Мир не вечен. Цикл книг: «Эйриния». Книга первая. Том III

Сергей Маркелов

– Разве вы еще не поняли, глупцы… Генералу Де Гри всё равно, кто выиграет в этой Войне!– Верно… Я одинаково ненавижу как мышей, так и крыс…– Но тогда зачем всё это?!«Разделяй и властвуй!Так говорит одна Древняя Пословица…Откровенно говоря, мне всё равно, кто ворвется в следующую минуту в эти двери! Ведь они будут ослаблены, истощены, подавлены и поверят любой правде, которую я им преподнесу…»

I Летопись прошлого

Прискорбное и очень унылое зрелище представляла ныне из себя некогда прекрасная, яркая, полная Жизни просторная каюта капитана удивительного и неповторимого судна, носящего гордое имя «Мария». Совсем недавно убранство каюты напоминало большой Зал с легкими воздушными перегородками, сплошь наполненный строгой, изящной деревянной резной мебелью, а также множеством шкафов, забитых до потолка книгами разных размеров, толщин, написанных на неведанным простым мышатам языках.

Освещаемая нежным голубым светом невиданной доселе иллюминации, исходившей из длинных колб, расположенных на стенах, заполненных каким-то газом, который при нагревании начинал светиться в темноте — она так и излучала Заботу и Любовь, коими были выполнены каждая, пусть даже незначительная деталь судна.

А тепла в этом помещении, занимающем около половины площади свободного от механизмов пространства корабля, всегда было предостаточно. Так как оно располагалось по соседству с машинным отделением, из которого даже сейчас доносились тихие монотонные постукивания и скрип.

Но, то было раньше, а сейчас в помещении, заменяющем в хорошие времена кают-компанию — где каждый член команды мог отдохнуть, как душой, так и телом, всюду стояли лужи соленой воды от протечек в трюме. На потолке виднелись пробоины, откуда веяло гарью и смертью. Везде были разбросаны увесистые куски корпуса корабля, на стенах зияли дыры от ядер, благодаря которым они походили на иллюминаторы.

Царившая здесь крайне напряженная и гнетущая обстановка лишний раз заставляла невольных пленников этой каюты вспомнить о реальном положении дел. А воздух, источающий горе и несчастья, так и нагонял невыносимую тоску и грызущую сердце боль.

— Даже и не знаю, Ноча… — нарушил тишину каюты обладатель жгучих карих глаз светлого-песчаного окраса с желтоватым отблеском молодой босоногий мышонок по имени Тош, облаченный в изрядно изорванные черные морские штанишки и заправленную в них выжженую алую рубаху свободного кроя.

Решив хоть немного развеять нескончаемую грусть, которая на протяжении долгого времени стала неотступной спутницей друзей, он с неким озорством в голосе, в который раз решил отшутиться.

— Как и отблагодарить тебя, за то, что Вы — пираты, не имеете привычки заводить на своем корабле темный сырой трюм, в который нас точно бросили, окажись он здесь…

Несмотря на дельное замечание «публика» была не слишком настроена на шутки-прибаутки. Единственной его слушательницей оказалась совсем еще юная мышка с головы до пят жгуче черного окраса, со сверкающими золотистыми глазками, чуть прижатыми к голове ушками и волнистыми волосами до плеч.

Названная за свой окрас Ночей — девушка, совершенно убитая горем от нахлынувшей волны воспоминаний, что навеивала вся эта обстановка, посреди луж сидела на полу возле кресла и перебирала кусочки обшивки, валяющиеся здесь в избытке.

Засученные до локтей рукава изорванной почерневшей от гари и копоти рубашки, истерзанные огнем штанишки, полное отсутствие обуви и бардак на голове — всё так и кричало, что бедняжке очень досталось. Ко всему прочему ладони оказались перебинтованы, дабы не занести заразу в многочисленные ожоги, которыми наградила её Свобода. А так как здесь, с некоторых пор «хозяйничали» сквозняки, на плечи мышка накинула доходивший до уровня колен морского кроя камзол с высоким воротом, что смогла отыскать в каюте.

«Мой отец… С самого детства говорил мне… Что этот корабль создан не для Войны, а для Мира! — с паузами, сквозь горькие слезы проскрипела девушка, всё больше втягивая шею в плечи. — Я помню тот день… Когда он впервые разрешил мне подняться на борт… Он сидел здесь, на кресле, а я играла подле его ног…»

Не в силах оторвать глаз от разбитых крупиц прошлого, крайне прискорбным голосом завела рассказ Ноча.

— Это произошло накануне его отъезда в Эхтер… О-о-о, если бы я знала к чему всё это приведет — ни за что не отпустила его! — тихо прошептала бедняжка и прикрыв глазки ладошками, разрыдалась.

