Чужие игрушки. Часть 2

Сергей Максимович Ермаков

Нам хочется играть в жизни важные и интересные роли. Но эти роли уже распределены. И большинству приходится довольствоваться ролью пешек. И даже если все-таки пешке удалось пройти в ферзи, то зачастую, обстоятельства игры требуют этим ферзем пожертвовать.

Пазл 51. Встреча будущих друзей

Снова повстречал Витьку Колька где-то на улице спустя пару месяцев:

— Привет Вить, отремонтировал корабль.

Витька удивленно посмотрел на Кольку, не сразу признав в нем одного из своих новых приятелей. Но, видимо, вспомнил и ответил:

— Здорово. Не-а, некогда было, не до него.

Колька обалдел от такого признания. В его голове просто не укладывалось:

— Как это можно наплевать на такое чудо? Это какие должны быть дела, чтобы не найти времени отремонтировать такой кораблик? Да это за счастье повозится с такой вещью, а у него времени не нашлось.

И тут Колька не удержался, и предложил свои услуги:

— Хочешь, помогу отремонтировать? У тебя инструменты есть?

— Какие инструменты?

— Ну, какие инструменты? Обычные. Там молоток, пассатижи, стамески, клей казеиновый. Есть?

— Не-а. Нету. Да, ладно, не надо ничего помогать.

— Чего не надо то? Не бойся, я инструмент у отца возьму, он мне разрешает. Ща быстро сгоняю. Ты здесь жди.

— Не, не надо. Мне скоро в музыкальную школу идти.

Престиж Витьки рос в глазах Кольки как на дрожжах. Среди его друзей в музыкальную школу не ходил никто. Пока родители его приятелей копили на музыкальный инструмент, у мальчишек заканчивался подходящий для начала обучения возраст, и пропадало желание учиться. Им хотелось просто быть как другие ребята, ходить на спортивные секции, в различные кружки, играть в игры во дворе. Секции и кружки были бесплатны, за уроки в музыкальной школе нужно было платить. Родители ребят сокрушались, что не смогли дать хотя бы одному ребенку в семье музыкальное образование, но одновременно облегченно вздыхали, успокаивая себя:

— Ну, не купили Петьке аккордеон. Но, Таньке то точно купим. Не аккордеон, так скрипку купим.

— А в музыкалке на скрипке учат играть?

— А то, конечно, учат. Если не учат, то чего-нибудь другое купим.

— Чего другое-то?

— Да не знаю я, купим чего-нибудь. Вот деньги накопим и купим.

У очередного Петьки как хомут падал с плеч груз, и он тихо ликовал — все свободен. А его сестра Танька, Варька или Ирка наполнялась гордостью — на следующий год она будет на музыке играть.

Соседи между собой, в качестве утешения, обменивались одной и той же замшелой историей:

— Ну да, ну да. Вон Мишке то Ивановы купили мандолину, а у него и слуха не оказалось, так и весит на стенке. Лучше бы они ему лисопед купили, больше толка было бы.

Правда был среди Колькиных знакомых ребятишек музыкальный самородок. Тот самый Лешка, который крикнул как его зовут уходившему Витьке. Никто бы и не узнал, что у Лешки талант, если бы не случай. Взрослых баянистов в округе хватало. Они играли на именинах, свадьбах и других праздниках, создавая праздничное настроение. Играли не за деньги, а в соответствии со складом своего характера, так сказать для души. Но, на празднике не налить стакан баянисту считалось последним делом. Наливали все, и хозяева праздника, и их гости. Вызывало удивление, что после такого количества выпитого, когда баянист уже смотрел мутным взором, он совершенно не фальшивил в мелодиях и не припираясь играл то, что ему заказывали. Играли эти гармонисты и не только праздникам, а просто так, на лавочках во дворах. Никого это не раздражало, наоборот окружающие относились к ним вполне сочувственно, иногда даже приносили полстакана водки. На закуску приносили черный хлеб, посоленный крупной солью и сдобренный растительным маслом. Могли на кусок черного хлеба положить несколько долек репчатого лука. Вот однажды, когда один такой баянист снял лямки баяна, чтобы с чувством, с толком с расстановкой, а не на ходу, принять презентованную ему водку в числе его слушателей оказался Лешка. Боевитый Лешка вызвался подержать баян, чтобы он не упал на землю. Баянист даже обрадовался, что малец не даст инструменту случайно упасть со скамейки. Он помог Лешке надеть на Лешку лямки баяна, а сам глотнув водочки, вступил в обсуждение текущих событий, как городского, так и мирового масштаба со своими благодетелями. И для Эйзенхауэра, и для местного руководство было большой потерей, что они не присутствовали при этих дебатах. Если бы они только могли это слышать, они-бы, непременно, хлопнули себя по лбу и запричитали:

— Едрена вошь, вот оказывается, что надо делать! А, я, дурачина-простофиля, что творю? Нет, дальше так жить нельзя, надо жить иначе. Добрее надо быть к людям. Не прислушиваемся мы к простому народу, зажрались. А народ-то он мудрый, а мы все по-своему норовим сделать. Вот и натворили дел, а народ расхлебывай. Дуайт Дэвид Эйзенхауэр еще-бы долго награждал тумаками свою лысую голову, слушая советы, но тут все присутствующие широко открыли рот и глаза. Лешка на баяне играл «Дунайские волны».

