Надейся только на себя

Сергей Кулаков, 2007

Роман Морозов, капитан ГРУ, профессиональный разведчик-универсал, оказался, говоря языком разведки, «на холоде». Да на таком, что до костей пробирает, хотя дело происходит в оккупированном американцами Ираке. Арабским капитан не владеет, резидент погиб, связи оборваны… А ведь ему во что бы то ни стало надо вычислить «крота» в российской дипмиссии, тайно продающего оружие из «Аль-Каиды». Соблюдение двух главных принципов помогает ему выжить и выполнить задачу: «надейся только на себя» и «никому не верь». На Востоке иначе нельзя…

24 сентября, Багдад, вечер

Проснувшись часа через два, Роман первым делом пустил воду в ванной. Пока ванна — мини-бассейн наливалась, он по привычке немного размялся, чтобы не терять форму. Легкий комплекс упражнений из классического китайского кунг-фу плюс дыхательная гимнастика вернули ему привычную бодрость тела и духа. Нежась затем в ванне, он заодно побрился и часам к девяти был полностью готов к выходу в город.

Решив, что особенно пижонить не следует, так как по легенде он был журналистом одной российской газеты, а журналисты обычно одеваются несколько небрежно, он надел джинсы, тенниску, темную ветровку, уложил часть полученной от Крохина суммы во внутренний карман куртки, туда же спрятал журналистское удостоверение, самое что ни на есть настоящее, захватил сигареты, ключи от номера и вышел из гостиницы.

В этот вечерний час на улицах было не слишком многолюдно. По-видимому, правоверные мусульмане большей частью разошлись по домам. И машин было так мало, что многие пешеходы брели прямо по проезжей части. Однако количество военных патрулей к вечеру только возросло, что особенно бросалось в глаза на фоне притихших улиц.

Романа ни разу не остановили, хотя по дороге ему встретились два военных и один полицейский патрули. Наверное, его северная внешность никак не вязалась с поясом шахида и не вызывала особых подозрений ни у союзников, ни у местной полиции.

Неторопливо шагая по тротуару, Роман на всякий случай запоминал вывески и здания. Город был для него абсолютно незнакомым, и не мешало, пользуясь свободным временем, узнать получше хотя бы территорию, прилегающую к гостинице «Синдбад».

Выйдя из гостиницы, он свернул не направо, где находился рекомендованный Крохиным ресторан «Париж», а налево, намереваясь описать большой круг и таким образом составить представление о районе, в котором ему предстояло прожить несколько дней.

По пути на одном из газетных развалов он купил путеводитель по Багдаду с надписями на английском языке. Английским Роман владел в совершенстве, и десять минут спустя, хорошенько изучив карту города, особенно центра, он уже четко мог указать, где находится центральная площадь, где гостиница «Синдбад», а где — ресторан «Париж».

В легких сумерках наведался он и к тыльной стороне своей гостиницы. Внимательно осмотрев снизу стену и балконы обоих этажей, пришел к выводу, что при острой необходимости наверх влезть все-таки можно без особого риска сорваться. Спуск, правда, был гораздо сложнее, но Роман решил, что все эти ухищрения вряд ли понадобятся. Скорее всего, Крохин даст ему какое-нибудь несложное поручение, вроде слежки за подозреваемым, и покидать свой номер он сможет обычным путем, то есть через дверь.

От гостиницы Роман прошел к набережной Тигра. Здесь было довольно оживленно, работали небольшие кафе открытого типа, и его тут же принялись настойчиво приглашать за столики. Однако Роман, ввиду веющей от реки прохлады, отнюдь не южной, и полного отсутствия спиртного, даже самого безобидного, все предложения отклонил и взял курс на «Париж». К тому же его с армейских времен мутило от арабской музыки, а здесь отовсюду громко неслись ее протяжные, заунывные звуки.

Было начало одиннадцатого, когда он вошел в «Париж», небольшой, но очень уютный ресторанчик, внутренним убранством приятно радующий глаз всякого европейца, уставшего от местной экзотики. Здесь, за двойной дверью, гремели песни западных певцов, а люди за столиками пили кто пиво, кто виски — и это был неплохой повод, чтобы лишний раз наведаться сюда.

Роман прошел к барной стойке и присел на высокий стул-тумбу.

Ресторан был полон до отказа. За столиками почти не было свободных мест. Несколько пар кружились в танце на небольшой танцплощадке.

— На каком языке мистер желает разговаривать? — на английском языке спросил Романа бармен, высокий, наголо бритый парень с татуировкой на жилистой шее.

— На том же, что и вы, — по-английски ответил Роман.

— О! — осклабился бармен. — Всегда приятно видеть в этих местах земляка. Что будете пить, мистер?

— Двойную порцию виски.

Бармен уважительно кивнул и налил полстакана виски «Белая лошадь».

— Вы ведь первый раз в нашем ресторане, так? — спросил он, ставя заказ перед Романом.

— Точно, — улыбнувшись, ответил тот.

— Тогда это угощение за счет заведения. Мы всегда таким образом приветствуем новичков.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Из каких вы мест? — не отставал разговорчивый бармен. — Я не узнаю ваш акцент. У меня наметанный слух, и обычно я сразу определяю, откуда приехал человек. Но в вашем случае я затрудняюсь… Вы ведь не англичанин?

— Нет, — покачал головой Роман, отхлебнув виски.

— Тогда американец? Но у вас не совсем американское произношение. Знаете, как они жуют и проглатывают слова? Вы же говорите очень чисто.

