрители криками, жестикуляцией поддерживали гладиаторов, восторженно приветствуя каждый удар, выпад, ловкое движение. Овацией встретили воздушный поцелуй, посланный Аполлоном кому-то в огромной толпе зрителей, улучившим момент между атаками Барбата, и вызвавший волну пересудов, сплетен и понимающих улыбок.

Не прошло и пары минут с начала боя, как Барбат уже имел две раны, глубокий порез на правой щеке и три глубокие отметины на левом бедре. Нумидиец, сверкая ослепительной улыбкой, был свеж, бодр и не имел даже царапины.

Огромный амфитеатр заходился от восторга и упоения схваткой…

…Колизей разом охнул и затих, тысячи зрителей на несколько мгновений перестали дышать.

Барбат, отступая под напором атаки африканца, неожиданно нырнул под трезубец, используя свой небольшой рост, и выбросил руку с мечом вперед.

Аполлон, увлекшись атакой, на мгновенье потерял контроль и не успел достаточно быстро среагировать на коварный и ловкий контрвыпад Барбата, и сам напоролся на меч, который рассек ему низ живота.

Страшная всепоглощающая боль пронзила все его существо, лишая возможности двигаться, соображать и даже кричать. Закрывая руками рассеченную плоть, Аполлон упал на колени, видя, как Барбат идет в сторону ложи Домициана. В наступившей тишине до Колизея донеслись шум и крики с Бычьего рынка, что находится рядом с Большим цирком на берегу Тибра.

Барбат протянул левую руку ладонью вверх к императору, а правой направил меч на стоящего на коленях Аполлона.

— Господин мой и отец, я жду твоего слова! — громко произнес победитель. Домициан встал с кресла и, поворачивая голову влево и вправо, с улыбкой посмотрел на близ сидящих сенаторов, как бы ища следующую жертву Барбата.

Конец ознакомительного фрагмента.