Масамунэ и Мурамаса. Детективная серия «Смерть на Кикладах»

Сергей Изуграфов

Алекс Смолев переезжает из Санкт-Петербурга на греческий остров Наксос, где Алекс покупает виллу и виноградник. Загадочные убийства постояльцев виллы и жителей острова заставляют Смолева принять активное участие в расследовании преступлений. Ему помогают его друзья, работники виллы, инспектор уголовной полиции острова и даже Бюро Интерпола в Греции. И вот снова очередное преступление ставит полицию в тупик…

Часть третья

Человек должен знать, зачем ему меч!

Японская мудрость

Едва солнце взошло над местечком Бакуротё, как узкие улочки сразу оживились: по ним снова пошли путники. На этот раз было больше тех, кто покидал столицу. Одни спешили к переправе на западном берегу реки Сумида, другие возвращались домой, разбредаясь по своим городкам и деревням, расположенным поблизости.

Йори еще сладко спал на своей циновке, когда Миямото Мусаши уже встал, умылся, бесшумно оделся, спустился по лестнице на первый этаж, вышел из постоялого двора и пересек улицу.

Прохожие — в большинстве своем крестьяне и мелкие торговцы, не ожидавшие увидеть здесь вооруженного самурая в такую рань, — испуганно косились на него, в страхе кланялись и ускоряли шаг, то и дело оглядываясь в тревоге и недоумении. Не обращая на них никакого внимания, ронин медленно подошел к знакомой вывеске «Полирую души. Мастер школы Хонъами», которую приметил еще накануне. При солнечном свете он увидел, что вывеска с годами сильно выцвела, краска с нее почти облупилась, а по деревянной доске побежала сеть глубоких трещин.

«Странно! — удивленно подумал Мусаши. — Не похоже на мастера, которого я знал десять лет назад. Он мог бы и обновить вывеску!»

Ставни были открыты, и Мусаши увидел, что на месте мастерской «полировщика душ», с которым он общался десять лет назад, теперь находится столярная мастерская.

У низкого верстака, стоявшего у дальней стены, склонился столяр: он что-то строгал, мурлыча под нос какую-то веселую песенку. Своим внешним видом мастер напоминал жизнелюбивого бога веселья Хотэя: он выглядел таким же безмятежным, упитанным и круглоголовым. В мастерской витал сладкий запах рисового клея и деревянной стружки. На полке у входа были разложены с десяток готовых боккенов, несколько синаев и пара бамбуковых луков. Приглядевшись повнимательней, самурай понял, что столяр работает над деревянной заготовкой для очередного лука юми.¹¹

Миямото Мусаши покашлял в кулак. Мастер мгновенно обернулся, вскочил на ноги, оказавшись очень низкого роста, и немного растерянно отряхивая кожаный фартук от опилок и стружки, поклонился гостю.

— Рад вашему приходу, но боюсь, я еще не все закончил, благородный господин, — произнес он неожиданные для гостя слова вежливым и извиняющимся тоном. — Обычно заказчики из Додзё приходят с проверкой под вечер… И у меня до срока еще два дня!

— Я не из Додзё, — покачал головой Мусаши, с глубоким интересом и знанием дела перебирая продукцию мастерской. — Это вы изготовили собственноручно? — уточнил он, взвешивая в руке один из готовых боккенов и делая пару коротких пробных замахов. — Необычный, редкий угол клинка… Отличный баланс! Какая удобная и шершавая рукоять… Какое внимание к деталям! Очень похвально! При изготовлении этого боккена вы ориентировались на какой-то существующий меч?

Столяр какое-то время стоял с открытым ртом, потом, словно спохватившись, зачастил:

— Да, благородный господин, я взял за образец меч господина Матаэмон-но-дзё Мунэнори из Ягю — наставника в Додзё Токугава Хидэтада.

— Самого Ягю Мунэнори? — удивился Мусаши. — Знаменитого мечника?