— Я два года учился в лондонском университете, — сказал Роман. И это была чистая правда.

— Вот оно что, — с облегчением выдохнул бармен. — Теперь все понятно. А то я не мог определить ваш акцент. Джон, — обратился он к подошедшему к бару пожилому рыхлому мужчине, — вот еще один ваш земляк. Однако сколько здесь американцев!

— Плесни мне виски с содовой, Грэг, — сказал ему Джон и повернулся к Роману. — Как вас зовут, мистер?

— Роман.

— Гм, какое странное имя. Из каких вы мест будете, позвольте узнать?

Роман улыбнулся непосредственности американца. Или здесь все приезжие знакомятся так просто? A la guerre comme a la guerre.

— Я русский. Из Москвы.

У бармена вытянулось лицо, и без того длинное.

— Но вы же сказали, что вы американец!

— Я этого не говорил, — возразил Роман. — Я лишь сказал, что учился в Лондоне. Но в Лондоне может учиться кто угодно, верно?

— А, черт! Это розыгрыш! — хлопнул себя по лбу бармен. — Отлично, сэр! Первый раз я так попался. И я умею ценить хорошую шутку, — он поставил на стойку только что начатую бутылку виски. — Теперь вся эта бутылка — ваша.

— Пожалуй, мне одному столько не одолеть, — улыбнулся Роман. — Здесь без малого литр…

— Если вы не против, можете присесть за наш стол, — вмешался Джон. — У нас хорошая компания. И виски там придется кстати.

Бармен подмигнул Роману и, перегнувшись через стойку, сунул бутылку ему в руки.

— Грэг Перкинс знает толк в хорошей шутке и умеет за нее благодарить, — сказал он напоследок. — Желаю приятно провести вечер, сэр. Но кто бы мог подумать, что вы — русский?!

Решив, что в некотором роде это восклицание может сойти за комплимент, Роман захватил подаренную бутылку и вслед на Джоном отправился к его столу.

За ним, помимо Джона, сидели черноволосая девушка немногим старше двадцати и мужчина лет сорока конторской внешности. Они сидели рядом и что-то оживленно обсуждали, то и дело прихлебывая из пивных бутылок. Только девушка пила светлое пиво, а мужчина темное, почти черное.

Джон коротко представил Романа и указал ему место рядом с собой. Роман опустился на стул, с интересом присматриваясь к своим новым знакомым.

Девушку звали Эва Дорниг. На английском, на котором продолжился общий разговор, она говорила с сильным немецким акцентом, хотя меньше всего была похожа на немку. Скорее, учитывая смугловатый цвет кожи, иссиня-черные волосы и слегка горбатый нос, ее можно было назвать уроженкой этих мест, вот только ярко-голубые глаза сбивали с толку и наводили на мысль о смешении кровей.

Пол Стерлинг, напротив, был чистейшим британцем, что называется, до кончиков ногтей, и говорил с изысканными интонациями человека, получившего самое лучшее образование у себя на родине. Впрочем, держался он вполне дружелюбно и был заметно рад новому человеку.

— Чем вы занимаетесь, Роман? — спросил Джон, когда все были представлены друг другу.

— Я журналист, — коротко ответил Роман.

— А какую газету вы представляете? — тут же вскинула на него глаза Эва.

— Газету «Правда».

— Если не ошибаюсь, это бывший главный орган коммунистической печати? — вежливо заметил Пол.

— Не только бывший, но и нынешний, — с улыбкой ответил Роман. — Что вы заканчивали, Пол? Кембридж? Оксфорд?

— Кембридж, — лаконично сказал Пол.

— Работаете при британском посольстве?

— Именно так. Атташе по экономическим вопросам.

— Ну и как считают ваши коммунисты: имеют право американцы и их союзники оккупировать территорию суверенного Ирака, отстаивая при этом исключительно свои интересы? — запальчиво вмешалась Эва в разговор двух джентльменов.

— Коммунисты считают, что не имеют, — стараясь не улыбаться, ответил Роман. — Но лично я не коммунист и не имею однозначного ответа на этот вопрос.

— Я полагала, что все русские против вторжения в Ирак, — возмущенно оборвала его Эва.

— Эва потому так горячится, что представляет независимую немецкую газету «Хильфе» и является ярым противником действий союзных войск в Ираке, — с легкой улыбкой пояснил ее горячность Пол, прихлебывая из бутылки.

— Да, в отличие от некоторых дипломатов, я против оккупации Ирака, — блеснув на него непримиримым взглядом, твердо сказала Эва. — Каждый народ имеет неотъемлемое право на самоопределение. И навязывать ему чужую волю с помощью оружия — это беззаконно и преступно.

— Ребята, полно ссориться, — сказал Джон, поднимая свой стакан с виски. — Давайте лучше выпьем за наше знакомство и за нового друга.

— За знакомство! — кивнул Роман, выпивая свою порцию до дна.

Джон последовал его примеру. Эва и Пол слегка отпили из своих бутылок.

— Вы впервые здесь, Роман? — спросил Джон.

— Да, в этой стране впервые.

— Гиблое место, скажу я вам, — сказал, покачивая головой, Джон.

Он достал из пластиковой сигарочницы толстую темно-коричневую сигару и неторопливо раскурил ее, причмокивая от удовольствия. Эва скривилась, слегка отклоняясь от сизых клубов дыма, но ничего не сказала. Пол был совершенно невозмутим.

