Четвертый

Сергей Калашников, 2017

Что может сделать наш современник, оказавшись в начале решающей для существования России войны, там, где происходит это самое противостояние? Историю событий знает на уровне школьника. Навыков или профильного военного образования нет. Физически… нормальный средний уровень. Но имеется желание и некоторые соображения. Возможно, неправильные. Зато свои.

Глава 2

Мост

Утро мы встретили в неизвестном месте на берегу незнакомой речушки, потому что ночью заблудились в потёмках и из-за спешки. Кашеварить вызвался я — Ольга меняла повязку Ефиму, а Миша вскарабкался на дерево и осматривался, пытаясь сориентироваться. Более всего нас смущала близость деревни, окраина которой наблюдалась километрах в трёх ниже по течению. Во-первых, мы старались ни в коем случае не приближаться к жилью, а во-вторых, не могли её надёжно опознать, исходя из самого пристального изучения весьма подробной немецкой карты. Словом, всю группу накрыл приступ глубокого географического кретинизма, сдобренного изрядной дозой усталости, разбавленной натуральной нервной трясучкой.

Лично меня неслабо плющило, Мишку колотило, Ефима трясло так, что он обеими руками держал нашу санитарку за брючный ремень, уткнувшись носом ей в живот, отчего той пришлось обрабатывать заметно подзажившую рану, перегнувшись через его плечо. А я не решался посолить уже доходящее до готовности варево — опасался переборщить. Словом, внезапно передо мной оказались перетрусившие дети, причём и сам я ощущал себя аналогично. Одна Оля держала себя в рамках, изредка громко всхлипывая.

А я-то думал, что после такой встряски люди катаются от хохота, радуясь, что остались живы. В бой никто не рвался и о делах говорить не желал. Мы до вечера умяли пять полных котелков каши, куда для наваристости обильно добавляли мелко покрошенную немецкую копчёную колбасу, четыре раза искупались (кроме Фимки, который пару раз мирно помылся на берегу, оберегая повязку от воды), и от всей души выспались в тени, поочерёдно охраняя сон друг друга. А потом уселись кружком, потому что я попытался выяснить, какое у нашей группы было задание.

Оказалось, что знал его только командир группы — парень парой-тройкой лет старше, у которого вместо нагана был ТТ, вместо ботинок — сапоги, а также имелись карта, часы и бинокль. Кличка у него была «Вадим», а настоящее имя никому не известно. Вообще, все двенадцать диверсантов до встречи в школе друг друга не знали — были знакомы только по псевдонимам. Поэтому и мы не демонстрировали никому того, что общались раньше.

Так вот — общая задача выглядела, как проникнуть в тыл врага, где проводить диверсии любых обнаруженных целей. Но все двенадцать человек несли по нескольку килограммов взрывчатки и двигались одной группой, придерживаясь заданного командиром направления. Видимо, была и некая основная цель, знать о которой противнику не следовало, отчего и основную массу личного состава с ней не ознакомили. Вот так мы рассудили. А потом отыскали на карте маршрут, которым двигались диверсанты — похоже, они шли к той самой станции, в десятке километров от которой и были обнаружены.

Ползая кончиком карандаша по загибонам речушек, которые в основном и запомнились ребятам в качестве ориентиров, мы наконец-то определились с местом. Далеконько нас занесло. Что же касается цели на станции, то да, определённый ущерб ей можно нанести, если с умом подложить доставленную взрывчатку, но только это задача не для дюжины подростков с наганами, а для подпольщика из местных, хорошо знающего железнодорожную специфику, или… ну, не знаю. Для опытного и искусного минёра, имеющего чётко поставленную задачу.

С этими соображениями ребята согласились, но обратили моё внимание на расположенный неподалеку мост, уничтожение которого могло на несколько дней прервать железнодорожное сообщение. А что? Логично. Пока действует стальная магистраль, на шоссе особого оживления не наблюдается.

Вообще нам было лениво — апатия сменила возбуждение предыдущих полутора суток, что подкрепилось неопределённостью цели. В сумерках мы долили в баки горючего и покатили по заранее намеченному маршруту в сторону спрятанного грузовика, полагая, что поднятый нами переполох уже утих. Ехали медленно, с погашенными фарами, выбирая дальние обходные пути, позволяющие далеко обогнуть населённые пункты. За несколько километров до цели оставили своих «коней», тщательно замаскировав их и укрыв плащ-палатками. А тут и рассвет, и начало новой днёвки.

