Последний рыцарь империи

Сергей Ильич Ильичев, 2010

Книга писателя Сергея Ильичёва включает в себя мотивы воспоминаний генерала-лейтенанта МВД Павла Анатольевича Судоплатова – одного из первых в знаменитой когорте чекистов молодой республики Советов. Эпизоды биографии этого безусловно талантливого организатора тайной войны НКВД-МГБ дополнены любопытными и малоизвестными фактами секретной деятельности его агентов на территории Украины и Прибалтики, Англии и Германии, Канады, Аргентины и Америки как в годы Великой Отечественной войны, так и в последующее десятилетие, когда велась борьба за атомный паритет между СССР и США. По причине отсутствия реальных участников тех событий и грифа особой секретности, автор смело домысливает возможный характер операций Судоплатова, не утверждая, что все именно так и было, но и не исключая возможности, что так быть могло.

Часть третья

Бомба в коробке из-под конфет

Дача Судоплатова

Судоплатов вернулся в гостиную и сел в кресло у камина. Воспоминания уже не оставляли его, и он снова погрузился в события, которые происходили в 1936 году, когда Коновалец неожиданно взял его с собой как бы в инспекционную поездку в Париж для встречи с эмигрантами, поддерживающими его деньгами. К тому же он получал деньги и от немцев, что позволяло ему играть этакого роль щедрого и властного лидера могущественной организации.

Воспоминания:

Март 1936 года. Париж. Кладбище

Коновалец и Судоплатов, который по фальшивым литовским документам был теперь Павлом Яценко, подъехали к кладбищу на такси.

— Здесь похоронен кто-то из ваших близких? — поинтересовался Павел, когда увидел, что Коновалец покупает цветы.

— Можно сказать, что именно близкий. А если точнее, то здесь похоронен великий человек — Симон Петлюра, — ответил он, ведя Судоплатова по дорожкам французского кладбища. — Многие годы он был знаменем украинского национализма и моим самым любимым вождем, хотя в молодом возрасте очень хотел быть священником. В 1914 году он был редактором журнала «Украинская жизнь» и даже какое-то время ратовал за поддержку Первой мировой войны и за то, чтобы украинцы были на стороне России, за что был обвинен в пророссийских настроениях. Затем занимался вопросами снабжения армии при правительстве Украины и вскоре явил свой ораторский талант. В войсках его любили. Именно поэтому, когда после провозглашения Украинской Народной Республики воцарился хаос, он согласился возглавить секретариат военных дел УНР и оказался талантливым военачальником, которому в начале 1919 года удалось сосредоточить в своих руках всю военную и гражданскую власть на Украине. Более того, он реорганизует армию, которая становится силой, способной даже остановить Красную армию. И тогда, чтобы окончательно добиться полного освобождения Украины, он приглашает в союзники Антанту и Польшу. Но у них были свои интересы, сильная, единая и свободная Украина была им не нужна. После чего армия Петлюры терпит одно поражение за другим. Он сам иммигрирует в Польшу, а затем и в Париж, где вскоре погибает от рук фанатика…

— И что этот фанатик хотел?

— Мести… Как потом стало известно, в 1918 году несколько членов его семьи погибли во время еврейских погромов. На суде он доказывал, что от рук петлюровцев. Возможно… Но при чем здесь Симон Васильевич? Если честно, то антисемитизм петлюровцев был конечно же чрезвычайно диким. Интересно и то, что убийца, выстреливший несколько раз, даже не пытался скрыться. И вот тут-то началось самое интересное. Вся европейская еврейская элита выступила в его защиту… А то, что сам Симон Васильевич, оставаясь в душе христианином, в жизни никого не убил, скажу более, был противником антисемитизма и даже признавал положительную роль еврейских партий в строительстве новой Украины, это уже на суде никого не интересовало… Судили показательно, но не столько его убийцу, а более погромную похоть. Сделали все так, чтобы неминуемая наказуемость была доведена до сведения всех нынешних и будущих погромщиков…

— Смею ли я предположить, что убийца был оправдан?

Молчание Коновальца было ответом на его вопрос.

Вот и могила Петлюры со скромным надгробием. Коновалец перекрестился и наклонился, чтобы положить цветы. Возможно, что и Судоплатов купил бы цветы, но его кошелек был давно пуст. И тогда Кирилл, после того как перекрестился, достает из кармана пиджака носовой платок и кладет на него горсть земли с могилы, а затем, завернув так, чтобы земля не высыпалась, убирает уже во внутренний карман.

— Что все это значит? — с некоторым удивлением спрашивает Коновалец.

— Часть этой земли, с могилы вашего любимого вождя, я увезу с собой на Украину. А уже там, в память о нем, мы посадим дерево, присыпав его корни этой освященной землей, и будем за ним ухаживать…

— Сынок, как же я тебе за это благодарен, — сказал Коновалец и явно с волнением его обнял.

Когда Коновалец и Судоплатов выходили с кладбища, то какой-то молодой мужчина неожиданно выхватил револьвер и начал по ним стрелять. Павел повалил Коновальца на землю, практически закрыв собой. Стрелявший явно был взволнован и стрелял хаотично. И все же Судоплатов получил сквозное ранение в левую руку. Ранены были и еще два случайных прохожих. Сам же нападавший был застрелен подоспевшим полицейским.

— Вот вам и еще один фанатик, — промолвил Судоплатов, помогая подняться с земли Коновальцу.

— Я был бы спокоен, если бы это был фанатик, но теперь этого не узнать. У тебя кровь, ты ранен?

— До свадьбы заживет… — попытался пошутить Павел.

— Спасибо тебе, сынок… А сейчас срочно в больницу.

В это время подъехал санитарный автомобиль и, несмотря на протесты Павла, его забрали в больницу.

После этого акта самопожертвования доверие Коновальца к племяннику Лебедя заметно возросло.

Гостиница в Париже

Через неделю Коновалец, опять-таки на такси, забрал Судоплатова из больницы и довез до гостиницы, в которой остановился.

— Я обещал врачам, что ты еще три дня будешь на постельном режиме, — начал Коновалец, не выходя из такси. — Поправляйся, через три дня я заберу тебя с собой в Вену… — сказал, захлопнул дверцу и уехал.

Когда Павел вошел в гостиницу, то был не столько удивлен, сколько всерьез встревожен, так как у стойки регистрации он увидел свою жену — Эмму.

То, что у Павла рука была на перевязи, заметила и мгновенно побледневшая Эмма.

— Милейший, нет ли почты для постояльца 16-го номера? — как можно спокойнее спросил Павел, подойдя к портье.

— Нет! Желаете что-то еще? — спросил он.

