В свете вот какое чудо… Книга об аномальных явлениях

Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

Эта книга об аномальных явлениях, написанная мною, уже восьмая по счёту. Надеюсь, не последняя. Потому что в жизни мы сталкиваемся с ними довольно часто. Только вот объяснить их наука пока не может.

ГЛАВА ВТОРАЯ: ЛОВУШКИ ВРЕМЕНИ

Существовала ли когда-нибудь «примитивная» форма времени, в которой, скажем, прошлое не отделилось бы от настоящего, так что лики прошлого проглядывали сквозь всё ещё вялое, медлительное, личностное «теперь?

Владимир Набоков

ХВОСТОВОЙ ВАГОН

Родовые корни братьев Трошиных — не поймешь где: село на отшибе. За водой пойдешь — Вятская губерния, в лес за грибами или сено косить — это уже Нижегородчина.

Давно уже не видно и не слышно здесь этих братьев — как снегом следы замело. И Егор, и Петр, который старше на два года, покинули свою малую родину ещё в ранней юности, подались в Горький. Закончили институт, инженерами стали. Правда, распределение развело их достаточно далеко друг от друга. Вышло так, что Егор в Подмосковье двинул, а Петр — в Прибалтику. Вскоре оба семьями обзавелись. И всё было нормально, пока не развалился Союз. И тогда Петр Николаевич решился на переезд. К брату поближе.

В гости к брату

Но ждало Петра Николаевича большое разочарование. За квартиру в Вентспилсе выручил он сущие пустяки, а с такими деньгами в Подмосковье делать нечего. Ютиться же у брата тоже не с руки. У него квартира — как банка с селёдкиными детками — кильками…

Но тут Петру Николаевичу подфартило. Прочитал он в газете объявление: продаётся дом в сельской местности, причем недорого. И к тому же недалеко от того места, откуда родом. Спросил себя: а что если посвятить себя земле, грядкам с редиской и помидорами? И долго не размышлял.

С той поры прошло уже два года, а братья не виделись. Много разных причин мешало. Вроде бы, друг до друга рукой подать, не Латвия, а вот не складывалось.

А между тем повесили сосульки носы, намечалась круглая дата у Петра Николаевича. Ну, не совсем круглая — 65 лет ему исполнялось. И решил Трошин-младший повидаться с братом. Пошёл на вокзал, купил билет на поезд. Вот только не обратил внимания, что ехать ему следовало в хвостовом 13-м вагоне, на 13-м месте, да еще в пятницу, 13-го числа.

Вовремя не разбудили

Поезд отправился точно по расписанию. Колёса ритмично погромыхивали на стыках рельс, и Егор Николаевич сразу же стал клевать носом. «Надо покемарить немного», — решил он. И заснул, как засыпают дети: сразу и крепко. Но его ждал весьма и весьма неприятный сюрприз. Поезд был скорый, не на всех станциях останавливался. Егор Николаевич попросил проводника разбудить его в половине шестого утра, но тот, как нередко случается, про это забыл. Шёл уже седьмой час.

— Ты уж извини, — сказал проводник. — Оплошал я. Но ты не кручинься, всё ещё исправить можно. Тут поблизости полустанок, поезд притормаживает на минуту, не больше. Давай здесь тебя высажу. А туда, куда тебе надо, на попутке доберёшься.

Егор едва успел спрыгнуть с вагонной ступеньки, как поезд, послав в предутреннюю хмарь басовитый привет, промелькнул и растаял в безбрежном пространстве лесного Вятского края. И Егор Николаевич остался один на один со своими проблемами.

Каждая дорога ведёт куда-то

Он огляделся. Впереди и позади — частокол корабельных сосен, слева — будка путевого обходчика, справа угадывалась грунтовая дорога, ведущая неизвестно куда. Она заросла так, что стало понятно: попутку тут можно ждать до второго пришествия.

Егор Николаевич направился прямиком к будке. Дверь в неё была распахнута настежь. И — никаких признаков присутствия человека. Разве что только пустая коробка папирос «Казбек».

Трошин-младший сел на пыльный топчан. Задумался. Пословица права: у дураков от чужого ума голова болит. Зачем он только проводника послушался? Тот сладко чирикал, а на деле всё совсем не так, как нужно.

Но теперь уже ничего не изменишь. Нужно что-то предпринимать. Но что? Он даже не предупредил брата, что собирается приехать. Пётр и не ждёт его, а сам он знать не знает, куда идти. По шпалам в обратную сторону? Или все же попытаться найти выход на трассу? Ведёт ведь куда-то заросшая бурьяном грунтовка. Каждая дорога ведёт куда-то.

Небо стало светлеть, и это немного улучшило настроение Егора Николаевича. И он отправился в путь, совершенно не зная, что его ждёт.

