Дарханна

Сергей Николаевич Билдуев, 2023

Дулма – дочь потомственного кузнеца из Тункинской долины. Ее дед был тумэршэ-дарханом – обычным кузнецом. Отец Дулмы, Ошор Раднаев, стал мунгэшэ-дарханом, уважаемым мастером по серебру. Единственный возлюбленный Дулмы так и не вернулся с войны, и ей пришлось выйти замуж за другого. Внук Дулмы, Мунко, родился никому не нужным. Пока его мать беспробудно пила, ребенок был предоставлен самому себе. Трудное детство, голод, ощущение ненужности сказались на становлении личности Мунко. Он ни к кому в этом мире не привязан, кроме своего ремесла – ювелирного дела. Однажды к Мунко обращаются за помощью в поиске хозяина серебряного ножа, изготовленного в Бурятии. Инициатор – некая Ханна Джонсон. Ее дед после войны потерял память и до конца жизни так и не вспомнил, откуда он на самом деле родом и кто его родные. Лишь перед смертью он все вспомнил, но сил рассказать об этом не осталось. На смертном одре он попросил внучку вернуть реликвию на родину.

Дулма, 1922 — 1940 гг., у. Хойтогол, у. Кырен

В тёмной кузнице стояла удушающая жара, и Бимба с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться в тишине. Ему нестерпимо хотелось выйти на свежий воздух и побегать с братьями по благоухающему ароматом весенних цветов полю. Останавливал десятилетнего мальчика не только страх перед отцом. Уже в столь юном возрасте он в полной мере осознавал свой долг. Бимба — избранный, он станет преемником великого семейного ремесла — кузнецом, алташа-дарханом. Мальчик научится создавать красивые украшения из золота. Его родной дед, тоже Бимба, носил статус тумэрше-дархана, он ковал железо. Отец, Ошор Раднаев — мунгэше-дархан, умеет создавать изделия и из железа, и из серебра. Он передаст сыну все свои знания, а сам Бимба перейдёт на следующую ступень мастерства, то есть освоит золото.

По обветренному, испещренному ранними морщинами лицу дархана текли сверкающие струйки пота. Он пристально наблюдал за крошечным слитком серого металла в огне.

— Отец, как ты понимаешь, что пора убрать серебро от огня? — спросил Бимба.

— Как только увидишь в нем свое отражение, и ни секундой позже.

Густую тишину кузницы пронзил осторожный стук. Дверь медленно, со скрипом отворилась, и Бимба с наслаждением вдохнул свежий пряный воздух. На пороге стоял дядя Бимбы, абгай. Он громко объявил:

— Сэсэгма родила. У вас дочь, поздравляю, Ошор.

Мастер даже не оторвал взгляда от серебра. Бимба и догадаться не мог, что в этот момент отец ликовал. Со стороны казалось, будто новость его нисколько не порадовала.

— Следовало бы отметить пополнение в семье, задобрить духов, — абгэйшка славился своей любовью к разного рода событиям, на которых можно выпить и повеселиться.

— Нет, — коротко ответил Ошор. — Барана готовь. Я скоро. Возьми Бимбу, если помощь там нужна.

Бимба обрадовался. Как бы ни было это прискорбно, но в глубине души он чувствовал, что намного лучше управляется со скотом, чем с металлом, но раз уж отец и его духи считают, что ему предначертано стать потомственным дарханом, то так тому и быть. А пока он с абгэйшкой пойдёт ловить барана на свежем теплом воздухе, ведь это куда веселее, чем часами сидеть в духоте закрытой кузницы и сонно наблюдать за монотонными действиями отца.

Сестрёнке дали обычное имя — Дулма. У девочки были очень чёрные блестящие глаза и поэтому всегда казалось, что она только что поплакала, хотя на самом деле плакала она редко. Бимбе нравилось возиться с ней, помогать матери. Отец беззлобно ворчал, что это совсем не мужское дело. Он и сам в свободную минутку любил подержать дочку на руках. Ради её блага он принял решение уехать с насиженного места в Хойтоголе, где родился, вырос, обзавёлся семьёй и поставил дело на поток, став уважаемым в аймаке человеком. В прошлом году, когда родилась его первая дочь, а уже спустя неделю умерла, Ошор не спал три ночи. Он не говорил никому, но достоверно знал, что только потомок его дочери сможет продолжить их семейное дело, стать алташа-дарханом. Ни один из пятерых сыновей не унаследовал дар предков. Теперь Ошор боялся, что долгожданная дочь родится и не выживет, если вдруг они решат остаться в родном селе.

