Тени Богов. Искупление

Сергей Малицкий, 2018

Мир изменялся дважды. Сначала он был опален в пламени упавшей звезды. Затем устоял в битве с демонами. И вот, через семь сотен лет чаша бытия вновь переполнилась. Колосья сущего созрели и склонились к земле. Грядет Жатва. Юная Гледа Бренин переступает порог, не ведая, что уже не вернется домой.Роман является сюжетной основой игры Ash of Gods: Redemption.

Глава третья. Маски

«Срезая волосы,

не изменишь цвет их».

Пророк Ананаэл

Каменный завет

Они словно соскочили с эшафота перед собственной казнью. Захлопнули за собой ворота и, услышав тяжелые удары в створки, поняли, что ужасная печать пылает на прежнем месте.

— Горячие! — крикнул Кригер, отдергивая ладони от кованной поверхности. — Наверное, на южных воротах то же самое. Что же это творится, Торн? Свои же ребята… Жатва, она вот такая? Дальше-то что будет?

— Хочешь получить ответ? — словно от боли скривился Торн. — Тогда не медли. Сейчас «свои ребята» заберутся на стену и пощекочут нас стрелами. Встать в боевой порядок ума у них хватило! Пошевеливаемся!

Гледа взглянула на покрытые каплями пота и чужой крови скулы отца, на его дрожащую руку, которой он придерживал на холке коня тело ее матери, и первой направила лошадь подальше от крепостных ворот. Хотя бы для того, чтобы никто не видел слез, которые снова хлынули из ее глаз.

Оставив за спиной и город, и бурлящий ледяной водой Манназ, крохотный отряд помчался к Берканскому тракту, по которому можно было попасть и в столичную Оду, и на север, к йеранским окраинным поселениям, но, главное, к ближайшему менгиру, что высился в Змеином урочище. Горячка недавнего боя вскоре спала, кони успокоились, перейдя с галопа на привычную рысь, но Гледа, то и дела посматривая на отца, не снимающего руки с тела жены, не могла отделаться от ощущения, что они спасаются бегством. Она смотрела на его широкие плечи так, словно ждала страшного мгновения, когда они переломятся от свалившейся на них тяжести, и не замечала слез, которые безостановочно текли по ее щекам до тех пор, пока влага в ее глазах не иссякла. Ей казалось, что отец чувствует ее взгляд, должен был чувствовать, но он не обернулся ни разу.

У сторожевой башни, что высилась в паре часов неспешной езды от Альбиуса уже на тракте, дозора не оказалось. Сухое русло одного из притоков Манназа полнил грязный ледяной ручей, белые вершины Молочных гор упирались в серое небо почти над головой, их основания подступали к пустынной дороге скопищем таких же серых скал, острые грани которых не могла сгладить даже пробивающаяся повсюду зелень. Весна, еще утром радовавшая взгляд, теперь казалась насмешкой. К тому же настораживала и сама башня. Обитые железом ворота ее были распахнуты и даже как будто сломаны. Одна из створок подрагивала на ветру с противным скрипом. Когда топот копыт стих, скрип словно стал громче и показался невыносимым. К тому же со стороны Альбиуса, пусть и еле слышно, продолжал доноситься звон колокола.

— Голову оторвать за такую службу, — проворчал Кригер, размазывая рукавом грязь по щекам. — Хотя, сегодня в дозоре Стайн, нет никого надежнее. Что там за чудак в распадке? Не он ли это и прыгает по ледяным камням? А где мытарь, где второй дозорный? На башне, вроде, никого нет.

Торн окинул взглядом отряд, который словно замер в ожидании его приказа, услышал прерывистое дыхание, заметил дрожащие руки юнцов, кровь на разодранной одежде, скрипнул зубами:

— Кто там? Брет? Приглядывай за дорогой, мало ли. Гледа, посмотри, не ранен ли кто серьезно? Надо перевязать, если что…

Спешился, ткнулся на пару секунд горячим лбом в лошадиный бок, снова потрогал завернутое в ковер тело жены, поправил веревки, пошатываясь, подошел к мытарскому колоколу, подвешенному над воротами, поймал шнур и позвонил.

— Идет, — выдохнул Флит.

— Серьезно никто не ранен, — прошептала Гледа, которая не двинулась с места, но дождалась нескольких испуганных кивков.

— Ну, хоть что-то… — пробормотал Торн.

— Еще бы кто-то был ранен, — буркнул Кригер. — Ты ж, капитан, бросился вперед как зверь… Рубил этих безумцев, словно обожравшихся мухоморами паллийцев. За тобой только оттаскивать…

— Здесь тоже кровь, — показала на бурые пятна у входа в башню Гледа.