— Почему? — поинтересовался Роман, дождавшись, когда американец вытащит сигару изо рта.

— Да здесь никому ничего, кроме Аллаха, не надо. Вот я представляю строительную фирму «Хоган и К°». Мы строим автодороги. Хорошие дороги, смею вас уверить. Нашей фирме полсотни лет, и мало стран на земле, где не лежали бы наши дороги. Мы предлагаем Ираку на самых лучших условиях проложить автострады в самых гиблых районах. Там, где ходят только верблюды и ездят запряженные ослами повозки, будут проложены самые современные шоссе. Ведь это в несколько раз повысит экономическую мощь страны. Только дурак этого может не понимать. И что же мы слышим в ответ от иракского правительства? Подождите — вот и весь ответ. Скоро год как я торчу в этом богом забытом Ираке, слышу каждый день взрывы и выстрелы и никак не могу заключить контракт. Они говорят — подождите, и дальше этого дело не идет. Каждый раз я словно натыкаюсь на глухую стену. А почему? Да потому, что здесь никому ничего не нужно. Они делили власть между собой тысячелетия до нас и тысячелетия будут делить после. Здесь главное — кто сильнее и правильнее верит в Аллаха. А на все другое им наплевать. Но почему от этого должен страдать Джон Лейтон, вот чего я никак не пойму…

— Вы говорите так потому, что совершенно не знаете культуры этой страны и менталитет ее жителей, — не дав ему договорить, парировала Эва. — Вот типичная точка зрения американца: нагрянуть со своими никому не нужными проектами, всюду понастроить бетонных монстров, загрести побольше денег, пользуясь удобным моментом, и уехать к себе домой. И как всегда, вам нет никакого дела до экологии разрушенной вашими «благодеяниями» страны, до ее культурных и национальных традиций. Одна только голая нажива…

— Эх, девочка, — вздохнул Джон, покачивая головой. — Не может же человек разорваться. Наша фирма строит дороги — и хорошо, только дайте нам заниматься своим прямым делом. Вы — журналист, вот и пишите о том, что видите. А дипломаты пусть разгребают весь этот мусор. И что толку спорить о том, что меня не касается, если ничего от этого не изменится? Разве я не прав?

Он обратился за поддержкой к Полу, а затем к Роману, но и тот и другой предпочли отмолчаться и не вступать в спор с юной энтузиасткой. Какой смысл ломать копья в этой неравной битве? Поживет — сама все поймет.

— Так думает каждый обыватель, сидя дома перед телевизором, и от этого все беды в мире, — не сдавалась Эва. — Все трагедии — от человеческого равнодушия.

Теперь и Джон счел за лучшее промолчать. Он глянул на Романа и красноречиво перевел взгляд на бутылку с виски. Роман улыбнулся и налил ему и себе сразу по полстакана.

— Вот это по-русски! — восхитился Джон.

— Вам доводилось сидеть за одним столом с русскими? — спросил Роман.

— И не один раз! Здесь полно русских, наверное, не меньше, чем американцев. В гостинице рядом со мной они занимают несколько номеров. Отличные ребята. Зайдите как-нибудь ко мне, я вас с ними познакомлю. А то хотите, пойдем прямо сейчас? Я живу недалеко отсюда, всего каких-то десять минут езды на такси. Можно будет очень неплохо выпить у меня в номере.

— В другой раз, — сказал Роман и на всякий случай пояснил свой отказ: — Со своими земляками я всегда успею поговорить, хотя бы даже и дома. Но познакомиться и пообщаться с такими замечательными людьми, как вы, у меня другой возможности не будет, — он взглянул на Эву. — Поэтому, если вы не против, я посижу еще немного здесь, за вашим столиком.

— Ну что вы! — вдруг потупилась Эва. — Да сидите сколько хотите. Мы все здесь только гости.

— Отлично сказано! — воскликнул Джон. — Предлагаю за это выпить.

— Можно мне немного виски? — спросила робко Эва.

Похоже, при всей своей воинственности в вопросах политики была она девушкой довольно скромной и не избалованной мужским вниманием. Хотя, несмотря на некоторую грубость черт, свойственную арабским красавицам, Роман находил ее очень привлекательной, к тому же ее возраст и сопутствующая этому возрасту свежесть всегда притягательны для мужчины, которому вот-вот стукнет сорок.

— Конечно, фройляйн, — сказал он на немецком. — Одну секунду.

Он подошел к бару и спросил у Грэга еще два стакана. Тот широко ухмыльнулся, подмигнул всей половиной своего длинного лица и поставил стаканы на стойку.

— Желаю успеха, мистер шутник!

— О чем вы, Грэг? — улыбнулся Роман.

Он вернулся к столу и налил Эве и Полу виски, несмотря на слабые протесты последнего.

— Друзья, — сказал Роман, — все равно эта бутылка досталась мне в качестве приза. Так что я буду очень вам благодарен, если вы поможете мне с ней справиться.

— Прекрасные слова, — снова восхитился Джон. — Роман, вы прирожденный оратор. Давайте же выпьем за все, что было сказано, а то это прекрасное виски в конце концов вычихается и превратится в воду.

Роман поднял свой стакан и поочередно чокнулся со всеми. Джон выпил свою порцию до дна — просто перелил ее в себя — и тут же затянулся сигарой в качестве закуски. Эва с трудом осилила ту каплю, которую ей налил Роман. Пол неторопливо сделал один большой глоток из стакана, один из бутылки с пивом и, как и положено истинному британцу, остался совершенно невозмутим. Однако глаза его стали смотреть на мир гораздо благодушней.

