Ветер. Книга 1

Сергей Панченко, 2019

Невероятной силы ветер сдувает с поверхности Земли все напоминание о существовавшей на ней когда-то цивилизации. Чудом остается в живых семья, спрятавшаяся от непогоды в пещере. Военные подводники, оказавшиеся в боевом походе, и космонавты, пережившие закат человечества на МКС.

Глава 2

Егор взял себя в руки. Он отпустил газ и попробовал двигаться назад рывками, проговаривая про себя команду «и-и-и-и, раз!». Машина поняла его и понемногу стала подаваться назад. Егор остановился, только когда услышал скрежет сминаемой о скалу пятой двери. Буквально через секунду, как он остановился, прямо перед носом автомобиля упал огромный камень. Брызги осколков ударили в лобовое стекло, мгновенно превратив его в непроницаемую паутину трещин.

Егор представил, что случилось бы, если бы он немного задержался. В машине оставаться было очень опасно. В задний проем уже заглядывали Тамара и Матвей, у обоих по лицу текли слезы. Егор выбрался и хотел повиниться перед женой, но увидел ее ладони, сорванные в кровь.

— Ты… ты… придурок! — сквозь слезы сказала Тамара и упала Егору на грудь.

— Прости, прости, — Егор целовал ее в макушку.

Рядом стоял Матвей, он утирал слезы со щек, размазывая по лицу кровь такими же сорванными ладонями.

— Мы поняли, когда ты стал дергать, что надо тянуть под счет, и у нас получилось. — всхлипывая, проговорил сын.

— Простите меня, не рассчитал я немного.

Егор понял, что не только его техническое ухищрение, но и сообразительность жены и сына позволили ему не погибнуть.

— Давайте вытащим все из машины, пока ее опять не унесло.

Егор вынимал из машины вещи и бросал назад. Для идеального пикника он взял четырехместную палатку, надувной матрац под нее, одолжил у товарищей пару спальников к своим двум, пару пятилитровок с водой, пару газовых баллонов для туристической газовой плитки, многофункциональный инструмент типа топора-пилы-лопатки, а также немного консервов на всякий случай. Егор вынул из машины все, до чего смог дотянуться, даже запаску и резиновый коврик из багажника.

Прежде, чем тащить все это в глубь пещеры, Егор перевязал раны Тамаре и сыну.

— Катюх, ты сегодня за старшую, ухаживай за нашими ранеными, хорошо? — серьезно обратился отец к дочери.

— Аха, поняла. Пить хотите? — с места в карьер взяла дочь.

До России урагану оставалось несколько часов. Игорь сам был из Новосибирска и пока не сомневался, что ураган потеряет силу, прежде чем достигнет его города. Семен же был погружен в печальные мысли. Его семья жила в Подмосковье. Он пытался соединиться с ними, чтобы предупредить, но ничего не получилось. В ЦУПЕ уже никто не занимался этим, а дежурный по секрету сказал, что до людей не будут доводить информацию о наступающем урагане, чтобы не допустить ненужной паники. По его словам, спрятаться от ветра, состоящего наполовину из камней и наполовину из морской воды, негде, поэтому смысла предупреждать о неизбежном нет. Если ураган прекратится, то ничего и не произойдет, а паника может нанести больший вред.

Этим он еще сильнее расстроил Семена, мучавшегося невозможностью предупредить семью.

— Все равно мне это кажется бесчеловечным, — произнес Семен. — Так у людей был бы шанс.

— Я понимаю тебя. Семен, но подумай, куда можно спрятаться от урагана в Подмосковье. Особенно если сразу образуются пробки на всех трассах. Да и подожди ты переживать, стихнет ураган, не дойдет он до нас.

— Стихнет! — с сарказмом сказал Семен, и его подвел голос, поднявшись на гласной чересчур высоко. — Смотри, ни на метр не упала скорость, за несколько часов. С чего бы ему стихать.

— А с чего бы ему было начинаться вообще? Никто же не понял его природы. Кто знает, сколько он продлится?

— Ждать невыносимо. Это, наверное, как время перед казнью. Ждешь смерти, но надеешься на помилование.

— Семен, прекрати депрессировать. Что я буду делать, когда двое космонавтов из экипажа находятся в сомнамбулическом состоянии?

— Игорь, а ты вообще понимаешь, что половины планеты уже нет? Там все погибли, понимаешь? Миллиарды людей уже на небесах, и родители Джейн, скорее всего тоже.

— Семен, всё, хватит! Не думал, что ты такой паникер. Вот тебе камера, вот цифры, совмещай и отправляй в ЦУП!

Семен нехотя принялся за работу. Игорь почувствовал, как в нем закипела кровь от негодования. Он терпеть не мог, когда в сложной ситуации люди начинали портить ее еще сильнее. Где-то психологи недосмотрели за Шапиро. Порог стрессовой устойчивости для его психики оказался низковат. Кружалин взялся за свою работу, которая могла скоро никому не понадобиться, но она отвлекала от плохого настроения и дурных мыслей.

— Товарищ капитан, смотрите, — вахтенный офицер показывал на навигационную карту. — Мы проходим это место. Здесь малые глубины, местами до полукилометра. А теперь посмотрите на показания гидролокатора.

Офицер сделал паузу, чтобы дать начальнику самому рассмотреть значения. Они колебались в районе трехсот восьмидесяти метров.

— Ста метров над нами не хватает?

— Так точно, товарищ капитан. Мы этими путями не раз ходили, не было здесь ни разу меньше пятисот метров.

— А может быть, из-за шума локатор врет?

— Не думаю, товарищ капитан. Смотрите, дно здесь ровное, а показания постоянно бегают вверх-вниз. Над нами сейчас гигантские волны, и даже не волны, а такие валы по нескольку сот метров в длину. Смотрите, смотрите, — он ткнул в показания гидролокатора.

На мельтешащем экране значения глубины, задержавшиеся на отметке более четырехсот метров, снова ухнули до трехсот восьмидесяти. Терехин физически ощутил, как обрушился сорокаметровый вал воды. Он не мог понять, что это было, игра воображения, или на самом деле. Ему показалось, что лодку колыхнуло, повело в сторону. Но никто из команды не проявил беспокойства. Терехин взял себя в руки. Перед командой он должен быть само спокойствие и выдержка.

Командир Татарчук вернулся в рубку спустя четыре часа. Смена Терехина подходила к концу. Командир был взъерошен и зол. Он выслушал доклад дежурного и повернулся к Терехину.

— Глаз не сомкнул. Как в новой квартире, когда у всех ремонт вокруг. Честно говоря, я был уверен, что ураган скоро закончится. Ан нет, продолжается, как ни в чем не бывало. И всплыть нельзя, чтобы радио послушать, — посокрушался командир.

— Да, информация бы нам не помешала. Им-то со спутников все видно, когда он закончится, — поддержал командира Терехин. — Смотри, командир, что мы добыли из куска бетона.

Терехин поднял монетку, подкинул ее и поймал. Затем протянул командиру, следя за его реакцией. По лицу Татарчука проскользнуло удивление, сменившееся тревогой.

— Да как же это так? Нет, не может быть! До Америки сколько, чтобы вот так булыжники по воздуху таскать? Может быть, мы не в курсе, тут где-нибудь острова насыпают искусственные? Хотя что я говорю, какие острова? Мы бы знали уже.

Татарчук потер ладонью голову, разгоняя кровь по подкорке, чтобы усилить мыслительный процесс.

— Выходит, наши догадки верны. Матушка Земля взбунтовалась и устроила нам большой выход с наподвыподвертом.

Командир бросил слегка отрешенный взгляд на всех, кто был в рубке. Сделал, как всем показалось, несколько бессмысленных кругов по ней.

— Где мы? — Татарчук остановился и резко спросил у вахтенного.

Офицер назвал координаты. Татарчук подошел к висящей на стене карте с глубинами и ткнул пальцем в то место, где сейчас находилась подлодка.