— Я вижу, — кивнул Торн, снова забрался на лошадь, подал ее к кобыле Гледы. — Покажи шею.

— Куда мы теперь? — срывающимся голосом спросил Фиск.

— Думаю, — процедил сквозь зубы Торн, не отвечая на вопросительный взгляд дочери.

— Ну, что у вас? — изрядно вымокший, но как будто разгоряченный к башне подходил седой старшина дозора. — Чем могу порадовать честную компанию? Или товар какой есть для осмотра?

— Тебе делать что ли больше нечего, Стайн? — раздраженно спросил Кригер. — Какой товар? Ты чего в яме той забыл? Не далеко ли до ветру отошел? На кого башню оставил?

— До ветру, говоришь? — остановился Стайн. — Нет приятель, нынче такое время, что до ветру ходить никуда не нужно. Где застигло, там и опорожнился. Или не так? На кого город оставил, капитан?

— Ты пьян что ли, старшина? — оторопел Кригер. — Ты в дозоре, ядреный корень, или я? И какое тебе дело, куда я еду и зачем?

— А вы трезвы выходит? — напряг скулы стражник. — Конечно, только трезвый соберется на конную прогулку, вымазавшись в грязи и крови. Или подрались, кому первому в ворота проезжать? Да. Хлебнул маленько. Чтобы нутро не выгорело. Что в городе? Отчего звонарь колокол терзает?

— А что здесь? — спросил Торн.

— Здесь? — прищурился Стайн. — Да ничего особенного. Разве только вот это.

Старшина поплевал на ладони и прикрыл створки ворот. На их внешней стороне чернела выжженным, выломанным следом точно такая же печать, как и на вратах Альбиуса.

— Когда? — спросил Торн.

— Пару-тройку часов назад, — ответил Стайн. — А может и раньше. Или позже… Что-то у меня в голове повредилось.

— Или на шее, — заметил Торн.

— Есть маленько, — кивнул Стайн и, вытащив из торбы кусок льда, прижал его к загривку. — Вот, холодок помогает. Пока.

— Стайн, говори толком! — заорал Кригер. — В городе демон знает что творится! Ты, конечно, вдовец, дети из гнезда повылетали, беспокоиться не о ком, а другие вот…

— Я не только вдовец, Кригер, — хмуро оборвал капитана Стайн. — Считай, что и почти мертвец. Точно тебе говорю. И вот еще что скажу, думаешь, беда только в Альбиусе? А почему уже половина дня как на тракте никого? Вроде бы ярмарка сегодня в городе. Где подводы из Змеиного урочища?

— Не было? — посмотрел на Кригера Торн. — Фиск?

Фиск замотал головой.

— Не было, я еще у ворот заметил, — пробурчал Кригер. — Ладно, Стайн. Я бы и сам от глотка чего покрепче не отказался. Здесь никто не проезжал? Не про подводы я, как понимаешь. Торговец, например, какой-нибудь?

— Который старьем промышляет? — усмехнулся Стайн. — Был… Час или два назад промчался. На север пошел. Крикнул, что беда в Альбиусе. Жатва мол. И чтобы прятался я. И дюжина ошалелых стражников за ним. Думал, затопчут. Как обезумели все. Пена на губах. Только мне не с руки прятаться. Некуда. Да и поздно уже.

— Много слов, Стайн, — нахмурился Торн. — Откуда печать на воротах?

— Много не мало, — поджал губы Стайн. — Хоть наговориться перед смертью.

— Спешить на кладбище? — скривился Кригер. — Может и могилу уже присмотрел?

— Не спешу, но успею, — ответил Стайн. — Могилка не потребуется, где упал, там и могилка. Десять дней он мне дал.

— Кто дал? — не понял Торн.

— Урод какой-то, — ответил Стайн. — На голову меня выше. Серый, как подметка. И сшит, как сапог из свиной кожи. Пришел с севера. Или не с севера, но я его заметил с той стороны. Сказал, что «время пришло». Хотел я ему что-то ответить, да не вышло. Язык к нёбу прилип. Да что язык… как стояли мы с мытарем, так и распластались. И Рамлин — мальчишка. Он наверху был. Тоже бухнулся. Как только с башни не свалился, не знаю. А этот… подошел к воротам башни и вычертил знак. Словно огнем нарисовал. Ну, я лежал, да головой ворочал, следил за ним. Так он заметил, зубы свои серые оскалил, ножищей своей плечо мне придавил и сказал, что даже таким живчикам как я — мучиться недолго. Дней десять, а после все закончится. И добавил, что конец всей Беркане…

— И все? — спросил в наступившей тишине Кригер.