— Да, господин! Раз в месяц я передаю в эту школу несколько боккенов, синаев и луков. Я все делаю точно по размерам, которые мне предоставлены, и в полном соответствии с требованиями господина Мунэнори. Он всегда сам определяет размеры, форму, вес, цвет, даже сорт древесины для каждого боккена! Если вы пожелаете, я изготовлю для вас боккен по тем размерам, которые вас устроят!

— Возможно, возможно… А какие луки вы делаете? — поинтересовался самурай, возвращая боккен на полку.

— Вот уже пять лет, как я изготавливаю ёхонхиго юми¹². Четыре бамбуковых планки в центре, дерево по бокам, бамбук спереди и сзади, — с поклоном продемонстрировал столяр один из готовых ассиметричных луков из слоеного бамбука, дерева и кожи, все еще теряясь в догадках о том, кто этот загадочный посетитель и чего он от него хочет.

— Я заметил странную вывеску над вашей мастерской, — видя его немой вопрос, объяснил Мусаши, возвращая столяру лук. — Я так понимаю, что мастер, который ее повесил, здесь больше не живет? Вы его знали? Он переехал отсюда? Как давно?

— Увы, благородный господин, — с горестным вздохом ответил столяр. — Это мой дядя. Вот уже скоро три года, как его нет в живых. Но вывеску я не стал снимать в память о нем.

Лицо Мусаши омрачилось. Впрочем, как только он увидел, в каком состоянии была вывеска, он уже заподозрил что-то неладное. Старый мастер умер, — значит, их встреча не состоится. Жаль… А у Мусаши были вопросы, накопившиеся за десять лет, которые он так хотел обсудить с «полировщиком душ»…

— Он болел? Как он умер? Расскажите мне о нем!

— Благородный господин, мой дядя был одним из лучших полировщиков мечей школы Хонъами в Эдо! — с гордостью произнес столяр. — Но при этом он был очень упрямым человеком. Многим самураям он попросту отказывал в полировке и заточке их мечей, поскольку все, что они хотели, — это безупречную заточку для убийства своих врагов. Он же все время пытался найти среди них хоть одного человека, который разделял бы его убеждения, что меч — это душа самурая, а не просто орудие убийства.

— Он так считал?

— Да, господин! Сколько я себя помню, он, не переставая, повторял слова своего учителя Хонъами Коэцу, что мечи существуют не для того, чтобы убивать или увечить людей. Их предназначение — поддерживать императорскую власть, традиции и защищать народ, подавлять темные силы и изгонять зло. Меч — душа самурая, самурай носит меч как символ своего благородного служения господину и стране, и тогда его меч становится совершенным. «Пытаясь сделать меч совершенным, — говорил он, — я устраняю все недостатки полировки, стачиваю зазубрины и вывожу пятна ржавчины. Естественно, что, полируя мечи, я неким образом „полирую“ и дух владельца меча!» Поэтому-то он и повесил такую странную вывеску… Многие смеялись над стариком и считали его безумцем.

— Если он отказывал самураям в полировке их мечей, на что же он жил?

— С возрастом он становился все нетерпимее, отчего последние пять лет точил только косы, серпы и мотыги для крестьян. А много ли они могли ему заплатить? За работу они расплачивались просом, гречихой и бобами. Много раз он точил им косы в долг, под будущий урожай. Кто-то расплачивался, кто-то — нет. Дядя обнищал совсем, но так и не изменил своим убеждениям. Говорил, что это благое дело…

— Как он умер? — повторил вопрос Мусаши.

— Однажды он отказал очередной раз в заточке меча одному ронину по имени Ясукава Ясубей. Тот принес ему два больших меча и приказал как следует заточить их, поскольку должен был скоро принять участие в тамэсигири с живыми преступниками за деньги. Он хвастался, что в прошлом году его меч срубил семь голов подряд, и собирался срубить еще больше. Он требовал, чтобы мечи были острее бритвы, ведь за казнь каждого осужденного платили по десять моммэ… Дядя наотрез отказался точить его мечи, сказав, что в его доме никогда не будут полировать орудие грязного убийства. И еще он сказал… — племянник полировщика от волнения сбился и заперхал.