— Товарищ капитан второго ранга! — обратился командир к Терехину. — Что скажете, если ветер не успокоится и будет сдувать воду с той же силой, успеем мы соскочить с мели?

Вопрос застал помощника врасплох. Он еще не думал о том, что ветер сможет продержаться столько времени и не рассматривал такую удаленную перспективу.

— Товарищ капитан, движение лодки слегка затруднено встречным движением. Думаю, что за два дня, как при нормальном движении, у нас не получится достичь цели маршрута.

— Это если идти по намеченному пути, — заметил командир.

— Но ведь мы не имеем права менять его.

— На случай непредвиденных обстоятельств я имею полное право его изменить, — Татарчук подошел к вахтенному офицеру. — Меняем маршрут, движемся строго на запад. Сократим путь минимум на полсуток.

Смены поменялись, как и положено по дежурству. Чрезвычайная ситуация не внесла никаких корректив в работу экипажа субмарины. Нужды в том, чтобы Терехин остался в рубке, не было. Капитан прошелся по коридорам судна, прислушиваясь, как падающие сверху предметы проверяют на прочность корпус корабля. Матросы бросали на него любопытные взгляды. Их никто не ставил в известность, и, вероятно, им не терпелось узнать, что творится снаружи подводной лодки.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться! — дорогу капитану перерезал старшина первой статьи Заремба.

— Разрешаю.

— Разрешите узнать причину этих звуков по корпусу нашей лодки? Мы что, попали в метеоритный поток?

— Ха-ха, смешно, Заремба. Это твой дембель стучится, а мы ему не открываем, потому как на секретном задании.

— Ну серьезно, товарищ капитан второго ранга. Очень напрягает неизвестность, даже страшно как-то.

— Значит так, товарищ старшина первой статьи, командованию доподлинно неизвестно, что там творится на поверхности. С большой долей вероятности могу сказать, что там случился невероятный ураган, которому удалось унести с суши довольно крупные и тяжелые предметы. Они-то и барабанят по нашей лодке. Уяснили?

Заремба неопределенно мотнул головой. Видимо, он прикинул ближайшее расстояние до суши.

— Вам же приказали внимательно следить за возможными протечками в корпусе?

— Так точно!

— Действуйте.

Терехин пошел дальше, желая убедиться, что в каждом отсеке есть дежурный. Он дошел до торпедного отсека, расположенного в самом носу субмарины. Здесь звук ударов слышался громче. Дежурные матросы, завидев командира, встали. Один из них попытался сделать доклад, но Терехин перебил его.

— Ладно, бдите во все глаза. У вас тут очень ответственный пост.

Терехин задержался в отсеке. Он проверил каждый закоулок в нем, чтобы лично убедиться в отсутствии опасности. Удары гулко разносились по отсеку. Можно было представить себя внутри огромного колокола, по которому стучат молоточками. К счастью, корпус лодки был рассчитан на большие нагрузки. Он достойно справлялся со всем мусором, контачившим с ним. Это немного приободрило капитана. Он вернулся в кают-компанию в более-менее хорошем настроении.

Свободные от смен проводили свой досуг в каюте за всякими разрешенными на борту вещами. Кто играл в нарды, кто читал имеющиеся на борту книги, некоторые матросы разговаривали вполголоса между собой. Капитан взял в руки первый попавшийся журнал, открыл его на середине и попробовал развлечь себя чтением. Как назло, на развороте размещалась статья, посвященная годовщине гибели «Титаника». Терехин закрыл журнал. Внутри него сидело чувство, будто он должен что-то предпринять, но что именно, понять не получалось. Это чувство тревожило и не давало ему сосредоточиться.

Устав от бесполезного напряжения сил, он присоединился к играющим в нарды. Незаметно для себя самого азарт игры захватил его. Тянущее чувство осталось за бортом. Бодрствующая смена сменилась отдыхающей. Виктор Терехин отправился в каюту. Под мерный стук по корпусу субмарины он уснул.

Теперь Игорь понимал, что Семен имеет право впасть в депрессию. Ураган прокатился по Москве и окрестностям в полную силу. Осознать это, понять, что твои родные погибли, пока ты преспокойно болтаешься на орбите и ничем не можешь им помочь, было почти невозможно. Сердце разрывалось от чувства жуткой несправедливости. Семен подвывал в углу, но Игорь его не трогал.

Связь с ЦУПом пропала. Им никто не оставил инструкций напоследок о том, как действовать в автономном режиме. Да и кто бы стал это делать? Это все равно, что сказать: «Прощайте, друзья, мы все погибнем скоро, а вы там соблюдайте инструкции, которые мы вам оставим». Кому это интересно, как и куда приземлится экипаж корабля, когда в живых никого не останется…

В отсеке появилось опухшее от слез лицо Джейн. В руках у нее была бутылка калифорнийского вина из долины Напа.

— Это мне передали на день рождения, но сейчас повод более достойный. Надо помянуть человечество.

Для Игоря ее слова прозвучали немного кощунственно. Его семья была еще жива и здорова. Ураган не добрался до Урала, и ему изо всех сил хотелось верить в то, что не доберется. Жена, двое пацанов, его родители, родители жены, братья и сестры. Все жили в самом Новосибирске и окрестностях. В голове не укладывалось, что они могут разом погибнуть. Сыновья передали ему с последним «Прогрессом» рисунки, на которых папка летает, привязанный к кораблю веревкой с бантиком. Рисунки вызывали у него слезы умиления, поэтому пить за упокой человечества он считал преждевременным.

— Джейн, у меня нет пока желания. Извини.

— Твои еще живы, да?

Игорь кивнул.

— А у Семена?

Семен никак не отреагировал на ее вопрос. Игорь согласно кивнул головой.

— Понятно. Рано зашла.

Джейн уплыла к себе.

Работа не клеилась. Мысли против воли перескакивали на то, что сейчас творилось на Земле. В итоге Игорь бросил ставший теперь бесполезным труд и просто уставился в иллюминатор. Когда станция проходила над теми местами, которые были затянуты сплошным покрывалом урагана, Игорь терял понимание, над каким местом они пролетают. Когда они снова оказывались над границей, требовалось время, чтобы понять, что находится внизу.

Граница урагана накрыла всю европейскую часть страны, приблизившись вплотную к Уральским горам. До Новосибирска оставалось два часа. Игорь поймал себя на том, что собирается просидеть у иллюминатора вплоть до тех пор, пока ураган не достигнет его родного города, либо не прекратится. Серо-коричневый поток ударился о горы. Его гомогенное состояние нарушилось завихрениями, вызванными отдачей о препятствия, и эжекционными процессами, связанными с неравномерным прохождением ветра между гор.

Игорь представил себе людей, которые в этот момент выбрались на прогулку в горы. Что же они видели с земли, и сколько времени им потребовалось, чтобы определить, какой силы ураган застиг их?

Это было невероятно, но Егор отметил, что ветер и не собирался стихать, напротив, он усиливался. В голове не укладывалось, как такое вообще возможно. Все вокруг гудело, как мощный трансформатор. Егор представил, как несомые ветром со скоростью пули предметы ежемоментно сталкиваются, бьются и перетирают в труху все, что попадается им на пути. Егор подумал, что было бы с ним, если бы его унесло ветром в автомобиле. Наверняка он не прожил бы больше нескольких секунд. Если они находятся в центре некоего аномального урагана, то по возвращении домой, нужно будет рассказать ученым, каких скоростей может достигать ветер в самом эпицентре. Им повезло, что они оказались в пещере, и теперь смогут все рассказать.

— Как погода? — спросила Тамара, когда Егор свалил перед семьей остатки вещей.

— По-моему, ветер еще усилился.

— Этого не может быть, он и так дует, как бешеный.

— Хорошо, что мы в пещере, правда? Нам ветер ничего не сделает здесь, — уверенно проговорила Катюшка, вращая линзу налобного фонаря и забавляясь с пучком света.