Ребята снова стали деловитыми и сосредоточенными — наперебой учили меня и нагану, и пулемёту, и автомату с прямым рожком, который мы сняли с одного из мотоциклистов. Кстати, от них нам достались ещё пара парабеллумов, точно таких же, как и у фельдфебеля, командовавшего сапёрами. Ещё мы пошарили по округе, не выходя из леса на поле, вдоль которого проходила дорога — приметили землю, выброшенную из воронок взрывами, и подумали, что тут недавно проходили бои.

Действительно, проходили. Но ничего особо ценного отыскать нам не удалось — одна трёхлинейка с разбитым цевьём и покорёженным стволом, да пара шинельных скаток. Патронов в винтовке не было. Еще нашли уничтоженную позицию с тремя повреждёнными 82-мм миномётами и абсолютно пустыми ящиками от мин к ним. Не слишком осыпавшиеся окопы были пусты — похоже, наши отступили упорядоченно, забрав раненых и похоронив убитых.

— Зачем они тебе? — как всегда дружелюбно улыбаясь, спросил Фимка, глядя на то, как я прячу шинельные скатки в коляску. — В такую-то жару!

— За летом часто приходит осень, после которой случается зима.

— Да к зиме уже и война-то закончится, — уверенно заявил наш поправляющийся. Его перестало кособочить, и он довольно уверенно помогал себе левой рукой.

— Нет, не закончится, — ответил я уверенно. — От Москвы Красная Армия фашистов отбросит.

— Как это от Москвы? — взвилась Ольга. — Да мы их… — и осеклась. На лице её нарисовался испуг от внезапной догадки.

— Фим! — вступил в разговор Миша. — Рассуди сам. Уже месяц, как по радио сообщают только об оставлении нашими войсками разных населённых пунктов, а об освобождении захваченных врагом территорий — нет. Получается — не выходит у нас быстрой победы. А как немец умеет воевать, ты на себе почувствовал.

— Так мы же их сколько накрошили! — возразил Ефим.

— Это случайность была, — тихим голосом пояснила Ольга. — Удачное стечение обстоятельств, которым мы сумели воспользоваться. Тоже случайно, — эта юная особа исключительно быстро соображает. А Мишка — просто рассудительный.

— В принципе, было бы логично обосноваться в этих краях и рвать железку, нарушая немцам сообщение, хотя бы на ближайших ветках, — пояснил я. — Даже возвращаться к своим не нужно, рискуя нарваться на неприятности при переходе линии фронта. Только это не получится — без провизии, взрывчатки и обмундирования нам долго не протянуть. Нас радиоделу учили? Сможем мы связаться с нашими, если захватим рацию? Частоты там, шифры, график сеансов радиосвязи?

— Нет, — мотнула головой Ольга. — Курс был очень кратким. Оружие, подрывное дело и ориентирование, то есть — топография. Другая группа ещё с парашютами прыгала.

— И сразу заброска? — не понял я.

— Нас через линию фронта перевели полковые разведчики. Это было дней пять тому назад. А потом мы остаток ночи бежали, день пересидели на месте и снова всю ночь бежали, пока не перебежали ту злосчастную дорогу, — дополнил картину Фимка.

— Четыре дня, — поправил Миша.

— А столько уже всего случилось, — вздохнула Оля.

— Надо бы к следующему утру добраться до железнодорожного моста да рвануть его ко всем чертям, — «внёс предложение» Фимка.

— Надо прилечь и вздремнуть до сумерек, — поправил его я. — И откушать полноценно, пока хлеб окончательно не высох.

Фимка вздохнул и спрятал под прикрывающую мотоцикл плащ-палатку найденную сегодня разбитую винтовку. Он вообще такой — всё старается прибрать. Шинели он бы тоже прибрал, если бы я не взял их первым.

По моим прикидкам выходило, что ребята в этой диверсионной группе были не абы какие, а весьма неслабые физически. За две короткие летние ночи, неполную и полную, они преодолели более полусотни километров, причём не по рекортановой дорожке, а через леса. И не налегке, а неся на себе килограммов по семь-восемь. Внешний вид моих товарищей тоже на это указывает — мышцы у всех неплохо развиты — это я видел во время купания и когда Фимку перевязывали. Про Ольгу — не знаю — она купалась в длинной, до колен, нижней рубашке, не то что мы с Мишкой, сразу сменившие нательное бельё со штампами войсковой части на черные трусы и белые майки, найденные во вражеских ранцах. Но девушка изрядно сильна и рост у неё лишь немного меньше, чем у парней.

Опять же соображают все трое хорошо — жаль, что готовили их в спешке. Хотя по сравнению со мной они настоящие зубры диверсионного дела.

