Город не от мира сего. Цикл «Хроники Обсервера». Часть I

Сергей Остапенко, 2020

Иона Верный, старый богатый мизантроп из будущего, находит у себя на острове супер-устройство, в котором записана вся история иного мира, где Ганнибал разрушил Рим. Погрузившись в Хроники Обсервера он пишет роман о том, что расшифровал. Действие его рукописи начинается в мятежной провинции Богоросия. Честолюбивый журналюга Андрей Ярый приезжает туда в командировку, чтобы снимать репортаж о карательной операции властей, и в захолустном городке встречает юную Марию Фрейнир. Влюблённая Маша чудом избегает тюрьмы и мечтает сбежать из Бугорков. Но гадалка на Таро Странников предрекает, что в её судьбу вмешаются древние силы зла, которые хотят уничтожить и её возлюбленного. Это первая часть приключений героев "Города не от мира сего.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Город не от мира сего. Цикл «Хроники Обсервера». Часть I предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

γ

Подолонь

Птица, охотящаяся на болотах, начинает тонуть, если не двигается.

Ей приходится поминутно вытаскивать лапку из ила и ставить её в другое место, шагать дальше и дальше, независимо от того, поймала она что-нибудь или нет.

Так же и с нами, и с нашей любовью. Нам приходится двигаться дальше,

остановиться мы не можем, потому что утонем.

Милорад Павич. Хазарский словарь.

Под мерный свист рельсохода67 за окном мелькали унылые пейзажи Соберики. Деревья, деревья, деревья. Мост. Озеро. И снова деревья. Дарию несло из далёких забайкальских далей, где богатства страны изымались из земли и исчезали в направлении Кхмерского царства, чтобы превратиться в машины, одежду, мебель и всё остальное. Дария направлялась в Новостол, и в уездном городе Подолонь ей предстояла пересадка.

Вокзал Подолони оказался слишком оживлённым для сравнительно небольшого города. Впрочем, это впечатление было обманчивым. Подолонь действительно застраивалась как город с населением порядка двухсот тысяч человек, на это же количество жителей была рассчитана и вся инфраструктура. Но глубинка постепенно пустела, отдалённые сёла и деревни обезлюдевали, а вся прорва народа, бросавшего свои ветшающие жилища на краю ойкумены, в поисках работы и благ цивилизации перебиралась в города покрупнее.

Когда-то эти бесчисленные, ныне вымершие городки с неимоверным трудом отбирали себе землю у дикой хвойной чащи. Но газ, нефть, промыслы редкоземельных руд давно иссякли и тайга вернула себе почти всё потерянное, кроме зияющих ран угольных карьеров и парши сведенного леса у лесопилок. Вдоль границы чадили обогатительные предприятия, доедающие недра. Запустение ожидало и Подолонь, но через неё собирались пустить ветку скоростной всеевразильской магистрали. Она даже дошла сюда. И здесь претенциозный проект затих в последних судорогах: у Евразилии кончились деньги, а кхмеры охладели к идее вкладываться в проект. Пока инерция процессов, запущенных в последнем рывке развития страны, всё ещё чувствовалась здесь. Но еще через пару лет международной блокады переселенцы, а, по сути, беженцы, будут уже прямиком двигаться в Новостол, минуя Подолонь.

Чем больше росли гигантские муравейники агломераций, тем меньше правительство контролировало то, что происходит за чертой их пригородов. Фактически, евразильский флаг был на этих территориях условностью. Там правили бал гигантские чужеземные сырьевые артели, со своими частными армиями и порядками. Попасть на работу туда было практически нереально, вылететь оттуда за малейший косяк — легко. Дария знала это слишком хорошо. Больше, чем ей хотелось бы про это знать. На должности доброписчей68 в веступраве одной из таких артелей ей удалось продержаться почти год, потом она не выдержала и ушла. Правда чтобы уйти, ей пришлось натаскивать свою сменщицу, хуже владевшую кхмерским. Но теперь кошмар закончился. Больше не придётся придумывать бравые проникновенные объяснения для работников, почему они живут всё хуже, если артель так успешна, а хозяева не людоеды. Не нужно будет куковать на задворках цивилизации, сидеть над словарями, делать неискренние репортажи из рабочих лагерей, расположенных где-нибудь на лесопилке или у рудника в сотне вёрст от ближайшего жилья. Не придётся всеми способами выжимать из героев своих сюжетов скупое счастье, гордость от работы в артели и другие эмоции, призванные поддерживать на трудовом рынке непрерывную конкуренцию за право заменить везунчиков, имеющих заработок. Можно забыть выученные кхмерские слова и покинуть пустошь, расползающуюся по Соберике после «комплексного промышленного использования природных ресурсов». Не надо больше бояться уголовников, давно разбежавшихся с каторг и всё больше норовящих установить в уцелевших посёлках свою власть. А главное, не нужно будет молиться на добрую волю местных народов не евразильского корня, которые постепенно вытесняли с этих земель и переселенцев с запада, и само государство, возвращаясь постепенно к промыслам своих далёких предков.

