Истории мечтателей. Человек и космос

Сергей Лысков, 2020

История колонизации Марса и освоения космоса. Путь человечества в поисках нового дома.

Глава вторая. Город в песках

Цвет Марса

ЗЕМЛЯ, 2195 ГОД

ЗА СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ ДО ПОСТРОЙКИ ЗОЛОТОГО ГОРОДА

КАБИНЕТ ВРАЧА-ГЕНЕТИКА ТОРУ КОТО

Она появилась в его жизни почему-то именно в четверг. В тот день шел дождь. Работы было много, электронная медсестра вот-вот могла перегреться и зависнуть, и это еще больше раздражало, а люди все шли и шли на прием нескончаемым потоком.

— Добрый день, можно войти? — смущаясь, спросила женщина средних лет с короткими каштановыми волосами.

— Вы записаны? — не поднимая глаз, поинтересовался Тору Кото.

— Нет, — ответила женщина и вошла в кабинет.

— Тогда, извините, я очень занят, — посмотрев на посетительницу, раздражённо ответил профессор Тору Кото.

— Я по поводу работы. Я — Сьюзен, вам должны были сказать, — попыталась оправдаться женщина. — Вам же требовалась медицинская сестра? Я из агентства по подбору кадров, они сказали, что эта вакансия еще не занята.

— Повторите ещё раз, как вас зовут?

— Сьюзен Рэд. У меня два диплома, я окончила высшую школу помощи больным, есть стаж работы.

Профессор Кото завороженно слушал Сьюзен, что-то внутри ему говорило: «Не смей только влюбится в эти голубые глаза и милое личико!», но он слушал ее голос, смотрел в глаза, улыбался, когда она улыбалась ему, и ловил себя на мысли: «Как же она прекрасна и сексуальна, его маленькая Сью!». Чуть ниже ростом, короткие темные волосы, заразительный смех и эта покоряющая с первого взгляда улыбка, Сьюзан хотела понравиться потенциальному работодателю, она была немного скованна и зажата, не каждый же день идёшь устраиваться на работу к профессору с мировым именем, но этой капельки стеснения и природной харизмы с головой хватило для вспыхнувших эмоций в сердце профессора Тору Кото. Вот поэтому здравый голос разума всё твердил и твердил: «Не смей только влюбляться в эти голубые глаза и милое личико, Тору, не смей!»

— Новый пациент, — электронный голос робота-медсестры, словно гудок поезда, вернул Тору Кото в сознание: — Новый пациент! — оповещала электронным голосом машина.

— Что ж, Сьюзан. — сказал он. — Вы приняты, но с одним условием: если согласитесь приступить к выполнению своих должностных обязанностей прямо сейчас.

— О’кей, — с легкостью приняла решение она и тут же села за рабочее место.

Последний пациент в тот четверг был принят за пять минут до закрытия центра генной инженерии. День был трудным, но Тору Кото ни капельки не устал, ибо в тот день в его жизни появилась Сью.

Сью Рэд быстро вникла в рабочий процесс, научилась всему, что требовал профессор Кото, и уже через месяц услуги электронной медсестры-робота были не нужны. Сью, как говорится, была на своем месте. Она понимала и угадывала желания профессора по мимике. Работа медсестры не такая сложная, но большой объём однообразных и рутинных процедур требовал постоянного контроля, со временем Сью даже изменила некоторые манипуляции, упростив их, так появилось свободное время для разговоров, перерывов на чаепитие. Так же поступал и Торо: он пытался сделать работу быстрее, оставляя освободившиеся минуты для диалога двух сердец.

— Может, поужинаем? — в перерыве между клиентами неожиданно спросил Тору. — Жена с дочкой уехали. Я свободный человек!

— И во все тяжкие, — подметила Сью.

— Что мне нравится в тебе, Сью, так это твоя искренность в мыслях, ты говоришь то, что думаешь, — заполняя электронную историю болезни, сказал Кото.

