Кровь огненного бога

Сергей Начаркин, 2023

Книга в жанре фэнтези. События происходят в вымышленном мире, который называется Амальгаут. Два брата-близнеца, из отважного народа по имени дарсы, отправляются на поиски драконов и других существ, обладающих магической силой. Братьям нужно найти помощь, чтобы отразить нашествие паразов и их жестоких богов. Героев ждёт уйма опасностей и приключений.В книге есть любовь и предательство, самоотверженность и трусость: всё, что непременно бывает и в жизни, и в сказке. Она заставляет не только с удовольствием проглатывать страницы, но и задумываться о вечном… Вперёд, читатель: тебя ждёт увлекательное времяпрепровождение!

Начаркин С. Б.

Кровь огненного бога

Глава 1. Лестер.

Яйцо дракона относительно небольшое — примерно с локоть в длину, — но вместе с тем оно тяжёлое, будто камень. Сверху его скорлупу покрывают переливающиеся на солнце и образующие броню чешуйки.

Мать-дракониха периодически согревает своим пламенным дыханием находящийся внутри яйца зародыш: помогает ему развиться и победить преграду, мешающую встретиться с неизмеримо жестоким, невероятно прекрасным миром. После её выдоха на чешуйках появляется светящаяся паутина, которая бессистемно шевелится и пульсирует.

Красиво, особенно ночью.

…Человек скручен внутри яйца. Он маленький и слабый. Горе ему, покинутому и не обласканному божественным огнём. Как самому окрепнуть настолько, чтобы одолеть упругую, кожистую оболочку, твёрдую скорлупу и сверкающий панцирь сверху?

Он хочет наружу, но висит в жёлто-белой невесомости и никуда не падает.

Странно. Страшно.

Как его сознание свернулось беспомощным нечто в утробе чародейского творения? Не помнит человек. Безжалостная магия путает его мысли, пытается высосать последние силы из некогда могучего тела.

Что, так и томиться ему неизвестно сколько? Медленно умирать? Никто не согреет? Не освободит? Сколько прошло времени? От какого момента считать? Может быть, от потери им самого себя? Или от сотворения этого мира? Не знает человек. Он лишь неистово надеется на то, что колдовство, пленившее его, дрогнет, и начнётся возрождение…

Началось. Кто-то очнулся и заворочался в его голове. Память. Она показала, что он уже жил: испытывал наслаждение, усталость, боль; нередко печалился, как осенняя туча, и часто радовался, словно беспечный щенок…

Память поведала о том, что в его жилах течёт кровь не только человечья: там есть и кровь бога, неспокойная, несущая в себе пламя — не позволяющая окончательно раствориться в слабости и покорно сгинуть.

Память хочет ещё о многом ему рассказать. Надо только вырваться из цепких сетей забвения, сломать магическую препону…

…Человек встал. Выпрямился во весь рост.

— Где я!?

— Где ты? Где ты? Где ты?

Эхо? Странное эхо: искажает слова. Вокруг — насколько хватает глаз — степь.

— Откуда эхо в степи?

— А ты откуда в степи? А ты откуда в степи? А ты откуда здесь?

Человек потёр кончиками пальцев горячие виски, прислушался к ощущениям.

Память чуть не остановила его сердце, воскреснув в нём окончательно. Решительно и бесцеремонно вылила на него всё: горные луга, покрытые густой травой и яркими цветами; исполненные важности вершины, красующиеся в снежно-ледяных шапках; его сородичей дарсов — самых бесстрашных и самых умелых воинов в подлунном мире; его братьев-драконов, на чьих спинах он летал и любовался сказочными видами…

Человек вспомнил всё.

А самое главное — вспомнил своё имя. Имя, которое он впервые услышал от родителей. Без него человек — и не человек вроде…

Лестер.

Он покатал его на языке, точно сладкий шарик. Оно медленно растворилось, впиталось в него, вошло в его кровь. С ним и он вошёл в себя. Стал собой.

Лестер.

************** 1 *************

День только вступил в свои права, а мальчик уже возвратился. Скинув с плеч котомку, он достал из неё буханку хлеба, два отреза ветчины и две бутылки свежего молока. Пленника следовало кормить сытно, таков приказ хана — попробуй, ослушайся!..

Пленник производил необычайное впечатление. Его волосы, в отличие от напоминающих солому волос кумчаков, были чернее воронова крыла, и глаза темнели, точно два бездонных колодца. А кожа, кожа!.. Сначала юный степняк помыслил, что перед ним сын солнца: кожа отливала золотом, словно чужеземец был сделан из оного драгоценного металла. Но потом мальчик привык. Ему подумалось: «Позволил бы отец-даритель тепла, который всё видит, держать своё чадо в неволе?! Вряд ли».

Удивительного человека привезли неделю назад, ночью, на четырёхколёсной повозке, которая скрипучими протяжными стонами перебудила всю округу. Бросили в железную клетку, заворожённую старой колдуньей от побега; выставили стражу, на взгляд мальчишки, непомерную — ажно пять могучих воинов. Хорошо хоть их не надо обеспечивать питанием: они заботятся о себе сами. И до воды рукой подать: поблизости чистый холодный ключ.

И вот уже семь суток подряд мальчик бегал в небольшое стойбище, находящееся в сорока полётах стрелы, и носил оттуда еду для себя и для пленника.

Сегодня пленник казался вполне здоровым: встретил его осмысленным взглядом, твёрдо держась на ногах. А ведь совсем недавно передвигался на четвереньках и непонимающе озирался по сторонам. А ещё ранее — безвольно лежал на боку, уставившись неизвестно куда.

— Чудеса, — поцокал языком мальчик.

Чужак взял просунутую между прутьев пищу, уселся и принялся жадно её поглощать, изредка улыбаясь своему кормильцу, который тоже завтракал, пристроившись на толстом бревне в нескольких шагах от клетки.

Наконец пленник закончил трапезу и вытянул мускулистые ноги.

— Благодарю тебя, достойный из достойных, — выдохнул он.

Челюсть мальчика отвисла, из его ладони выскользнул недоеденный кусок хлеба.

— А ты думал, я немой, будто камень? — пленник разразился хохотом.

По правде говоря, у мальчика возникало такое ощущение: за все дни он не слышал от чужеземца ни слова.

— Куда же это меня занесло? — пленник прекратил смеяться. — Где я, малыш?

Мальчик мгновенно взлетел и принял боевую стойку. Его кулаки сжались, в серых глазах загорелся огонь; круглое, усыпанное веснушками лицо приобрело цвет варёного рака:

— Я тебе не малыш! Мне уже двенадцать лет, и я всадник третьей сотни племени Восточных Ветров!

Пленник закашлялся, потом встал и, слегка поклонившись, произнёс:

— В таком случае, благодарю тебя, всадник третьей сотни. Не будешь ли ты любезен сообщить мне своё имя и сказать, куда я попал?

Мальчик хмуро посмотрел на него. Уж не издевается ли он? Но нет, взор чужеземца серьёзный, без тени насмешки. Мальчик расслабился:

— Меня зовут Агас. А привезли тебя без сознания, откуда и зачем, мне неведомо. Находишься ты во владениях славного Аскула — одного из ханов Великой степи. Меня приставили ухаживать за тобой.

— Ты это делал хорошо, когда-нибудь я отплачу тебе добром за добро. А моё имя — Лестер.

Пленник покосился на стражников, лежащих поодаль и внимательно наблюдающих за ним; потом шагнул к двери и принюхался:

— А-а-а. На клетку наложено слабенькое заклятие — какая-то местная старуха, возомнившая себя волшебницей. Ну, прямо как дети.

Ростом Лестер был выше среднего. Одежда на нём загрязнилась и измялась, а от тела исходил запах бродячей собаки. Но манера держаться и атлетичная фигура выдавали в нём человека сильного и смелого, умеющего за себя постоять.

Лестер огляделся вокруг. На его лице словно менялись маски.

— Кто-то скачет, — указал он пальцем вдаль.

Агас тоже увидел приближающийся с юго-востока отряд. Солнце поднялось уже высоко и щедро обливало светом спешащих всадников. Их кольчуги и остроконечные шлемы сверкали под яркими лучами.

Когда отряд приблизился, губы Агаса тронула улыбка: мальчик понял, что это сотня Мулкуса, заслужившего доверие и уважение в прошлогоднем бою с чёрными кочевниками, иногда приходящими из-за гор. В той схватке молодой воин, тогда ещё десятник, принял на себя уготованную правителю племени Восточных Ветров стрелу и чудом остался жив благодаря стараниям лекаря. С тех пор хан его возлюбил…

Степняки осадили коней возле клетки с пленником. Мулкус стал впереди всех. Он обладал завидной выправкой и двигался уверенно и быстро. Его пшеничного цвета волосы выбивались из-под шлема и падали на плечи и спину; усы и борода были аккуратно подстрижены; орлиный нос гордо выделялся на скуластом лице; серые глаза полнились бесшабашной отвагой; светлые густые брови тянулись от переносицы к вискам.

Он спорхнул на землю и почему-то спросил не стражу, а Агаса:

— Ну, что тут у вас? Как чужеземец?

— Да всё нормально, уже ходит, — ответил мальчик.

— А я думал, он не оправится: выглядел точно дохлый хорек, когда везли. А сейчас жив и здоров, — сотник с удивлением посмотрел на пленника и обратился к нему: — Собирайся! Великий хан ждёт тебя!

Невесть откуда взявшийся, белый как первый снег сокол сел на торчащий рядом с клеткой столб и нагло всех оглядел. Его крупная голова с небольшим, сильно загнутым вниз клювом венчала сбитое тело с выпуклой грудью, хвост по форме напоминал клин, лапы были крепкие, четырёхпалые.

Люди с удивлением уставились на гордую птицу. Агас подумал, что это — хороший знак. Порыв ветра вдруг всколыхнул воздух и тут же исчез; сокол хрипло прокричал, взмахнул длинными крыльями и улетел.

Спустя несколько мгновений Мулкус мотнул головой, отдавая немой приказ. Трое воинов проворно спешились и вместе с пятью стражниками подбежали к клетке. Лязгнули ключи. Через минуту замки были открыты, и Лестер неторопливо покинул свою тюрьму. Остановившись, он напряг ноги перед атакой.

В тот же миг Мулкус выхватил из седельной сумки короткую гладкую палку и направил её на Лестера. Тот сразу обмяк и послушно потащился к лошадям. Двое воинов связали ему руки и усадили на свободного скакуна.

— Поедешь с нами, — сказал Мулкус Агасу и, проследив за тем, как мальчик устроился в седле, сам вскочил на коня и крикнул замершим с открытыми ртами стражникам: — Вы остаётесь пока здесь — до последующих указаний!

Сотня развернулась и, наполняя воздух уханьем и свистом, двинулась обратно на юго-восток.

************* 2 *************

В степи уже несколько недель хозяйничала розовощёкая весна: растаял весь снег — даже в самых глубоких оврагах, трава налилась сочной зеленью, над яркими благоухающими цветами затрепетало множество не менее ярких бабочек…

Солнце грело почти по-летнему, понуждая мужчин обнажать мускулистые торсы.

Юноши всё чаще смотрели на девушек, подумывая о женитьбе.

Надо сказать, что и девушки, разомлев под ласковыми лучами, не уступали парням в томности взглядов и видели сны о счастливом замужестве.

А какое наслаждение для лихого наездника — мчаться в это время года по вольным просторам на горячем коне, догоняя вырвавшуюся вперёд от внезапно нахлынувшего восторга душу…

Радовались люди, радовалась земля, расцелованная тёплым светом, вдоволь напоённая талыми водами, радовались звери и птицы. Впереди было лето. Суровая зима казалась далёкой и нереальной.

––

В первые дни месяца ярия в главном стойбище племени Восточных Ветров, которое находилось в конном переходе от поросших густым лесом западных склонов Охающих гор, стало многолюдно и шумно. Сюда съехались кумчаки со всей Великой степи. Пришло время светлого праздника и жестоких состязаний во славу божественного солнца и бескрайнего неба.

Раз в пять лет один из тридцати ханов кумчакского народа удостаивался чести встречать в своем уделе всех остальных правителей, которые брали с собой по полтысячи подданных каждый. Больше приводить было не принято из-за огромных расходов принимающей стороны: одна постройка деревянных трибун вместимостью свыше двадцати тысяч зрителей чего стоила, да и ночные пиры обходились недёшево…

Почётное право устраивать праздник испокон веков передавалось согласно списку, составленному ещё ханом всех ханов — великим Кучулом, правившим степью в незапамятные времена. Никто и никогда не нарушал этот порядок.

В первые два дня, как заведено, проходили соревнования по борьбе, джигитовке и стрельбе из лука, а вечерами степь оживляло всеобщее веселье с пьянящими напитками и прочими радостями, тешащими сердца вольных людей.

Но самое интересное происходит в следующие три дня: свершаются поединки с оружием между храбрецами, которые выставляются по одному от каждого ханства, причём разрешено привлекать умелых и могучих наёмников из других земель. Эти воины сражаются друг с другом до тех пор, пока в живых не останется только один из них.

Хан удальца, одержавшего победу, получает в награду остроконечную шапку Кучула, сделанную из зелёного золота, украшенную бриллиантами и отороченную соболиным мехом. Этот головной убор будет находиться у него до следующего празднества.

Шапка легендарного правителя дарит владеющему ею племени здоровых сыновей и дочерей, защиту от тяжёлых болезней, удачу в набегах и охоте… Большую силу имеет оная, во всяком случае, кумчаки в это искренне верят.

––

— Первый день смертельных боёв! Первый бой первого дня! — голос распорядителя состязаний, который в то же время был старшим глашатаем, звучал громко и отчётливо — точно боевой рог. На всех трибунах находились младшие глашатаи, которые повторяли его слова. Слышно было всем. — От ханства Серых Туманов выходит великий Сахам — победитель прошлых схваток!

Людское море на трибунах забурлило. От оглушающего тысячеустого ора небесный купол словно бы дал трещину, но это только показалось.

Сахам вышел на край площадки для поединков и, осматривая зрителей, покрутил головой с коротко подстриженными светлыми волосами. Он был среднего роста. Его мускулистое, голое выше пояса тело дышало уверенностью, серые глаза весело щурились. Красные свободные штаны с замысловатой вышивкой на бёдрах были заправлены в юфтевые сапоги с невысокими каблуками. В правой руке знаменитого воина скалился боевой топор, а в левой насторожился круглый деревянный щит, обтянутый бычьей кожей. На поясе с левой стороны изгибался меч, справа пристроился кинжал — из тех, что делают далёкие харакские кузнецы.

— Ханство Белой Кобылицы представляет Арос!

Арос на полголовы превосходил Сахама ростом. Оружие имел такое же, только вместо топора его ладонь сжимала трепещущее от нетерпения копьё (согласно правилам, разрешалось пользоваться всем, кроме лука). Торс Ароса прикрывала серая льняная рубаха, его длинные волосы были заплетены в две тугие косы. Широкоскулое безбородое лицо, скованное напряжением, походило на глиняную маску.

Соперники глянули друг на друга — будто камнями кинули — и ненадолго замерли.

Зрители замолчали. Ветер, вечный товарищ степняка, притих, прислушиваясь к сердцебиению единоборцев. Солнце остановило своих коней и наклонилось вниз, желая получше рассмотреть героев.

— Бой начинается! — голос распорядителя предательски дрогнул, что непозволительно для столь подготовленного мастера. Ничего не поделаешь: слишком напряжённым был момент. К счастью, никто не обратил на это внимания.

Бойцы стали сближаться, пристально следя друг за другом. Когда между ними осталось пять шагов, Арос кинулся вперёд и ударил копьём. Но Сахам ушёл вправо, и острый наконечник пронзил лишь воздух.

Арос выровнялся, повернулся лицом к сопернику и повторил атаку. В этот раз Сахам закрылся щитом. Копьё охнуло и увязло в толстой коже, топор немедленно рубанул по древку сверху и рассёк его, как тростинку, на части. Арос отпрыгнул назад и бросил на землю ставший бесполезным обрубок. В его правой руке длинным когтем блеснул меч.

Сахам, уронив щит и схватив топор обеими руками, бросился вперёд: обрушил лавину яростных ударов на щит врага и очень скоро превратил его в щепки.

Арос избавился от обломков и попятился, надеясь на какую-нибудь оплошность со стороны неприятеля. Его рубаха вылезла из штанов и расстегнулась, показалась, висящая на шее, серебряная цепочка с оберегом в виде подковы.

Сахам ощерился и метнул топор. Остро заточенное лезвие вгрызлось в грудь Ароса, и тот, нелепо взмахнув руками, опрокинулся на спину.

Не исключено, что удар не был смертельным. Возможно, воин ещё мог бы жить. Но этого уже никому не узнать: Сахам подскочил к поверженному и перерезал ему горло кинжалом. Затем поднял руки вверх и бешено заржал.

Толпа снова зашлась в крике.

Под Аросом натекала кровавая лужа и, пузырясь, впитывалась в землю.

––

Хан Аскул, повелитель племени Восточных Ветров, сидел на трибуне и внимательно наблюдал за происходящим на площадке для поединков. В свои пятьдесят лет он был крепок: широкие плечи, мускулистые руки… Светлый цвет волос скрадывал его седину. Но следы от множества утрат и забот прожитых лет глубокими морщинами уже обозначились на властном лице. На левой щеке Аскула ехидно кривился шрам, полученный во времена лихой юности в одной из стычек с чёрными кочевниками; зелёные глаза светились мудростью и хитростью степняка.

Тревога за будущее терзала сердце хана: не посылало небо ему сыновей. Все три жены родили ему прекрасных и любимых девочек. Но кто будет править после его ухода? Степной закон наотрез запрещал допускать женщин к власти, хотя его дочери заткнули бы любого мужчину за пояс в состязании в мудрости и смекалке. Если не будет наследника — начнётся смута, и соседи могут захватить его владения, которые он планирует значительно расширить. Ему нужна шапка Кучула. Она может помочь.

Аскул увидел бегущего по арене в его сторону Мулкуса. Молодой сотник приблизился к ханской трибуне, взлетел вверх по ступеням и, подойдя, склонился перед повелителем.

— Говори, — голос Аскула был низким, как у степного быка.

— Всё хорошо, великий, чужеземец дал слово биться и победить, — взгляд Мулкуса на мгновение встретился со взглядом господина и опустился вниз.

— Прямо так уж и победить? — усмехнулся Аскул.

— Так он сказал, — пожал плечами сотник.

— Что вы ему обещали?

— Свободу: на других условиях он не соглашался даже под страхом смерти.

— Он поверил? — Аскул удивлённо вскинул брови вверх.

— Мне и твоему советнику, многоопытному Адасу, по твоему же приказу пришлось дать клятву.

— Ну ладно, посмотрим, что за воина продал нам так дорого проклятый колдун.

Хан жестом отпустил сотника и задумался. Пальцы его правой руки сжимались в кулак и, немного погодя, разбегались в стороны, потом опять…

––

Вскоре старший глашатай объявил следующий бой.

— От ханства Белых Ковылей выходит отчаянный наездник Кутум!

На площадку выбежал молодой парень выше среднего роста, сильный и гибкий. На его лице с приплюснутым носом и тонкими губами едва виднелись недавно пробившиеся борода и усы. Одет он был в штаны из тонкой кожи и шёлковую чёрную рубаху, купленную у западных купцов, имел при себе щит, копьё, меч и кинжал.

— Ханство Синих Туч представляет наёмник из северной страны Нортия — Торбор!

Названный воин внушал страх: он был выше любого рослого мужчины на голову и смахивал массивностью на носорога. Его руки напоминали ветви столетнего дуба, а мощные ноги, обутые в короткие сапоги, точно прогибали почву под собой. Густую рыжую шевелюру стягивала повязка вокруг головы; длинные борода и усы падали на могучую грудь. Ноздри крупного носа угрожающе раздувались; серые глаза смотрели так, словно их хозяин хотел сожрать соперника заживо.

В правой руке Торбор держал круглый щит, кажущийся маленьким на фоне его колоссальной фигуры, а левой сжимал копьё со сверкающим наконечником. На его поясе висел прямой меч. Из одежды на нём были только серые полотняные штаны.

Зрители на трибунах притихли от изумления: такого великана им ещё видеть не приходилось.

Противники сошлись.

Кутум закружил вокруг северянина, пытаясь его измотать. Но леворукий Торбор оказался выносливым, и его дыхание никак не сбивалось, несмотря на все усилия степняка.

Танец с оружием, развлекая зрителей, продолжался несколько минут. Наконец, улучив момент, когда северянин приподнял копьё, Кутум ринулся вперёд. Торбор пропустил его к себе и принял на щит клевок металлического острия. Через мгновение Торбор нанёс мощный удар сверху древком о древко.

Пальцы Кутума разжались, и его копьё упало под ноги. Тут же последовал выпад ребром щита северянина такой силы, что щит степняка треснул. Он уронил его и отскочил назад.

Острая боль пронзила левую руку Кутума, повисшую как плеть. От низа его живота к сердцу поднялся могильный холод. Юный боец с трудом вытащил меч и приготовился к смерти.

Торбор, поедая взглядом покалеченного неприятеля, шагнул вперёд. Кутум сделал отчаянный бросок навстречу и тут же был пронзён копьём.

Торбор, пнув упавшее тело, вздел руки к небу и заорал неведомым зверем:

— Ы-Ы-Ы-А-А-А…

Многотысячная толпа потрясённо молчала.

––

— Следующий поединок! — через некоторое время пророкотал распорядитель боёв. — Ханство Солёных Озёр представляет заслуженный воин — отважный Сарун!

Вышел мужчина — далеко за тридцать — с орлиным носом на жёстком лице, со злыми цепкими глазами и бритой головой. Его высокий лоб пересекал извивающийся шрам, голый торс украшало множество отметин от различного оружия, подтверждая героическую репутацию. Многие зрители знали этого бойца: не раз видели его удаль и мастерство в совместных набегах на соседние с Великой степью страны.

— От ханства Восточных Ветров сражается наёмник по имени Лестер! — пронеслось над вольным народом.

Кумчаки с интересом рассматривали ещё одного чужеземца, неспешно приближающегося к месту для поединков. В воздухе повисла неверная тишина, нарушаемая вздохами и нервными хлопками ладоней о колени.

Лестер вышел на площадку и заходил из стороны в сторону, загадочно улыбаясь и напевая что-то себе под нос. Он обладал мускулистым, но в то же время гибким и ловким телом, всем своим видом напоминая дикое, затаившее настоящую сущность животное, готовое напасть в любой момент.

