Ядерный шантаж

Сергей Москвин, 2003

Когда-то он состоял специалистом-ликвидатором особого подразделения Службы внешней разведки. Но времена изменились, и сейчас Шон (такое имя назначило ему руководство) – в «свободном полете». По-прежнему хладнокровен, фантастически изобретателен, готов на любые роли: от изысканнейшего денди до вонючего бомжа. Он не привык к поражениям. В любой игре – козырной туз. Заиметь такого – мечта всякой фирмы. И одной это удается. Вся штука в том, что на сей раз игра идет по крупному. Ведь не каких-то там конкурентов замочить требуется – добыть ядерное оружие для самого Саддама Хусейна… Роман издавался под названием «Сувенир для Саддама».

Глава 11

ВЕТРОВ: «СПОСОБ УБИЙСТВА»

14.05, понедельник, 11.45

Вовка Сурков не имел собственного рабочего кабинета. Чаще всего его можно было застать в отделении транспортной милиции на Казанском вокзале. Туда я и позвонил. К телефону долго никто не подходил. Наконец трубку все-таки сняли, но сделал это не Вовка, а кто-то из его коллег. Я, не представившись, попросил позвать старшего лейтенанта Суркова. Тот, кто снял трубку, очевидно, следуя своей ментовской привычке все знать, тут же поинтересовался, кто я такой.

— Его приятель, — ответил я, не покривив душой.

— Тут какой-то тип Суркова спрашивает! Говорит, что его приятель! — крикнул мой неизвестный собеседник в пространство, даже не потрудившись прикрыть трубку ладонью, и после затянувшейся паузы ответил: — Сурков в командировке.

— А когда он вернется? — поспешно спросил я, опасаясь, что Вовкин коллега повесит трубку.

— Не знаю. Позвоните в конце недели, — последовал бесстрастный ответ, и в трубке раздались короткие гудки.

После такого ответа мне оставалось лишь мысленно ругать себя, что я не расспросил Вовку, когда у меня была такая возможность. Впрочем, если можно так выразиться, существовал еще один «свидетель», который, если следовать Вовкиной версии, должен был встречаться с суперкиллером. Правда, после такой встречи этот «свидетель» погиб. Зато сохранился его труп, и я надеялся, что с помощью экспертов-патологоанатомов смогу получить у трупа ответ на интересующий меня вопрос. С затаенной надеждой я отправился в морг судебной медицины, куда, по моим расчетам, должны были перевезти тело погибшего под колесами поезда уголовника Мурзы.

В морге судебной медицины мне приходилось бывать не раз, поэтому здесь меня знали. Отношения с работающими здесь санитарами и врачами-патологоанатомами у меня сложились самые неформальные. Когда полковнику Чернышову требовалось ускорить проведение какой-нибудь экспертизы, а его собственного административного влияния для этого не хватало, он всегда посылал в морг меня. Вот и сейчас, встретив знакомого эксперта Дениса Валерьяновича Мирского, я напрямую выложил ему, что интересуюсь трупом попавшего под поезд уголовника по кличке Мурза.

— Труп, он и есть труп, молодой человек, — ответил эксперт. — Чего им интересоваться. Впрочем, если желаете взглянуть, пожалуйста.

Я желал. Мирский переговорил о чем-то с двумя молчаливыми и, как я успел определить, успевшими принять на грудь санитарами, после чего отвел меня в помещение, где на обитых жестью столах лежали накрытые непрозрачными клеенками тела.

— Вот ваш субъект.

Мирский откинул медицинскую клеенку, и моему взору открылось обнаженное, изуродованное колесами поезда тело. Вместо лица сплошное кровавое месиво, но, без сомнения, это был именно Мурза. Я хорошо помнил описание татуировок. Рисунок совпадал, вплоть до мельчайших деталей. Рост и телосложение погибшего также соответствовали комплекции Мурзы.

— Ну, полюбовались? — осведомился эксперт.

Вид изуродованного тела напрочь отбил у меня желание произносить какие-либо слова, и я ограничился кивком.

— Что желаете еще?