— Я просто говорю правду, Торо, — неожиданно очень серьезно посмотрела на него Сью. — Нельзя так поступать. Еще предложи заняться любовью на супружеском ложе.

— А что тут такого? Это же просто постель.

— Так нельзя! Я не хочу на чужом горе строить счастье.

— Что ты хочешь? Чтобы я бросил семью? Ты же не хочешь меня делить еще с кем-либо…

— Нет, Торо, мне не нужны проклятья твоей жены, пусть всё идет как идет.

— Я пробовал, но не могу тебя игнорировать, не замечать. Сью, я хочу тебя! Хочу трогать твою кожу! Хочу молчать, смеяться, грустить да даже платать рядом с тобой. Хочу просто быть, а прикосновения… Прости, я ничего не могу поделать. Я понимаю, что нельзя, и мы рушим наши счастливые семьи, но я хочу тебя, это эгоистично, но это именно так, — он подошел и обнял ее.

— Я тоже хочу, — она дотронулась до его губ пальцем и чуть слышно добавила: — Но рушить семьи — Харам.

— Хм, — усмехнулся Кото. — Как же это трудно, любить двух женщин одинаково сильно?

— Не трудно, — прошептала Сью в объятьях Кото. — Главное — не портить карму. Если мы разрушим наши браки, это разведет наши души навсегда.

— Ты так сильно веришь в эти глупости с переселением души? — с иронией спросил Торо.

— Тебе бы тоже стоило поверить, — еле слышно добавила она и нажала на кнопку вызова нового пациента.

На пороге кабинета стояла молоденькая парочка. Это были Сара Рови и Араки Тосу. Они неуверенно прошли и скромно сели на диван.

— Добрый день, доктор, — первым заговорил Араки, — мы пришли на прием по поводу генотипа ребенка. — Мужчина заметно нервничал.

— Да, я понял, — недовольно глядя на медсестру, произнес профессор. — У вас на какое время запись?

— Они вовремя. Вот их электронная карта, доктор, — невозмутимо ответила за пациентов Сью.

— Спасибо, — сквозь зубы буркнул Торо, и открыл их электронную историю генотипа.

Прошло несколько минут, прежде чем профессор, совладав с эмоциями, вникнул в суть проблемы пациентов. Он задумчиво вглядывался в результат исследования. Что-то шептал, поглядывая на мужчину и женщину. Потом снова погружался в мыслительные расчеты.

— Жаль, — неожиданно заговорил он. — Даже если мы почистим все дефекты ДНК, процент нездорового потомства очень велик — семьдесят шесть процентов.

— Ну, это же не сто, — с какой-то долей надежды возразил мужчина.

— Это больше половины, это почти две третьи, господин Тосу, — с неподдельным чувством сочувствия сказал профессор. — И это очень большой риск с точки зрения генетики.

— Хорошо, я все понял, — вскочив, резко произнес Араки. — Спасибо за помощь! Мы уходим, Сара, — поклонившись, он с силой схватил ошарашенную жену за руку и поволок вон из кабинета.

Пациенты, их судьбы, решения, порой положительные, порой негативные. Тору Кото даже не задумывался над тем, что его слова могут что-то значить в жизни других людей, он просто выполнял врачебный долг: исследовал, ставил врачебную задачу и успешно решал её, как его научили в академии, и ему все это казалось чем-то обыденным. Просто работа, да, с людьми, но работа.

— Двадцать — это большой процент, — когда пациенты ушли, с укором в голосе заговорила Сью.

— Их дети обречены на смерть в шестнадцать лет, — недовольно буркнул Тору. — Зачем мучить себя пустыми надеждами?

— А вдруг ты ошибся, и ребенок попадет в эти двадцать процентов нормы, — не успокаивалась Сью.

