Путь. Часть 2. Смерть души

Сергей Павлович Сироткин, 2011

Это история о демоне, чье имя невидимо в прошлом и неощутимо в настоящем. Его нет, так как о нем забыли, но он все-таки есть и об этом знает каждый. Его лицо сокрыто обликами других существ, к душам которых он прикоснулся. И лишь оставаясь в одиночестве, когда нас покрывает тьма, мы чувствуем душой его присутствие и неустанный взгляд. Он следит за нами, зная о каждом нашем шаге, слове, чувстве, мысли. Его безжалостная длань лежит на пульсе этого мира в ожидании, когда ложь переполнит это вместилище Творца, чтобы стереть не только наше существование, но и память о мимолетном пребывании в сущем человечества, осквернившим бесценный дар – жизнь.

Глава 5

Ночь вновь незаметно и плавно сменила день, наполняя мир покоем и тишиной, которой не суждено долго жить. Ей нет места там, где царит жизнь… Тишина внезапно рождается и также неожиданно умирает. Ведь каждый неосторожный звук стремиться её низвергнуть, делая это легко и непринужденно. Но она упрямо, вновь и вновь пытается поработить этот мир, окутывая его мягкими, ненавязчивыми прикосновениями своих невидимых и многочисленных дланей.

На лесной поляне, как по команде, разразились ласкающим слух стрекотанием противники ненавистной тишины. Сонм кузнечиков наполнил оглушительной симфонией всё пространство поляны, прогоняя хозяйку безмолвия как можно дальше, чтобы она не смела появляться. Скрывшиеся в траве музыканты играли старательно, вкладывая в это, казалось бы, ненужное, но такое прекрасное ремесло душу и всё умение, на которое были способны.

Я бросил короткий взор в небо, и на миг показалось: звёзды плавно опускаются на поляну. Встряхнув головой, попытался избавиться от наваждения, но яркие искры уже стремительно меня окружили и словно требовали — немедленно капитулировать пред их неповторимой красотой. Сверкающая россыпь света оказалась загадочными, крошечными существами. Светлячки разбивали собой темноту подобно ангелам, сражающимся с армией Тьмы. Они испускали свет синхронно то, мерцая, то, угасая. Но вспыхивали снова и снова, продолжая исполнять свой завораживающий танец в ночи. Видимо, Творец создал этих насекомых, чтобы приблизить ночное небо к миру, окружить себя танцующими крохотными звёздами и забыться в их плавных, размеренных па. Почему-то я был уверен именно в таком замысле создания столь необычных крохотных существ. Возможно из-за того, что замер от незамысловатой, но заставляющей забыться игры света, незаметно растворяющей в себе каждого наблюдателя своими тревожащими ночную темноту искрами. И только сопение Ломиры отрезвило меня, выдернув из пленительного танца светлячков.

Утолив голод, ребёнок уснул, как только прилёг на твердь, покрытую мягкой травой. Я завидовал его беззаботности и непосредственности. Жизнь овладевала человеческим отпрыском, и у него просто не было времени обращать внимание на всякие глупости, окружающие его просыпающийся разум. Ломиру не интересовали ни миры, ни боги, ни столпы Сущего. Её цель — лишь жизнь, смысл которой и заключался исключительно только в ней. Эта, казалось бы, простая, но весьма сложная в осознании истина особенно проще понимается, когда наблюдаешь за крошечным созданием, вмещающем в себе и Тьму, и Свет. Только Свет в этом начинающем жить существе безраздельно властвовал над человеческой душой, покрыв Тьму и подавив все её пороки, благодаря чему Ломира являла собой совершенство и безупречность достигнутого Творцом мастерства в создании жизни.

В нашем направлении, скрываясь в гуще леса, летели дети Лилит. Ловко огибая стволы раскидистых деревьев, упыри приближались довольно быстро. Их полёт был бесшумен и стремителен. Идеальные ночные хищники, способные настигнуть и убить практически любую жертву, способную поделиться против собственной воли столь необходимой для них жизненной силой, спустя мгновения заставили своим присутствием затаиться всю ночную жизнь на поляне. Даже насекомые скрылись в густой траве, и искры света, недавно радующие мой взор, моментально потухли. Первым вылетел на поляну Квит. Он резко прервал полёт и мягко опустился около спящего ребёнка. Я был невидим, но упырь почувствовал моё присутствие и тихо поздоровался:

— Здравствуй, Демон! — он чётко определил моё местонахождение и повернулся ко мне лицом. — Улавливая витающий в воздухе запах смерти, смею предположить: ты убил жителей города. Но из-за отсутствия столь любимого мной аромата человеческой крови уверен: ты их испепелил и не оставил нам с братом на поживу даже капли желанного напитка.