С неё довольно.

Сбережений хватит на какое-то время. В Новостоле что-то обязательно подвернётся. Можно было бы махнуть и в Древлестол, но на западе страны с уровнем жизни было ещё хуже: сырья на продажу там не было, самые пригодные для сельского хозяйства земли были отторгнуты после войны Укровией или отошли отделившейся Черкасии, которая тоже ещё не восстановилась после опустошительных конфликтов с Горным каганатом. А климат в северных, нордманских волостях, второй колыбели государственности, делал их не слишком привлекательными для переезда. Территория западнее Древлестола была интересна только туристам.

Дария сошла на станции, потолкалась на перроне, изучила расписание. Проголодавшись, нашла привокзальную корчму. Не самое подходящее место для размышлений о грядущем. Тут лучше держать ухо востро. Глаза устройств наблюдения и пара ленивых охранников взирали на окружающее так равнодушно, что не оставалось сомнений: на их помощь, в случае чего, можно не рассчитывать.

Дария сделала глоток травяного чая. Жидкость была почти безвкусной, похожей на обычную воду, только на поверхности подрагивали мелкие фрагменты каких-то растений. Повинуясь внутреннему импульсу, она вбросила в чашку две ложки сахара и быстро размешала. Плевать на диету.

Звуки, высыпающиеся из приёмника всевещания, резко стали громче. Замелькали кадры предвыборного видеосвитка.

«Разделение на колонии и метрополии давно исчезло, — произнёс хорошо узнаваемый голос. — Тогда почему мы по-прежнему отдаём ресурсы и налоги, ничего не получая взамен? Это мы содержим армию, платим пособия и кормим страну. Но нахлебникам пора самим зарабатывать. Хватит! Кормить! Древлестолье!»

Бодро вступила музыкальная перебивка, которую удачно дополнил уже другой, особо убедительный голос: «Михаэль Худоконский. Партия «Свобода Для Народов Евразилии». За снятие блокады и возвращение в СБСР». На экране, одновременно, справа налево проявилась надпись новокеноаницей: «Голосуй за СвоДНЕ69 — справедливое будущее для Соберики».

Мужики за стойкой заспорили с корчмарём:

— Говорю тебе: отделимся — нормально заживём. У нас всё своё. И сырьё, и вода. Леса полно. Байкал наш!

— А хлеб из хвои печь будешь?

— Затихни! Хватит их кормить. Туда всё как в прорву. А нам назад — шиш. Одни ракеты понаставили. От пусть их и жруть.

Спор прервался на миг, пока они выпивали, и разгорелся снова.

— Не, брат. Мало того что он сидел. Так ещё и учился в Дагонпорту. Одно слово: засланец!

— И я сидел, так я, по-твоему, засланец?!

— Да я сам каторжанин. Но такого ещё не было, чтобы на самый верх такого…

— Да было, было. Когда ревнители равенства власть брали.

— Ну ты вспомнил!

Дария перестала следить за линией их разговора. Её вниманием завладели молодые люди из Горного каганата. В поисках заработка они заполонили все населенные пункты вдоль границы. Их взгляды не сулили ничего хорошего. Несмотря на то, что многие выходцы оттуда неплохо здесь зарабатывали, женский вопрос стоял для них довольно остро. К тому же, различить среди них преданных Арходрогора было решительно невозможно.

Она отодвинула в сторону чашку, накинула на плечи рюкзак и покинула корчму. До поезда было ещё несколько часов, и она чувствовала, что физически не может больше находиться на вокзале, среди всех этих толп народа, где одна половина смотрит на неё как на свежую вожделенную плоть, а другая размышляет, легко ли будет завладеть её вещами. Нет, ну в реальности, конечно, так думают далеко не все. Просто спустя час этой толчеи, суеты, пота и шума начинает казаться, что все. А попасть в суточную сводку преступлений в качестве жертвы Дарии не хотелось, совсем. И пусть Подолонь не самое идиллическое место для прогулок, но просто побродить по улицам и поглазеть по сторонам гораздо приятнее, чем сидеть на вокзале.

В Подолони не было, как такового, центра. Город застраивался недавно и одномоментно, отчего все кварталы и улицы в нём выглядели как бы равнозначными. Давным-давно здесь была одноимённая железнодорожная станция и поселение на холме, у которого город позаимствовал имя. В этой части города до сих пор сохранились деревянные домики и заборы, осталась почти нетронутой и заброшенная древняя узкоколейка, огибавшая этот холм. Дария решила прогуляться там.