Вдруг Лешка прекратил играть и ясными глазами посмотрел на окружающих. Баянист взвыл с восторгом:

— Играй сынок, у тебя очень хорошо получается.

На это Лешка спокойно ответил:

— Я пока дальше не подобрал.

И тут, в результате совместных расспросов, выяснилось то, от чего, не только Дуайт Эйзенхауэр, но и его советчики-эксперты по международной обстановке пришли бы в полное изумление. Лешка не только не знал, что такое ноты, он впервые в руках держал баян, как, впрочем, не держал до этого в руках и других музыкальных инструментов. Баянист прослезился, бил себя в грудь и твердил:

— Да, я последней падлой буду, если заберу у мальчонки баян.

Лешка тут же серьезно заметил:

— Меня отец выпорет, если я возьму баян. Скажет, что я его украл.

Но, решительность и альтруизм баяниста от этих слов только обрели новую силу, и он рявкнул:

— Пошли к твоему отцу! Я ему сам скажу, что я тебе баян подарил.

Оказалось, что слезть со скамейки самостоятельно и идти с надетым баяном Лешка не в состоянии. Инструмент для него был тяжел. Поэтому с баяном в одной руке и Лешкой в другой баянист скрылся из виду в Лешкином подъезде. Мужики, свидетели Лешкиного триумфа стали шушукаться:

— Парень то и в правду одаренный. Богом в лоб поцелованный.

— Да уж! Ему, точно, надо музыке учиться.

— Я, баянистову жену знаю, она его за баян со свету сживет. Запилит. Ему свет с копеечку покажется.

— Да ладно тебе.

— Точно тебе говорю. Она его запилит, ему свет не мил будет.

— Конечно, баян то у него, вроде, трофейный.

— Сиди ты умник. Трофейных баянов не бывает, трофейными бывают только аккордеоны.

— Ну, и че делать?

— Че делать, че делать. Скинутся надо, хоть как-нибудь восполним ему потерю.

Мужики рысцой рванули по домам на прощанье наказав мальчишкам:

— Эй, пацаны, задержите баяниста, чтобы не ушел, мы сейчас вернемся.

В это время в дверях подъезда появился Лешкин отец и баянист. Отец совал баянисту деньги, тот отнекивался и ворчал:

— Я, что гад последний, людей обирать буду. Да и не стоит это старье этих денег.

Лешкин отец рычал:

— Я, что не знаю сколько стоит баян, видал в магазине.

Баянист возражал:

— Так то в магазине, а я на нем уж лет двадцать играю. Старый он. Он мне еще от отца достался. А, дед меня на нем играть учил.

— Тогда вообще не возьму баян, если он у тебя семейный.

— Да бери ты его Христа ради, у моего Пашки и слуха то нет, будет в доме пылится. А твоему пацану пригодиться.

— Тогда деньги бери.

— Да, какие, едрена вошь, деньги. Не стоит он этого.

— Или деньги берешь, или я сейчас твой баян сюда принесу. Я тоже не в свинарнике родился. Не халявщик, заплатить за себя могу.

Они препирались еще долго. Вернулись мужики. И вернулись они вовремя. Разговор между Лешкиным отцом и баянистом уже шел на повышенных тонах. Они уже рассказывали друг другу, что совесть у них есть. Оба кричали, что не за тем они на фронте кровь проливали, чтобы потом своих людей обирать. Мужики схватили их за руки и стали мирить. Закончилось все удачно. Баянисту засунули деньги в карман под угрозой того, что если он деньги не возьмет, то они сами отнесут деньги его жене. И пусть она за это мужикам рожи начистит, наплевать. Потом мужики сели на скамейку и со слезами на глазах допили оставшуюся водку за то, что и в их дворе будет свой Моцарт и Паганини. Правда Паганини они тут же забраковали, из-за скверно звучащей на русском языке фамилии. Решили, что пусть лучше Лешка будет Чайковским их двора. В это время окно на кухне в коммуналке, где жил Лешка, распахнулось, а сидящий на кухонном столе Лешка полностью сыграл «Дунайские волны» и «На сопках Маньчжурии». Мужики, стесняясь друг друга, тихонько смахивали слезы.