— Конечно, дочь, тут нам ничего не страшно. К завтрашнему утру ветер стихнет, и мы спокойно поедем домой.

Егор придал голосу максимальной уверенности, но внутри оной не было. Дабы отвлечь семью от ненужных мыслей, отец семейства решил показать им то, ради чего он и задумал путешествие в пещеру. Для начала Егор решил сам найти ту надпись, которую сделал на стене, когда впервые увидел Тамару. Это заняло некоторое время. Стены за пятнадцать лет сплошь покрылись надписями страждущих оставить о себе напоминание туристов. Надпись, сделанная фломастером, немного поблекла, но все равно еще хорошо читалась.

— Идите сюда! — позвал всех Егор. — И смотрите под ноги!

Семья не сразу сообразила, зачем отцу понадобилось их звать. Они нехотя поднялись и раскидывая ногами мусор, подошли к Егору.

— Зачем ты нас звал? — первой спросила дочь.

Егор направил луч фонаря на надпись на стене. Там было написано имя «Тамара», и вместо каждой гласной «а» стояло сердечко. После имени стояла дата написания сего романтического шедевра.

— Это день, когда мы с мамой познакомились, — Егор провел светом фонаря по лицам семейства, чтобы увидеть их реакцию.

Детей, как и ожидалось, не очень тронула романтичность момента, Матвей даже зевнул. Но на Тамару надпись произвела правильный эффект. В ее глазах в свете фонаря мелькнули слезы. Она не удержалась и уткнулась в плечо Егора, шмыгая носом.

«Хоть что-то сегодня идет как надо» — мелькнуло в голове Егора.

В отсутствии вина романтический момент можно было продолжить чаем. Егор перебрал все свои запасы и нашел несколько пакетиков черного с фруктовым вкусом. Собрал газовую плитку и приготовил. Семья пила чай, шмыгала носами и молчала. У всех одновременно появилось желание помолчать, углубившись в свои мысли. Егор подумал о работе, о коллегах. Не сказать, что их коллектив был настолько дружным, чтобы скучать о нем по выходным, но именно сейчас Егор хотел бы их увидеть или хотя бы созвониться. Он рефлекторно вынул телефон. Сеть отсутствовала.

Тамара вспоминала хронологию семейной жизни, с этого места, лет пятнадцать назад до сего момента. К ее удивлению она не могла вспомнить ни одного серьезного события, из-за которого могла бы серьезно не любить мужа. Какие-то мелкие склоки и неуступки с обеих сторон возвели между ними стену взаимного неудовольствия. Сейчас обиды казались глупыми, и Тамара даже почувствовала вину перед собой, как будто она предала надежды молодой себя.

Матвей скрывал от родителей свою первую юношескую влюбленность. Ему нравилась девочка на два года старше него. Её образ и так постоянно стоял у него перед глазами, а теперь ему патологически хотелось увидеть ее. Он отвернулся от всех и уткнулся в телефон, рассматривая снимки Юли, сделанные тайком от нее.

Катюшка в этот момент думала о Барсике. Ей представилось, что бедный кот смотрит в окно на свирепствующую стихию и сильно переживает за семью.

В возникшей тишине слышалось, как почти на уровне инфразвука гудит пещера. Гора вибрировала, как колокол. Егор достал телефон и проверил время. Наступил уже вечер, а ветер и не думал затихать.

— Пойду, гляну, как там, — поднялся Егор.

— Я с тобой, — Тамара переживала за мужа, способного к необдуманным рискованным поступкам.

— Я с вами, — засобиралась дочь.

— А я вас здесь подожду, — сказал Матвей, надеясь спокойно полюбоваться снимками Юли.

Ветер продолжал неистовствовать. Проход наружу не светился как обычно. На улице стало темно, хотя время было еще вечернее и солнце не должно уйти за горизонт. Снаружи тянуло влажностью. Егор прикрыл дверь багажника. Она оказалась мокрой. Рефлекторно Егор попробовал на вкус влагу. Вода оказалась соленой.

— Дождь соленый почему-то! — перекрикивая шум сообщил Егор.

— С чего бы? — удивилась Тамара.

Она высунула руку из пещеры и провела ею по мокрой стене, после чего проверила ее на язык.

— Точно, соленая, как морская вода. Дождь, наверно, размыл какие-то минералы в скальной породе. После камнепада добрался до чего-нибудь.

— Наверное, — согласился муж.

Разговаривать в таком месте было тяжело, да и разглядывать особо нечего. Семья вернулась назад в пещеру.

— Как там? — спросил Матвей.

— Так же, — скупо ответил отец. — Давайте укладываться спать.

— Да! — радостно поддержала его Тамара. — Утром проснемся, а на улице солнышко и ветра нет.

Егор принялся накачивать матрас. Матвей достал и развернул палатку. Решено было воспользоваться ею как одеялом. В пещере было свежо. Матвей отказался спать со всеми вместе на одном матрасе, сославшись на тесноту.

— Я в спальнике буду, — отрезал он.

Егор включил режим в фонаре, когда светился всего один диод, здорово экономя аккумулятор. Катюшка легла между отцом и матерью. Егор положил руку на обеих. Несмотря на перенесенные за день неприятности сон сморил всех моментально. Разбудил Егора сын. Матвей тряс отца за плечо.

— Пап, пап, проснись. В пещеру вода идет.

Егор резко сел, туго соображая со сна.

— Пап, вода кругом. Мой мешок весь намок.

Егор встал. Под ногами зачавкала жижа. Он включил фонарь посильнее и осветил пространство вокруг. Вода подняла весь мусор и блестела в лучах фонаря почти по всей пещере.

— Так, так, — Егор вскочил.

Соображалось спросонья очень медленно.

— Что делать, что делать? — заметался Егор.

К счастью, пол пещеры был неровным, и временно, можно было перенести матрац на сухое место. Егор разбудил жену. Тамара быстрее пришла в себя. Сказывался материнский опыт.

— Вы с Матвеем отнесите матрас вон туда, — Егор посветил на ровную сухую площадку, находившуюся выше уровня воды. — А я Катюшку пока на руках подержу.

Тамара и Матвей перенесли матрас. Егор осторожно положил так и не проснувшуюся дочь и вернулся, чтобы собрать все вещи. Матвей помог ему. Они сложили все необходимое рядом с матрацем. Все, что нужно было высушить, развесили на выступах стен. Тамара помогала своим мужчинам, но что-то злобно нашептывала себе под нос.

— Пойдем, посмотрим, что можно с этим сделать, — сказал Егор сыну, дабы не слышать ядовитого шипения супруги.

Вода в проходе текла с шумом и напором. Она достигала колен. Егор снова попробовал ее на вкус. Она все еще была соленой. Это совершенно непонятно. Даже если дождь размыл породу, то это могла быть только соль, причем в виде песка, чтобы успевать быстро растворяться.

Они дошли до автомобиля. Егор посветил на машину и остолбенел. Поток воды был выше крыши. Он вогнал машину своим давлением еще глубже в проход и обтекал ее со всех сторон. Машина служила пробкой, не позволяя всей массе грязной воды ворваться в пещеру.

— Пап, а что это? Потоп? — испуганно произнес Матвей.

— Не знаю, сын, но мне эти погодные светопреставления уже в печенках сидят. Пойдем посмотрим, куда можно направить эту воду, чтобы не затопило пещеру.

В противоположном от входа конце пещеры находились несколько небольших проходов, ведущих в тело горы. Егор очень рассчитывал, что некоторые из них уходят вниз. Горы мусора, застрявшие у одного из проходов, куда уходила вода, напрямую говорили о том, что здесь она течёт именно вниз. Отец с сыном принялись разгребать мусор, чтобы помочь воде уходить.

— Матвей, иди поспи, а я пока подежурю, потом ты сменишь меня, — предложил Егор сыну, когда мусор был убран.

