«В лунном сиянии…»

Сергей Карпенко

Роман о сложном периоде в истории нашей страны. Судьбы героев показаны на фоне революции и Гражданской войны в России.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

***

После окончания университета Леонид по протекции отца своего университетского товарища был зачислен на службу помощником прокурора Московской губернии. Они с Катей поселились в московском доме семьи Лошаковских. Катя, живя с нелюбимым мужем, не могла забыть Евгения. Леонид поначалу надеялся, что ее холодность к нему пройдет со временем, но потом смирился и иногда находил утешение на стороне, как бы мстя ей. О таких случаях Катя догадывалась, но они не волновали ее, да она и рада была меньшему вниманию мужа к своей особе. Она много читала, занималась рукоделием. Когда началась война, зная, что Евгений на фронте, она постоянно молила Бога, чтобы с ним ничего не случилось. Изредка в Нелидово приезжали Ярославцевы, но былой дружбы между семействами после замужества Кати уже не было. В отношениях пропали искренность и непосредственность. Они стали натянутыми, с напускной учтивостью. Это чувствовали и Полонские, и Ярославцевы. Катин отец по-прежнему сильно болел и уже не вставал с постели. Имение Нелидово было отписано на Катю, и в качестве приданого досталось Леониду. Вскоре заболела Катина мать, и Леонид не стал возражать против отъезда жены в Нелидово, к родителям. Он понимал, что она не может забыть Евгения, но никогда не упрекал ее в этом и даже не произносил имя соперника вслух. Разве мог такой самолюбивый человек признать себя побежденным, признать, что его жена любит другого?! Никогда! И Леонид, страдая в душе, внешне держал себя в руках, изображая на людях счастливого мужа. И даже своему отцу, от которого у него не было тайн, он, отвечая на вопрос «Как у вас с Катей?», говорил «Все хорошо, папа».

***

Высоко в небе плывут клочки облаков, подгоняемые едва уловимым слабым ветерком. В воздухе стоит полуденный зной. Хочется пить. Вот слышится свист, и в земляной бруствер влетает пуля, выпущенная с австрийской стороны. Земля посыпалась на плечо Евгения. Он очнулся от воспоминаний и огляделся. Солдаты дремали, разморенные жарой. Где-то в окопе слышался негромкий смех, поднимался дымок от курева.

— Внимание, рота! Не высовываться! Нас обстреливают! — крикнул Евгений, и его команду передавали дальше по окопам.

— Ваше благородие, господин поручик, — послышался голос вестового, — вам пакет из штаба полка.

Евгений взял пакет, вскрыл и стал читать.

— Командиров взводов ко мне! — приказал он ординарцу, рядовому Булдыгину, высокому, розовощекому солдату с ежиком светлых волос и глазами навыкате.

— Слушаюсь, вашбродь, — гаркнул тот, козырнул и побежал выполнять приказ командира роты.

В роте Евгения было четыре взвода почти довоенного численного состава. Большая часть людей была из пополнения. Приходилось, не жалея времени и сил, обучать военному делу эту людскую массу. Евгений сумел наладить обучение, привлекая на помощь немногих оставшихся в живых кадровых солдат довоенного состава роты. взводами командовали опытные унтер-офицеры, начинавшие службу еще в бытность Евгения юнкером.

Первым взводом командовал унтер Калабухов. Небольшого роста, коренастый с пышными усами, тридцати двух лет от роду. Он, не стесняясь, дубасил молодых солдат, полагая, что так они лучше усвоят воинскую науку. Но дубасил не сильно, поэтому начальство закрывало глаза на это, да и жалоб на него никогда не было.

Второй взводный — унтер-офицер Печатников, тоже небольшого роста, тоже коренастый, с громовым голосом, лет около сорока, с щегольскими усиками и лысой головой. Он солдат пальцем не трогал, да и зачем, если они пугались его голоса. Печатников всегда разносил провинившихся во всю мощь своего голоса. Он кричал так, что солдату казалось, как будто его палкой бьют по голове.