«Кто это?! Может быть, большая хищная кошка? — возникли нелепые мысли в головах кумчаков. — А если дракон? Глаза у него, как у существа из древних сказок. Разве может дракон превратиться в человека? Вряд ли. Но…» — степнякам на мгновение привиделся необычный страшный зверь.

Наваждение быстро спало, точно платок с плеча. Нет, это человек. Всех поразили его кожа цвета благородного золота, чёрные как смоль длинные волосы, заплетённые в косу, и под стать им чёрные бездонные глаза.

Саруну не понравились повадки и облик иноземца.

— Эй ты, черноволосая обезьяна, тебе конец! — сказал он, дразня Лестера; потом переложил копьё в руку, держащую щит, и освободившейся правой ладонью провёл по горлу, подтверждая свои слова.

Кто-то из зрителей засмеялся, многие довольно зафыркали, некоторые осуждающе засвистели.

Лестер, согнав с лица улыбку, посмотрел в глаза Саруна и дотронулся взором до его сердца, отчего у степняка перехватило дыхание и мысли растерянно смешались, а из этого смешения прозвучали слова: — «Нет, не обезьяна — дракон. Не злил бы ты драконью породу».

Лестер тут же отвернулся и уставился на трибуны. Сарун справился с замешательством и, вернув копьё в правую руку, принял боевую стойку.

— Поединок начинается! — провозгласил распорядитель. Рёв толпы взметнулся над трибунами, но вскоре замялся и рассыпался одинокими вскриками.

Лестер, держа копьё в низко опущенной руке, побежал вокруг Саруна. Он взял сначала большой круг, но постепенно уменьшал его, сокращая расстояние между собой и противником.

Сарун удивлённо следил за Лестером и поворачивался соответственно его перемещению, прикрыв корпус щитом, выставив копьё. Степной рубака был сбит с толку необычным поведением врага. И не он один: зрители тоже не могли постичь смысла происходящего.

Преодолев половину круга, Лестер быстро изменил направление движения: подгребая копьё Саруна щитом снизу вверх, стремительно сблизился с ним и пронзил его ногу своим копьём. Степняк от неожиданности и резкой боли взвыл и упал на землю.

Лестер не стал добивать лежащего врага. Вместо этого он снова побежал по кругу, давая степняку время подняться. Он играл и резвился, как котёнок, — так казалось со стороны. Большой, очень большой котёнок! А, может быть, не котёнок? А дракона не хочешь?! Игривый такой дракон…

Сарун встал, невзирая на слепящую боль и обильно бегущую кровь, перенёс вес на здоровую ногу и приготовился сражаться вопреки всему. Пощады он не ждал: пощады не было на этом бранном поле.

Лестер завершил круг странного забега и, видя, что соперник, хоть и кое-как, но готов защищаться, начал сближение. Резко присев и сделав вид, что снова атакует ноги, он вдруг выпрямился и направил оружие вверх. Сарун опустил щит, предугадывая удар. Взмывающее неприятельское копьё застало его врасплох. Взор степняка обжёгся о смертоносное жало, летящее в его горло. Как оно вышло из затылка, Сарун уже не почувствовал: душа его устремилась в вечное небо.

––

–…Я тебе повторяю, рыжий великан вобьёт в землю этого Лестера, — говоривший степняк был уже на бровях. Когда успел? Ещё только начало ночи.

— А я думаю, златокожий победит, — возразил пожилой соплеменник с красным лицом. — Сдаётся мне, что яйца у него из закалённой стали. Не всё зависит от размера.

— Нельзя победить гору, — затряс головой пропоец.

— А вот посмотрим, если, конечно, небо будет благосклонно и сведёт их в поединке.

— Да, посмотрим. Налей-ка, дружок, ещё, — пьяный степняк протянул кружку к мальчику, держащему сосуд с божественным напитком. Потом, изрядно хлебнув из наполненной ёмкости, уставил вдаль мутные глаза и запел:

Когда у степняка паршиво на душе —

Он едет в степь, он едет в степь.

Когда ему безрадостно уже —

Он едет в степь, он едет в степь…

Все, кто находился поблизости, подхватили незамысловатую песню:

Здесь для него еда есть и ночлег,

Он едет в степь, он едет в степь.

Здесь проживёт он свой короткий век,

Он едет в степь, он едет в степь…

Хорошо, хорошо мужчинам и женщинам — детям безбрежных просторов: много еды, сколько желаешь выпивки, и ночь обнимает горячими руками. Забурлил пир подобно весенней реке, расцвела музыка в сердцах отважных кумчаков — гуляй не хочу!

––

Хан Аскул сидел за одним из столов и потягивал вино из серебряной чаши. Рядом находились близкие ему люди.

— Скажи, долго ещё, по словам колдуна, мы сможем управлять Лестером при помощи волшебной палки? — спросил Аскул у Мулкуса, устроившегося справа от него.

— Пока он не придёт в себя окончательно и не победит магию, — Мулкус хлебнул любимого кумыса и крякнул от удовольствия. — Загус его заколдовал, но сила волшебства со временем иссякнет. Правда, сам пленник об этом ещё не знает.

— Раз не знает, так и не надо ему об этом говорить, — оживился по другую руку от Аскула худой старик в белом халате. Это был советник хана Скол, давно приехавший в степь из далёкой западной страны Фрикии. — Хотя, рано или поздно он сам поймёт. Я слышал об этих воинах из Гулайских гор. Говорят, они непревзойдённые рубаки. Но все слухи о них настолько противоречивы, что не могут быть правдой.

— Да, колдун говорил о горах и о воинах, каждый из которых способен победить многих, — Мулкус отломил лапу от хорошо прожаренного гуся и впился в неё зубами.

— Не забывай, что мы дали нерушимую клятву — освободить его в случае победы, — Адас, сидящий напротив хана, ел и пил мало. Он вообще был умерен: в вине, в пище, в женщинах. Только в одном он умерен не был — в соблюдении интересов Аскула. Третьей рукой хана называли его: боялись и уважали. Он никогда не страшился высказывать правду повелителю в глаза, не боялся спорить с ним и отстаивать свою точку зрения. Какой мудрый правитель не мечтает о таком верном и честном слуге и друге?..

— Помню, — кивнул Аскул и уперся взором в Мулкуса: — А кто охраняет чужеземца?

— Мальчишка Агас и пять воинов, — чуть не подавился сотник. — Не думаю, что без своего оружия он сбежит.

— Его нужно охранять не от побега, а от завистливых недоброжелателей, — глаза хана жёстко сузились.

Мулкус немедленно бросил на тарелку недоеденную лапу:

— Понял, повелитель. Я сам буду охранять его ночью.

— Да, будешь, — подтвердил Аскул. — И возьми с собой десятка два трезвых воинов.

Мулкус выскочил из-за стола и умчался в сторону родного стойбища.

— А ты не хочешь, великий, познакомиться и поговорить с этим чужеземцем? — спросил Скол.

— Я поговорю с ним, если он победит, — Аскул поднял голову и задумчиво уставился на яркую луну. Луна смотрела на радующихся людей и улыбалась.

************* 3 *************

— Второй день смертельных боёв! — распорядитель после ночного застолья выглядел несвежим, но голос его звучал сильно и громко. — Поединщик Лестер представляет ханство Восточных Ветров!

Публика заклокотала в предвкушении интересного зрелища. Множество разговоров об этом чужеземце велось на весёлом пиру, немало пари было заключено.

Лестер появился на площадке и направил взор поверх толпы. «Долго возиться не будем», — подумал он. Ветер пошевелил чёрные волосы воина и, подслушав его мысли, стих.

— От ханства Диких Скакунов бьётся Сугул!

Сугул вылетел, словно необъезженный конь из его родного края, сделал пробежку под одобрительный рёв соплеменников и захохотал зычно и раскатисто. Он был молод, хорошо сложён и горяч.

— Поединок начинается!

Сугул нацелил копье и устремился в атаку, намереваясь сломить противника бешеным напором.

Лестер тоже двинулся вперёд. Его копьё, задрожав от нетерпения, оттолкнуло неприятельское древко в сторону и вонзилось острым наконечником — поверх щита — в глаз Сугула. Степняк, не успев даже охнуть, рухнул срубленным деревом на землю.

Всё это было проделано с невероятной скоростью, и мало кто из зрителей понял, что произошло. Лестер, внимательно посмотрев на павшего соперника, неспешно зашагал прочь.

Кумчаки на трибунах смолкли на некоторое время, а потом завопили от восторга.

––

Огненная колесница солнца уже проехала гораздо больше половины пути, когда завершилось семь боёв. Оставался один воин, которому ещё не нашлась пара. Её определил жребий:

— Вызывается Лестер!

Публика зарычала от избытка чувств.

— Ему противостоит Атрис из ханства Диких Волков! Согласно правилам, последний поединок этого дня и последующие поединки завтрашнего будут проходить без копий!

К Лестеру поспешил высокий широкоплечий человек с ястребиным взором из-под густых светлых бровей, одетый в кожаную безрукавку и шёлковые синие штаны. Его шевелюра напоминала разворошённую копну сена; лицо было выскоблено до невозможности. Он шевелил губами, вознося молитву небу.

— Поединок начинается!

Противники замерли на мгновение и сблизились. Зрители, затаив дыхание, неотрывно наблюдали за происходящим: никто не хотел пропустить ни малейшего движения бойцов. Какая-то женщина на одной из трибун громко заохала, на неё зашикали со всех сторон, она испуганно зажала рот ладонью.

Атрис первым обрушил на Лестера град яростных ударов мечом — все они натыкались на умелую защиту. Наконец Лестер приоткрылся — как вскоре оказалось, это была уловка. Атрис тут же сделал прямой глубокий выпад и… настал его конец. Лестер непостижимо быстро перетёк вправо, заставив вражеский клинок пощупать пустоту, повернул корпус и коротким движением сверху отрубил кисть Атриса. Оружие, сжатое помертвевшими пальцами, ещё не достигло земли, как меч Лестера — слева направо — вернулся к атакующей позиции. Его левая рука, освободившись от ненужного сейчас щита, потянула щит Атриса вниз, и острое лезвие стремительным махом — теперь уже справа налево — срезало голову несчастного с плеч.

Публика была ошеломлена: кто протирал глаза, кто крутил головой по сторонам, кто толкал соседа в бок: ты видел, ты видел?.. Любой воин получает наслаждение от красивого поединка. А здесь находились люди, значительную часть жизни проводившие в сражениях и в походах. И такое мастерство поразило их до глубины души, многие из них прониклись уважением к Лестеру. Три убедительные победы, одержанные за два дня, причём над одними из самых лучших единоборцев степи, заставили кое-кого задуматься.

Кумчаки стали расходиться, громко обсуждая случившееся за день.

––

— Скажи, Агас, почему так много мужчин охраняют меня? Разве им не хочется застольничать вместе с остальными? — Лестер после сытного ужина, приготовленного мальчиком, растянулся на хорошо выделанной шкуре медведя, недавно убитого в Охающих горах.

Со всех сторон от Лестера и Агаса расположились бойцы из племени Восточных Ветров, внимательно следящие за окружающим пространством. Поодаль виднелось огненное цветение факелов. Оттуда накатывали волны звуков. Там ликовал и неистовствовал пир: выпивка лилась рекой, разговоры и песни становились всё громче, танцы увлекали пламенным безумством… Кумчаки веселились, не жалея себя. Когда ещё будет такая радость душе? Одному небу известно.

— Хочется, конечно, но таков приказ, — ответил Агас. Он лежал в двух шагах от Лестера, подложив под голову попону. — Нарушить приказ — тяжкий проступок, караемый смертью. А угощения им подадут в последующие дни — чтобы не было так обидно. Поведай лучше, где ты научился так сражаться? Я прежде никогда такого не видел.

— А что именно не видел? Тот же Торбор разделал своих соперников не хуже меня, да и Сахам тоже…

— Торбор весьма силён, и Сахам опытен, но в твоей манере ведения боя чувствуется какое-то мистическое мастерство. Твои движения необычны и поразительно быстры. Ты непредсказуем. Где ты так набил руку? Откуда ты?

Лестер приподнялся и с интересом посмотрел на Агаса. Светлые волосы мальчика беспорядочно топорщились, его серые глаза в ночи казались темнее обычного.

— А ты умён и наблюдателен не по годам. Вот уж не ожидал. Я из древнего народа воинов по имени дарсы. Это мастерство у нас в крови, и тренируемся мы немало.

— Дарсы? Никогда не слышал. А где твоя родина?

— В Гулайских горах — далеко. А скажи, обязательно убивать своего противника в поединке? Нельзя оставить его в живых?

— Для него это будет позором: смерть для кумчака лучше.

— А если это чужеземец?

— Ну, говорят, были такие случаи — по просьбе победителя и с согласия побеждённого. Но — если разрешит большинство ханов. Тогда на том, кто останется цел, будет висеть долг жизни: он обязан будет служить победителю, пока не отплатит ему жизнью за жизнь, или победитель не сочтёт, что долг оплачен.

— Благодарю.

— А ты сумеешь одолеть Торбора? — спросил Агас. — Мне будет жаль, если ты погибнешь.

Лестер кинул удивлённый взгляд на мальчика:

— Неужели ты ко мне привязался?

— Не знаю, но мне будет жаль, если ты погибнешь.

— Ладно, давай спать.

Лестер сплёл пальцы на затылке и уставился в звёздное небо. Звёзды здесь не те, что в горах Гулая. Там они, опустившись низко, слышат шёпот любующегося ими человека. Свет их лижет обнажённый клинок из непобедимой стали, секрет изготовления которой ни один из дарсов не раскроет посторонним — как его ни пытай.

Звёзды степи недосягаемы: с ними не побеседуешь о сокровенном; не споёшь им только что написанную песню, навеянную внезапным вдохновением; не прогуляешься, взяв в руку один из их лучей, испытывая детское чувство свободы, не подвластное никакому закону.

Чужая земля — чужие звёзды.

Сон наваливался, как ласковая волна в южном море. Спать, спать.

**************** 4 ****************

В третий день безжалостная потеха началась поздно. Кумчаки долго отлёживались после завершающей, умопомрачительно бурной ночи: непросто было оторвать отяжелевшие головы от подушек, от попон или просто от земли. Собаки всё утро хозяйничали на пустой арене: весело резвились, устраивали грызню, обнюхивали пятна запёкшейся крови…

Только ближе к полудню мужчины и женщины Великой степи заполнили трибуны. Шустроглазые мальчишки, вдыхая запах перегара, понесли по рядам воду и многим помогли утолить бушующую жажду. Ханы заняли свои места. Протрубили четыре больших рога.

В живых остались семь воинов. Уцелеть предназначено было только одному из них.

— Первый бой последнего дня состязаний! — распорядитель сегодня излучал бодрость и свежесть. К своему большому огорчению, он не участвовал в заключительном пиршестве: подвёл расшалившийся желудок. Пришлось принять целебный порошок и лечь спать. Зато сейчас он чувствовал себя превосходно. — Вызывается Лестер от ханства Восточных Ветров!

Дружные восторженные крики зрителей разразились благодаря неподдельному интересу к диковинному бойцу. Всем не терпелось увидеть, что он покажет сегодня.

Лестер появился на краю площадки в тёмно-зелёных штанах и куртке — это цвет ханства, которое он сейчас представлял. Впрочем, ему было всё равно — лишь бы одежда не стесняла движений. В его правой руке вызывающе блестел длинный, слегка изогнутый меч, а в левой замер в ожидании круглый щит.

— От ханства Серых Туманов будет биться Сахам!

Приветствия этому единоборцу прозвучали не менее громко. Победитель прошлых схваток внушал уважение людям, не понаслышке знающим, что такое доблесть и воинское мастерство, приобретённое на тренировках и во множестве сражений. Никто не мог отдать абсолютное предпочтение кому-то из бойцов: оба заслуживали и победы, и славной геройской смерти.

Сахам тоже был в одежде цвета своего племени — тёмно-серого. Вооружение он имел точь-в-точь, как у Лестера.

— Поединок начинается!

Противники сблизились и медленно потекли по кругу, выбрасывая экономные удары, разбивающиеся о защиту. Затем вдруг оба остервенели и пустились в бешеную пляску. Их клинки расплёскивали сверкающие брызги и, встречаясь, звенели; или охали, натыкаясь на щиты. Казалось, схватились два вихря в голой степи, и это будет продолжаться вечно.

Однако бойцы через некоторое время отскочили друг от друга на расстояние и снова пошли по кругу. Сначала многим зрителям почудилось, что оба абсолютно целы. Но, но… Лестер действительно был невредим. А вот на левом бедре Сахама образовалась рана, из которой обильно потекла кровь. Боец Серых Туманов захромал. Лестер нападать не спешил.

Вскоре Сахам понял, что силы его покидают, надо действовать. Он сделал обманный бросок вперёд и вправо и атаковал в развороте. Лестер поймал этот удар и, ответив молниеносным выпадом, порвал бренную плоть, словно бумагу. Сахам сделал два шага назад и рухнул на землю. Попытался подняться, но не сумел. Его взор наполнился страданием души от горечи поражения и болью тела от смертельной раны.

— Добей, — прошептали вмиг высохшие губы.

Лестер скорей увидел, чем услышал просьбу Сахама. Сделав быстрое движение мечом, он избавил несчастного от мучений. Затем в знак уважения поклонился сражённому врагу и направился к своему месту. Здесь его встретил Агас. Ядовитая желтизна скорби в чёрных глазах насторожила мальчика.

— С тобой всё в порядке? — спросил он.

— Сахам был храбрецом, — процедил сквозь зубы Лестер. — Глупый обычай — убивать друг друга ради забавы.

Лестер уселся в позе лотоса на расстеленный Агасом ковёр и уставился в пустоту. Мальчик не стал приставать к великому воину. Кто знает, где сейчас находится его душа: может быть, она на вершинах далёких Гулайских гор или в других удивительных краях…

За следующими боями этого дня Агас наблюдал без своего «подопечного».

––

— Лестер, очнись, твой выход! — голос Агаса срывался. — Остались только ты и Торбор!

Лестер несколько раз моргнул, пошевелил плечами и вернулся в реальность. Вскочив на ноги, он пару минут разминал мышцы, затем взял оружие и заткнул за пояс моток тонкой, но прочной верёвки, принесённой мальчиком по его просьбе утром. Ещё тогда на немой вопрос со стороны Агаса Лестер только отмахнулся, пробормотав: «Что не запрещено, то разрешено».

— Ну вот, пора, — улыбнулся Лестер и, обратив внимание на озабоченный вид мальчика, спросил: — Ты чего, Агас?

— Я видел, как великан расправился со своими соперниками…

«Давно никто не беспокоился обо мне, — подумал Лестер и потрепал степняка по светлой шевелюре, — надо бы его не подвести».

— Не переживай, малыш, всё будет как будет! А если что — думай обо мне только хорошо.

В этот раз Агас не обиделся на слово «малыш». Он с тревогой смотрел в спину Лестеру, который беспечной походкой направлялся к площадке для поединков.

––

— Первым выходит Лестер от ханства Восточных Ветров! — распорядитель объявлял последний бой состязаний. — Вторым — Торбор от ханства Синих Туч!

Трибуны выжидательно притихли. Все понимали: перед ними два величайших воина из всех, кого они когда-либо видели. Напряжение словно материализовалось и, гуляя по рядам зрителей, то одному, то другому сдавливало горло.

— Поединок начинается!

Бойцы устремились навстречу друг другу.

Длинный прямой меч Торбора, быстро описав дугу, попытался поразить неприятеля сверху. Но Лестер не стал встречать атаку лоб в лоб: вместо этого он, подобно ртути, мгновенно ускользнул вправо, вынуждая клинок провалиться в пустоту.

Железный клык большого северного медведя зарыскал по воздуху, делая выпады и круговые движения. Его одолевала жажда крови. Но добыча не давалась: уклонялась, пряталась за спиной щита… Меч разозлился…

В неподходящем для рыжеволосого гиганта русле поединок протекал больше пятнадцати минут. Лестер принимал мелкие тычки на щит, а мощные удары пропускал мимо или направлял в сторону; если же это были махи сбоку, единым духом отпрыгивал, заставляя оружие норта разъярённо дрожать.

Своей манерой ведения боя Лестер в результате окончательно вывел Торбора из себя. Северянин был опытным воином — в чём убедились степняки, видя, как он расправляется с их соплеменниками, — но с такой скоростью и ловкостью он не встречался никогда. Казалось, сегодня он вступил в битву с богом воды. В неистовстве Торбор зарычал: всё пошло не по плану — не по его плану.

Лестер играл с нортом, предугадывая каждый его шаг и уходя от нападений легко и непринуждённо. Наконец он понял: соперник измотан, одурманен бешенством и сбит с толку — пора. Поймав момент, Лестер броском хищника сократил расстояние настолько, что смог достать острым лезвием до высокого лба. Из длинного разреза кровь хлынула до того обильно, что в считаные секунды залила глаза и лицо Торбора.

Северянин, ослеплённый кровью, а ещё больше — яростью, совсем потерял контроль над собой. Хаотично размахивая мечом, он кружился, точно сказочный заколдованный зверь. Наконец догадался бросить щит и стал вытирать глаза правой рукой. Но Лестер не дал ему опомниться: очутился рядом и сильно ударил сверху по опускающемуся клинку. Металлический зуб выпал из мощной ладони, беспомощно взвыл и прижался к земле.

Затем Лестер резко присел, и его щит обрушился ребром на великанскую ступню. От боли Торбор согнул ноги в коленях и опустился. Лестер воспользовался этим и ткнул навершием меча в скрытую рыжими волосами точку за ухом. Огромное тело свалилось, как срубленный дуб.

Дальше произошло совсем не то, чего ждали все зрители: Лестер уронил оружие и, вытащив из-за пояса верёвку, принялся связывать могучие руки и ноги норта. Сделав дело, он выбросил вверх правую руку, зажатую в кулак, и громко прокричал:

— Прошу долг жизни!

Реакция степняков была различной: кто возмущался, требуя немедленной смерти северянина; кто возражал, вспомнив, что действительно есть такой старинный обычай; кто молчал, не понимая, что происходит…

Лестер несколько минут стоял над не приходящим в себя Торбором. Потом увидел, что от трибун отделяются ханы и приближаются к нему. Повелители сошлись возле бойцов и довольно долго переговаривались между собой и с победителем. Наконец их решение было высказано подбежавшему старшему глашатаю, и над степью прозвучало:

— По воле великих ханов и по древнему обычаю Лестеру предоставляется право на получение долга жизни! Торбор должен будет принести нерушимую клятву в том, что он обязуется служить Лестеру, пока не уплатит свой долг — пока Лестер не решит, что долг уплачен. Клятва будет получена по выздоровлению северянина: он не способен сейчас здраво рассуждать. Если Торбор откажется принести клятву — он будет убит. Ответственность за исполнение этого решения лежит на хане Аскуле!