— А что, этого мало? — удивился Стайн. — Тогда добавлю. Урод этот тут же растаял, как дым от костра. А нам с мытарем загривки поджарило. Он зарычал от боли, да и я зубами захрустел. А Рамлин… он же к подобному непривычный. Взвыл там на башне и загремел вниз по ступеням. Считай, что вышиб ворота, сорвал печать. И тут мытарь словно вовсе разума лишился. Напал на меня. Вроде и не воин, а ведь я едва отбился. Пришлось порешить его. Он за башней лежит. Вот думаю, закапывать или кого из города ждать?

— Закапывай, — пробормотал Кригер. — Не жди никого из города… пока. Там та же беда.

— А где Рамлин? — спросил Торн.

— Помчался на север, — махнул рукой Стайн. — Он же оттуда. У него отец торговец. А деревенька их как раз в Змеином урочище. В паре лиг перед менгиром. Чуть в стороне. Ну, так куда еще бежать? Где еще исцеляться-то? Испокон веку, подцепил непонятную хворь, топай к священному камню. Только зря все это…

— Чего ты несешь, Стайн? — не понял Кригер.

— Ты, капитан, давно в храм ходил? — мрачно спросил Стайн. — На службе давно стоял? Чего-то я тебя там уже годика четыре не видел. Что в Каменном завете сказано? «И закончится лето. И придет осень перед зимой. И будут нивы пусты, а хранилища полны, но не будет храниться тот урожай. Потому что в конце лета придет от священных камней жнец и будет жать то, что посеяно, а посеяны им или пославшим его люди». Все, капитан! — Стайн постучал себя по загривку. — Время пришло. Пожали нас.

— Не мели чушь, — процедил сквозь зубы Кригер. — Сейчас не конец лета!

— Не о том лете речь, — понизил голос Стайн. — Лето нашей жизни закончилось, капитан. Скоро в обмолот. Десять дней осталось!

— Отчего же ты сам не бежишь за Рамлином к менгиру? — спросил Кригер. — Жить не хочешь?

— Хочу, — опустил голову Стайн. — Но говорю же, что зря…

— Это еще почему? — спросил Торн.

— «Придет от священных камней жнец», — пожал плечами Стайн. — А он шел с севера. От менгира. И нес с собой заразу. Где он ее взял? Что непонятного? Нет, попробовать, конечно, можно…

— Тут же рядом! — заорал Кригер. — Сел на лошадь, три-четыре часа — и ты у менгира! Полезно или бесполезно, потом решать будешь!

— Я в дозоре, капитан, — твердо сказал Стайн. — Тебе ли не знать? Пока смена не придет, буду стоять здесь. А не придет, здесь и сдохну.

— А-а-а-а! — замычал, захлебнулся ненавистью Кригер.

— Сколько дозорных у менгира? — прохрипел Торн, чувствуя, как в шею ему начинает вкручиваться раскаленный стержень.

— Пять, — ответил Стайн. — Как всегда. Дозор недельный, вчера только заступил. С ними храмовник. Но он обычно в часовне. Что-то ты в лице переменился, капитан. Тебе ледку-то дать? Тоже припекает?

— Папа? — испуганно обернулась к Торну Гледа.

— Все в порядке, — скрипнул зубами Торн и, превозмогая боль, выпрямился. Надо было принимать решение, куда вести отряд — на юг — к столице, где и храмы, и дружина, и лучшие лекари, или на север за Раском, чей амулет уж точно мог бы отсрочить беду, отметина на шее дочери пока не росла, да и стоило попытать счастья у менгира…

— Десять дней, — расплылся в улыбке Стайн. — Десять дней еще есть. Пока ледок на реке, можно терпеть. А там уж…

— Что скажешь, Торн? — принялся тереть ладони, стискивать кулаки Кригер.

— Ты капитан, Кригер, — медленно проговорил Торн. — Мастер стражи Альбиуса. А я отставник. И я должен спасти дочь, Не знаю, что с сыном, но она пока все, что у меня осталось. Поэтому я иду на север. К менгиру. Менгиры есть и на одалской стороне, но даже до ближнего не один день пути. Если я сразу отправлюсь туда — вдруг не прощу себе, что не побывал в Змеином урочище? Времени на возвращение может не оказаться.

— Мы с тобой, — махнул рукой Кригер. — Идти в селения что-то мне не по нутру. Опять своих же рубить?

— А зачем всем в Змеиное урочище? — спросил Фиск. — У меня, к примеру, нет дочери. И шею мне пока не печет.