Матвей согласился и ушел. Егор, оставшись в одиночестве, предался размышлениям. В погоде творилось что-то неладное. Откуда взялось столько соленой воды, когда до ближайшего ее источника не меньше полутора тысяч километров? Может быть, ураган разворотил какие-нибудь солевые шахты и несет их содержимое по воздуху? А ураган такой силы откуда взялся? Егор снова вспомнил, как ветер подхватил тяжеленные валуны. Определенно, что-то не так с погодой. И хорошо бы, чтобы эта непогода не разошлась далеко от этих мест, иначе быть беде. В какой ловушке они оказались? И на улицу нельзя выбежать, и здесь можно утонуть. В душе зрело возмущение. Оно не было направлено на кого-то конкретно, просто на обстоятельства, а также на собственную беспомощность против стихии.

Егор сделал пометки на камне, чтобы определять, что происходит с уровнем воды. Пока он спадал, благодаря тому что мусор больше не мешал воде уходить по тоннелям. Низкий гул, передаваемый стенами пещеры, не стихал. Следовательно, ветер даже после того, как начался дождь, не стих. Странно, что при такой грозе совсем не слышались раскаты грома. Да разве только это странно? Странным Егору казалось все происходящее.

Он примостился на камне поудобнее, подтянул под себя ноги и незаметно задремал. Разбудил его телефон в кармане. Спросонья показалось, что кто-то звонит. Егор полез в карман, судорожно пытаясь вытянуть из него телефон, но когда аппарат оказался у него в руке, он увидел, что это будильник, заведенный на шесть утра.

Егор упрекнул себя за то, что уснул и подсветил на свои метки уровня воды. Уровень держался на одном месте. Хоть что-то было стабильным. Егор решил прогуляться к выходу, чтобы разведать обстановку снаружи.

Вода, или правильнее сказать жижа затыкала проход полностью, изолируя пещеру от шума ветра. Черные струи грязи, все такие же соленые на вкус, обтекали автомобиль со всех сторон. Здесь тоже ничего не изменилось. Небесные хляби, невесть откуда исторгнувшие в мир столько воды, и не думали закрываться.

Егор притронулся к стене. Она ощутимо дрожала под рукой. Стихия не ослабевала. Егор поводил фонарем в разные стороны для порядка. В его силах было только констатировать какие-нибудь изменения да еще посокрушаться над уничтоженным автомобилем. Верного друга, ровесника его семейной жизни под крышу затянуло грязью. Вряд ли он подлежал восстановлению. Егор не помнил, был ли в страховке пункт порчи автомобиля в результате стихийного бедствия. Если нет, то семье придется туго без машины.

Мужчина вернулся в пещеру. Тусклый свет единственного диода освещал Тамару и скрутившуюся у нее в районе живота Катюшку. Его девчонки безмятежно спали. Матвей спал рядом, в другом спальном мешке. Заняться было нечем, и Егор решил проверить припасы, чтобы приготовить завтрак.

Мангал с углями остался в воде. Вода не достала до них, но повышенная влажность привела к тому, что угли наотрез отказались разгораться. В мангале стоял котелок, в котором лежал недоеденный шашлык. Егор вынул котелок и поставил его на разожженную газовую плитку. Спустя минуту по пещере разнесся ароматный запах. Девчонки заводили носами и заворочались.

Первой проснулась Тамара. Она сонно таращилась во тьму, в которой был виден только силуэт Егора и маленький синий цветок газового пламени. Егор помахал ей.

— Как погода? — спросила Тамара.

— Без изменений. Вода так и фигачит в пещеру. Ветер тоже еще не стих.

— А времени сейчас сколько?

— Почти семь утра.

— Семь утра, — эхом произнесла Тамара. — Вот это путешествие мы себе устроили.

— Запомнится надолго. Может, это неспроста нам? Чтобы мы почувствовали, что нуждаемся друг в друге? — это был неплохой повод привязать природную стихию к собственным нуждам.

— Наверное, — почти согласилась Тамара. — Зачем-то же совпали наше путешествие и этот ураган.

Мясо зашкворчало в котелке. Егор выключил газ.

— Иди сюда, я дам тебе самой вкусный кусочек, — позвал жену Егор.

Тамара встала, но своими движениями разбудила дочь.

— Как вкусно у вас пахнет, — пропищала Катюшка.

— Идем и ты, я и тебе дам самый вкусный кусочек.

Дочь, единственная, кто еще не знала, что в пещеру шла вода, и она чуть не свалилась в нее. Тамара вовремя успела схватить.

— Ой, а откуда здесь вода? На улице дождь?

— Там все сразу, глядишь, еще и землетрясение скоро начнется, — зарядил оптимизмом Катю отец.

— Папа шутит, — Тамара с укоризной посмотрела в сторону Егора. — Там уже все заканчивается. Дождик вот закончится, и мы поедем домой.

— Ладно, будите Матвея, будем завтракать.

Хлеб уплыл ночью, поэтому шашлык ели с галетами из армейского сухпая. Было вкусно. Егор подсуетился и приготовил напиток из остатков чая и сухого энергетического порошка, также входящего в состав сухпайка. После завтрака наступило время, которое нужно было чем-нибудь занять. Егор поручил Матвею справляться об уровне воды и состоянии входа в пещеру. О любых изменениях он приказал сообщать. Своим женщинам дал поручение проверить все сохнущие вещи, разобрать всё, что можно, и определить, что им может еще пригодиться. А сам с блаженством погрузился в сон.

Игорь не мог понять, как долго находился в трансе. На станции всем заправляла Джейн, отошедшая от шока раньше всех. Свое вино она выпила в одиночку, не дожидаясь, когда мужчины составят ей компанию. Вся деятельность на МКС свелась к ведению внутреннего хозяйства. Никакой другой работы можно было не делать. Все ограничилось контролем автоматических систем поддержания жизнедеятельности экипажа и работой узлов станции.

В тот момент, когда ураган накрыл Новосибирск, Игорь был на противоположной стороне земного шара. Когда через двадцать минут он снова оказался над родным городом, стало понятно, что его уже нет. Новосибирск накрыло темным саваном урагана. Что-то щелкнуло в голове Кружалина, какой-то предохранитель, не дающий человеку сразу сойти с ума от осознания, что ты потерял все. С этого момента Игорь почти ничего не помнил вплоть до тех пор, когда Джейн ударила его по щеке и что-то громко прокричала на английском.

Тогда сознание снова вернулось в тело. Это не принесло облегчения. Совсем наоборот. Тоска прочно закрепилась на месте доминирующего чувства. Все что ни делал Игорь, проходило через чувство тоски, как через фильтр, каждый раз заставляя сердце ныть от горькой потери. Не раз приходила мысль покончить со всем одним махом. Разгерметизировать отсек и умереть от гипоксии. Смерть была бы легкой, несравнимой с тем, что пережила его семья и родные.

Скоро стихия закрыла планету полностью. Кроме полюсов все было затянуто от взора космонавтов серо-коричневой пеленой, меняющей оттенки в зависимости от положения солнца. На северном и южном полюсах на первый взгляд было спокойно. Воронки размером в тысячу километров крутились на них, но внутри, с высоты станции, заметных изменений не наблюдалось.

Джейн приглядывала за всеми. Она понимала, что ее товарищи могут сотворить какую-нибудь глупость и старалась всегда быть рядом. Ей удалось вернуть Игоря к жизни раньше Семена. Для этого пришлось забыть, что она космонавт и вспомнить, что еще и женщина. Нет, она не охмурила своими чарами Кружалина, не попыталась затащить его в постель, дабы забыться на время. Она собрала тюбики с едой, которые показались ей более уместными для случая, и подплыла к Игорю. Из двоих мужчин Кружалин ей нравился больше, чем Семен.

— Игорь, я тебе принесла еды. Ты уже сутки ничего не ел, я переживаю, что ты скоро начнешь падать в голодные обмороки.