* * *

До железнодорожного моста мы дошли своими ногами к утру следующего дня. Вплотную подобраться не смогли, потому что у речки, через которую он переброшен, топкие и голые берега. Мост вообще-то довольно длинный, о трёх опорах и четырёх пролётах, потому что пойма здесь широкая, но сама речка узкая и мелкая. С другой стороны, пролёты не сильно большие и опоры невысокие. И вообще в подобных сооружениях я не эксперт. Зато отлично вижу, что деревьев или кустов на берегах нет — негде укрыться от взоров часовых.

И не поймёшь, вырублено это недавно, или тут всегда так было. Опять же без бинокля трудно разобраться, какие посты и где расположены, зато отлично видно, как пара патрульных у противоположного берега спускается с насыпи, проходит низом и поднимается обратно — фрицы пропадают из виду на время подъёма, чтобы вскоре снова появиться наверху рядом с деревянной будкой.

Можно предположить, что и на нашей стороне реки проходит тот же ритуал, однако этот конец от нас скрыт поворотом реки. А ещё патрули проходят по обоим берегам — тут даже тропы протоптаны. Хорошо, что без собак — а то учуяли бы нас.

Отчего такие меры безопасности? Я тоже хотел бы знать наверняка.

— Кончился фарт, — сдавленным шёпотом прошелестел Фимка. — Про то, что от погони ушло несколько диверсантов, фашисты знают. После уничтожения, считай, целой пехотной роты они наверняка всё прочесали и никого не нашли, зато пропажу отделения сапёров с машиной и наряда фельджандармерии с мотоциклами, несомненно, обнаружили и внесли на наш счёт.

— Дождёмся темноты и попробуем подобраться поближе? — спросила Ольга.

— Дождёмся, а там поглядим, — кивнул Миша.

Я промолчал — и без меня всё сказано. А по мосту проследовал очередной состав, состоящий из платформ со щебнем и шпалами. Ни товарняка, ни техники я сегодня не приметил. Такое чувство, что на дороге идут какие-то работы.

— Может, они колею перешивают? — подумал вслух.

— Какую колею? — не понял Фимка.

— На наших железных дорогах рельсы расставлены шире, чем в Европе, — пояснила Оля. — Немецкие вагоны и паровозы просто так не проедут — провалятся. А советские вагоны железнодорожники должны были успеть отогнать к нам в тыл.

— Какой-то из царей эту подлянку придумал для врагов любезного отечества нашего, — пояснил я. — Не скажу наверняка, но вроде как Николай Палкин, когда повелел строить Октябрьскую железную дорогу от города Ленинграда до столицы нашей родины — Москвы.

Ребята разом повернулись в мою сторону с выражениями лиц от возмущённого до насмешливого. Потом Фимка фыркнул:

— Дошутишься! Ты при политруках такого не ляпни.

— Что-то мне подсказывает, будто ночью окрестности будут обшаривать прожекторами, — вмешался в разговор не потерявший серьёзности Миша.

— Увидим, — кивнул Фимка. — А откуда ты, Оля, про европейский размер между рельсами знаешь?

— Случалось бывать. Жила с родителями сначала в Испании, потом в Германии. Поэтому и понимаю немецкую речь, хотя по разговору за немку не сойду.

— Ты что? Дочь белоэмигрантов? — удивился Миша.

— И фамилия у тебя благородная, — добавил Фимка.

— Какая фамилия? — спохватился я.

— Бецкая, — не поворачивая головы, ответила Оля. — Из князей. То есть из бывших, как теперь говорят. Папа — ответственный работник по… торговой части. Он иногда подолгу жил в тех странах, где выполнял… свою работу. Ну и мы с мамой при нём состояли.

Я обвёл взором парней — Фимка выглядел озадаченно, а Мишка смотрел на меня с лукавинкой во взгляде.

— С графиней Любовью Орловой знакомства не водите, княжна? — спросил, постаравшись придать голосу искреннюю заинтересованность.

На этот раз на меня уставились распахнутые во всю ширь глаза девушки.

— С чего это ты взял, что актриса Орлова — графиня? — возмутился Фимка.

— Сама призналась, — хмыкнул я. — Помянула как-то, что в детстве встречалась с тогда уже сильно пожилым писателем Львом Николаевичем Толстым, который, между прочим, был самым настоящим графом. Стало быть, и круг общения имел по-настоящему графский.

Фимка лупанул пару раз глазами и шмыгнул носом. Эти ребята вообще не перестают меня удивлять. Вот этот парень тоже только что проговорился, хотя ума не приложу о чём — вместо повсеместно принятого нынче слова «артистка», он сказал «актриса», что звучит несколько непривычно.

После этого спонтанного обмена мнениями мы испуганно затихли, опасаясь, не услышал ли нас бродящий где-то по нашему берегу патруль, и усилили наблюдение.