— Вы знаете немецкий? — спросила, отдышавшись, Эва.

— Немного, — поскромничал Роман. — В пределах университетской программы. Вы позволите мне закурить, милая Эва? — спросил он по-немецки.

— Курите, пожалуйста, — махнула рукой Эва. — Мистер Лейтон курит и никогда не спрашивает разрешения.

Джон на ее слова лишь сморщился, как от горького, и от души затянулся своей сигарой.

Роман тоже закурил сигарету, деликатно пуская дым в сторону. Пол тем временем сделал еще один глоток виски, не менее основательный, чем первый, и снова запил его пивом.

— Я тоже знаю немецкий, — вдруг сообщил он. — И очень неплохо. И еще русский. Русский не так хорошо, но все-таки в случае надобности смогу объяснить, кто я такой и что мне нужно. У нас были славные профессора, они умели привить любовь к своим предметам.

— И я знаю русский, — сказала просто Эва. — Мои родители научили меня ему. А еще я свободно разговариваю на арабском, это мой второй родной язык.

— Зато я, кроме своего, не знаю никакого другого, — гордо заявил Джон. — Мы, американцы, не очень-то любим учить чужие языки.

— Ну да, — кивнула Эва, — вы предпочитаете, чтобы весь мир разговаривал на вашем.

— Ну, это слишком громко сказано, юная леди, — возразил Джон. — Хотя доля правды в ваших словах есть, хе-хе-хе…

Эва одарила его презрительным взглядом, но решила, что дальнейшая трата слов будет напрасной. Все равно каждый останется при своем мнении, особенно этот старый янки, который ни о чем, кроме своих дорог, не думает и думать не хочет.

— Чудная девочка, скажу я вам, — прошептал Джон на ухо Роману. — Настоящая арабская кобылка. Был бы я помоложе — уж я бы ее объездил, точно вам говорю, — при этом он облизнулся и покосился на бутылку, в которой виски еще оставалось примерно на треть.

Роман налил ему, себе и Эве. Пол, когда он поднес горлышко бутылки к его стакану, накрыл стакан ладонью и отрицательно помотал головой.

— Завтра много дел, — пояснил он. — Нужна свежая голова. С меня достаточно, благодарю вас.

— Нам больше достанется, — пробормотал Джон, опрокидывая свою порцию.

Роман чокнулся с Эвой и медленно выпил, глядя на нее. То ли виски был таким крепким, то ли девушка настолько хороша, но с каждой минутой она нравилась ему все больше.

— Пойдемте потанцуем, Эва, — предложил он, ставя стакан на стол.

— Пойдемте, — легко согласилась она.

Роман поднялся, протянул ей руку и увлек за собой на танцплощадку.

Как раз началась медленная композиция. Он обнял ее за гибкую талию и тут же ощутил, как упруго подалось под рукой все ее тело. Что там говорил Джон об арабской кобылке? Сравнение хоть куда.

Эва, не робея, вся пунцово-розовая от выпитого виски, близко прижалась к Роману высокой грудью. Теперь ее яркие голубые глаза были совсем близко от него.

— Вас, наверное, удивляет, что я, немка, похожа на местную жительницу? — спросила она.

— Немного, — признался Роман, вдыхая тонкий аромат ее духов и нежной кожи.

— Все дело в том, что мой отец — сириец. Они с мамой, чистокровной немкой из Восточного Берлина, познакомились в Москве, в начале восьмидесятых. Они учились в Институте дружбы народов, жили в одном общежитии, ну и между ними возникла любовь…

— Красивая история, — улыбнулся Роман, подумав, сколько таких историй возникало в ту пору не только в Москве, но и на всей территории Советского Союза, в каждом областном либо республиканском центре, где имелся мало-мальски приличный вуз.

— Очень красивая и очень романтическая, — подтвердила Эва. — Мои родители до сих пор очень любят друг друга.

— И где же вы жили? В Сирии?

— Нет. Папа перед свадьбой съездил в Германию, чтобы познакомиться с мамиными родственниками, и остался там жить навсегда. Так что родилась и выросла я в Берлине.

— Но папа все-таки выучил вас арабскому?

— Ну, конечно. Он хоть и поселился в Германии, но оставался сирийцем и всегда очень любил свою родину. Мы с ним часто разговаривали на арабском. И в Сирию мы много раз приезжали, так что практика у меня была отличная.

— А русскому вас мама научила?

— Нет, — засмеялась Эва, обнажая ровные белые зубы. При этом она закинула голову, и Роман едва преодолел желание прикоснуться губами к ее шее. — Они оба. Они у меня ученые, преподают в университете и с детских лет готовили меня к профессорской деятельности.

— А вы их подвели и стали журналисткой.

— Точно, — снова засмеялась Эва. — Так они и говорят. Вместо того чтобы получить ученую степень и спокойно работать в университете, я вдруг неожиданно для себя увлеклась международной журналистикой.

— Конечно, существовал некий молодой красавец, который сбил вас с пути истинного?

— В некоторой степени… — немного смутилась Эва. — Правда, он не очень молод и не совсем красавец. Хотя мужчина он интересный… Но это все неважно. Я вдруг открыла для себя поле деятельности, где могла проявить себя всесторонне, понимаете?

— Очень хорошо понимаю, — серьезно ответил Роман.

