Глубинка

Сергей Наброскин, 2022

Сергей тяжело переживает измену жены и отправляется в подмосковную деревушку залечивать душевные раны. Ветхий домик, природная красота местной речки, юная дочка соседа, работа в должности учителя русского языка и литературы в соседнем городишке… Казалось бы, что может пойти не так? Однако постепенно открывается тайная, темная сторона души Сергея, борющегося со своими внутренними демонами. Сумеет ли он одержать победу над ними? Чем завершится его необычная история? Суждено ли ей вообще когда-нибудь закончиться? В финале этого необычного дневника-монолога читателю откроется печальная причина душевного недуга главного героя… Но так ли он нездоров, как можно подумать на первый взгляд? Содержит нецензурную брань.

…И проснулся вновь

Тесная лестничная клетка была почти под завязку забита старым соседским хламом вперемешку с плотно утрамбованными мусорными мешками. С потолка свисали клочья серой штукатурки, а стены были испещрены изображениями мужских гениталий. Разложение и гной…

Вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь. Превозмогая натиск иглы, старый патефон играл мягкие, как подушечки, мелодии.

Выронил чемодан и произнес несколько невнятных, напоследок пережеванных слов.

— Ты все правильно понял! — сказала она, пробурив меня взглядом насквозь.

Лежавший под моей женой мужчина замер и побледнел. От страха у него съежились не только глаза. Его костлявое бледное тельце задрожало и как бы сморщилось.

Пальцы обеих рук инстинктивно сжались в кулаки, но тут же ослабли. Застав их врасплох, я снова вернулся к вставшей уже комом поперек горла мысли — пора бежать.

И я даже знаю, от чего именно хочу скрыться — от всех этих серых панелек и заводов, напоминающих чье-то набитое посредственной пищей брюхо, от прожженных сигаретным дымом легких, а также от лиц всех этих людей, всегда полных какой-то тревоги, будто бы своей счастливой физиономией они боятся обидеть окружающих, из-за чего и носят на себе постоянно гримасу безразличия и грусти, сохраняя некий неписаный этикет. Грязь, цыганские таборы и нищета, среди которых мне было тесно. Все это вгоняло меня в неописуемую тоску.

Молча развернулся и прошел на кухню. За стеклом шкафчика над газовой плитой тускло блестел хрусталь матери. Так мы ни разу ничего и не выпили из него. Одним движением скинул всю посуду себе за пазуху, чтобы потом переплавить ее в хрупкие бугристые пули.

Услышал, как за спиной быстро выбежал из квартиры этот трусливый говнюк-осеменитель. Быстро спустился по лестнице и вывалился на улицу вслед за ним. Снаружи стояла адская летняя жара, внешние блоки кондиционеров тарахтели и капали вдоль домов. Мужичка нигде не было видно.

Перешел через дорогу и сел в первый подошедший к остановке автобус, пустой внутри. Едет до вокзала, как раз мне подойдет. Протянул в вытянутую ладонь водителя горсть монет — оплату за проезд. Он кивком поблагодарил меня, после чего поехал дальше по маршруту.

По дороге мерцали огни ночных автомобилей, а за шторами сменялись типичные унылые пейзажи подмосковной глубинки, состоящие из тлена, разрухи и бесконечных парковок. Ничего интересного. Попросил водителя разбудить меня на конечной и облокотился на мягкий подлокотник, плавя лбом оконное стекло. В глазах потемнело, городские шумы отдалились и перестали раздражать, я заснул.

— Приехали, — донесся до меня сквозь сон голос водителя.

Открываю глаза и вижу в автобусном окне свое помятое отражение вместе со всей обычной вокзальной живностью вокруг.

— Спасибо! — выходя из тесного салона, крикнул я.

Встал на отполированную за много лет ногами пассажиров и атмосферными осадками гладь кирпичной мостовой. Главная площадь еще не успела обрасти мелкими вредителями-торгашами, а все официальные магазины в это время были закрыты.

Вокруг никого не было, только вдалеке мельтешили бродячие псы, копошащиеся в грязи серыми тушками. Внезапно глаза резанул резкий свет фонаря над билетной кассой. Зашел в единственное вокруг освещенное здание вокзала. За стеклом сидела угрюмая женщина лет сорока, полирующая пилочкой ногти.

— Дайте билет в один конец, — почти шепотом обратился я к ней с долей некоего почтения в голосе.

— Вам куда? — растянутым говорком спросила она, будто бы своим вопросом я уже успел вывести ее из себя.

— Да я и сам не знаю, честно говоря, — застенчиво произнес я. — Может, вы сами за меня решите?

— Впервые с таким сталкиваюсь, но так и быть, помогу вам, — над ее тоненькими усиками проскользнула мимолетная гримаса удовольствия.

Кассир что-то быстро напечатала на компьютере и попросила с меня восемь тысяч. Делать нечего, я протянул ей через узенькое окошко зеленые бумажки, в обмен на которые получил картонку билета, после чего проем поспешно захлопнулся. «Путь 6, платформа 4, вагон 3, место 41, отбытие через 20 минут», — прочитал я вслух и засунул билет в карман.

Проскочил через неработающие турникеты и пошел в подземный переход искать свой поезд, ориентируясь на удачу. Лампы в тоннеле поочередно зажигались и гасли, воздух был пропитан спертым духом пота и спермы. Стало трудно дышать, грудь будто сдавило тисками. Наконец через несколько поворотов я вылез наружу.

В тусклом свете фонарей было видно скамейку со спавшим на ней бродягой. Рядом с ним сидела жирная крыса, быстро умывавшая лапками мордочку при помощи воды из лужи. Я не стал их тревожить и уселся невдалеке прямо на холодную гальку. Платформа пустела. Казалось, весь город осиротел, и только жалкий зверек остался в живых.

Металлические рельсы холодно загудели. Вдалеке как бы удивленно появились два ярких золотых глаза локомотива, а вскоре подъехал и сам поезд. Неважно, куда он поедет — главное, что поедет. Железная махина остановилась и дружелюбно распахнула двери. Войдя в вагон, я сразу же отдал свой билет на проверку кондуктору. Она исподлобья смерила меня долгим взглядом, изучив с подозрением мою фигуру, после чего указала направление, в котором находилось мое железнодорожное лежбище.

Начал пробираться через тесные ряды вялых пузатых туш и высунувшихся в проход волосатых лодыжек. Запахло теплым ароматом вареных яиц и цыпленка табака. Где-то негромко шумело продажной рекламной разноголосицей радио. В полном атрибутами старой жизни вагоне были наглухо закрыты все окна, в связи с чем вокруг в изобилии кружили многочисленные мухи, вольготно летавшие между рядами тухлой человечины.

Не раздеваясь, я подтянулся и лег на свою верхнюю полку, а уже через пару минут поезд плавно отошел от платформы и устремился прочь от грязного города, набирая скорость.

Колеса ритмично стучали под железным вагонным полом, а за тонкими и пропахшими застарелым перегаром грязными шторками растянулись бескрайние поля. Люди с нижней полки захотели пересесть наверх, но я им не уступил. Недовольное бормотание моих вынужденных соседей вскоре стихло, а я закрыл глаза и под звуки колесного перестука вскоре нечаянно задремал.