Едва стемнело, как часовые включили прожектора и принялись обшаривать их лучами всю округу, а мы отползли и, осторожно пробираясь опушками и перелесками, вернулись к припрятанному нами грузовику. Всё бы ничего, но тяжеленные пулемёты, хотя мы и менялись, оттянули нам плечи своими ремнями.

* * *

Ефим сразу занялся ревизией съестных припасов — нарезал кубиками весь недоеденный хлеб, что диверсанты принесли ещё с нашей территории, и насушил сухарей под лучами жаркого летнего солнца. Подверг ревизии мешочки с остатками крупы, пересчитал банки трофейных консервов, долго перебирал незнакомые упаковки и заглядывал в свёртки — ещё на неделю хватит. А если не барствовать, то и на десять дней можно растянуть.

Оля перебрала и перемерила все накопленные нами мундиры, а потом засела за шитьё. Через пару дней она как-то что-то на что-то напустила, где-то подложила и перестала выглядеть женственно, когда переодевалась во вражескую форму. Нет, если с близкого расстояния, то эта маскировка никого не обманула бы, но метров с двадцати наша красавица вполне могла сойти за парня.

Мишка то кормил нас, то охранял, то носил воду с неблизкого ручья или мыл посуду.

А я поглядывал на них и видел, что каждый о чём-то думает. Собственно, большого секрета в предмете размышлений не оказалось — при акте опустошения очередного котелка с горохово-тушёночной фантазией Михаила была поднята тема уничтожения моста. Варианты предлагались на любой вкус. От подвесить к вагону поезда фугас и сбросить его на рельсы в нужный момент до подплыть по воде и подложить мину под опору. Лично мне нравился последний, поэтому я его и выделил сразу, поддерживая авторшу предложения.

— Ну, вот как ты думаешь? Немцы что, лодку не заметят? Или плот? — жестикулируя разведёнными в стороны руками, недоумевал Фимка.

— Так вплавь добраться. Проплыть пару километров вниз по течению не так уж трудно. В конце концов, река сама тебя к месту доставит. А из воды можно выставить только глаза и нос, прикрыв их пучком травы, будто это мусор плывёт, — резонно ответила Ольга.

— Полчаса без резких движений даже в летней воде достаточно, чтобы прилично озябнуть, — вмешался я. — Даже тебе с твоим подкожным жиром мало не покажется. А потом потребуется заползти на опору по кладке из бутового камня, не производя при этом шума и не лязгая на всю округу зубами от холода.

— Надеть что-нибудь.

— Мокрая одежда тяжелая. Потащит вниз, — заметил Миша.

— Это для кого-то другого проблема, а я и в одежде не потону, — парировала девушка.

— Хорошо плаваешь? — поинтересовался я.

— Очень.

— Тогда мы с тобой и пойдём, но наденем на себя что-нибудь облегающее, шерстяное, желательно из плотной ткани.

— Шинельного сукна! — выдал Фимка. — Оно защитит тело от интенсивного омывания водой, уносящей тепло. — Мы с Мишкой удивлённо вперили взоры в нашего вечного балагура. — А что? Я всё-таки девять классов проучился, а физик у нас толковый.

— Можно ещё снизить интенсивность циркуляции воды сквозь толщу ткани, прикрыв сукно сверху листовой резиной, — вмешалась Ольга.

«Кажется, ребята на моих глазах изобретают гидрокостюм мокрого типа», — подумал я и ничего не сказал.

— Академики! — резюмировал Михаил. — Разбомбленную трёхтонку мы видели неподалеку от места, где спрятаны мотоциклы. Надеюсь, настрадуем камер из её колёс и нарежем из них нужных кусков.

— Если немецкие трофейщики раньше нас не подсуетятся, — улыбнулся я. — Выходим в вечерних сумерках?

Все дружно кивнули.

* * *

До места одной из недавних днёвок мы дошли буквально за час с небольшим. В немецкой форме с винтовками и ранцами прокрались лесом к окраине обширного поля, на котором видели покорёженный взрывом грузовик и еще час искали эту разбитую машину, бродя среди высокой пшеницы, натыкаясь на размётанные взрывом обломки — при скудном свете ущербной луны оказалось непросто разыскать нужные нам части. Кабина с мотором и передними колёсами нашлась в стороне от кузова, задний борт которого мы и заприметили в прошлый раз, косо торчащим вверх. Ещё отыскалось отдельное колесо, возможно, запаска. Монтировка и ломик были у нас с собой, а Миша понимал толк в том, как это разбортовать.

— В МТС работал после семилетки, — объяснил он в ответ на шутливое замечание Фимки.

Так или иначе, три камеры мы добыли. А тут и рассвет забрезжил, и стало видно, что вокруг валяются разбросанные миномётные мины.