— Газета, с которой я стала сотрудничать, не очень крупная. Но у нее четкая политическая направленность, и это импонирует мне больше всего. Вместо той вялой чепухи, которую пишут другие издания, мы отчетливо декларируем свои взгляды, не боясь, что порой они диаметрально расходятся со взглядами нашего правительства и особенно со взглядами их друзей в Соединенных Штатах.

— За что вы так не любите Соединенные Штаты? — спросил Роман, впрочем, заранее зная, что услышит.

— А за что можно любить оккупантов? — возразила с прежней горячностью Эва. — Посмотрите: если где-то началась очередная война, виновниками ее почти всегда окажутся американцы. Вернее, их экономические интересы. Ведь всем понятно, что и сюда они вторглись не во имя пресловутой демократии, а ради нефти, одного из их фетишей. Саддам не пускал их к дешевой кормушке, и они не колеблясь свергли Саддама, заставив своих сателлитов действовать с ними заодно. О какой-либо справедливости и речи не идет. Наплевав на мнение мировой общественности, Америка делает что ей вздумается, и чем дальше, тем хуже.

— А вы решили встать на ее пути?

— Вам смешно? — норовисто вскинула голову Эва.

— Ни в коей мере, — поспешил разубедить ее Роман.

Эва подозрительно посмотрела на него, но он ответил ей столь чистым взглядом, что подозрения ее сразу рассеялись.

— Не только я, — сказала, немного помолчав, она. — Нас много. И рано или поздно мир прислушается к нам.

— Обязательно, — не мог не согласиться с ней Роман.

Медленная песня закончилась, и они вернулись к столу. Пол сидел все так же прямо, правда, глаза у него были несколько осоловелые. Джон Лейтон чувствовал себя превосходно и встретил их радостным восклицанием.

— Вы были самой красивой парой! — с чувством заявил он. — Я вами просто любовался.

— Почему бы вам не пригласить кого-нибудь? — спросил Роман. — Тогда бы мы полюбовались вами.

— О-о, это уже не для меня, — махнул рукой Джон. — Я свое оттанцевал. Мне достаточно немного виски и пару сигар, а танцуют пусть молодые. К тому же меня вряд ли одобрит миссис Лейтон. Хоть она и далеко, но я так и вижу ее укоризненный взгляд… Нет, только виски и сигара.

— Ну, виски так виски, — кивнул Роман, разливая остатки виски ему и себе.

Пол снова протестующе покачал головой, а Эва сказала, что выпитого и так для нее слишком много.

— Мой папа мусульманин, и сколько он ни жил в Германии, не мог привыкнуть, что все, в том числе и девушки, совершенно свободно пьют пиво и вино. При нем я никогда не пила ничего крепче кофе. А если бы он увидел, что я пила виски, то пришел бы в ужас, — со смехом закончила она.

— Давно вы в Багдаде? — спросил Роман.

— Уже полгода.

— Наверное, ваши родители очень за вас тревожатся?

— Очень, — кивнула Эва. — Мы каждый день говорим с ними по телефону, и каждый день мама просит, чтобы я возвращалась домой. А папа сказал, что сам приедет и заберет меня отсюда.

— Я думаю, в душе он вами гордится.

Эва одарила его благодарным взглядом и задумалась, подперев голову рукой.

— Мне эти юные идеалисты, стремящиеся изменить мир… — пробормотал Джон, склонившись к Роману. — Они готовы расшибить себе лбы и не понимают самых простых вещей. А умные люди не тратят сил на споры, а просто зарабатывают деньги, пока есть возможность. Ибо деньги нужны во все времена, и чем их больше, тем спокойнее себя чувствуешь.

Он чокнулся с Романом, подмигнул ему и залпом допил виски.

— Вы мне нравитесь, Роман, — снова зашептал он ему почти в самое ухо. — И я дам вам один совет. Здесь хоть и дерьмово и можно запросто угодить под взрыв бомбы, но зато сюда стекается очень много информации. В том числе и коммерческой. А тот, кто владеет информацией, владеет миром.

— Хорошее выражение, — улыбнулся Роман.

— Вы когда-нибудь занимались игрой на бирже? — не обращая внимания на его шутливый тон, очень серьезно спросил американец.

— Кое-что слыхал об этом, — уклончиво ответил Роман, настораживаясь. — Но только слыхал, а сам ни в чем таком не участвовал. Не те капиталы, знаете ли… Да и связей нет подходящих.

— Если хотите, я мог бы вам помочь. Конечно, только советом. Но иногда и хороший совет, вовремя поданный, стоит немало. Как-нибудь на днях отыщите Джона Лейтона, и тогда я поговорю с вами более подробно. Каждый вечер, если нет срочных дел, я захожу сюда промочить горло стаканчиком-другим виски. Так что лучше места для встречи не найти.

— Хорошо, — кивнул Роман. — Договорились.

Американец многозначительно наклонил голову и занялся раскуриванием новой сигары.

— Скоро нужно уходить, — подал голос Пол. — В двенадцать часов начинает действовать комендантский час, и лучше патрулям не попадаться.

— Да, — эхом отозвалась Эва. — Это верно.

Роман посмотрел на нее внимательнее. Девушка выглядела совсем печальной. Должно быть, выпитое виски и воспоминания о родителях навеяли на нее грустные мысли.

— Может быть, вы подарите мне еще один танец? — обратился к ней Роман.

— С удовольствием, — улыбнулась она.