— Да! Мне должны скоро позвонить. Переводите, пожалуйста, звонок на ресторан, где я буду обедать, — сказал Судоплатов.

— Как скажите… — ответил портье.

И когда гость направился в сторону ресторана, то портье обратился уже к молодой женщине:

— Мадемуазель, вы уже решили, какой номер будете заказывать?

— Главное, чтобы это было невысоко, — начала Эмма. — Второй, максимум третий этаж. И окна не должны выходить на солнечную сторону…

Когда Эмма вошла в ресторан, то увидела Павла, который сидел так, чтобы за его спиной оставался свободный столик, что давало бы им возможность, сидя спиной друг к другу, общаться практически незаметно. Она присела к столу и, взяв в руки меню, делала вид, что внимательно его изучает.

— Что с рукой? — было первое, что спросила Эмма.

— Прикрыл собой Коновальца. Ранение, слава богу, сквозное, не опасно. А вот почему ты здесь. Вот это действительно опасно.

— Меня к этому готовили, а тебя разве не предупредили?

— Нет, я был бы против…

— Прошу, не начинай. Вижу, что в весе немного потерял, но выглядишь хорошо. Да и выбрит. Если бы только не рука…

После того как они пообедали, а Эмма выпила чашку чая с эклером, точнее с двумя, Судоплатову пришлось признаться жене, что у него нет денег и ему нечем заплатить за обед. Жена, вложив деньги в свое меню, передала его мужу. Точнее, они обменялись меню.

Еще раз подошел официант:

— Еще что-то желаете?

— Да, три эклера и кофе, но уже в 21-го номер… — произнесла Эмма, затем, заплатив, она встала из-за стола и покинула зал ресторана, оставив Судоплатова, который после ухода жены рассчитался за свой обед и лишь после этого облегченно вздохнул.

Судоплатов, оглядевшись по сторонам и убедившись, что гостиничный коридор пуст, постучался в номер жены.

— Войдите, — прозвучало в ответ.

Павел вошел в ее номер. Они обнялись, и какое-то время он, держа раненую руку на весу, не выпускал из своих объятий жену.

— Ты хотя бы кто? — шепотом спросил Судоплатов жену.

— Студентка из Женевы…

— А сколько тебе лет, студентка?

— Не волнуйся, за совращение малолетней тебя не арестуют…

— Хоть за это спасибо.

— Ты долго еще собираешься меня допрашивать? — спросила Эмма и уже сама поцеловала мужа.

Утром за завтраком в гостиничном номере Судоплатов подробно рассказал Эмме о деятельности Коновальца, о его прямых контактах с Абвером и встречах с Адольфом Гитлером. И в последнюю очередь уже о составе учащихся нацистской школы и встречах Коновальца с украинскими эмигрантами.

— А вот это будет интересно уже тебе! — начала в ответ Эмма. — Твой «дядя» Лебедь сам вышел с нами на контакт. Представляешь… В Москве от такой наглости все на ушах стояли. Он сообщил, что появилась возможность оформить тебя радистом на советское судно, которое регулярно заходит в иностранные порты. Руководство считает, что это даст тебе возможность поддерживать постоянную связь между оуновским подпольем на Украине и националистическими организациями за рубежом. Скоро он приедет к вам, чтобы с Коновальцем согласовать твое возвращение в Россию.

— Дай-то бог…

— И самое последнее. ОГПУ упразднили. Теперь мы сотрудники НКВД, которое возглавляет комиссар Генрих Ягода.

— Хрен с ним с этим новым комиссаром. Немедленно возвращайся домой. Прошу тебя. Рядом со мной быть опасно. Лучше через Швейцарию.

— Не беспокойся. Я сейчас же уеду в Берн.

Вена. Концертный зал

В придворной опере Вены, куда Коновалец пригласил Павла, шла опера Моцарта «Дон Жуан». Судоплатов, еще недавно наставляющий Павла, чтобы тот ненароком не заснул в опере, сам начал погружаться в легкий сон. Спал и сидящий рядом Коновалец. Из погружения в сон Павла выбил легкий толчок в спину. Он напрягся и начал медленно оборачиваться… За его спиной, широко улыбаясь, сидел Лебедь.

После окончания оперы ужинали уже втроем: Коновалец, Лебедь и Судоплатов-Яценко.

— Что я могу сказать… — размышлял Коновалец, прервав еду. — Очень не хочется отпускать твоего племянника от себя, но раз того требует дело, пусть возвращается в Россию. Только у меня к тебе, Василь, будет личная просьба, убедись сам, что он благополучно перейдет границу… Не хватало еще, чтобы он снова оказался в болоте.

Пограничная полоса

Ранее осеннее утро. Золото зелени в туманной дымке не предвещает, казалось бы, никакой опасности. Лебедь вышел с Павлом к уже знакомым местам.

— Кажется, здесь… Ты извини, но я дальше не пойду, хватит с меня одного купания в этой болотной жиже.

— Так, кажется, или все же здесь? — уточнял Павел.

— Жабин заверил меня, что переходить нужно здесь.

— Он нас с тобою и в прошлый раз заверял, да на болото вывел, — негромко произнес Павел.

— Да вроде кочек не видно. Там впереди ручей, а за ним уже ваша сторона. Помни, что насчет судна договоренность достигнута, там капитаном знакомый мне офицер. Так что место радиста оставлено за тобой. Ну ступай, а у меня свои планы…

— Я так понимаю, что больше не увидимся?

— Я вам помог, вы мне… а дальше каждый своим путем. В Москве со Слуцким мы договорились, что для всех ты все еще мой племянник. Ступай, я тут постою, конечно, какое-то время. Если что-то не так, сразу возвращайся.

Судоплатов, чуть пригибаясь, побежал вперед. Он уже пересек пролесок, но у самых кустов, что раскинулись по берегу ручья, неожиданно в туманной дымке четко прорисовались фигуры сразу нескольких финских пограничников, что означало лишь одно — его здесь ждали. Один из пограничников сделал предупредительный выстрел в воздух, давая этим понять, что перебежчик пойман, а значит, можно снимать ближайшие группы захвата.

Лебедь со злости сплюнул и, пятясь спиной, скрылся в кустах.

Хельсинки. Стокгольм. Финская тюрьма

Каждое утро Судоплатова приводили к следователю.

— Повторяю свой вопрос: явки, пароли, связи… — говорил он.

— Я уже устал вам повторять, что направлен на территорию Советского Союза по заданию украинской националистической организации с целью подготовки борьбы с большевиками.

— Да, да… И все-таки я вынужден повторить свой вопрос: явки, пароли, связи…

В кабинете начальника одного из отделов военной разведки майора Пуоми стоял следователь, который допрашивал Павла.

