Лихолетье

Сергей Мухин, 2023

В начале XIII века стихла борьба князей за великое княжение владимирское, но нет на Руси ни единства, ни хотя бы страха новой угрозы, грядущей из Степи. Рязанский боярин и бывалый воин Евпатий Коловратодин из немногих предчувствует надвигающуюся опасность. Но все же он не один. Есть у него помощники, а среди них сын коваля Андрейка и беглый холоп Тереша, волею судьбы в это лихое время оказавшиеся, как и многие другие, в дружине Евпатия Коловрата.

Посланники

Юлиан уныло смотрел по сторонам. Хотелось слезть с лошади и пойти ногами. Да где там! Разве угонишься за обозом, хоть и идет еле-еле. На глаза ему попался Афанасий, которого ничто не томило в дороге. С нескрываемым интересом слушал он чужую речь, вглядывался в лица людей. Его интересовало все.

«Пройдет немного времени, и от этого интереса не останется и следа. Придет тоска и усталость. Останется только чувство долга перед Всевышним и наместником его на земле. А пока молодость пусть греет страсть к неведомой стране, да и чужой язык он схватывает на лету и скоро станет неплохим помощником», — думал Юлиан.

Он посмотрел на пожилого рыцаря, сопровождающего их вот уже третий день.

«Конца нет этой дороге. Скоро месяц, как мы в пути, но, слава Отцу Небесному, все когда-то кончается, и этот путь подходит к концу».

Сам рыцарь ехал впереди. Только толмач^[16] постоянно находился рядом с ними, да двое воинов завершали процессию.

Присутствие толмача смущало.

«Надо быть осторожным. Не в первый раз приходится бывать в Русии, но так далеко впервые. Его святейшество папа не зря видит в этой далекой стране препятствие для продвижения истинной веры Господней. Много ли церквей пришлось встретить на пути… Только в городах в них нет недостатка… И людей не назовешь набожными. В далекие времена князь Владимир насаждал христианскую веру здесь с благословения Константинопольского патриарха. Но ничто не могло вразумить здешний люд — ни слово Божие, ни личный пример. — Монах тяжело вздохнул. — Как далеко это от того, к чему призывал Спаситель… Все в этой стране связано с властью… и если не власть и принуждение, не обретет здесь Римская церковь своей паствы».

«Как вера тесно здесь сплетается с мирскими делами… А разве где-то иначе? — Юлиан силился прервать поток своих мыслей, понимая, что еще немного — и они доведут его до богохульства. — Видит Бог, я готов до конца своих дней оставаться в этом краю и нести слово Божие людям… Будь на то воля Всевышнего и его святейшества папы».

За день лошади устали и шли тихо, размеренным шагом. Кое-кто из седоков начинал дремать, а упрямые мысли не давали Юлиану покоя. Трудный путь, проделанный им вместе с братом Герардом в поисках Великой Венгрии, снова возникал в утомленном длительной ездой сознании.

Тот день, когда они покинули стены родной обители в первый раз, был солнечным, как и теперь. Их было четверо братьев ордена святого Доминика, пустившихся в далекий и опасный путь. Добравшись до Константинополя, они плыли много дней вдоль побережья. Пока не достигли Матрики^[17]. Оттуда начались их скитания.

Вначале все складывалось удачно. В землях, проходимых ими, находилось много язычников, принявших веру Господню. У них были гостеприимные обычаи. Но идти дальше становилось все труднее. Менялись земли, менялись люди. Пройдя через великую пустыню, они оказались в большом разноязыком городе, с множеством сарацинов. Холодная зима встала преградой на их пути. Они перебивались милостыней и стараниями брата Герарда, мастерившего ложки из дерева. Когда подступившая нужда дошла до крайности, решено было двоим самым молодым идти в рабство, чтобы остальные могли продолжить путь, но не нашлось ни одного желающего купить ничего не умеющих делать рабов. Волей случая их отправили обратно. А для Юлиана с Герардом тогда наступили новые испытания. Они голодали и изнывали от жажды в сухих степях, но не это оказалось самым опасным. Язычники, с которыми они отправились в путь, чуть не убили их, думая, что они имеют золото.

Юлиан невольно осенил себя крестом.

Только волей Всевышнего они остались живы и смогли добраться до людей. Брат Герард тогда тяжело заболел. Новый город был негостеприимным. Сжалившись над ними, их приютил в своем доме сердобольный сарацин, где и почил брат Герард, утомленный многими трудами.