Летом 1922 года, вскоре после рождения первой девочки, приехал старый друг отца, коммунист. Чем он занимался, Бимба не знал, но понимал, что чем-то необыкновенно важным. В подарок мужчина привёз с собой красивый деревянный ящик без верхней крышки. Мать объяснила, что это какая-то особенная колыбель для ребёнка ябаган уубэй. На ящике имелось четыре обода, за которые очень удобно поднимать его, и ремешок с заячьей шкуркой. Важный друг отца объяснил, что она служит младенцу защитой от злых духов.

— У нас позавчера прошло заседание, решали вопрос о размещении аймревкома. Как я и предлагал, постановили разместить его в зданиях дацана.

— Теперь эта местность будет центром Тункинского аймака? — удивился Ошор.

— Да. В Тунке посевы, строить сейчас недосуг, а притеснять местных себе дороже, начнутся никому не нужные волнения.

— А размещать политическую контору в священном месте, значит, допустимо?! Ошор не понимал политики современной власти. Разве можно настолько неуважительно относиться к религии целого народа?

— Иного выхода нет, Ошор. Зато теперь, сам понимаешь, все блага сосредоточатся там. И мне теперь как никогда нужны соратники рядом. Потому уже не предлагаю, не прошу, а ставлю тебя перед фактом, Ошор. Пора переезжать, в Хойтоголе делать нечего.

— Мне и здесь хорошо, — возразил Ошор.

Взрослые долго спорили. Отец оказался непреклонен. Назавтра, уезжая обратно, его друг сказал на прощание:

— Ты мне всегда говорил, что необразованными людьми легче управлять. А теперь выбираешь для своих детей незавидную участь темноты. Пока в Хойтоголе школу организуют, они вырастут. Даже дочь твоя не успеет выучиться грамоте. А в центре они получат все возможности. Подумай, друг.

Умерла первая дочка. Ошор не мог забыть слов своего товарища и по прошествии года. В конце мая 1923 года родилась Дулма. Вскоре после её рождения Ошор посетил родовой обряд, после которого сразу объявил семье, что пришла пора переезжать в Кырен, совсем недавно даже поселением не признававшийся, оставаясь местом для молитв с одноимённым дацаном, а ныне гордо именовавшийся улусом и центром Тункинского аймака.

Осенью, как только листва на деревьях пожелтела, семья Ошора Раднаева переехала в Кырен. Дулма всю жизнь считала это село своим родным, другого и не помнила. Здесь родилась её младшая сестра, а спустя десять лет умерла мать. Их дом стоял на окраине. Отцу поначалу выделили жилье в одной из построек бывшего дацана, но тот напрочь отказался жить в нем, поэтому семья временно ютилась в юрте. Дулма всю жизнь помнила запах того жилища, немного едкий и в то же время родной, умиротворяющий. Считается, что каждое срубленное дерево укорачивает жизнь человека. Поэтому буряты никогда не строили больших домов. Но кузнец знал, сколько времени ему отведено прожить в этом мире, и позволил себе построить просторный деревянный дом, высокий, как у русских, недалеко от реки и леса.

Оставшись вдовцом с пятью сыновьями и двумя дочерьми, кузнец Ошор так и не женился повторно. Сноровистая Дулма взяла в свои руки бразды правления в доме и заботу о младшей сестре. Она охотно управлялась с готовкой, стиркой и уборкой. Сыновья кузнеца активно трудились в колхозе. Ошор же в свое удовольствие работал, иногда привлекая к делу старшего Бимбу.

Окончив среднюю школу, Дулма пошла работать в колхоз. Грамотная и спорая, она быстро вошла в круг уважаемых работниц. В начале августа 1939 года, засидевшись за бумагами, Дулма не заметила, как наступил вечер. Она собрала документы и письменные принадлежности со стола, намереваясь идти домой. В дверь постучали.

— Добрый вечер, — в контору вошла худенькая низкая женщина в выцветшем платке на голове.

— Здравствуйте, — вежливо ответила Дулма. — Вы по какому вопросу?

— По вопросу трудоустройства. Я из колхоза"Красное Знамя", работала там дояркой, сейчас вот переехала с сыном… — У нас полный штат доярок.