— Вы, служивший много лет в царской армии, хорошо знаете свой народ. Что можете сказать об этом перебежчике? — задал вопрос майор.

— Он явно не тот, за кого себя выдает, — начал свой ответ следователь. — Твердый орешек и, безусловно, волевой человек. Украинские националисты грубоваты и не так умны. Посмотрите на его руки, они ухожены. Посмотрите на то, как он ходит. Нет, не как офицер, но как человек, к воспитанию которого, безусловно, приложили руки. Думаю, что нужно дождаться ответа из абвера. Смею предположить, что это их протеже.

— Тогда лучше его больше не допрашивать. По крайней мере, пока. Свободны.

1936 год. НКВД. Кабинет Слуцкого

В то утро в кабинет Слуцкого пришли Шпигельглас и Эмма. Все были встревожены долгим отсутствием Судоплатова.

— Вы же знаете, что он должен был вернуться еще месяц назад, — первой начала явно встревоженная Эмма. — Или вы что-то от меня скрываете?

— Извините, Эмма Карловна. Мы здесь все взрослые люди. И скрывать нам от вас нечего. Мы сами не знаем, где он и что с ним. Думаю, что не следует исключать и того, что его убили при переходе границы, — продолжил обсуждение ситуации Шпигельглас. — Или сдал Лебедь…

— Какой смысл Лебедю его сдавать? — задал вопрос Слуцкий.

— Судоплатов, если верить информации, которой мы обладаем, слишком близко приблизился к Коновальцу, — продолжал высказывать свои предположения Шпигельглас. — Не могло ли это, например, восстановить против него Лебедя?

— Мой муж на болоте спас ему жизнь, — вступила в беседу Эмма.

— Грустно то, что и Лебедя теперь не спросишь, — продолжал настаивать на своей версии Шпигельглас. — Я вам говорил, что не нужно было ему доверять…

— И что прикажете мне завтра докладывать Ягоде? — Это уже были слова Слуцкого. — Чую, что полетят наши с вами головы…

В это время раздался стук в дверь. В проеме открывшейся двери стоял Павел Судоплатов, собственной персоной.

— Вы тут, случайно, не меня хороните?

И троица чекистов с облегчением вздохнула.

— Проходите, Павел Анатольевич, дорогой вы наш, присаживайтесь и рассказывайте, что на границе случилось, — сказал Слуцкий и даже вышел из-за стола, чтобы пожать руку чекисту.

Судоплатов подсел к жене, и она незаметно сжала его ладонь.

— Я был арестован, когда до границы оставалось несколько метров. Потом три недели велись допросы. Сообщаю, в порядке информации, между абвером и финской разведкой существует соглашение о контроле на советской границе. Любые перебежчики проверяются ими совместно. Ну а когда немцы вспомнили, что я целый год учился в нацистской школе Лейпцига, то они дали добро финнам на мой переход их границы. В Стокгольме мне выдали еще один фальшивый литовский паспорт, а в советском консульстве по нему оформили краткосрочную туристическую визу для поездки в Ленинград. На сей раз на границе проблем не было. Правда, в Интуристе не досчитались пропавшего вчера литовского туриста…

— А мы уж, грешным делом, решили, что тебя подставил Лебедь, — сказал Шпигельглас.

— С Василем я встретился, как только меня выпустили их тюрьмы.

Хельсинки. Финская тюрьма

Прежде чем отворились ворота тюрьмы, к Судоплатову-Яценко подошел следователь, который его допрашивал.

— Знайте, что финны уважают украинских националистов и проволочки связаны лишь с необходимостью согласования некоторых вопросов с абвером. Они не любят русских, а еще больше не любят жидов. И еще… Скажу честно, не уверен, что даже с помощью немцев Украина когда-либо будет принадлежать украинцам хотя бы потому, что у них нет таких истинных героев, как вы, а я многих из них допрашивал и знаю, о чем говорю.

Павел чуть склонил голову и, не отвечая, вышел на свободу. И первым, кого он увидел, был Лебедь.

— Не ожидал я от тебя такого, племянничек, — начал Василь, разводя руки для объятия. — Что же ты этим чухонцам башку не раскроил. Это надо же быть глухим тетеревом, чтобы так влипнуть. Но я успел сообщить обо всем Коновальцу, а он связался с начальником Лейпцигской школы, прося их о помощи. И если принять во внимание, что мне здорово досталось за тебя от Коновальца, то за тобой теперь должок…

— Может, сначала дашь помыться и покормишь? — спросил Кирилл.

— Извини, залезай в машину… Как насчет финской бани? — спросил Лебедь, продолжая улыбаться.

— Ты специально меня дразнишь?

— Что стоим? — обратился Лебедь к водителю такси. — Поехали в вашу лучшую баню.

Возвращение в реальность:

Кабинет Слуцкого

Павел закончил рассказ о своей последней встрече с Лебедем и добавил, вставая в полный рост:

— Готов к выполнению новых заданий партии и советского правительства. Тем более что меня ждут на судне.

— Стоп, Павел Анатольевич. Для начала скажу, что прямо сейчас, при всем вашем желании, отпустить вас не смогу. Садитесь в моем кабинете и для начала все подробно опишите, а то мне завтра на ковер к Ягоде идти. Сергей Михайлович, вы свободны. Да и вы, Эмма Карловна, ступайте домой, приготовьте там ему что-нибудь понаваристей. Накормить нужно будет нашего героя, а то исхудал совсем, а все в бой рвется…

Шпигельглас и Эмма покинули кабинет Слуцкого, и после этого Абрам Аронович подсел к Судоплатову.

— Что-то еще сказать хочешь?

— Да, товарищ Слуцкий. При первом переходе границы нас вывели на болото. Это случайность, что мы там оба не сгинули. И сейчас… на границе меня уже ждали…

— Уверен?

— Не только я, но и Лебедь.

Неожиданно в дверь кабинета постучались, на пороге снова показался Шпигельглас.

— Как хорошо, что вы еще здесь оба, — начал он.

— Входи! Что-то случилось? — спросил его Слуцкий.

— Только что наш человек в Финляндии сообщил о том, что финская контрразведка заранее получила сообщение о точном месте и времени перехода нашим человеком советско-финской границы. То есть, Судоплатова там уже ждали.

— Спасибо, Сергей Михайлович, за информацию. Можете идти.

Когда майор Шпигельглас вышел, Слуцкий снова обратился к Судоплатову:

— Чем же ты ему так насолил, что он от тебя так хочет избавиться? Ты подумай об этом хорошенько, а завтра мы вернемся к этому разговору. Теперь вот тебе бумага и напиши краткий отчет о проделанной за рубежом работе. Мне нужно знать, что завтра Ягоде докладывать.