— Ты кругом прав, — кивнул Торн. — И дочери у тебя нет, и шею тебе пока не печет. Только у тебя нет на груди капитанского знака. А камешка на твоем перстне, да и стриксов в ушах наших молодцов надолго не хватит. Твой-то и так был крошечным, а теперь-то…

Фиск озабоченно уставился на собственный перстень.

— Да, — пробормотал Кригер, разглядывая капитанский кулон. — Усох немного, кажется. А ведь дней через десять ему конец придет. Потом, если зараза не сгинет, припечет шею. Пройдет еще десять дней. А дальше-то что?

— Известно, что, — весело крякнул Стайн. — Смертушка с тяжелой колотушкой. Одна радость, не промахивается она никогда.

— Смеешься? — угрожающе схватился за рукоять меча Кригер.

— Плачу, — отчеканил в ответ Стайн.

— Десять дней это очень много, — сказал Торн. — Если делать хоть что-то.

— Мало, — пробормотал побледневший Флит. — Что ни делай, мало…

— Что за тело везешь, капитан? — нарушил повисшую тишину Стайн, показывая на сверток, перекинутый через холку лошади Торна. — Если речь идет о погребении, могу выручить. Все равно мытаря закапывать.

— Спасибо, Стайн, — поклонился стражнику Торн. — Но это моя жена. Она не слишком хорошо относилась к мытарям, когда была жива. Не хочу ее обижать таким соседством и после смерти.

Они догнали молодого стражника уже к позднему вечеру на развилке горной дороги, за которой виднелась деревня. Судя по смуглой коже, род парня впитал в себя порцию вандилской крови.

— Рамлин! — окликнул его Кригер. — Давно не виделись. Спешишь к менгиру?

Стражник оглянулся, остановился и, пытаясь отдышаться, согнулся, уперев руки в колени.

— Неплохо, — процедил сквозь зубы Торн, растирая шею. — Больше двадцати лиг с полудня отмахал? Наручи, поножи, не полная выкладка, но и не налегке. Нет только мешка, шлема и секиры. Как ты еще жив-то, воин?

— Шлем на башне слетел, — с трудом выдохнул Рамлин. — Секира там же осталась. А мешок…

Он раздраженно махнул рукой и попытался выпрямиться. Колени его дрожали.

— Послушай, — Торн спрыгнул с лошади. — Мы миновали от Альбиуса три деревушки, с полдюжины хуторов, но не увидели ни единой живой души. Ни лошади, ни коровы, никого. Некогда было останавливаться и искать жителей. Может быть, тебе повезло больше?

— Пока не знаю, — покачал головой Рамлин. — Вот моя деревня. Считай, на краю ее стоим.

— Зато следов было много, — продолжил Торн. — Словно большой отряд метался от деревни к деревне. И часть лошадей у него была странно подкована. С шипами… А там, где пеший след, каблук незнакомый…

— Не знаю, — повторил с легким раздражением Рамлин, словно не хотел слушать Торна. — Следы видел. Но в этих краях и лошадей стольких нет. А те, что есть, — не под седло. Вы спешите к менгиру?

— Да, — Торн снова поморщился, схватился за шею. — Если ты местный, скажи, что дальше? За менгиром? Могли жители уйти туда?

— Вряд ли, — выпрямился Рамлин. — Что им делать в йеранской стороне. Ни торга никакого, ни промысла в эту пору. А на горных лугах еще лежит снег. Да и что там есть, кроме летних овчарен и охотничьих шалашей? От менгира горы поднимаются круто вверх. Все тропы закрыты. Вот через месяц…

— Тогда куда все они делись? Их увели эти незнакомцы, что наследили повсюду? Ты был у башни со Стайном. Жители выходили из урочища?

— Нет, — проговорил Рамлин. — Но… есть еще одна переправа через Манназ.

— Я знаю, — кивнул Торн. — Мостик перед менгиром, но сам менгир в крохотной долине, дальше только дорога в Йерану, а делать там в эту пору нечего!

— Еще одна переправа, — повторил Рамлин. — Гремячая. Она в моей деревне. Тут рядом. От менгира нет тропы на запад, только на север. А от нас есть. Через нее можно попасть и на йеранскую сторону, и на гебонскую. Сначала узкая тропа в скалах, а потом уж и выход к гебонской башне. Сейчас пройду по улице и все узнаю.

— Вот как, выходит, обитатели Змеиного урочища уходят от мытарских поборов? — усмехнулся Кригер.

— Я ничего не слышал об этом, — замотал головой Рамлин.

— Ладно, — опустил руку ему на плечо Торн. — Есть кое-что и поважнее мытарских поборов. Мы к менгиру, а потом… потом видно будет, может и заедем в твою деревню. Ты ведь хотел проведать своих близких?