Заповедник прошлого

Вскоре он обнаружил тропку, проложенную, скорее всего, грибниками. Значит, в любом случае Трошин-младший должен добраться до какого-то населённого пункта. И предчувствие не обмануло. Примерно через час он увидел дома, много домов.

Но село показалось ему очень и очень странным. Улицы почему-то пахли погребом. Во дворах бродили молчаливые куры, где-то глухо мычали, словно обижаясь на хозяев, невидимые коровы, лениво лаяли — скорее не от злобы, а просто от удивления — цепные псы и беспривязные ничейные собаки, а вот ни одного прохожего Егору Николаевичу почему-то не встретилось.

Он шёл и не верил своим глазам. У правления колхоза, тоже совершенно безлюдного, — гипсовый памятник, в котором нельзя было не угадать черты «отца всех времён и народов». И тут Трошина-младшего обожгло, как огнём. Он попал в какой-то заповедник прошлого..

Когда-то в молодости, начитавшись Герберта Уэллса, он всерьёз заинтересовался проблемой путешествий во времени. Верил: они возможны. Чем же тогда объяснить многочисленные исчезновения людей, которые иногда возвращаются, а чаще всего остаются навсегда в каких-то иных эпохах? Он даже собственную гипотезу выдвинул на этот счет. Как считал тогда Егор Николаевич, исходя из теории относительности Эйнштейна, временные пласты не постоянны, в них случаются разрывы и искривления. Возникает воронка в ткани мгновений, в которую втягиваются люди и предметы. И они переносятся из одного пространственно-временного измерения в другое…

Но шли годы. Научные изыскания по поводу свойств времени казались Егору Николаевичу наивными и бездоказательными. Но теперь своими глазами видел, что его гипотеза подтверждается.

Нет, он не бредит. Вот плакат на избе-читальне с фотографиями летчиков, спасших участников экспедиции на пароходе «Челюскин». Вот репродуктор на столбе, заливающийся соловьем (кажется, поёт Лидия Русланова). Вот призыв увеличить в 1936 году поголовье свиней на 23 процента. Вот объявление: приезжает кинопередвижка, будет демонстрироваться фильм «Весёлые ребята»…

Но вот и люди. Строение, похожее на сарай, на котором криво нацарапано «Буфетный киоск». Две стеариновые свечки тускло освещают прилавок и два столика. За одним, плотно уставленным кружками с пивом, — четверо мужиков. За другим — пьют водку. Такую он видел в детстве. «Московская» с пробкой, залитой сургучом. Боже! Куда его занесло! Кто над ним решил сыграть эту зловещую шутку?

Непростительная ошибка

Появление Егора Николаевича не осталось незамеченным. Все, как по команде, обернулись к нему и стали внимательно разглядывать. И тут он допустил непростительную ошибку.

— Что это за село? — спросил он у румяной и пышной, как праздничный торт, буфетчицы.

Та, надкусив пирожок с ливером, от неожиданности икнула. И словно дар речи потеряла. На пару минут, не меньше.

— Коля! — наконец позвала она кого-то из подсобки.

И тут появился Коля — лохматый, гориллоподобный, с длинными, едва ли не колен, руками, в клеенчатом фартуке и резиновых сапогах.

— Тут гражданин какой-то подозрительный, — сказала буфетчица. Проводил бы ты его к Ерофею Кузьмичу.

Коля положил свою обезьянью руку на плечо Егора Николаевича:

— Пройдемте, господин-товарищ.

И гость из иных времен отправился под конвоем к Ерофею Кузьмичу, вероятно, местному энкаведешнику. Дело принимало совсем нежелательный оборот

«Офис» Ерофея Кузьмича располагался в строении очень похожем на «Буфетный киоск». И сам он чем-то смахивал на буфетчицу.

Пышный — так сразу окрестил его Егор Николаевич — сидел за письменным столом в гимнастерке с кубарями, с лоснящимся от пота лицом. Выслушав обезьяночеловека, весь доклад которого состоял из одной фразы: «Кажись, Кузьмич, мы шпиёна поймали», он нахмурил кустистые брови.

— Ты, Коля, посиди пока на завалинке, — сказал Ерофей Кузьмич. — Возможно, понадобишься.

Когда дверь за ним закрылась, обратился к Егору Николаевичу:

— Выкладывай. Кто такой, откуда, какое получил задание. С троцкистами связан? И документики предъяви, взглянуть нелишне.

— Это для вас будет китайской грамотой, — стараясь сохранять спокойствие, хотя его трясло, как лист на ветру, сказал Егор Николаевич. — Я ведь из другого времени, из двадцать первого века. Но вам, похоже, этого не понять.

