Термидор Андрея Кузнецова

Сергей Моронов, 2019

Мистик Андрей Кузнецов в результате ДТП попадает в иную реальность. В разгаре 1937 год. В Советском Союзе страной управляет коммунистическая партия во главе со Львом Троцким. Андрей пробуждается в личности ревизора комиссии партийного контроля Матвея Синцова. Синцов ведёт расследование заговора перерожденцев-бюрократов из высшей партийной элиты. Но не всё так просто. Неожиданно Синцов сталкивается с пришельцами из глубин космоса…Содержит нецензурную брань.

Время действовать

Ночью Андрей опять побывал в своём детстве. Проснувшись, он пытался собрать воедино и то событие из прошлого, в котором он побывал, и то, к чему это было, пытаясь найти хоть какую-нибудь связь со своим пребыванием в новой реальности.

Приходилось ли Андрею убивать? Во сне он видел себя в детстве на берегу Ангары. Андрей часто любил спускаться к реке и любоваться ее спокойными величавыми водами. Ему десять лет. Вместе с ним его младший двоюродный брат Миша. Они пускают «блинчики» по воде, запуская плоские камешки, наблюдая сколько раз подпрыгнет камень, пока не утонет. У Миши получается сделать больше «блинчиков», чем у Андрея. Андрей злится, берет один камень, другой… дружеская посиделка превращается в соревнование. Теперь они уже не братья, а соперники. Андрей берёт увесистый плоский камень и собирается его запустить.

Странно… раньше он ни разу не задумывался, а почему взял такой большой камень? Он же далеко не улетел бы. Это и ежу понятно было. Миша тем временем был впереди Андрея на пару шагов и запускал очередной «блинчик». И вот Андрей берёт этот тяжелый камень, и… камень срывается и попадает прямиком в шею Мише. Раздается противный хруст, Мишка издаёт горлом булькающий звук и ничком падает на каменистый берег.

Ужас охватывает Андрея — он убил своего любимого родственника. Мало того, что за это придётся отвечать, так ещё и лучшего друга лишился. Андрей тогда уже знает, что такой удар по шее приводит к смерти, ломаются шейные позвонки и всё… капут. В лучшем случае парализация. Невозможно передать весь эмоциональный спектр, который пережил Андрей за короткое время, он что угодно готов был отдать, только чтобы его друг выжил, чтобы отменить это досадное недоразумение. И слёзы, и мольбы — всё тут было. А когда он обернулся, то вместо неподвижного тела, увидел, что Мишка сидит у камня как ни в чём ни бывало.

Уже потом Андрей по-всякому объяснял это событие. Мишка признавал, что камень ему больно сделал, а не разговаривал он долго, потому что злился на Андрея. Тем не менее, Андрей на короткое время стал убийцей, прочувствовал на себе это. Даже неважно, что он преувеличил ситуацию, для него Мишка был мёртв какое-то время, и с этим осознанием, с этим фактом ему пришлось иметь дело. Конечно, когда все разрешилось, пришло неописуемое облегчение. И всё равно, непонятно, зачем он взял такой большой камень. Может быть, он хотел на самом деле, подсознательно, убить человека?.. Какая сила овладела им тогда?

И к чему этот сон? Может ему придётся убивать? Ведь Синцов, в чьей личности он теперь пребывал, уже делал это…

***

Андрей лежал на кровати и думал. Но как назло, в этот раз мысль, вместо своего бурного развития, почему-то молчала и даже пряталась. Информация, обрушившаяся на него, накладывала определённые обязательства. Теперь он не просто Кузнецов Андрей, оказавшийся невесть в какой реальности, а ревизор КПК при ЦК ВКП(б). Всё усугублялось тем, что на него, как на товарища Синцова, совершено покушение, а его лечащий врач никто иной, как один из покушавшихся. Таким образом, если разобраться, то Андрей в шкуре Синцова находился сейчас в самом логове врагов, для которых он стал почему-то опасен, и что могут его враги предпринять в дальнейшем, он боялся даже представить.

Во всей этой патовой ситуации самым страшным было то, что Андрей не знал, что делать. Причём не просто не знал, а не знал абсолютно, и это абсолютно касалось не только общей стратегии, но и даже следующего шага. Наверное, рассуждал Андрей, этот Синцов что-нибудь бы мог решить, но как его спросить об этом было неизвестно. Единственное, что смог решить Андрей, складывалось из шагов, которые уж точно не следовало совершать.