Она выскользнула из-за стола и, доверчиво взяв его за руку, направилась к танцплощадке.

Играла какая-то современная ритмичная музыка, несколько человек лихо отплясывали под зажигательный мотив. Эва отбросила минорные настроения и резво включилась в танец, вскидывая руки и гибко извиваясь всем телом. Стараясь не отставать от нее, Роман тоже пустился в пляс, вспомнив в общем-то недавнюю молодость. Было несколько тяжеловато после выпитого виски, но пока терпимо.

Кажется, получалось у них неплохо. Джон издали показывал большой палец и что-то восторженно кричал. Пол улыбался и кивал в такт музыке. Эва помахала им рукой — и в следующий миг чудовищная волна смела вместе со столом Джона, Пола и всех, кто находился в ресторане.

Вслед за тем раздался грохот мощного взрыва. Падая на пол и прикрывая собой Эву, Роман словно со стороны видел летящие во все стороны куски стекла, дерева и покореженного металла. Вокруг все рушилось и гремело. С какой-то невероятной силой визжали женщины, вдвое перекрывая шум так и не выключившейся музыки. Глянув в сторону, Роман увидел в двух метрах от себя чью-то оторванную руку в клетчатом рукаве. Где находился ее обладатель, он не мог понять, ибо все было развалено и разнесено по всему помещению…

Он отряхнулся от пыли и цементной крошки, встал на одно колено и осторожно приподнял Эву с пола. Она не двигалась, глаза были неподвижны, рот приоткрыт, как у слабоумной.

— Эва! — крикнул Роман. — Вы меня слышите?

Она не отвечала и не смотрела на него. Она находилась в шоке, и нужно было срочно вывести ее из него. Громко орущая музыка действовала на нервы и усугубляла кошмарность происходящего.

— Эва, посмотрите на меня! — крикнул Роман по-немецки, встряхивая ее. — Вы меня слышите?

Звук родной речи подействовал. Она медленно мигнула и перевела взгляд на него.

— Вы целы, Эва? — кричал Роман, осматривая ее. — Скажите хоть что-нибудь!

Девушка не пострадала, во всяком случае, внешне. Только на локте виднелась небольшая ссадина, полученная при падении. Возможно, она немного была контужена при падении на пол, но большой опасности это падение не представляло.

— Это террористы, Роман? — спросила Эва.

Он не слышал ее голоса, но по губам догадался, о чем она спрашивала.

— Да, конечно, кто же еще?! Нам надо выбираться отсюда! Ну, держитесь за меня.

Он обхватил ее за талию и начал поднимать с пола. Она слабо ему помогала, как вдруг увидела оторванную руку, вскрикнула и обмякла.

Роман сцепил зубы, рывком поднял Эву на руки и направился к выходу, торопясь вынести ее до того, как случится обвал.

Вместо стеклянной витрины зияла огромная уродливая дыра, развороченная взрывом. Шагая по битому стеклу, Роман со всех сторон видел недвижимые окровавленные тела, засыпанные пылью и ошметками строительного мусора. Кто-то шевелился в этой пыли, пытаясь помочь стонущему соседу.

Все столы были перевернуты, и все сидевшие за ними люди попали под взрывную волну, осколки бомбы и стекол, которые, как поражающий фактор, были не менее ужасны, чем железо. Роману, Эве и нескольким счастливцам, находящимся в момент взрыва на танцплощадке, повезло, ибо танцплощадка была закрыта углом сплошной бетонной стены и двумя колоннами. Основная сила взрыва прошла мимо них.

Роман вынес Эву на улицу и положил на асфальт метрах в десяти от входа в ресторан.

Вокруг было безлюдно, лишь в отдалении завывали сирены спешащих к месту взрыва медиков и полиции.

Рядом с рестораном, у обочины, стоял развороченный взрывом автомобиль. Он жарко, чадно горел, освещая уже темную улицу. Черные клубы дыма поднимались к ясному звездному небу. Кто-то начинил этот автомобиль взрывчаткой, припарковал у ресторана и нажал кнопку дистанционного управления. Обычная тактика боевиков-террористов. Здесь это происходит ежедневно и не по одному разу.

Вот только Роман никак не думал, что в первый же вечер попадет в такой переплет. А еще говорят, что новичкам везет. Или то, что он жив остался, и есть везение? Похоже, что так.

— Роман, не оставляйте меня, — придя в себя на свежем воздухе, ухватила его за руку Эва. — Мне страшно!

— Ничего, Эва, ничего, — ласково заговорил Роман. — Опасность уже позади, здесь вам ничего не угрожает. Вы посидите здесь, а я вернусь и попытаюсь помочь нашим друзьям. Сейчас приедут полиция и «Скорая помощь».

— Не оставляйте меня! — взмолилась она.

Из пролома, кашляя и ругаясь по-французски, вышел какой-то грузный мужчина. Он сильно шатался, голова его была в крови, он зажимал рану на затылке обеими руками.

— Эва, — строго заговорил Роман. — Этому человеку хуже, чем вам. Он нуждается в помощи!

Его тон подействовал. Эва поднялась и помогла Роману усадить раненого на землю.

— Перевяжите ему голову, — приказал Роман.

— Чем?

— Чем хотите! Но только остановите кровь!

Эва закусила губу, сбросила джинсовую курточку и стащила с себя майку, оставшись в черном ажурном бюстгальтере. Этой майкой она начала перевязывать голову француза, трогательно уговаривая его на своем ломаном английском языке отнять от раны руки.