Он протянул энкаведешнику паспорт и пенсионное удостоверение. И у того даже челюсть отвисла. Кузьмич вертел их и так, и сяк, напяливал очки, потом снимал, разглядывал паспорт в лупу, но всё равно ничего не понимал.

Егор Николаевич пытался объяснить ситуацию, но для обитателей этого реликтового островка законсервированного времени она была столь фантастической, что все равно никто бы ему не поверил.

— Сейчас позвоню в Москву, — зажурчал, как ручей, Кузьмич и почему-то расплылся в улыбке, широкой, как бульвар. — Буду самолет вызывать. Повезу тебя как особо опасного. Глядишь, орден дадут. Нет, не тебе, а мне. И звание внеочередное. А тебе, брат-троцкист, крышка. Это — как пить дать, зря ты сюда сунулся.

Егор Николаевич молчал.

— Ну ладно, молчи. Думай. Теперь у тебя время есть, хотя и не очень много.

Кузьмич открыл ключом огромный амбарный замок на двери в соседнюю комнатушку, отделенную от коридора стальной решеткой, и втолкнул туда Егора Николаевича. Дьявольский спектакль продолжался.

Побег из преисподней

Тьма обступила его со всех сторон. Надо же так вляпаться! А впрочем, он-то как раз и не виноват ни в чём. Это какие-то тёмные силы выбрали его объектом своей охоты. Но почему? Что он в своей жизни сделал не так? А может быть, всё дело в том, что он делал все именно так, как надо, а это не нравилось служителям Зла?

Но нужно было выбираться из этой ямы. Как вот только? И тут Егора Николаевича осенило. Дрель! Он везет в подарок брату дрель с набором сверл. Можно попробовать рассверлить замок. Дрель, между прочим, работает как от электропривода, так и на батарейках.

Егор Николаевич всё делал на ощупь, но чётко. Через несколько минут амбарный страж повис на одной дужке. Путь на волю был открыт.

Но Трошин-младший не учел одного. Обезяночеловек Коля по-прежнему сидел на завалинке. Внештатный агент НКВД сторожил гостя из другого мира. И сразу почувствовал неладное.

— Стой! — закричал он во всё горло, пугая ворон и размахивая дробовиком.

Что оставалось Егору Николаевичу? Несмотря на колотьё в боку, он побежал в меру своих пенсионерских сил и скоростей. И тут раздался выстрел, потом второй. Дробь просвистела возле самого виска…

Есть один способ

Очнулся Егор Николаевич, как он говорит, уже в другом измерении, шкала времени которого соответствует нашему. Он сидел на бревне возле будки путевого обходчика. Спереди и сзади — сосны, справа — дорога.

Но что-то было не так, не по-старому, а в чём заключалась перемена, Егор Николаевич долго понять не мог. Только через несколько минут дошло. Грунтовка! Её не было. Вместо нее, пока он выяснял свои отношения с Кузьмичом, проложили асфальтовую трассу. И по этой дороге одна за другой проносились машины, много машин.

…Когда он рассказал о своих приключениях брату, тот не удивился.

— Знаешь, про это село я не в первый раз слышу, — сказал Пётр Николаевич. — Не ты первый там побывал. Только вот не верит никто, ещё и пальцем у виска крутят. А вот как проверить?

— Есть один способ, — отшутился Трошин-младший. — Надо купить билет на поезд в хвостовом тринадцатом вагоне. И поехать тринадцатого числа, в пятницу.

ПОДАРОК ФРАНЦУЗСКОЙ ТЁТУШКИ

…Это был овальный, идеально отполированный красноватый с желтым отливом кусок обсидиана — так называют вулканическое стекло. В него можно было глядеться, как в зеркало…

Многолетняя тайна

То, что у Татьяны Семенихиной есть тётя, которая живёт за границей, причём не где-нибудь, а в предместье Парижа, она узнала только лет пятнадцать назад. До этого родители стойко хранили многолетнюю тайну. Впрочем, понять их нетрудно: партийный билет, престижные должности. Не дай Бог что — вылетят, как пробки, с таким трудом завоеванных собственным горбом насиженных мест.

Мама поведала Татьяне о тёте только на смертном одре. Но в чём её упрекнуть? Так уж воспитала Маргариту Петровну советская власть. А ведь, как оказалась, происхождение у мамы отнюдь не пролетарское. Кто бы мог подумать, что в жилах Татьяны течет голубая дворянская кровь!