С помощью встроенного в её звонер числоведа она отправила запрос в поток снующего на орбите роя многофункциональных микроэлементов и программа геолокации построила на основании присланных данных подходящий для неё маршрут. Дария отправилась в путь, преодолев с помощью подземного перехода парковочную площадь рядом с вокзалом. На выходе, не особо выбирая, приобрела у местных лоточников пару безделушек с видами Подолони и открытку сестре. По дороге сделала несколько светографических снимков. В объектив попали сиреневые облака между многоэтажек, разношёрстные, в буквальном смысле, коты, греющиеся на крылечках и в траве. Кое-где сохранились облезлые, полвека не открывавшиеся, старинные резные двери и наличники на окнах.

Палисадники старой Подолони пестрели ранними осенними цветами. Розовые и фиолетовые волны лепестков шевелил ветерок. Насекомые, радуясь тёплому началу осени, носились среди кустов. Во дворах, выглядевших побогаче, цветов было больше. В тех что победнее на серых грядках сохла картофельная ботва или бурели помидоры. Победа целесообразности над красотой. Для многих семей своё хозяйство осталось единственным источником пропитания.

Дария прогнала грусть, словно назойливую муху и, ступая по шпалам, направилась в современную часть Подолони. Что за странное имя для города?

Она открыла путеводитель в числоведе. Снова оповещение о критическом уровне нелояльных поисковых запросов, превышение которого чревато блокировкой доступа во всевед на несколько месяцев, и прочими карами. Игнорировать. Больше пугают, это же просто средство пополнения казны за счёт штрафов. Если ты, конечно, не в списках нелояльных и не участник Сопротивления. Им действительно есть, чего бояться. Но она-то, к счастью, ни с кем из этих людей незнакома. И страбезы это прекрасно знают.

Было несколько основных версий происхождения топонима Подолонь. Первый связан со старославянским термином дол, обозначающим низменность, но пологое плато, на котором расположился город в предгорье, слабо вязалось с этим объяснением. Другая версия производила название из такого же древнего слова долонь — то есть ладонь, и показалась Дарии более подходящей. Действительно, город удобно расположился на ровной возвышенности между излётами двух хребтов, выдающихся из основного массива Алтайских гор. Виден весь как на ладони, особенно с этого холма. Туда, в это бутылочное горлышко меж гор, и должна была юркнуть стрела трансъевразильской магистрали. Но, как говорится, не судьба.

Вариант происхождения названия от слова подле — рядом — тоже подходил, с учётом того что город лежал подле гор. Но больше всего Дария впечатлилась довольно спекулятивной версией, что Подолонь получила имя от понятия подолать — одолеть, преодолеть. Следовательно, Подолонь — преодолевшая или преодолевающая.

Дарии определённо нравилась такая этимология слова. Преодолевая переулок за переулком она размышляла, что или кого преодолели люди, давшие имя этому городу. Она подумала что речь, вероятно, идёт о быстрой горной реке, огибавшей плато с севера, и которую нужно было одолеть, чтобы добраться до селения. А три с лишком века назад, когда, как гласил путеводитель, отрядом черкасов Подолонь была основана, переправа была не таким уж и простым делом.

Дария добралась до торговой площади, щупальца которой растекались по ближайшим улицам. Скульптурная группа высохшего замусоренного фонтана была обращена лицами к кинотеатру на противоположной стороне перекрёстка. Центральной фигурой композиции был бородатый черкас в папахе и шароварах, державший в одной руке кривую саблю, а в другой — пищаль, направленную на прохожих. Из дула пищали по задумке должна была литься струя воды. Сзади его прикрывал черкас с голым торсом, кативший пушку. Жерло орудия также должно было извергать воду, но в данный момент оно было забито бумажным мусором и окурками. Немного не вписывался в композицию чуть отставший от первых фигур конь, с шеи которого свисал раненый черкас, протянувший руку в жесте то ли прощания, то ли просьбы помочь. Композиция, символизировавшая, видимо, сложности освоения края, была выполнена довольно топорно, но не она привлекла внимание Дарии. На краю фонтана восседал мужчина средних лет, заросший щетиной, созревающей в рыжую бороду, по виду похожий на типичного странствующего покоянина. Рядом лежала гитара и потрёпанный пустой рюкзак. Вокруг столпились зеваки. Мужчина что-то вещал и, очевидно, его слова действительно интересовали собравшихся молодых мам с колясками, подростков, бомжей, подвыпивших гуляк и пожилых домохозяек. Иногда кто-то уходил, на его место вставал другой, привлечённый голосом. Из группы зевак раздавались вопросы, на которые странный оратор охотно отвечал. Дария убедилась, что времени до отправления ещё вдоволь, и решилась подойти. Тем более, что человек взял гитару и энергично, с душой, принялся за исполнение песни.