— Ты пока от голода не страдаешь, так что перебьёшься, — тихо, чтобы не разбудить ребёнка, ответил я, став видимым. — Да и как-то не думал о вас, когда очищал город.

— Так ты — чистильщик, а я думал — просто палач, — попытался уколоть меня упырь.

— Одно другому не мешает.

— А девчонку, почему оставил в живых? Привязался? — полюбопытствовал Квит, ехидно улыбнувшись.

— Не твоего кровожадного ума дело, — с нотой угрозы произнёс я.

— Не злись! Я не смею претендовать на твою скотинку.

— Что за скотинка? — поинтересовался я.

— Люди, которых ты то защищаешь, то уничтожаешь, выращивают всяких тварей, чтобы потом убить и съесть. Они называют таких животных «скотиной».

— Я смотрю, упырь, ты этой ночью не в настроении жить и вежливо просишь меня помочь в поисках смерти.

— Увольте меня от своей щедрой помощи, первородный сын Тьмы, — учтивым голосом произнёс Квит и слегка поклонился. — Просто я не возьму в толк, зачем тебе этот человеческий отпрыск?

Квит совершенно не боялся, и мне это нравилось. Он искренне выражал свои мысли и называл вещи так, как относился к ним. Девчонка была для него куском мяса. Маленьким, которым не насытишься, но всё-таки мясом. Он с лёгкостью бы её убил, но, являясь хищником практичным и целесообразным, делать этого не собирался, даже если бы Ломира находилась без моей защиты. Квит предпочитал убивать исключительно одну жертву, дабы оставаться в живых. Что нельзя сказать о его брате — Эворе. Этот прожорливый упырь полностью подчинялся пороку и даже сейчас, понимая, что может расстаться с жизнью, продолжал ненасытно смотреть на спящего ребёнка.

— Не знаю, — честно ответил я. — Сохранил ей жизнь по велению души.

— Поразительно! — воскликнул Квит, но тихо, чтобы не разбудить Ломиру. — Впервые вижу демона, и вообще порождение Тьмы, которое поступает, не повинуясь пороку, а по чуждому для тёмных существ велению души бескорыстно сохранить чью-то жизнь, — ярко подчёркивая мимикой, переиначил на свой лад он мою фразу.

— Я тебе сейчас голову откушу, — постарался я мило улыбнуться.

— Умнее от этого ты не станешь, — упырь вновь поклонился. — И всё же. Зачем ты нас ждал?

— Ты проницателен, Квит. Я действительно вас ждал. Ты на редкость хорошо осведомлён о событиях не только в этом мире, но и в Сущем. Не подскажешь, где мне искать Творца?

— С чего ты взял, что я знаю, где Творец? — удивился упырь.

— Он здесь, и ты, наверное, располагаешь сведениями о его местонахождении.

— Творец — байка, — твёрдо заявил Квит, но я чётко уловил, что он кривит своей тёмной душой.

— Лжёшь! — тихо прорычал я. — Не смей мне лгать! Или я разорву твоего ненасытного брата на куски, а потом заставлю тебя его сожрать!

На Эвора мои слова подействовали весьма убедительно, и он медленно попятился назад, немея от страха перед возможно близкой смертью. Квит очень дорожил своим родственником и скорее умер бы сам, чем позволил причинить ему вред. Эвор являлся очевидным слабым местом старшего сына Лилит, и я решил этим воспользоваться. Причём, за ложь Квита можно было и пригрозить. Весёлый настрой упыря исчез, и он, не скрывая злобы, пристально на меня посмотрел, искренне желая смерти. Но, понимая, что в схватке у него шансов на победу нет, справился с гневом и вместо броска на угрожающего демона сел на корточки, наиграно улыбнувшись.