— А я смотрю, ты на досуге окончила академию и стала генным инженером, — съязвил Тору. — Генетика, как математика, наука точная, и если она говорит «нет», то это не «наверно», не «посмотрим», а «нет». Поэтому, когда я говорю пациентам «нет», я делаю это не просто так, а научно обоснованно.

— Ты видел ее глаза? — продолжала спорить Сью.

— Понимаю, сложно. Но потерять ребенка потом, когда он будет жив — еще сложнее.

— Мы не можем этого знать, Тору! Самая большая человеческая глупость — это мнить себя Богом. Мы не знаем, что нас ждет завтра, а прогнозируем жизни других людей, — оставшись при своем мнении, Сью вызвала нового пациента.

Тору с ещё большим раздражением посмотрел на нее, но, когда дверь открыла очередная семейная пара, он заставил себя улыбнуться, и прием пациентов продолжился.

Конечно, в голову Тору Кото закралась доля сомнения. Сью всегда заставляла серые клеточки его мозга шевелиться. Поначалу он сопротивлялся, даже более, ему это не нравилось, так как он привык к размеренному ритму работы по типовым шаблонам и готовым алгоритмам, где вот это — хорошее, а вот то — плохое. И тут такой разрыв логики. Сью ломала все стереотипы, она каждой клеточкой своего разума говорила, что нет плохого или хорошего, и нельзя применять для всего типовой алгоритм действия. Её представления о жизни были иными. «Есть только предмет или действие, а все остальное — наше отношение, и оно — только у нас в голове». Она словно чувствовала истину вещей и суть поступков людей, за всем пафосом цифр и научных утверждений. И если Тору видел в людях генетический код, то Сью Рэд видела их человечность, с трудностями в жизни, мечтами, грустью или счастьем.

Наверно, этой неординарностью она и покорила сердце Тору Кото. Он влюбился так же сильно, как в юности, когда в мединституте увидел будущую супругу. Его голубоглазая шатенка Нэтони только вошла в аудиторию, а он уже понял, что проживет с ней жизнь. Тридцать пять лет в браке, пятеро детей, двадцать внуков, счастливая семейная жизнь без лжи и притворства, но новые эмоции сводили его с ума, сильные, честные в своем желании не навредить семьям, и страстные в биохимии тел. Тору даже подумывал развестись, потребуй того Сью. Но Сью молчала, она любила его так же сильно, как и он. У нее тоже семья, дети, любящий муж. И как спрятать новые отношения в прежних семьях? Впрочем, Торо и Сью считали себя любовниками, все рабочее и немного свободного времени они тратили на тайные чувства: смеялись, говорили, грустили и даже молчали порой. Безумный секс, свидания украдкой в мотелях, подстроенные командировки с ночными совещаниями — все и во всех оттенках. Но при этом за восемь лет такой жизни Тору ни разу не поцеловал Сьюзен в губы, она чувствовала это и не настаивала на поцелуях. Он жил с ней и с женой, даря им обеим радости обычной семейной жизни, но при этом не смел привести Сью к себе домой, разделив с ней супружеское ложе. Так же поступала и она, вначале она боялась в постели назвать супруга другим именем, а он боялся перестать желать супругу. Но время расставило все на места. И они научились жить в этих нетипичных отношениях. Странная была связь, необычная, но Тору и Сью научились наслаждаться без желания обладать, и при этом их семьи стали ещё крепче, это был их кармический парадокс. И главное — эту тайну знали только двое: мужчина и женщина, и может, поэтому связь просуществовала так долго.

— А ты можешь отказаться от этих ночных смен? — однажды за семейным ужином поинтересовалась Нэтони. — Тебе уже пятьдесят восемь, и это тяжело — всю ночь на ногах.

— Надо учить Адель, — ответил Тору.

— Только не говори, что ты работаешь ради денег, — улыбаясь, заметила Нэтони.

— Естественно, — Тору даже немного побледнел от мысли, что его жена о чем-то догадывается. — Только деньги, но если ты хочешь меня видеть на два дня больше, чем обычно, то я могу отказаться от ночных смен.