Слуцкий подвинул к себе какие-то папки и углубился в их чтение, а Судоплатов начал писать отчет.

Квартира Судоплатова в Москве

Поздно вечером, когда Павел с Эммой лежали в постели, он рассказал жене об информации, полученной Шпигельгласом.

— Мне тоже есть что тебе рассказать, — начала Эмма. — За два дня до твоего возвращения сюда неожиданно пришел Жабин. И не просто так, а с букетом цветов и бутылкой вина, предлагая какую-то свою помощь, а говорил так, словно тебя уже нет в живых.

Судоплатов задумался.

Кабинет Слуцкого

Утром следующего дня Судоплатов беседовал со Слуцким, высказывая ему свои предположения о том, что, воюя с ним, Жабин все равно воюет против НКВД.

— Предположим, что националисты сами вышли на след бойцов отряда Особого назначения, когда погиб мой брат Николай, но ведь известно, что они живых свидетелей не оставляют. Тогда у Андрея не более чем самострел. И выходит, что он согласился работать на них. Поэтому-то Жабин во время еврейского погрома на квартире у Эммы не выстрелил в Бандеру, так как знал его уже лично. И последнее. Он же скорее всего дал возможность выйти из окружения и Петлюре с Коновальцем… О том, что какой-то чекист убил с этой целью солдата оцепления, мне рассказал Лебедь. И теперь мой неожиданный арест на границе.

— Как предлагаешь действовать? — спросил Слуцкий.

— Использовать момент неожиданности и арестовать Жабина, ничего ему не объясняя. Если он чист, то извинимся и сообщим, что ищем предателя в своих рядах.

Проходная НКВД

Когда Жабин в конце рабочего дня, все с той же палочкой в руках, хромал к выходу, он был остановлен вопросом дежурного офицера:

— Лейтенант Андрей Жабин?

— Старший лейтенант госбезопасности Жабин. В чем дело?

— Пройдите с товарищами. Это ненадолго…

— Если только ненадолго… — ответил тот, видя стоящих рядом охранников.

Они же и сопровождали Андрея в комнату для допросов.

Кабинет Слуцкого

В кабинете Слуцкого уже стоял офицер, который производил задержание Жабина.

— Как он вел себя во время задержания?

— Спокойно, но, когда его ввели в комнату для допросов, начал нервничать.

— Подержите его там до вечера, а потом, ничего не объясняя, поместите в одиночную камеру. И пусть посидит там еще два дня. В разговоры не вступать. Кормить, как остальных. Свободны.

Квартира Судоплатова в Москве

Судоплатов был дома и в ожидании Эммы просматривал вечернюю газету. Но вот раздался звонок, и Павел, отложив газету, пошел встречать жену.

— Добрый вечер, дорогая! Раздевайся, я сегодня для тебя сварил суп…

— Представляю… — сказала Эмма, переодевая обувь. — Есть какие-то новости?

— Да, арестовали Андрея Жабина…

— Ты так говоришь, как будто это не он попытался тебя уничтожить.

— Прямых доказательств нет, и это меня все еще смущает. А вдруг мы арестовали невинного человека. Как я потом ему в глаза смотреть буду?

— Павел, арестовывал его не ты. Это, как я понимаю, было совместное решение руководства. И оно коснется всех сотрудников, если вдруг Жабин окажется невиновным. Даже я могу оказаться под подозрением.

— О чем ты говоришь…

— Не будь наивным, Судоплатов. Ты уже должен понять, что здесь зло искореняется на корню, как те самые плевелы. И, в отличие от христианской веры, никто не заботится о том, что вместе с плевелами могут быть выдернуты с корнем и добрые злаки. А теперь, где твой суп, а то я уже еле на ногах стою…

И они вместе прошли на кухню.

Проходная НКВД

Когда утром следующего дня Судоплатов пришел на службу, то заметил, что встречные офицеры как-то необычно на него смотрят, а двое даже с чем-то поздравили. Он, не заходя в свой кабинет, прошел сразу к кабинету Слуцкого, чтобы попытаться высказать ему свои сомнения относительно Жабина. Неожиданно они встретились в его приемной.

— Это хорошо, Павел Анатольевич, что вы сами пришли, а то я собирался уже посылать за вами, — говорил Слуцкий и при этом пристально разглядывал своего нелегала. — Сядьте здесь и никуда не уходите. Я на несколько минут к комиссару и назад.

Судоплатов присел, а потом встал и подошел к помощнику Слуцкого:

— Вы не знаете, что товарищ Слуцкий сегодня такой внимательный?

— А вы еще ничего не знаете?

— Нет, у меня вчера был выходной… Учился суп варить… — ответил офицер улыбаясь.

— Сварили?

— Да, жена даже похвалила. Так чего я не знаю?

— Только это между нами, — начал помощник Слуцкого. — На десять часов вам заказана машина. Вы вместе с ним и с Зарубиным едете в Кремль на встречу с товарищем Калининым.

— Уже интересно. А Зарубин — это наш знаменитый нелегал?

— Павел Анатольевич, я и так вам сказал больше, чем следует…

— Извините… Просто все это так неожиданно.

В этот момент зазвонил телефон в приемной Слуцкого, и его помощник снял трубку.

— Приемная Слуцкого, слушаю… Понял. — И когда он повесил трубку, то обратился уже к Судоплатову: — Спускайтесь, товарищ капитан, Слуцкий уже ждет вас у своей служебной машины.

— Спасибо! — ответил Судоплатов и, развернувшись, зашагал, чуть не печатая шаг.

Теперь уже пришла очередь улыбаться помощнику Слуцкого.

Возвращение в реальность:

Дача Судоплатова

Из воспоминаний Судоплатова, сидевшего в кресле у камина, вывел стук в дверь. На пороге стоял курсант Карпицкий.

— Здравствуйте, коллега! Я уже и не ждал вас сегодня. Виноват, теперь вот пойду исправляться, вы ведь, поди, голодный.

— Есть немножко. А что именно вам так сладко вспоминалось, Павел Анатольевич, если не секрет.

— Вы правы, воспоминания были сладкими… Твой звонок остановил меня в тот самый момент, когда глава государства Михаил Иванович Калинин в Кремле вручил мне орден Красного Знамени. Скажу честно, тогда это было очень неожиданно для меня. До сих пор не знаю, кого мне за это надо было благодарить.

— Звездочки сейчас обмывают, опуская их в рюмки с водкой. А как вы это отметили?

— Дай вспомнить, а пока ступай в ванную комнату.

