Доверяю жить

Сергей Овчинников, 2023

Скромный банковский служащий, не претендует на звездную карьеру, но довольствуется вторыми ролями.Неожиданно представившаяся возможность оборачивается для него долговой ямой. В результате некорректной операции попадает в долговую зависимость к преступному авторитету, теряя друга и семью. Он вынужден на годы погрузиться в биржевую торговлю, отрабатывая свой долг на пути к свободе и отмщению.Он всё ещё стремится вернуть в свою жизнь привычное благополучие и уютные вторые роли, не желая признавать, что судьба давно выдвинула его на главную.

Глава 6. Актив

Время: минус двадцать лет

Май. Всё-таки здорово Валерка «подгадал» с этим банком. Весна наполняла оптимизмом и сама по себе. А тут такой подарок. Голова у меня кружилась, понятно, не только от весенних запахов. В Москве всюду расчехлялись открытые веранды кафе. Так что букет ароматов обогащался и гастрономически. Впрочем, для меня в тот момент кругом чудился запах денег. Всё равнялось только ему. Я даже стыдился и не говорил никому. «В самом деле, что за меркантильность такая?»

Лёшке только отметили два года. Я до сих пор, глядя на Свету не мог поверить, что мы вместе. И уже это время можно измерять годами. Годами нашего Лёшки. Май начался жарко. Зазеленело ещё в конце апреля. Из разговора с родителями:

— Максюш, картошку-то посадили? Этот год, он… Ранняя весна — надо бы уже.

— Мам, ну какая картошка?! Картошка на рыке у нас растет или в супермаркете, но там уже в пакетах. Можем вам посылочку собрать.

— Ладно-ладно, — ворчала мать, — мы на вашу долю засадили — вдруг…

При увольнении получил небольшой парашютик и поменял наконец авто. Федя Вешкин, мой бывший коллега аналитик, получил мою старую но бодрую Тойоту с широким жестом рассчитаться «как сможет сам, но слишком не тянуть». Федор был счастлив до безумия, разве что поклоны мне не бил. Он вообще считал Тойоту вечным двигателем каким-то, но до этого передвигался исключительно на городском и пешком. Мечта свершилась настолько неожиданно, что у него вдруг не осталось больше ничего, что пожелать. Он сам мне признавался, ей богу! Его вишлист оборвался внезапно — машина там стояла на каком-то отодвинутом в дальний космос месте. Так что, когда она свалилась ему на голову, все предыдущие пункты настолько потеряли в цене — он о них уже и не вспоминал, одним словом

Ну а я взял почти нового Ягуара. Сделал шаг в свой «космос». Я тогда считал, что это уже некий промежуточный этап от массового рынка к штучным суперкарам. Ладно, я тогда много чего считал по-другому. Статус тогда для меня ещё не превратился в пустой звук. Часы с правильными буквами, авто, одежда уверенных в себе марок. Хотя, как и многие, наверное, стремился нехватку уверенности позаимствовать у намоленных атрибутов.

И в первую свою поездку на новом автомобиле думал я, как ни странно, о Феде. Довольно цинично думал о нем, как о точке отсчёта. Начинали-то мы с ним вместе и едва ли не одновременно. Он возможно даже раньше меня пришел. Только я теперь увольнялся с позиции руководителя кредитного отдела, а он так и остался аналитиком, правда, теперь старшим. Мы с ним практически синхронно переходили из банка в банк. Я его, понятно, за собой подтягивал за лучшей долей. Не из альтруизма конечно. Просто, его цифрам я мог доверять. А то много я успел повидать горе-аналитиков. Иной раз человек чуть не наизусть все формулы знает, может любую выкладку на калькуляторе проверит. А что за цифрами реальные данные стоят — производственные, маркетинговые и т. п. — в толк взять не может. Что не все покрывается четырьмя арифметическими действиями. Даже если их и не четыре ты уже научился использовать. Упирается в свои формулы доктор арифметических наук. Федя был не такой. У Фели мозг работал — позавидовать. Но карьеру он делать не хотел. Не знаю — предполагаю. Слово-то какое «точка отсчёта». Впрочем, это на нашем насекомом уровне видны отличия одного от другого. А так, по большому счету, я и сам сойду за вполне неподвижную точку. У каждого, кому это важно, есть своя точка отсчёта, свой Федя Вешкин. Я вполне могу быть такой же нулевой вешкой для какого-то Валеры, например, который на другой скорости. И он бы мог как я, но не усидеть ему — скучно. Ну а мне так надёжнее.