— И это тоже, — кивнул Рамлин и скривился в плаксивой гримасе. — Я хотел… снять боль. Моя бабка — вандилка. Она… многое может. Я тоже, но… чуть-чуть. Вот, заговорил себе шею, добавил бодрости. Поэтому и не сдох через пять лиг. Но бабка сильнее. Она поможет мне.

— Пока не сломаешь ветку, не узнаешь, какая у нее сердцевина, — проворчал Кригер. — Так что ли в священных книгах написано? Мало этой Гремячей переправы, так в городской страже еще и колдун ходит в дозоры. Куда смотрит Храм Кары Богов?

— Куда бы ни смотрел! — оборвал Кригера Торн. — Рамлин, ты можешь… заговорить мою боль?

— Пока нет, — признался Рамлин. — Вот отдышусь. Но надолго этого не хватит. Бабка сможет. К тому же у нее есть мази и порошки.

— И заговоры! — сплюнул Кригер.

— Надеюсь, — кивнул Рамлин. — Но не знаю, может ли она это лечить…

— Мы заедем в твою деревню, — сказал Торн. — Сейчас узнаем, как дела у менгира, и к тебе. Подожди нас. Здесь на перекрестке и подожди.

Сначала они увидели воронье, кружащееся над скалами. Последнюю лигу перед менгиром дорога огибала их одну за другой, чтобы закончиться крохотной долиной со священным камнем на другой стороне реки, и поэтому каждый подумал, что птиц привлекает менгир. Но причина оказалась в другом. На каменистом склоне были свалены тела. Их было не менее полусотни — стариков и старух, женщин и мужчин, и как будто детей. Запах свежей крови кружил голову, но Торн поднял руку, останавливая онемевших спутников, и спешился. Порубленные и порезанные неизвестными извергами, люди расстались с жизнью, не в силах издать ни звука. Их рты были забиты камнями. Отрубленные руки и ноги валялись тут же. Торн, чувствуя, что его начинает трясти, медленно оглянулся. Все его спутники, побледневшие до цвета ледников Молочных гор, обнажили мечи.

— Торн, — прохрипел Кригер. — Посмотри!

Торн снова обернулся к куче и, вздрогнув, поймал взгляд одного из несчастных. На торчащей из сплетения мертвых тел голове живы были только глаза. Торн даже не мог понять под потеками крови, мужчине или женщине они принадлежат, но шагнув к их обладателю, поймал во взгляде ужас. Ушей, носа и век у несчастного не было точно и, скорее всего, не было и языка.

— Убей его, — чужим голосом проскрипел Кригер за спиной.

Торн замер, затем выдернул из-за пояса кинжал и показал его несчастному. То дернулся, словно попытался кивнуть и закатил глаза.

Клинок вошел в плоть словно в болотную грязь. Выдох облегчения послышался Торну, но одновременно с этим непосильная тяжесть вдавила его в землю. Почти такая же, как и на площади Альбуса при виде жнеца.

— Все мертвы, — донесся откуда-то издалека голос Гледы. — Теперь мертвы все. Я чувствую.

За пропастью, в которой ревел только-только вырвавшийся из узкого ущелья и стремящий снова уйти в тиски утесов Манназ, таился источник беды. Священный камень, напоминающий огромный, высотой с вековую сосну, черный клин, забитый под наклоном в каменистую землю, был на том же самом месте, на которое не раз привозил жену Торн. И часовня стояла справа от камня, как раз так, что вздумай он упасть, выворотив основанием гору земли, крохотный храм Кары Богов оказался бы на ее вершине. И дозорная вышка альбиусской стражи торчала там, где ее и поставили, слева от камня, почти подпирая его оголовком. Только ни альбиусского дозора, ни вечно пьяного часовенного храмовника у менгира не было. Точнее, они были мертвы. Их тела висели на вышке, прихваченные за ноги. И кровь из их вскрытых глоток стекала в подставленные под ними корыта. У часовни паслись лошади, коровы, за оградой топталась отара овец, уж точно из тех, что должны были радовать путника вдоль дороги по Змеиному урочищу. Рядом долбил яму в каменистом грунте молодой наголо обритый парень в сером балахоне странствующего монаха. А у основания камня стояли странные полуголые воины в белых масках. На наклонной грани менгира мерцал все тот же знак, и один из воинов поливал его кровью из ковша. Отряд Кригера замер на узкой тропе в полусотне шагов от мостка.

— Милостивые боги… — в ужасе прохрипел Фиск.