Родословной её семьи по меньшей мере четыре с половиной века. Выходцы из далекого Уэльса с перекроенной на российский манер фамилией Флегмонтовы исправно несли государеву службу. Правда, поговаривали, что все они — чернокнижники и связаны с нечистой силой. Потому, дескать, и вражеская пуля их не берет, поэтому сыты и деньгами сорят направо-налево. Может, так утверждали из зависти, а может, и по делу. Как бы там ни было, но когда к власти пришли большевики, прадед Татьяны пошел не за ними, а за их непримиримым врагом — Деникиным.

Потом были годы эмиграции. Чтобы заработать на кусок хлеба, белым офицерам приходилось работать и таксистами, и официантами, и чистильщиками сапог. Даже скот забивали на бойне. А Флегмонты как-то очень быстро пошли в гору. Их бизнес приносил немалую прибыль. Вот только мужская линия пресеклась: рождались исключительно девочки. Так случилось и за пару лет до начала Второй мировой войны, когда появились на свет близняшки. Их назвали Эльзой и Маргаритой.

Когда фашисты перешли французскую границу, Флегмонты пытались сбежать в Америку. Увы, не получилось. Семейство попало под бомбежку. Погибли все, за исключением отца Эльзы и Маргариты и их самих. Но отца заключили в концлагерь близ небольшого городка Перпиньон, а жизненные дороги сестричек круто разошлись. Судьба привела в исполнение самый страшный приговор, какой можно только предполагать. Эльза оказалась в приюте, а Маргарита — в кошмарном, пропитанном насквозь смрадным дымом крематория Освенциме. И, несомненно, погибла бы, если бы не наши войска.

Истощенных, полуживых детей отправили в госпиталь. Была такая неразбериха, что сопроводительные документы потерялись. И поскольку Маргарита понимала и по-русски, и по-польски, не знали, что с ней делать. Но долго не раздумывали. Первый же эшелон увёз её в Смоленск, а потом ещё дальше — в Сибирь.

Но детская память — она навсегда. И Маргарита чувствовала каждой клеточкой своей, что у неё есть сестра. Она знала, что Эльза жива, вот только встретиться с ней, наверное, уже не суждено.

Большей информацией владела Эльза. Отец, доживший до освобождения, забрал её из приюта. Уже смертельно больной, он посвятил её в тайны рода Флегмонтов.

Отец умер, когда Эльзе исполнилось шестнадцать. Она пыталась найти сестру. Но в то время набирала обороты холодная война. Эта война воздвигла непреодолимые заслоны между родственниками, разнесёнными волею судьбы по разные стороны баррикад.

Семейная реликвия

Эльзу Петровну судьба не баловала. Замужем была ровно три месяца. Супруг, бравый морской офицер, погиб не при исполнении своих прямых обязанностей, а совершенно случайно — машину занесло на крутом вираже.

Зльза очень переживала. Наступила жизнь, где все дни одинаковы, жизнь, совершенно лишенная смысла. Одиночество смыкалось над ней, как вода над утопающим. И вдруг — лучик света. Неожиданно обнаружилась в России племянница. А разве этого мало? Уже не горемыка безродная, всему свету чужая. Пусть не рядом, но есть родное горячее сердце. И потому вектор любви и нежности Эльзы Петровны был устремлен именно в этом направлении.

Встретились они пять лет назад. Эльза Петровна много рассказывала о Флегмонтах, а, уезжая, вручила Татьяне самое сокровенное.

— Это — наша реликвия, — сказала она. — Ей много тысяч лет. Её привезли испанцы из Южной Америки. Это — ацтекское зеркало. Оно досталось Джону Ди, который стоял у истоков рода Флегмонтов. С его помощью можно заглянуть как в прошлое, так и в будущее. Но учти: есть тёмные силы, которые могут втянуть твою душу в это зеркало. Будь осторожна.

— А вы сами обращались к помощи этого зеркала? — спросила Татьяна, которая сама уже стала бабушкой.

— Один раз, сказала Эльза Петровна. — Это было после смерти мужа. Но я испугалась. В зеркале мне почудился лик дьявола.

Скользящие тени

Татьяна внимательно осмотрела подарок тётки. Судя по всему, кусок обсидиана с ручкой из темной кости был обтёсан в форме овала и отполирован очень и очень давно. Трудно даже было предположить, когда. Татьяна вертела его и так и сяк, поворачивала под разным углом, всматривалась в загадочную глубину, но обсидиан был мёртв, он упорно хранил свою великую тайну.

Прошло несколько дней. Всё это время Татьяне было некогда — накопились дела, требовалось решить их безотлагательно. Вспомнила она о семейной реликвии совершенно неожиданно — проснувшись среди ночи.

Татьяна села в кровати. Лунный свет заливал комнату, узкими полосами скользил по полу, и в этой лунной вьюге, казалось, реяли зеленовато-прозрачные призраки. Они словно подталкивали её к шкатулке, где хранился магический кристалл. Татьяна открыла её и отшатнулась. Камень ожил! Он был наполнен какими-то скользящими тенями.