…Мир бурлит пока, уже обреченный

Свято веря в своё право на жизнь

Умножая могилы, товары, услуги

Задыхаясь в собственных нечистотах…

Напротив неё в толпу зевак влился парень в униформе новостничего. «Вестник Евразилии» — разобрала она золотистые буквы нашивки. Коротко стриженный, глаза пасмурно-небесного цвета, губы сжаты, брови озабоченно сомкнуты. Серьёзный. Он здесь по работе? Не похоже. Дария задумалась, насколько корректно будет подойти к незнакомцу и сходу расспросить про перспективы работы в Новостоле. Певец, тем временем, продолжал:

…Пуповину связи с Отцом вселенной

Порвали в угоду своим страстям

Потакая инстинктам затерли правду

Почтив богами самих себя…

В конце куплета Дария невольно снова перевела взгляд с певца на коллегу и обнаружила, что тот разглядывал её. Дария смутилась — наигранно, но без перебора. Он обезоруживающе улыбнулся — мол, чего уж теперь имитировать отсутствие интереса.

Внутри её женского естества молниеносно произошли многоуровневые вычислительные процессы, учитывавшие и сводившие воедино массу факторов и деталей, которые числовед обрабатывал бы часами. Через миг она просто улыбнулась в ответ и решила выждать, не подойдёт ли он сам. Вот и первое знакомство, потенциально ведущее к новой карьере. К тому же симпатичный и пялится. Начало положено. Главное не торопить события, но и не проворонить удобный момент.

…Огнём и словом рассеем мрак

Вернём значение слову «быть»

Ведь цель всего мироздания —

Научить мёртвое — жить,

Живое — мыслить,

Разум — творить.

Научить камень любить.

Научить камень любить…

Ничего так песня, подумала она. Образы интересные. Её бы обработать как следует, придумать соло, разложить на партии. Был бы хит. Подростки бы по ночам орали на скамейках в парке. Хотя, дело, может, вовсе и не в этой песне, а томно-радостная волна, разлившаяся по её телу вместе с ударами участившегося пульса, вызвана чем-то другим.

Я перестал тревожить струны и осмотрел собравшихся вокруг. Кого сегодня собрал мой невод? Кого призвала пастушья флейта? Вот некрепко стоит на ногах пьяница, вот скалится детина с признаками вырождения, вот женщина, готовая уже на всё. А в этих пустых сосудах завывает ветер безверья. И тем не менее, они здесь, стоят и слушают. Не факт, что слышат, потому что у них атрофировались или не выросли нужные для этого духовные уши. Но нутром они таки чуют что-то такое, что я сам чую в себе, когда оно нисходит и заставляет говорить или петь.

А чего я, собственно, хотел? Когда было иначе? Великие пророки прошлого не удостаивались более благодарной паствы, а уж мне-то чего ждать? Я, по сути, и не пророк вовсе. Потому что точка в череде пророков уже была поставлена, а я так… постскриптум.

Хотя, напрасно я ропщу. Вот, кажется, довольно милое существо.

Две изящные берцовые кости, достаточно длинные, едва не в длину туловища. Плавной волной сужающиеся книзу и заканчивающиеся компактным коленным суставом, с острой чашечкой. Умеренно выдающиеся ключицы, частокол ребер. Бедренная чаша округлая, не широка и не узка, в самый раз, расстояние между боковыми вершинами и бедренным суставом небольшое. Идеальные пропорции.

Лицо всегда описать сложнее. Видимая форма черепа почти ничего не рассказывает о том, как лежат на лице мягкие ткани, а ведь именно толщина, тонус и рельеф их пластов и образуют то самое неповторимое сочетание, которое под пористой пленкой кожи вызывает у нас ощущение прекрасного или уродливого. Нет, нельзя доверять реконструкциям лиц древних пращуров, сделанных только по черепам.

Кажется, я слишком увлекся. Переключим сознание с восприятия стабильной формы человека на временную. Девушка поглядывает в толпу, не догадываясь, что я вижу её, словно рентгеновский снимок. Черноволосая и кареглазая, с явной примесью арианской крови. Видимо эта примесь и руководит её жарким темпераментом и цепкой волей к жизни. А она и вправду миловидная. Чем миловиднее временная форма, тем обиднее всегда бывает, когда она начинает разрушаться. У этой ещё есть несколько лет цветения, прежде чем лепестки её юности облетят, оставив только жёсткий и шипастый стебель несбывшихся надежд.

Если, конечно, у неё есть это время. Если есть у нас всех.

— А кто такой отец вселенной? — спросила девочка лет девяти, державшая за руку мать — женщину-готовую-уже-на-всё. Та шикнула на неё, но любопытство ребёнка было не так уж легко остановить. Где же её отец… Ах вот оно что, погиб наёмником, за идею-фикс политиков о едином государстве… Что ж, зато ей в голову испражняется только мать, а могли бы портить ей жизнь на пару. У девочки есть шанс вырасти с не до конца покалеченной душой.

— Это понарошку, просто в песне поётся так?

— Нет, он не просто так, он действительно есть.

— А где он?

— Ты любишь детские смотрики70? Рисованные?

— Конечно. Про зверей. И сказки.