Давно такого не случалось на большом празднике в честь пресветлого солнца и бескрайнего неба, во всяком случае, никто из присутствующих подобного припомнить не мог. Но что свершилось, то свершилось…

По приказу Аскула подогнали повозку; несколько воинов взвалили на неё Торбора, который очнулся, но от боли и потрясения ничего не понимал. Кони потащили повозку в сторону родного стойбища. Следом за ними пошли Лестер и Агас.

— Сейчас хану Аскулу будет вручена шапка Кучула! — провозгласил распорядитель.

Церемония награждения была довольно скромна по сравнению со зрелищностью боёв и весельем ночных пиров. Да и радоваться, по большому счёту, надо было только людям ханства Восточных Ветров. Они и радовались, провожая шапку на голове своего хана до становища, распевая песни и пританцовывая от избытка чувств.

Ценный приз отправился в большую юрту, и все разошлись на ночлег.

Солнце на следующее утро застало гостей хана Аскула — кумчаков из двадцати девяти племён Великой степи — уже в дороге к родным местам.

Глава 2. Летидар.

Рубин — камень жизни.

Он наполнен кровью огненного бога, которая — если внимательно приглядеться — пульсирует в нём, хочет наружу. Но нет, держит красный камень священную мощь Агны. Воспользоваться ею может только тот, кто обладает тайными знаниями, мудростью… или горячей кровью бога.

Рубин защищает от тёмных сил, зовёт к великим и к удивительным деяниям, поддерживает в борьбе с сомнениями, помогает в достижении цели… прогоняет страх — главную помеху в жизни большинства.

Самый большой рубин в мире — в одном из миров — волшебный Рубер, который Агна вместе с пламенем из своих жил подарил собственным детям — дарсам и драконам. Наделил их многими способностями и ответственностью за созданный творцами крохотный уголок мироздания — Амальгаут.

Живите, оберегайте эту крупинку вселенной — одну из мириад.

Не потеряйте самих себя на этом тяжёлом поприще!

**************** 1 ****************

Всё лил и лил бесконечный, как пытка, и неумолимый, точно время, дождь. Мир потерял резкость очертаний и яркость красок. Деревья по сторонам слились в сырую серо-зелёную массу, в которой чудились разбухшие от влаги бледные призраки.

Дорога, вымощенная много лет назад крупным булыжником, ещё утром представлявшаяся ровной и надёжной, теперь же скрытая от глаз водой, подсовывала под копыта скакуну то камни, то выбоины, заставляя его спотыкаться и испуганно вздрагивать.

Всадник промок до самых костей. Его одежда и оружие стали тяжёлыми, словно чужая ноша. Но коню приходилось труднее. Он прядал ушами и безнадёжно похрапывал, всё неуверенней переступая уставшими ногами.

Казалось, что сегодня их ждёт гибель в этом продрогшем лесу, на проклятой дороге под беспощадным дождём.

Но неожиданно просека расширилась, и открылся вид на несуразное трёхэтажное строение, защищённое высоким забором. С надеждой путник и его четвероногий товарищ направились к двустворчатым воротам.

— Постоялый двор, — прочитал путник вслух слабо разборчивую надпись, стараясь подбодрить и жеребца тоже; потом потрепал мокрую до невозможности гриву и воскликнул: — Спасибо всем местным богам!

Схватив верёвку увесистого колокольчика, подвешенного к столбу ворот, он настойчиво зазвонил в нетерпении оказаться в сухом и тёплом помещении.

Довольно долго никто не появлялся. Путник уже хотел проверить крепость створ, даже высвободил ногу из стремени; но тут из маленького флигелька, пристроенного с той стороны забора, вышел, негромко ворча, что принесла нелёгкая кого-то в такую погоду, низкорослый старик — не иначе слуга. Он был в плаще с накинутым на седую голову капюшоном, на его ногах болтались размера на два больше положенного сапоги.

Скрежетнул засов, ворота нехотя открылись.

— Что угодно, господин?

— Просушить себя, одежду и коня. Ужин мне и моему скакуну, а также ночлег, — голос путника в предчувствии избавления от слёз небесных был удивительно весел и бодр.

— Ну, насчёт себя не сомневайся: хозяин всё сделает как надо. А вот насчёт коня… — бледно-голубые глаза старика алчно заблестели, ноздри крючковатого носа затрепетали. — Слишком много гостей, и все на лошадях, так что…

— Ничего не знаю, всё самое лучшее моему товарищу. Он сегодня изрядно намаялся, — путник слетел на землю и вложил в маленькую ладонь слуги вознаграждение.

Старик засветился от щедрости незнакомца: в его руке удобно улеглась мелкая серебряная монета, не медь!

— Не изволь беспокоиться, всё справлю: определю его в доброе место, сам протру насухо, дам отборного овса, — слуга стал до неприличия мягок и учтив, чем вызвал у путника брезгливость.

— Хорошо, всё сделай, я проверю.

Сняв с коня две дорожные сумки, захватив прямой меч, притороченный к седлу — второй, изогнутый, висел на поясе, — путник направился к дому внутри двора — навстречу обогреву и ужину.

За скрипучей дверью его взору открылось весьма просторное помещение, где царили дразнящие запахи пищи. Почти все широко расставленные столы, освещённые свечами, занимала разношёрстная публика.

Ближе всех, за самым длинным столом, расположились вооружённые мечами солдаты, набранные — судя по необременённым многими мыслями лицам — из неотёсанных мужланов. Их форма из бордового сукна, с серебряными изображениями медведя на рукавах, вид имела не свежий. Они не ограничивали себя ни в еде, ни в выпивке, ни в похабном слове.

Дальше разместились купцы, ремесленники, крестьяне и ещё непонятно кто — кого могло только занести в это заведение, затерявшееся в лесной глуши.

— Здравствуй! Чего желаешь? Я хозяин.

Голос говорившего человека был по-женски высок. Да и сам он рыхлой упитанной фигурой напоминал раздобревшую и запустившую себя мелкопоместную барыню, давно плюнувшую на свою судьбу ради повзрослевших дочерей. Его куртка с претензией на роскошь бахвалилась плохо сделанными, висящими спереди побрякушками. Берет, из красного бархата, кто-то безвкусно вышил жёлтыми, под золото, нитками. Широкое лицо обладало обвислыми щеками и невыразительным подбородком, но карие глаза смотрели с озорным огоньком и неожиданной добротой.

— Будь здоров и ты. Комнату с жарким камином: просохнуть, поспать, и ещё — сытный ужин. Да, и чтобы коня моего твой слуга не обидел.

Во избежание недоразумений вновь прибывший гость погрузил в жаркую ладонь владельца заведения такую же мелкую серебряную монету, какую давеча дал старику.

Монета произвела на хозяина гораздо меньший эффект. В большей степени он был поражён внешностью чужестранца, но постарался ничем не выразить своих чувств. Хотя, надо признать, гость действительно был необычен для этих мест: его брови изогнутыми крыльями разлетались от прямого носа к вискам, из-за припухлых губ выглядывали удивительно белые зубы, длинные и чёрные как смоль волосы были скручены за спиной в косу, глаза темнели бездонными колодцами, а кожа отливала золотом в пламени свечей. Но волевой выбритый подбородок, смелый пронзающий взгляд, сильное и подвижное тело, внушительного вида оружие и властная манера держаться отбивали всякую охоту задавать ненужные вопросы.

— Комната номер семь с растопленным камином готова, слуга тебя проводит. Обсохнешь, переоденешься, и через полчаса спускайся к ужину. Какие предпочтения в еде и выпивке?

— Вино хорошее, не пойло. А еда на твой вкус — что-нибудь сытное, но не слишком жирное. Да, за стол желательно никого ко мне не подсаживать.

— Понимаю.

Рука хозяина вытянулась в сторону и сделала пальцами зовущее движение.

Светловолосый мальчишка в серой рубахе, в такого же цвета штанах, в сапогах до колен, быстро подскочил, схватил сумки путника и потащил их по деревянной лестнице в середине зала на второй этаж. Гость последовал за ним.

––

Минут через тридцать незнакомец из седьмого номера спустился в обеденный зал. Ласкающий теплом камин, сухая одежда и манящая негой кровать чуть не спеленали его до утра, но голод — он ведь не ел весь день — победил и погнал вниз.

Хозяин лично проводил чужеземца до столика в углу, на котором дожидался нечаемо приличный ужин. Жареная оленина искушала тонко нарезанными ломтями, куриный суп источал божественный аромат, три вида сыра возвышались ровными стопками, удивлял пышностью недавно испечённый хлеб, и свежие овощи просились в рот. В середине стола главенствовал кувшин с наверняка неплохим — судя по всему остальному — вином.

При виде блюд у гостя засосало в желудке.

— Приятного аппетита, господин, э-э-э, не знаю, как тебя величать, — лицо хозяина расплылось в улыбке.

— Моё имя — Летидар.

— А меня зовут Гофен. Так вот, господин Летидар, если что-то понадобится, зови Маю: она будет тебе прислуживать, — хозяин указал на светловолосую стройную девушку возле барной стойки, кидающую взгляды в их сторону.

— Хорошо.

Гофен кивнул и удалился, а Летидар стал наслаждаться одним из приятных мгновений жизни, которые иногда выпадают на пути, отдавая должное свежести продуктов и мастерству приготовления пищи — удивительному сочетанию для такого глухого местечка.

С супом Летидар расправился быстро, заедая его душистым хлебом и сдабривая овощами. Затем налил в чашу вина и позволил себе неспешно смаковать, тщательно пережёвывая пищу. Напиток в кувшине оказался весьма недурственным, а в сочетании с сыром и олениной — просто прекрасным. Тело Летидара, разогретое камином и окончательно ублажённое вкусными яствами, растеклось по креслу. «Вот так и становятся ленивыми домоседами…» — усмехнулся он.

Из сладостной расслабленности его вывел шум. Обведя взглядом зал, Летидар присмотрелся к кучке солдат, изрядно выпивших и наглых от безнаказанности. О, да они пристают к этой юной особе…

Действительно, солдатам надоело просто так заливать шары, ржать и сквернословить, и они решили поискать новых развлечений. Один из них схватил за локоть Маю, что проходила с подносом мимо, и притянул её к себе. Поднос и пустая посуда с грохотом полетели на пол.

— Сегодня будешь со мной, — выдохнул вояка девушке в лицо.

Мая попыталась вырваться, но солдат был достаточно сильным, чтобы её удержать. Вскоре к нему на помощь пришёл товарищ по оружию, заключив жертву в объятия с другой стороны.

— А с друзьями поделишься? — захохотал он.

— Поделюсь, со всеми поделюсь!

— Ай да Суслик, молодец! — вскочили солдаты с мест, в предвкушении забавы.

Их было десять, все были пьяны, и отказываться от удовольствия они не собирались.

«Эх, жаль: так приятно понежиться в тёплом логове лени, — подумал Летидар. — Посидеть, пощупать неторопливыми мыслями вымя пустоты. Может быть, без меня обойдутся? Нет — вряд ли. Да и как же быть с клятвой, данной когда-то у священного водопада дарсов, — изменять мир вокруг себя в лучшую сторону, защищать тех, кто сам не способен себя защитить…» — и его рука потянулась к мечу.

Люди в зале притихли, их движения замедлились, как в глубоководье. Лишь два человека попытались оказать девушке помощь. Первым был светловолосый мальчик: он подскочил и залупцевал маленькими кулаками держащего Маю солдата. Поймав хорошую оплеуху, он упал, при попытке встать получил сильный пинок в бок, отлетел под соседний стол и замер. Вторым вступился хозяин гостиницы: он попробовал урезонить расходившуюся солдатню словами, грозя жалобой герцогу; но вскоре схлопотал табуретом по голове и смолк поблизости на полу.

— Тащи её в номер! — выкрикнул один из негодяев.

— Да, волоки эту шлюху — сейчас повеселимся! — подхватил предложение другой.

Но тут раздался звонкий голос:

— Эй, ублюдки, оставьте ребёнка в покое!

От дальнего столика к кучке разогретых солдат приближался необычный человек. Он был выше среднего роста, мускулистый, ловкий и гибкий — судя по текучим уверенным движениям. Его кожа казалась золотой. Глаза и волосы были черны, словно дно преисподней. Красная рубаха и чёрные штаны ладно сидели на его фигуре; слегка изогнутый меч в ножнах расположился на поясе непривычным образом — остриём вверх.

— А это что за урод?! — выкрикнул кто-то из наливших бельмы «воинов».

Двое солдат, обнажив клинки, направились к неожиданному неприятелю. Летидар улыбнулся и, выхватив меч, молниеносно срубил голову одному из подонков, затем обратным махом снёс башку и второму. Головы упали подобно тыквам, стряхнутым с огородных чучел. Немного помедлив, свалились и тела, заливая кровью деревянный, выкрашенный тёмно-зелёной краской пол.

— Ну, теперь отпустите? — Летидар, перешагнув через один из обезглавленных трупов, медленно подступал к солдатам, держа оружие наизготовку.

— Ах ты, гад!

— Вот, сука!

— Тебе конец!

Пятеро вояк ринулись навстречу смерти. Летидар перетёк вправо и вперёд, пропуская мимо себя пьяную атаку, потом развернулся. Его разящие удары были почти не видны. Через несколько мгновений ещё пять трупов загромождали проход между столами.

Двое из оставшихся в живых солдат пугливо попятились. Третий, не выпуская девушку, попытался вытащить меч, но не успел. В левой руке Летидара хищно блеснуло лезвие кинжала. В следующий миг короткий клинок вонзился в глаз мерзавца и отправил его душу на тот свет. Убитый выпустил Маю, сделал шаг назад и грохнулся навзничь. Девушка, потеряв сознание, с глухим стуком упала на пол.

Летидар никого из насильников не пощадил: настигнув последних, несколькими взмахами меча довершил дело. Потом оглядел зал — не хочет ли ещё кто напасть. Но нет, все поджали хвосты. Затем Летидар перенёс внимание на Маю и громко позвал:

— Эй, кто там?! Воды!

Из-за стойки вывалились жена хозяина, весьма дородная дама, и две служанки, одна из которых принесла кувшин с водой и быстро привела девушку в чувство.

Мая, открыв глаза, вскочила и бросилась к избитому мальчику — стала хлопотать над ним.

Хозяйка суетилась возле мужа.

Летидар ещё раз обвёл взором замерших за столами гостей:

— Пир закончен, попрошу всех пройти в свои комнаты. Если кто хочет — может помочь прибрать зал.

В помощники вызвались только четверо зажиточных, судя по одежде, крестьян. Они наверняка были связаны с владельцем заведения деловыми отношениями. Остальные поспешили в номера.

Летидар, отодвинув Маю, склонился над маленьким героем и осмотрел его.

— Рёбра треснули, болевой шок. Ничего, жить будет, — ободряюще кивнул он девушке. — Сейчас полечим.

Он что-то зашептал, водя ладонью по боку мальчика. На его лбу от внутреннего напряжения выступил пот. Так продолжалось несколько минут. Потом он выпрямился и расправил плечи:

— Ну вот, боль отступила, сейчас очнётся. Только ты его крепко не обнимай — костям нужно срастись до конца. Брат твой?

— Брат, брат, Жданко, — Мая, присев над мальчиком, приподняла его голову рукой и не удержала слёз, увидев, как задрожали веки под светлыми бровями.

— Ты чего, сестрица? — Жданко непонимающе уставился на девушку.

— Ничего, ничего, всё хорошо, — прошептала Мая.

Летидар облегчённо вздохнул и решил узнать, что там с Гофеном.

К счастью, череп хозяина оказался прочным и выдержал удар табуретом. Ему обработали рану, напоили его водой и усадили в удобное положение: жена принесла матрас и соорудила прямо на полу нечто похожее на кресло.

— Как самочувствие? — спросил Гофена Летидар.

— Голова болит.

— Наверное, сотрясение.

Летидар приблизился и, опустившись на корточки, стал нащупывать на голове Гофена особые точки и давить на них с разной силой. Закончив манипуляции, он встал и улыбнулся:

— Ну, как теперь?

Гофен закатил глаза, прислушиваясь к ощущениям. Затем удивлённо посмотрел на Летидара.

— Не болит, ну точно, не болит, — выдохнул он. — Да ты волшебник!

— Нет, я не волшебник, но кое-что могу. А ты вставай: надо навести порядок.

Гофен осторожно поднялся. Не вернётся ли боль? Но нет, всё хорошо. Он огляделся.

— Суна, позови Герду, пусть пол моет, а сама убирай со столов! — крикнул Гофен одной из служанок. — А ты кличь всех со двора, — приказал он второй и повернулся к супруге: — А ты чего рот раззявила, жена? Дел много…

Потом обратился к крестьянам, вызвавшимся помочь:

— Трупы будем выносить во двор. Кстати, кто-нибудь видел, куда делся мой вышибала?

— Так ведь, — сообщил один из мужиков, переминаясь с ноги на ногу, — как только началась заварушка, он за дверь, и фьють…

— Ох, не везёт мне с вышибалами, — плюнул Гофен с досады.

— Ну, вы тут разбирайтесь, а мне пора спать, — сказал Летидар и отправился по лестнице наверх. — Если что — зовите.

––

–…Тебе надо сматываться. Герцог Стоф может тебя казнить, не разобравшись. Весть о бойне в моём трактире с почтовым голубем долетит до него уже сегодня: наверняка староста ближайшей деревни постарается. И поэтому я сам должен немедленно отправить весточку в Высокий замок — чтобы снять с себя излишние подозрения. Пока люди пресветлого доберутся сюда, ты успеешь исчезнуть. Владения герцога простираются на два дня пути отсюда…

Гофен говорил и расхаживал перед развалившимся в кресле Летидаром. Рядом, на дубовых стульях, сидели Мая и Жданко. Они были очень похожи: у обоих глаза необычайной синевы, волосы из белого золота, алые припухлые губы и чуть вздёрнутые носы.

День вступил в свои права. Все гости разбежались от греха подальше, так что лишних глаз и ушей не было. Обеденный зал сверкал чистотой, как палуба адмиральского корабля. Пахло мылом и влажными тряпками.

— А ты уверен, что у тебя не будет неприятностей из-за десяти погибших солдат? — задал вопрос Летидар.

— А я тут при чём? — Гофен размахивал руками, подзадоривая свою отвагу. — Мало ли кому заблагорассудится устроить схватку в моём заведении. Да и брат герцога — мой покровитель. Совсем недалеко отсюда его охотничьи угодья, и я постоянно снабжаю всю его свиту продуктами. Он сам иногда заезжает к нам в гости. Так что я смогу выкрутиться, — Гофен остановился и уставился на брата с сестрой. — А детей защитить вряд ли получится. Если они попадут на глаза людям герцога, беды не миновать.

— Почему?

— Их родители были казнены за шпионаж и колдовство. Я пригрел малюток и заботился о них, как о родных, — под пристальным взором Летидара Гофен дёрнул плечами и нехотя добавил: — Да и прислуга мне не мешала.

С минуту все молчали.

— Так что ты предлагаешь? — наконец спросил Летидар.

— Если ты возьмёшься доставить ребятишек к их родной тётушке, тогда это будет решением проблемы. А то пёс знает, как оно обернётся…

— Куда это?

— Она живёт в Ирманском графстве — около двух недель пути отсюда. Ты ведь, как я понял, путешествуешь без особой цели. Вот и сделай доброе дело. Одни через леса они ни за что не доберутся.

Гофен с хитринкой, свойственной ушлым делягам, стрельнул взглядом по сидящему гостю. Летидар в ответ улыбнулся:

— А сколько им лет?

— Мае — семнадцать, Жданку — десять.

— Хорошо, я помогу. Но согласны ли они с нашим решением?

— Да, — дружно сказали мальчик и девушка.

— Значит, так тому и быть, — поднялся Летидар. — Мы возьмём двух лошадей — из солдатских.

Гофен кивнул.

— Выезжаем в самое ближайшее время, — объявил Летидар детям, и те отправились собирать вещи.

––

Ровно через час Мая, Жданко и Летидар прощались с Гофеном у ворот. Погода выдалась отличная: дождь закончился ночью, и солнце уже высушивало дорогу и верхушки неподвижных деревьев. Три умело осёдланных коня с дорожными сумками на боках нетерпеливо перебирали копытами.

Обнявшись с хозяином, Мая и Жданко вдели ноги в стремена и ждали.

Двое мужчин встали напротив друг друга.

— Будь удачлив, Летидар, — произнес Гофен, — Мало я видел таких, как ты. Вот тебе колечко. Если кто-то придёт от тебя или от детей и покажет его мне — приму, как полагается, и помогу, чем смогу.

Маленькое медное кольцо с непонятыми рисунками по кругу перекочевало из руки хозяина к Летидару, и было отправлено за пазуху в кожаном кошеле.

— Всего наилучшего, Гофен. Под видом торговца, закованного в броню хитрости и равнодушия, в тебе кроется другой человек — с добрым и отзывчивым сердцем. Береги его — не показывай, кому попало. Буду думать о тебе только хорошо.

— И я буду думать про тебя хорошо, — смахнул неожиданную слезу трактирщик.

Летидар вскочил на коня и, не оборачиваясь, тронулся в путь. За ним поспешили его новые спутники.

«Каждому своя судьба», — мелькнуло в голове Гофена. Он ещё немного постоял, вглядываясь в спины уезжающих. Встретит ли он их ещё когда-нибудь, кто знает?

Вздохнув, Гофен пошёл в дом.

*************** 2 ***************

Огонь разгорался с трудом. Жданко впопыхах подложил в пищу красно-жёлтой стихии волглые поленья и теперь мучился из-за своей торопливости: дым терзал его лёгкие и щипал глаза. Но мальчик не сдавался: упрямо подкладывал в костер сухие сучья и бересту. Он хорошо понял приказ Летидара — вырастить сегодня пылающего зверя намного больше обычного.

Мая, не скрываясь из видимости, собирала валежник.

Летидар же занимался делом удивительным: срубив крупную берёзу, он очистил её упругий ствол от веток и теперь разрубал его на куски, удобные для сжигания, причём берёза была уже далеко не первая. Благо Гофен снабдил их добрыми топорами — каждого соответственно силе и размеру. «Как в лесу без топора», — пробормотал он тихо. Сбереги его ангел-хранитель!