Татьяна взяла красновато-желтое зеркало в руки. По отполированной поверхности плыли оранжевые облака. Они сдваивались, расходились, снова сближались, и это было что-то вроде ритуального танца.

Повернув камень под другим углом, Татьяна поняла, что ускользающие тени слагаются в какую-то определенную фигуру. Тяжёлое облако наползало, распухало. Это было так страшно, что Татьяна выронила магический кристалл. Он упал и потух.

А утром следующего дня Татьяна получила печальное известие. Скончался её престарелый отец..

Кто ты, Джон Ди?

Приехав с похорон, Татьяна задумалась. Неужели магический кристалл предупреждал о том, что беда на пороге?

Она пошла в библиотеку. Если основатель рода Флегмонтов действительно был исторической личностью, рассуждала Татьяна, значит, сохранились какие-то документальные свидетельства. И она их нашла. В книге Элайаса Ашмола «Химический театр» упоминалось магическое зеркало Джона Ди, которое якобы хранилось в коллекции некоего Уолполома из Строберри-хилл. «При помощи сего магического камня, который похож и на уголь, и на агат, можно увидеть всякое лицо, какое пожелаешь, в какой бы части света оно ни находилось, пусть даже скрывалось бы в самых отдаленных покоях или пещерах, что помещаются в недрах земных», — писал Ашмол. Он же сообщал, что коллекция Уолполома была продана с молотка ещё в 1842 году. Куда делся магический камень, неизвестно.

Справка

*Джон Ди был блистательным математиком и астрономом, знатоком классической филологии, владел практически всеми европейскими языками. Он принимал участие в реформе григорианского календаря, написал учебник географии, предложил идею начального меридиана, известного сегодня как Гринвичский, изобрел бинокль. И одновременно был неравнодушен к астрологии, алхимии, каббалистике, нумерологии и другим оккультным наукам. Именно Джон Ди предсказал, что английский трон займет королева Елизавета. Она, кстати, была весьма благодарна провидцу и нередко сама принимала участие в его магических опытах.

*Современники писали о том, что у Джона Ди было большое количество уникальных колдовских инструментов. Особенно же гордился он перстнем с бериллом, с помощью которого можно было «узреть все, что только есть на земле и в воде в подлунном мире», «обсидиановым ацтекским зеркалом» и магическим кристаллом «величиной с яйцо, прозрачным и переливающимся всеми цветами радуги» (Ашмол Э. Химический театр. London, 1652).

Молчаливые диалоги

Татьяна подолгу оставалась наедине с камнем. Это стало для нее своеобразным ритуалом. И «ацтекское зеркало» начало открывать ей тайну за тайной. Происходил своеобразный молчаливый диалог, причём Татьяне казалось, что беседует она с духом самого Джона Ди.

— Смотри внимательней, пристальней, — звучал в голове приятный бархатистый баритон. — В зеркалах ничего не пропадает, в них всё сохраняется на многие тысячелетия. Зеркало ничего не может скрыть. Отражение можно только заслонить другим.

— Значит, когда я отражаюсь в зеркале, там остается какая-то моя часть? — спрашивала Татьяна.

— Да, это так, — следовал ответ. — Вот почему спустя много-много лет можно воссоздать события, которые вроде бы канули в вечность.

— А как можно с помощью зеркала заглянуть в будущее? — снова спрашивала Татьяна. — Ведь его ещё нет, оно ещё не наступило..

— Время — это спираль, — слышалось ей. — Прошлое закольцовано с будущим. Это, по сути дела, одно неразделимое целое, где одно вытекает из другого. Нужно только уметь вычленить то, что относится к будущему, из того, что уже произошло…

Вспомнить себя

Татьяна и раньше-то особой коммуникабельностью не отличалась, а теперь вообще замкнулась в себе. При первой возможности она доставала заветную шкатулку и смотрела, как скользят на гладкой поверхности обсидиана тени и световые пятна, складываясь в картины далёкого прошлого.

Однажды она увидела самого Джона Ди, и с тех пор его жизнь шаг за шагом развёртывалась перед ней. Это были видения наяву. Но такие чёткие и ясные, что порой осознавались, как реальность. Какая хрупкая связь возникла между ней и этим полулегендарным человеком, Татьяна не знала. И, тем не менее, всё больше и больше узнавала о нём.