— А знаешь, как их раньше создавали? Каждое движение персонажа рисовали на отдельной картинке, а потом все картинки склеивали в один свиток, запускали в специальное устройство и быстро прокручивали один за другим. И получалось, что они как будто движутся.

— Да, нам рассказывали в учебном дворе.

— А теперь представь, что всё, что вокруг нас — это один очень большой рисунок. А сейчас его сменил новый рисунок. И ещё. И так без конца. Представила?

— Да…

— Получается как будто очень большой и подробный смотрик. И знаешь, кто его сделал?

— Отец вселенной?

— Точно!

Девочка призадумалась.

— Значит, я тоже в нём нарисована?

— И ты, и твоя мама, и твои подруги.

— Значит и мой папа там нарисован?

Был нарисован. Но, похоже, сотрут его за то, что он делал на той войне. Но ей лучше об этом не знать.

— Всё, что мы видим. Всё существующее! — ответил я, и продолжил громче, уже для всех:

— История, как и наша жизнь, подобна рулону туалетной бумаги. Сначала кажется, что ему нет конца. Он тратится медленно, потом всё быстрее. И вдруг оказывается, что разматывать больше нечего, а на картонке остался только один расползающийся в руках клочок, который вам уже не поможет.

Дегенерат захихикал, впечатлившись образом кончившейся туалетной бумаги. Женщина-готовая-уже-на-всё дёрнула дочь за руку и потащила дальше, искать мужчину, на которого можно будет повесить ребёнка и бремя жизненных тягот.

— Бодрствуйте и берегитесь, чтобы день, в который закончится история, не застал вас врасплох, когда вам нечем будет подтереть свою изгаженую душу!

Однако, ну и метафоры у меня. Самому противно, зато точно.

— Пророк, а ты на картах Странников гадаешь?

— А по руке?

Фух… Кому стараюсь? Всегда одно и тоже. Ты им о вечном, а им насущное подавай. Как отучать?

— Вы знаете, что такое душа?

— Ну… это внутри нас.

— Да, душа даётся каждому человеку, но мир потихоньку крадёт её, расходует каждый день по капле. Если её не беречь, однажды ничего не останется и человек превратится в гулкое пустое ведро. Так вот, гадание на картах Странников иногда может выпить душу в один присест, если человек грешный. А мы ведь все тут не святые, правда?

— Пророк, а когда блокада закончится?

— Да, когда цены остановятся?

Если им не интересно то, что я говорю, почему они постоянно собираются и слушают меня? Почему называют пророком? Я ведь сам себя так никогда не называл. Дурацкая слава, бежит впереди меня. Чёртовы писаки.

Писаки… Точно. Эти двое. Эта фигуристая девица и этот парень с червоточиной в душе. Да, я его уже встречал в Богоросии. Вставил персты в эту дыру и постарался расковырять как следует. Но, похоже, не помогло. Он заштопал её суровыми мирскими нитками. Но не до конца. Сукровица сочится. Значит, шанс ещё есть. Мой шанс.

— О том, когда упадут цены, никаких знаков мне не было, — честно признался я. — Но сам я думаю, что никогда. Потому что не заслуживаем мы.

— Да ё моё… — послышались разочарованные возгласы. Пара пустых сосудов покинули толпу зевак.

— Но я твёрдо знаю одно, — сказал я. — Было мне откровение, что Творец даст нам шанс. Даст ещё один шанс. Может нам что-то мешает вернуться к нему? Он так долго терпел, что засомневался: может, прав не Он, а мы? Он хочет точно убедиться. Поэтому даст нам возможность получить все материальные блага, раз мы к ним стремимся так, что не хотим его знать. Он думает — пусть получат всё, чего вожделеют и ни в чём не знают нужды. Он думает, если это поможет нам стать ближе к Нему, почувствовать к нему благодарность — то явит милость свою всем, и не будет суда. Если же останемся чёрствы, будет конец и суд скорый.

Когда я закончил говорить, оно пришло. Чувство одобрения. Откуда-то, будто сверху. Не обольщаюсь ли я? От Него ли исходит оно, или от меня самого? Или от кого-то иного, на чей глас мне лучше бы заткнуть уши?

— Откуда нам знать, что ты говоришь правду?

— Как это возможно — получить все блага?

— Как конкретно это произойдёт — я не знаю. Но есть уже среди нас тот, кто откроет путь замыслу Господню. В древнем городе, вечной столице, начнёт он свое служение, но кто он, и что конкретно свершит, нет у меня послания свыше…

— В Цуре, что ли?

— Тьмутаракань — третий Цур, а четвертому не бывать…

— Разве может из Древлестола что-то хорошее прийти?

— А кто сказал, что я про Древлестол говорю? — я помедлил, прислушиваясь к набирающему чёткость откровению внутри. — Речь идёт про одну из столиц, бывших ещё до Потопа.