Прошло уже две недели с той поры, как Летидар и его подопечные покинули постоялый двор. Отдалившись от него на десять миль, они свернули с большой дороги и, следуя карте, выданной Гофеном, шесть дней двигались по узким просекам, ночуя на живописных полянах. Наконец очутились на тракте и, выбрав правильное направление, поехали быстрее.

Но вскоре им навстречу попался обоз с домашним скарбом. Рядом с громыхающими телегами шли люди кручинного вида. Это были беженцы. Впереди шла война. Барон Фарож из-за какой-то давней обиды обрушился на графство Мэн и, поклявшись ничего не оставить целым, выжигал всё на своем пути. Замявшись на месте, женщины, дети и несколько мужчин испуганно разглядывали троих седоков.

–…Вам не пройти здесь, — произнес предводитель беженцев, с опаской косясь на оружие Летидара. — А, Ирманское графство, знаю, знаю. Давайте я вам растолкую, как добраться в обход. Так, конечно, длиннее, но здесь вам точно не пройти. Не будете же вы воевать с целой армией головорезов.

Один Летидар наверняка рискнул бы и отправился вперёд: не зря же он много лет учился у лучших разведчиков в мире. Но с такой обузой, как его спутники, можно было нарваться. А детей надо сохранить.

— Ладно, колдун, рассказывай.

Летидар внутренним взором увидел потустороннюю силу собеседника, хоть и не слишком большую, но всё равно…

— Как ты узнал?

— Не бойся: я нем, как рыба. Как дохлая рыба, если так тебе будет спокойней, — усмехнулся Летидар и соскользнул на землю.

Они отошли в сторону, и предводитель долго объяснял, как проехать, показывая на пальцах и рисуя на клочке бумаги. Наконец Летидар удовлетворённо кивнул, подбежал к коню и вскочил в седло.

— Благодарю тебя, добрый человек! — крикнул он и, развернув скакуна, съехал с тракта на новый, начинающийся рядом и уходящий в лес просек. Его спутники молча потянулись за ним.

Через несколько дней три путешественника углубились в Пугающий лес. Летидар не поверил словам встреченного на тракте колдуна о ночных опасностях, подстерегающих в этом месте, посчитав их суевериями и дурными слухами. Не внял он советам потратить неделю, отправившись вкруговую. Чего зря время терять?! Однако, проследовав часть дня по густеющему нагромождению деревьев, Летидар почувствовал неведомую опасность. И вроде бы лес как лес, но что-то беспокоило воина всё больше и больше…

Наконец, задолго до заката солнца, они остановились на широкой поляне. Летидар срубил три тонких ствола и сотворил из них колья, которые надёжно вбил в землю поблизости от будущего костра, затем крепко-накрепко привязал к ним коней. И началась заготовка дров…

«Вот дурак, привык отвечать только за себя, — мысли попавшими в ловушку птицами бились в голове Летидара. — Поделом мне, если погибну. А детям это за что? Неужели не сохраню? Медяк цена мне тогда. Ладно, успокойся. Не видел разве потустороннего зла? Конечно, мощь моя убавилась: нет поддержки от великого камня. Но ведь есть ещё чем встретить непрошеных гостей: при мне верный меч и сила воина-дарса. Э-хе-хе…»

Летидар, знавший неимоверные физические нагрузки, быстро орудовал топором. Наконец стало ясно — точно хватит. Летидар положил топор и подошёл к дорожным сумкам. Покопавшись в одной из них, он достал тёмную металлическую фляжку, приблизился к слабо разгорающемуся костру и плеснул в него жидкостью. Огонь вспыхнул, чуть не опалив Жданко.

— Не, ну нормально, — развёл тот руками, — я мучаюсь, а ему стоило только дать мне зажигательной смеси…

Мальчишка сплюнул на траву.

— Готовьте ужин и подбросьте дров, на поляне должно быть светло, — промолвил Летидар и подался в сторону.

Он вынул из внутреннего кармана перстень с красным камнем, надел его на средний палец левой руки и увидел, что внутри рубина разгорается пламя.

— Неужели разбудили Рубер?! Слава Агне! Начинается возрождение могущества дарсов!

Летидар подпрыгнул от избытка чувств и пошёл по краю поляны, очерчивая перстнем круг, отделяя себя, своих спутников и коней от опасности, грозящей из леса. Черту, которую он соединил, дойдя до места начала движения, видел только он. Но он знал, что граница прочна и способна их защитить. Её почувствуют те, кто придёт из темноты. Ох, как почувствуют!

Ни Мая, ни Жданко не понимали значения происходящего. Они накрыли стол на походном коврике и позвали Летидара.

Летидар охотно присоединился к ужину и молча поглощал пищу, ободряюще кивая и улыбаясь. Закончив есть, стал наставлять детей:

— Кто бы ни пришёл из тёмноты — постарайтесь не паниковать: они к нам не прорвутся. Нас защитит большой красный камень дарсов, который уже проснулся и протянул руку помощи через мой рубин. Держитесь друг друга и не отходите к краю поляны. Да дров не забывайте подкладывать. Чудовища боятся огня. Всё будет хорошо, не тревожьтесь чересчур.

Но, судя по страху, мечущемуся в глазах семнадцатилетней девушки и десятилетнего мальчика, не очень он их успокоил.

––

Ночь свалилась на лес торопливо и тяжело. Перестали различаться за границей света от костра отдельные стволы деревьев. Злоба и желание пожрать разлились, словно ядовитая жидкость, по всему пространству, какое мог охватить Летидар внутренним взором. Что-то выходило из глубоких нор, из скрытых по оврагам пещер, из дупла старинного дуба, соединяющегося с подземными пустотами. Это что-то облекалось в плоть и принимало формы нереальных чудищ, которые вскоре окружили поляну в надежде схватить, разорвать…

— Мая, смотри, — Жданко огляделся по сторонам, — они всюду.

Девушка не ответила брату. Она крепко прижалась к нему и громко всхлипнула.

Создания, вышедшие к границе, очерченной Летидаром, были разными: необычайно крупные волки с блестящими клыками; прямоходящие, смахивающие на людей твари с длинными носами и узловатыми, точно ветви платанов, руками и ногами; жуткие гады со змеевидными конечностями и с головами рептилий…

Передние, наткнувшись на препятствие, удивлённо встали. Задние, не понимая причины задержки, продолжали напирать с бесполезным усердием. Возникла дикая толчея. Неимоверная какофония звуков, состоящая из визгов, шипений, рычаний…, накрыла поляну. Глаза чудовищ горели адским зелёным огнём. Казалось, стая светящихся насекомых нависла над стеклянным сосудом, напрасно пытаясь пробиться внутрь.

Летидар усмирил рвущихся с привязи коней, погладив каждого и пошептав что-то в их дрожащие уши. Брат с сестрой немного успокоились, сообразив, что никто из чудищ не может к ним прорваться.

Гости из мрака, изрядно потолкавшись, поняв тщетность своих усилий, умолкли, выстроились по кругу и стали наблюдать за недоступной добычей.

Это стояние продолжалось долго. Тучи на небе сгущались. Костёр исступлённо плясал, разбрасывая яркие искры. Жданко и Мая держались за руки. Их губы шевелились: они молились о спасении. Летидар угрюмо оглядывал врагов.

Но вот чудища с одной из сторон оживились и образовали проход, повернувшись к идущему из чащи зловещему существу ростом на локоть выше самого высокого человека. Чернее ночи плащ с капюшоном не позволял разглядеть ни строения его тела, ни лица. Но ядовито-зелёные глаза полыхали из-под ткани закрывающей голову, вызывая страх. Передвигалось существо, не делая видимых шагов, плавно перетекая по земле.

Тёмный незнакомец (он, она, оно — как угадать?) вытащил обоюдоострый клинок из воронёной стали и подошёл к невидимой преграде, намереваясь проверить её прочность. В то же мгновение Летидар оказался напротив. Он обнажил длинный прямой меч и выставил напоказ свой перстень, в красном камне которого всё сильнее разгорался пожар. Страх и сомнения покинули Летидара: он чувствовал не только собственную силу, но и силу многих поколений великих и бесстрашных дарсов, чей огонь был разбужен — он знал это — в далёких горах Гулая. Теперь мощь священного пламени и древнего рода через расстояния помогала ему, и он был необычайно уверен в себе.

Взор тёмного наткнулся на перстень и, немного задержавшись на нём, направился в лицо неожиданно смелого соперника. Взгляды их встретились, словно скрестились мечи: ярко-зелёный клинок наткнулся на хорошо закалённый красно-золотистый клинок человека и постепенно уступил…

Развернувшись, ночной гость удалился в кромешную мглу леса. За ним сначала по одному, затем группами стали уходить ужасные твари.

Первые проблески рассвета застали на поляне только златокожего мужчину, красивую светловолосую девушку, мальчика и трёх коней.

***************** 3 *****************

Трели соловья легко разносились по лесу и радовали всякого, имеющего этот дар — уметь предаваться радости. Мая ехала, смешно шевеля губами, беззвучно подпевая звонкоголосому солисту. Жданко тоненькой веточкой выписывал в воздухе незамысловатые фигуры. Летидар чему-то улыбался. Лошади, сытые и хорошо отдохнувшие, бережно несли своих седоков.

После памятной встречи с чудищами в Пугающем лесу их путь пролегал по местам тихим и живописным. Ничего плохого не происходило, и дети успокоились: им виделось счастливое завершение дороги, где их встретит тётушка Инга — весёлая женщина с добрыми глазами, мягкими тёплыми ладонями, благородной осанкой и степенной поступью. Во всяком случае, такой помнили её брат с сестрой со дня их последнего свидания.

Роща закончилась, и через двести шагов началась следующая. Рулады соловья стали не слышны; их сменили беспорядочный стрекот сорок, торопливая дробь дятла и щебетание мелких пичуг.

— А откуда вы, и как погибли ваши родители? — Летидар перекинул одну ногу через коня и расположился на седле боком. — Хочу послушать вашу историю, если можно.

— Мы из Славеи — страны на северо-восток отсюда, — Мая вернула на место прядь волос, выбившуюся из-под повязки на голове. — Наш род — род ведуний, что содержат, вернее, содержали веру наших предков в первозданной чистоте, сохраняя обычаи и традиции. Так же наш род в числе других владеет, то есть владел магическими силами и тайнами врачевания. Главными в этом нелёгком деле всегда были женщины. Мужчинам мир материальный, женщинам — духовный — так говорила наша мать.

Мая вздохнула. Достав фляжку с водой, жадно попила и снова заговорила:

— Но что-то произошло: единый духовный мир раскололся, ведуньи поссорились из-за правильности выполнения ритуалов, обрядов и поведения в обществе. Это отразилось и на мире материальном: мужчины перестали ладить друг с другом, полилась кровь сородичей, в душах поселились чёрная зависть и лютая злоба…

Румянец выступил на щеках Маи. Летидар внимательно посмотрел на неё. «Что-то я не заметил в этой девочке, что-то пропустил, — обожгла его мысль, и сердце сдавила неведомая мягкая сила. — Да она просто красавица!..»

— Этой слабостью воспользовались недобрые соседи: испепелили наши капища, разрушили деревни, навязали свою волю и веру тем, кто остался. Многие из нашего народа, спасаясь бегством, разбрелись по миру. Мы были в их числе. Двигаясь на юго-запад, люди постепенно оседали в тех местах, где им нравилось; некоторые просто оставались там, где придётся, устав от дорожных лишений.

Мая ненадолго прервала рассказ и дотронулась ладонью до виска.

— Наконец и наш отец устал от неопределённости. Он выбрал посёлок и решил остановиться в нём. Посёлок как посёлок, ничем не хуже других. Сторговавшись с местным кузнецом, он купил его дело, и, будучи мастером от бога, вскоре завоевал уважение людей, ну и, конечно, вызвал зависть у некоторых из новых земляков. Наша тётушка с двумя оставшимися семьями отправилась дальше. Занимая высокую ступень в духовной иерархии нашего народа, она никак не могла смириться с мыслью, что придётся вести жизнь простой обывательницы. Но и ей пришлось сдаться — когда последние её спутники, найдя место для жизни, отказались идти дальше. Они обосновались там, куда мы едем. Тётушка тоже успокоилась и прижилась. Потом даже приезжала к нам в гости — правда, ненадолго.

Мая опять замолчала и нахмурила брови. Летидар огляделся вокруг и увидел двух белок, встретившихся на ветке стройного дерева. Маленькие забавные зверушки соприкоснулись мокрыми носами и обнюхали друг друга. Одна из них фыркнула и побежала вверх по стволу, другая белка устремилась следом.

— А дальше? — спросил Летидар, возвратив внимание к девушке.

— А дальше вышел указ великого герцога об ужесточении борьбы с инакомыслием и колдовством. Наших родителей схватили: не обошлось без доноса. Мать — за то, что умела врачевать и помогала страждущим и несчастным, часто безвозмездно; за то, что была добра и чиста душой; за то, что была просто красавицей. Отца взяли, потому что он был мастером высокого класса и мог делать вещи, которые больше никто не умел — чем кое-кому досадил; потому что был смелым и сильным, чем, опять же, кое-кому перешёл дорогу. Их сожгли, как колдунов, на краю посёлка, и все жители — все — вышли на это посмотреть. Мы с братом тоже наблюдали из кустов. А когда всё закончилось, мы бежали, шли, ползли через леса, пока не остановились, прижавшись к земле, подвывая от отчаяния и бессилия. Тут нас подобрал Гофен и сделал слугами в своём трактире…

Синева глаз Маи помутнела от слёз. Летидар занял подобающую всаднику позицию, перекинув ногу на место.

––

Дальше поехали молча. Роща, неизвестно какая по счёту на их пути, закончилась, и они взобрались на пригорок, с которого открывался вид на большое поселение.

Вернее, на то, что от него осталось.

Все строения слизали языки пламени. Ветер гулял меж обгоревших, чудом уцелевших печных труб. Земля пестрела пятнами чёрно-серой золы, на которых кое-где вырисовывались останки металлических предметов: кроватей, сундуков и неопределимых при теперешних условиях изделий… Удручающие пепелища простирались почти до чахлого леска, торчащего вдалеке.

У Летидара высохло во рту при взгляде на Маю и Жданко. Они, казалось, превратились в каменные изваяния, взирая на кладбище своих последних надежд.

— Ты знаешь, где она жила? — спросил Летидар у Маи.

Девушка, не в силах вымолвить ни слова, только помотала головой.

— Надо посмотреть, может быть, что-нибудь найдём, — Летидар подтолкнул коня пятками и двинулся вперёд. Брат с сестрой потянулись следом.

В лица пахнуло гарью и безнадёгой.

Проехав немного, они наткнулись на двух мужчин, которые сидели, прислонившись к одной из полуразрушенных печек. Сразу было понятно, что это отец с сыном: одинаковый разрез глаз, похожие с горбинками носы, причёски из-под одних ножниц. Только первый имел каштановые волосы, другой был абсолютно седой. Мужчины, отрешённо уставясь вдаль, не сразу обратили внимание на приблизившихся к ним чужеземцев.

— Будьте здравы, милостивые господа, — старший, спохватившись, вскочил и отвесил поклон; сын последовал примеру отца.

— Кто вы? Что тут случилось? — Летидар в упор разглядывал незнакомцев.

— Дак такое дело, ходили на заработки, а вчера вернулись, и вот… — мужик по-мальчишечьи хлюпнул носом. — Ни жены, ни дочерей. По соседству война — видимо, и до нас добралась. Похоже, никто не успел спастись. Кого убили, сожгли за околицей. Остальных — в плен.

— А что, в поселении даже крепостной стены не было?

«Нет», — показал жестом отец-горемыка.

— Удивительная беспечность при здешних добрых нравах. А ты знаешь, где жила Инга, поселившаяся здесь несколько лет назад?

— А, целительница. Дак вон там, через три дома — прямо на перекрёстке.

Всадники пустились в указанную сторону, оставив отца и сына с их горем.

На месте дома тётушки также сохранились остатки печи. Рядом валялись кочерга, пара обугленных кастрюль и ещё какой-то хлам. Все трое спешились и начали бродить вокруг бывшего очага, пытаясь неизвестно что найти. Летидару это надоело быстрее всех, и он отошёл к лошадям, хмуря брови. Вскоре к нему присоединился Жданко.

И только Мая копалась в золе, присматриваясь и принюхиваясь. Внезапно она что-то спрятала в кулак и прижала к груди. Тихо подойдя к своим спутникам, она показала находку:

— Память от тётушки Инги. Её подарок.

На ладони девушки лежал серебряный перстень с большим ярко-синим камнем. Летидар посмотрел на вещицу, кивнул и озабоченно заозирался по сторонам:

— Однако оставаться здесь нежелательно. Надо вернуться в рощу за холмом и там расположиться на ночлег. Нам необходимо обсудить сложившуюся ситуацию и подумать о вашем будущем.

––

–…Так что родных и близких у нас не осталось, — Мая, задумчиво глядя в костёр, склонила голову набок.

Огонь ласкался к сидящим вокруг него людям, согревал их дикой первозданной нежностью.

— А что это за перстень? — спросил Летидар у Маи и, не дожидаясь ответа, обратился к мальчику: — Жданко, ложись отдыхать. Перед рассветом разбужу: придётся и тебе подежурить. Путь нам предстоит неблизкий.

Жданко тотчас свернулся калачиком на расстеленном плаще и всецело отдался бестелесному богу сновидений.

— И куда же лежит наш путь? — сорвалось с губ Маи.

— Со мной, в Гулайские горы, — произнёс Летидар. — Ничего другого я не могу придумать.

— А где это?

— Далеко за морем есть континент, непохожий на ваш. Там обитают существа, о которых ты даже не слышала… Там много чего удивительного. Так вот, на юго-востоке этого континента находятся величественные горы, плечами задерживающие облака. Там и живёт мой народ, который называется дарсы. Дарсы — отважные и достойные люди. Да ты сама всё увидишь. Дорога туда трудна и опасна. Но я сделаю все возможное, чтобы мы добрались до места назначения.

— Спасибо тебе за заботу о нас.

— Чего будет стоить этот мир, если в нём никто не поспешит помочь слабому и нуждающемуся?

Летидар осмотрелся вокруг. Он обладал хорошим ночным зрением и разглядел задремавшие деревья, стоящий недалеко царь-дуб и притаившегося на одной из его веток филина. Всё было спокойно.

— А ты не ответила на мой вопрос о подарке от тётушки.

— Этот сапфир в перстне — великая ценность: в нём магическая сила, помогавшая нашему роду. Облечённые властью волшебницы из поколения в поколение передавали его своим преемницам. Но могущество камня угасло. Тётушка Инга говорила, что мощь, уснувшая до времени в его глубине, пробудится, попав в нужные руки, и наш род возродится. Видимо, при нападении на посёлок, сокровище славеев было закопано. Как мне повезло его отыскать!

— Думаю, дело не в везении. Твоя тётушка точно знала, что ты найдёшь этот перстень.

Несколько минут они молчали, подставляя лица теплу костра. Наконец Летидар сказал:

— Спи, утром в путь.

Девушка легла и тут же уснула.

Глава 3. Лестер

Опять тот же сон: Лестер огромным драконом кружит над обречённым миром. Мир, жалобным завыванием ветра, тихим шепотом листвы…, молит его о пощаде.

Но огнедышащий исполин в гневе. Он желает спалить дворцы и замки, в которых засели негодяи, незаслуженно овладевшие властью над теми, кто гораздо чище и лучше их, а также сжечь города и сёла, где живут рядом с порядочными и добрыми людьми предатели, завистники, мерзавцы разных мастей. Он готов истребить всё: вязкую слизь лести, блестящую наготу мало кому нужной правды, металлический привкус предательства…

Конец света. Конец одного из миров!

Однако при чём же тут Лестер? Он не хочет смерти этого мира, несмотря на все его пороки и часто торжествующее зло.

Лестер ещё младенцем благостно щурился на яркое солнце, слепившее его чёрные глаза, и сладко засыпал на руках у матери под говор водопада. Он жадно дышал горным воздухом, набираясь здоровья и сил. Он играл в догонялки с ветром, бегая до изнеможения по молодой весенней траве, и проливал реки пота в усилиях стать великим воином.

Лестер питает нежные чувства к этому крохотному островку необъятного космоса. Он знает: в этом мире есть многое из того, ради чего стоит жить.

Почему же ему выпал этот жребий: испепелить, уничтожить? Почему?!

Не даёт ответа могучая сила, назначившая его на эту роль.

Сон — жестокий, до невероятности реальный, — сочится сквозь сомкнутые ресницы, вырывается наружу из тесной для него головы. Слёзы во сне — как облегчение, как искупление. Жидкие жемчужины. Они не дают разорваться натянутой до предела лёгкой ткани души. Не позволяют сойти с ума.

Утро — избавление от ночных кошмаров.

Что-то часто стал сниться ему этот сон.

**************** 1 ***************

На третий день после окончания великого праздника хан Аскул призвал к себе на пир в большую юрту близких ему людей. Пригласили и Лестера.

Битый час Агас учил чужеземца, как правильно себя вести. Порог переступить с правой ноги, не забыв перед этим разуться. Сначала поклониться вперёд: там находятся очаг и место для приёма гостей. Потом налево, на мужскую сторону, где оружие хозяина и реликвии рода. Затем уже направо, где владения женщин. После этого терпеливо ждать, пока хан пригласит присесть.

Наконец пытка наставлениями закончилась, и Лестер, подмигнув мальчишке, отправился на торжественный обед.

У входа сурового вида охранники потребовали сдать оружие и проследили за тем, чтобы гость снял обувь. Ничего не перепутав, — как положено, перешагнув, куда полагается, поклонившись, — Лестер услышал:

— Рад тебя видеть. Проходи, садись.

— Благодарю, великий хан.

Лестер устроился на пухлой подушке и осмотрел присутствующих. Кроме хозяина в юрте находились советники Скол и Адас, сотник Мулкус, четверо родственников повелителя и три богато одетые женщины — ханские жёны.

Низкий стол был уставлен яствами, источающими манящие ароматы. В центре расположилась объёмистая тарелка с бараниной, приготовленной с овощами в большом, видавшем ещё прадедов Аскула казане. Жареная рыба на овальном блюде, казалось, похрустывала золотистой корочкой даже от взглядов. В глиняных горшках дожидались своей поры сочные манты с молодой козлятиной, тыквой и луком. Соблазняли пышностью хлебные лепёшки, щедро посыпанные кунжутом. Жёны хана наливали пропитанное солнцем вино в бронзовые кубки гостей.