— Что ж, убеждать ты умеешь. Готов поделиться всем, чем располагаю, — произнёс Квит, но всё же нотки гнева проскальзывали в его интонации.

— Замечательно! — улыбнулся я в ответ. — Где Творец?

— Не знаю, Творец ли это, но от своих соплеменников я узнал: в землях Ра есть высший разум, увидев который превращаешься в прах.

— Твои соплеменники, увидев любого бога, являющегося носителем Света, непременно превратятся в прах.

— Нет, — упырь сощурил свои жёлтые глаза со щелевыми зрачками. — Ты не так понял. Любая живая тварь, увидевшая этот разум отправляется за кромку Сущего, в Пустоту.

— Тогда от кого ты узнал об этом разуме, если все видевшие его уже в Пустоте?

— Когда умирает один из нас, мы все чувствуем его боль, а память угасающего потомка Лилит становится достоянием того, кто был ближе всех к несчастному в момент смерти.

— То есть ты находился рядом с упырем, который имел неосторожность увидеть этот разум? — уточнил я.

— Да. Это была наша с Эвором сестра. Мы потеряли её, когда жили в тех землях, — Квит опустил глаза, но я успел заметить в них вспыхнувшую скорбь. — После смерти сестры мы нашли этот город и стали жить здесь.

— Нашли кормушку и тихо подкармливались, — злорадно улыбнулся я. — А я лишил вас источника жизни. То-то ты расстроился, а я всё понять не мог, чего вы так сожалеете об опустевшем городе.

— Не смешно, — упырь отвернулся.

— А мне весело. Я даже не подозревал, что лишая вас человеческой крови, обрету в вашей дружной семье проводников в эти земли Ра.

— Мы никуда не пойдём! — злобно прошипел упырь.

— Не надо идти! Полетим! И не спорь со мной, а то я расстроюсь, и ты обретёшь память своего ненасытного брата, — приказным тоном заявил я Квиту.

— Убей! Но по твоей воле не будет! — жёстко ответил он.

— Мой тёмный племянник! Я ведь могу тебя так называть?

— Нет! Мне не нравится! — оскалился упырь.

— Терпи! — улыбнулся я. — Так вот! Мой тёмный племянник, что вам тут делать? Людей здесь поблизости не осталось. Не станете же вы с братом бегать по лесу за зверушками! А так, побываете в прежнем доме, в землях Ра. Мне окажете услугу в поисках этого высшего разума. Потом наловите себе людей, возвратитесь в этот пустой город и станете разводить их, как скотину. Заживёте лучше прежнего! И главное, никто вам не будет мешать вести кровососущий образ жизни. Это я обещаю.

— Ты же первородный демон Тьмы! Неужели ты не можешь сам отыскать то, что тебе надо.

— Не что, а высший разум! На то этот разум и высший: если он пожелал скрыться, найти его весьма сложно. А с тобой я поиски ускорю. Так что соглашайся, я почти тебя не заставляю.

— Какой ты щедрый и ненавязчивый! Сейчас разрыдаюсь от умиления! — бросил Квит в ответ, скорчив гримасу презрения, но предложением моим заинтересовался, судя по уже наигранному гневу.

Я бросил взор в сущность упыря и увидел: он уже согласился стать проводником, только продолжал делать вид, что по-прежнему противится. Потому я умолк и принялся рассматривать звёздное небо в ожидании, когда Квит сам предложит отправиться в путь. Перепуганный Эвор сидел тихо на противоположном конце поляны, внимательно нас слушая. Ненасытная плоть младшего из братьев жаждала крови, заставляя не терять ночного времени и отправиться на охоту, но страх не позволял упырю шевелиться.

— Хорошо! Полетели! — согласился Квит.

— Преклоняюсь пред твоим благоразумием, — ответил я и взял на руки спящую Ломиру.

— Эвор! — мысленно обратился Квит к своему брату. — Отправляемся обратно, в земли Ра.

— Зачем… — хотел он возразить, но Квит его перебил.

— Так надо!

— Ладно. Как скажешь, — повиновался перепуганный упырь.