Ни в коем случае нельзя дать понять врачам, а особенно этому душегубу Аркадию Фёдоровичу, что он, в их глазах Матвей Синцов, обрёл память. Почему-то все они были уверены, что товарищ инструктор из наркомата обороны потерял память и не помнит ничего из того, что произошло за последние дни. Это в свою очередь давало Андрею шанс, проскочить, если до конца притворяться ничего не помнящим. Повезло, что встреча с этим гадом Устюговым произошла ещё до того, как Синцов заявил о себе в сознании Андрея.

Далее, нельзя совершать никаких активных действий, пока нет конкретного плана, нужно просто лежать, поддерживать легенду беспамятства и наблюдать, что будет дальше. Эта временная стратегия, по разумению Андрея, должна была сохранить ему жизнь, да и честно говоря, что-то сейчас предпринимать не было ни сил, ни желания, ни возможности. Ситуация казалась Андрею, действительно безвыходной, умирать было страшно, остро до боли хотелось жить, жить любой ценой. Но вот как жить, как выжить Андрей не представлял, а Синцов подло молчал.

Дни пролетали один за другим, Аркадий Фёдорович бывал у Андрея ежедневно, постоянно задавал вопросы и неотрывно смотрел в глаза. Иногда ему казалось, что этот чёртов доктор видит насквозь и не верит всем его ухищрениям, что ещё немного, и он будет разоблачён, и тогда всё, конец, в живых его тогда точно не оставят. Но страх смерти и желание жить, делали своё дело — Андрей оставался неразоблачённым.

***

Решение пришло неожиданно и просто. Произошло это 29 июня, спустя три недели после того, как он очнулся в больнице. Возможно, он просто устал от постоянно терзающих его мыслей, попыток найти решение тому, что делать дальше.

В тот день у него сам собой отключился внутренний диалог, и Андрей просто лежал, глядя в потолок, не обременяя себя даже мало-мальски ничтожной думкой. Через какое-то время, вернувшись в свою обычную ментальную реальность, он вдруг понял, что знает, как ему нужно поступать, чтобы не просто выжить, но и выполнить задание Партии, которое ему было доверено самим товарищем Троцким.

Получилось, что отключив свои мысли, он дал возможность протиснуться личности Матвея, которая и объяснила весь дальнейший план. Ему, Андрею, оставалось просто наблюдать, что решает и как поступает личность Синцова. Впоследствии это подключение «мозгов» Матвея стало настолько обычным явлением, что превратилось в обыкновенную привычку и проходило «на автомате».

Итак, время действовать пришло. Первое, что должен был сделать Андрей, это выписаться из больницы и выехать из города, что было самым простым делом. Как предполагал Матвей, что-то пошло не так, возможно где-то произошла утечка или прокололся он сам. В любом случае, тот злополучный укол говорил о двух неоспоримых фактах. Первое — в Синцове Горовой неожиданно увидел опасность. Второе — Горовой не знает, откуда исходит эта опасность, иначе Матвея уже не было бы в живых, подстроить несчастный случай для людей Зирина было несложным и привычным делом. Горовому важно узнать, кто стоит за Синцовым, до этого он вряд ли предпримет активные действия.

Из этих рассуждений вытекало, что скорейшая отправка Матвея в Москву была на руку не только Матвею, но и самому Горовому. Там, в Москве, Синцова возьмут под наблюдение его люди и выяснят, к кому Матвей их приведёт. Несомненно, в пути его тоже будут сопровождать, но вряд ли Горовой отправит для этого много людей. Скорее всего, один-два человека, ведь все уверены, что Синцов безобиден как ребёнок, потому как мало что помнит о своей жизни. Недаром же так старался этот душегуб Аркадий Фёдорович.

Задача заключалась в том, чтобы выявить и избавиться от сопровождения в пути, и, пока поезд прибудет в Москву, успеть вернуться и сделать максимум, пока заговорщики не замели все следы. Самым сложным здесь было сохранить своё инкогнито, и сделать, так, чтобы никто из людей Горового не понял, что его уже нет в поезде. Как это сделать Андрей-Матвей не знал, но предполагал, что там, в поезде что-нибудь придумает, исходя из, так сказать, местных условий.

И Андрей, точнее Матвей, начал действовать…

***

Первый этап плана был выполнен без сучка и задоринки. Стоило Матвею обратиться к Аркадию Фёдоровичу с просьбой выписать уже его из этой чёртовой больницы и отправить домой в Москву, тот противиться не стал, осмотрел в очередной раз, удовлетворённо крякнул и дал добро.