Судоплатов вновь вытащил все, что лежало в его холодильнике. Рядом положил нож и разделочную доску, а также пару тарелок для закуски и вилки. Потом подумал и достал два бокала.

— Вспомнили? — спросил Кирилл, вернувшись в гостиную.

— Да как можно забыть то, как тебе первый орден в Кремле вручали, — ответил Павел Анатольевич и из шкафа достал трехлитровую банку с виноградным соком. Затем обратился к Кириллу: — Все, что на столе, в твоем полном распоряжении. Открывай, режь, намазывай, пей… садись за стол, а я буду рассказывать. — Генерал прошел к своему креслу у камина и снова опустился в него. — Дружеский ужин по этому случаю был на квартире Абрама Ароновича Слуцкого. Кроме меня был приглашен Шпигельглас и наш лучший разведчик-нелегал Зарубин. Думаю, что и это не его настоящее имя. Он работал в Западной Европе. Мы впервые встретились с ним в Кремле, а уже оттуда Слуцкий забрал нас к себе домой. Там мне пришлось выпить свою вторую в жизни рюмку водки.

— А где пили первую, если не секрет? — пережевывая пищу и улыбаясь, поинтересовался Кирилл.

Впервые это случилось в больнице Одессы, когда меня там выхаживали после воспаления легких. Угостил сосед по больничной койке за его, как говорится, выздоровление. И хотя я был достаточно физически развит, очнулся в своей постели и увидел, что рядом сидит доктор. Он и сказал, что мне противопоказаны любые напитки, если они крепче двенадцати градусов.

— И как же вы решились на вторую рюмку? — спросил Кирилл, попивая виноградный сок.

— Как отказаться, если начальство приказывает принять «наркомовскую норму» за орден.

— И чем же там все закончилось? — снова интересовался Кирилл.

— Я совсем ничего не помню, если честно. Их спрашивал, а они лишь улыбались. Эмма рассказывала потом, что Зарубин меня внес в квартиру на руках. Весь следующий день я лежал пластом и голова раскалывалась. Думаю, что тебе это не так интересно. А вот события следующего дня тебе должны быть более интересны. Мне предстояла встреча с Андреем Жабиным. Я тебе уже говорил, что он вызывал у меня подозрения с момента гибели моего брата Николая и потом, когда кто-то предупредил Коновальца в балке Туманная. Накануне Слуцкий согласился на рискованный эксперимент. В общем, мы арестовали Жабина без предъявления каких-либо обвинений. И он три дня просидел в одиночной камере. Но в тот день никто еще не знал, чем все может закончиться…

Воспоминания:

Комната для допроса в НКВД

В открывшемся дверном проеме комнаты для допросов, куда вновь привели Жабина, он увидел Судоплатова, который, не переступая порог, задал арестованному сотруднику только один вопрос:

— Андрей, почему я?

Жабин, увидев новенький боевой орден на груди Судоплатова, буквально сорвался:

— Ты спрашиваешь почему? А кто у нас в любимчиках ходит? Кого орденами награждают?

— То есть, оказывается, ты не за идею со мной воевал, а из зависти, — начал Судоплатов, уже входя в кабинет.

— Как же я тебя и таких, как ты… ненавижу. Была бы моя воля, собственноручно перестрелял.

— Кто же тебя сломал, Бандера? Это, наверное, когда ты своих спящих товарищей предал?

— Товарищи?.. Это они тебе товарищи. Да и не за товарищей ты рыскаешь, как цепной пес. Ты ищешь убийцу своего брата… Ничего и никого вокруг не замечая. Фанатик хренов…

— А потом ты, — таким же спокойным голосом продолжал Павел, — в балке Туманная дал уйти Петлюре, Коновальцу и Лебедю, собственноручно убив солдата из оцепления. Думал, что мы об этом не узнаем? Узнали. И позже, узнав, не арестовал Бандеру, уже во время погрома… А я-то считал тебя своим ближайшим другом. Ладно, мне с тобой больше говорить не о чем, пусть суд решает твою судьбу. Уводите его.

Возвращение в реальность:

Дача Судоплатова

Кирилл с чашкой чая подсел к камину, около которого сидел и генерал, продолжая слушать его воспоминания.

— Запомните, коллега, что враг бывает не обязательно нашим идеологическим противником. Я пересмотрел не одну сотню дел в архиве и скажу вам, что более половины доносов на невинных людей писали их соседи по квартире, подчиненные по работе и даже родственники, завидуя более успешным и талантливым, их просторным квартирам, особым пайкам, служебным машинам, а причиной всему являлась элементарная жадность и зависть. Помните об этом и не спешите сразу принимать сторону доносчика, сначала, лучше негласно, выслушайте и другую сторону. А то сейчас только и слышишь повсюду, что тиран Сталин всех под расстрел подвел.

— А как сложилась дальнейшая судьба Жабина?

— Его приговорили к расстрелу. Правда, потом кто-то вмешался в его судьбу, расстрел заменили тюрьмой. Когда началась война, то ему удалось перейти на сторону немцев. Мои люди нечаянно пересеклись с Жабиным уже в Америке в конце Великой Отечественной войны. Чуть позже я расскажу тебе, чем там тогда занималась наша внешняя разведка.

— Только не забудьте про свое обещание. И все же… Теперь-то вы наверняка знаете, кто был тем человеком, который сумел отменить решение суда о расстреле Жабина, и что их связывало?

Судоплатов какое-то время смотрел на будущего чекиста уже новой когорты, ценя его за цепкий ум и совестливость.

— Я тогда самым внимательным образом изучил биографию Андрея Жабина. И обнаружил, что он приходился пусть и дальним, но родственником Никиты Сергеевича Хрущева. И арест своего родственничка он мне потом не простил.

— Хрущев… Ну да, это ведь начиналось на Украине.

— До сих пор не могу понять, почему этому человеку так доверял Сталин…

— А вы лично встречались со Сталиным?

— Встречался… и даже несколько раз. Первый раз в 1937 году, когда после праздничного концерта в актовом зале НКВД я был приглашен в какой-то кабинет, где увидел Ежова, который заменил на этом посту генерального комиссара государственной безопасности Генриха Ягоду. Неожиданно для меня, Ежов попросил меня лично сопровождать его в ЦК, хотя было уже далеко за полночь.

Воспоминания:

1937 год. Кремль

В полночь машина комиссара НКВД Ежова въехала на территорию Кремля. И тут Судоплатов, которому еще не исполнилось и тридцати лет, был оглушен сообщением Ежова о том, что их сейчас примет лично товарищ Сталин.