— Я просто подумала, а не тяжело ли тебе? — собирая посуду со стола, пояснила Нэтони.

— Я уже привык, — улыбнулся Тору и помог сложить грязные тарелки в посудомоечную машину. — Но если ты хочешь, я откажусь, — обняв супругу, прошептал он. — Будем больше ночей проводить вместе.

— О нет, ты меня и так замучил своим желанием близости, — кокетливо подметила супруга.

— Значит, завтра пишу заявление на увольнение, — обнимая жену, пошутил Тору. — А то, как я вижу, твое сердце нуждается в уходе.

— Так, спокойно, профессор Тору Кото! — игриво заметила Нэтони. — А то вы перевозбуждены, профессор. Вы выпили таблетки на ночь?

— Ты — моя ночная таблетка, — поцеловав жену в губы, прошептал он.

— У тебя что, сегодня нет ночной смены?

— Так, женщина, бросай кухню на меня и бегом в душ, — скомандовал Тору. — Через десять минут твоя ночная смена начинается, и не вздумай опаздывать, начальство этого ой как не любит.

— Я подумаю, — кокетливо произнесла Нэтони и, женственно покачивая бедрами, ушла в душ.

На следующее утро Тору Кото уехал в командировку с бессменной помощницей — Сью Рэд. Так они и жили до глубокой старости.

Супруга Тору Кото умерла на семьдесят втором году жизни, пожилой профессор целый год носил траур по любимой, он похудел, очень плохо питался, почти перестал следить за собой. Этот год без Нэт стал самым тяжелым в его жизни. Каждая секунда без любимой казалась минутой, каждая минута — часом, а часы — даже не днями, а неделями беспробудного ожидания. Конечно, с ним рядом постоянно были дочери, внуки, а по выходным и праздникам — правнуки, но мысли о предстоящем одиночестве преследовали, не давая покоя. У Сью своя семья, и он не имел право вторгаться и рушить её брак, поэтому обреченный на одиночество Тору Кото мечтал об одном — поскорей бы прожить отведенное ему время.

«…Урэн Рэд умер в вчера 18:00 от инсульта, многочисленные родственники и вдова Сью Рэд скорбят о скоропостижной гибели хорошего человека…» — однажды утром, прослушивая новости, случайно наткнулся на этот некролог Кото.

Он в это время пил кофе в окружении дочерей.

— Этот Урэн Рэд, случаем, не муж твоей медсестры? — неожиданно подметила младшая дочь Сара.

— Наверное, совпадение, — трясущейся от волнения рукой Тору поставил чашку на стол и как-то засуетился. Он зачем-то взял электронный номер газеты, выключил озвучку новостей и про себя очень внимательно перечитал некролог, причем дважды. Потом с каким-то особым блеском в глазах залпом допил кофе и со словами «Мне надо идти» поспешил в ванную.

Там он побрился, впервые за последний год надел парадный костюм и уже на пороге дома под ошарашенные взгляды дочерей обернулся, попытавшись объяснить свое поведение:

— Все хорошо, вы не переживайте! У меня осталось маленькое дело в этой жизни, — сквозь нахлынувшие эмоции, с трудом сдерживая голос от срыва, сказал Тору. — Сара, Анэт, не волнуйтесь, все будет хорошо.

— Па! — уже возле порога окликнула его старшая дочь. — Хорошо выглядишь.

— Спасибо, Анэт, — ответил он и впервые за долгое время улыбнулся.

Выйдя во двор, он встал на биофон, новомодное средство передвижения, и, задав выученный до буквы маршрут, поспешил к дому Сью.