— Мне подойдет любая работа. Только возьмите меня, прошу вас, — женщина умоляюще смотрела на Дулму. — Мы из Тор приехали. Я вдова. Сын окончил семилетку ещё три года назад, ему надо учиться дальше, а там нет средней школы. Прошу вас…

— Я всего лишь секретарь и такие вопросы не решаю. Приходите завтра утром, поговорите с начальством. Вас в любом случае возьмут, только на какую работу, я не знаю.

Дулма вышла из здания конторы вместе с женщиной. На дороге её ждал высокий молодой парень, судя по всему, сын. Он сидел на телеге, свесив одну ногу и беззаботно жуя кончик длинного стебелька травы. Дулма, заметив его взгляд на себе, смутилась и быстро попрощалась с женщиной, повернув в сторону дома.

На следующий день та женщина снова пришла в контору. Дулма видела, как она зашла в кабинет председателя. Сама же тайком выглянула в окно, но на дороге никого не оказалось. Приезжую вдову оформили уборщицей и по совместительству дворником, по её же просьбе, из-за сильной нужды в деньгах. Позже Дулма узнала, что зовут кроткую женщину Даримой Пурбуевной, а ее сына — Аюшей. Иногда, ближе к вечеру, он приходил помогать матери, приносил воду и выносил использованную. Зимой же, в период снегопадов, Аюша стал приходить ежедневно, он полностью взял на себя материнские обязанности дворника. Дулма тихонько наблюдала за ним сквозь крошечное, но щедро расписанное блестящими зимними узорами окно. Ей нравился этот скромный тихий парень, так заботливо помогающий своей маме.

В конце января Дарима Пурбуевна, простудившись, не вышла на работу. В один из этих зимних вечеров Дулма по привычке засиделась за бумагами. Почувствовав резь в глазах от напряжения, она по привычке выглянула в окно. Улицу осветила молодая луна. Непривычно большие снежинки искрились в её волшебном сиянии. Взгляд Дулмы наткнулся на тёмную фигуру. Это Аюша разметал снег на тропинке у входа в контору."И зачем метет? Снег ведь только повалил, завтра опять мести придётся" — подумала Дулма.

"Сразу видно, что не местный, наши парни те ещё лентяи. Интересно, сколько ему лет?". От мыслей её отвлек сам Аюша. Он остановился, поднял глаза от земли и посмотрел прямо на неё. Дулма резко отвернулась, почувствовав, как щеки наливаются краснотой."Окно замерзшее, вряд ли он увидел, что я на него смотрю". Дулма собралась, оделась и снова выглянула в окно. Аюши уже не было. Она вышла из здания и, махнув на прощанье сторожу рукой, быстрым шагом направилась в сторону своего дома.

— Не страшно по ночам одной гулять? — от темного забора отделился силуэт человека.

Дулма вскрикнула от испуга и, споткнувшись, упала. Мужчина подошёл ближе и наклонился. Дулма узнала Аюшу и разозлилась.

— Зачем так пугать?!

— Прости, я не хотел, правда. Давай помогу встать, — Аюша протянул руку.

Дулма проигнорировала его предложение и поднялась самостоятельно.

Отряхиваясь, безуспешно пыталась унять так неуместно участившееся сердцебиение.

— Я не специально, извини, пожалуйста. Просто хотел проводить тебя. Опасно молодой девушке так поздно ходить одной.

— А маленьким мальчикам не опасно? — ответила Дулма в попытке скрыть перемешанное с радостью волнение напускным раздражением.

— Маленьким мальчикам тоже опасно, но здесь их нет. Поэтому я провожу только одну маленькую девочку.

Дулма уже отряхнулась и пошла ещё быстрее, чем до падения. Аюша направился следом. Шли молча. Дулма чуть впереди, Аюша за ней. Она улыбалась, глядя на крупные хлопья степенно падающего снега. Около дома резко повернулась. Аюша стоял в нескольких метрах и пристально смотрел на нее.

— Меня зовут Дулма.

— Я уже знаю.

С той поры Аюша встречал Дулму каждый вечер, и они шли до её дома, разговаривали, затем стояли у ворот, подолгу, насколько позволяли морозы, и всегда нехотя расходились по домам. Аюша жил неподалеку, им с матерью выделили маленький домик в самом начале улицы.