Дети Лилит взмыли ввысь и взяли курс на восход жёлтой звезды. Я устроился за ними и, окутав нитями своей сущности тело ребёнка, чтобы потоки воздуха его не беспокоили, лёг на текущие сквозь Мир Богов силы. Упыри летели, полагаясь исключительно на воздушные массы, потому наш полёт был не столь быстрым. Но меня это не беспокоило, так как торопиться было некуда. Лишь бы высший разум, о котором говорил Квит, оказался Творцом.

Упыри общались мысленно. Эвор внимательно, не перебивая, слушал брата о причине возвращения в земли Ра. Младшему сыну Лилит очень понравилось моё предложение об использовании опустевшего города. Ферма по разведению людей воодушевила ненасытного упыря и, предавшись мечтаниям о ближайшем беззаботном будущем, он был уже готов лететь хоть на край Света.

К брату Квита я испытывал чувство неприязни и чем больше наблюдал за ним, тем сильнее меня одолевало желание свернуть этой ненасытной твари голову. Не из-за того, что Эвор убил мать Ломиры — это удел хищника, а скорее по причине его безудержной ненасытности. Младший из упырей совершенно не стремился в отличие от своего брата контролировать жажду и являлся тем, кем должен быть с рождения, повинуясь пороку. Но Квит однозначно виделся недовольным доставшейся ему участью упыря и пытался подчинить жажду своей воле. В связи с этим братья настолько сильно отличались друг от друга, что создавали впечатление принадлежности к разным столпам Сущего. Обладая одинаковыми ипостасями, дети моей сестры оказались совершенно разными по духу. Словно плоть упыря для них — не суть, а клетка, наказание. Только один смирился со своей участью, став кровожадным убийцей, а другой противился и убивал только из-за необходимости остаться в живых. И единственное, что их делало братьями, так это предпочтение в пище. Оба охотились исключительно на своих более слабых прародителей. И ирония заключалась в том, что привычку поедать себе подобных Квит с Эвором унаследовали у своих же жертв, подаривших им жизнь и продолжающих её поддерживать ценой своей крови.

Лилит, породив упырей, оригинально пошутила то ли над людьми, то ли над самой жизнью. И я склонялся больше к первой версии, вспоминая, с каким наслаждением моя сестра пила кровь и с каким равнодушием относилась к человеческой смерти. Но, по сути, она посмеялась над Творцом и его замыслом, за что, возможно, и поплатилась своим бессмертием. Дый оказался прав, назвав порождений нашей погибшей сестры ошибкой. Но ошибкой всё же весьма забавной и поучительной для тех, кто осмеливается презреть жизнь. И причиной такой неосторожной и глупой насмешки над жизнью опять таки был порок.

Не страсть, а похоть поглотила Лилит и заставила предаться безумному, извращённому соитию, следствием которого стали летящие впереди меня упыри. Страсть должна всего на всего заставлять существа размножаться и не более того. Но, поглощая душу существа, заставляя его забыть о роде и законах продолжения жизни, страсть превращается в похоть, разрушающую разум, впрочем, как и другие пороки. Последствия печальны. Дети, как потомки выродков, становятся ущербными, вынужденными не жить, а влачить жалкое существование. Как Эвор, неспособный усмирить ненасытность, или, как Квит, постоянно борющийся с этим недугом, но всё равно вынужденный повиноваться своей жажде. Они ошибка… И, вспоминая слова таинственного голоса из Пустоты во время казни освобождённых мучеников ада, я чувствовал в душе, что обязан исправлять ошибки, причём не свои, а чужие. Это удручало. Я хотел жить, а не исправлять последствия чужих жизней. Я хочу жить! От этой мысли стало тепло. Я впервые осознал это желание. Возможно, благодаря миру, ставшему моим домом. И в этот момент понял, как устранить чужие ошибки, не прибегая к способам присущим палачу, уделу которого продолжал противиться.

Причина проступков разума кроется в его воле. Словно чья-то еле ощутимая сущность подсказала мне: каждое разумное существо само выбирает себе путь и соответственно, сбиваясь с него, само же и судит себя, решая жить или сгинуть. Быть может, Творец и воплощает свой замысел через души существ, но он не посягает на волю их разумов, позволяя им самим сделать выбор. Это право, наверное, вкладывается в разум всякой твари, рождающейся в Сущем. Только, чтобы жить, а не влачить жалкое существование, эту тайну необходимо отыскать в дебрях своего разума или раскрыть душу и внимать еле уловимому голосу мира, который, скорее всего, и подсказал мне эту истину.