Лучше бы «пророк» продолжал петь, чем нести эту ахинею. Дарии стало скучно. Но этот столичный творянин, казалось, был поглощён его словами полностью.

Неожиданно он сделал шаг вперёд, присел на одно колено и заговорил с ним:

— Я тебя знаю. Ты был там, в Богоросии.

Гитарист лукаво наклонил голову набок:

— Ну, наконец-то. Я уж думал, ты никогда не вспомнишь. А я ведь тут тебя ждал.

— Меня? Зачем?

— А сам-то как думаешь?

Дария поняла, что если сейчас же не вмешается, то её билетик в столичное творянство окажется просроченным.

— Здравствуйте! Уделите мне минутку внимания? Я бы хотела задать пару уточняющих вопросов. Какую именно столицу вы имели в виду?

Псевдопророк смерил её изучающим взглядом.

— А где вы работаете?

Дария стушевалась. Конечно, она была не в форме, и ни удостоверения, ни профессиональных знаков отличия у неё больше не было. Провал.

Её спасла внезапно обрушившаяся на площадь сирена. В толпе начали озираться. Рынок зашевелился как растревоженный муравейник. Громкоговорители страпорского круголёта, лениво зависшего над гущей народа, остервенело выли.

— Внимание, в связи с поступившей информацией о готовящейся атаке прахманов просим вас немедленно покинуть места массового скопления людей и разойтись по домам. Внимание, немедленно…

Вскоре к громкоговорителю добавилась и сирена патрульной машины. У страпорской сторожки на рынке замелькали шлемы, засуетились озабоченные люди в штатском.

— Нам лучше отсюда побыстрее уйти, — сказал тот, кого называли пророком. — Не факт, что переполох действительно из-за прахманов. Возможно, кто-то просто донёс, что мы тут на крамольные темы беседуем.

— Я снял комнату в гостинице неподалёку, — сказал новостничий. — Прилетел сегодня из Новостола, в 5 утра еду по работе дальше. А до этого времени — добро пожаловать, как говорится. Девушка, прошу прощения за наглость, а вы как, не желаете присоединиться?

— Дария. Почему бы нет, желаю!

— Андрей, очень приятно.

— А меня родители назвали Эклектором. Вот уж подстава на всю жизнь! Хорошо, идёмте в гостиницу. Надеюсь, там есть, чем перекусить.

— Само собой!

Шли, как могли, быстро, у Дарии даже сбилось дыхание. Эклектор и Андрей едва перебросились парой фраз.

— Они со мной, — сказал Андрей, оставив гостиничному служащему приличную купюру. Тот кивнул, давая понять, что ни вопросов, ни беспокойства не будет.

Андрей снимал двухместный номер с видом на горы, дорогой деревянной мебелью и картинами. Такой стоит кучу денег. У Дарии появилось предчувствие, что вечерним рейсом она в Новостол не поедет.

Сели ужинать. Популярный весторианец71 кликушествовал по новостному каналу о грядущих потрясениях для мировой экономики, из-за начавшихся боевых действий между Горным Каганатом и Арианом. Интерес к Эклектору, как поводу для знакомства, у Дарии был исчерпан, поэтому она чувствовала себя немного неловко. Каждый раз, пытаясь разрядить атмосферу, она напарывалась на его обескураживающие фразы, поэтому почла за лучшее помалкивать, налегая на еду и напитки. Зато Андрея было невозможно от него оторвать. Сначала он отнекивался, но потом по инициативе «пророка» на столе появилось игристое, а затем и хлебное вино. После нескольких бокалов накопившаяся дорожная усталость погрузила Дарию в полусонное состояние. Сил хватало только на то, чтобы склонив голову на локоть слушать в одно ухо беседу, а в другое — новости. Поток из приёмника был ей куда более привычен, чем клубящиеся облака их разговора. Некоторые речи были темнее тёмного:

— Космос излишен для Творца, — доказывал Андрей. — Если единственное стоящее, что в нём есть, это наша планета, то какой смысл прятать её в этом скопище звёзд, как иголку в стоге сена?

— Может единственное, а может, и нет. Просто нам не всё рассказали. Даже если единственное, что, если космос создан с запасом, под заложенный в нас взрывной потенциал, который позволит его освоить за пару поколений?

— Так что ж мы его до сих пор не освоили?

— А нашим первопредкам показалось недостаточно этого потенциала. Едва нащупав границы дозволенного, они стали лезть через защитное ограждение, и естественно получили удар током, от которого даже их потомки до сих пор не оправились. Пришлось дать им время дозреть до уготованной им роли. Так сказать, обдумать всё на досуге.

— Стоило ли Творцу, лишь назидания ради, запускать беличье колесо, которое прокрутило между жерновами миллиарды? Сколько смертей…

— Как правило, срока от рождения до смерти большинству хватает, чтобы понять, готовы ли они принять участие в Новом проекте Всевышнего.