— Что еще он сказал? — хмуро спросил Мусаши, дождавшись пока тот прочистит горло.

— Он сказал этому ронину, что душа его черна, как черный лак уруси,¹³ и так же ядовита, и что никому и никогда не отполировать ее добела, — горько усмехнувшись, произнес осипшим голосом столяр.

— Что было дальше? — спросил самурай, уже догадавшись обо всем.

— Ясукава Ясубей в ярости выхватил вакидзаси и зарубил его, — с тяжелым вздохом ответил владелец столярной мастерской, — после чего убежал. Но дядя умер не сразу. Когда я прибежал на его крик, он был еще жив. Он и рассказал мне все, что случилось и попросил, чтобы я запомнил имя убийцы. И я его запомнил…

— Зачем? Вы хотите отомстить?

— Я? — отпрянув в ужасе, воскликнул «Хотэй». — Благородный господин, я не в силах обидеть и мухи. Я простой столяр! Где мне тягаться с ронином, владеющим боевыми искусствами!

— Тогда зачем вы запомнили имя?

— Дядя много раз рассказывал мне, как к нему в мастерскую несколько лет назад приходил сам кенсей Мусаши, и они провели целый вечер в беседе. После чего Миямото Мусаши вырезал для него из дерева фигурку богини Каннон, которой расплатился за полировку меча. Мой дядя верил, что кенсей придет снова, и просил меня назвать ему имя своего убийцы. Его последние слова перед смертью были: «Меч Миямото Мусаши способен уничтожить Зло!»

— Она сохранилась? Эта статуэтка? — помолчав, спросил самурай. — Я могу взглянуть?

— Да, конечно, — поклонился столяр. — Она все десять лет хранится в доме в токонома.¹⁴ Если благородный господин соизволит подождать, я сейчас ее вынесу. Может быть, господин зайдет в дом?

— Я подожду здесь, снаружи, — сказал Мусаши, покачав головой. — У вывески.

Самурай остался на улице, по которой все шли и шли путники, а столяр быстро исчез в глубине дома.

Статуэтку богини Каннон, богини милосердия, Мусаши резал для мастера-полировщика несколько дней, пока тот в свою очередь полировал и затачивал его катану. У Мусаши тогда попросту не было денег, чтобы оплатить работу мастера. Но тот, верный своим убеждениям, согласился принять в счет оплаты деревянную статуэтку. К тому времени Мусаши уже вырезал несколько таких статуэток, оставив их в разных монастырях и святилищах, но эта, что была отдана в счет уплаты за полировку, пожалуй, получилась самой удачной.

Мусаши вспомнил, как «полировщик душ» осторожно принял тогда его меч, правой рукой взявшись за рукоять и положив клинок на левый рукав своего кимоно.

«Я не вижу трещин, глубоких зазубрин или следов от ударов на кромке. Состояние клинка более чем удовлетворительное, хоть и не безупречное, — после паузы произнес тогда мастер, внимательно изучив катану. — Вижу, что вы не пускаете меч в ход по любому поводу. Есть лишь лёгкие следы от скользящих ударов, но я уберу их мягким шлифованием за несколько дней без ущерба для клинка. У вас отличный меч! Отполировать ваш меч — честь для меня!»

Они действительно провели потом весь вечер в разговорах о мечах и современных нравах. В конце разговора «полировщик душ» заметил, глядя на меч Мусаши: «Если самурай правильно понимает, зачем ему нужен меч, тогда его меч становится совершенным. Всмотревшись в такой совершенный меч, легко различить священный свет, дух мира и спокойствия…»

Из задумчивости ронина вывел громкий возглас: кто-то на улице выкрикнул его имя.

— Миямото Мусаши! Я Мусо Гонносукэ! Вызываю вас на поединок!

Ронин резко обернулся и увидел у входа на постоялый двор, где они ночевали, рослого самурая, вооруженного, помимо мечей, еще и гладким деревянным шестом дзё. Рядом с самураем, назвавшимся Мусо Гонносукэ, стояли растерянная старуха-хозяйка и заплаканный Йори. Улица сразу опустела, как по волшебству.