Кабинет Сталина

Ежов и Судоплатов входят в кабинет вождя народов и останавливаются в дверях. Сталин взмахом руки просит их приблизиться, при этом сам выходит из-за своего стола, а подойдя, пожимает им руки.

— У вас 20 минут, докладывайте, — говорит Сталин и внимательно смотрит на Ежова, а Ежов смотрит на Судоплатова, который явно волнуется.

— Не волнуйтесь так, молодой человек… — успокаивает его Иосиф Виссарионович.

— Товарищ Сталин, как же не волноваться. Для рядового члена партии встреча с вами это величайшее событие в жизни. Я понимаю, что вызван сюда по делу. Сейчас я возьму себя в руки и смогу доложить вам и товарищу Ежову основные факты этого дела.

Сталин кивнул и прошел к своему столу. Пауза затягивалась, Ершов начинал нервничать, а Сталин внимательно всматривался в этого молодого, доверчивого и чистого душой чекиста, не сомневаясь, что за него он готов будет и жизнь свою отдать.

— Одно могу сказать точно, — начал говорить Судоплатов, все еще продолжая волноваться, — украинские эмигранты утонули в бесплодных дискуссиях по вопросу о том, кому предстоит вершить судьбу будущей Украины. Полностью отрезанные от реальной жизни на Украине, они не понимают сущности социальной политики на Украине, тех процессов, которые там уже происходят, не знают, например, о существовании потребкооперации на селе, были очень удивлены, узнав о подъеме литературы и искусства. Да и языком родным практически уже не владеют, мешая украинские слова с немецкими. В это же время, не без нашей помощи, между главарями украинских националистов, точнее, между их старой гвардией в лице Шухевича и Коновальца и молодыми шакалами в лице Бандеры, уже началась борьбе за верховенство власти.

Сталин слушал внимательно, а в том месте, где Судоплатов упомянул о борьбе между ними, даже улыбнулся…

Судоплатов продолжал докладывать:

— Особо отмечаю, что реальную угрозу для нас представляет Коновалец, поскольку он единственный, кто имеет не только обученных людей, но и прямой выход на немецкий Абвер и на их деньги. Правда, против его использования немцами выступает Польша, которая сама хочет сделать националистов своими союзниками в решении собственных территориальных вопросов.

— Каковы ваши предложения?

Судоплатов задумался, продолжал молчать и Ежов. Тогда Иосиф Виссарионович снова посмотрел на Судоплатова.

— Сразу не готов ответить… Надо подумать, — ответил чекист.

— Подумайте… Это разумное решение. И ровно через неделю представите мне лично свои предложения. Неделю я подожду…

Уже на улице Судоплатов, прежде чем сесть в машину наркома Ежова, бросил мимолетный взгляд на одиноко святящееся в ночи окно кабинета, в котором продолжал работать Сталин.

Возвращение в реальность:

Дача Судоплатова

Кирилл не отрываясь следил за Судоплатовым и внимательно ловил каждое слово генерала, который доверительно посвящал его в свою жизнь и в жизнь страны, будущим защитником которой должен вскоре стать и он сам.

— Понимаешь… Уже под утро, вернувшись из Кремля домой, я вдруг вспомнил прочитанную в детстве книгу и сразу же представил себя этаким рыцарем Камелота, который только что присягнул на верность своему королю.

— Красиво… — заметил Кирилл.

— Ну а дальше… Когда нам стало известно, что Сталин любил работать по ночам, когда ничего не мешало думать, то и в НКВД на ночное дежурство мы обязательно стали оставлять кого-то из руководства и по одному человеку в каждом отделе, чтобы в любой момент дать Сталину необходимые ему сведения. Ровно через неделю мы снова приехали в Кремль. Скажу честно, сердце от волнения билось так, что я боялся, как бы оно не выскочило…

Воспоминания:

Кабинет Сталина

Нарком Ежов и Судоплатов снова стояли в кабинете Сталина, который слушал предложения Судоплатова.

— Товарищ Сталин, при непосредственном участии товарищей Слуцкого и Шпигельгласа мы предлагаем направить группу из трех сотрудников украинского НКВД в качестве слушателей в нацистскую партийную школу Лейпцига. И вместе с ними одного, не слишком сообразительного националиста, для достоверности. После чего мы будем иметь полную информацию о будущих руководителях националистического подполья, которых немцы готовят как своих помощников на случай захвата ими территорий Украины. В беседе с Косиором и Кирилловским в Киеве перед нами был поставлен также вопрос о предполагавшемся провозглашении независимой Карпатской Украинской республики, и мы уже начали там срочную ликвидацию бандподполья, адреса руководителей которых нам известны. Предлагается также арестовать командиров Красной армии из числа украинцев, фамилии которых неожиданно появились в украинской эмигрантской прессе и которые якобы лояльны к националистам. Но главным и наиболее опасным для нас врагом мы продолжаем считать именно Коновальца. Слуцкий и Шпигельглас готовы подготовить операцию по его ликвидации.

Когда Судоплатов замолчал, Сталин встал и начал ходить по кабинету, обдумывая услышанное. Было такое впечатление, что он получил поддержку личным замыслам, которые теперь совпали с предложениями руководства внешней разведки. И когда Сталин, остановившись напротив Судоплатова, стал говорить, тот понял, что все последующие слова будут обращены к нему лично:

— Поймите меня правильно. Это не акт мести, хотя Коновалец и является агентом германского фашизма. Наша цель обезглавить движение украинского фашизма накануне возможной войны с Германией и заставить этих бандитов и дальше уничтожать друг друга в борьбе за власть.

Чекист согласно кивнул головой.

— Товарищ Судоплатов, а каковы слабости и привязанности Коновальца? Постарайтесь их вспомнить.

— Он очень любит шоколадные конфеты, — произнес офицер, мгновенно вспомнив о подарке, который преподнес ему Лебедь при встрече, да и позже. — Куда бы мы с ним не приезжали, он первым делом покупает там самую шикарную коробку конфет.

— Тогда пусть это будут конфеты… А теперь скажите мне, правильно ли вы понимаете политическое значение боевого задания, которое мы вам собираемся поручить?

— Да, товарищ Сталин. И заверяю вас, что отдам жизнь, если потребуется для выполнения задания партии.

— Желаю вам успеха.

Он пожал им руки, после чего Ежов вместе с Судоплатовым вышли из его кабинета.

Возвращение в реальность:

Дача Судоплатова

В гостиной на какое-то время повисла тишина. Курсанта Карпицкого ошеломила простота, с которой говорилось о ликвидации пусть и врага, но человека. И ему теперь хотелось понять, как Судоплатов мог на это согласиться. И он замер в ожидании следующих слов генерала.

