Такая работа

Сергей Павловский

Его зовут Александр Емельянов. Он любящий муж и заботливый отец. Вот только профессия никак не дает ему жить спокойно – ганфайтер, ликвидатор, специалист по переворотам. И друзья, и враги уважительно называли его Берсерком – Бешеным. И вот в очередной раз ему не по собственной воле приходится подтверждать свое прозвище и квалификацию…

роман

Глава 1

«Хвост» прилепился к служебной «Волге» Емельянова с самого утра. Целый день он мотался по малозначащим делам и все время сзади болталось какое-нибудь авто. Машины-поводыри периодически сменялись, и всего за день Емельянов насчитал их шесть.

Слежка велась на хорошем профессиональном уровне, а если учесть еще и оснащенность автопарка, то на хвосте у него «висели» либо сотрудники ФСБ, либо очень крутые ребята из неизвестной группировки. В Южанске он во всяком случае с подобными группировками не сталкивался.

«Хвост» в тот день ему не мешал, а потому заняться им Емельянов решил попозже, ближе к вечеру. Покончив, наконец. с текучкой, он привычно заглянул в зеркало заднего вида. Теперь его вела бежевая «шестерка».

В арсенале полковник Емельянов имел всего три метода работы с «хвостом». Первый, самый простой — отрыв. Второй, самый сложный — переключение. Это когда ты вначале отрываешься от преследования, а затем в свою очередь садишься на «хвост». Тут нужна классная подготовка, да и процесс весьма трудоемкий. А третий способ… К нему-то Емельянов и решил прибегнуть после непродолжительного размышления.

«Ладно… Покатались — и хватит, — пробурчал он и вырулил на крохотную автостоянку перед отелем «Заря».

Бежевая «шестерка» приткнулась к обочине метрах в тридцати сзади. Емельянов неторопливо выбрался из машины, блаженно потянулся и неспешно зашагал к ярко освещенному входу в отель… Проходя мимо «шестерки», скосил глаза: в салоне о чем-то оживленно спорили трое мужиков. Они даже не глянули в стороны Емельянова.

Двоих парней он мельком знал в лицо. Эти двое представляли «контору»^[1]. И он сталкивался с ними — где, когда, не важно, но точно, сталкивался. Третьего Емельянов видел впервые.

«Значит, все же, контора», — отметил он и улыбнулся. Дело упрощалось. Емельянов резко развернулся на каблуках и гаркнул в приоткрытое окно «шестерки»:

— Здорово, мужики!

Нельзя сказать, что «мужики» опешили, но смешались, точно.

Емельянов немедля сунул в салон руку с красной корочкой:

— Полковник ФСБ Емельянов.

Парни вволю полюбовались его физиономией на фото и лиловой печатью. Емельянов спрятал удостоверение и подмигнул водителю:

— Ну-с, ребятки, а теперь предъявите ваши документики.

— А на каком, собственно основании? — играя удивление, вопросил тот, третий.

— Попрошу ваши документы, — уже с металлом в голосе повторил Емельянов.

— А если, предположим, у нас их нет?

— Предположим, — согласно кивнул Емельянов. — Тогда, пожалуйста, наберите во…он по тому телефону номер двадцать четыре — четыре ноля.

Еще не стемнело, и он заметил, как лицо водителя полыхнуло румянцем.

Емельянов презрительно скривился:

— Давай, деревня, набирай поживей.

Формально, конечно, они могли послать его подальше, но вместо этого водитель нехотя нажал на указанные кнопки с цифрами — сказалось вколоченное в голову чувств субординации.

После трех длинных гудков, послышался щелчок — включился автомат записи, а затем начальственный басок коротко уведомил: «Здесь Серегин», — и сразу строго вопросил: «Кто на аппарате?»

— Давай-ка сюда трубочку, — протянул руку Емельянов, и водитель послушно вложил ее в широкую ладонь полковника.

— Здорово, Серегин, — небрежно приветствовал начальника областного Управления безопасности Емельянов. — На аппарате, как Вы, выражаетесь, Емельянов.

— Ну, теперь слышу. А за каким х…м?

Старый добросовестный служака еще застойных времен, полковник Серегин туго знал свое дело; особенно если сложность дела состояла в умении вовремя высунуться и, что не менее важно, в критический момент так же незаметно прикрыться чужой спиной. А дипломатическим способностям Серегина мог позавидовать любой полномочный посол. И единственно, что резко отличало его от какого-нибудь консула, так это полное отсутствие у полковника службы безопасности манер, принятых дипломатическим этикетом. От старых же времен и предшественников Серегин унаследовал профессиональный слэнг, в котором на четыре нецензурных выражения приходилось только одно употребимое в приличном обществе. Это единило полковника и с народом, и с начальством. Ну а его подчиненные, как ни странно, легче всего понимали именно такой соленый язык.

— За каким х…м, спрашиваешь? — усмехнулся Емельянов. — А вот угадай: откуда я звоню?

— А я что тебе: Якубович с «Поля чудес»? Кончай в…ся.

— Значит, не угадал. А звоню из машины номер… ага, вспомнил — тридцать три двадцать один ЮГА. Знакомый номерок?

— Ну ты совсем о…ел. Я ж не картотека ГАИ.

— А машинка-то твоя, — злорадно хихикнул Емельянов. — И трое салаг в ней — тоже твои. Так поясни мне, дружище, за каким хреном твои ребятки меня с утра пасут?

Пауза вслед за этим нелегким, надо признать, для Серегина вопросом последовала короткая — всего пара секунд. В который раз Емельянов отдал должное изворотливости и сообразительности шефа местной секретности службы.