Свет в юрту проникал через круглое отверстие в вершине купола. Было тепло и уютно, словно в ладонях бога.

— Выпьем за твою победу, Лестер! — провозгласил Аскул, подняв тяжёлый кубок. — Должен признать: такого мастерства во владении оружием я ещё не встречал. А я повидал немало.

Мужчины кивнули и выпили. Вино оказалось великолепным, и Лестер даже причмокнул от удовольствия.

— Лучшее вино с виноградников Зелёного полуострова, — Аскул весело взглянул на чужеземца. — Теперь поешь, порадуй сердца хозяек.

Лестер, как и остальные, с аппетитом принялся за угощения. Когда первый голод был удовлетворён, степняки снова взяли наполненные кубки и, пригубив, с интересом воззрились на победителя состязаний.

— Поведай нам о себе. Кто ты, откуда? Как тебя занесло в наши края? — Аскул обвёл присутствующих рукой. — Нам очень хочется послушать.

Лестер вытер губы небольшим цветастым полотенцем, лежавшим на столе, и заговорил:

— Я из дарсов. Мой народ живёт очень далеко отсюда — на континенте Амора, в Гулайских горах. Мы воины, и с детства учимся убивать всеми доступными способами. Учимся и другим наукам.

— А с кем вы сражаетесь? — спросил сотник Мулкус.

— Есть с кем сражаться, — усмехнулся Лестер. — Вместе с племенем драконов мы охраняем этот мир от непрошеных гостей. Драконы — наши братья по крови: у нас один предок — огненный бог. Мы живём рядом веками, и у нас общая судьба. — Лестер промочил горло и продолжил: — У подножия самой высокой из наших гор, которая названа в честь великана Гулая, есть пещера, а в ней проход в другой мир. Оттуда время от времени к нам в Амальгаут прорываются злобные паразы, чтобы захватить и уничтожить всё, что нам дорого. Посылает их властитель мира полутеней — бог Озирон. Мы много раз бились с паразами и всегда побеждали, прогоняли их прочь. Нам помогает подаренный огненным богом волшебный камень Рубер. Пламя, заключённое у него внутри, дарит нам отвагу и мощь. Некоторые из нас, особенно те, кто выполняет важные задания, носят с собой перстни из звёздного металла украшенные осколками Рубера.

Лестер оглядел слушателей; все внимали, затаив дыхание.

— Но последнее нападение застало нас врасплох: воины не восстановились после предыдущей битвы, а маги не успели как следует разжечь камень, и к концу сражения он погас. Кроме того, наши враги нашли в Амальгауте союзников — племя диких ургов, живущих к юго-востоку от наших гор. Урги разорили гнёзда драконов, уничтожив яйца и охранявших их самок. Мы отбились от них с трудом, и лишь чудом смогли прогнать паразов. Да, мы победили, но потеряли много воинов. Большинство наших крылатых братьев и сестёр погибли. Остались лишь несколько самцов. А ещё погас Рубер, дававший мощь и дарсам, и драконам. Маги, конечно, разбудят его, но для этого потребуются огромные усилия и время.

Лестер снова хлебнул из кубка.

— Лестер, — воспользовавшись паузой, произнёс Адас, — сознайся, что ты выдумал про драконов: такие сказки матери рассказывают малышам. А чтобы драконы жили вместе с людьми и помогали им — это вообще… — советник хана закатил глаза, показывая невероятность подобного. Все закивали, соглашаясь с Адасом.

— Ваше право — не верить всему, что говорится, — пожал плечами Лестер. — Только это правда. И, может быть, когда-нибудь вы убедитесь в этом. Я продолжу?

— Продолжай, — разрешил Аскул.

— Наши маги предположили, что драконы могли сохраниться в каких-нибудь землях. К тому же, в мире наверняка есть и другие виды волшебства, которые могли бы нам помочь. Совет старейшин решил послать разведчиков в разные уголки Амальгаута. Мы с братом-близнецом отправились на ваш континент — называющийся Агелонса. Достигнув портового города Карф, мы сели на корабль и пересекли Срединное море; затем разделились, решив, что так мы охватим большую территорию. Я отправился на восток, а он — на запад.

Лестер нахмурился, вспомнив о брате.

— Я уже немало постранствовал по свету, когда встретил колдуна Загуса в одном из придорожных заведений. Я сразу чувствую колдунов: есть у нас, дарсов, такое свойство — распознавать магическую силу. Мы сами немного чародеи, если обладаем осколком Рубера. Я не увидел в Загусе ничего опасного: колдун как колдун, каких немало. Но я его недооценил — он обхитрил меня. Не знаю как, но он сумел скрыть свою истинную мощь. Поняв, что я дарс, не спуская глаз с моего перстня с красным камнем, он рассказал про горы, в которых ещё живут драконы. Даже вызвался проводить меня. Я клюнул на эту наживку, и мы отправились в путь. Через пару недель мы были в степи. Здесь, выбрав момент, он исподтишка ударил меня колдовским молотом. Очнулся я уже в клетке — в окружении стражников и забавного мальчишки. При мне не оказалось ни оружия, ни перстня. Удивляюсь, почему колдун меня не убил.

— Ему нужны были деньги, — старый Скол поперхнулся и, откашлявшись, продолжил: — Поэтому он и продал тебя нам, решив, что ты наверняка погибнешь в поединке. Поклялся страшной клятвой, что ты отменный воин, — в этом он не обманул. Правда, выглядел ты в ту пору — не приведи небо. Но колдун заверил, что ты оклемаешься, в этом он тоже не слукавил.

— А зачем вы рисковали? Почему не выставили своего поединщика?

— У нас не было поединщика, равного Торбору и Сахаму. Пришлось рискнуть и выкупить тебя у Загуса. И мы теперь не жалеем об этом, хотя многие не верили в успех. Но мы с Адасом настояли, и вот ты здесь. Мулкус ездил за тобой к колдуну.

— Да, я ездил, — подтвердил сотник. — Но перстня при тебе не было, — Мулкус стукнул кулаком правой руки по ладони левой. — Украл, хитрый лис! Он не хотел отдавать и твои вещи, но я потребовал — слишком много золота мы ему отвалили. Отдал: две полные сумки, два меча и кинжал. Таких клинков я раньше не видел. Где их куют?

— В наших горах, из звёзд, что падают с неба, — ответил Лестер. — Спасибо, что вернули.

— А эта палка, которую дал нам Загус, ещё имеет над тобой власть? — спросил Аскул, хлебнув вина.

— Я освободился от её чар после первого поединка, и всё это время мог убежать.

— Почему же не убежал? — прищурился хан. — Ну, почему?

— Я дал слово сразиться за вас, — расправил плечи Лестер. — А слово мужчины твёрже гранита.

Степняки понимающе склонили головы.

— Могу я попросить тебя, великий хан? — Лестер сложил ладони вместе.

— Слушаю.

— Помоги найти колдуна. Он украл перстень, который очень важен для меня. Камень в нём — это частица Рубера. Частица меня самого.

— Хорошо. Завтра же следопыты разъедутся в разные стороны, а голуби полетят к соседям. Ты же, гость дорогой, пока дожидайся здесь. Даю Агаса тебе в услужение. Он хороший мальчик. Жаль, что его родителей уже нет в живых — их поразила неизвестная хворь. Ну да ладно: не пропадёт… А теперь давайте есть и пить, пока мои хозяйки не подумали, что пища, приготовленная ими, вам не по вкусу. Это опасно, по себе знаю, — Аскул посмотрел на жён и засмеялся. Его шутка вызвала улыбки на лицах женщин.

––

— Ну же, Торбор, целься лучше! — Агас мчался мимо северянина на расстоянии ста шагов. Он прятался за большой овальный щит, который служил мишенью. Его конь был облачён в железные доспехи, сберегающие от случайных ранений.

Стрела вырвалась из могучей руки Торбора. Но опережение было выбрано неверно, и цель успела проскочить мимо оперённой хищницы.

— Не пытайся всё просчитать, доверься телу, — сказал подоспевший к Торбору Лестер и, приняв из мощных ладоней лук, выстрелил, почти не целясь. Стрела безошибочно нашла дорогу и воткнулась в центр щита, скачущего в обратном направлении Агаса.

Торбор задумчиво почесал затылок. Стрельбу по неподвижной мишени из степного лука, который отличался от его северных аналогов прицельной дальностью, он освоил довольно быстро, а по двигающейся цели у него пока выходило плохо. Но Торбор был упрям…

— Всё равно научусь! — буркнул он.

— Конечно, научишься, — Лестер вспомнил, как на следующий день после их поединка Торбор, недолго думая, дал клятву жизни — в знак уважения к победителю, оставившему на его лбу тонкий, словно лезвие ножа, шрам. Смерти норт не боялся, как и другие представители его народа, но и не торопился в небесный чертог. Успеется: здесь ещё много интересного…

Лестер, находясь в стойбище Аскула, тоже не терял времени зря: изучал новые приемы джигитовки, хотя и так был прекрасным наездником и изумлял своим умением обращаться с конём даже бывалых степняков. А когда Лестер на полном скаку выпустил пять стрел точно в цель, превзойдя лучших кумчаков, хан подарил ему составной лук в кожаном, украшенном серебром и золотом налучнике, а также плоский поясной колчан, набитый стрелами с белоснежным оперением.

––

Лестер и Торбор обернулись, услышав стук копыт и голос всадника, понукающего коня. Молодой сын степи — посланник хана с тёмно-зелёным флажком, притороченным к седлу — осадил скакуна возле чужеземцев.

— Великий Аскул призывает тебя, славный Лестер! — прокричал он громко.

Наконец-то.

Лестер почувствовал, что пришли вести о колдуне, которых он ждал много дней после значимого для него пира за ханским столом. Вскочив на коня, он помчался к Аскулу.

––

Хан встретил его перед своей большой, убранной жёлтыми лентами юртой, гордо восседая на деревянном троне в окружении двух десятков приближённых.

Лестер спешился и поклонился:

— Приветствую тебя, повелитель!

— Здравствуй, — Аскул жестом призвал дарса подойти ближе. — След твоего обидчика-колдуна обнаружился недалеко от нас — в Охающих Горах. Люди из племени Моэ, с которым мы ведём торговлю, сообщили: неделю назад Загус с двумя проводниками и десятком наёмников подался на юг — за перевал Уныния, в Заповедные горы. Это путь к смерти: оттуда никто не возвращался и не пытался туда пойти уже давно. Что ему там надо? Не понимаю.

— Колдун хочет найти то, что очень важно для него, — произнёс Лестер. — И ему не обойтись, как он думает, без моего перстня. Может быть, там находится и то, что я ищу?

— Что ты решишь? — спросил Аскул.

— Хочу немедленно отправиться вдогонку.

— Один?

— Почему один? У меня есть должник жизни. Более храброго спутника трудно найти.

Аскул согласно кивнул. Его ладонь сильной птицей вспорхнула вверх:

— Бери всё, что нужно для похода: тебе ни в чём не будет отказа.

Хан вчера узнал, что две его жены беременны. Шаман высказался однозначно — сыновья. Вот она — шапка Кучула! Аскул полнился благодарностью к отважному чужеземцу за его победу в состязаниях и готов был помочь ему всем, чем мог.

— Также можешь взять с собой любого добровольца из числа моих воинов. Насчёт провожатых в горах мы договоримся с ханом Моэ, сейчас же отправлю гонцов.

— Благодарю, великий хан! Позволь покинуть тебя — чтобы собраться в дорогу.

Аскул наклоном головы разрешил.

––

На следующее утро племя Восточных Ветров провожало небольшой конный отряд, уходящий в сторону Охающих Гор. В отряде было три человека: непонятно чему улыбающийся Лестер, Торбор, восседающий на большом и выносливом жеребце, а также Мулкус, вызвавшийся в добровольцы. Решение молодого сотника стало неожиданностью для всех, особенно для хана, который им очень дорожил и не хотел с ним расставаться. Но слово есть слово, и повелитель скрепя сердце отпустил любимчика.

Был и ещё один доброволец — Агас. Но Лестер не захотел подвергать мальчика смертельному риску. Как тот ни просил, дарс был непреклонен.

Отряд уже почти скрылся из виду, но Аскул всё смотрел ему вслед. Сердце хана сжималось от тоски по ушедшей юности — когда груз ответственности перед племенем ещё не лежал на его плечах, и он мог отправиться в подобный поход.

*************** 2 ***************

Десять дней проводники из племени Моэ вели Лестера и его спутников между живописных гор. На одиннадцатый день старший из них объявил:

— Дальше мы не пойдём, дальше смерть. Следующий перевал за тем, что перед нами — перевал Уныния.

— А что там прячется за словом «смерть»? — спросил Лестер.

— Не знаю, но никто оттуда не возвращался, — низкорослый седоватый мужчина указал головой на узкую дорогу, уходящую к перевалу. Его пальцы, развязывая кисет с табаком, дрожали, словно листья на ветру. Бурая лошадь под ним расширяла ноздри и прядала ушами: тревога хозяина передалась и ей.

— А как же проводники колдуна? — Мулкус презрительно оглядел трусоватого горца. — Почему они не побоялись пойти дальше?

— Так его проводники из племени Наэ! У них отродясь мозгов не было. К тому же они жадные без меры. А наёмников он взял с северных склонов. Те за деньги хоть в пекло полезут.

— Значит, они гораздо смелее вас, — молодой степняк сплюнул и, понукнув коня, медленно направился вперёд, давая товарищам возможность его догнать.

— А они могли поехать другой дорогой? — Лестер внимательно посмотрел горцу в глаза.

— Другой дороги нет.

Лестер кивнул и, не попрощавшись, двинулся за Мулкусом. Торбор молча пустился следом.

К вечеру отряд достиг макушки перевала — довольно ровной каменистой площадки с тремя пахучими соснами посередине. Впереди виднелся следующий перевал — тот самый, — укутанный большим светлым облаком, точно одеялом. Солнце щурилось, скрываясь за горами. Быстро подступала ночь, чтобы на несколько часов завоевать окружающий мир.

Разбили лагерь, но разжечь костёр не рискнули: слишком высоко, видно будет издалека. Поужинали вяленым мясом и сухарями, запивая водой, набранной из горного источника. Немного полюбовались луной, украсившей потемневшее небо, и улеглись спать, оставив северянина первым часовым.

Дождавшись, когда Лестер и Мулкус уснут, Торбор напряг слух. Его дыхание стало ровным, а движения — плавными. Он знал, что бесшумно подкрасться к лагерю в ночной тиши невероятно трудно: выдаст или оступившаяся нога, или сопение, или одна из частей тела зацепится за что-то острое…

Первый час прошёл спокойно, но затем с той стороны, откуда они поднялись, послышался крик и неизвестно кто заторопился к месту их привала.

— Тревога, — ровным голосом сообщил Торбор, но этого было достаточно, чтобы его спутники проснулись и приготовились к схватке. Сам северянин заслонил вход на площадку, обнажив длинный прямой клинок. Но вскоре он отступил в сторону, пропуская кого-то. Это был Агас, запыхавшийся, с круглыми от страха глазами. Он проскочил вперёд, ведя в поводу судорожно всхрапывающего коня.

— Ого! — вскрикнул Мулкус и опустил лук, заряженный стрелой.

— Там, медведь, большой! — мальчик указывал рукой в темноту. Его грудь вздымалась, как подгоняемые ветром волны.

У входа на площадку послышался шум, который тут же резко прервался. Медведь, Лестер хорошо его видел, остановился, наткнувшись на Торбора. «Уходи. Не стоит…» — подсказало зверю его чутье. Зверь задумался — надо ли рисковать?.. Он был не настолько голоден, чтобы очертя голову броситься на столь грозного противника. Недолго покрутив носом, медведь удалился.

— Всё, сбежал, — сказал Лестер и посмотрел на Агаса: — Ты как здесь оказался?

Мальчик, понурив голову, молча стоял перед взрослыми.

— Ладно, поешь и ложись спать. Поведаешь утром, — взяв поводья из рук Агаса, Лестер отвёл и привязал его коня рядом с тремя остальными. Потом, освободив рот скакуна от удил, надел ему на морду небольшой мешок с овсом. Конь довольно захрумкал.

Вернувшись к месту ночлега, Лестер увидел, что Мулкус уже кормит мальчика, нежно похлопывая его по спине.

— Торбор, когда закончишь своё дежурство, разбуди меня, — распорядился Лестер и, повернувшись к Агасу, произнёс с напускной строгостью: — Доедай и на боковую.

––

Утренний отъезд задержался: всем не терпелось послушать рассказ юного степняка. Оказалось, что Агас, несмотря на отказ Лестера взять его с собой, сразу же решил убежать вслед за отрядом. Пока соплеменники были заняты проводами, он собрал провизию, взял лук со стрелами, боевой нож и недавно выкованный для него меч. Затем сел на коня и двинулся в путь.

Он ехал, чуть приотстав. Ночевал, не приближаясь, чтобы не быть замеченным: знал, что Лестер может видеть в темноте. А вчера, пропустив возвращавшихся назад проводников, вечером расположился на очередной привал. Тут-то к ним с конём и вышел горный медведь. Хорошо, что мальчику не спалось. Хорошо, что медведь источал сильный запах. Хорошо, что Агас успел добежать, не забыв четвероногого товарища, до лагеря друзей. Чудо, что все эти «хорошо» совпали, и мальчик остался жив.

Закончив рассказ, Агас вопросительно посмотрел на Лестера. Тот пожал плечами:

— Ну что же, ты сам выбрал свою судьбу. Не гнать же тебя обратно.

— Буду защищать тебя от зверей, — улыбнулся Торбор.

Мулкус подмигнул неслуху и, присев, завязал шнурок на его кожаном башмаке.

Вскоре отправились вперёд.

––

Спустившись на дно долины, путники обнаружили маленькую речку с кристально чистой водой. Дав коням напиться, осторожно преодолели журчащее препятствие и оказались на давно заброшенной дороге с зарослями кустарника по бокам.

Справа и слева было подозрительно тихо: птицы не пели. В это время года?!

В воздухе запахло угрозой. В руках Лестера и Торбора блеснули мечи, Мулкус привычным движением положил стрелу на уже натянутую тетиву. Агас взялся за рукоять своего меча.

Дальше события развивались быстро. Впереди на дорогу выскочили два дикаря в куртках мехом наружу. Они вскинули луки и выпустили по стреле. Одну из них Лестер отбил клинком, вторая прошла над рыжей головой без промедления пригнувшегося Торбора. Стрела молодого сотника спустя мгновение пробила горло одного из нападавших.

— Мулкус, займись им! — крикнул Лестер, указывая на оставшегося в живых лучника. Сотник рванулся с места, на ходу прилаживая следующую стрелу.

Из кустов, ломая ветки и размахивая топорами, показались ещё дикари. На их смуглых лицах, покрытых густой растительностью, сверкали недобрые глаза. Их было восемь — по четверо с каждой стороны.

— Я левых, ты правых! — гаркнул северянину Лестер и спрыгнул с коня.

Торбор, проворно спешившись, первым же ударом уложил одного из дикарей. Орудуя большим мечом, точно лёгкой тростинкой, он перешёл в наступление. Сейчас Торбор напоминал белого носорога — опасного и непредсказуемого зверя, обитающего в долине реки Хиль в самом центре Аморы.

Лестер отточенным движением срезал ближайшего неприятеля и, пропустив вперёд второго, необдуманно кинувшегося в атаку, рассёк его незащищённую спину, словно ткань тренировочного мешка, набитого соломой. Оставшиеся двое замерли в нерешительности. Это и сгубило одного из них: выпад дарса моментально отправил его к праотцам. Последний попытался убежать, но Лестер в стремительном прыжке ударил его ногой между лопаток и повалил на землю.

Поднеся меч к шее притихшего врага, Лестер огляделся. Мулкус, убив второго лучника, возвращался назад. Торбор расправлялся с последним из четверых противников. Агас слез с коня и, переминаясь с ноги на ногу, хмурился — не удалось ему повоевать.

Подняв за шиворот оглушённого дикаря, Лестер потряс его, пытаясь привести в чувство. Но помогла только холодная вода, выплеснутая подоспевшим Агасом в заросшее чёрными волосами лицо. Открыв глаза, пленник испуганно заозирался.

— Кто вы такие и зачем напали на нас? — спросил Лестер.

— Мы воины из племени Угэ, с северных склонов, — торопливо ответил дикарь. — Колдун Загус нанял нас, чтобы мы сопровождали его в походе за перевал Уныния.

— А вы дошли до перевала?! — пророкотал подошедший сбоку Торбор.

— Почти…, только нас одолел страх. Мы не захотели идти дальше и потребовали у колдуна оплату. Но проклятый Загус и эти дураки из Наэ спрятались в прозрачном волшебном шаре. Мы несколько дней пытались пробиться к ним, не давая им тронуться с места. Наконец нам надоело, и мы ушли. А увидев вас, решили хоть что-нибудь получить, но, видно, не на тех нарвались…

— Значит, колдун недалеко? — сдвинул брови Лестер.

— Мы ушли от него вчера, а он и его провожатые, наверное, направились к перевалу. Они идут пешком — коней-то украли ночные духи.

— Какие ночные духи? — задал вопрос Агас.

— Да кто знает! Вечером были кони — утром их не стало. Из-за этого мы и всполошились. Решили, что дальше не пойдём.

Дикарь сглотнул и посмотрел на фляжку в руках Агаса. Мальчик поймал этот взгляд и протянул сосуд пленнику. Тот торопливо его схватил, поднёс ко рту и принялся жадно пить, иногда проливая воду. Потом продолжил:

— Я думаю, Загус на перевале. Или уже одолел его.

— А что за этим перевалом? — прищурился Агас.

— Люди разное болтают: кто говорит о крылатых чудовищах, кто пугает беспощадными тварями из темноты. А что там на самом деле — неизвестно. За перевалом Заповедные горы — запретные, значит. Туда нельзя. Давно туда никто не хаживал.

— Так зачем же вы пошли?! — прогремел Торбор.

— На деньги польстились, — вздохнул дикарь и покосился на тела погибших товарищей.

— Ты вот что — похорони своих соплеменников, — сказал Лестер. — Мы тебя отпускаем. От тебя зависит, доберёшься ли ты домой. Впредь, если уцелеешь, не связывайся с колдунами.

************** 3 *************

Следующую ночь друзья провели у подъема на перевал Уныния. Ничто не нарушало их покоя до самого утра. Лишь иногда из небольшого леска поблизости ухал филин, да где-то вдалеке выли шакалы.