Проникая через запыленные энергосоты, отделяющие дорогу от тротуара, теплые лучи солнца не обжигали, как летом, а грели. Летающие машины, носились по воздушным магистралям. Легкий ветерок тревожил макушки кленов, и на тротуар, кружась, падали разноцветные листья. И это буйство красок оранжевого, красного и грязно-зеленого на черном фоне почвы заявляло о правах природы на осенний отдых после жаркого лета. Сделав букет из листьев, Тору позвонил в домофон, там на пятом этаже в шестьдесят восьмой квартире жила его малышка Сью. Руки дрожали от волнения.

— Сью, выходи! Слышишь меня? Выходи за меня замуж! Да, я стар, но я не хочу умирать в пустой постели, — не дождавшись ответа в домофоне, закричал Тору.

— Мужик, она вышла замуж и переехала, в прошлый четверг, — послышался грубый раздраженный бас в динамике домофона. — Извини, братан! Ты опоздал.

— А куда?

— Не знаю. Я недавно купил эту квартиру. Извини друг, ничем не могу помочь.

— Да конечно, простите меня за беспокойство, — выключая связь, прошептал он.

Когда в груди Тору появилось жжение, он догадался — это начало конца. Он намеренно не стал принимать таблетки, лежавшие во внутреннем кармане. Присев на порожек дома и жадно вдыхая воздух, Тору попытался успокоиться.

— Какой хороший день для смерти… Жаль, дочки не знают, где я, — прошептал он и закрыл глаза.

Он почему-то всегда думал, что в последний миг жизни все прожитые годы должны уложиться в хронометраж и, словно в кино, пронестись за секунды: моменты счастья, моменты горя и годы монотонной работы. Словно итог прожитого и потраченного времени. Но ничего этого не было, лишь одна фраза из прошлого ворвалась в сознание.

Это было перед рассветом. В одну из тех ночей, которые Сью и Тору провели, не сомкнув глаз, наслаждаясь биохимией влюбленных тел.

— Сьюзен, выходи за меня, давай я разведусь, все оставлю детям, и мы убежим. Куда угодно! Только скажи «да»!

— Так темно бывает перед рассветом, — подойдя к окну, еле слышно прошептала она, словно не замечая только что озвученного предложения любимого.

— Ну, так что? — подойдя к ней, настаивал Тору.

— Увидимся лет через двести, — очень серьезно прошептала Сью.

— Еще скажи — не на этой планете, — отпустив ее руку и перестав смотреть в глаза, иронично подхватил Тору.

Они много раз обсуждали вопрос открытости отношений. И надо отдать должное мудрости Сью, у которой хватало мужества не брать чужого. И каждый раз, когда в голове Тору происходило очередное обострение, и он эмоционально выбирал одну из двух женщин. Сью все переводила в шутку, четко давая понять, что не позволит разрушить семьи.

— А может, так и будет, — очень серьезно произнесла она, коснувшись обиженного Тору.

— Ага, на Марсе, — с ноткой издевки тут же подхватил профессор.

— Может, и на Марсе, — улыбнулась Сью. — Я найду тебя и скажу, как темно бывает перед рассветом.

— На Марсе? — рассмеялся Тору, при этом не отводя глаз от ее серьезного лица, и чем серьезнее она становилась, тем тише становился его смех. — Там же только золотые рудники и старатели — это мертвая планета. Ладно, я понял, что пока не время рушить семьи для нашего счастья. Но можно же просто сказать, что еще не время, зачем весь этот несмешной юмор с Марсом?

— Это не юмор, — обняв его, прошептала Сью. — Такими вещами не шутят.

Он не стал спорить, доказывая, что наука категорична к понятию «душа» и, как следствие, к кармической связи. И лишь покрепче обнял любимую, мысленно согласившись: пусть будет Марс, и что такое двести лет для души — мгновение. Узелок был завязан, и договор между двумя любящими душами подписан.

И, умирая, он улыбнулся ожившей в памяти фразе: «Так темно бывает перед рассветом».

Сью Рэд узнала о смерти известного ученого-генетика из прессы. Тору кремировали. Урну с пеплом захоронили на городском кладбище рядом с другими заслуженными гражданами города.