— Нам инструктор говорил, что их не стоит трогать, если непонятно, в каком положении взрыватель, — остановила Ольга мой порыв поскорее заобладать предметом, в котором, несомненно, содержится тол.

— Взрыватели для снарядов и мин, они вообще целая наука, — добавил Фимка. — В наш краткий курс минно-подрывного дела не уместились. То есть, если деваться некуда — можно попробовать выкрутить. Возможно, повезёт.

— Потому, когда их раскидало, могли взвестись и стать очень чувствительными, — добавил в заключение Миша.

Ребята продолжали вкладывать в меня те знания, которые успели вложить в их головы при ускоренной подготовке.

При слегка наладившемся естественном освещении я разглядел трубку, выставившуюся из-под останков мотора. Довыломал и прихватил с собой, потому что в голове возникла интересная мысль. Ребята как раз увидели ещё одно колесо с рассечённой осколком покрышкой и теперь извлекали очередную камеру. Ольга озиралась по сторонам, охраняя нас от неожиданностей. Она неплохо смотрится с короткой мальчишечьей стрижкой, на которую расстарался не перестающий удивлять нас обилием разноплановых талантов Фимка. А то, пока он её не обкорнал, натягивала пилотку до ушей, чтобы спрятать волосы.

Помяв пальцами снятую с диска покрышку, я повесил её на плечо — попробую выкроить подобие ласт.

* * *

Роль закройщика взял на себя Ефим — сказал, что его этому папа учил.

— А чему тебя учила мама? — полюбопытствовал Миша.

— Заставляла ходить в музыкальную школу на класс скрипки, — улыбнулся наш черноволосый товарищ. — А сам я больше любил бокс — была по дороге секция в заводском клубе.

Шили, однако, все. Сначала плотно облегающие жилеты из шинельного сукна, потом короткие, до колен, штанишки из того же материала. Затем… что-то вроде чехлов на икры, предплечья и бицепсы. Их предполагалось обернуть вокруг нужной части конечности и зашнуровать продольно. Штанишки, кстати, шнуровались вдоль бёдер снаружи и удерживались шнуром на поясе. А поверх этого слой резины от камер тоже держался на шнурках и ремешках.

Сначала мы подумывали эти детали туалета изготовить на клею, но, с одной стороны, готового отыскалось маловато, а каучука, чтобы растворить в бензине, не было. С другой, без вулканизации получилось бы не слишком прочно, а как на наших размерах соединений провести этот процесс?.. Сшивать же листовую резину хоть и муторно, но можно. Скобочками из медной проволоки.

Ласты из покрышки получились загнутые носками внутрь и не слишком жёсткие, но приемлемые, а в качестве масок подошли противогазы из цилиндрических гофрированных коробок. Оставалось отделить фильтр и приладить загнутую металлическую трубку, конец которой следовало держать губами, вдыхая и выдыхая исключительно через рот. Лишние клапана пришлось заглушить, а герметичность заделки трубки в отверстие для крепления фильтра обеспечить сургучом. Не знаю, зачем немецкие сапёры возили его с собой вместе со специальной посудиной для разогревания, но оказался он крепким и правильно пах.

Когда экипировка была готова, мы отправились её испытывать, и заодно нужно было потренироваться, а то это ведь только у меня был небольшой опыт подводного плавания, полученный как-то в декабре в отпуске, проведённом в Хургаде. А в эти времена с подобной экзотикой мало кто знаком.

* * *

Это озеро мы выбрали по карте, за то, что к нему не вело ни одной отмеченной топографами дороги. Да ещё болото рядом — неудобное для посетителей место. Всю ночь добирались через лес, спотыкаясь о корневища и уворачиваясь от ветвей. А когда приблизились, учуяли дым — кто-то жёг костёр.

И правда — на бережку высился обстоятельный шалаш, рядом с которым маячила фигура часового. Ничего, кроме того, чтобы залечь и наблюдать, мы сразу и не придумали — то есть это явно не немцы, а контакт со своими нас интересовал. Пока в общетеоретическом плане, потому что наполнить результаты встречи конкретикой мы были не готовы.

Дождались рассвета, пронаблюдали смену часового и уход троих обитателей этого лагеря куда-то на северо-восток. Потом из шалаша появилась женщина в военной форме и некоторое время распоряжалась деятельностью двоих красноармейцев. Затем она меняла повязку на ноге раненого, использовав бинт, сохший развешенным на ветвях. Наконец в нашу сторону двинулся мужчина с винтовкой. Какое-то время он придирчиво выбирал укромное местечко, где обстоятельно пообщался с окружающей средой, внеся органику под одну из молодых осин. А уже когда он застегнул штаны и взял в руки оружие, до этого момента лежавшее рядом, вот тут-то я его и окликнул:

— Дяденька старшина, пожалуйста, не стреляйте.