— Знаешь, Джейн, аппетита совсем нет. Я бы попозже поел. Часов через пять или шесть.

— Знаешь, как мне говорила в детстве бабушка, аппетит приходит во время еды.

Кружалин усмехнулся.

— Что? — Не поняла Джейн.

— Моя говорила то же самое.

— Выходит, если они считали так, то правы. Держи, это очень мужская еда, — Джейн буквально заставила Игоря взять у нее тюбик. — Говядина с острым мексиканским соусом.

Кружалин без энтузиазма вставил горлышко тюбика между губами и сжал его. Джейн поступила так же. Игорь почмокал губами, смакуя вкус блюда. Во рту немного зажгло, а желудок отозвался на острое голодным урчанием.

— О, заработало! — довольно сказала Джейн. — Это аппетит, который пришел во время еды.

— Спасибо тебе, очень вкусно. А ты сама что ешь?

Джейн посмотрела на свой тюбик.

— Фасолевое пюре с кисло-сладким бамбуковым соусом.

— Ты панда?

— Почему?

— Они любят бамбук.

Это и надо было Джейн. Юмор — первый признак излечивающейся психики.

— На второе у нас будет шоколад и сыр. В них содержится серотонин.

— А давай на второе попробуем что-нибудь из нашего.

— А что у вас есть с серотонином?

— Сгущенка с какао.

— А борщ?

— Там же нет серотонина.

— Я всегда хотела попробовать борщ. Я слышала, что у любого народа есть фирменное блюдо, которое характеризует нацию. Вот у нас это гамбургер, потому что мы вечно спешим, и нам некогда готовить. Затолкал все подряд в булку и съел по-быстрому. А вот у вас борщ, его надо варить несколько часов. Как он характеризует русских?

— Как, как. Я, честно говоря, никогда не думал о борще в таком ключе. Я бы отнес к русской еде пельмени и пирожки. Но если все же борщ, то, наверное, это в противовес американскому. Получается, у нас много времени, чтобы потратить его на готовку, и борщ не такой калорийный. Получается, что мы нация, у которой полно времени, чтобы готовить и часто перекусывать, — Игорь замолчал. — Была нация.

— Ой, ну всё. Доедай свою говядину и за серотонин. Борщ потом попробуем.

Из глубины сна Терехина выдернул настойчивый вой сирены. Когда до капитана дошло, что воет именно «тревога», он подскочил как ужаленный. Виктор почувствовал, что с кораблем что-то не то. Пол уходил из-под ног и ощущения были как во время сильной качки на обычном корабле. Шум от ударов по корпусу участился и стал громче. Терехин со всех ног припустил в сторону рубки управления.

В тесных коридорах он сталкивался с остальными офицерами и матросами, поднятыми по тревоге. В рубке висела физически ощутимая атмосфера тревоги. Татарчук замер перед показаниями гидролокатора. Терехин подбежал к нему и поразился, увидев цифры глубины. Едва двести метров.

— Скребем по самому дну. Молись, чтобы не зацепить чего, — командир корабля произнес это настолько упавшим голосом, что Терехин невольно проникся страхом.

— Сколько еще до нормальной глубины?

— Сутки хода, не меньше. Тридцать пять узлов идем, почти вслепую. Видишь, что на экране? Рябь одна.

Виктор понял, что если в ближайшие несколько часов они не выйдут на большую глубину, то окажутся на мели. Адреналин выплеснулся в кровь. По рукам прошелся тремор. Взгляд так и лип к экрану гидролокатора. Глубина скакала вокруг отметки в двести. Воды на этой глубине были неспокойны. Огромные водяные валы регулярно сотрясали корпус лодки. В такие моменты она теряла управление и начина ерзать, как автомобиль на лысой резине по гололеду.

Тем, кто дежурил в прочих отсеках лодки, было еще тяжелее. Им приходилось только догадываться о том, что происходит. И воображение подкидывало самые страшные варианты развития событий. Специально, чтобы разрядить обстановку и взбодрить экипаж, Татарчук сделал доклад по громкой связи. У одного из матросов сегодня был день рождения. Командир корабля горячо поздравил его и включил песню. Песня оказалась неплохой, но искаженная колонками, не пригодными для передачи широкого диапазона звуков вкупе с барабанной дробью по корпусу лодки больше походила на фантасмагорическое представление с элементами скорой ужасной развязки. После песни во всех отсеках установилась тишина. Невесело было и самому имениннику.

Как ни пытались избежать контакта с океаническим дном, оно все равно произошло. Над лодкой было чуть больше ста пятидесяти метров воды. Сквозь мерцание падающего на дно мусора внезапно проступил контур дна, идущего на подъем по левому борту. Автоматическая система управления, пользующаяся датчиками, ставшими близорукими, слишком поздно повернула рули. Корпус лодки сотряс мощный удар. Терехина бросило на пол. Во время падения он ударился головой обо что-то. Из глаз брызнули искры.

Дежурные офицеры тут же стали раздавать команды подчиненным, чтобы те незамедлительно проверили отсеки на предмет повреждения оборудования и травм личного состава. Системы диагностики не выявили повреждения приборов. Удар пришелся по касательной, и возможно, кроме вмятины на корпусе, не оставил других повреждений. Но субмарина после удара, набрала высоту. Бурлящая как в котле вода взяла лодку в оборот.

Субмарина перестала чувствовать рули. Экипаж и все, что не закреплено, заметалось внутри отсеков. По корпусу молотило так, что казалось, в нем должны были появиться сквозные пробоины. Татарчук бросился за ручное управление кораблем. Он дал полную тягу двигателям, пытаясь стабилизировать корабль. Терехин ухватился покрепче, чтобы устоять на ногах. Его взгляд был направлен на показания гидролокатора, показывающего, что лодка находится почти у самой поверхности.

Несмотря на полную тягу двигателей, подлодка потеряла ход. Сильное течение у поверхности постепенно разгоняло корабль в обратном направлении. Командир приказал развернуть ее по течению и заполнить кормовой балласт водой полностью. Маневр был опасным. Лодка могла «клюнуть» носом в дно. Татарчук как опытный командир понимал, на что шел. В этот момент он считал эту возможность единственной, чтобы уйти на большую глубину.

Лодка стабилизировалась. На экране гидролокатора обозначился рельеф дна. Автоматика выровняла корабль. Но глубина была недостаточной, чтобы чувствовать себя в безопасности. Время шло, и воды над головой становилось все меньше. Никто из экипажа лодки не представлял, что их может ждать после того как лодка окажется на мели. Интуиция говорила Терехину, что там гораздо хуже, чем под водой.

— Виктор! — Татарчук позвал Терехина без официоза. — Смотри, какая ситуация вырисовывается, — он ткнул в экран, на котором была интерактивная карта. — До ближайшей котловины как было сутки хода, так и осталось. Может быть, нам повернуть по течению и через два дня мы снова окажемся на нормальной глубине?

Терехин понимал, какая ответственность лежит сейчас на плечах командира и понимал все его сомнения. Он мог позволить себе более холодный расчет.

— Товарищ капитан…

— Брось, давай по имени.

— Дим, смотри, — Терехин показал свой листок с расчетами. — Примерно каждый час океан мелеет метров на двадцать. Если этот ураган не прекратится, то на этом месте менее чем через сутки будет голое дно. Если мы повернем назад, и ветер за это время не остановится, то точно сядем на мель. А я не представляю, что творится наверху, и не особенно горю желанием это знать.

— А если снова заденем что-то, о скалу, например?

— Да не было тут скал отродясь. Не первый же раз ходим.

Они оба знали здешнее дно, и отговорки командира были попытками скрыть нерешительность.

— Хорошо, Виктор, вперед так вперед.