Сью прожила еще двадцать лет. Она, действительно, после смерти супруга, в тот же день продала жилье и переехала к дочери. Накануне её дочки вышла замуж, а через месяц родила мальчика. Новоиспечённая бабушка, продав всё имущество переехала к дочке. Новый владелец просто перепутал женщин, он подумал, что Тору искал дочку, а не маму. Чувство вины не покидало Сью до конца жизни, и каждый раз в день смерти возлюбленного она просила прощения за то, что своевременно не предупредила о переезде.

ДВЕСТИ ЛЕТ СПУСТЯ

МАРС. СЕВЕРНАЯ ЧАСТЬ АТЛАНТО. ОРАНЖЕРЕЯ АЛЬФА РОСУ

Альф проснулся в 4:30. Вглядываясь в предрассветный горизонт, он вытер проступившую на окне оранжерей росу, чтобы видеть маленький диск солнца. Пепельно-розовое небо сменило звездное полотно марсианской ночи.

— И да будет день, — дорисовав улыбку на окне, сказал он.

Электронная сигарета, купленная на Земле, так и просилась в рот, земная привычка всё больше порабощала, Альф наспех сделал пару затяжек, пытаясь быстрей накуриться. Голова кружилась, но, прищурив глаза и совладав с легким головокружением, он ещё раз улыбнулся и мысленно добавил: «Все будет хорошо! Надо взять себя в руки и повернуться!» Кончик сигареты имитировал винтажные папиросы, Альф даже засмотрелся на тоненькую стройку сизого дыма, поймав себя на мысли, что он боится обернуться и посмотреть на свои цветы.

Одним годом ранее.

— Я слушаю, — ответил на звонок Альф. — Груз доставлен? Хорошо, сейчас подъеду.

Тонна ценного груза с Земли долетела до красной планеты без проволочек и вовремя. Все луковицы тюльпанов сохранились и дали небольшие побеги. Амбициозный Альф Росу хотел открыть собственное дело. Ему казалось, что марсианским пескам не хватает красок земли. Да, люди зацепились, приросли к безжизненному Марсу, построили города, создали полноценную колонию, но правительственные цвета, синий и серый, в сочетании с оттенками желтого и красного в песках планеты, не радовали глаз. Идея выращивать цветы на планете, где почвы практически нет, да и условия, мягко говоря, непригодные, во-первых, затратная, а во-вторых, непонятно как поведут себя земные растения в условиях низкой гравитации Марса. Но Альф рискнул.

— Деньги я перевел, — подписывая электронный счет, сказал он.

— Рады стараться, — улыбнулся седой старичок, пряча электронную бумагу в портфель. — Можно вопрос, молодой человек?

— Да, конечно, — внимательно посмотрел на него Альф.

— А зачем вам столько луковиц?

— Буду продавать цветы.

— Я, конечно, наслышан о здешних богатеях, но, даже по грубым подсчетам, одна луковица обошлась вам в десять золотых. Умножьте это на затраты с посевом, поливом и временем для всходов, и получится еще десять золотых, — рассуждал поставщик. — Двадцать золотых монет за один цветок голландского тюльпана, даже по меркам Марса, очень дорого.

— Пусть так, — немного обиженно заявил Альф, — но я уже сделал первый шаг.

— Мы просто тут с другом хотим заключить пари на ваше дело, — немного смущаясь, сказал старичок. — Вы меня простите за такие подробности. Мой коллега, он, честно, не верит в эту затею с цветами, а я сомневаюсь. — объяснял он. — Как думаете, стоит принять пари?

— Ставьте на меня, не пожалеете.

Аккуратно проверив каждый биоконтейнер с луковицами и, погрузив их в марсоход, Альф отправился к заброшенным ангарам северной части города. Эти строения возвели еще первые старатели. И долгое время крытые бараки попросту пустовали, по праву гражданина Марса он выкупил землю под ними, а на оставшиеся деньги оборудовал постройки под оранжерею.