Она переносилась в непостижимые глубины времени. Вот дворец короля Генриха VIII. Вот отец Джона Ди — высокопоставленный вельможа. Вот он сам, совсем ещё юный, учится в Кембридже, а потом в Голландии и Бельгии, вот уже читает лекции студентам в Париже…

А потом — возвращение в Англию, где его ждёт тюрьма: кто-то донёс королеве Марии I Тюдор, что Джон Ди предсказал, что королевский трон достанется сводной сестре Марии. И вот — желанное освобождение…

Татьяна пыталась «переключить» «ацтекское зеркало» на что-то другое, но оно упорно крутило выбранный самим Джоном Ди «киноролик».

— Может быть, хватит? — спросила она однажды.

— Тебе нужно вспомнить себя, — последовал загадочный ответ.

И в «ацтекском зеркале» отразились высокие стрельчатые окна, забранные решеткой. Сквозь венецианские стекла смутно угадывалась угрюмая громада главной башни замка высотой с современный шестиэтажный дом. Её зубцы напоминали стершиеся от времени волчьи клыки.

Мрак загустевал, скрывал детали. Темнота хлынула и в покои. Смешиваясь с плесенью и гниением, она порождала зловоние. Это зловоние стелилось по паркету из морёного дуба и клубилось в бесконечно продолжающейся анфиладе…

Татьяна, хотя тогда её, конечно же, звали иначе, задыхалась в этом каменном мешке. Ей стало страшно. Да, это уже было с ней. И душа Татьяны медленно погружалась в ту тёмную область между сном и явью, где обитают тени прошлого — тени смерти.

— Для чего это нужно? — спросила она однажды полированный обсидиан.

— Чтобы подготовить тебя к следующему ритуалу, — ветром пронеслось в голове.

— К какому?

— К тому, на что веками был обречён род Флегмонтов. К служению Сатане — единственному Богу на Земле и в Подземном царстве.

Татьяна опешила. Нет, к этому она была не готова. Дрожащими руками она взяла «ацтекское зеркало» и подошла к открытому окну.

— Нет, ты этого не сделаешь! — завопило оно. — Я, Джон Ди, продал Дьяволу не только свою душу, но и души всех последующих поколений моего рода. Вот почему Флегмонты были всегда на плаву и обладали богатством и властью. И ты тоже обречена подчиниться.

— И не подумаю! — вслух сказала Татьяна. Она взяла молоток и ударила им по обсидиану. Тот вспыхнул оранжевым светом и рассыпался множеством мельчайших осколков. Оранжевое пламя ещё раз всколыхнулось и поблёкло, осыпавшись бахромой серого пепла.

***

Совпадение или нет, но спустя пару часов ей позвонила Эльза Петровна, и Татьяна ей все рассказала.

— Молодец! — похвалила Эльза Петровна. — Честно признаюсь, у меня не хватило смелости, хотя посещали такие же мысли. Нельзя быть вечным заложником у своих предков.

ВОЗВРАЩЕНИЕ СТРАХА

Как утверждает Родион Кравченко, в прошлом году он дважды встретился с непознанным. Но может быть, природа этого явления совсем иная?

Встреча на опушке

Дождик сыпал как сквозь мелкое сито. Такую небесную поливалку в деревне, где живет Родион, называют мжичкой. И хорошо знают: после неё грибы лезут из земли со скоростью сто километров в час, никак не меньше.

Родион в такие дни возвращался обычно с двумя корзинами, наполненными доверху, да ещё и с рюкзаком, тоже не пустым. И подметил он интересную закономерность. Если солнце светит, когда сверху капает, если радуга — больше боровиков, подосиновиков и подберёзовиков. Если солнца нет — урожай маслят, сыроежек, опят, лисичек. Одним словом, у каждого гриба своеё место, своя ниша в так и не разгаданном нами лесном колдовском мире. Человек может поражаться груздю величиной с самовар, но почему он достиг таких гигантских размеров, не знает никто, кроме самого этого груздя.

В тот памятный день подобные богатыри со шляпками Родиону не встречались. Но он ощущал какое-то странное беспокойство. Ему чудился отзвук шагов шедшего то ли впереди, то ли навстречу ему человека. И на опушке леса, где поджидала его заветная грибница (отсюда Родион редко уходил с пустой корзиной), он, наконец, увидел старуху в чёрном, низко повязанном платке. Она на все двести процентов походила на злую колдунью со страниц детских книжек.

И тут в голове Родиона что-то произошло, даже бежать порывался. В детстве, когда он не слушался, дед пугал его старой бабкой Канючкой. А она вообще была со странностями. Иной раз схватит какого-нибудь мальца и держит, пока тот криком не изойдет, пока мать не прибежит на его ор. И делала это Канючка исключительно для того, чтобы с кем-нибудь поругаться. Без ругани ей жизнь не сахар.