— А ну, выходи, — резко обернулся на голос этот сурово настроенный человек.

— Не выйду, а то вы рефлекторно меня убьёте, — возразил я. — На мне вражеская форма. А я не желаю кровопролития — мне всего-то и нужно, что посмотреть ваши документы. А застрелить вас в то время, когда вы какали, мы могли легко и непринуждённо, но ведь не застрелили.

— То есть я на прицеле? — спросил старшина.

— Четырёх стволов, — пришлось признать очевидное.

— Мне что, винтовку бросить?

— Просто повесьте на плечо.

После этого я вышел из-за укрывающего меня дерева и показал на левый нагрудный карман:

— Дадите посмотреть? — Да, я нарочно избегал требовательных интонаций, поскольку старался не допустить возникновения стандартной ситуации, на которую старшина мог отреагировать тоже стандартно.

Документы были извлечены из кармана и переданы мне. Я их просто пролистал — было важно, что человек не избавился от них, и даже партбилет не выбросил.

— Рассчитываю на ответную любезность, — вдруг с ехидством в голосе произнёс мой покладистый собеседник.

— Пожалуйста, — отдал я лежавший в кармане зольдатенбух. — Только здесь не по-нашему и сплошные враки. Нет больше того парня, про которого это писали. И ещё я не имею права рассказать вам ни про моё имя, ни про звание, но поскольку решаю поставленную командованием задачу в предписанном районе, то имею право знать о подразделениях, оказавшихся в моей операционной зоне. Вы ведь понимаете? — всё это произносилось самым дружелюбным тоном.

— Это что? Допрос? — не повёлся на мою уловку старшина.

— Да чего там? — встрял из-за кустов Фимка. — Если какают, значит, имеют, что кушать. Если построили такой большой шалаш, значит, никуда не торопятся. Не будем отдавать им тушёнку. Наверно, они больше любят рыбу.

— Уверена, что в шалаше старший офицер. Раненый и нетранспортабельный, иначе они его унесли бы на носилках, а не сидели бы в жалкой сотне километров от линии фронта, — поддержала беседу Оля, тоже не показываясь на виду.

— Не рыбой единой живут, — также из засады прорезался Миша. — Фуражиров вон с утра выслали в сторону Усатово. Если по-тихому картохи накопают, это ещё ничего, но если попытаются у жителей чего-нибудь купить или выпросить, могут на полицаев нарваться. А то и немцев на свой след наведут. Я так думаю, что нам нужно прощаться и сматываться.

— Вы уж простите, Антон Егорович, — сказал я, забирая у старшины «свои» документы. — Однако не могу не согласиться с товарищами.

— Ты погоди, Ференц, — вдруг спохватился мой «собеседник». — Доктор говорит, что генерала только через неделю можно будет нести, а до той поры, может?.. А то я тут скоро корни пущу.

— С нами, что ли, проситесь? — уточнил я.

— Ну да.

— Вечером в сумерках сюда приходите, а мы до той поры обсудим это дело с начальством.

* * *

Озеро это, если судить по карте, имело форму кляксы, то есть состояло из нескольких заливов и мысов, отчего вся его поверхность с одной точки не просматривалась. Поэтому мы не стали отказываться от намерения провести здесь испытания ныряльно-плавательного снаряжения — просто отошли по берегу на несколько километров и выбрали для своих целей прикрытую островом протоку. Здесь и принялись за дело. Недостатков в наших гидрокостюмах хватало — в одних местах тёрло, в других давило. У Ольги слетел левый ласт, конец трубки натирал зубы… и так далее. Поэтому инструменты и материалы, прихваченные с собой, не раз пускались в ход, пока мы не довели амуницию до более-менее внятного состояния.

А тут новая незадача — из леса появился утренний старшина в сопровождении ефрейтора и лейтенанта. Мы ведь не могли окружить себя постами и секретами, потому что все были заняты, вот и попались.

— Арсенал у вас богатый, — миролюбиво отметил лейтенант, не вынимая из кобуры табельного ТТ. Остальные на нас тоже оружия не наставляли и поглядывали без угрозы во взорах на ручной пулемёт, автомат и две винтовки, сложенные рядом с ранцами. Мы тоже за пистолеты не хватались — наши всё-таки. Да и заняты были — Фимка резал сало, раскладывая его пластинки по лепёшкам размером с оладушку, что мы нажарили из размоченных пшеничных зёрен. Я устраивал на просушку суконные детали гидрокостюма, а Миша боролся с узелком шнуровки на Ольгиной руке.