Инструктора наркомата обороны Матвея Синцова провожали в Москву с почётом. На вокзал прибыли председатель коммуны Илларионов, начальник особого отдела Устюгов, представитель крайкома ВКП(б) Мусихин. Матвею крепко жали руки, обнимали по-товарищески, наговорили напутствий и пожеланий скорейшего выздоровления. Естественно, сделали несколько памятных фотографий. Уже в вагоне выпили за победу Мировой Революции и товарища Троцкого, после чего провожающие ушли, оставив Матвея и сопровождающего его коммунара по имени Петро.

***

Поезд тронулся, и Матвей принялся за исполнение второго этапа плана. Буквально пары перекуров в тамбуре хватило для выявления второго сопровождающего, ехавшего в соседнем купе, с которым «незаметно» всякий раз перемигивался Петро. Сопровождающий Матвея «коммунар» оказался словоохотливым и компанейским парнем, вероятно, сотрудником УРБ. По крайней мере, к ВоенПроизКому имени тов. Преображенского он не имел никакого отношения. Установить это для Матвея не представило большого труда, задав пару безобидных с виду вопросов.

Вернувшись с очередного перекура в купе, которое, к слову сказать, было откуплено полностью и вмещало только Синцова и его спутника, словоохотливый Петро завязал очередной разговор.

— Вот ты мне всё же скажи, Матвей, что и вправду ничегошеньки не помнишь?

— Да, я же говорил уже, забыл, что ли Петро.

— Ну, вот меня-то, например, помнишь же.

— И тебя, и всех провожающих, и то, что в командировке здесь был, и что в больнице лежал, всё помню. А что вот до больницы было, не помню, знаю, что инструктор я, что в наркомате обороны работаю, а вот что да как, хоть убей, не помню.

— Что-то, брат, память у тебя какая-то избирательная получается, здесь помню, там не помню.

— Да, доктор-то мне то же самое говорил, что память у меня такая стала: в целом, всё помнит, а что касается отдельных людей и событий до травмы, всё это, как в трубу вылетело, пелена одна.

— Да-а-а, эх, не завидую я тебе.

— Да я и сам себе не завидую, сейчас в Москву приеду и опять, уколы, таблетки, процедуры разные. Ты, вот, Петро, скажи, разве это жизнь?

— Ну что ты, Матвей, конечно, всё это хреново, но крепись, может память-то и восстановится.

— Кабы так, я полжизни бы отдал, лишь бы память вернуть. А сейчас одна радость осталась — покурить да водочки с расстройства выпить. Может, выпьем по маленькой, а, Петро?

— Да где ж её взять-то эту водочку, она же только в вагоне-ресторане, а там цены, сам понимать должен.

— Ты, что, Петро, я же командировочный, неужто думаешь, что угостить тебя не смогу, за деньгой дело не станет, ты давай, сгоняй в ресторан, хоть посидим нормально, а то неделю в поезде трястись, скукота одна.

Андрей, слушая, сам себя, не уставал удивляться, как это у него так лихо получается добиваться цели. Хотя чего уж тут удивляться, Матвей своё дело знал и действовал на редкость эффективно…

В глазах Петра он увидел некую борьбу. Видимо желание выпить на халяву боролось с долгом. Конечно победила халява, и после недолгих душевных терзаний Петро, взяв деньги, умчался в вагон-ресторан.

Не теряя времени, Матвей осмотрел вещи своего попутчика, обнаружил в саквояже удостоверение помощника уполномоченного УРБ и револьвер и перепрятал их в свой чемодан.

Вернувшийся с тремя бутылками водки и минимумом закуски Петро несколько удивил Андрея, он и представить себе не мог, что можно столько выпить на двоих, да ещё фактически без нормальной закуси. Но, видимо, помощник уполномоченного был не дурак до этого дела и относился к застолью со всей серьёзностью.

Начав выпивать за Мировую Революцию и товарища Троцкого, продолжив за знакомство, здоровье и дружбу, новые закадычные друзья разошлись не на шутку, уговорив за полчаса две бутылки. Петро заметно окосел, чего нельзя было сказать про Матвея. Андрей же в очередной раз восхитился выносливостью своего нового тела. Синцов уверенно и методично шёл к своей цели.

Когда вторая бутылка опустела, Матвей обнял своего нового друга и заплетающимся языком спросил:

— Пе-етруха, бра-атан, а чё ты ме-еня с кореш-ш-шом своим не зна… не знакомишь?

— С-с-с… с Павлу… с Павлухой?

— С ним…

— Иди… зови, скажи я при… приказал.