— А теперь как на духу, и хочу, чтобы ты меня, Кирилл, правильно понял. Вернувшись домой, я вдруг осознал, что нечаянно или от волнения согласился убить человека. Что же произошло со мной в Кремле? Я, который за многие годы работы в ВЧК единственный раз стрелял из своего маузера по тем бандитам, которые во Львове убили хорошего человека и журналиста. Неужели сказалось магическое умение Сталина очаровывать собой, подчинять своей воле?

— Но ведь и отказаться, как я понимаю, было равносильно самоубийству, — произнес курсант, уже и сам понимая, какие за этим могут последовать действия.

— Поверишь ли, но дальше все было, как это сейчас говорят, на… автопилоте. Гигантская ликвидационная машина НКВД была приведена в действие. Сотрудники отдела оперативно-технических средств, если не ошибаюсь, Барановский и Тимашков, разработали и сконструировали, а потом показали мне свое взрывное устройство, внешне выглядевшее, как коробка шоколадных конфет. Она даже расписана была в традиционном украинском стиле. Они же показали мне, как оно приводится в действие. А потом я снова и уже вместе со Шпигельгласом был вызван в кабинете наркома Ежова.

Воспоминания:

НКВД. Кабинет Ежова

Ежов ждал, пока Шпигельглас, который имел уже большой опыт работы за границей и в те годы отвечал за «литерные операции», связанные с ликвидацией наших перебежчиков и невозвращенцев из числа сотрудников спецслужб, закончит мой инструктаж. После чего нарком открыл свой сейф и молча положил на стол пистолет «Вальтер», который взял Шпигельглас.

— Товарищ Судоплатов, повторяться не буду. Если все готово для выполнения операции, то начинайте, — были единственные слова Ершова.

Коридоры НКВД

Когда Судоплатов и Шпигельглас вышли от Ежова, Сергей Михайлович передал пистолет Судоплатову:

— Держи, Павел Анатольевич! Что ты на меня смотришь? В случае провала операции и угрозы захвата тебя противником, ты должен действовать, как настоящий мужчина, чтобы ни при каких условиях не попасть в руки полиции… Извини, Павел, но таковы здесь правила. И знай, что если тебя схватят, то мы тебя не знаем…

Возвращение в реальность:

Дача Судоплатова

— Этот его совет мне в свое время очень помог…

После этих слов Судоплатова, Кирилл резко поднялся с кресла, чтобы сказать, что его сейчас возмутило до глубины души.

— Ну ни хрена себе… Он же вам фактически приказал там умереть…

— Его понять можно. Правда, должен тебе сказать, что он провел со мной весь тот день, обсуждая различные варианты моего ухода с места акции. Снабдил меня сезонным международным билетом, действительным на всей территории Западной Европы, выдал паспорт на имя чешского гражданина Новака и дал три тысячи долларов…

— Вот это да, — тут же отреагировал курсант. — По тем временам это же было целое состояние…

— Да. Кстати, по его совету я должен был обязательно и сразу же после ухода с места ликвидации изменить внешность: купить костюм, плащ и шляпу в ближайшем магазине. В общем, через два дня я был уже в Мурманске.

— А как же ваша жена?

— Она не знала об истинной цели моего задания. Этого не знал никто в НКВД, кроме наркома Ежова, Слуцкого и Шпигельгласа. Плюс двое технических сотрудников. Единственный человек, с которым я не сумел попрощаться, был Абрам Аронович, и я очень об этом жалею до сих пор.

— Уточните, пожалуйста… — попросил Кирилл.

В день отплытия из Мурманска в газете «Правда» я прочитал, что Слуцкий скоропостижно скончался от сердечного приступа. Я глубоко уважал Слуцкого как опытного руководителя разведки, и в человеческом плане он во многом помог и мне и Эмме. Знал, что он был болен и в последнее время иногда, как в свое время и Менжинский, принимал посетителей, лежа на своем диване. Понимаешь, второй близкий мне в НКВД человек, после Менжинского, также умирает от сердечной недостаточности. И второй человек, который при внешних признаках здорового человека начинает ослабевать буквально на глазах.

— А может быть, их, как много знающих, свои же чем-то пичкали…

— Теперь уже точно этого не исключаю. Я-то, наивный, после ареста Жабина успокоился, считая, что мы выкорчевали этот плевел из своих рядов, а как показало время, очень сильно заблуждался. Была, да и есть, как я понимаю, до сих пор еще одна сила, которая творила свой собственный суд, и мы об этом даже не догадывались. Однако вернемся к моей последней встрече с Коновальцем. Игра, продолжавшаяся с ним уже более двух лет, очень скоро должна была завершиться. Шла весна 1938 года, и мы уже хорошо понимали, что война неизбежна и то что во время этой войны Коновалец возглавит ОУН и будет в ней на стороне Германии.

— И каким образом вы должны были до него добраться? Опять через болото?

— Боже упаси. Для прикрытия, я был зачислен радистом на грузовое судно «Шилка», как мне и пообещал в свое время Лебедь.

Воспоминания:

Мурманск. Борт торгового судна «Шилка»

Вместе с Судоплатовым, который, как мы сказали, был теперь господином Новаком, на борт торгового судна поднялся и сотрудник отдела оперативно-технических средств НКВД Тимашков, который в нужно время должен был активизировать и передать взрывное устройство.

Во время морского перехода, благо, что погода была ясная, Судоплатов позволял себе часами стоять на палубе. Скорее всего, собственное обостренное чувство ответственности за порученное дело заставляло анализировать все новые и новые возможные маршруты совершения ликвидации и последующего его отхода после встречи с Коновальцем. И отхода, как вы понимаете, не на судно, где он был известен людям Коновальца как радист и с борта которого он уже успел узнать, что местом встречи будет Роттердам. Таким образом отходить ему предстояло через всю Европу.

Беспокоился он и за Эмму, которая, поди, и сама уже поняла, что скорый отъезд в Мурманск связан с командировкой в Западную часть Европы, а никак не на Украину.

Возвращение в реальность:

Лес вокруг дачи Судоплатова

Продолжение разговора генерала и молодого курсанта состоялось уже во время их прогулки по лесной дороге, благо что снега было немного. Судоплатов вспоминал подробности покушения на Коновальца, а Кирилл внимательно его слушал, а если что-то было непонятно, то задавал уточняющие вопросы.

— Уходя с судна в порту Роттердама, я предупредил капитана, что, если я не вернусь к вечеру, чтобы они срочно отплывали, не дожидаясь моего возвращения. Тимашков у самого трапа активизировал взрывное устройство и передал мне его. Его особенность заключалась в том, что в вертикальном положении этой коробкой конфет можно было проломить голову человеку, но как только коробочка принимала горизонтальное положение, то внутри ее самопроизвольно приходил в действие часовой механизм, который был рассчитан ровно на тридцать минут. Это, как я тебе уже сказал, и была та самая бомба в коробке из-под шоколадных конфет.