Как только рассвет разогнал ослабевшую тьму, тронулись в путь. Сначала ехали легко — любовались красотами природы и перекидывались шуточками. Но вскоре их окружил густой туман. Невесомое молоко разлилось среди гор, сделав воздух влажным, словно в парилке. Дорогу ещё можно было различить, но окрестности не просматривались совсем.

Кони фыркали и нервно шевелили ушами, осторожно переставляя ноги. Всадники примолкли, их лица утратили живость, а языки отяжелели.

Лестер возглавлял отряд, надеясь на остроту своего зрения, но его взгляд, точно затупленный клинок, проникал не намного дальше, чем взоры остальных. Вторым ехал Мулкус, потом Агас, огромный северянин был замыкающим.

Ближе к полудню последовал спуск — более крутой, чем подъём. Пришлось ещё замедлиться. Казалось, это будет продолжаться вечно. Но, наконец, путники вынырнули из тумана и увидели, что день заканчивается — пора располагаться на ночлег.

Устроились прямо на дороге: больше было негде. Справа возвышалась безмолвная, как совесть отъявленного прохвоста, каменная стена. Слева сгрудились невысокие деревья, а сразу за ними темнела пропасть.

Лестер приказал развести большой костёр и подготовить факелы.

— Дальше скрываться нет смысла, — пояснил он, — все, кто хочет, нас и так заметят, а огонь — защита от ночных созданий.

Лестер стал хмурым: ощущение опасности, которого не было ещё час назад, проникло в его сердце. Чтобы хоть немного развеять тревогу, он с особым рвением взялся заготавливать дрова. Орудуя топором и смахивая ладонью пот, бегущий по лицу, Лестер пытался отвлечься от тягостных мыслей. Его товарищи трудились рядом с ним. Наконец навалили внушительную кучу дров и приготовили ужин.

Ели молча: мрачность предводителя передалась и остальным. Лишь костёр, загораживая людей и коней от неизвестности впереди, кидался жёлто-красными всполохами и весело похрустывал, пожирая свою пищу.

Лестер первым заступил на дежурство. Когда все уснули, он вытащил лук. Вслед за ним достал десяток стрел, обмотанных тряпками у наконечников, намочил их горючей жидкостью и разложил перед собой. Усевшись на камень, он принялся ждать.

––

Воспоминания нахлынули на Лестера внезапно — словно весенний дождь в горах. Они проявились перед ним, — не мешая видеть и чувствовать реальность.

Вот он — отрок десяти лет — заучивает приёмы, проверенные в уйме сражений. Хасток, чьи волосы нетающим снегом покрыла седина, хмурится: не годится так долго переставлять ноги во время кругового движения: срежут в один момент. Жаль старого учителя! — погиб в последней битве. А это кто? Брат Летидар — его точное отражение, как в незамутнённой озерной глади — пыхтит поблизости.

А здесь Лестер — ученик, старательно выводящий буквы гусиным пером. Он сидит в большой, сухой пещере знаний, обставленной широкими полками с множеством книг в кожаных переплётах. Кто-то сопит рядом и кусает кончик своего пера — разумеется, брат.

А вот их мать — гордая пышногрудая красавица — бежит за двумя трёхгодовалыми сорванцами по лугу, усыпанному цветами. Вдалеке стоит, широко улыбаясь, могучий мужчина — отец, конечно.

Но память вдруг стёрла светлые, радующие сердце полотна.

Отец… Жестокий бой в узком ущелье. Ургов много. Они падают под ударами подаренного звёздами клинка, но лезут и лезут, перебираясь через убитых, протекая по склонам, заключая одинокого дарса в плотное кольцо. Ему необходимо задержать внезапно появившихся врагов, чтобы дать уйти маленькому отряду с женщинами и детьми.

Взмахи смертоносного меча всё медленнее: не бог же он, в конце концов. Вот уже и не видно отважного героя за массой тел.

Все спаслись. Там остался только отец.

––

Просидев неподвижно больше часа, Лестер подкинул дров и снова стал погружаться в былое, но вдруг насторожился и подался вперёд. Вскоре он уже стоял на ногах, держа левой рукой оружие, подаренное ханом Восточных Ветров; его правая рука коснулась уха, натягивая тетиву с зажжённой стрелой. Р-р-раз — горящий снаряд ушёл во мрак, хищно раздвигая воздух. Цель была найдена быстро: шагах в пятидесяти вспыхнула высокая фигура, озарив себя и пространство вокруг. Раздался душераздирающий вопль, как будто пытали ребёнка. Подожжённое существо заметалось, расталкивая тех, кто стоял рядом.

Огонь высветил толпу странных созданий, похожих на засохшие деревья. Они были одеты в серые до земли плащи, а их головы прятались под капюшонами, из-под которых блестели, отражая пламя, серо-белые глаза — как у слепых. Крупные клыки сверкали подобно отполированным клинкам, длинные сучковатые пальцы угрожающе шевелились.

Трое спутников Лестера выстроились за его спиной.

— Оставайтесь под защитой костра! Возьмите факелы и будьте готовы их зажечь! — крикнул Лестер через плечо и послал вторую стрелу, которая так же безошибочно, как и первая, поразила мишень.

Одна за другой были выпущены десять огненосных хищниц. Десять горящих существ, истошно вопя, заметались, пугая светом темноту. Ещё несколько десятков, попятившись назад, смотрели на жуткую гибель сородичей.

Наконец, когда неистовая стихия уже доедала упавшие тела, все пришельцы из мрака двинулись вперёд.

— Поджигайте факелы! — бросил Лестер.

Незваные гости остановились, подойдя к кругу света, очерченному пламенем, и молча наблюдали за спрятавшейся от них за досадным препятствием добычей. Они выжидали долго, надеясь, что в огненной обороне образуется брешь. Но, слава богам, дров было запасено много. Зря Торбор ворчал: «Куда столько?»

Лишь к самому исходу ночи костёр стал ослабевать, и некоторые из чудовищ попытались прорваться. Но люди отогнали их горящими факелами.

Наконец тьма потеряла густоту — наступило утро. Существа развернулись и исчезли. И уже ничто не говорило о ночном нападении. Только костёр, засыпая, потрескивал угольками, да кони пугливо жались друг к другу.

––

Завтрак был перенесён на пару часов — пришлось немного отдохнуть. Кто знает, вдруг после дневного перехода их снова ждёт беспокойная ночь…

— Слушай, Лестер, а что, если эти чудища сожрали колдуна и нанятых им дикарей? — оторвавшись от еды, спросил Торбор. Его глаза блестели.

— Это мескуны, — ответил Лестер. — Они не жрут свою добычу, а высасывают всю кровь и энергию жертвы, оставляя только бездыханное тело, словно пустой бурдюк. Так что, если колдун с проводниками им попались, мы, по крайней мере, найдём трупы.

— Откуда ты о них столько знаешь? — Агас с любопытством воззрился на Лестера.

— Много книг о существах, населяющих или когда-то населявших наш мир, мне пришлось прочесть, чтобы окончить школу дарсов. Много разных знаний и умений вливали в нас, как в сосуды, наши учителя.

— А что, разве железное оружие их не поражает? — не унимался Торбор.

— Поражает, — усмехнулся Лестер, — но тогда надо обязательно отрубить голову. Огонь вернее. Но днём опасаться нечего: мескуны — ночные создания.

— Надо же, каких только тварей не бывает, — Мулкус почесал нос и осмотрелся.

— Да, боги создают не только свет, но и тьму, — сказал Торбор и глубоко вздохнул.

— Желания и мотивы богов скрыты от нас, — Лестер поднял глаза к небу. — Смертным неведомо, какие испытания они готовят каждому, да и всему миру. А нам пора в путь.

Лестер встал и, прихватив свои вещи, направился к коню. Его спутники спешно собрались и последовали за ним.

––

Во второй половине дня, когда отряд преодолел сырую низину и поднялся на возвышенность, Лестер перестал ощущать присутствие Мескунов. «Видимо, мы прошли область их обитания», — подумал он.

Ближе к вечеру, у края дороги, обнаружились следы чужого привала. Глядя на золу, оставшуюся от костра, Лестер услышал дыхание красного камня, украденного колдуном. Тонкая струя силы коснулась его сердца и поманила в сторону юга — вслед за кусочком Великого Рубера.

«Неужели камень ожил?!» — вспыхнула мысль в голове Лестера, и восторг поднялся от его живота к горлу. Он приложил руку к груди, и ладонь согрелась сквозь одежду. Жар камня, жар Рубера — он здесь! Лестер посмотрел на товарищей и сказал:

— Они недалеко! Скоро мы их догоним.

— Ты так думаешь? — спросил Торбор.

— Я это чувствую, — улыбнулся Лестер в ответ.

Глава 4. Летидар.

Дороги.

Сколько их было и есть во всём мире? Сколько проложено, протоптано, накатано? А сколько заброшено и забыто? Никто не считал. Да и возможно ли это?

Дороги в избытке знают о людях. Преодолевая, и в снег, и в зной, милю за милей, двуногие создания рассказывают о себе с внезапной откровенностью совершенно незнакомым попутчикам; тихо беседуют со звёздами, выдавая им свои тайны на ночных привалах, а дороги слышат…

В дороге многое находят и многое теряют. Чем-то начинают дорожить, на что-то плюют. Дороги соединяют обитающих под облаками, и разъединяют их…

А как своевременно в дороге задумчиво грустить (особенно, если ты путешествуешь один). Под усталый стук копыт приходят до поры до времени опальные мысли о назначении твоей, в общем-то, никчёмной жизни, о результатах твоих усилий, иногда кажется важных, но если всерьёз и дотошно взвесить — пустых и недолговечных.

А ведь хотелось другого на старте. Планы были великие. Мечты доставали до звёзд. Вот только всё как-то забылось за каждодневной рутиной; безмерные надежды слизала обыденность бытия.

«Однако не скисай, странник, — шепчет небо над головой. — Что случилось, то случилось. Ничего в прошлом уже не изменишь, не повернёшь беспощадное время вспять. Но, может быть, всё гораздо лучше, чем ты думаешь, и впереди тебя ждёт удача. Гони прочь печаль-кручину. Достань потёртую флягу с вином: там ведь ещё осталось. Выпей. Тряхни головой. Погляди вокруг. Вон там, на невысоком пригорке, притаилась, как молодая любовница, ожидающая желанного сердцу друга, маленькая зелёная роща. Можно свернуть — искупаться в её объятиях. Вот навстречу — рыжая дивчина с крутыми бёдрами. Улыбается. А вдруг — тебе? Справа два пузыря безымянных могил. Кого-то ограбили и убили. Проезжавшие мимо сердобольные люди схоронили бедолаг. Будь доволен, что не тебя: не так горька твоя доля. Радуйся, радуйся и не сдавайся! Насыпь злой судьбе соли под хвост…»

И солнце, показавшись из-за туч, добавляет: «Помни, ничто в мире не вечно: не вечен и сам мир. Цени каждое мгновение твоей жизни. Попробуй быть счастливым — здесь и сейчас».

************ 1 *************

Путники, остановившись на вершине холма, с любопытством рассматривали приникший к широкой реке город. Он был немалых размеров и имел к тому же хорошие перспективы к развитию из-за своего выгодного месторасположения на перекрестке торговых путей. Высокие крепостные стены каменным ремнём стягивали его кварталы. По всему внешнему периметру раскрывал беззубую пасть глубокий ров. Восемь башен охраняли четверо ворот — по две на каждые. У каждых ворот через ров перекинулся мост. На реке большая пристань выставила навстречу прошеным гостям деревянные ладони. В середине улиц проглядывалась широкая площадь с храмом местному божеству и ратушей. Вокруг города разлились поля с островами кустарников, а вдалеке виднелся лес.

— Вот и Сорох, — произнес Летидар. — Торгово-ремесленный город, довольно неплохой. Я здесь уже бывал. Там в центре есть приличная гостиница. Думаю, мы заслужили два-три дня отдыха: поедим, помоемся, отоспимся, запасёмся всем необходимым в дорогу…

— Да, конечно, — согласилась Мая.

Жданко довольно закивал.

Лицо Летидара просветлело. Нежность выплеснулась из его сердца и разлилась по телу при воспоминании о последних днях, проведённых вместе. Дорога сблизила их, сделала практически родными. Многое было сказано и сдобрено многозначительным молчанием. Их теперь связывало, хоть и короткое, но всё-таки общее прошлое и, наверное, общее будущее…

Девушка взглянула на Летидара:

— Слушай, давно хочу спросить, откуда берутся средства, покрывающие наши расходы? Больших запасов монет у тебя не наблюдается, а ты довольно щедр.

— Да есть у меня магический кошелёк, из которого я беру деньги, — ответил Летидар.

— А ты не боишься, что его украдут? — вступил в разговор Жданко.

— Нет, не боюсь. Дело в том, что кошелёк этот находится не здесь: он невидим и неосязаем. Он соединяется с сокровищницей дарсов в Гулайских горах. А этот материальный кошель, что я ношу с собой, — только временное хранилище нужных мне на данный момент денег, которые приходят из того скрытого кошелька, взять из которого могу только я. Но не бесконечное множество: у меня есть определённое ограничение. Запутанно объяснил?

Из глаз Маи брызнули озорные лучи:

— Не переживай, основное мы поняли.

— Тогда поехали, надо успеть до закрытия городских ворот.

К широким воротам они поспели как раз вовремя: уже последние овцы, сопровождаемые криками юного пастуха, возвращались с пастбища домой, уже входили припозднившиеся работники, весь день мозолившие руки в поле, уже дюжие молодцы в кольчугах подступили к тяжёлым створам…

Пожилой стражник загородил им проезд:

— Кто вы? И по какой надобности пожаловали в вольный город Сорох?

— Я наёмник из Ирманского графства, — Летидар улыбнулся стражнику, как старому приятелю. — Получил расчёт и теперь направляюсь на родину — в Медон, что на берегу Срединного моря. К вам заехали, чтобы передохнуть, и снова в путь. Хороший у вас город…

Стражник с подозрением осмотрел гостя и подумал, кого только не бывает в этом Медоне (о котором он знал только из россказней досужих купцов). Потом для порядка поинтересовался:

— А это кто с тобой?

— Жена и её брат. Везу знакомить с родителями.

Стражник понимающе кивнул и, решив, что опасности для города от чужеземцев нет, подался в сторону, освобождая дорогу.

Когда миновали ворота, Мая приблизилась к Летидару и сквозь смех спросила:

— Жена, значит?

Летидар только пожал плечами, показывая, что это у него вырвалось случайно, для пользы дела.

Вскоре заселились в гостиницу на центральной площади, взяв два соседних номера на верхнем этаже: один — для Летидара, другой — для Жданка и Маи. После, посетив баню в находящемся поблизости здании, поужинали и отправились спать.

––

Летидар лежал на деревянной кровати и смотрел в окно. Ночь была ясная. Небо дышало бесконечностью. Звёзды окружили золотистый месяц и игриво подмигивали то ли друг другу, то ли глядящему на них человеку…

Чувства неясные и сумбурные (как иногда мысли) распирали грудь воина, заставляя сердце биться быстрее обычного. Что случилось? Им овладело предвкушение чего-то важного, что перевернёт его жизнь, изменит суть. Хотелось одновременно, и плакать навзрыд, и раскручивать тело в бешеном танце, и выть на месяц и звёзды вокруг него. «Что со мной?! Объясните!» — взывал молодой дарс к предкам, к роду, уходящему корнями на много столетий в прошлое. Ответа не было. Но он будет. Ему дадут знать…

Под утро сон всё же сморил воина — принял его в ласковые объятия.

––

Летидар проснулся от стука в дверь. Глянув в окно, он увидел, что день уже давно пришёл и на правах господина расположился в городе. Вскочив и накинув одежду, Летидар подбежал к двери и распахнул её.

— Ты что, муж, спишь так долго? — Мая расплескала ему навстречу брызги весёлого смеха; невозможная синева её глаз наполнила его восторгом, зовущим в пляс, но в то же время околдовала — лишила возможности нормально двигаться.

Девушка впорхнула в комнату и устремилась к окну; солнечные лучи охватили её фигуру, показывая сквозь платье безукоризненные формы.

— Какой у тебя чудесный вид на площадь!

Он был поражён, будто впервые узрел эту женскую грацию в каждом её жесте, её совершенный стан и небесную улыбку… Его тело превратилось в каменное изваяние.

— Я уже спускалась вниз и поболтала с хозяином. Сегодня ярмарка на соседней площади. Она до часу дня. Так что, если мы хотим успеть, надо пошевелиться. Кстати, я заказала нам завтрак.

Летидар промолчал: он был не в силах говорить. Девушка, проходя мимо, коснулась его рукой и поспешила в свою комнату. Он бы всё отдал, чтобы она осталась здесь ещё — хоть немного…

— Поторопись! — донеслось уже из коридора.

«Да что это со мной?» — подумал Летидар, пытаясь освободиться от оцепенения.

И вдруг он ощутил присутствие своих предков. Они вошли в него, расслабили напрягшиеся мышцы и наполнили его спокойствием и теплом. «Ничего страшного — это любовь, — прошептали родные голоса. — Всё будет хорошо».

––

Посетив кишащую людьми торговую площадь, находящуюся в двух кварталах от гостиницы, и купив всё, что они посчитали нужным, Летидар, Мая и Жданко, довольные, но немного утомлённые гамом и шумом, вернулись в свои номера.

После обеда все вместе отправились осматривать город. «Что там занятного?» — пришло Летидару в голову, но он промолчал, решив, что его подопечным, наверное, будет интересно.

Выйдя на середину центральной, вымощенной булыжником площади, они не спеша оглядели большой храм с устремлённым в небо серебряным шпилем. Стены храма пестрели изображениями рыб золотистого цвета. Над дубовой, декорированной медью дверью была нарисована полуженщина-полурыба с зелёными глазами и волосами, с трезубцем в руке. Она строго взирала на посетителей, словно проверяя их благонамеренность.

— Здесь поклоняются речной богине, — сообщил Летидар. — Её зовут Сонна, как и реку.

— Ясно, — кивнула Мая.

Трёхэтажная ратуша, крытая красной черепицей, была наряжена в платье весёлой настенной росписи. Её высокое и широкое крыльцо выпирало в пространство площади, как выдвинутый ящик комода. Близко к краю на крыльце примостилась бронзовая сульптура рака с расставленными клешнями. Птицы, надо думать, любили это место: скульптура была густо загажена.

Рядом с ратушей торчала круглая выбеленная башня с набатным колоколом наверху. В тени её металлического козырька, на низких каменных ступенях, разлеглись несколько кошек с подёрнутыми поволокой глазами. Недалеко от них беззаботно и совершенно безнаказанно суетилась и громко чирикала стайка воробьёв.

Закончив осмотр площади, путники двинулись к городской стене по безлюдной улице, выбранной наугад. Чем дальше они удалялись от центра, тем безрадостнее становилась картина. Улица делалась всё грязней и захламлённей. Мусор, который, по всей видимости, вываливался прямо под ноги, довольно сильно вонял. Мая и Жданко с напряжением следили за тем, чтобы во что-нибудь не наступить. Летидар брезгливо морщил нос, вспоминая красоту родных гор и чистоту их воздуха.

Наконец они наткнулись на одного из местных жителей. Прямо посреди дороги играл мальчик лет пяти-шести, со светлой шевелюрой, с чумазым лицом и неожиданно умными глазами. Он соорудил из куска доски и других подручных материалов какую-то повозку, пень его знает как, приладил к ней привод и, основательно упершись ногами в землю, с беззаботной беззубой улыбкой крутил этот самый привод; и повозка ехала, преодолевая преграды из мелких предметов. Путники, остановившись, с интересом уставились на ребёнка. Было в нём что-то настоящее…

Вдруг из-за поворота впереди вывернули два всадника и, пришпорив коней, перешли в галоп. Они неслись, не обращая внимания на мальчишку, ещё немного, и он будет сбит, растоптан…

Мая, вскрикнув, бросилась спасать кроху.

Летидар, ринувшись навстречу опасности, прыгнул, подобно крупной кошке, на шею первого скакуна и резким движением повернул его голову по кругу и вниз. Скакун полетел кубарем, увлекая за собой седока. Летидар откатился в сторону, взглядом отметив, что Мая с мальчиком на руках успела отпрянуть к стене дома. Сумел он вырвать для неё мгновение — прервал дикий лошадиный бег. Второй конь, споткнувшись об упавшего первого, грохнулся на то место, где только что играл ребёнок. Его наездника выкинуло из седла на несколько шагов по направлению к площади.

«Так, все наши целы», — подумал Летидар, посмотрев на девушку с малышом и на Жданко, присоединившегося к ним.

Из ближайших окон показались любопытствующие соседи. Одни тут же спрятались, а другие продолжали наблюдать.

Второй всадник, как и его лошадь, на удивление быстро поднялся. Это был мужчина средних лет, в нарядной одежде, сильно вымазанной при падении. Его лицо — круглое, без усов и бороды, с прямым носом и тонкими губами — изрядно поцарапалось. Он наливался яростью, озираясь вокруг:

— Что случилось?! Кто посмел?!

— Что же ты, сволочь, не видишь, куда мчишься? Люди же… — гнев от низа живота Летидара устремился вверх и захватил его голову. Он приблизился к мужчине.

— Не убивай! — крикнула Мая.

Рука Летидара, потянувшаяся к оружию, расслабилась.

— Я приближённый великого герцога Пьежа — благородный Фарон! — бросил с вызовом разодетый мужчина, но наткнулся на острый, словно клинок, взгляд Летидара и продолжил более мягко: — А это мой брат Пирон.

Пирон лежал, не шевелясь, в то время как его конь уже встал и, испуганно фыркая, перебирал ногами неподалёку. Удивительно, но животные отделались только мелкими ссадинами.

— По какому праву ты напал на нас?

— Вы же с братом чуть не убили ребёнка.

Фарон, покосившись на мальчика, усмехнулся. Затем поглядел на Пирона.

— Что с моим братом? — Он подошёл и наклонился над неподвижным телом. — Неужели умер?

Летидар оттеснил Фарона и принялся осматривать Пирона, бормоча себе под нос:

— Нет, будет жить, гадина. Рука сломана, бок отбил, да ещё сотрясение…

Помяв руками голову неприятного ему человека, Летидар отошёл и стал наблюдать, как тот приходит в себя. Фарон почему-то не бросился брату на помощь, молча стоял в стороне.

Пирон открыл глаза и приподнялся, опираясь на здоровую руку. Его взор встретился со взором Летидара и соскользнул в сторону. Потом Пирон вскрикнул от боли и откинулся на спину.

Тут из-за того же самого поворота появились ещё трое всадников. Правда, коней они гнали не во всю прыть, как только что братья.