— Мои, говоришь? — Серегин коротко хохотнул. — Ну-ка дай трубочку старшому.

Емельянов безошибочно сунул ее тому, незнакомому.

Водитель не догадался выключить селекторный динамик, и все слушатели получили возможность насладиться чудесным монологом полковника Серегина, в котором тот умудрился не употребить ни единого парламентского выражения.

После такого внушения троица быстренько извинилась и смоталась на своей «шестерке», а Емельянов повторно созвонился с Серегиным уже из своей «Волги» и по резервному особому номеру. Разговоры с этого телефона не записывались и не прослушивались. Впрочем, последнее можно было утверждать с небольшой долей уверенности.

— Понимаешь, чертяка, — искательно начал Серегин, и Емельянов живо представил, как он прижимает руку к груди. — У меня ж приказ из центра. Ну рассуди — на кой х…й мне лично все это нужно? Ты видел того х…а, что у них за старшего? Это ж не мой хлопец, а боровиковский. А Боровик, сам знаешь, мне подчиняется только формально, а по сути он подчиняется только Центру. А на меня батон ложил, как… к примеру, и ты сам. А я…

— Ладно, не суетись, — прервал его Емельянов. — Приказ, конечно, нужно выполнять. Только зачем такой приказ вышел, ты, конечно, не знаешь?

— Ей-ей, ни слухом, ни духом. Поспрошай лучше свое прямое начальство.

— Неохотно, но верю. А совет грамотный — я завтра же вылетаю в столицу.

— Во! Правильное решение, там и разбирайся. А я что… Только ты не очень там наезжай на моих хлопцев. Я как только х…в приказ получил, так сразу и сказал: «За таким перцем, как Алекс, уследить невозможно — не тот уровень». А они…

— Ух, утомил ты меня, не дрейфь, не подставлю, — заверил Емельянов, хотя точно знал, что если и не подставит, то уж кипятку в трусы нальет.

— Вот спасибо. А я, сам знаешь, рассчитаюсь при случае.

«Да… ты рассчитаешься, — криво ухмыльнулся Емельянов и повесил трубку. — Небось Бога молишь, чтобы убрали меня с твоего горизонта. А в Столицу придется лететь, дело нужно прояснить».

Особых тревог ни слежка, ни приказ Столицы у Емельянова пока не вызывали. Это могла быть обычная профилактическая проверка сотрудника, но выяснить отношения, конечно, следовало. Но главное, повидаться со своим непосредственным и настоящим, а не официальным шефом. Тот наверняка должен знать — что к чему. Удивляло только, что генерал Долганов не предупредил Емельянова о возможных осложнениях.

По дороге домой, верней по дороге на одну из своих очередных квартир-пристанищ, Емельянов еще притормозил у обычного уличного автомата и дал ЦУ своим собственным гвардейцам. Таковых в штате Южанского «филиала» военной стратегической разведки числилось всего трое. Майор Сагайдачный — Робин Гуд и лейтенант Колесов — Янычар. И, конечно, сам Емельянов.

Собственно никакого филиала и не существовало, как официально и документально не существовало и его сотрудников. Только полковник Емельянов состоял в штате ФСБ, да и то без должности. Остальные «служили» в обычных воинских частях. Предназначена была их группа, как и вся служба, для того, чтобы ловить шпионов и вести разведку.

Но за последние десять лет Емельянов не смог похвастаться, что сталкивался с простым, не защищенным приличной госдолжностью или мандатом человеком, который хотя бы подозревался в шпионаже в пользу другого государства.

А сам он «шпионил» так давно, что и Африка, и Ближний Восток стали далекой и забытой сказкой; чудной сказкой молодости, которую некогда воплощало в жизнь Главное Разведывательное Управление ВС СССР. Ну да не в этом беда. Работы и в Отечестве хватало и дай им задание ловить иноземных агентов — ничего, справились бы. А пока воевали со своими, доморощенными… И не совсем «агентами». Но, когда Емельянов задумывался, каким бы словечком охарактеризовать свою нынешнюю деятельность, то на ум приходило именно это: «воюем».

И тайная эта гражданская война, казалось, не имеет конца. Воевали не за принципы — за власть, за деньги, что по сути одно и то же. На пути к цели «красные» мгновенно белели, как только обзаводились кой-каким имуществом и положением, и новые «белые» тотчас зеленели от страха, что «красные» на это имущество и положением покусятся. И только Емельянов и ему подобные бесцветным своим существованием служили и тем, и другим.

Любой депутат, мэр, губернатор или министр могли смело открывать свое дело и вертеть деньгами, как им угодно. От Закона и налогов их защищали должности и положение, а от рэкета и мафии — Емельяновы и Серегины. Только Серегин прикрывал местных князьков, а Емельянов тех, что на самом верху.

Управившись с делами, Емельянов купил в киоске бутылку пива «Гессер» и со спокойной душой покатил на квартиру.

Семья второй месяц отдыхала в Мисхоре и намеревалась провести на море весь остаток лета — так полезней и Петьке, что в этом году идет в шестой класс, и Светке, что неожиданно расхворалась зимой. Потом они вернутся домой, в Новочеркасск — там теперь их и его дом. И, конечно же, он вырвется на пару недель.

«Тоже мне, муж и отец, — горестно посетовал Емельянов. — Семью два раза в год вижу с работой этой проклятой. Ну да в Новочеркасске и им и мне спокойней».

Примечания

1

Контора — (слэнг) раньше так называли КГБ.