Я взглянул на Ломиру. Она мирно спала, витая в своих снах. Глядя в её сущность, никак не мог понять, что заставляет обладателей столь чистых и непорочных душ, вырастая, отказаться от Света и предаться порокам. Ведь желание пожирать подобного себе упыри унаследовали явно от людей. Дети Лилит, конечно, не трапезничали друг другом, но всё же охотились на прямых родственников. Эту мерзкую особенность породила именно человеческая сущность, от чего люди были столь нетерпимы и богами Света, и демонами Тьмы. Наверное, столпы Сущего могут порождать не только жизнь, но и то, что способно её уничтожить. Возможно, верховные правители именно по этой причине запрещали связи между представителями Тьмы и Света. Но запретный плод сладок, и устоять пред ним невозможно, особенно под влиянием похоти. Подтверждением тому являлась спящая у меня на руках пока непорочная сущность человеческого отпрыска, способная стать отвергающим жизнь монстром. В это верилось с трудом, но увиденное жертвоприношение в каменном городе не оставляло сомнений. Скорее всего, именно Мир Богов подсказал тогда спасти эту девочку, чтобы я мог сам воочию увидеть превращение совершенного творения жизни в отвратительное чудовище смерти; как она, делая добровольно неверный выбор, сбивается со своего предначертанного пути и отвергает жизнь. И замысел об устранении ошибок прочно утвердился в моём сознании, давая чётко понять, что создавать никаких законов не надо. Закон уже есть и всего один. Его надо только осознать. И возродить ад необходимо в соответствии с этим законом.

От размышлений меня отвлекли резко спикировавшие упыри. Мы пролетели достаточно большое расстояние, но моим проводникам усталость была неведома, и я продолжил полёт на той же высоте, предполагая, что они вернутся. Только братья возвращаться не торопились. Они внимательно осматривали твердь мира и вскоре скрылись под кронами деревьев.

— Скоро восход Ра, — услышал я мысленное объяснение Квита своего неожиданного манёвра. — Нам надо найти укрытие, чтобы переждать день.

— Хорошо, — ответил я. — Встретимся следующей ночью.

Мы летели на восход, чем сокращали для себя продолжительность ночи, и от того наш путь требовал больше времени, чтобы достигнуть намеченной цели.

«Что ж, лететь к землям Ра будем ночами, а дни можно будет посвятить более тесному знакомству с этим удивительным миром, — сказал я себе. — Всё, что не происходит и как не складывается, только к лучшему».

На руках проурчала Ломира, давая понять, что скоро проснётся. «Однозначно, это прожорливое существо захочет есть!» — пробежала мысль. Надо срочно найти для ребёнка еды — и я стал снижаться, но постепенно, чтобы не причинить вреда своей хрупкой спутнице.

Начав плавное снижение, сразу обнаружил раскинувшийся на тверди огромный живой организм. Подо мной текла извивающаяся река с множеством притоков. Окинул её взором и был шокирован. То, что предстало предо мной, оказалось настоящим вместилищем жизни. С высоты оно походило на ветвистое дерево, растущее в плоти мира, неся по своим жилам воду, дающую возможность жить многочисленным тварям, чьё многообразие обескураживало.

Птицы, звери, насекомые, рыбы сбивали с толку своей неповторимостью и способностью уживаться друг с другом, находясь в гармоничном сосуществовании. Немыслимое разнообразие существ лишало возможности охватить за короткий миг их всех до единого, чтобы понять их отдельные, и, скорее всего, огромные роли, благодаря которым этот единый организм имел место быть. Насколько же скудны миры Тьмы и Света по сравнению с этим кишащим жизнью клочком Сущего! Его размеры были ничтожно малы, но он успешно вмещал в себе столь огромное количество форм жизни. Поглощённый любопытством я стремительно нырнул в этот не иссякающий источник жизненной энергии.