В памяти остались его слова. В последний день своей жизни слабеющей рукой Герард взял руку Юлиана и произнес: «У тебя много сил. Ты сумеешь найти».

И ангелы унесли его душу.

От тяжести воспоминаний Юлиана бросило в жар. На лбу выступили капельки пота. Он поерзал на седле и украдкой смахнул их со лба.

После было еще много лишений, но слова Герарда остались в душе Юлиана, и он выдержал. Нашел далекую прародину и выполнил свое послушание.

В стране башкордов его приняли с уважением. Ему был понятен их язык, а они понимали его. Для него были открыты и их жилища, и их души, несмотря на то что все они были язычниками. Жизнь их была суровой. Они не пахали земли и не сеяли хлеба, но имели много скота. Этим и жили. Ели мясо и пили конское молоко и кровь животных. Искусно владели оружием и немало воевали.

Но в недобрый час нашел он землю предков. Большая беда пришла издалека. Воинственный и злой народ, называвший себя татарами, покорил все земли вокруг. Стремился захватить земли башкордов, но не сумел. И поспешил заручиться их поддержкой. Юлиан видел татарского посла и даже говорил с ним. Тогда он понял, какая опасность для всего христианского мира исходит от этого кочевого народа, не знающего страха Божьего и милосердия, и поспешил вернуться в Венгрию…

Тем временем заметно стемнело. Близилось время ночлега, и Юлиан поспешил отвлечься от утомивших его мыслей.

Селений постепенно стало попадаться все больше, и к концу дня они почти добрались до Владимира. Последнюю ночевку в дороге они провели в имении сопровождающего их вельможи. А на следующий день к полудню путники вступили в стольный град.

Много на своем веку пришлось повидать Юлиану. Много он видел городов на чужбине, но и в этом было что посмотреть. Владимир встречал их колокольным звоном на Успенье Пресвятой Богородицы.

Вытянутые купола соборов давно привлекли внимание Афанасия. Он решил спросить об этом Юлиана.

— Скажи, брат, отчего купола на здешних храмах имеют такую форму? Ведь в Византии принята правильная полусфера купола.

Юлиан задумчиво посмотрел на него, не спеша ответил:

— Это суровый край, брат Афанасий, и зимой здесь все покрыто снегом. Такая форма не дает снегу держаться на куполе… Заимствовав форму полусферы у архитекторов Византии, здешние мастера приспособили ее для этих мест.

И обратился к толмачу, который не отходил от них ни на шаг:

— Правильно ли я понял суть, Прокопий?

— Сущая правда, добрый человек. И зимой и летом сверкают купола, и никакой снег на них не держится.

Прокопию понравились слова Юлиана. В этом монахе-ромее^[18] чувствовалась житейская мудрость.

Юлиан же про себя отметил: «Давно, видать, Афанасий думал об этом, но спросил только сейчас, чтобы толмач тоже слышал… правильно сделал. Все расспросы хороши к месту. И толмач доволен… Нужно ладить прежде всего с ним».

С купцами, Аржей и Кантором, на этом дороги разошлись. Вельможа поручил заботы о них Прокопию и уехал.

Просторное жилище, куда их привели, мало походило на монашескую келью. Чувствовалось, что они в гостях у знатного человека. Хотелось отдохнуть.

Прокопий, степенно прохаживаясь, показывал светлицу.

— Вот тута, люди добрые, и обитать будете. Я завсегда рядом… Ну а коли, случится, не будет меня, Парамошка вас не оставит, — он мотнул головой в сторону молодого служки и собрался уходить.

Юлиан остановил его:

— Позволь узнать. Как скоро мы сможем увидеть великого князя владимирского Юрия?..

— Сие одному Богу известно, но могу сказать: князь хоть и не молод, да на дела скор. Узнаете тотчас, как будет получено дозволение.

Прокопий с юнотой вышли, оставив ромеев наедине. На улице, таясь, он сказал Парамошке:

— Приглядывай, — и пошел прочь, думая, однако, про себя: «Люди как люди. Во Христа веруют… А все как-то не то. Не знаешь, откуда лихо нагрянет».

Примечания

16

Толмач — переводчик.

17

Матрика — город и местность на побережье Кавказа.

18

Ромей — латиноговорящий иноземец, подданный Рима.