Роман понял, что самое страшное позади и Эва в худшем случае отделается обычной после подобных событий депрессией. А скорее всего, немного поплачет и будет жить дальше. Ведь полгода уже как варится в этом пекле, должна привыкнуть. Правда, видеть такое со стороны — это одно, а самому попасть — другое.

Вернувшись в разрушенный и оттого совершенно неузнаваемый ресторан, Роман попытался отыскать Джона и Пола.

Вокруг раздавались стоны и призывы о помощи. Роман тщательно вглядывался в лица, помогая легкораненым подняться на ноги, но ресторан едва освещался парой-тройкой лампочек, уцелевших в танцевальном углу, к тому же все жертвы были перепачканы пылью — и это ужасно затрудняло поиски.

Пола он узнал по выбившемуся из-под пиджака галстуку в сине-голубую полоску. Англичанин лежал навзничь, неподвижный, точно манекен, и широкий осколок стекла, торчавший у него из шеи, не оставлял надежды на то, что ему посчастливилось выжить. Артерия была перерезана начисто, и он умер от слишком быстрой кровопотери.

Роман закрыл ему глаза и продолжил поиски. Может, хотя бы Джон остался в живых? Это невероятно. Только что весело сидели вместе, попивали виски, болтали и шутили — и вот вокруг смерть и ужас, а человека, пять минут назад живого и теплого, уже охватывает трупное окоченение. Роман сам был на войне, кровавой и страшной, видел много смертей, в том числе и своих товарищей, но все равно так и не смог привыкнуть к жестокости и необратимости этого процесса.

Но где же Джон? Хоть бы отыскать его тело. Стены здания были сильно повреждены, и Роман опасался, что в любую секунду может случиться обвал.

Он услыхал хриплый стон, в котором уловил что-то знакомое, и поспешил на звук. Американец лежал, придавленный перевернутым столом, и тщетно пытался выбраться из-под него.

С первого взгляда Роман увидел, что обе ноги Джона сломаны ниже колена. К тому же у него была сильно повреждена грудная клетка, отчего Джон не мог говорить и время от времени издавал лишь протяжный слабый стон.

— Держитесь, Джон, — сказал Роман, осторожно снимая с него тяжеленную столешницу.

Он знал, что при сдавленных ранениях нельзя трогать пострадавшего до приезда «Скорой помощи». Но Джон мог удариться грудью о что-то другое в тот момент, когда его снесла взрывная волна, а столом его накрыло уже после. К тому же Роману хотелось вытащить раненого из ресторана как можно быстрее, ибо опасность обвала была очень велика, а реальная помощь в лице медиков и полиции все еще не подоспела.

— О, Роман, я жив? — простонал американец, когда Роман взял его под мышки и потащил к выходу.

— Живы, Джон, живы. Только лучше помолчите.

— У меня очень болит здесь, — пожаловался Джон, прикасаясь рукой к своей груди.

— Потерпите, Джон, — уговаривал Роман. — И не шевелите руками. Чем меньше движений, тем лучше. Скоро приедет «неотложка» и увезет вас в больницу. Там вам окажут медицинскую помощь — и все будет хорошо.

— А что с моими ногами? — прохрипел американец. — Я их совсем не чувствую.

Он сделал попытку посмотреть вниз, резко дернулся — и потерял сознание. Роман быстро его дотащил до выхода, там кликнул Эву, с ее помощью осторожно вынес тяжелое тело на улицу и положил на асфальт, возле француза, перевязанного майкой Эвы.

Рядом лежали и сидели те, кому посчастливилось остаться в живых.

Эва совсем оправилась и деятельно помогала раненым. Если бы не трагизм ситуации, она бы здорово смотрелась в своей джинсовке, под которой ничего, кроме лифчика, не было.

— А что с Полом? — спросила она. — Вы видели его?

— Пол погиб, — кратко сообщил Роман.

Эва молча склонила голову и занялась Джоном, стараясь уложить его поудобнее. Американец тем временем пришел в себя и даже пытался шутить.

— Зря я не пошел танцевать, как советовал мне Роман, — прошептал он, прерывисто дыша. — Говорила мне миссис Лейтон, что виски меня доконает. Как в воду глядела…

Он шевельнул ногой и вздрогнул от острой боли.

— Лежите спокойно, Джон, — принялась уговаривать его Эва. — Вам нельзя двигаться.

Послышался шум подъезжающих автомобилей. Это одновременно подоспели медики и полицейские.

— Роман, — вдруг ужасно заторопился Джон, — наклонитесь ко мне. Я вам должен сказать…

— Что такое, Джон? — спросил Роман.

Джон прерывисто дышал. Видно было, что он вот-вот снова потеряет сознание.

Вокруг звучали громкие команды на арабском, английском и других языках. Люди в камуфляже поспешно вбегали в пролом, торопясь вынести пострадавших. Другие вытаскивали из машин носилки и готовились эвакуировать раненых.

Все делалось привычно и споро. Дюжие санитары в один миг уложили француза на носилки и рысцой понесли его к машине «Скорой помощи».

— Роман, — зашептал торопливо Джон, прерывисто хватая воздух широко открытым ртом, — вы должны мне помочь!

— Конечно, Джон.

— Сейчас меня увезут в больницу, и там, возможно, я умру.

— Ну что вы, Джон. Все будет хорошо.

— Слушайте меня, Роман. Вы хороший русский парень, вы мне поможете. Только один звонок по телефону, Роман, только один звонок. Вы можете сделать это для старого Джона Лейтона?