Третьим взводом командовал унтер-офицер Уваров, крупный человек с огромными кулаками, тридцати пяти лет. Никто ни разу не видел его смеющимся и даже улыбающимся. Он ходил постоянно с мрачным выражением лица. Уваров никогда не дрался и не кричал на солдат. Они боялись одного вида кулаков этого верзилы, поэтому никаких нарушений в его взводе обычно не бывало.

И, наконец, четвертый взводный командир — унтер-офицер Любавин, тоже тридцатипятилетний рыжий, щуплый на вид, шустрый, любивший в разговоре с солдатами сыпать цитатами из Устава. Он всегда объявлял провинившемуся солдату, какие положения Устава тот нарушил, и какое наказание за это ему надлежит.

— Мною получен пакет из штаба полка, — начал Евгений, когда командиры взводов прибыли к нему. Командование приказывает, подготовиться к выступлению. Дают срок — три дня. Вопросы.

— Никак наступление будет, ваше благородие? — спросил Любавин.

— Прямо об этом не сказано, но можно полагать, что так, — ответил Евгений.

— Теперь идите к взводам и готовьте людей к выступлению, — добавил он, и командиры взводов, взяв под козырек, поспешили к своим солдатам.

Двадцать второго мая тысяча девятьсот шестнадцатого года Юго-Западный фронт Русской армии начал наступление с направлением главного удара на Луцк-Ковель. Полк Евгения входил в состав девятой армии под командованием генерала Лечицкого, которая наступала на Галич и Станиславов. Наступлению предшествовала мощная артиллерийская подготовка. Были повреждены многочисленные проволочные заграждения и полоса укреплений, превращенная в груду обломков и истерзанных тел ее защитников. В эти, разбитые артиллерией проходы в проволочных заграждениях, хлынули наступающие русские войска и среди них Евгений Ярославцев со своей ротой. Австрийцы бежали, бросая оружие, раненых, боеприпасы. Много солдат противника сдавалось в плен. Среди русских потерь было мало. Евгений предостерегал своих солдат от излишней эйфории, призывая не расслабляться и быть начеку. Иногда в уцелевших укреплениях русских встречали защитники с гранатами в руках. Отказавшихся сдаться в плен забрасывали гранатами, и волна атаки катилась дальше.

— Ваше благородие, дозвольте доложить: Пилипчука убило, — ординарец Булдыгин докладывал, держа трясущуюся руку под козырек.

— Господи, каптенармуса то как угораздило под пулю попасть? — спросил Евгений, недовольно хмуря брови.

— Так что, ваше благородие, решил он повозку австрийскую, того самого, забрать. А тут живой австрияк оказался, под ней лежал. Ну и выстрелил он в Пилипчука. Наши то сразу его убили, этого австрияку. Да вот Пилипчук то… — объяснил Булдыкин.

— Ну ладно, фельдфебель нового каптенармуса подберет.

— Дозвольте мне, ваше благородие? — Булдыкин выжидающе смотрел на Евгения.

— Да черт с тобой, если фельдфебель не возражает, — сказал Евгений и пошел навстречу к подъехавшему в расположение роты адъютанту командира полка, штабс-капитану, князю Щелканову. Это был жизнерадостный блондин с усиками, в пенсне. Его полноватая фигура была затянута в новенький мундир с аксельбантами и сверкающими на солнце золотыми погонами.

— Здравия желаю, господин штабс-капитан. С чем пожаловали? — подходя к нему, спросил Евгений.

— Добрый день, Евгений Владимирович. Что уж вы, право, так официально?!

— Мы же на службе, Алексей Петрович, не так ли?

— Да ладно вам, батенька. Евгений Владимирович, мы же одни, так что можно по-простому, без чинов. Мы ведь одно училище окончили.

— Ну вы то постарше на пару лет, Алексей Петрович.

— Да Бог с вами. Полно-те.

— Хорошо, не буду.

Командир полка обращается к вам с просьбой, заступить в командование первым батальоном. Его командир подполковник Желядин убит во вчерашнем бою.

— Но ведь есть командир первой роты поручик Пуховский, и он по выслуге лет старше меня.

— Но господин полковник желает видеть на этой должности вас, именно вас, Евгений Владимирович. Он уже подал представление о присвоении вам следующего звания.

— А кто заменит меня в командовании ротой?