Банк у нас с Валерой получился бодрый, уютный — жаль, ненадолго! Здание с охранной грамотой ЮНЕСКО в собственности — тогда это казалось неимоверно круто.

— Если бы не особнячок, не согласился бы! — Откровенничал мой благодетель. — Знал бы ты, сколько я им дебиторки простил за эти отступные.

Как уже говорил, имелось всё. Охрана с бывшим предпенсионным гэбэшником во главе — поставили первым делом. Тот безопасник, кстати, что меня, ещё аналитика, расспрашивал под кофеёк, порекомендовал сослуживца. Кассовый зал на два окна, бронированных-перебронированных.

Входная группа — двойная, с плавно и стремительно отъезжающими гидравлическими створками, волшебно изогнутыми, толстенного прозрачного стекловолокна. Окно охранника между ними. Это оставили. Гордость прежнего владельца — вывезли, рассказывал, из какого-то депозитария то ли в Германии, то ли в Бельгии. Элитный секонд-хенд.

Гаврилыч, наш директор по безопасности, когда инструктировал новобранцев, неизменно шутил, что, дескать, существует техническая возможность между створками создавать довольно высокий вакуум — не космический, но достаточный, чтобы посетитель назвал реальную цель визита.

Был кредитный отдел, безусловно. Ну и кредитный комитет, конечно. В него кроме нас с Валерой входила — да как входила — вплывала — Алла Константиновна — прекрасная и недоступная глава кредитного. Супруг её трудился по слухам чуть ли не в ЦБ, но на какой-то невысокой должности. Однако, что-то мог порешать. Аллу Константиновну ценили, одним словом.

Валютный отдел — а как же! Депозитарий — будь он неладен! Это всё Валера, конечно! «Нам необходимо привлекать риэлторов» Впрочем, ячейки сделали до нас, отказываться от неплохой комиссии глупо! Квартиры улетали, как беляши на центральном вокзале Казани, откуда был родом мой друг! А улетали ещё и офисы, склады — много чего! Крыша, конечно, тоже имелась. Так мы с Геной-Седым и познакомились. Валера нас познакомил.

Да, Гаврилыч в кредитный комитет у нас тоже приглашался, но по каждому заёмщику он обычно столько скелетов раскапывал, что мы поначалу за сердце хватались, ну а потом попривыкли — деньги-то надо выдавать.

Ресепшн — да, тоже, а как без него. Там у нас менялись Наташи — уже ни одной не помню. Опять Валерина технологическая придумка!

— На ресепшн, — говорит, — пусть будет Наташа. А что? Имя распространенное! Всё равно ведь клиенты будут клеить, да и девчонки замуж не прочь поскорей. Так что внешность должна быть безупречной. Но придется смириться, материал расходный! Надо держать одноимённый кадровый резерв!

Да, от иных его «технологий» мне до сих пор не по себе!

Мне всегда было интересно, как так получилось, что жизнь нас в один узел завязала. Я из маленькой деревни в Вологодской области. Валерка из Казани. Но это же не так важно — кто откуда. Светка вон вообще коренная москвичка, а её как приложило крепко. Учился-то я не хуже его. Может даже лучше. Для меня вся школьная программа (ну а потом и институтская) была как на ладони. Как разлинованная тетрадка. В каждой клеточке по определённому правилу должно быть заполнено. Урок должен быть пройден, то есть выучен. Иначе никак! И тогда в итоге все эти данные сложатся в некий магический ключ от всех проблем.