У меня создается впечатление, что медицинским экспертам доставляет удовольствие издеваться над оперативными работниками, показывая им всякие ужасы морга. Это ж надо спросить, чего я желаю. Да выйти поскорее отсюда! Выйти и вдохнуть полную грудь чистого, нет, пусть даже отравленного выхлопными газами воздуха, только бы не чувствовать этот сладковатый запах формалина, смешанный с запахом мертвой человеческой плоти. Мирский наконец все же накрыл труп клеенкой, и я обрел способность разговаривать, не боясь, что меня при этом вырвет.

— Денис Валерьянович, а на заключение о причине смерти можно взглянуть? — спросил я.

— А вы разве сами не видели?..

Эксперт сделал попытку вновь открыть тело, но я успел перехватить его руку.

— Спасибо, не надо. Я просто хочу знать, мог он умереть еще до того, как попал под поезд?

— Загадками говорите, молодой человек.

— Почему же загадками? — возразил я. — Убийство с инсценировкой несчастного случая. Или вы как эксперт исключаете такую возможность?

Мой вопрос оказался сформулирован исключительно верно. В Мирском заговорила профессиональная гордость.

— Я вам так скажу, молодой человек, — начал он. — Никаких иных повреждений, кроме тех, что получило тело, когда попало под поезд, на трупе нет. Так что я могу сказать определенно — этот субъект был жив до того, как попал под колеса.

Несмотря на категоричные заявления Мирского, я решил проявить настойчивость.

— Тем не менее покажите мне копию заключения о причинах смерти, — попросил я его.

Мирский надулся, как индюк, но все же провел меня в какой-то кабинет, вынул из ящика стола толстую амбарную книгу и, перелистав ее, извлек заложенную между страницами бумагу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась заключением о причинах смерти Мурзы.

— Вот, для администрации колонии подготовили, откуда этот тип сбежал, — пояснил он, передав мне медицинское заключение.

— Вряд ли вы что-нибудь поймете, здесь же специфические термины, — добавил он через несколько секунд, с ехидной усмешкой наблюдая, как я пытаюсь прочесть незнакомые мне слова.

Такой откровенной издевки я уже не смог стерпеть и, желая уколоть эксперта побольнее, сказал:

— Применение специфической терминологии — еще не признак профессионализма. А вот ваш профессионализм, Денис Валерьянович, меня, извините, — я развел руками, — разочаровал. Да-да, представьте себе. Мы получили оперативные данные о том, что Мурза не случайно угодил под поезд, а был убит. И, осматривая его труп, я нашел тому убедительное подтверждение. А вы, уважаемый Денис Валерьянович, этого не заметили.

Мирский прямо изменился в лице. Вот что значит ущемленное самолюбие.

— Жди здесь. Никуда не уходи! — приказал он мне и пулей вылетел из кабинета.

Ничего, пусть еще покопается в трупе. Может быть, хоть покойники научат его культуре общения с живыми людьми.

Я с удовольствием наслаждался своей маленькой местью, но уже через четверть часа удовольствие сменилось досадой на то, что приходится впустую дожидаться эксперта. Мирский вернулся в кабинет спустя сорок минут. Выглядел он при этом усталым, но счастливым. У него на шее и на подбородке я заметил какие-то желтые пятна, которых раньше не было. Мне даже страшно стало предположить, откуда они взялись, но Денис Валерьянович, по-моему, вовсе не обращал на пятна внимания.

— Рано вы меня списали, коллега! Ох, рано! — сияя, воскликнул Мирский и погрозил мне пальцем, как нашкодившему ребенку.

Я мало что понял из его тирады. Да еще странное, ранее не встречавшееся обращение «коллега» вообще выбило меня из колеи. Мирский тем временем продолжал:

— Я только не понял — чего вы на меня-то наехали, ведь этого Мурзу не я препарировал.

— Денис Валерьянович, объясните толком, о чем вы?

За сегодняшний день мне уже так надоели загадки, что хотя бы от эксперта я имел право потребовать ясности.

— Ну как же, — сказал Мирский. — Я ведь выяснил, как этого типа убили. Я только не понял, как вы-то это определили. Вы же к трупу даже не прикасались.

— Так его все-таки убили?! — удивился я.

— Ну вы же, Артем, сами сказали… И вот я выяснил… — растерянно ответил Мирский.