Субмарина продолжила путь на запад. Копируя рельеф, используя каждую ложбинку в ней, корабль достиг котловины. Как изможденный ранами и погонями зверь, лодка залегла на глубину. В отсеках стало почти бесшумно. Экипаж расслабленно выдохнул. Виктор Терехин не позволял себе покинуть капитанский мостик до тех пор, пока ситуация не нормализовалась.

Когда лодка зависла на предельной глубине в четыреста пятьдесят метров от поверхности, оставив под собой почти четыре километра, Татарчук дружески похлопал Терехина по плечу.

— Ну, что, Виктор, кажется, пора хлопнуть валерьянки?

В каюте у Татарчука была заначка, бутылка дагестанского коньяка. Командир корабля не позволял экипажу ни при каких условиях брать с собой на борт алкоголь, и эта бутылка оказалась у него по чистой случайности — подарок товарища, недавно уволившегося в запас. Никакой подходящей посуды для коньяка не было, поэтому разлили по кружкам. Когда Татарчук наливал, руки у него заметно тряслись. Сказывалось напряжение душевных сил на протяжении суток.

— Короче, ну её нахрен, такую погоду, — Татарчук выпил залпом всё, что налил в кружку.

Поставил ее на стол и занюхал карамелькой. Терехин сделал так же. Крепкий напиток разошелся теплом по животу. Они пытались поговорить о ситуации, но сильно уставший организм не позволил это. Виктор понял, что если сейчас он не встанет и не уйдет в свою каюту, то уснет прямо здесь, сидя за столом. Татарчук по виду испытывал то же самое.

— Ладно, расходимся, поговорим после. С ног валюсь, — командир лодки осоловело посмотрел на товарища.

Терехин поднялся, пожал руку Татарчуку и вышел из его каюты. Капитан второго ранга с трудом добрался до своей шконки. Упал в нее и тут же отключился.

Егор не понял, сколько он спал, минуту или несколько часов. Разбудил его страшный грохот. Со сна можно было подумать, что рушатся своды пещеры. Егор вскочил, схватил фонарь и добавил света. Тамара и Катя стояли рядом и тоже напряженно всматривались в темноту. Матвея не было.

— Матвей! — крикнула Тамара и побежала в сторону выхода из пещеры.

Егор бросился за ней. Обогнал ее и чуть не столкнулся лоб в лоб с сыном.

— Нас, кажется, завалило, — произнес сын.

— Что, как завалило? — переспросил Егор.

— Пойдем, покажу.

Так и было. Вход в пещеру завалило сошедшим сверху камнепадом. Польза от этого была. Струи воды мгновенно опали. По грязным бокам автомобиля стекала густая жижа. Багажник машины немного задрался вверх из-за того, что камнями придавило передок. Пещеру надежно закупорило.

Егор и Тамара переглянулись. Это уже какой-то перебор. Кто-то свыше упорно создавал им испытания нон-стоп.

— Хоть воды не будет, — беспомощно произнес Егор.

— Семейный склеп какой-то, — не смешно пошутила Тамара.

— Типун тебе на язык. Это курорт с лечебными грязями.

— Кто станет искать нас здесь?

— Как кто? На работе все знают, куда я поехал. Сообщат, поди, когда в понедельник меня на работе не будет. Родители мои и твои знают, они уж точно забеспокоятся.

В луче фонаря Егор увидел, как у жены затряслись губы, из глаз покатились слезы. Тамара оперлась спиной о стену, обхватила голову руками и заскулила. Егор попытался обнять ее, но жена резко сдернула его руку. Сразу за этим последовала истеричная тирада.

— Ты! Ты… в жизни сделал хоть что-нибудь нормальное, а?! Я всю жизнь ждала, когда ты научишься выключать у себя дурака. Думала, что это придет с возрастом, что ты поумнеешь, и мы заживем, как люди. А ты вместо этого решил убить свою семью. Из всех самых идиотских решений ты выбрал самое идиотское. Ты идиот, Егор!

Егор представил, как бьет жену кулаком в лицо. Она ударяется головой о стену и затихает. Это могло бы на время подарить ему чувство глубокого удовлетворения, но потом его несдержанность станет между ними ледяной глыбой, через которую точно не протянуть друг другу руку. В конце концов, выговорившись, женщины снова становятся нормальными. На время.

— Успокоилась? — спросил Егор супругу, ожидающую реакцию на свою несдержанность.

— Нет! — ответила она дерзко.

— Как успокоишься, приходи наводить порядок, — Егор молча развернулся и пошел к детям, оставив жену в полной темноте.

Женщина должна при любых обстоятельствах оставаться женщиной. Тамара, чувствующая себя виноватой за оскорбление мужа, старалась искупить вину работой на пользу семьи. Она попросила Егора провести инвентаризацию всего, что у них было. Из продуктов имелось два целых пакета с сухпайком, один начатый, пять банок консервов, две рыбных и три тушенки, два пакета с крупами, десять пакетиков с лапшой быстрого приготовления, пачка подмоченного сахара-рафинада, палочка сырокопченой колбасы, тоже немного искупавшаяся в жиже, и три пакета чипсов. Из несъедобного кое-какая металлическая посуда и инструмент, спасённый из машины, насос, перочинный нож, отвертка, плоскогубцы и прочий хлам, который Егор считал необходимым возить по сроку службы автомобиля. Были еще четыре спальника, матрас, палатка, рюкзак и сумка.

Всё, что подмокло, Тамара развесила по выступам и сталактитам. В пещере было влажно и рассчитывать, что это могло просохнуть, не стоило, но и завоняться не должно. В заботах и делах тревога отступала. Время шло быстрее, и оставалась надежда, что за ними скорее явится подмога.

Тамаре хотелось попереживать за детей, но она видела, что их эта ситуация совсем не напрягает. Катя слонялась с фонариком по тем местам, до которых не достала вода. Ее, напротив, забавляло находиться в пещере. Вместе с родителями ей было совсем не страшно, и она ни разу не захотела уехать отсюда.

Матвей ходил за отцом. Они запруживали, перенаправляли потоки грязи, одним словом, всецело погрузились в свои мужские заботы. Если бы не дикость той ситуации, в которой они находились, можно было бы подумать, что им частенько приходилось заниматься подобными делами.

О еде вспомнили, когда у всех начало сосать под ложечкой. Егор посмотрел на часы в телефоне.

— Скоро ужинать пора, а мы еще не обедали, — затем расстроено произнес. — Черт, батарейка садится.

Егор приготовил из половины пачки крупы и банки тушенки кашу. Семья уплетала бесхитростную еду за обе щеки. Егор обратил внимание, что глаза все лучше привыкают к темноте. Пещеру все так же освещал фонарь, поставленный на самый экономный режим, но Егор различал противоположную стену, хотя еще недавно не видел дальше трех метров.

После обеда все решили немного прикорнуть. Егор подкачал матрас, выключил для экономии заряда фонарь и прилег, искренне рассчитывая, что его не разбудят очередные катастрофы. Обманутый отсутствием света организм проспал весь оставшийся день и всю ночь. Только когда сон уже совсем не лез, Егор вынул телефон, чтобы проверить время.

Телефон сделал попытку включиться, но моргнув экраном, отключился. Егор включил фонарь и разбудил Матвея.

— Эй, сынок, хорош уже дрыхнуть, глянь, сколько там времени.

Матвей заворочался в спальнике. Через некоторое время лицо его осветилось включенным экраном.

— Почти восемь часов.

— Восемь чего? — не понял Егор. — Утра или вечера.

— Утра, понедельника.

Егор присвистнул.

— Вот это мы поспать.

— Что с погодой? — поинтересовался Матвей.

К монотонному низкому гулу, который производили стены пещеры, все привыкли и не обращали внимания, поэтому сразу было трудно понять, успокоился ветер снаружи или нет. Егор прислушался. Гул остался, как и частая вибрация камня.

— Пока, без изменений, — произнес Егор.

— Значит, и сегодня за нами не приедут, — догадался Матвей.

— Ну почему не приедут? День длинный, ветер еще может стихнуть.