— Ваш заместитель, подпоручик Лебедев, кто же еще. Или вы считаете, что он не справится?

— Нет, нет. Владимир Сергеевич — прекрасный офицер, и лучшей кандидатуры, пожалуй, сейчас не найти.

— Ну вот и хорошо. Поздравляю вас, Евгений Владимирович. С вас причитается.

— Спасибо, Алексей Петрович. За мной не пропадет. Останетесь у нас на ужин?

— Нет, спасибо. Мне еще в двух ротах побывать надо, третьей и четвертой.

— Кстати, как у них дела? Потерь много?

— Потерь немного, воюют достойно.

— Рад за них, за наш полк и командира.

— Да, пока компания для нас успешна, но что будет дальше, посмотрим.

— А что, есть какие-то опасения на этот счет?

— Да вот, Западный фронт не поддержал наше наступление, и противник может двинуть на нас дополнительные силы, а резервов нам не обещают. Ну да ладно, это дело наших генштабистов, а у нас свои дела. Прощайте, Евгений Владимирович. Принимайте батальон, сдавайте роту. Дай Бог вам удачи!

— Спасибо, Алексей Петрович. И вам тоже всего доброго. Прощайте.

В тот же вечер князь Щелканов был убит шальной пулей, когда возвращался в штаб полка. Узнав об этом, Евгений подумал, что, прощаясь с ним, князь как будто чувствовал свою смерть. Обычно веселый, расставался он с серьезным видом и, как бы навсегда.

Штаб батальона находился в небольшом прикарпатском городке, улицы которого были забиты брошенными повозками отступающей австрийской армии. Сопровождавший Евгения денщик Петро Ляшко оглядывал эти повозки и одобрительно цокал языком:

— Добра то сколько! Да…

Заместитель командира батальона маленький пожилой капитан Ткалич, увидев на плечах Евгения новенькие погоны штабс-капитана, сначала нахмурился, но потом доложил по форме о состоянии дел.

Было видно, что он привык быть на вторых ролях, быть заместителем, и уже на самостоятельные решения и действия не способным. Перед войной он собирался в отставку. Но тут война, и он остался на своей должности.

Евгений, приняв дела, сразу решил навестить первую роту, получившего очередное звание, штабс-капитана Пуховского, чтобы познакомиться с личным составом роты, узнать о нуждах и оценить боеготовность подразделения.

— О, Евгений Владимирович! Очень рад за вас! Поздравляю с повышением и в должности, и в чине!

— Спасибо, Петр Иванович, но я прибыл не для поздравлений.

— Понимаю, понимаю вас. А все же, с вас причитается.

— Ляшко! — крикнул Евгений денщика. — Давай!

— Разрешите, вашбродь, — Ляшко, зайдя в комнату, вытянулся во фронт.

— Ладно, давай, — сказал Евгений.

Ляшко поставил на стол бутылку коньяка.

— Разрешите иттить, вашбродь?!

— Да иди уже и давай нам ужин.

— А вы ведь тоже не проставлялись за звание, Петр Иванович.

— Вот теперь и сполна за все рассчитаемся, — сказал Пуховский и, достав из тумбочки бутылку коньяка, поставил ее на стол.

— Ну этого будет слишком много, — запротестовал Евгений.

— С вашего позволения, к нам присоединятся еще двое, — сказал Пуховский.

— Кто эти двое?

— Ваш Лебедев и мой Медведецкий, если вы не против?

— Да нет же, но вдруг что-то…

— Фельдфебели начеку, и взводные тоже. Извините, Евгений Владимирович, что я не пригласил капитана Ткалича, или надо было?

— По правилам хорошего тона — конечно, но какой-то он… аморфный что ли.

— Насколько я знаю, он не пьет вообще и осуждает господ опфицеров, позволивших себе иногда расслабиться.

— Ну и ладно. Бог с ним.

Тут прибыли два подпоручика: Лебедев из второй роты, коренастый невысокий с мальчишеским безусым лицом и виноватой улыбкой; Медведецкий Сергей Андреевич, высокий, худощавый с усиками, брюнет.

— Разрешите, — сказали оба сразу и заулыбались.

Конец ознакомительного фрагмента.