Матвей, оставив пьяного в дым Петра, зашёл в купе, где ехал тот самый Павлуха.

— Павлуха, здравствуй, — с широкой улыбкой Матвей направился ко второму чекисту, глядевшему на Синцова круглыми ничего не понимающими глазами.

— Павлуха, подъём, Петро приказал доставить тебя в целости и сохранности в наше купе.

Соседи Павла начали недовольно шушукаться, выражая явную неприязнь к Матвею, от которого так разило перегаром, что впору было одевать противогазы.

Второй чекист, видимо сообразив, что дело может закончиться скандалом, быстро вскочил и, увлекая Синцова за собой, мгновенно оказался с ним в коридоре.

— Ты что? Где Петро?

— Я же говорю, в купе, идём, а то начну скандалить, — Матвей видел, как боится Павел лишнего внимания пассажиров и воспользовался этим, заставив чекиста пройти с ним.

Уже в купе, увидев живого и невредимого, но пьяного Петра, Павлуха успокоился и немного поколебавшись, решился выпить рюмочку, потом ещё одну, и ещё…

Когда третья бутылка подошла к концу, Петруха мирно спал на верхней полке, а уже заметно опьяневший Павел, очередной лучший друг Матвея, требовал продолжения банкета.

Синцов, не заставляя себя упрашивать дважды, отправился в вагон-ресторан за добавкой, оставив чекистов в своём купе одних. По дороге Матвей вновь заглянул в купе Павла и под недовольное бурчание пассажиров забрал вещи второго чекиста. Тут же, закрывшись в туалете, обыскал рюкзак Павла, обнаружил удостоверение сотрудника ревбезопасности и револьвер, оружие забрал с собой, а удостоверение скинул рядом с унитазом, закидав грязной бумагой. Вернувшись в купе, сообщил недовольным пассажирам, что произошла ошибочка и вернул рюкзак на место.

Уже в своём купе разбудил дрыхнувших чекистов, продолжил пьянку, влив в своих соглядатаев ещё по бутылке водки, сопровождая всё громкими выкриками и нецензурной бранью. Пару раз в купе прибегала проводница, пытавшаяся урезонить вошедших в раж пассажиров, но уходила ни с чем, под грозные окрики Павла и Петрухи, которых науськивал Матвей, сам оставаясь в тени и пряча от проводницы своё лицо.

Уже подъезжая к станции Зима, Матвей устроил очередной дебош в купе, вырубив и без того пьяных в стельку чекистов, побил стаканы, создав видимость драки, после чего, что есть силы врезал себе под левый глаз и в нос, оставив следы насилия на своём лице. С криками прибежал в купе к проводнице, закрывая лицо рукой, размазывая кровь, хлещущую из разбитого носа. Сбивчиво, пряча глаза в пол, то и дело, вытирая кровь, рассказал проводнице жуткую историю, что оказался жертвой двух бандитов, которые обманули его, пропили все его деньги, а затем и избили. После чего передрались сами, и теперь пьяные спят в купе. Слёзно попросил вызвать милицию, чтобы избавить себя от таких буйных соседей.

Проводница, уже познакомившаяся с пьяным хамством Павла и Петра, безоговорочно поверила Матвею, и побежала к начальнику поезда сообщить о хулиганах.

***

В это время Матвей проследовал в плацкартный вагон, где ранее приметил внешне схожего с собой мужичка жуликоватого вида, явно не бандита, но пройдоху и скрягу. Вытащив его в тамбур, сделал предложение, от которого у пройдохи загорелись глаза. За довольно кругленькую сумму, Синцов предложил Витюне, так звали крохобористого мужичка, поменяться местами. Ему, то есть Матвею, нужно было смотаться по своим амурным делам, а уйти так просто он не мог, его наличие в поезде, как ответственного работника, могли проверять на станциях и забить тревогу, не обнаружив на месте. Поэтому Витюне предлагалось проехаться с комфортом одному в купе до Москвы, изображая товарища Синцова.

Более того, уже в Москве, встречающий Матвея родственник, должен был прибавить ещё столько же, если всё пройдёт удачно. Единственное неудобство, которое необходимо было испытать Витюне, это два удара по морде, чтобы всё выглядело достоверно. Не особо раздумывая, Витюня тут же согласился и, получив по лицу, пошёл в свой плацкарт дожидаться станции и предстоящего обмена. О том, что Витюня в ожидании второй подачки не тронется с места до самой Москвы, Матвей не сомневался.

Конец ознакомительного фрагмента.