— Так, давайте разберемся. — Я даже встал со стула и вытянул руку в сторону Мирского. — Денис Валерьянович, я понятия не имел, что его убили. И сказал это просто так, наобум. Никаких данных, заставляющих сомневаться в выводах экспертизы, у меня нет и никогда не было. Поэтому сейчас подробно рассказывайте, что вы только что обнаружили.

Что при моих словах случилось с Мирским, это надо было видеть. У него отпала нижняя челюсть, он так и стоял с открытым ртом секунд, наверное, пять или даже десять. Наконец ему это надоело и он закрыл рот. Закрыл и тут же гневно спросил:

— Так это значит, ты меня просто разыграл?!

— Денис Валерьянович, давайте не будем выяснять, кто и кого разыгрывал. Лучше расскажите, что вы обнаружили при повторном осмотре трупа.

— У него на темени имеется, правда очень слабо выраженная, гематома, характерная для удара твердо-мягким предметом, — медленно произнес Мирский. — А на железнодорожном полотне, как ты понимаешь, таких предметов нет.

— Денис Валерьянович, вам пора Нобелевскую премию выдавать. Вы новое агрегатное состояние вещества открыли — твердо-мягкое.

— Эх, молодой человек, — вздохнул эксперт. — Такой твердо-мягкий предмет известен еще с глубокой древности. Это мешочек с песком. Стукнешь таким мешочком по голове, следов практически не остается, а потеря сознания гарантирована.

После такого объяснения я готов был простить эксперту все его злобные шуточки в мой адрес. Потому что я понял, как был убит уголовник Мурза и почему на теле депутата, выпавшего из окна своей недостроенной дачи, не было обнаружено других следов, кроме следов удара о груду кирпичей. Да потому что мешочек с песком практически не оставляет следов, кроме слабо выраженной гематомы на затылке жертвы. И еще я понял, что Вовкин рассказ о суперкиллере вовсе не был сплетнями, распространяемыми лидером «казанцев», как я подумал вначале…

— Их всех убили! — объявил я, входя в кабинет Чернышова.

— Кого? — Начальник удивленно поднял на меня глаза.

— Всех этих людей из вашего «черного списка», — ответил я, подходя к угловому столу, на котором у Чернышова всегда стоит графин с водой.

— Объясни.

— Сейчас.

Торопливо налив себе стакан воды из графина, я залпом осушил его. Я так спешил поделиться возникшими у меня соображениями с начальником, что по пути из морга судебной медицины здорово запыхался и сейчас испытывал страшную жажду. Поборов ее, я вновь обрел способность более-менее ясно говорить и, подсев к столу Чернышова, начал свой рассказ:

— На прошлой неделе погиб, попав под поезд, сбежавший из колонии уголовник по кличке Мурза. Ну помните, он проходил у нас по недавней ориентировке?

В ответ Чернышов сдержанно кивнул.

— Так вот, — продолжал я. — Прокуратура признала смерть Мурзы несчастным случаем, но! — Чтобы привлечь внимание Чернышова, я даже поднял вверх указательный палец. — Не далее как полчаса назад Мирский установил, что Мурзу предварительно оглушили мешочком с песком и только потом уже его бесчувственное тело бросили под поезд! А еще раньше мой знакомый опер из транспортной милиции сообщил мне, что, по их оперативным данным, лидер «казанской» группировки, куда, кстати, входил и Мурза, заказал своего бывшего подельщика какому-то жутко крутому киллеру! И тот мастерски выполнил заказ! Павел Андреевич, в Москве действует киллер-чистодел, способный придавать убийствам вид несчастного случая! Я почти уверен: гибель людей из вашего «черного списка» — это его работа!

— Да, версия интересная, — задумчиво сказал Чернышов. — Тем более что в ряде эпизодов обнаружилась еще одна закономерность.

— Какая закономерность? — тут же спросил я.

— Не спеши. Завтра об этом поговорим. Аналитики как раз обещали к завтрашнему дню подготовить ответ на еще один мой запрос.

Что именно за ответ обещали подготовить спецы из информационно-аналитического отдела и о каком запросе идет речь, Чернышов не объяснил. А расспрашивать его по этому поводу было все равно бесполезно. Мне оставалось только ждать завтрашнего дня.