Летидар загородил собой своих спутников и малыша.

Всадники остановились в нескольких шагах от собравшихся на улице. Один из них соскочил на землю и нагнулся к Пирону:

— Что с тобой, господин?

— Ты что ослеп? Видишь — упал, — проворчал Пирон. — А вы где были, водяной вас забери? Тоже мне, телохранители.

— Но вы же сами умчались, когда нас разъединила толпа у ворот, и не стали ждать. И потом, мы не думали, что в городе вам может что-то угрожать…

— Не думали, не думали, бараны! Поднимите меня.

Телохранитель и его подоспевшие товарищи подхватили Пирона и усадили на коня. Фарон тоже забрался в седло. Вскоре два господина под присмотром охраны направились к центру города. Пирон постанывал от боли в боку и в повисшей как плеть руке, а Фарон, оборачиваясь, бросал на Летидара недобрые взгляды.

Но Летидар уже не смотрел в их сторону. Он, повернувшись к Мае, широко улыбался. Девушка, протянув руку, в которой оказался белый платок, вытирала грязь с его лица.

Из ближайшего дома вышла женщина и, увидев мальчика возле чужих людей, всполошилась:

— Дюмен, сынок, что случилось?! Что ты опять натворил?!

Она кинулась к малышу и крепко прижала его к груди. Женщине на вид было лет сорок-пятьдесят. Точнее не определить — из-за отпечатка страданий на её бледном лице. Одежда на ней была старая и не раз латаная. Видимо, судьба горожанку не щадила. Но глаза её ещё жили, вспыхивая кострами при каждом прикосновении рук к любимому чаду. Похоже, сын был её единственной отрадой.

— Мама, я ничего не творил, — ответил мальчик и хлюпнул носом.

— Слушай, надо присматривать за ребёнком, — сказала Мая. — Его сейчас чуть лошади не растоптали. Мы в последний момент выхватили, уберегли от гибели.

— Святая богиня, да откуда же они взялись на нашей улице? — Женщина с опаской покосилась на удаляющихся всадников. — Тут сто лет уже никто не ездил. Да и некогда мне: работы много. Шкуры выделываю для кожевенного цеха.

— А где его отец?

Мая с болью в сердце взирала на натруженные руки женщины, на её седые волосы…

— Умер, ещё пять лет назад: лихорадка забрала. Вот с тех пор и мучаемся вдвоём.

— Хороший у тебя мальчик, умный.

— Что есть, то есть. Умом он не обижен. Да что толку, — женщина обречённо махнула рукой. — Ему бы куда пристроиться: подмастерьем бы, или к образованному человеку в услужение — читать научиться. Да, видно, пропадёт его умишко. А он у меня смышлёный: то игрушку диковинную выстругает, то телегу из чего-нибудь соберёт. А недавно птицу из веток соорудил, тряпкой обтянул и в небо запустил. Летала, правда, недолго, — она вздохнула. — Спасибо вам, что сберегли сыночка. Жаль, нечем угостить. А то водички? Вода есть — чистая.

Женщина направилась в открытую дверь, и все потянулись за ней. Жилище оказалось довольно просторным, и мебели в нём было немало: две деревянные кровати, круглый стол в окружении табуреток, шкаф для посуды, шкаф для одежды (но есть ли там одежда?), справа от входа второй стол — прямоугольный, с наваленными на нём шкурами, и рядом с ним кадушка.

— Муж мой обстановку делал, сам, — произнесла хозяйка и не спеша разлила по глиняным кружкам воду из кувшина. Потом с широким жестом пригласила: — Пейте.

Трое гостей уселись, утолили жажду и притихли: стало тяжело разговаривать.

— Как тебя зовут? — собравшись с силами, спросил Летидар.

— Домия.

— Домия, возьми вот это, — Летидар высыпал на стол горсть монет — серебро вперемежку с золотом. — Только не потрать куда попало, не промотай, наладь жизнь себе и сыну.

— Нет, нет, я не возьму, — Домия покраснела от стыда и обиды. — Да как же так? Чай, не побираемся мы. Уберите ваши деньги.

Мая вспорхнула со стула и подлетела к хозяйке. Взяв руки гордой женщины в свои ладони, она заглянула ей в глаза:

— Ты неправильно поняла. Это не подачка, не милостыня. Это дар, от всей души дар. Тебе и твоему сыну. Дар ты обязана принять.

Домия не выдержала и зарыдала, уткнувшись лицом в плечо Маи. Девушка погладила её по седым волосам. Дюмен затеял размазывать грязь под глазами.

Летидар встал и, поманив за собой Жданко, двинулся на выход.

Мужчины простояли на улице четверть часа, ожидая Маю. Время шагало медленно, прихрамывая, будто издеваясь над ними. Наконец Мая вышла и с нежностью посмотрела на Летидара:

— Домия и Дюмен передали тебе благодарность.

Летидар весело прищурился:

— Хорошо. Только есть проблема: в ближайшем будущем кошелёк нам ничего не даст.

Мая улыбнулась в ответ, и они направились в сторону центральной площади.

*************** 2 *****************

Ранним утром над городом прозвучал набат.

Летидар быстро оделся, взглянул в окно, на центральную площадь, заполняющуюся людьми, и направился в соседнюю комнату. Мая и Жданко были уже на ногах.

— Что-то случилось, пойду, узнаю, — сказал Летидар.

— Я с тобой, — заявила Мая.

— Хорошо. Но ты, Жданко, останься здесь. Там сейчас начнётся столпотворение, и мне будет тяжело следить за вами обоими. Да, заодно за нашим багажом присмотришь.

Жданко молча кивнул, взял с кровати и выдернул из ножен короткий прямой меч, степенно положил его на стол, уселся на стул рядом и скрестил ноги.

Летидар улыбнулся театральности его действий. Клинок купили в одной из кузниц по дороге — где хозяин был довольно мастеровит, чтобы изготовить качественное изделие. Летидар и Жданко хорошо разбирались в оружии. Один — как прирождённый воин, второй — как сын кузнеца, когда-то помогавший отцу в огненном ремесле. Меч оказался отлично закалённым и сбалансированным, с удобной рукоятью.

Летидар успел научить Жданко паре боевых приёмов, но этого было катастрофически мало даже для элементарной защиты. Поэтому мальчик только возил меч с собой, но на пояс пока не надевал и попусту не показывал его свету. «Сначала научись пользоваться, потом носи и обнажай», — наставлял Летидар. Но здесь-то, в комнате — можно. Пусть почувствует себя настоящим мужчиной.

––

Когда Летидар и Мая вышли из гостиницы, площадь уже набилась больше чем наполовину. А народ всё прибывал и прибывал. Множество глаз сверкало и беспокойно рыскало по сторонам. Воздух над головами сгустился, предчувствуя беду.

Протиснувшись к крыльцу ратуши и обосновавшись во втором ряду, Летидар и Мая с интересом рассматривали возвышающихся над толпой, облечённых властью людей. Их было пятеро. Двоих из них — вчерашних братьев, скинутых с лошадей — Летидар и Мая узнали сразу. Фарон прислонился к массивной двери, а Пирон, чья рука была упакована в гипс и держалась на повязке через шею, находился впереди него.

Летидар слегка толкнул соседа, видимо, булочника — так характерно пахло от него свежим хлебом:

— Скажи, любезный, кто здесь бургомистр?

Сосед с удивлением оглядел Летидара и его спутницу:

— Вон, в красном плаще — бургомистр Атон.

К краю крыльца как раз шагнул высокий человек лет пятидесяти, в красном плаще, накинутом поверх чёрного камзола. Его густая шевелюра была осыпана снегом благородной седины. Под длинным прямым носом сжимались тонкие губы, густые брови изгибались над пронзительными коричневыми глазами.

— А кто остальные?

— Вон тот, толстый — советник бургомистра Пыжа, — фыркнул сосед.

Позади главы города пристроился среднего роста мужчина с невообразимо большим животом, под который наверняка специально кроили свободную одежду, всю синего цвета: рубаху, куртку, штаны. Синяя же шапочка круглой формы прикрывала его лысеющую голову.

«Много пива протекло за всю жизнь через этот бурдюк, — подумал Летидар, усмехаясь про себя. — Да и имя подходящее».

— А тот худой, с оглоблю старик — помощник жрицы, Жаден. Она сама редко появляется перед людьми: всё молится о нашем благополучии. Судя по тому, что говорит о ней Жаден, все её колени должны быть истёрты о камни у алтаря речной богини. Но толк, наверное, от её молитв есть: город развивается и богатеет, несмотря ни на что…

Старик, как назвал его словоохотливый сосед, был одет в белый балахон и стоял неподвижно. Его голову и лицо скрывал глубокий капюшон, из-под которого до низа живота свисала белоснежная борода. Рука с бледной сухой кожей крепко сжимала длинный деревянный посох.

— А эти двое, — сосед ткнул пальцем в знакомых Летидару и Мае братьев, — верные псы герцога, ведают поборами. Всё следят: вдруг мы чего недодадим пресветлому, утаим. А ты сам-то кто такой будешь, мил человек?

Между ними протиснулся, устремившись зачем-то назад, низкорослый юноша из первого ряда. От него разило пивом и чесноком.

— Я бывший наёмник, возвращаюсь со службы, — сказал Летидар, не отступая от своей версии, придуманной на въезде в город.

— А это, стало быть, жена? — сосед указал на Маю.

— Жена, — тихо подтвердил Летидар.

Мая хитро взглянула на обоих и кивнула.

— А я глава цеха здешних хлебопёков. Зовут меня Хома. А ты из каких мест? Видать, издалека, больно вид у тебя чудной.

Хома ещё раз с интересом оглядел чужеземца.

Был хлебопёк, похоже, хорошим человеком: на вид лет сорок, в серых глазах уверенность мастерового, на лице сетка мелких морщин от частых добрых улыбок. От него веяло надёжностью и сдобой.

— Да, я издалека…

Их беседу прервал бургомистр. Резко подняв руку вверх, он заставил всех замолчать. Слова его зазвучали весенним громом:

— Мы созвали вас, жители города Сорох, чтобы сообщить о надвигающейся опасности. Король фенгов Стэх с большим войском взял замок нашего сеньора, герцога Пьежа, и теперь идёт к нам. Всем известна неоправданная злоба солдат Стэха. Они выжгли два города к северо-западу от нас: не оставили никого из мужчин в живых, даже маленьких мальчишек не пощадили, и забрали всех женщин в рабство.

Люди заволновались: кто-то завертел головой, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, кто-то противно заохал и запричитал, поблизости от Летидара и Маи завыла дородная баба…

— Да правда ли это? Откуда известно? — раздался голос из толпы.

— Правда, правда, — бургомистр показал рукой на стоящих сзади него представителей герцога. — Уважаемые Пирон и Фарон видели всё своими глазами.

Пирон выдвинулся вперёд и стал говорить:

— Мы вчера рано утром направлялись из Сороха к великому герцогу, но наткнулись на разъезд фенгов. Свернув с дороги, мы проехали поближе к замку и увидели, что он горит, а рядом большой лагерь захватчиков с королевским шатром посередине. На шатре штандарт Стэха — где изображён волк с короной на голове. Мы поспешили вернуться и сообщить об этом бургомистру.

Глава города потеснил замолчавшего Пирона:

— Мы со вчерашнего дня времени даром не теряли: вооружили всех стражников, послали отряды разведчиков, снарядили гонцов за помощью в Роних и в другие города тоже. Ворота сегодня не будут открыты. Может быть, они не пойдут на нас. Может быть, пронесёт…

Но не пронесло. С противоположной стороны площади в толпу, будто нож в тёплое масло, вошёл отряд конных и стал приближаться к крыльцу ратуши. Подъехав к самому краю, предводитель отряда что-то сказал наклонившемуся к нему бургомистру, тот выслушал и, выпрямившись, гордо выпятил подбородок:

— Вернулись разведчики. Враги большой силой идут на нас. Будем защищаться. У любого из мужчин есть оружие, каждый горожанин — солдат. Пусть главы цехов собирают своих ополченцев и отправляются на назначенные им места на стене. Всякий ведает, что ему делать. Вы знаете, враг нас не пощадит. Поэтому и мы его щадить не будем. Все на защиту Сороха!

Люди на площади немного помедлили и начали расходиться.

— Что ж, чужеземец, прощай, — Хома протянул Летидару пятерню. — Увидимся ли ещё, кто знает. Как звать-то тебя?

Дарс взял широкой крепкой ладонью мягкую руку хлебопёка:

— Летидар.

––

В полдень первые лица города, в полном составе, находились на верхней площадке правой башни западных ворот. Здесь же был и Летидар. Он, украв у зазевавшегося стражника плащ и шлем, в суматохе проник сюда и до сих пор оставался незамеченным. Все глядели на полки захватчиков.

Летидар хмурил брови. Они попали в ловушку, не вовремя посетив Сорох. Но кто же мог знать? Первым его желанием было взять Маю и Жданко и бежать. Но, хорошенько подумав, Летидар решил, что им не вырваться: вокруг фенги… Придётся задержаться здесь и помогать жителям Сороха в борьбе с жестокими врагами — помогать самим себе.

Фенгов было много. Судя по тому, как слаженно они двигались, как сохраняли ряды при маневрировании, войско состояло сплошь из профессионалов. Поблёскивали пластинчатые доспехи; прямоугольные щиты закрывали бойцов от колен до подбородков, глубокие шлемы с шишаками надёжно защищали их головы. В руках — средней длины копья, на поясах — прямые мечи.

Выстроившись в квадраты, фенги со страшной тренированной правильностью подступали к городу. Между закованных в железо подразделений струились лучники и метатели дротиков. Позади пехоты тянулась конница с круглыми щитами — для удобства боя верхом. По клубящейся вдалеке пыли можно было догадаться о наличии осадных орудий.

Не дойдя до стен, войско остановилось. От группы всадников, устроившейся на небольшом пригорке, отделились трое и поскакали к воротам. Когда приблизились, передний из них прокричал:

— Мой господин, великий король Стэх, предлагает вам сдаться на его милость, и тогда он вас пощадит!

— Лучший воин Стэха — Пухэ, — сказал стоящий рядом с бургомистром Пирон.

Пухэ был облачён в роскошные золочёные латы: чеканное изображение коронованного волка на груди, поножи с причудливым рисунком, шлем, украшенный длинными белыми перьями, щит с непонятным орнаментом. За ослепительным нарядом самого почти не видно: длинный нос, раздвоенный подбородок…

— Может быть, стоит пойти на переговоры? — предположил Фарон.

— Они никогда не щадят тех, кто сдаётся им на милость — это обман, — возразил Жаден. Он опирался на длинный прямой посох, взгляд его горел из-под капюшона.

Бургомистр Атон молча снял с руки перчатку — знак вызова во все времена во многих странах — и бросил её под ноги коня Пухэ.

— Быть по сему, — изрёк посланник короля и, подцепив перчатку копьём, передал её одному из своих провожатых. Тот быстро поскакал назад.

Пухэ два раза крутанул коня, и из его рта вырвалось:

— А есть ли среди вас храбрец, который отважится сразиться со мной?! Ну же, пусть выходит! Я умою любого из вас его же собственной кровью!

«Хочешь поединка — получишь, — подумал Летидар. Его разозлил вызывающий вид вражеского воина. Блестящая обёртка, а внутри наверняка пустышка. — Посмотрим, какой ты в деле».

— Я пойду, — сообщил он.

Все повернулись к нему.

— Ты кто такой? — удивлённо спросил бургомистр.

— Я тот, кто проучит этого наглеца. Некогда сейчас болтать: всё выясним потом.

Летидар перегнулся через парапет между зубьями и проорал:

— Я сейчас — подожди немного!

Пухэ с любопытством поглядел наверх:

— Ну, давай, давай.

Отъехав от ворот, Пухэ и его спутник стали ждать храбреца, ответившего на вызов.

Летидар, скинув плащ и шлем, взял из рук стоящего рядом солдата копьё и щит. Все заворожённо взирали на него: уверенность, с какой он совершал действия, не давала что-либо возразить.

— Пусть откроют ворота! — крикнул Летидар, сбегая вниз по лестнице.

— Распорядись, — кивнул бургомистр начальнику городской стражи.

––

Множество людей с обеих сторон притихли в ожидании боя. Из ворот вышел воин с круглым щитом и копьём в руках, на его поясе висел меч.

Пухэ опытным взглядом оценил неприятеля. С этим шутки плохи: шаг его, как у дикой опасной кошки, руки уверенно играют оружием. Какое странное лицо — цвета золота. А глаза — в них вся темнота загробного мира, сосут душу, вспарывают сердце. Лучше бы он в них не смотрел, тогда бы не забрался к нему за пазуху липкий страх. С таким все средства хороши…

— Поможешь мне, — тихо сказал он своему спутнику.

— Помогу, — отозвался тот.

Пухэ, подбадривая себя, крикнул: «Е-хо!» — и поскакал на врага.

Летидар, не дожидаясь сближения, подбросил копьё, перехватил снизу и, замахнувшись, мощно послал его навстречу сопернику. Копьё вгрызлось коню в грудь. Скакун споткнулся и рухнул на землю. Пухэ не пострадал, успев спрыгнуть: благо для него, скорость была не слишком большой.

Летидар побежал. Пухэ, встав в боевую стойку, ждал его.

В это время второй фенг решил, что пора и ему вмешаться в происходящее. Он ядовито усмехнулся и, пустив своего четвероногого товарища с места вскачь, стал огибать поединщиков. Увидев это, Летидар поменял траекторию движения и невероятно быстро ринулся к нему.

Отшвырнув щит и проскочив к хвосту коня, Летидар запрыгнул сзади всадника и, свернув ему шею, сбросил труп на землю. Затем, усевшись удобней и вытащив меч, помчался на Пухэ.

Прославленный боец фенгского войска почувствовал на плече костлявую руку смерти. Он взглянул на приближающегося врага и захотел заплакать. Порыв ветра толкнул его в грудь и лишил остатков храбрости.

Множество людей увидели невообразимое: беспощадный воин Пухэ уронил оружие и, развернувшись, пустился наутёк. Тот самый Пухэ, который рубил недругов твёрдой рукой, насиловал женщин и жёг дома, подкидывал младенцев и ловил их на острие копья, удирал, как ссыкливый мальчишка от задиристого сверстника.

Летидар настиг убегающего и рубящим движением снял его голову с плеч. Потом развернул коня и под восторженные крики горожан направился к воротам.

––

— Сегодня неудачный день для штурма: боги к нам неблагосклонны, — сказал приближённым король Стэх. Потом покачал головой и добавил: — Он сильно расстроил меня.

Кто огорчил повелителя — струсивший и опозоривший войско фенгов Пухэ или человек, его убивший, никто из окружения короля спросить не посмел.

************* 3 ***************

–…Пухэ понял, что обречён, и ноги сами понесли его прочь. Ведь в глубине души этот самовлюблённый фазан был трусом. Просто ему никогда не попадался достойный соперник, — Летидар повествовал уже минут пятнадцать: вкратце рассказал о себе, о своём народе и об его отношении к убитому им «лучшему воину» фенгов. — С мерзавцев и подлецов часто слетает шелуха мнимого бесстрашия при серьёзной опасности.

Он глубоко вздохнул и, задумавшись, опустил глаза вниз.

Солнце ушло на покой, и в окна беззастенчиво пялилась ночь. Огни на свечах трепетали от сквозняка, и тени на стенах судорожно шевелились.

В зале заседаний ратуши собрались значимые люди Сороха: бургомистр Атон, советник Пыжа, начальник стражи Гетор и ещё шестеро — из числа наиболее уважаемых горожан. Был приглашён и Летидар, как герой дня и как человек, судя по всему, достаточно сведущий в военном деле.

— Уважаемые сограждане, — бургомистр выглядел хмуро и говорил тихо, — что нам надлежит сделать дополнительно для нашей пользы? Какие будут предложения?

Слово взял начальник стражи Гетор. Ему было далеко за пятьдесят. Он имел широкую грудь, вздымающуюся при волнении, как поверхность моря, серые малоподвижные глаза, высокий лоб, плавно переходящий в лысину, большой нос с горбинкой, массивную челюсть. Раскрытые при разговоре ладони говорили о его честности.

— Я предлагаю произвести ночную вылазку и внести ещё большее смятение в стан врага.

Почти все посмотрели на него с удивлением. Летидар улыбнулся.

— Видимо, уважаемый Гетор забыл, что силы противника превосходят наши, — сказал советник Пыжа. — И что это профессиональные воины, в отличие от наших ремесленников и купцов, хоть и время от времени упражняющихся с оружием, но всё равно далёких от настоящего мастерства. Конечно, стражники, выучкой которых занимается сам начальник стражи, многого стоят, но в любом случае этого недостаточно для того, чтобы одолеть неприятеля в поле. Не правильней ли будет предположить, что Стэх сам может предпринять ночной штурм?

— Что же ты предлагаешь, достопочтенный Пыжа? — Гетор с усмешкой покосился на необъятный живот советника.

— Я предлагаю быть готовыми ко всему. Ополчение не отпускать со стен — пусть будут настороже. В стенах наше спасение.

Бургомистр нервно постучал костяшками пальцев по деревянному подлокотнику кресла:

— У кого ещё есть соображения?

Никто не откликнулся.

— А ты что думаешь, Летидар?

Летидар поднял глаза и ответил:

— Если моё мнение вас интересует, я согласен с Гетором, нужно сделать вылазку.

— Но ведь это самоубийство! — воскликнул Пыжа.

— Не совсем так. Противник этого не ожидает. Он рассержен, раздосадован, но ещё не насторожён, так что вряд ли будет выставлять дополнительные посты. Нападать этой ночью на город он тоже не станет: его первый боевой запал остыл, и ему надо не спеша подготовиться к штурму. Поэтому людям надо дать хорошо отдохнуть перед завтрашним днём — распустить их по домам. Пусть поспят спокойно. Посты, конечно, надо удвоить.

— Сделаем, — кивнул Гетор.

— Хорошо, — Летидар с одобрением посмотрел на начальника стражи. — Если будет принято решение, я готов возглавить ночной налёт. Мне нужны триста добровольцев, опытных в ратном деле.

Советник Пыжа вскинул руки:

— Ну, если так, то…

Остальные согласно промолчали.

— Так и поступим, — подытожил бургомистр. — Летидар и Гетор займутся вылазкой, остальные свои обязанности знают.