Он рассказал Дулме, что Дарима Пурбуевна — ноенская дочь. Ее отцу принадлежали огромные таборы овец, лошадей и коров. В белоснежной юрте тесно от добра: шелков, посуды, мебели и сундуков с нарядами и украшениями. Семья нанимала батраков из бедных семей. Один из таких батраков, не имея средств на калым, убегом увёз хозяйскую дочь. Отец Даримы Пурбуевны разгневался, но высказал готовность простить дочь, если она откажется от замужества. Не отказалась. Жила с мужем и его матерью бедно, на грани нищеты, в старой холодной юрте, продуваемой всеми ветрами, терпеливо ожидала его с чужих пастбищ, куда он нанимался батраком. Родился Аюша, забот прибавилось, а нужда стала ещё острее.

Мальчик не помнил своего отца. Мать рассказала, что вскоре после его рождения тот неудачно упал с коня и, повредив шею, умер на месте. Правда ли это, уже никто не узнает. Так молодая вдова осталась одна с маленьким ребёнком и престарелой свекровью, без источников пропитания. От безысходности, когда нечем было кормить дитя, пришла в дом отца, но он даже не повернулся в её сторону, приказал выгнать. Несчастная женщина шла по безмолвной в своём равнодушии степи, когда услышала топот коня. Её догнала родная сестра.

— Дарима, мама просила тебе передать, — сестра спрыгнула с коня и похлопала по седлу. К нему привязали мешок с едой на несколько дней. — Езжай к себе и жди, нагаса тебя заберёт, поедешь в Торы, там его родственница по жене умерла в родах, ребенку нужен уход и молоко, он болеет. Поживешь пока у них, кормить будут.

Дарима благодарно обняла сестру, села на коня и отправилась в юрту мужа. Обернувшись, увидела вдалеке, что отец стоит у яркого полога своей огромной юрты и смотрит ей вслед. Мать не могла пойти против воли отца. И на том спасибо.

Свекровь уезжать отказалась. Она ждала, что за ней приедет дочь. Дарима и Аюша уже спустя месяц приехали к родственникам в Торы Тункинского аймака, там и остались. Батрачество вскоре законодательно запретили. Теперь все нуждающиеся работали в семейной трудовой общине. Аюша демонстрировал блестящие успехи в учёбе, и однажды учитель посоветовал его матери перебираться в город, где у ребёнка появится возможность получить профессию и, следовательно, стабильность. Дарима понятия не имела, что такое город, само слово её пугало. Переехать даже в Кырен она решилась не сразу. Теперь же ни о чем не жалела. В доме появился какой-никакой достаток, сын учился в старших классах и подавал хорошие надежды, оставаясь лучшим учеником в школе.

Сидя у реки, в тени деревьев, Аюша и Дулма мирно мечтали.

— Закончишь школу, что потом?

— В город поеду, дальше учиться.

— Чему учиться?

— Я хочу стать врачом, только не для людей, а для животных, вернусь в колхоз и буду работать здесь.

— А я? — Дулма обиженно надула щеки.

— А ты меня дождёшься, потом выйдешь за меня замуж, родишь мне кучу детей, —

Аюша ласково провел ладонью по её густой чёрной косе.

— Не хочешь разве?

— Хочу, ещё как хочу! Почему же ты хочешь животных лечить, а не людей?

— Ясно ведь, почему. Животных интереснее, чем людей. Люди умеют говорить, сами скажут, что у них болит, а мне так скучно. Животные же даже не покажут на больное место. Самому приходится догадываться, искать. У меня это хорошо получается. Я все про животных знаю, как у них что устроено внутри. В Торах меня часто брали на охоту. Я ни одного забоя не пропустил.

Мунко, май 2019 года, г. Улан-Удэ

Мунко любил утренние часы в начале лета, потому что наблюдать все великолепие природы в эту пору суток доводилось ему редко. Казалось, что все только начинается с пробуждением природы. Даже солнце светило по-особенному, будто напитывая все вокруг радостью и красотой. Летние рассветы Мунко давно не встречал — привык просыпаться в одно и то же время круглый год, всегда затемно, и сразу бежать по делам. В отличие от Сэржэны, Мунко был «жаворонком». Он искоса взглянул на избранницу. Обесцвеченные пегие волосы холодным водопадом рассыпались по подушке в черной шелковой наволочке — тоже ее прихоть. Во всем, что касалось быта, Мунко роскоши не терпел. Он привык жить даже не по средствам, а словно последний скряга — так в порыве гнева упрекала его Сэржэна. Хоть и просторная, но все же однокомнатная студия в центре, «Камри» 2012 года, машиноместо на общей стоянке, самсунг за 30000 рублей — все атрибуты богатства Мунко сводились в столь скромные, как считала Сэржэна, пожитки. Отдыхать он не любил, а в те редкие случаи, когда к этому его вынуждали обстоятельства, мог позволить себе съездить на Байкал или Гусиное озеро. Впрочем, примерно полмесяца назад у него с Сэржэной произошла крупная ссора из-за выбора места отдыха, и ему пришлось немного поступиться принципами и согласиться на покупку путевок в Тайланд. Формальности с получением загранпаспортов близились к своему логическому завершению, дата поездки запланирована на начало июня. Мунко спешил поработать как можно продуктивнее, чтобы в течение двух недель его отсутствия дела шли как по накатанной.