— По следам, что ли, отыскали? — поинтересовался я, всматриваясь в ефрейтора. Очень уж он смахивал на коренного жителя Сибири. Имею в виду — на представителя малых народностей. Их ведь вроде как в армию не призывали, а это явно солдат-срочник. Пограничник к тому же. И винтовка у него со щелястым цевьём и целым хозяйством в окрестностях мушки.

— А что это ты, Ференц, так на Лючикина уставился? — полюбопытствовал старшина.

— Да вот гадаю, может ли он белке в глаз попасть?

— В голову, — поправил меня ефрейтор без всяких особенностей речи или акцента — по-русски он говорил чисто, — чтобы шкурку не испортить.

— У вас патронов не найдётся для добрых людей? — вдруг невпопад спросил лейтенант.

— Наших от трёхлинейки нет, только к нагану немного имеется. Да и немецких винтовочных всего на две неполных ленты наскребли, — отозвался Миша.

— А медикаментов каких или бинтов? — включился в расспросы старшина.

Ольга достала из ранца солидный свёрток и щедро поделилась трофейными перевязочными пакетами — у нас их хватало. И советских бинтов добавила, оставив немного себе. В обтягивающей суконной жилетке и облегающих штанишках она смотрелась улётно.

Забрав стопку с мундиром и солдатские ботинки, она скрылась в зарослях.

— Забавно было наблюдать, как вы одну девку втроем раздеваете, — негромко произнёс лейтенант, проводив её восхищённым взглядом. — Так вы не иначе мост собрались подрывать?

— Если имеете возможность помочь взрывчаткой, мы бы не отказались, — ввернул Фимка.

— Нет у нас тола, — вздохнул старшина. — А что за мост?

— Железнодорожный, — ответил я. — На каменных быках.

— Бетонных?

— Да не разглядели мы в точности, потому что без бинокля, а близко не подберёшься из-за патрулей. Ледоломы, что вверх по течению сориентированы, определённо бетонные, а та часть, что стоит — как будто сложена из здоровенных каменюк. Ну и фермы железные сверху.

— Бетон или каменная кладка — без разницы. Толу-то сколь у вас?

— Килограммов тридцать без малого.

— Этим вы только выбоину сделаете. Ну, или, может, найдёте нишу для минирования — тогда будет толк.

— А вот эти топорики у вас в петличках — это значит, что вы сапёр? — полюбопытствовал я, кивая на значок рядом с «пилой» из четырёх треугольничков.

— А галстук свой пионерский ты только в школу носишь? — с ехидством в голосе ответил вопросом на вопрос старшина. — Короче, ребятки, ваши тридцать килограммов нужно закладывать в места соединения ферм и опор. И не одним фугасом, а так, чтобы порвать стальные конструкции в узлах соединения. Тогда пролет упадёт одним концом, и будет немцам на несколько дней ремонта с использованием тяжёлой техники, которую ещё нужно подогнать.

Фимка вытащил большой трофейный блокнот и подал карандаш:

— Нарисуйте, пожалуйста.

— И ещё подскажите, где искать эти самые ниши? — добавил Михаил.

Подошла Ольга, одетая во вражескую форму, и раздала бутерброды.

— После купания зверски хочется есть, — улыбнулась она смущённо.

В повествовании о сложности подрыва мостов относительно небольшим количеством взрывчатки товарищ старшина был крайне убедителен. Он поведал нам, как прикинуть количество тола, необходимое для того, чтобы перебить толстый металлический профиль, исходя из использования стандартных двухсотграммовых шашек. При обсуждении мест минирования указал на то, что желательно нанести повреждения в местах наибольшего напряжения конструкций в расчёте на то, что их вес усугубит нанесённый вред. Мы сами не заметили, как набросали эпюры напряжений для облика моста, который запечатлела наша память, и грубо оценили… Когда Оля так распахивает глаза, я всегда восхищаюсь их величиной.

А ещё у меня возникло подозрение, что передо мной переодетый полковник инженерных войск — умеет человек внятно и по делу доносить важнейшие сведения. У нас машины и механизмы в подобном ключе преподавал дядька, считавший, что приборостроителям шибко углубляться в вопрос не следует, но основы мы должны усвоить. Чего стоит курс сопромата за одну академическую пару!

Так что, расставаясь в вечерних сумерках со слопавшими все наши лепёшки и сало мужиками, мы прониклись сложностью предстоящего мероприятия. Из нерешённых вопросов оставались подъём от подножия опоры до настила, и крепление взрывчатки к металлоконструкциям. А ещё напрягало количество детонирующего шнура, имевшегося в нашем распоряжении — на память его было немного, но в точности не знаем, потому что не считали. Зато бинокль, который ссудил нам товарищ лейтенант во временное пользование, очень радовал, несмотря на предупреждение, что, если не вернём, он нас…

* * *

До места, откуда цель уже видна, но мы ещё можем остаться необнаруженными, добрались, как обычно, к рассвету. Мы вообще предпочитали передвигаться ночью и через лес, избегая дорог или открытых пространств. Медленно, конечно, и утомительно, но до сих пор все живы, потому что ни разу не встретились с немцами, которые любят торные дороги, а не колючие заросли.