Родители Альфа Росу перебрались на Марс еще молодыми, но долгие годы работы для получения гражданства изрядно подорвали здоровье. В пятьдесят лет из жизни ушел отец Альфа, через год умерла и мать. Тогда парню было всего семь, и он являлся гражданином Марса по праву рождения, государство долгие девять лет воспитывало и взращивало в пареньке мужчину, а когда срок пребывания в детском доме подошел к концу, его отпустили в свободное плавание. И рыжеволосый голубоглазый юноша отправился во взрослую жизнь.

Первое, что сделал Альф, он полетел на Землю. В детском доме им часто показывали фильмы о колыбели человечества. Голубая планета покорила его с первого взгляда, Альф понял, что не хватит и жизни побывать во всех уголках этого рая: песчаные пляжи и лазурная вода океанов, белый цвет и холод Арктики, черно-зеленая Европа весной, пряность Азии и сладкая удушливость Африки — тут даже пустыни были божественно красивы. Конечно, Земля потихоньку увядала, и все эти уголки флоры и фауны встречались в заповедных зонах, но для того, кто вырос в песках Марса и, кроме жилых модулей и декоративных деревьев в квартале богатых граждан, ничего не видел, земное разнообразие казалось раем.

Альф провел на Земле десять лет, изучая флору и фауну, путешествуя по миру и подумывая остаться, но Марс приходил к нему во сне. Эта бездонная тишина планеты была невосполнима на Земле. Не было минуты в сутках, когда буквально все замирало, переставая даже дышать, поначалу Альф не мог спокойно спать из-за этого. Ему не хватало тишины Марса.

За десять лет на счету марсианина Альфа Росу скопилась приличная сумма. По закону планеты любой гражданин получал процент с каждой добытой унции золота. Так что, когда он вернулся на родину, эта куча денег поначалу его шокировала, но решение нашлось. Он купил тюльпаны.

Вечером в его модуль пришел Рон — соседский паренек. Они дружили, хотя назвать полноценной дружбой беседы о Земле взрослого мужчины за тридцать и юного школьника тринадцати лет вряд ли можно. Это больше походило на отношения отца и сына. Альф по-особенному относился к матери Рона, и, может, это объясняло некую привязанность к подростку.

— Ты все-таки их купил, — разглядывая крохотные луковицы, восхитился Рон.

— Сто сорок семь цветов и восемнадцать оттенков, — с гордостью сказал Альф. — Мне привезли практически все виды тюльпанов, какие можно встретить на Земле.

— А как ты поймешь, где какой цвет? Они все одинаковые на первый взгляд.

— В этом и состоит чудо, — принялся рассказывать Альф. — Представь, зеленый-зеленый колосок спустя время превратится в бутон: алый, розовый, красный, лиловый. Марс никогда не видел таких красок. Тут будет целое поле тюльпанов.

— А подаришь мне парочку этих, как их там… тюльпанов? — нерешительно спросил Рон. — Я подарю их маме.

— Я подарю тебе охапку — столько, сколько сможешь унести, — радостно воскликнул Альф, обнимая паренька. — Нужно лишь чуть-чуть подождать, и сама матушка-природа сотворит нам это чудо.

Тут в дверь позвонили.

Альф тут же вернулся к реальности и серьезно посмотрел на Рона, а потом добавил:

— Ты Саре сказал, куда пошел?

— Нет, дядя Альф, — виновато опустил голову Рон.

На пороге стояла кареглазая шатенка, белоснежная кожа щек, узкий разрез глаз и винтажная прическа под каре. Нежная и женственная как внешне, так и в поступках, она всегда была жизнерадостной, но в этот раз в её взгляде царили паника и смятение.

— Добрый день, Сара.

— Рон у вас? — ели сдерживая эмоции, спросила она.

— Да, — насторожено ответил Альф.