Валера же был готов ту тетрадку заполнять в той лишь мере, в какой видел её дальнейшее применение с пользой для себя. Никакой армейский порядок средней школы не вытравил у него этого самоцентризма. Ну в школе ещё ладно — дальше больше. За каждым учебным контекстом он видел схему. И, если в этой схеме он не находил места для себя, либо находил, но оно (место) его не устраивало — такой предмет переставал его интересовать очень быстро.

Что меня всегда удивляло, он интересовался, например, такой скучищей, как история КПСС. Мы на нее приходили отдохнуть, а то и поспать. Задвигали вообще, чего уж, непрофильный предмет. Валера же мало не пропускал, готовился, доклады делал, задавал какие-то вопросы, никому не понятные. Я поначалу решил, что его интересует Ленка. Елена Константиновна, то есть, историчка, едва ли на несколько лет старше нас — студентов. Сама после какого-то провинциального универа устроилась в столичный ВУЗ. Чуть полноватая, всегда в длинных старомодных платьях, но с такой обворожительной улыбкой, что окупала все недостатки фигуры и одежды.

— Толста, но если улыбнётся, вполне вдувабельна. — Говорил наш секс символ потока Жора Ломидзе.

А Валера уже на первом курсе Ленку таки куда-то приглашал, и их видели. Я даже между делом поинтересовался истинными причинами тяги к истории партии. То есть, это конечно же сарказм. Я никак не ожидал продолжения разговора про историю.

Он мне ответил по-простому. Сперва терпеливо слушал, пока я сформулирую свой вопрос, словно препод отсталого студента. А потом выдал:

— Ты вообще представляешь, что эта кодла замутила? Тебе не интересно, как им это удалось? Какого, сука, уровня нужна была организация, чтобы пол Европы раком поставить?

Я помню, что ничего не ответил, промычал только что-то. А Валера уже разогнался

— То, что в учебниках написано, даты там точные — всяко-разно — никакой ценности не представляет. Мне изнанка интересна. Чем эти краснопёрые взяли. А у Ленки целая династия историков. Много первоисточников всяких, переписок.

— Ну и что? Разгадал тайну, мальчиша-кибальчиша?

Валера поморщился:

— Ну несколько вещей. База теоретическая, конечно, мощная — надо же было так Ильича разозлить. Но главное, думаю, мотивация. Наверное, даже религия. Или секта! До сих пор же мавзолей не тронули. Сколько лет уже, значит, тяга херачит!

Так-то у широких масс с интеллектом было всё очень плохо. Да и с образованием… Ликбез — это уже позже. Управлять таким народцем — много ума не надо. Или правильно говорить «угнетать». Обратить его в свою веру — это уже посложнее. Справились.

— Тоже интересно тебе, как? — Я, признаться, был в некотором шоке. В моей разлинованной тетрадке ещё правильные термины не выцвели тогда. Понятно, что время было уже переломное — комсомольские взносы сдавать перестали. Но партию назвать кодлой у меня и тогда язык бы не повернулся.

— Мне — очень! Я пока одно понял. Вся эта революционная пропаганда ничего бы не стоила, если бы они сами не верили. А они верили. Для многих Ильич был вместо бога. Не, круче бога. Потому что живой и рядом. Религиозность у людей тогда была очень высокая. Потому и в мавзолей его положили. Сейчас бы такого урожая большевики уже не собрали. Перестали люди верить. Не все. Но в массе перестали. — Тут он замолчал на секунду, повернулся ко мне, заглянул в глаза. — Ты бы хотел так?

— В смысле? В мавзолее? — Я чуть не подпрыгнул.

— Ну это как повезёт. — Он состроил что-то снисходительно, досадуя, видимо, на мою недогадливость. — Я про влияние. Вот примерно также влиять на людей. Пусть не в масштабе страны или континента. Мне достаточно, — он оглянулся, — хотя бы нашей группы или потока, если амбициозно подходить.

Помню, я тогда ничего не сказал. Мне казалось это чем-то абсолютно не релевантным. Да, точно. Это слово меня тогда захватило. Я им пользовался, как универсальным камертоном «свой-чужой». Технологии влияния казались мне тогда не релевантными моему мироощущению. А сейчас? Что-нибудь изменилось?