Достигнув речной глади, продолжил полёт над ней в поисках удобного места для ребёнка, чтобы оставить его, и окунуться в мир вечно кипящей жизни. Берега и часть водной кромки покрывались плотно растущими, разнообразными кустарниками и деревьями, не дающими возможности остановиться, заставляя лететь дальше. Словно они безмолвно предлагали удалиться, дабы я не беспокоил своим присутствием. Теряя терпение, ускорился и, покинув основную реку, полетел над первым попавшимся притоком. Здесь свободных от деревьев мест оказалось также немного, но всё же одно подходящее обнаружить удалось. Опустившись на твердь, положил ребёнка, освободив его от своих духовных нитей, и сразу же ощутил на себе множество настороженных взглядов.

Попав в утробу проглотившей меня жизни, я стал объектом её внимательного изучения. Она делала это мириадами глаз своих разумов. Чувствуя во мне чуждое существо, основная часть тварей поторопилась спрятаться, но некоторые проявили недюжинное любопытство и продолжали пристально рассматривать незваного гостя. Причём во многих, следящих за мной животных я почувствовал угрозу. Не к себе, а к ребёнку, который был беззащитен, являясь лёгкой добычей для хищников. Поэтому от мысли: оставить девочку наедине с затаившимися любителями плоти — сразу отказался. Находясь с ещё спящей Ломирой, окинул взором всю реку, несущую в своих водах огромную жизненную силу.

Пробравшись в её сущность, я распространился по всей водной плоти. Река, подобно порождению Тьмы с множеством щупалец, расползлась по тверди мира, пополняя себя из всевозможных источников. Как ненасытный упырь, эта водная система впитывала в себя каждую каплю воды, стекающую с заснеженных гор, выбивающуюся из чрева мира, падающую с небес. Только в отличие от тёмных тварей река вмещала в себя живительную влагу, чтобы жизнь не забирать, а напротив — отдавать. И делала это безудержно, с размахом, не жалея заключенной в себе животворящей силы. От того столь бесподобное творение и было полно благодарных тварей, живущих по тому же принципу, что и порождения Тьмы — выживает сильнейший. И твари старались быть сильными, хитрыми, изворотливыми, лишь бы доказать своё право существовать в этом вместилище жизни.

Закрадываясь в каждое живущее рекой существо, став неощутимой для него частью, я посмотрел на мир другими глазами. Превратившись в обладателя мириад взглядов, мой разум вспыхнул от втекающей визуальной информации. Поначалу я ослеп, но затем привык к многогранности видения и поразился, насколько не похожими могут быть взгляды на бытие. Мир предстал совершенно в незнакомом обличии и под другими ракурсами. Моя демоническая способность видеть позволяла полностью оценивать Сущее, а сейчас она разделилась на бесконечное множество картин, давая возможность разуму визуально прикоснуться выборочно к какой-нибудь исключительной черте окружающего мира, доступной только одному существу и закрытой для другого. Цвета и их оттенки пестрели, сводили с ума, пожирая разум своими немыслимыми переливами и смешиваниями. Индивидуальное строение органов зрения каждой твари дарило восприятие мира в определенном формате, весьма изысканном и чаще всего необычном, к которому приходилось некоторое время привыкать. Многие существа видели окружающую среду не одной картиной, а несколькими, благодаря чему контролировали большую часть пространства. Если я таким же образом контролировал Сущее по средствам постоянного восприятия тёмной души, то твари реки это делали, всего лишь пользуясь зрением. И это поражало! Насколько щедро мир одаривал своих жителей, чтобы они могли существовать в нём. В каждом организме чувствовалась заботливая рука Мира Богов, который холил и лелеял своих подопечных, постоянно их совершенствуя.

Все организмы реки вместе были подобны богам, так как могли осознать и ощутить не только окружающий мир, но и всю вселенную, посредством объединяющего их вместилища. И они чувствовали её, понимали. Это я ощутил всей своей духовной сутью, благодаря хлынувшим в неё чувствам, переживаниям, эмоциям. Даже ничтожное по размерам насекомое испытывало эти самые переживания, словно специально предоставляя мне возможность поразиться неповторимостью именно своего восприятия мира. И всё это благодаря душе, которой обладало каждое существо, являющееся частью вселенной.

Конец ознакомительного фрагмента.