— Ноча… — чувствуя на себе вину за всё произошедшее, паренек со взъерошенными немного волнистыми волосами и ушками с кисточками на концах, присел возле черной мышки на колени.

— Прости, я вовсе не хотел, — нежно, почти шёпотом проговорил Тош, протягивая к ней раскрытые ладошки, готовый в любую песчинку заключить её в свои объятия.

— Ничего… Ты здесь ни при чем… Это всё — он! — взглядом указала Ноча на дальнюю стену.

Не успел Тош и глазом моргнуть, как девушка резко вскочила на ноги, метнулась к ней и сорвала драпировку.

Долгое время совершенно непроницаемая темно-бордовая ткань скрывала от взгляда всех присутствующих здесь одну очень красивую большую Картину, написанную Мастером, обладающим тонким и чутким видением Мира. Подняв взгляд на невиданное доселе по красоте Настенное Панно, Тош не поверил своим глазам.

Перед ним предстала прекрасная, полная жизни и богатства красок, старая, как и сам корабль Картина в искуснейшей резной деревянной раме. На ней в полный рост была изображена группа товарищей, если не сказать больше — Друзей. Среди них Тош без труда узнал отца Ночи — Терриуса, стоявшего в обнимку с одного бока с пепельного окраса мышью, а с другого — к всеобщему ужасу, с крысой — Монри. Еще совсем молодым, худощавым, в простой одежде моряка, но уже с чуть сжатыми губами и хитрым взглядом, обращенным на ослепительно красивую мышку, стоявшую на другом конце картины.

На мгновение позабыв про всё и вся, мышонок замер, где стоял, и не сводя с Панно глаз, прошептал:

— Кто она?!

— Мария… Любовь юности моего отца, — отвечала мышка, прекрасно понимая, кем именно оказался так заворожен молодой паренек.

— Она твоя…

— Нет Тош! Она выбрала Грига — того, кто слева от отца, чьими руками и было создано это судно, — пояснила девушка с некой ноткой грусти.

После её слов в каюте снова воцарилось неловкое молчание.

— А кто остальные? — кашлянул мышонок, наконец оторвав взгляд от прекрасной девушки.

— Не знаю… Никого из них я никогда не встречала… Отец так и не успел поведать мне о своем прошлом… Как и о многом другом: о Войне, изменившей наш Мир до неузнаваемости; о Героях тех страшных Дней, которые стали Правителями не благодаря родословной, а заслужив это поступками…

— А вон тот здоровяк на заднем плане — его черты мне кажутся знакомы, — произнес задумчиво Тош, чей взгляд медленно поплыл на всех Друзей, чьи сердца и взгляды так и искрились Желанием Изменить Мир к Лучшему.

— Столько лет утекло с тех пор… Возможно, мы встречались с их детьми, даже и не догадываясь, кем были их родители… К сожалению, мы об этом так и не узнаем, — раздосадовано закончила Ноча.

Утерев глаза, она подняла взор на большую картину, которую Тош поспешил прикрыть тканью, прекрасно понимая, какую реакцию может произвести на их друга всеми ненавистная рожа Монри.

— Возможно, еще не всё потеряно, — появился из-за одного из шкафов серый мышонок с голубыми глазами и чуть растрепанными короткими волосами, с толстой довольно увесистой книгой в кожаном переплете, с ремешком и надписью на корешке: «Записки бывалого Моряка».

Приметив Тоша, засуетившегося рядом с драпировкой, Пик невольно заострил взгляд на Картине. И тут ему на глаза попался он — Убийца, погубивший его Любимую.

— Это-о-о… — перехватило дыхание у паренька, а сердце так и сжалось в разы, земля из-под ног стала уходить и его невольно закачало.

Отчего он даже выронил книгу из рук, совершенно не обратив внимание, что та, упав на пальцы ног, причинила немало боли. Ибо, что значит эта мимолетная телесная боль, по сравнению с вечной и нестерпимой душевной.

— Прости Пик, мы… — уловил его взгляд кареглазый паренек.

— Пик, мы… Она… Была написана еще много лет назад… И… — поднялась с ног девушка и хотела прикоснуться к мышонку, но тот отошел на шаг назад и тихо прошептал.

— Я всё прекрасно понимаю… Тогда всё было иначе… Но теперь… — опустил он глаза, не в силах больше лицезреть изображенных на ней мышей и крыс. — Прошу тебя Тош, убери её…

Друзей не надо было уговаривать дважды. Стащив картину со стены, Тош с Ночей поспешили упаковать панно в драпировку и унести в самый дальний и сухой угол каюты, где ей было самое место. Ведь прошлое порой причиняет куда больше боли, чем суровая реальность.