Свое первое частное предприятие Мунко зарегистрировал, еще не справив двадцатипятилетия. Небольшая мастерская по ремонту и изготовлению ювелирных украшений за три с небольшим года превратилась в сеть салонов «MoonGo», где продают как стандартные драгоценные украшения, так и авторские работы талантливых ювелиров, в том числе, и Мунко Ирдынеева — их основателя и полноправного владельца. Правда, сам Мунко считал, что может творить чудеса только с серебром. Украшения из золота он делать хоть и умел, но никогда всерьез не брался за эту работу, считая, что получаются они у него не такими утонченными, как серебряные.

Останавливаться на достигнутом молодой предприниматель не стал. Он постоянно совершенствовал свои навыки, развивал новые направления, одним словом, рос профессионально как по вертикали, так и по горизонтали. В прошлом году освоил еще одно мастерство — изготовление эксклюзивных билэ, которые, несмотря на непростительно высокую стоимость, расходились, как горячие пирожки, и уже в начале нынешнего года Мунко открыл собственный небольшой цех по пошиву унтов, название которому пока не выбрал. Эту миссию он хотел поручить давнему другу Найдану, который развивал рекламный бизнес в Бурятии и по совместительству числился маркетологом на предприятии Мунко. Найдан давно предлагал сделать ребрендинг «MoonGo», название ему по какой-то причине не нравилось. Но до недавних пор Мунко на такие кардинальные меры не решался.

— Пупсик, ты чего так рано? Выходной же…

Несмотря на практически целый год совместной жизни Сэржэна так и не привыкла к режиму своего жениха. Или просто привыкать не желала. Сонная и помятая, она прошлепала в ванную, на ходу чмокнув возлюбленного в макушку. Из единственной комнаты раздавался противный мотивчик, призывающий любителей шоу за стеклом наблюдать, как кучка крикливых людей далеко не первое десятилетие все никак не могут построить свою любовь. Мунко испытал чувство, смешанное с раздражением и унынием.

Неужели она — его судьба?

У Мунко было много женщин. Он никогда не оставался в тени, сам того не желая. Девушки всех мастей стремились заполучить его сердце, душу или тело, а лучше все разом, но удавалось им лишь ненадолго получать физическое естество этого скромного парня. Мунко никого никогда не любил, ни к кому не привязывался. И его тоже никто никогда не любил. Девушкам нравились его внешность, его нрав, а больше всего — его деньги. Не стала исключением и Сэржэна.

Ухоженная красотка пришла на презентацию новой ювелирной коллекции в сопровождении сына известной в городе общественницы и владелицы сети автосалонов. Найдан заметил девушку и предложил ей поучаствовать в рекламной кампании ювелирных салонов в качестве модели. Мунко всегда принимал личное участие в отборе моделей для своих украшений. Так он и познакомился с красоткой. Сэржэна же не упустила своего шанса. То ли от одиночества, съедавшего изнутри, то ли от неосознаваемого желания о ком-то заботиться, то ли просто от скуки, вскоре Мунко завел роман со взбалмошной моделью — «фитоняшей», как сейчас принято говорить. Красивая, яркая девочка, любительница гламура, она не вызывала ни отвращения, ни страсти. Ни-че-го. Мунко давно привык к своей странной способности не чувствовать к людям ни любви, ни ненависти. Он ко всем относился ровно, был безразличен ко всему, что не касалось его увлечения, ставшего смыслом жизни и средством для заработка.