— Это они сделали, — негромко проговорил Торн, поглаживая рукоять меча. — То, что мы видели, сделали они.

— Их двенадцать, — посчитал воинов в масках побледневший Кригер. — И я не узнаю их доспехов. Неужто сейчас лето, чтобы пялить на себя наручи и поножи без рубах и портов? И что это за юбки? Или порты под юбками? Они точно не вандилы, не паллийцы, не геллы, и не фризы. Однажды я видел кимров, но это и не они тоже.

— Это не юбки, — прошептала Гледа. — На том чудище было что-то похожее. И на головах у них тоже… косы.

— Маски, — сухими губами произнес Торн. — Никто из названных тобой, Кригер, не использует маски. Говорят, что вандилы иногда раскрашивают лица, но в масках у них только шаманы… И не в таких.

— Это энсы, — подал голос из-за спины Кригера Флит. — Или, по-другому, поганые. Убийцы. Все сходится. Высокие и стройные. С широкими плечами. Доспехов у них почти нет, какие-то пластины висят на поясе. Но есть юбки. Иногда плащи. Наручи и поножи — стальные, но странные. В книгах написано, что иногда они исчезают. У всех маски. Белые или черные. Впрочем, черные — редки. Но главное в другом. У них заколдованные мечи. Они меняются.

— Я вообще никаких мечей не вижу, — пробормотал Брет, вытирая со лба пот. — Обрубки какие-то висят на поясах, и все…

— У тебя хорошее зрение, — прищурился Торн.

— Для кинжалов слишком широки, — приложил ко лбу ладонь Кригер. — Что значит, меняются?

— Не знаю, — передернул плечами Флит. — Отец говорил, в некоторых свитках написано, что они могут быть то длиннее, то короче. У них и копья такие есть. А еще бывает, что часть такого меча отрывается от клинка и летит в противника. Убивает его, а потом возвращается к хозяину. Их называют ланшами. Я думал, это сказки.

— Что-то мне становится жарко, — распустил шнуровку ворота Кригер. — Это глупости, конечно, насчет летающих мечей, ты бы не злил меня лучше, Флит. Тем более, после того, что мы увидели на дороге. И потому что на вышке вверх ногами висят мои бывшие приятели. И то, что вчера мы с ними выпили, сегодня из них выцеживают вот таким неуважительным образом. Что же получается, Торн? У этого жнеца есть собственное воинство? Не только те, что сходят с ума от слома печати? Но и вот эти…

— Энсы, — повторил Торн. — Откуда они взялись? И почему они тут?

— Они привязаны к менгирам, — объяснил Флит. — Иногда их называют стражами менгиров. Но на самом деле они воины жатвы. Когда семьсот лет назад Фриза встала против Берканы в Хмельной пади, на стороне Фризы был отряд из нескольких сотен энсов.

— Меня сейчас волнует другое, — прошипел Кригер. — Их двенадцать, а нас восемь! И четверо из нас сопливые подростки. А одна так и вовсе девчонка!

— И что тебя не устраивает? — процедила сквозь зубы Гледа, обнажая меч.

— То, что у меня нет ни одного заряда! — поморщился Кригер. — У нас вообще нет ни самострела, ни лука!

— У них тоже нет, — мрачно заметил Торн. — А заколдованных мечей не бывает.

— А еще у них нету бестий, — вмешался Флит. — Должны быть еще всякие страшные звери, которых называют бестиями. Известно не менее десяти видов…

— Заткнись, умник! — взревел Кригер.

Рев Кригера гулко отозвался в теснине, которой заканчивалось Змеиное урочище. Энсы схватились за рукояти висевших у них на поясах обрубков мгновенно, один из них задул в изогнутый рожок, и Торн, который соскользнул с коня, прокричал спутникам, уже подбегая к мосту:

— Только один шанс! Встретить их в узком месте. Кригер! Вставай рядом. Гледа! За спину! Высунешься — ноги выдерну. Остальные… Да хоть бросайте камни через наши головы. Если они будут над пропастью, им это точно не понравится.

Они сшиблись с воинами в масках на мосту. У энсов и в самом деле оказались непростые мечи. Гледа, которая послушно встала за спиной отца, даже подумала, что мечей нет вовсе, не считать же ими эфесы с обрубленными клинками, с которыми чужеземцы ринулись против берканской стали, но при первом же выпаде Торна раздался скрежет, и девчонка с изумлением поняла, что искрящиеся над головами врагов осколки, складываются в смертоносные клинки при каждом их взмахе.