— Так, о чем это я… — словно после ночного кошмара очнулся спустя пару минут мышонок, и потянулся к книге. — Ах, да — это книга…

— Друг, не самое подходящее время для чтения… — немного обеспокоено проговорил Тош, встречая серого мышонка на этом «берегу» Несчастий.

В глазах Пика читалась бездонная грусть и тревога, он неровно дышал и еле держался на ногах от изнеможения. А его перебинтованная окровавленная правая рука причиняла жуткую боль каждую песчинку. Но свыкнувшись с ней, паренек изо всех старался делать вид, что с ним всё хорошо, хотя друзей было не так легко обмануть.

Внешний вид мышонка лишний раз доказывал, что тому пришлось многое пережить в этом путешествии длинною в Жизнь. Поверх великовозрастных, оборванных ниже колен штанов на пареньке была одета его любимая тёмно-зелёная рубаха вся в заплатках, обгоревшая после пожара и с разорванным в лохмотья капюшоном.

— Как же снисходительно со стороны наших высокородных бестолочей — вернуть тебе рубаху, — недовольно пробубнил песчаного окраса мышонок, которого одежда друга волновала куда меньше его душевного состояния.

— Не надо Тош… Я был в ней в тот самый день, когда всё началось… Это мама сшила! Она дорога мне, как Память, — тихо ответил паренек, с некой любовью проводя ладонью по одежде.

Положив книгу на небольшой столик посреди каюты, чудом уцелевший после всего, через что пришлось пройти кораблю, он принялся её неистово листать.

Ноча и Тош, распираемые от любопытства переглянулись и подошли ближе. Аккуратно, чтобы друг не заметил, через спину Ноча передала Тошу листок бумажки с обгоревшими краями, который после всех перипетий судьбы оказался в её руках.

— Это твоё, — не мешкая, протянул Тош серому мышонку особо дорогое другу Письмо. — Прости, оно пострадало в огне…

Пик и в самой кромешной тьме узнал бы это Послание. Поэтому приняв его с неким трепетом, он поспешил спрятать в нагрудный карман рубахи, поближе к разбитому в клочья сердцу. Как в благодарность, одарив Тоша опасливым взглядом, на который тот постарался не реагировать, серый мышонок впал в некую апатию.

— Поведай друг про что там говориться?! — поинтересовался кареглазый паренек, прекрасно видя, что друга охватила мелкая дрожь, и он никак не мог собраться с мыслями.

— Эта книга… — отмер Пик и с силой сжав кулачки, выдавил из себя последующие слова. — Ноча, ты не поверишь, её написал твой отец — Терриус, — совершенно не подумав, выпалил он и указал пальцем в книгу.

В следующую песчинку бросив быстрый взгляд на текст, мышка резко оттолкнула рукописное Творение от себя и отвернулась от друзей.

— Ноча?! — прошептал мышонок, не понимая, чем расстроил девушку.

— Какой же наш Пик — дурень… — положил Тош на её хрупкие плечики обе ладоши. — Ноча, только скажи и я расквашу ему нос, чтоб больше не донимал тебя…

От его полных поддержки и участия слов, девушка развернулась и уткнувшись носиком в плечо, разразилась слезами пуще прежнего. На что паренек не замедлил обнять мышку и прижать к сердцу, так и источающему нежность и заботу.

— Не… Надо… квасить, — проскрипела бедняжка, понемногу успокаиваясь. — Просто я…

— Ничего страшного Ноча, я тоже не умею ни читать, ни писать, — с улыбкой прошептал паренек, утирая ладошкой слезинки с её разрумянившихся щечек. — Лишь некоторые буквы мне знакомы, — припомнил он, как смог разобрать имя Любимой друга на Послании.

— Вы не понимаете! — возразила мышка. — Я знала о существовании этой Книги на протяжении долгих лет разлуки с папой… Ответ — что с ним случилось и почему — всегда был у меня под носом! Но я… Я не могла и буковки прочесть, а ведь так этого хотела… А попросить кого-то другого — не посмела…

— Тогда, — резко захлопнул Пик книгу, понимая, что своим непомерным любопытством затронул больную тему. — Оставим её на время, пока не научишься читать…

— Я?! — обернулась на него Ноча, шмыгая носиком.

— Конечно! Всему можно научиться, и я с удовольствием… — воодушевленно завел свою «песнь» Пик, но внезапно оказался перебит Тошем.

— Это смерть! — произнес он вдруг.

Тут же серый мышонок перевел на него взгляд и увидел, как тот поднял с пола небольшую записку, вылетевшую из Книги при резком захлопывании.

— Я, конечно, не слишком разбираюсь в письменах… Но это страшное слово везде узнаю — Смерть! Начальник Тюрьмы частенько подписывал подобные «листочки».

С этими словами он передал бумажку Пику. Мышонок взял её и принялся читать с интонацией, паузами, не веря своим ушам и глазам.