— Мы не знаем даже, есть ли творец у существующего проекта, а ты уже говоришь о новом.

— Такова моя вера…

Иногда говорили об обидном:

— Нравится? — спросил Эклектор, выудив из котомки потрёпанную светографию.

— Это твоя бабушка?

— Нет. Это некогда дико известная модель Хлоя. На снимке ей 85 лет. Так заканчивает любая красота. Поэтому когда вокруг вьются женщины, активируя мои биологические программы и мешая действовать рассудком, я всегда смотрю на Хлою, и способность трезво принимать решения возвращается. Хочешь не зря прожить жизнь — носи с собой такой же снимок.

— Ну уж спасибо!

У Дарии даже сердце ёкнуло от такого поворота. Но она сдержалась.

Иногда, правда, они говорили о вполне земном:

— Эти новые законы меня просто убивают, — жаловался Андрей. — Ну отбирать у народа рыбалку и сбор грибов-ягод, ну не стоило же. Для многих это единственный способ выжить. А им за это — штрафы и исправительные работы…

— Да никуда ни грибники, ни рыбаки не денутся. Всё равно будут собирать и ловить.

— Ну, раньше-то проще было. А теперь везде снуют эти маленькие шпионские птеролёты72, всё фиксируют на камеры, передают в страпориумы. Нигде не спрятаться…

— А это, чтобы каждый был на крючке. Чтобы повод всегда был. Понадобилось человека прогнуть — дёрнули.

Рано или поздно диалог скатывался в политику:

— Это испытание. Ну, я так скажу. Государства могут нам запретить есть нормальную еду. Но у них нет власти запретить нам голодать и поститься, вместо того чтобы есть дешёвый шлак в их гиперлавках. Они не могут разжать нам ладони, которыми мы заткнём уши, чтобы не слышать их лжи. Они не могут залезть к нам в постель и заставить нас любить тех, кто нам безразличен. Видишь, сколько свободы? Свобода — она ведь тоже из Царства Божия, она не от мира сего! — подвыпивший Эклектор вскочил со стула, резко жестикулируя и вращая глазами: — Не надо отчаиваться! Слышите гул крови в сосудах вашего черепа? Это гул колоколов и труб судных, возвещающих о судьбе сильных мира сего!

Придя к выводу, что зашёл слишком далеко, пророк умерил пыл и вернулся к трапезе.

— Выходит, любое государство — это плохо? — задумчиво спросил Андрей.

— Государство — это костыли, на которые мы опираемся, утратив связь с Высшим Судиёй.

— Так может нам пора обходиться без них?

— Может. Но они, похоже, приросли.

— А серьёзно?

Пророк пожал плечами:

— Государство — это инструмент. И тот кто его использует, тот и власть, тот располагает силой. А народ силой не располагает. В этой парадигме прошла вся история. И что может изменить расклад, выровнять баланс власти и народа — лично мне пока не открыто.

Андрей набрал воздуха, чтобы многословно возразить, но тут Дария, как ни беспокоила её перспектива показаться недалёкой, решила вставить свой вопрос:

— Слушай, Эклектор… Я тут недавно общалась с одним фридомитом. У него связи есть, поэтому он как-то умудряется выезжать за границу. Так вот, он утверждает, что Землёй давно правят змиоиды. Что ты об этом думаешь?

Андрей засмеялся:

— Ядовитые? Или они как удавы, душат своих жертв?

Пророк почесал щетину:

— Миром управляет Божий замысел, что бы под этим ни понималось. И иного ответа я, конечно, не вправе давать. Но!

Андрей перестал улыбаться.

— Это не единственный замысел, который здесь исполняется. Я ни одного змиоида лично не знаю. Но порою мне чудится, что я чувствую в случайных людях их хладнокровную волю, и потому вынужден всерьёз принимать мысль, что они могут существовать. Один старый покоянин, который застал ещё правление отца нашего почившего монарха, рассказывал мне предание. Что есть где-то в мире существо, цепко держащееся за жизнь уже несколько веков, очень властное, осторожное и совершенно безбожное. Он называл его Железным Старцем и утверждал, что всё необъяснимое зло в мире вершится по его планам. Покоянина того почитают как святого, так что, думаю он это не придумал, а как бы увидел духовным зрением.

— Откуда же он взялся? — спросила Дария, удовлетворённая тем, что на неё снова обращают внимание.

— Кто ж тебе точно скажет. Но если верить тому преданию, объявился он во времена прахоборцев73, когда рыцари из Картхадаста, Тарквиний, Александрополя общими усилиями победили войско Гародрогора и почти на век освободили от раджаната священную землю Кенаана. Говорят, они долго вели поиски в руинах древнего Цура. То ли золото искали, то ли книги. И, видимо, что-то нашли. Кто-то им помог из местных. Кто знал, где искать. Этот человек и был Железным Старцем, жрец некоего древнего ордена Нимрода Строителя, будто бы существующий до сего дня, и помыкающий правительствами мира как марионетками.