— Мой муж пропал в золотоносной шахте. Случилось землетрясение, и его бригаду засыпало, — с дрожью в голосе сказала она. — Мне надо идти к спасателям, они говорят, что есть шанс их вытащить, пока не закончился кислород.

— Конечно, Сара, — ошарашенный новостью, произнес Альф.

— Вот еда и вещи Рона, покормите его и, если не трудно, встретьте завтра из школы, — попросила женщина.

— Да, конечно, я все сделаю, — взяв пакеты с едой и вещами, решительно ответил Альф. — Не волнуйтесь, можете оставаться в модуле золотоносной шахты столько, сколько потребуется. Я скажу Рону, что мама разрешила пожить у меня…

— Только не говорите ему об отце, — перебила его женщина. — Пока есть надежда, ничего не говорите.

— Конечно, — тихо ответил Альф, и она ушла.

Когда Альф снова увидел мальчика, тот, словно нашкодивший котенок, ожидал наказания, сидя на стуле. Но, увидев свои вещи, он радостно воскликнул:

— Мамка разрешила остаться на ночь!

— Да, Рон, и, может, не на одну, — еле сдерживая волнение, ответил Альф и, чтоб хоть как-то отвлечься от ужасной новости, тут же добавил: — Давай сажать тюльпаны.

— Ты меня научишь?

— Научу, Рон, научу.

На седьмые сутки поисков приняли решение о приостановлении спасательной операции. Все возможные сроки исчерпаны, и теперь надеялись найти хотя бы тела погибших. На восьмые сутки бригаду Олега Русова и еще шести старателей нашли мертвыми. По завещанию Олега кремировали, и урну с прахом отправили на Землю матери. Тринадцатилетний парнишка потерял отца, а Сара Русова — мужа.

Впрочем, жизнь продолжается, цинично звучит, конечно, но пока глаза видят, уши слышат, а сердце бьется в унисон пульсу вселенной, жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Альф пришел к Саре первым, словно чувствуя, что она захлебывается от глубины пришедшего горя.

— Привет.

— Проходи, — открыв дверь, сказала женщина. — Я завтра заберу Рона. Прости, что принесла свои проблемы в твой дом.

— Я знаю, это может звучать немного несвоевременно. Но перебирайся ко мне жить, вместе с сыном.

Возникла неловкая пауза. Сара посмотрела в глаза Альфу. Она видела в нем соседа, друга семьи, друга ее сына, но никогда не видела в нем мужчину, который способен любить ее.

— Можешь не отвечать сразу, — первым нарушил молчание Альф. — У меня много пустых модулей, а вас с Роном после гибели Олега попросят освободить жилье для рабочих.

— Спасибо, Альф, я подумаю, — дотронувшись до его губ, сказала Сара. — Я сейчас не хочу говорить о будущем, прости.

— Я понял, извини, — ответил Альф и развернулся, чтобы уйти.

— Постой, — попросила Сара и обняла его. — Правда, спасибо за заботу. Она потянулась, чтобы поцеловать его в щеку, но Альф, то ли случайно, то ли намеренно подставил губы. Коснувшись губами его губ, она вздрогнула и отпрянула назад.

— Тебе пора идти, — потупив взгляд, прошептала она.

Но, закрыв за гостем дверь модуля, Сара еще долго вспоминала случайный поцелуй. В нем было столько страсти, что, казалось, прожитые годы в браке с любимым человеком померкли в одночасье. И это пугало ее совесть, ведь вот он, покойный муж, и еще не пролиты слезы, как жизнь подкинула новые чувства. Зачем? Почему сейчас? Ответа не было, только пугающая страсть и чувство вины, что она делает что-то не так, предавая память о любимом муже.

Вернувшись в оранжерею Альф не поверил глазам, всё было усеяно черно-зелеными побегами. Это была лучшая новость за последние тридцать лет его жизни. Красно-пепельный грунт и маленькие черно-зеленые ростки жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.