Но Канючка своего всегда добивалась. И сейчас Родион, взрослый здоровый мужик, отец двоих детей, оказывается, боится старух. И этой, на лесной поляне, как ни крути, как ни верти, тоже испугался. Подумалось: а вдруг превратит в собаку или лягушку? Главное — не смотреть ей в глаза, тогда она ничего не сможет сделать плохого.

Старуха шла медленно, и в поступи её было что-то от царственных особ. Она, по-видимому, чувствовала себя владычицей леса. И, похоже, лес действительно принадлежал ей — каждая ветка, каждая сосновая шишка, каждая травинка…

Всего несколько шагов отделяли Бабу-Ягу от Родиона. Но он не мог сдвинуться с места, стоял, как вкопанный. Когда же она подошла ближе, Родион внезапно для себя посмотрел старухе в глаза. Но этого делать было нельзя. Ведьма цепко ухватила его своей костлявой рукой, притянула к себе.

Родион не сопротивлялся. Он тонул в огромных, полных ледяной ненависти чёрых, как омут, глазах, и страх рукой ещё более костлявой, чем у колдуньи, сжал его сердце.

А старуха не ослабляла хватки.

— Не ходи больше в этот лес, он не твой! — злобно прошипела она. И оттолкнула от себя Родиона.

В этот момент он ненадолго пришёл в себя.

— Ненормальная! — сказал он. — Что я тебе сделал?

— Я сказала: не ходи сюда больше! — повторила старуха. И мгновенно исчезла, растаяв, как летнее облачко.

Сон из другого века

Что было потом, Родион помнит смутно. Он даже не понимает сейчас толком, что с ним произошло: сон ли снился ему наяву, или же попал в какое-то другое время.

Он очнулся на той же поляне, где встретился со старухой. Увидел три тропинки, которых еще позавчера здесь не было. Понял: по какой-то из них ему нужно идти. Главное — не ошибиться с выбором. Но куда и зачем надо идти — этого Родион не знал. Мысли его находились в хаотическом беспорядке.

Провалы в памяти чередовались минутами просветления. Родион помнит, что подошёл к грибнице. Стройные шеренги одинаковых по росту крепеньких боровичков просились в руки. Родион наклонился, чтобы срезать первый, попавшийся ему на глаза, но гриб исчез точно так же, как и старуха. А вместо него Родион увидел нечто такое, что могло показаться бредом.

Сначала появился заяц. Его гнала свора борзых, гнала прямо на Родиона. «Значит, где-то неподалеку охотники, — подумал он. — Начнется стрельба, а дробь не выбирает, куда ей лететь».

Но была во всем этом одна странность. Заяц проскочил мимо Родиона, однако выстрелов не последовало. Да и собаки почему-то не лаяли.

Отец не раз брал Родиона с собой на охоту. Он знал: если в зайца не попали, тот, покружив по лесу, в своем бессознательном беге обязательно вернётся туда, откуда его спугнули. Так что у Родиона есть шанс перестать быть живой мишенью. Надо просто уйти отсюда подальше.

Но в этот момент он увидел охотников. Тоже чрезвычайно странных. Они были в высоких шапках, с волосами по плечи, в красно-фиолетовых шерстяных кафтанах без капюшона и воротника, в высоких сапогах с загнутыми кверху носками и серебряными подковами (сапоги, похоже, были шиты из сафьяна).

Лошади, сбрую которых украшали лисьи или волчьи хвосты, пронеслись мимо, обдав Родиона каким-то, как ему показалось, затхлым ветром. Он даже почуял острый запах конского пота.

Приступ страха прошёл, и Родион из любопатства решил последовать за охотниками. Мелькнула мысль, что идет съемка какого-то фильма, но чем дальше Родион углублялся в лес, тем больше появлялось сомнений.

Подозрение, что всё ему снится, крепло.. Под ногами шуршала жухлая трава, хотя давно уже было пора пробиться новой. Незнакомые бордовые мясистые цветы попадались буквально на каждом шагу — таких Родион никогда не видел. Над ними плыл лиловый сумрак.

Выбитая копытами лошадей, в бархате пыли дорога вела к большому селу. Блестел на солнце купол с крестом; извилистый лабиринт деревянных укреплений опоясывал дома.

Навстречу ехали двое всадников в зелёных кафтанах. Поверх их были наброшены плащи с нашитыми на них фигурками львов, волков и медведей. Всадники были вооружены секирами, кроме того, у них имелись сабли и пистолеты за поясом.

Всадники не обратили на Родиона никакого внимания, и складывалось такое впечатление, что эти люди смотрят сквозь него, а его самого не видят. И он пошёл дальше.

Стены вокруг села были чёрными, поросшими мхом и травой. Крыши изб покрывала солома, а кое-где — черепица. Стену окружал ров, наполненный грязью, а в середине его были вбиты в землю заостренные колья. Через ров пробирались по разводному дощатому мосту без перил.