— Пап, скажи честно, ты меня за дурака держишь? — внезапно с обидой в голосе спросил Матвей.

— Нет, с чего ты взял?

— С того, что ты пытаешься сделать вид, будто этот ветер похож на обычный сильный ветер.

— Да, а разве не так?

— Не так, пап. Этот ветер похож на торнадо, как в Америке, но только торнадо движутся, а наш ветер, даже если предположить, что это торнадо, уже третий день стоит на одном месте. И ты когда-нибудь слышал про торнадо у нас?

— А может, раз в тысячу лет и по нашим степям и лесам проносится такой торнадо? — не зная, что ответить предположил Егор.

— Пап, если бы ветер длился полчаса, я бы поверил, что это какая-то местная погодная аномалия, но ветер дует уже третий день, и ты хочешь мне сказать, что там, в нашем городе или где-то еще его нет?

— Я очень на это рассчитываю, Матвей, иначе такой ураган может натворить кучу дел.

— Кучу дел? — переспросил с сарказмом Матвей. — Я на сто процентов уверен, что сейчас он именно этим и занимается, творит кучу дел. И не будет нам никакой помощи, потому что она потребуется больше всего тем, кто не попал в такую пещеру, как мы.

На шум проснулись Тамара и Катюшка.

— Матвей, не драматизируй и не пугай сестру. Ветер закончится, и за нами приедут. Не приедут сразу, так мы разберем завал и сами вернёмся. Все, что ни случается в жизни, случается к лучшему.

Матвей несогласно хмыкнул и закрылся в спальнике с головой. Егор с Тамарой переглянулись. Вечно у этих подростков любая неприятность оборачивается вселенским апокалипсисом.

За время, пока семья спала, вся более-менее способная течь жидкость ушла. Осталась только густая грязь. По пещере можно было передвигаться гораздо свободнее, но наступать в грязь не хотелось. Егор проверил все стоки, в которые уходила вода. Их затянуло мусором и загустевшей грязью. Прошел к выходу. Там грязи оказалось по колено. Автомобиля не было видно совсем.

— Закупорило, как сургучом, — тихо озвучил собственную ассоциацию Егор.

Отец семейства вернулся к «лежбищу». Семья не знала, чем заняться. Прежде чем начать готовить обед, Егор решил убрать грязь от того места, которое они облюбовали. Он собрал свой многофункциональный прибор в положение «лопата» и принялся сгонять грязь подальше от возвышения, где они обосновались.

— Ты как будто собираешься здесь задержаться, — заметила Тамара, глядя на то, как Егор разгоняет грязь по сторонам.

— Просто не люблю жить на помойке. Да и вы займитесь делом.

— Каким, например?

— Не знаю, сами придумайте. Дома же вы всегда находите, чем заняться.

Егор почувствовал, как какой-то предмет зацепил лопату, и что-то вывернутое из грязи блеснуло в цвете фонаря. Можно было предположить, что это пустая бутылка или еще какой-нибудь мусор, коего в пещере находилось великое множество. Но любопытство заставило Егора засунуть руку в жижу и вынуть оттуда то, чего никак не могло оказаться в пещере. Это оказалась задняя часть рыбы с хвостом и плавниками. Оставшемуся от рыбы куску здорово досталось. Его словно пропустили через пресс, а потом через жернова.

— Что ты нашел? — спросила Тамара, не понявшая в сумерках, что в руках у Егора.

— Рыба, — без интонаций произнес Егор.

— В смысле? Что за рыба?

Егор прошлепал грязной обувью прямо к фонарю, переключил его на более яркий свет и направил на свою находку. Тело рыбы напоминало мишень. Оно все было в отверстиях, часть из которых забита камешками. Егор ополоснул рыбу водой и поднес к носу.

— Она почти свежая, — резюмировал Егор.

— Откуда она здесь? Как ее могло занести в горы? — недоумевала Тамара.

Егор присел и почесал затылок.

— Ничего не понимаю. До нас она не могла тут оказаться, слишком свежая для этого.

— А может быть, там потоп? — испугалась собственной догадки жена.

— А может, ее ветром принесло? — вставил реплику Матвей.

— Не говори ерунды. Откуда, из магазина что ли?

— Из реки, моря или океана. Если бы я разбирался в рыбах, то сказал бы точнее.

— Ну-ка, Матвей, давай расскажи нам свою гипотезу, — заступилась за сына мать, видя, что Егор готов снова покритиковать.

— Смотрите, когда мы были на улице, то видели, что фронт непогоды наступает с западной стороны, а пещера находится на восточном склоне, однако и здесь мы ощущаем, что ветер имеет огромную силу, — Матвей посмотрел на забинтованные ладони, вспоминая, как тянул машину, пытаясь вырвать ее у ветра. — Представьте, насколько сильнее ветер с противоположной стороны. Я считаю, что эту рыбину ветер подхватил вместе с миллионами тонн соленой воды и донес ее до нас. Скорее всего, откуда-нибудь из Атлантики. Поэтому и вода идет к нам соленая, и рыба попадается вместе с ней.

Матвей замолчал, а вместе с ним замолчали и все. Катюшка, не понявшая практически ничего, почувствовала напряженность момента и крепко ухватилась за материну руку. Егор еще раз почесал затылок. Сын очень складно рассказывал, но теория была слишком невероятной.

— Да нет, не может быть. Если бы такой ветер начался, то ни одно здание его не выдержало бы. Сколько от нас до Атлантического океана, тысяч семь, а когда мы поняли, что к нам идет соленая вода? Часов через десять, как начался ураган, примерно. Значит, ветер должен нестись со скоростью почти в тысячу километров в час? Нет, не может быть. Этому должно быть простое объяснение. Например, люди пытались приготовить рыбу выше пещеры, а тут ветер, а потом и дождь. Вот ее и принесло с потоком. Как-то так.

— Ладно, ученые, вскрытие пещеры покажет, кто из вас прав. Давайте, запасемся терпением и будем ждать, когда нас все-таки вызволят, — примирительно произнесла Тамара.

— А сколько вы готовы ждать? — спросил Матвей.

— Кто знает, сын? В любом случае, не больше трех дней. На большее время нам просто не хватит продуктов и воды, — отмерил время до спасения отец.

— Оптимисты. До нас дела не будет как минимум месяц.

— Матвей! Хватит пугать! — у Кати не выдержали нервы.

— Да, Матвей, не нагоняй тоску своими жуткими предположениями. Нас найдут, спасут и отправят домой, а мы будем спустя много лет вспоминать, как сидели в этой пещере, нашли в ней рыбий хвост и построили на нём целую теорию о конце света.

Матвей, буркнул что-то под нос, отвернулся и уставился в телефон. Егор снова приступил к расчистке территории. Тамара занялась хозяйственными делами. Проверила сохнущие по стенам грота вещи. В стоячей влажной атмосфере пещеры на это не стоило рассчитывать. Катюшка ходила за матерью, как тень.

В условиях изоляции от визуального восприятия смены дня и ночи произошло нарушение распорядка дня. Чувство, что организм не прочь снова поспать, преследовало всех. Катя не особо и сопротивлялась. Она постоянно укладывалась на матрац, спала по полчаса, просыпалась и бодрствовала часа два. Егор старался придерживаться «правильного» времени. Но телефоны постепенно разряжались и был близок тот момент, когда спать и бодрствовать пришлось бы интуитивно.

После легкого ужина семья спала. Егору же не давали заснуть мысли о том, что пора начинать экономить воду и продукты. Своды пещеры, вибрируя, исторгали звук, похожий на звук мощного органа, залипшего на одной ноте. От него на душе становилось тревожно. Егор настойчиво отгонял дурные мысли, но они все равно пробирались в голову.