«Сегодня, внезапно для всех Нас огромное Горе постигло остров Опорный…

Не предупредив заранее, к нам прибыла твоя жена — Мария! Я встретил её в порту и сразу заметил — как она бледна. А прикоснувшись к рукам — осознал, что мышка холодна, как рыба…

Не успев ничего толком объяснить: почему здесь, что с тобой, мой старый друг Григ, а также где ваша маленькая дочурка, Мария потеряла сознание…

Целую неделю самые лучшие лекари, что мы смогли найти, пытались вылечить её. Я не отходил от неё ни на минуту… Но… Болезнь оказалась куда сильнее, чем мы могли представить…

На седьмой день, после прибытия, она скончалась…

Прости, что говорю это тебе только сейчас, спустя месяц после похорон на нашем кладбище, где на надгробии я лично высек:

«Здесь покоиться Мария — самая прекрасная из девушек, которых когда-либо видел Свет!»

Я вправду пытался с тобой связаться при последнем посещении Эхтера, но мне сказали, что ты покинул город. Понимаю, в столице что-то идет не так, поэтому пишу это письмо в надежде, что ты вернешься на это судно быстрее меня.

Сегодня я получил письменный Приказ явиться в Эхтер без оружия, без команды, один — вместе с этим кораблем. Сдается мне, я наступил кому-то на хвост, если бы он у него был…

Но так или иначе, мне придется прибыть в Столицу, чего бы мне это не стоило.

Надеюсь на нашу скорую встречу мой друг!

И прости, что не смог уберечь Марию».

Твой старый добрый друг

Терриус Правдивый

Закончив читать это короткое, но столь насыщенное на несчастья и горе Послание, из которого стало ясно, что оно так и не достигло адресата — мышата, не веря своим ушам, ничего не понимая и теряясь в догадках, впились друг в друга широко распахнутыми глазами. Друзей разрывали на части свои тревожные мысли и опасения.

— Па-па, — чуть слышно прошептала бедняжка.

Отныне она осознала на что пошел её отец, и какому риску себя подвергал в благородном желании уберечь Мать и Дитя.

— Её дочь, — в свою очередь прошептал Тош, припомнив рассказ Малии о своем прошлом.

Только сейчас мышонок стал понимать всю тяжесть положения, в котором оказалась бедная девочка.

— На хвост, — подумалось Пику, которого тронуло всё содержимое Письма.

Но именно последние слова Терриуса, почему-то врезались в голову, и не желали оставлять его, и без того, разгоряченный рассудок.

— Нам надо как можно скорее выбираться отсюда, — спустя минуту прошептал он, положив столь ценное Письмо обратно в Книгу Терриуса.

— Как?! — спросила Ноча.

— Это невозможно, Пик! Даже если мы выберемся на палубу, мыши Августа изрубят нас на ломтики… Да и с таким кораблем, нам далеко не уйти! — вразумительно добавил паренек.

— И то верно… А единственная, кто мог сказать им, что мы не пираты и здесь вовсе не причем, сейчас без сознания на их Флагмане, — тяжело вздохнул серый мышонок.

— Как и тот, кого мы спасли, и по чьей вине произошла вся эта заваруха! С пару дней он проваляется с ужасной болью в животе, не в силах и слова молвить, — поникнув плечами добавил Тош.

— Но всё же — мы не будем жалеть себя и тупо сидеть сложа руки! — взяла себя в руки черная мышка.

Прикоснувшись к Книге Отца, она через силу и страх, раскрыла её. Пролистав до середины, девушка нашла нужную страницу и ткнула пальцем в чертеж.

— Ноча, ты просто… — воскликнул в голос Пик, так как перед ним оказалась подробная схема механизма корабля, с пометками и сносками, на случай аварии и неотложного ремонта.

— Прекрасная, умная, чудесная! — закончил за друга Тош, рассчитывая на очередные обнимашки.

— Пусть я не умею читать, но в этом хорошо разбираюсь, — чуть вздернула девушка носиком.

— Я готов, расцеловать тебя…

— Ну уж нет! Это я готов, — перебил Пика Тош и оба стали в шутку толкать друг друга.

— Ребята, — прервала их перебранку Ноча, чмокнув в щеку обоих.

— А меня первым, — прошептал Пик, озарившись глупой улыбкой.

— Зато меня — нежнее! — также тихо отвечал Тош, не скрывая своего счастья.

— Ребята! — подойдя к дальней стене, повторила Ноча свой призыв к действию.

— Мы готовы! — вытянулись в струнку мышата.

— Пожалуй начнем отсюда, — указала девушка на пробоину, из глубины которой доносился невыносимый скрип механизма, что явно оказался поврежден больше остальных и нуждался в неотложном ремонте.