По нему прошёл и Родион. Но село как будто вымерло. Ни единого человека не встретил он на своем пути, а ему очень хотелось с кем-то пообщаться. Вопросов скопилось много.

Родион постучал в дверь одного из домов. Этот дом в отличие от других был с трубой на крыше. Но никто не ответил. Родион толкнул дверь — она оказалась открытой — и ступил в сени. Сразу же в лицо дохнуло каким-то непривычным запахом.

В горнице висело множество образов. Возле голов святых венцы иконописцы позолотили. Перед образами горели восковые свечи.

На полу лежали рогожки. В углах стояли лавки, у столов — четырехугольные табуреты. На полках в кухне Родион увидел посуду, форма которой его удивила — ничего похожего на наши миски и тарелки.

В доме никого не было, и Родион снова отправился на экскурсию по селу, которого, как он понял, давным-давно уже нет, но которое каким-то непостижимым образом снова воскресло, восстав из могилы Времени. Но экскурсия не удалась. Откуда-то налетел сильный ветер, закружив Родиона в своих объятьях, и понёс куда-то в голубую неизмеримую даль.

— Открыл глаза — стою в центре той самой поляны, где на меня напустилась старуха-колдунья, — говорит Родион. — Трава, тишина… И тут вдруг до меня дошло: я, как заяц, которого преследуют борзые, вновь вернулся на то же самое место, где всё началось. Но кто в таком случае гонится за мной? И что нужно тем, кто на меня охотится?

«Там всё исчезает»

До конца лета Родион больше не устраивал вылазок в лес. Если откровенно — боялся. Боялся, что на него снова нахлынет страх, какой он испытал после встречи со злобной старухой.

Но была ли она — эта встреча? Родион и сам сомневался. И решил еще раз испытать судьбу.

Как-то после тёплого дождика он отправился знакомым путём к поляне с грибницей. По дороге заметил: грибов крайне мало. но почему? Это противоречило всем законам природы. Впрочем, Родион сильно не расстраивался. Он прислушивался, надеясь уловить отзвук чьих-то шагов, как в тот памятный день. Но всё было спокойно.

Вот и поляна. Грибница на месте — куда она денется? Похожие на маленькие бочонки боровички, казалось, ждали Родиона. Он снял с плеча ружье и, положив его рядом, полез в карман за ножом. И тут случилось невероятное: БЕРДАНКА ИСЧЕЗЛА.

Страх — тот же самый, что настиг Родиона здесь три недели назад, вернулся, словно он тоже поджидал его здесь много дней и ночей. Чувствуя, что теряет контроль за собой, Родион неожиданно закричал. Это было что-то утробное, совершенно от него не зависящее…

Комментарий

— Страх — это, пожалуй, одно из самых древних чувств, которое испытывал человек, — говорит доктор медицинских наук, сотрудник Центра экспериментальной медицины и безопасности жизнедеятельности Алексей Нелидов. — И его природа остаётся загадкой. Одни ученые видят суть явления в беспомощности, другие — во внутреннем разладе, третьи отмечают дезинтеграцию личности при столкновении с противоречием. И, прежде всего, человека пугает неизвестность, хотя число фобий сегодня не поддается подсчету. Это и боязнь открытых пространств, как, впрочем, и замкнутых, боязнь внезапной смерти, одиночества, вспотеть на людях, боязнь кошек, собак, пауков, тараканов…

Отчего же возникают эти и другие фобии? Я полагаю, что в основе их — комплекс неполноценности, а он может возникнуть из-за разных факторов: болезни, робости, когда человек не может установить нормальные отношения с другими людьми, из-за неудовлетворенных желаний. В этом свете то, что произошло с Родионом Кравченко, можно объяснить. Те, кто испытывают фобии, чья воля парализована постоянной тревогой, очень мнительны и способны переносить себя мысленно в ситуацию, напоминающую ту, в которую когда-то они попадали или же запомнившуюся из фильмов и книг. В случае с Родионом все прозрачно: на него мог повлиять известный фильм «Дикая охота короля Стаха».

Но тут я перехожу к другой проблеме. Крамольный вопрос: нужен ли человеку страх вообще? Можем ли мы вообще обойтись без него? Я думаю, нужен. Страх впрыскивает в организм большую порцию адреналина. В экстремальных условиях, а таких ситуаций возникает сейчас больше, чем раньше, это мобилизует все защитные и энергетические ресурсы организма и позволяет эффективно решать возникшие проблемы. С другой стороны страх может держать человека в состоянии постоянной тревоги, что приводит к различным заболеваниям. И общий вывод такой: надо бояться, но не слишком часто. Иначе перенесёшься в другой век, да так там и останешься…