Что, если это глобальная катастрофа? Даже областного масштаба. Это значит, что их не кинутся искать в первую очередь, да и во вторую тоже. Посчитают пропавшими без вести, пока туристы не разберут завал и не обнаружат их полуразложившиеся трупы в недрах пещеры. Егор снова вспомнил жуткую шутку жены про склеп. Его передернуло. Хотелось жить самому, но за детей было еще страшнее. Невыносима была мысль о том, что дети умрут голодной смертью. Егор решил, что с завтрашнего дня он попытается разобрать вход. Уж лучше пусть вода идет в пещеру, чем ощущение жизни как в могиле. Принятое решение помогло ему успокоиться и заснуть.

Первой, как ни странно, проснулась Тамара и сразу принялась кашеварить. Запах еды разбудил семью. Егор прислушался, искренне желая не услышать этот навязчивый низкий звук. Но он никуда не делся. Ветер под своим напором заставлял гору дрожать.

— Я попробую разобрать вход, — проинформировал семью Егор. Решительно зачерпнул ложкой еду из котелка, погонял ее по рту и удивленно произнес. — Это что? — спросил он про завтрак.

— Это та самая рыбешка, которую ты откопал. Уху вот сделала их нее, чтобы зря не пропала.

— Молодец, — оценил смекалку жены Егор.

— Вода же пойдет в пещеру, — вмешался в разговор Матвей.

— А что, если дождь уже закончился? — предположил отец.

— Пап, это не дождь, это ветер гонит воду из океанов и морей. Пока дует такой ветер, будет и вода. Если только океаны не выдует до дна. Но тогда, боюсь, суша скроется под водой, или, еще вероятнее, под слоем грязи.

— Матвей, хватит фантазировать. Ясно откуда у тебя по «окружайке» постоянно плохие оценки.

— Да меня просто Варвара не любит, — Матвей имел ввиду учительницу по «окружайке». — Я с ней спорю, а она злится, вот и ставит мне оценки низкие. А вы тоже не верите мне, хотя у самих нет никаких теорий. Вы не пытаетесь предположить что-то новое, а отталкиваетесь от своего прежнего опыта.

— Ладно, Матвей, откопаем вход, тогда и проверим твою теорию. Если киты по небу низко будут лететь, то ты прав, — отец дружески похлопал сына по спине.

Ему нравилось, что Матвей пытается смело предполагать. Хотя Егор и считал, что сын здорово преувеличивает силу урагана, но анализировать и сопоставлять факты у сына получалось здорово. Кто знает, может, он и пойдет в ученые. С кого-то в их роду должна начаться линия интеллектуалов.

Камнепад не перекрыл вход воде полностью. Грязь все равно просачивалась в нескольких местах. Тамара страховала мужа в нескольких метрах за ним. Она считала, что Егор задумал очень опасное мероприятие, как всегда, не сильно озаботившись собственной безопасностью.

Скользкие камни сидели плотно. Егор дергал их, но они не поддавались. Руки срывались. Егор несколько раз чуть не упал в грязь, которая доходила ему до колена. Тамара пыталась отговорить его от этого бесполезного занятия. Но лучше убеждений Тамары на него подействовал камень, придавивший ему указательный палец на правой руке.

Егору удалось раскачать один обломок, и когда он поддался под его настойчивыми усилиями, верхние камни, опиравшиеся на него, ухнули вниз, прищемив палец. Егор закричал и выдернул его из каменных клещей. Тамара подбежала к мужу. В свете налобного фонаря удалось разглядеть, как с грязного пальца потекла кровь.

— Быстрее, обработать! — закричала Тамара, и потащила Егора за руку в пещеру.

Отмытый палец явил разорванную плоть и почти полностью сорванный ноготь. Тамара обрабатывала палец. Егор вздыхал и охал, когда Тамара небрежно обращалась с ним.

— Дурацкая затея, — согласился Егор. — Мы же не знаем, какой высоты завал закрыл вход.

— А ты всегда так, Егор, вначале делаешь, а потом думаешь, — не удержалась Тамара.

— Вчера мне эта идея казалась вполне умной и безопасной. Я же просто хотел глянуть, каково там, снаружи. Да и от ощущения, что мы заперты в склепе, хотелось избавиться.

— Избавился? Теперь тебе еще придется избавиться от ощущения расплющенного пальца.

— Ладно, хватит, лучше попытаться, чем сидеть и ждать непонятно чего, — не выдержал Егор. — Если нет выхода с этой стороны, можно попытаться пройти в те тоннели. Какой-нибудь из них может вести на выход, — Егор указал на узкие проходы в стене противоположной от входа.

— И даже не думай. Не зря их в свое время закрыли. Спелеологи уже все облазили и наверняка знают, что пользоваться ими не стоит, — Тамара всерьез испугалась за мужа.

— Я видел в каком-то кино, как выход проверяли пламенем свечи. Там, где он был, пламя свечи тянуло в его сторону. Мы просто проверим, есть ли в каком-нибудь из тоннелей тяга.

Тамара глубоко вздохнула и укоризненно посмотрела на мужа. Она понимала, что если Егор решит проверить свою догадку, то его ничто не остановит. С одной стороны попытка что-то делать гораздо лучше, чем впасть в уныние и пассивно ждать помощи невесть откуда, но с другой, была большая вероятность свернуть башку в малоизученных и опасных тоннелях.

Егор резко поднялся и прошел к запасам, выставленным вдоль стеночки, словно они стояли в шкафу квартиры каменного века. Он взял пластиковую поллитровую бутылочку и отвинтил пробку. Под молчаливое наблюдение семьи он сделал несколько глотков из нее, оторвался и сморщившись, как выжатый лимон, занюхал рукавом.

— Палец болит, сильно, — Егор помахал забинтованным пальцем. — Забыл сказать, что здесь не вода. Заначка моя была, на черный день.

— И вот он наступил, — ехидно сказал Матвей. — В один черный, черный день, в черной-черной, пещере наступил черный, черный момент. И только несколько капель волшебной жидкости делали его очень светлым.

— Хм, подростковая вредность, знаю, проходили, — Егор помахал бутылкой, в которой еще оставалось больше половины. — Это пусть на всякий случай останется, для наружного применения.

Спустя пятнадцать минут Егор уснул. Во сне он держал поврежденную руку, как маленького ребенка.

С Семеном Шапиро этот трюк не прошел. Он никак не хотел вернуться в нормальное состояние. Через лоб его пролегла глубокая морщина, вызванная тоскливыми мыслями о судьбе родных. Кто знал, почему он убивался сильнее остальных? Игорю в этом плане было не легче, он потерял жену и детей, так же, как и Семен. Джейн потеряла родителей, но они были не молоды. Возможно, Семен расстался с семьей как-то нехорошо, и потому сильно переживал, что не успел сказать что-то важное, и теперь мучился чувством вины? Сам Шапиро не распространялся, а лезть к нему с вопросами Игорь считал неуместным.

Коллектив МКС перестал делиться на российский и американский. Игорь и Джейн большую часть времени проводили вместе. Семен старался уединиться. Видно было, что общество его тяготит. Он либо молчал, либо грубил, показывая, как ему все опротивело. То, что случилось с ним вскоре, было закономерным развитием его депрессивного состояния.

Шапиро надел скафандр, вышел в космос и проткнул костюм. Он не стал привязываться к кораблю, выбрав могилой космическое пространство. Игорь не сразу понял, что произошло. Шапиро не лез на глаза, поэтому его отсутствие заметили спустя некоторое время, когда поняли, что не хватает одного скафандра. Игорь пробежался по всем иллюминаторам станции, но Семена увидеть не удалось. Где-то вдалеке он различил небольшое светлое пятнышко, но им могло оказаться что угодно.

Вопреки всему на борту МКС со смертью Шапиро стало немного веселее. Нельзя говорить о покойниках плохо, но Семен усугублял атмосферу безысходности. С исчезновением Шапиро дышать на станции стало гораздо легче.

— И еды у нас теперь стало гораздо больше, — подвел итог Кружалин.

— И кислорода, — добавила Джейн.