К счастью, энсы двигались не слишком быстро, словно только что пробудились после долгой спячки. Торн легко ушел от удара рыжеволосого воина, ткнул его мечом под маску, и уже обмениваясь выпадами со вторым, который оказался почти равным ему самому, успел заметить, что Кригер падает, зажимая рассеченное резко удлинившимся вражеским мечом плечо, и на его место встает Соп и вдруг начинает сражаться так, как никогда не сражался на занятиях по фехтованию. Затем Торну стало не до Сопа, потому что ему достался настолько умелый противник, что капитан с трудом сдерживал его удары, успевая уворачиваться и в самом деле от летающих осколков и думая лишь о том, что странно изменившийся Соп все еще на ногах, что камни и как будто ножи пролетают над его — Торна — головой, унося одну за другой жизни энсов, что один из них, едва ли не последний — противостоит уже и самому Торну, и Сопу, и делает это легко, когда вдруг и последний воин в белой маске замер и, как и прочие, полетел в пропасть, а за его спиной обнаружился вымазанный в земле монах с лопатой в руках.

— Да простят меня боги, да не прогневаются они на меня за содеянное! — хрипло пробормотал монах.

Торн, пошатываясь от усталости, обернулся и посмотрел на нежданного напарника. Соп смешно надул щеки, чпокнул губами, вытер тряпицей клинок и медленно убрал его в ножны. Руки молодого воина дрожали, но дрожали не от страха. Надо же, а капитан считал его здоровяком, но увальнем. Где были его глаза? Гледа? Она с тревогой вглядывалась в отца. За ее спиной, тяжело дыша, стояли, держа камни в руках, Брет и Флит. Хода напряженно покачивался с ноги на ногу, скрестив руки на груди. Чуть в стороне у валуна бледный Фиск затягивал тряпицей плечо Кригеру.

— Торн… — процедил сквозь зубы Кригер. — А ведь нам везет. Вторая схватка и опять ни одной потери. Так… царапины.

— Это точно, — присел возле приятеля Торн. — Как ты?

— Кость не задета, — сказал Фиск. — Но левая рука сможет работать не скоро…

— Я правша, болван, — проговорил Кригер. — А ведь ты оказался неправ, друг. Заколдованные мечи случаются. Как ты их назвал, Флит? Ланши? Эх, жаль ни одного не удалось сразить на берегу. Всех унес Манназ. А что, если у них были стриксы?

— Менгир рядом, — поднялся на ноги Торн. — Он больше любого стрикса.

— Ты думаешь, его поливали кровью, чтобы он лучше исцелял? — спросила Гледа.

— Ты отлично сражался, капитан, — подал голос обычно молчаливый Хода. — Лучше, чем на занятиях. Поверь. Но этот энс был искуснее тебя. Я уж не говорю про его меч. Я удивлен, что ты так долго продержался. И я никогда не видел, что бы так фехтовали. Он даже сумел отбить брошенный мною нож. Жаль, что у нас нет ни луков, ни самострелов…

— И мушкетов, — зло добавил Торн. — И пушек. И огромного войска. Хотя, мимо меня и в самом деле пролетали не только камни. Два других энса упали с моста с твоими ножами в груди?

— Хорошие были ножи, — пожал плечами Хода. — Главное — кинуть. Втыкались уже сами.

— Не знаю уж, чем удивил тебя я, — продолжил Торн, — но ты удивил меня не меньше. А вот твой приятель Соп удивил меня куда больше.

— А меня нет, — буркнула Гледа. — Это вы все считали Сопа увальнем, а он был единственным, кто мог устоять против меня!

— Как раз потому, что он увалень, — скривил губы Хода. — Остальные умело поддавались тебе.

— Не хочешь ли ты сказать… — побелела Гледа.

— Никогда! — прижал руку к груди Соп. — Никогда бы я не позволил себе оскорбить тебя обманом, Гледа!

— Какая длинная речь! — усмехнулся Хода. — Теперь ты и меня удивляешь, Соп!

— Я тоже никогда бы не позволил себе такого, — пробормотал Флит, выронив наконец камень.

— И я, — подал голос Брет. — Хотя, признаюсь, будь ты дурнушкой, сражаться с тобой было бы легче.

— Хватит болтовни! — оборвал спор Торн и повернулся к монаху, который так и стоял с лопатой на мосту. — Как тебя зовут?

— Вай, — с трудом вымолвил тот. — Брат Вай. Я странствующий монах. Хожу от менгира к менгиру. Здесь вот не повезло.

— Повезло, — не согласился Торн. — Нам-то уж точно. Как там твоя шея? Не беспокоит? Или успел коснуться менгира?