Андрей напрягся, его кадык нервно дернулся вверх.

— Считается что Нимрод жил ещё во времена цивилизации патриархов. Он известен своей непреклонной оппозицией Богу и строительством самого амбициозного строения той эпохи — Башни-до-небес. Что она такое — не очень понятно, некоторые толкуют это иносказательно, как нечто связующее Землю и Небеса — что-то космическое, ракету или космодром. Но его замысел был разрушен, Башня пала, её строители были рассеяны. После потопа его последователем считается царь-маг Хирам из Цура, которого считали полубогом. Построенный им храм скрывал какие-то мистические секреты, за которыми и охотились прахоборцы.

— Интересно, — промолвила Дария. — Башня-до-небес. Если продолжать говорить метафорами, то не потому ли мы за несколько столетий, со времён открытия эфирных технологий, так и не смогли покорить даже ближний космос, а всё топчемся у порога. Может, ход туда нам закрыли ещё в то время?

Пророк покачал головой:

— Не думаю. Если нам и закрыли многие возможности, то после Мёрзлых веков. Потому что существа, отправлявшие друг на друга армады начинённых эфирными бомбами дирижаблей и дельтапланов со смертниками, уничтожавшие миллионы себе подобных, саму цивилизацию столкнувшие в бутылку, из узкого горлышка которой еле выбрались несколько носителей прежней культуры и знаний — такие существа не достойны называться разумными. А значит и космос им ни к чему.

— Я думаю, дело не в этом, — вступил Андрей. — Эфирные бомбы, конечно, круто, но до современной космической техники тогда было как до Ольвии раком. А по-настоящему нас отбросила назад Четвертьвековая война, когда великие державы сражаясь на суше, на море и в небесах, уничтожили к чертям всё способное летать, крупнее ореха, и всех, кто соображал, как это работает. А ресурсов-то на новый космический рывок больше нет. Вот и убожество у нас теперь, вместо достойной программы освоения космоса.

— Очень это странно всё, — сказал Эклектор. — Как на то, чтобы накормить голодных или освоить Луну — технологий у нас нет, а как покрошить друг друга, так который раз уже находятся. Как будто кто-то нарочно подбрасывает, не кажется? Чтобы мы впали в дикость, в хаос, вернулись к варварству и не могли развиться до более-менее приличного уровня…

— Инопланетный разум что ли? — скривилась Дария. Андрей не поддержал её скепсиса:

— Вот ты смеёшься, а я смотрел передачу, что к земле летит нечто странное, пока не могут определить. Но есть предположения, судя по его траектории, что это искусственный объект. К весне он вплотную приблизится к Земле. Вот тогда, возможно, мы и получим интересующие нас ответы.

— Это звезда Полынь, — заговорщицки протянул пророк. — Ибо предсказано…

— Ладно, я пожалуй, прилягу, — решила Дария. Не столько из-за выпитого, сколько от того, что от этих разговоров её мозг рисковал перегреться. — Надеюсь, вы не будете сильно шуметь.

— Тсс! — приставил Эклектор палец к губам. — Мы вполголоса.

«Вполголоса» оказалось достаточно громко, чтобы Дария отчётливо слышала каждое слово. Однако. Не на такой вечер она рассчитывала. Впрочем… Ещё не вечер?

Мужчины обсудили слухи о порабощения сознания посылаемыми через Всевед закодированными звуками и образами; вероятность восстания в Евразилии; вероятность вторжения в Древлестолье и его оккупации. Повозмущались тем, что на площадях Данапры стали сжигать тонны книг, напечатанных скифицей и тем, что территория севернее и восточнее Подкаменной Тунгуски, фактически, уже лет десять правительству не подчиняется. Потом снова обсуждали религию, пытались выяснить, хтоничи или покояне74

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Город не от мира сего. Цикл «Хроники Обсервера». Часть I предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

67

Рельсоход — скоростной монорельсовый поезд

68

Доброписчая — то же, что пресс-секретарь.

69

СвоДНЕ — аббревиатура названия партии «Свобода Для Народов Евразилии».

70

Смотрики — то же, что мультфильмы.

71

Весторианец — ведущий.

72

Птеролёт — летательное устройство, то же, что самолёт.

73

Прахоборцы — военно-религиозное движение, ставившее перед собой задачу освободить святыни и земли бывшей кенаанито-эллинской империи, захваченные державой наследников Арходрогора. Движение породило ряд закрытых рыцарских орденов и оккультно-мистических учений, оказавших на дальнейший ход истории значительное влияние.

74

Хтоничи — странствующая секта христиан, провозглашающая радикальный отказ от материальных благ и социального статуса. Образовалась в результате раскола церкви во время второй темной эпохи. Многие её представители обладали серьёзным духовным влиянием как в Евразилии, так и в рассеянии по миру.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я