— Но ведь за тридцать минут что угодно может произойти, — предположил курсант.

— Все верно, коллега. Я и сам об этом постоянно думал. Очень мне не хотелось, чтобы погибли невинные люди.

— А что, других вариантов не было?

— Рассматривали мы и другие варианты, например, наезд машиной или выстрел в упор. Но вся сложность заключалась в том, что Коновальца всегда сопровождал некто Барановский, человек большой физической силы, обладающий отменной реакций и при этом чрезвычайно подозрительный. Именно поэтому остановились на бомбе, причем кто-то еще должен был нейтрализовать на какое-то время и этого самого Барановского. И я на это, если честно, очень надеялся.

Воспоминания:

23 мая 1938 года. Роттердам. Площадь перед рестораном «Атланта»

День был солнечный и теплый. Судоплатов издалека увидел, что Коновалец уже сидит в зале ресторана у самого окна. Он уже собрался было идти на встречу с ним, как что-то заставило его обернуться. Так и есть, его догонял Тимашков.

— Что-то случилось? — спросил его Судоплатов.

— Я подумал, что лучше мне самому увидеть действие, а главное, результат. Если что-то пойдет не так с техникой, то отвечать придется мне. Если честно, то не хочется. Так что я как бы вас подстрахую… — И показал свой револьвер.

— Это опасно, но в принципе я с вами согласен. Только наблюдать прошу на расстоянии, а вернувшись на судно, дать команду к срочному отплытию.

— Обещаю, — сказал Тимашков и быстрым шагом ушел вперед, а когда Судоплатов сам подошел к входу в ресторан «Атланта», то чекист, уже сидя на лавочке, благодушно кормил голубей.

Когда Павел подошел к Коновальцу, тот встал, и они обнялись. Судоплатов достал из внутреннего кармана пиджака свою коробку с конфетами, положив ее на стол, тем самым активизировав взрывное устройство.

— Подарок родному пану, а мне, к сожалению, нужно срочно вернуться на судно. Там какая-то проверка. Предупредить никак не мог, вот и пришлось чуть ли не бежать всю дорогу. Прошу пана меня извинить…

— Не извиняйся… И за добрый подарок спасибо. Кстати, сколько ты уже в плавании?

— Три месяца, а что…

— Свожу тебя сегодня в публичный дом. Сделаю подарок. Посмотришь на заграничных баб. Да и сам там немного расслабишься…

И тут Судоплатов реально, как школьник, покраснел.

— Так ты у меня что, девственник? Мы это сегодня обязательно исправим… Ну, беги, чтобы не попало…

Выйдя из ресторана, Павел сразу же свернул в боковую улочку и вошел в ближайший магазин мужской одежды.

Когда из магазина уже вышел полностью преображенный молодой мужчина, со стороны площади раздался взрыв. Люди, находящиеся на улице, побежали на площадь. Судоплатов, стараясь не показывать своего волнения, направился в противоложную сторону улицы, что вела к железнодорожному вокзалу.

Возвращение в реальность:

Дача Судоплатова

Нагулявшиеся на свежем воздухе, генерал и курсант вернулись домой, где Кирилл продолжал допытываться о событиях, которые последовали уже после покушения на Коновальца.

— Уже через полчаса на поезде я пересек бельгийскую границу, а вечером был в Париже. Но решил не останавливаться в парижском отеле, чтобы не проходить регистрацию, и почти всю ночь провел в кинотеатре, рано утром сходил в парикмахерскую, чтобы побриться и помыть голову, и днем встретился с сотрудником нашей разведки Агаянцем, работавшим третьим секретарем советского посольства в Париже. И уже он на такси повез меня в Булонский лес.

Воспоминания:

Булонский лес. Придорожное кафе

Такси остановилось у придорожного французского кафе. За все то время, что прошло после ликвидации, у Судоплатова не было ни возможности и желания что-либо поесть. И вот теперь он решился наконец-то плотно позавтракать.

Когда Павел Анатольевич уже начал пить кофе, наш сотрудник, который понятия не имел о задании Судоплатова, передал ему утренний номер парижской газеты. Об инциденте в Роттердаме там не было ни единого слова, но зато была большая статья о чистках, которые проводились в России и где нарком Ежов был назван ближайшей жертвой этой компании.

— Возьмите пистолет, — сказал сотруднику посольства Судоплатов и передал его, уже завернутым в платяную салфетку. — И дайте мне листок бумаги с ручкой, чтобы я написал вам срочное сообщение для Москвы.

Павел быстро написал следующие слова: «Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам».

— Повторяю! Это надо передать срочно! — сказал Судоплатов и лишь после этого допил остатки своего кофе.

— Я отвезу вас сейчас на явочную квартиру, чтобы вы могли отдохнуть, а сам поеду в Париж для передачи вашего сообщения.

— Благодарю за завтрак! Я готов ехать…

И такси помчалось в пригород Парижа.

Возвращение в реальность:

Дача Судоплатова

Утром Кирилл с помощью лопаты очищал от снега площадку перед крыльцом. Старый чекист, выйдя на крыльцо, не удержался, чтобы не слепить снежок, и первым же броском попал курсанту в плечо. После чего еще какое-то время они поиграли в снежки. Когда спонтанная игра закончилась, Судоплатов, входя в дом, сделал курсанту замечание:

— Мог бы и не так старательно бросать снежки мимо меня. Кстати, о моменте смерти Коновальца я прочитал уже позже в прессе. Писали, что лидер украинских националистов, путешествуя по фальшивому паспорту, погиб при взрыве бомбы на улице. Существовало еще три уже как бы официальные версии его убийства: либо его убили большевики, либо соперничающая группировка Бандеры, либо поляки в отместку за убийство генерала Перацкого.

— А как получилось нейтрализовать этого телохранителя?

— Барановский был вызван из Германии и ехал на эту встречу поездом. И, скажем так, что-то произошло на путях. В результате он прибыл на место нашей встречи лишь через час. Эта бестия был умным и хитрым. Он знал, что у Коновальца должна была состояться встреча с курьером-радистом с советского судна. Именно на встречу с ним и шел тогда его любимый «фюрер». И Барановский лично перешерстил все советские торговые суда, которые стояли тогда в порту Роттердама. Именно там в первый раз и всплыла фотография, на которой я был изображен вместе с Коновальцем.

Конец ознакомительного фрагмента.