––

Во второй половине ночи со стены между северными и западными воротами, по крепким верёвкам соскользнули триста воинов городской стражи — самые ловкие и опытные из тех, кто вызвался. Возглавляли их Летидар и Гетор. Начальник стражи не послушал увещеваний по поводу напрасного риска для главы самого боеспособного подразделения города. «Я сам поведу своих ребят. Я за них в ответе», — упрямо сообщил он бургомистру. Тот махнул рукой и плюнул в уличную пыль.

Ещё в то время, когда воздвигались стены и копался ров вокруг Сороха, был проделан подземный ход, начинающийся во внешнем откосе рва и уходящий далеко в поле. Его загородили деревянной дверью и замаскировали. Со временем он стал совсем невидим, и про него многие забыли. Но вот и он пригодился.

Освободив вход, воины двинулись в молчаливую темноту. Первым шагал Летидар, сообщая идущим сзади о препятствиях на пути. Воздух внутри был густым, затхлым и, казалось, хватал за рукава.

В самом конце хода наткнулись на лестницу, которая была вырублена в грунте и вела к выходу, закупоренному крышкой. Произнеся достаточно ругательств и изрядно выплюнув сыпавшейся сверху земли, Летидар вытолкнул крышку, и первый оказался на поляне среди зарослей кустарника — позади фенгов.

Пока весь отряд, стараясь не шуметь, сосредотачивался на поляне, Летидар пробрался к краю кустов и осмотрелся.

Небо напоминало дырявый купол бродячего цирка: большая часть звёзд пряталась за облаками. Месяц выглядел погружённым в собственные думы.

Огни главного лагеря короля Стэха виднелись вдалеке слева. В трехстах шагах впереди вырисовывались силуэты баллист, катапульт, таранов и даже парочки башен, собранных из привезённых с собой материалов. Вся обслуга дрыхла под открытым небом: кто, подстелив плащ, кто прямо на земле. Палаточный городок с охраной белел рядом, солдаты почивали в своих походных жилищах.

Летидар ещё со стены подметил, что здесь находится только половина осадных орудий. Вторая часть, для удобства развёртывания при начале штурма, располагалась с другой стороны главного лагеря.

Караулы были расставлены с трёх сторон — по два бойца в каждом.

«Надо же — тыл не прикрыли, — подумал Летидар. — Непростительная оплошность. А мы как раз тут…»

Вернувшись на поляну, Летидар обозрел построенных в несколько шеренг храбрецов и улыбнулся.

— Я сниму часовых, — обратился он к Гетору, — а вы ждите сигнала. Как только увидите огонь — большой огонь от вспыхнувшей катапульты или башни — не мешкая, нападайте. Разделитесь на три отряда: один пусть бежит к осадным орудиям и поджигает их, не забывая убивать обслугу, два других пусть с разных сторон навалятся на палаточный лагерь. И режьте, рубите всех без жалости. Как только прозвучит сигнал рога, собираемся напротив ворот города и мчимся что есть мочи — чтобы нас не оставили здесь навсегда. Проинструктируй бойцов.

Гетор кивнул.

Летидар выскользнул из кустов и крадучись направился к ближайшему посту. Убрать всех часовых заняло у него меньше получаса. Никто из шести солдат даже вскрикнуть не успел. Закончив с этим делом, Летидар неслышно подошёл к ближайшему орудию и облил его горючей смесью из фляжки. Потом достал огниво и высек искру. Тут же родилось пламя.

Теперь таиться не имело смысла. Летидар запалил факел и заметался, как ветер: рубил подвернувшихся неприятелей и поджигал, поджигал, поджигал…

Но при этом он не забывал оглядываться по сторонам: видел, как из кустов выскочили три отряда добровольцев с уже пламенеющими факелами и, как было условлено, разделились. Одна сотня разбиралась с орудиями и расчётом, а две другие сотни обрушились на палатки, заставляя их вспыхивать одну за другой. Не совсем проснувшись, фенги высигивали наружу и натыкались на мечи…

Когда всё вокруг заполыхало, Летидар заметил угрожающее движение в главном лагере Стэха. Собственно, движение возникло ещё после того, как расцвели первые желто-красные цветы в ночном поле: протрубили тревогу, забили барабаны, началось построение. Но теперь враг уже был готов наказать наглецов, нарушивших его сон.

«Пора», — прошептал себе Летидар.

Громкий зов рога оторвал героев Сороха от кровавой жатвы.

— Уходим, уходим! — закричали командиры десятков.

— Домой, домой! — заголосил Гетор.

Вскоре воины собрались на краю озарённого огнями круга, со стороны города. Забрезжил рассвет.

— Вперёд! — взревел Летидар, и все помчались к воротам.

Летидар бежал сзади. Обернувшись, он увидел, как тысяча всадников отделилась от лагеря фенгов и, словно стая волков, пустилась в погоню.

Летидар с тревогой посмотрел на Гетора, который из головы отряда всё быстрее перемещался в его хвост: всё-таки возраст давал о себе знать. Хорошо, что осталось немного: мост через ров уже рядом. На башнях и на прилегающих к ним стенах застыли в ожидании лучники, за открытыми воротами стражники взяли копья наизготовку. Вот уже первые из добровольцев пересекли мост…

Но преследователи совсем близко. Летидар развернулся и вскинул лук, подобранный в горящем стане неприятеля. Тетива взвизгнула, и передний конь вместе с седоком грохнулся на землю. Второй скакун рухнул тут же, наткнувшись на шипящую в воздухе смерть; третий, испуганно заржав, последовал их примеру… Воздух наполнился хрипами, стонами, неистовыми ругательствами и пронзительным лязгом железа.

Конечно, это не могло надолго задержать конную лаву, но выигранных минут хватило для того, чтобы смельчаки смогли укрыться в объятиях Сороха. Даже Гетор поравнялся с тяжёлыми створами и, тяжело дыша, оглянулся назад. Настала очередь Летидара. И он, поспорив в стремительности с ветром, пронёсся по мосту.

Фенги, преодолев досадное препятствие из лошадиных и человеческих тел, бросились вперёд. Но ворота, скрипуче хихикая, закрывались, а с башен и стен посыпались острые стрелы. Потеряв ещё полсотни воинов, фенги сочли за благо не испытывать удачу и отправились к своему королю.

*************** 4 ******************

Штурм начался к полудню.

Лишившись половины осадных орудий и нескольких сотен воинов, король Стэх в бешенстве приказал четвертовать командира подразделения, охранявшего сгоревшее добро. Этот командир на свою беду остался целым после дерзкой ночной вылазки горожан.

Затем Стэх повелел превратить Сорох в прах.

Главный удар фенгского войска нацелился на западную сторону города. Здесь ровная местность позволяла развернуть силы в полной мере.

Фенги подступали молча, бряцая железом, сверкая глазами. Их ряды напоминали грозные волны, готовые вздыбиться и поглотить стены вместе с их защитниками.

Летидар глядел на приближающихся врагов с верхней площадки правой башни западных ворот. Он после удачно выполненной операции успел навестить Маю и Жданко. Брат с сестрой решили отправиться в госпиталь и там помогать местным лекарям. Летидар не стал их отговаривать: он понимал, тяжело сидеть и ждать, когда все вокруг заняты важными делами.

Гетор по-приятельски положил руку на его плечо:

— Отобьёмся от такой мощи? Прах их всех побери!

— Должны отбиться. У нас нет другого выхода.

Летидар посмотрел на начальника стражи и улыбнулся. Гетор ответил ему тем же и сказал:

— А все же пёрышки мы им пощипали! Представляешь, если бы все осадные орудия были целы?.. А так наши шансы повысились. Мы молодцы. Особенно ты молодец. Благодарность тебе от всех горожан!

— Да ладно, чего там — я, как и все, заперт в этом городе.

— Думаю, при желании ты мог бы слинять.

— Один — мог бы. Но со мной девушка и мальчик, которых я никогда не брошу.

— А ты ещё не рассказал мне в подробностях о красоте Гулайских гор и про обычаи и нравы вашего народа.

Гетор вспомнил о своём сыне, погибшем пять лет назад на лесной дороге от рук разбойников, и отцовская нежность к молодому дарсу родилась в его сердце. Правда, его сын и Летидар совсем не похожи, но всё же, всё же…

— Если останемся живыми — обязательно расскажу, — ответил Летидар. — И даже спою песню моего народа. А сейчас — к делу.

Он взял лук и натянул тетиву…

––

Несмотря на стрелы, жалящие насмерть, ров во многих местах вскоре был засыпан, и штурмующие, приставив лестницы к стенам, устремились наверх. На них низвергались камни, лилось раскалённое масло, в них летели копья…

Но фенги были упрямы, они решили сегодня смыть позор поражения Пухэ и отомстить за ночной погром в их лагере. Вот некоторые из них уже оказались на стене и, ловко орудуя мечами, потеснили горожан. Какой-то офицер с белыми перьями на шлеме, показывая отличное владение оружием, изрубил троих защитников Сороха и стал, ожидая подкрепления. Да только длинная стрела вонзилась ему в лицо, и он рухнул, даже не вскрикнув. А вон, в другом месте, двое рядовых солдат прорвались между каменными зубцами и, прикрывая друг друга, рубились с диким остервенением…

Однако горожане не уступали фенгам в храбрости и в неуступчивости. И если уж говорить начистоту, они превосходили захватчиков и в том и в другом: причин для этого у них было больше. Страх смерти в их сердцах уступил страху за своих женщин и детей; и тут же победивший страх переродился в гнев. Вот один из ополченцев Сороха, уже пронзенный острым клинком, схватил своего противника за плечи и вместе с ним ринулся вниз. Другой, жертвуя собственной жизнью, бросился с камнем в руках на врагов сверху и сбил нескольких из них с лестницы…

Осадные орудия посылали камни и снаряды с огненной смесью в город, нанося ему немалый урон. Пожарные команды, состоящие из баб и подростков, отчаянно боролись с пламенным зверем, скалящим красно-жёлтые зубы то в одном месте, то в другом.

Запахи дыма, крови и горелой плоти наполнили воздух. Небо затянуло серой поволокой, и сквозь эту поволоку взирало на устрашающее действо золотисто-алое солнце.

К западным воротам по свеженасыпанному пути, который быстро образовался на месте сожжённого моста, подтянули большой таран под деревянным, покрытым шкурами навесом. Ворота жалобно заохали под мощными размеренными ударами…

Одна из высоких штурмовых башен подошла вплотную к стене, севернее тарана, нагло ухмыльнулась и стала плеваться стрелами и дротиками. Горожане прикрывались щитами и яростно огрызались. Из башни на стену упал мостик, и по нему повалили фенги. Защитников Сороха на этом участке было много, но всё равно они могли не удержаться… Вторая башня приближалась к стене южнее…

Летидар расстрелял запас стрел и огляделся, потом подошёл к Гетору и Атону. Гетор говорил юному стражнику, стоящему навытяжку:

— Лети к запасному отряду. Передай приказ: пусть спешат к осадной башне, что прилипла к стене. Там сейчас пекло. Да лети так, будто у тебя восемь крыльев выросло!

Летидар подождал, когда посланник исчезнет, и сказал:

— Надо устроить вылазку и уничтожить таран: ворота скоро не выдержат. По верёвкам спустимся и сделаем дело.

— Людей потеряем, — вздохнул Атон.

— Если не сделаем — потеряем всё! Надо…

— Ну, надо так надо, — Атон поскрёб затылок всей пятернёй. — О, боги, дайте нам пережить этот день!

Вскоре Летидар и пятьдесят воинов соскользнули вниз и атаковали. Бой хрипло задышал и зазвенел железом. Рубились отчаянно. С башен горожане поддерживали своих стрелами. Через десять минут рядом с тараном не осталось живых врагов. Воспользовавшись этим моментом, Летидар сунул в руки одному из городских стражников фляжку с зажигательной смесью и бросил:

— Запаливай!

Сам же он вместе с уцелевшими бойцами налетел на подступающих со стороны поля фенгов. Его меч пил кровь с неуёмной жадностью, щит стонал от множества ударов. Летидар привычно обгонял секунды и убивал направо и налево. Но вскоре он остался один — если не считать стражника, который вырастил на таране огненные кусты.

Летидар сделал рывок назад и подтолкнул молодого храбреца к верёвкам, свисающим со стены. Они полезли наверх, где их ждали руки товарищей. Следом ринулись неприятели, но ливень стрел уронил их первые ряды…

Таран окутался жарким пламенем, которое отогнало захватчиков от железных ворот.

––

До самой ночи фенги не оставляли попыток захватить город, но его защитники сражались как львы. Мужество жителей Сороха оказалось сильнее лютости их врагов, и ни один из флагов на башнях не пал. Наконец солнцу надоело смотреть на реки крови, и оно спряталось за горизонт. Завоеватели отхлынули.

Многие из оставшихся в живых горожан, не освободившись до конца от опьянения битвой, бродили среди бездыханных тел и озирались по сторонам. Некоторые падали в изнеможении и засыпали прямо на стенах. Отовсюду раздавались стенания и плач женщин, обнаруживших мёртвыми своих мужчин.

Только начальник стражи и бургомистр, казалось, не ведали усталости и уныния. Появляясь то здесь, то там, они выставляли посты, подбадривали земляков, отдавали распоряжения, так нужные сейчас…

Летидар дотащился до госпиталя и нашёл в пустой комнате отрубившихся на полу Маю и Жданко. Он сел рядом с ними, упёрся спиной в стену и закрыл глаза.

Глава 5. Лестер.

Многие в этом мире считают, что драконы прилетели с другой планеты: та сблизилась с пылающей звездой и раскололась. Драконам ничего не оставалось, как спасаться на Амальгауте — приспосабливаться к местным условиям.

Но дарсы знают — это полная ерунда!

Дракон — первоначальное обличие огненного бога Агны, который обитал между звёзд, и весь космос был его домом. Не вмешиваясь в дела других богов, Агна долго оставался независимым и одиноким.

Но однажды ему это наскучило: всё когда-то надоедает, даже богам. Агна присоединился к группе творцов и принял участие в строительстве Амальгаута. Превратившись в человека, он стал прародителем дарсов; затем создал драконов, наделил их магией полёта.

Потом Агна обернулся получеловеком-полузмеем. Так ему захотелось, так он видел гармонию своей души. Он вскрыл хрустальным кинжалом собственную плоть и наполнил клокочущей кровью огромный корунд, получивший имя Рубер. Этот великий камень бог пожаловал своим детям — чтобы он помогал им в тяжёлой борьбе с врагами.

И понеслись годы. Агна отправился странствовать по другим мирам. Но дарсы и драконы верят, что когда-то он опять вернётся к ним.

Когда-то точно вернётся.

************** 1 ***************

День выдался на славу. Солнце, щедро даря тепло, плыло по ярко-голубому без единого облака небу. Горы удивляли своими феерическими видами и поражали невозмутимой важностью. Ближайшие, не имея острых хребтов, напоминали поросшие волосами-деревьями спины огромных мамонтов, прилёгших отдохнуть. А вдалеке маячили гордые исполины с заснеженными вершинами, похожие на великанов в белых головных уборах.

Всадники ехали близко друг к другу, внимательно осматриваясь по сторонам. Под сенью деревьев, толпящихся по склонам, видимо, обитало множество животных: то баран с большими рогами выходил на опушку леса и провожал путников равнодушным взглядом, то не известный никому из отряда пушистый зверёк с длинным хвостом проскакивал перед ногами лошадей, то белки сверкали бусинками глаз с узловатых веток…

— Ой, не пойму я, почему мы не можем догнать этого проклятого колдуна? — спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Мулкус.

— А может быть, он где-то затаился, и мы его миновали, не заметив? — поддержал степняка Торбор.

— Ну уж нет! — вмешался в разговор Лестер. — Нас с камнем связывает невидимая прочная нить. Он зовёт меня за собой. Я его непрестанно чувствую и иду за ним.

— Тогда ладно, — успокоился Мулкус.

Кони помахивали хвостами, их подковы стучали по твёрдой дороге. Из леса доносился запах цветов и дикого мёда.

Торбор тряхнул рыжей шевелюрой и запел:

Когда по морю шторм гуляет,

Когда волна стучит о борт,

То не кричит и не стенает,

А веселится смелый норт!

Спутники северянина поморщились. Дело в том, что на ухо Торбора явно наступил белый полярный медведь. Да и голос его был низким и грубым.

Когда вокруг мечи и стрелы

Заводят смерти хоровод —

То занялся привычным делом,

То веселится смелый норт!..

Дослушать песню до конца не удалось: дорога упёрлась в большой валун и разделилась на две: левая потянулась между лесистыми склонами на восток, правая же поползла на юг. Отряд остановился. Лестер внимательно вгляделся сначала в пространство слева, потом в пространство справа, прислушиваясь к зову камня, ловя связующую их нить. Он был сейчас похож на собаку-ищейку, берущую след.

— Куда теперь? — не выдержал Торбор.

— Туда, — Лестер махнул рукой в сторону юга и тронулся в им же указанном направлении. Его спутники двинулись следом.

Где-то через милю недалеко от дороги они обнаружили следы привала. Лестер спешился. Над кругом свежей золы остались две деревянные рогулины и на них палка-перекладина для котелка. «Наверное, торопились — даже не прибрали за собой», — подумал Лестер. Тут же, заозиравшись, он увидел две дорожные сумки, аккуратно приставленные к небольшому камню, и за ними, в десяти шагах, двух человек, лежащих ничком у сучковатого дерева. Лестер приблизился к бездыханным телам и перевернул одно из них. Мимо него с лица с редкой растительностью и узкими, крепко сжатыми губами уставились остекленевшие глаза.

— Видимо, горцы-проводники, — прозвучал над плечом голос Торбора.

— Похоже, — обронил Лестер.

Все, скучковавшись, внимательно рассматривали умерших.

— Надо же, ни ран, ни царапин, — произнёс Мулкус.

— Думаю, дело рук колдуна, — нахмурился Торбор.

— Да, пожалуй, ты прав, — подтвердил Лестер. — А ведь это произошло нынче ночью, а вернее, утром: трупы ещё не окоченели окончательно. Колдун недавно покинул это место.

— Загус совсем близко?! — воскликнул Агас.

— Да, по всей вероятности, скоро мы его увидим, — сказал Лестер. — А что же делать с покойниками?

— Надо бы похоронить, или лучше сжечь, — пожал плечами Мулкус.

— Сжечь будет быстрее, — кивнул Лестер.

Друзья ухватили тела и перенесли их на голое место. Лестер достал из сумки огненную жидкость, полил ею трупы и поджёг. Потом подошёл к коню и вскочил в седло. Все остальные последовали его примеру.

Отряд поехал быстрее в надежде, что скоро за очередным поворотом обозначится фигура, закутанная в тёмный плащ. Но ни в этот день, ни в следующие догнать колдуна не удалось. Сколько ни старались путники — не показывалась спина Загуса, и всё тут. Однако же, торопясь, они не забывали про осторожность: вскачь по такой дороге не полетишь — кони могут о камни ноги повредить. Вот и двигались хоть и довольно бойким, но шагом.

— Проклятье, да где же он? Не свернул ли куда с дороги? — больше всех переживал Торбор.

— Нет, мы идём за ним след в след, — успокаивал здоровяка Лестер. — Никуда он от нас не денется. Похоже, перемещаться стремительно и без устали ему помогает колдовство.

Лестер, как и его товарищи, был удивлён скоростью и выносливостью Загуса. В том, что они шли за колдуном по пятам, он не сомневался: слишком прочной и устойчивой стала его связь с камнем.

––

В середине шестого дня пути — если считать от развилки дорог — горы расступились и выпустили маленький отряд на просторный луг. Буйство красок ослепило четверых всадников: на несколько миль в ширину и ещё больше в длину расстилался травяной ковёр с ярким рисунком из диких, дурманящих запахами цветов.

Когда к путникам вернулись способность соображать и нормальное зрение, они увидели бегущую впереди фигуру, а над ней — крылатое чудовище.

— Дракон! — закричал пьяный от нахлынувших чувств Лестер.

Остальные не разделили его радости. Они, открыв рты, молча наблюдали за невиданным доселе зверем.

Дракон покружил в высоте и приземлился перед человеком. Колдун (это действительно был Загус) вытянул вперёд руку и изверг непонятное заклинание. Дракон широко открыл глаза, выгнулся и, набрав воздуха, выдохнул испепеляющее пламя. Колдун исчез в огне. Грозное чудовище, поднявшись в небо, устремилось на юг. Там — совсем близко — важничали громадные вершины в белоснежных головных уборах, похожих на короны.

— Вперёд! — прогорланил Лестер и пустил коня вскачь по ровному полю. Трое его товарищей, чуть-чуть помедлив, бросились за ним.

Прибыв на место гибели колдуна, Лестер спешился и поискал в пепле свой перстень с рубином. Вскоре нашел и принялся с восторгом его разглядывать. Внутри рубина полыхала кровь бога.

––

Переночевать решили у группы низкорослых кустарников, недалеко от выгоревшей плешины. Мулкус куда-то ускакал; через некоторое время вернулся и принёс четырёх убитых зайцев.

— Славная добыча, устал я от сухой пищи, — довольно щурясь, произнёс он.

Развели костёр. Торбор высказал сомнение, стоит ли привлекать внимание тутошних грозных обитателей. На это Лестер возразил, что у драконов прекрасное ночное зрение, и тьма вряд ли поможет. Приготовили ужин. Съев вкусное и сочное мясо, притихли.

Молчание нарушил Торбор. Он обратился к Лестеру:

— А не пора ли обсудить, что мы будем делать дальше?

— Что тут обсуждать? Завтра я отправлюсь к драконам, а вы будете ждать меня здесь. Я должен с ними поговорить.

Торбор, Мулкус и Агас с удивлением уставились на Лестера.

— Я пойду с тобой, — заявил северянин, гордо выпятив челюсть. — У меня перед тобой долг жизни. Забыл?

— Не тот случай, — сказал Лестер. — Ты мне ничем не поможешь. Они могут сжечь тебя, не разобравшись.

— А тебя не могут сжечь? — спросил Агас.

— Думаю, что нет, — повернулся к мальчику Лестер. — У нас одна кровь. И они это сразу учуют — очень на это надеюсь.

Лестер посмотрел в сторону исполинских вершин:

— Драконы мудры. Я им объясню. Они поймут, что Амальгаут в опасности. Мне поможет священная сила Рубера в этом осколке.

Он вытянул руку; из рубина на его пальце лился свет.

— К тому же, я исходил множество дорог не для того, чтобы сейчас отступить: нам нужна помощь, и я попрошу её у них. Нам всем нужна помощь: речь идёт о судьбе целого мира.

Лестер заозирался, словно хотел увидеть весь огромный Амальгаут.

Конец ознакомительного фрагмента.