На заре юности, в каком-то непонятном порыве после армии он попытался устроиться на службу в одну силовую структуру. Все его армейские характеристики пестрили рекомендациями, что именно на этом поприще он принесет государству особенно весомую пользу. Успешно пройденная военно-врачебная комиссия, все проверки на руках и он, наконец, в кабинете психолога. Результаты тестов — на уровне, он уверен. Бесчисленное количество вопросов, простых и двусмысленных, провокационных и стимулирующих… Вся его биография — как на ладони, скрывать нечего. И вот он, последний вопрос:

— В вашем окружении есть люди, на которых вы не хотите быть похожим? Кого вы, может быть, ненавидите или презираете?

Именно в тот момент Мунко вдруг отчетливо понял, что служба государева — не для него. Все эти проверки, тесты, анализы — не о нем. Он не годится для такой работы. Он слишком черств. Бесчеловечно черств.

— Простите, что потратил ваше время. Мне нужно написать какое-то заявление об отказе?

— Я спросила что-то слишком личное? Если не хотите, конечно, вы можете не отвечать на этот вопрос, — психолог даже растерялась от такой реакции.

— Отчего же? Я отвечу, если нужно. Такой человек есть — это моя мать.

***

14 июня 1942 года, у. Кырен, Тункинский аймаг

Аюша смотрел на свое отражение в лезвии ножа, на котором перламутровыми отблесками отражалось закатное солнце. Последнее закатное солнце на его родной земле…

Сегодня у Аюши день рождения, он получил повестку и завтра уже уезжает на фронт.

— Ты чего, милая?

Дулма закрыла лицо руками и тихонько зарыдала. Осенью они планировали пожениться. Ну как планировали — она планировала. Аюша сразу ей сказал, что пойдет защищать Родину от фашистов ради их же светлого будущего, а после войны сыграют свадьбу и начнут строить мирный быт. Дулма не верила до последнего, что будет объявлена мобилизация всех парней призывного возраста. Ну не могло это с ними случиться! И хотя ее отец заверил, что линия жизни у Аюши длинная и благополучная, она все равно сомневалась. Не придал Дулме оптимизма и тот факт, что отец изготовил для несостоявшегося зятя дорогой подарок — серебряный нож.

Ошор Бимбаевич, отец Дулмы, был потомственным дарханом. Семья Раднаевых во все времена жила в достатке, во многом благодаря общему труду, но в большей степени благосостояние все же зависело от главы семейства. Перебравшись в Кырен, Ошор Бимбаевич не оставил своего ремесла. Он изготавливал все, что только можно было пожелать, начиная с хозяйственного инвентаря, заканчивая изысканными женскими украшениями. На особом счету у него теперь производство ножей. Орудие, обеспечивающее пропитание в трудные времена, пользовалось сейчас особенным спросом. Дулма и забыла, что в мирное время отец ковал ножи по частным заказам. То были не ножи, а произведения искусства. Кричаще острые, начищенные до блеска первой весенней росы, украшенные сложным орнаментом и россыпью каменьев, они были заговорены на защиту. И, казалось, во всем мире знают, что приобрести такой нож у дархана Раднаева — значит обезопасить себя от любого несчастного случая. С началом войны с материалом стало совсем туго. Тяжело было достать даже обычную сталь, что уж говорить о серебре и каменьях. Поэтому почти все и забыли, что когда-то имели хоть и призрачную возможность обзавестись столь сильным оберегом. Похоронки приходили одна за другой. Женщины вдовели, дети и старики сиротели… Если и был ад на свете, то сердце его находилось на этой земле. Оттого подарок Ошора Бимбаевича Аюше разжег в душе Дулмы непреодолимый, всепоглощающий страх, что жених не вернется с фронта.

Она не верила в оберег. Она не верила духам отца.

— Я обещаю, ты слышишь? Я обещаю вернуться. Сделаю для этого невозможное. У нас родится сын, а потом еще один сын, и ещё, ещё… и на старость родим себе доченьку! Дулма, не плачь. Все так и будет. Подожди немного, нетерпеливая ты моя! Надо врагов победить. Ну годик, не больше, и мы снова будем вместе.

— А если тебя… — Дулма даже не смогла произнести это слово. Оно повисло в темном свежем лесу у берега сердитого Иркута, непроизнесенное, разлетелось на мелкие осколки и растворилось в прозрачном воздухе, ударившись об острый угол несокрушимого Шулун-убэгэна, огромного белого камня, у которого маленькой девочкой Дулма проиграла все детство.

Конец ознакомительного фрагмента.