— Без проблем.

К американцу, бесцеремонно отодвинув Романа в сторону, придвинули носилки.

— Осторожно, у него сломаны ноги! — сказал Роман, указывая на повреждения.

Эва, бывшая рядом с ним, пояснила его слова по-арабски. Санитары, не глядя на них, подхватили Джона под плечи и бедра, на счет «три» положили на носилки и понесли к машине.

— Роман! — позвал американец, изо всех сил стараясь не потерять сознания. — Роман, где вы?!

— Я здесь, Джон! — отозвался Роман, пристраиваясь сбоку от носилок и наклоняясь к американцу.

Один из санитаров злобно ругнулся на него, но Роман не обратил внимания. Бедный старик хотел сообщить ему что-то чрезвычайно важное, и Роман не мог его не выслушать.

— Роман! — зашептал Джон, вцепившись ему в отворот куртки и притягивая поближе к себе. — Позвоните в Даллас, штат Техас, Дику Робертсу, телефон триста двадцать — сорок восемь — тридцать пять, и скажите ему, Роман, только одно: Джон Лейтон сказал срочно продавать все акции «Сибгаза». «Сибгаза», — повторил он как бы по-русски. — Вы можете это сделать, Роман?

— Дику Робертсу в Даллас, штат Техас, триста двадцать — сорок восемь — тридцать пять, срочно продать акции «Сибгаза», — машинально повторил Роман, несколько озадаченный заданием.

— Все акции «Сибгаза», все! — прохрипел Джон. — «Сибгаз» на днях распадается, надо срочно избавляться от его акций. Дик мой адвокат, он все сделает, вы только дозвонитесь до него… Это очень важно, Роман! Я узнал об этом два часа назад. Информация достоверная. Только позвоните завтра утром, с этим нельзя медлить. Сейчас в Далласе раннее утро, а Дик не любит, когда я бужу в это время, не то я позвонил бы ему сегодня же…

— Я все понял, Джон, и все сделаю. Не волнуйтесь.

— Хорошо, Роман, я вам верю, — откидываясь на подушку, выдохнул американец. — Если останусь жив, я вас отблагодарю.

— Да перестаньте, Джон. Поправляйтесь и ни о чем не думайте. Я все сделаю.

Джон на прощание слабо сжал руку Романа и совсем по-детски всхлипнул. Как видно, силы окончательно его оставили. Носилки с ним втащили в карету «Скорой помощи», положили рядом с французом, захлопнули дверцы, и машина тут же помчалась к больнице, освобождая место для других.

— Как вы думаете, Роман, он выживет? — спросила Эва, когда Роман в задумчивости вернулся к ресторану.

— Дай бог, — вздохнул Роман. — Ноги — не страшно, но у него повреждена грудная клетка. Будем надеяться, что внутренние органы остались целы.

— Будем, — эхом откликнулась Эва.

Она зябко куталась в свою курточку и молчала. Роман слегка приобнял ее за плечи, и она благодарно к нему прижалась. Санитары тем временем деловито загрузили всех раненых в машины и уехали.

Затем началась обычная в таких случаях полицейская процедура опроса свидетелей. Роман и Эва дали все требуемые показания и примерно через час, благо журналистские удостоверения были у них при себе, были отпущены с миром.

— Хотите, я отвезу вас домой? — спросил бармен Грэг. — У меня своя машина и разрешение на проезд ночью.

— Если вам не трудно… — не стал отказываться Роман. — Я могу добраться сам, я живу неподалеку. А вот Эву не мешало бы подвезти. Девушка совсем ослабела.

— Понятное дело, — кивнул Грэг. — Тут сам еле на ногах стоишь. Слава богу, в момент проклятого взрыва я как раз наклонился к сейфу. Это меня и спасло. То есть меня спасла дубовая стойка. А так бы…

Он махнул рукой и направился за угол дома.

— Подождите минуту, у меня там машина, я сейчас!

— Где вы живете? — спросил Роман Эву.

— В гостинице «Аль-Рашид».

— Это далеко отсюда?

— Не очень… Минут пятнадцать ходьбы. Я могу дойти пешком.

Роман видел, что девушка едва стоит на ногах и бодрится только лишь из врожденного упрямства.

— Нет уж, — сказал он. — Пятнадцать минут — это если вы себя нормально чувствуете. А в таком состоянии вы и за час не дойдете. Разве что я понесу вас на руках.

— Ни за что, — твердо ответила Эва.

— И действительно, — согласился Роман, — зачем нам мучиться? Грэг любезно согласился отвезти вас домой. А вот, кстати, и он.

Грэг на стареньком «Рено» выехал из переулка и остановился возле них, приглашающе взмахнув рукой.

— А вы не поедете? — спросила Романа Эва.

— Моя гостиница в двух шагах отсюда.

— Тогда до свидания, — сказала она так печально, что у Романа дрогнуло сердце.

— Всего хорошего, Эва. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Заходите ко мне в гости. Мой номер триста тридцать третий. Легко запомнить.

— Обязательно зайду, — пообещал Роман.

Эва слабо улыбнулась и села в машину. Роман помахал ей и Грэгу рукой, проводил взглядом удаляющийся «Рено» и направился к «Синдбаду».

На сегодняшний день событий было достаточно. До утра оставалось не так много времени. Крохин говорил о каком-то задании и поездке. Надо успеть поспать, чтобы завтра быть в форме.