Так вот, поезда по мосту уже ходили не только ремонтные, но и грузовые, и даже с пассажирскими вагонами. Наблюдения с применением оптики позволили выяснить много важных деталей и уточнить планы. А когда стемнело, ребята помогли нам с Олей зашнуроваться, спустить на воду груз и подобрать количество камушков, нужных для уравновешивания тюков до нулевой плавучести. Потом мы поплыли, держась за концы длинного притопленного шеста.

Полчаса спускались вниз по течению, вяло шевеля ластами и стараясь показываться из воды как можно реже, пока не достигли ледолома центральной опоры, на который я и помог Оле выбраться. Она быстро скользнула вплотную к стене и приняла шест, вслед за которым втянула на верёвках обе упаковки с нашим хозяйством — ни криков, ни стрельбы, ни беготни не последовало, значит, охрана ничего не заметила, а то издалека и не поймёшь, что откуда просматривается, а что нет. Так что заранее уверенности в успехе не было. Полагались на темноту и собственные фантазии относительно того, что откуда видно.

Потом крюком на конце шеста мы поймали нижнюю ступеньку лестницы, что была приварена правее (если смотреть сверху по течению) опоры над водой, до которой сильно не доставала. То есть наш шест оказался наклонным, зато удачно пришелся по длине — мне было удобно его удерживать, пока Ольга по нему карабкалась. Потом — очередной подъём груза — просто лебёдка, а не девушка эта красотка наша. Ну а следом и я пожаловал — спрыгнул с опоры, удерживая свой конец шеста, чуть покачался на нём, да и вскарабкался на лесенку, по которой проник в переплетение стальных профилей под настилом. Нам очень помогло то, что часовые тут не прохаживаются — только при смене караула проходит группа, но эти всегда придерживаются графика. И с любой стороны иногда пробегает луч прожектора, которым светят от сторожевых будок, обшаривая и окрестности, и поверхность воды, и собственно мост.

Работать в темноте и тесноте, имея под ногами редкие продольные и поперечные балки — не подарок. И это в состоянии ужаса, наполнившего меня, когда я собственными руками ощутил просто циклопические размеры металлических профилей, которые предстояло перерубить несерьезным с виду, похожим на хозяйственное мыло брусочкам. Мы приклеивали их к вертикальным полкам на патоку, которую изготовили выпариванием сахарного сиропа — запасы сладкого сразу иссякли, зато мы добились наличия в нашем распоряжении субстанции знатной липучести. И, если испачкаешься, можно просто руку облизать.

Клей этот держал не особо крепко, то есть со стенки шашка бы сползла, если бы ей не мешала другая, расположенная ниже — мы их размещали вертикальными столбиками и еще на нижнюю полку обязательно накладывали часть того же заряда. Так же местами приклеивали и детонирующий шнур, а потом установили два взрывателя. По времени — на час, и нажимного действия — на удачу. То есть, чтобы закладка сработала при проходе поезда, а то их как-то долго не проходило.

И тут, как назло, вдали засветился фонарь паровоза — мы мигом спустились по лестнице и, стараясь не всплеснуть, соскользнули в реку по всё ещё висящему на крюке шесту. Ласты отцепили от поясов и надели на ноги уже в воде. Когда за спиной грохнуло, выглянули — в рассветных сумерках отчетливо были видны громоздящиеся друг на друга вагоны, осевшая концом в воду ферма и суетливо шарящий во все стороны побледневший в свете нарождающегося утра прожектор. Взрывная волна нас не задела — бабахнуло не в воде.

Отдались на волю течения и через полчаса уже за поворотом речки выбрались на берег как раз в условленном месте.

— Идите сюда, лягухи, — позвал от кустарника голос сапёрного старшины. — Тебе, Ференц и пионерке твоей «отлично» за минирование.

Подтянувшиеся лейтенант с ефрейтором помогли нам избавиться от ласт и обуться. Мне в сапоги, а Оле в ботинки. А потом мы побежали вдаль от реки, стараясь как можно скорее увеличить расстояние между собой и теми, кто, скорее всего, попытается нас отыскать. В форму мы переоделись спустя километра полтора и дальше уже, развернувшись цепью, как будто прочёсываем местность, пошли энергичным шагом, держа общее направление на восток. Сейчас наша задача — убежать и спрятаться.