— Не беспокоит пока, — ответил монах. — Но менгира я не касался. Боюсь. У меня четки, — он поднял запястье, обмотанное четками. — В Храме говорили, что один из камней стрикс, но я не верил… Их же не отличишь…

— Отличишь, — не согласился Торн. — Тот, что меньше, тот и стрикс. Они уменьшаются.

— Раздери вас всех демоны! — заорал вдруг Фиск. — Ветки-иголки! Шея!

— Что с твоим камнем? — спросил Торн.

— Он исчез! — выругался Фиск, ожесточенно растирая загривок. — Как только ты это терпишь, Торн? Погань под язык! Сейчас моя шкура займется пламенем! Выходит, эта зараза точно сидит в каждом? Эй! Как тебя… балахонник! Что с менгиром, монах?

— Не знаю… — пролепетал Вай. — Они приказали мне копать яму… Почему-то на храмовом языке. Но больше ничего не говорили.

— Его кто-нибудь касался? — спросил Фиск, ковыляя, скрючившись от боли, к мосту. — Кто-то касался менгира, ветки-иголки?!

— Эти… воины в масках, — проговорил Вай. — Они гладили и целовали его. Прямо через маски. Или шептали что-то.

— Тогда… прочь с дороги!

Торн посмотрел вслед бегущему к менгиру Фиску, повернулся к молодым воинам:

— Как с вашими камнями? Я так и думал, что эта зараза сидит в каждом.

— На несколько дней еще хватит, — ответил Соп. — Или чуть дольше.

— Хорошо, что один из этих воинов сражался лучше других, — вдруг сказал Хода.

— Почему? — удивился Торн.

— Они не порождения бездны, — пожал плечами Хода. — Они разные. Значит, они люди.

— Я бы не зарекался, — проговорил Флит. — Что мы знаем о порождениях бездны? Говорят, даже жнецы разные. И с разным оружием. А они-то уж точно не люди.

— Хватит уже этой ученой болтовни! — взмолился Кригер.

— Папа! — окликнула Торна Гледа.

Фиск уже дошел до менгира, замер в нерешительности, потом отнял ладонь от загривка и положил обе руки на темную грань. В тот же миг знак на камне вспыхнул пламенем, и огненная удавка захлестнула горло Фиска. Он взвыл, завизжал, упал, забился в судорогах и через мгновение затих.

— «Придет от священных камней жнец», — повторил слова Стайна Торн.

Яму пришлось углубить, но они положили туда всех. И пятерых дозорных, и храмовника. Торн хотел развернуть тело Лики, но Гледа не дала. Обняла тяжелый сверток и мотала головой, пока Торн не отошел в сторону и не сел на камень, спрятав лицо в изгиб руки. Только тогда на тела стала падать земля.

— Великая честь быть погребенным у священного камня, — проговорил, вытирая пот со лба, Вай.

— Некоторые считают священные камни проклятием Терминума, — вздохнул Флит.

— Наказанием, — не согласился Вай. — Наказанием в назидание. Но как неразделимо зло и добро, так неразделимо благо и воздаяние. Исцеление — это оборотная сторона священной мзды.

— Мытарям бы тебя послушать, — пробурчал Кригер. — Они бы приободрились.

— Не все согласны с таким утверждением, — сдвинул брови Флит.

— Все несогласные — еретики, — уверенно сказал Вай.

— То есть, все вандилы, все геллы, эйконцы, паллийцы, кимры, кто там еще — все еретики? — спросил Брет. — И их всех следует казнить, побить камнями, утопить, зарубить? Или сжечь? Как нынче принято?

— Я странствующий монах, — растерялся Вай. — Я не инквизитор. Инквизиции нет в нашем храме.

— Вот это все — хуже инквизиции, — кивнул на могилу Брет.

— Папа, — Гледа повернула заплаканное лицо к как будто окаменевшему Торну, коснулась его руки.

Торн поднял голову. Через окровавленную переправу шел, пошатываясь, Рамлин.

— Как дела, Рамлин? — спросил у него Торн.

— Я… — молодой стражник словно заикался. — Я в-взял порошки, м-мази, к-камни, травы. Еще кое-что. П-пригодится.

— А что твоя бабка?

— Ее нет, — проглотил слезы Рамлин. — Никого нет. Все убиты. Все в крови. Но тел тоже нет. Кажется, их волокли к реке и сбрасывали в воду. Большой отряд… Он ушел по тайной тропе… И там на дороге. Кровавое месиво… Это люди из соседней деревни. Наших убили так же?

Рамлин обмяк, опустился на камень словно мешок, на котором распустилась завязь.

— Что происходит? — простонал он. — Что это?

— Жатва, — пробормотал Флит. — Третья жатва…