— Учитель, он меня обманул! — с обидой, сквозь слезы, выкрикнул Йори. — Он сказал, что он ваш старый друг! И даже знал вашего отца!

— Не плачь, Йори, — спокойным и ровным голосом ответил Мусаши, внимательно наблюдая за самураем. — Беги, немедленно собирай вещи, мы уходим сейчас!

Ученик кивнул и мгновенно скрылся.

— Я действительно знал вашего отца, Мунисая, — доброжелательно подтвердил самурай с поклоном. — Более того, я сражался с ним, и он победил меня. Теперь же я хочу сразиться с вами: моя техника владения дзё против техники самого Миямото Мусаши! И я не солгал: я не враг вам!

— В таком случае, если вы сражались с моим отцом, считайте, что вы видели и мою технику, — беспечно пожав плечами, все так же спокойно ответил ронин. — Потерпели поражение тогда, потерпите его и сейчас. Я не вижу смысла в нашем поединке.

— Как «Миямото Мусаши»? — с замиранием воскликнул за спиной у ронина вернувшийся со статуэткой Каннон владелец столярной мастерской. — Вы и есть кенсей Мусаши?!

— Да, это мое имя, — слегка отстраненно ответил столяру ронин, не поворачиваясь к нему, а по-прежнему внимательно наблюдая за каждым движением Гонносукэ, шаг за шагом подбиравшегося все ближе, держа шест наперевес. — Еще раз повторяю вам: я не вижу смысла в нашем поединке!

— Я много лет упражнялся с дзё в школах Катори и Касима! — настаивал самурай, всем своим видом демонстрируя решимость немедленно начать схватку и делая еще один шаг вперед по мере того, как Мусаши медленно отступал к прилавку мастерской. — Моя техника совершенна! Я смогу победить вас, и тогда ничто не помешает мне самому основать школу!

С последним словом Гонносукэ бросился в атаку, выбросив далеко вперед вибрирующий шест и пытаясь нанести им сильный удар противнику прямо в солнечное сплетение. Но за секунду до этого, Мусаши успел подхватить с полки столярной мастерской деревянный боккен и заготовку для лука. Отскочив в сторону, он молниеносно отбил шест боккеном, а заготовкой для лука, зажатой в правой руке, тут же нанес такой сокрушительный удар по голове нападавшего, что тот, мгновенно потеряв сознание, выронил шест и упал навзничь в уличную пыль. Поединок закончился в одно мгновенье.

Попрятавшиеся было прохожие и местные жители с любопытством стали высовывать головы из окон и дверей ближайших строений.

— Занесите его в дом, — распорядился Мусаши, обращаясь к совершенно растерявшемуся столяру. — Иначе на улице его ограбят. Он жив, просто потерял сознание. Скоро он очнется и будет вам признателен за то, что вы проявили о нем заботу.

— Миямото Мусаши! — продолжал ошеломленно бормотать «Хотэй», не двигаясь с места, — сам Миямото Мусаши!

— Вам придется зашлифовать след от удара шестом на этом боккене, — продолжил ронин, возвращая в мастерскую оба «орудия», что он позаимствовал с полки. — Приношу вам свои извинения!

— Нет, нет! — словно очнувшись, воскликнул столяр, — Я буду счастлив, если вы возьмете этот боккен от меня в подарок! У меня есть еще два дня, я успею изготовить другой! И я не возьму с вас никаких денег! Подумать только: сам Миямото Мусаши! И где?! В моей мастерской!

— Хорошо, — подумав, ответил Мусаши. — Тогда, к концу следующей луны я снова пройду здесь. К этой статуэтке Каннон, что вы держите в руках, я сделаю для вас статуэтку еще одного божества, и я уже знаю, какого!

С улыбкой кивнув на прощанье мастеру, он подошел к старухе и отдал ей обещанные деньги, — та согнулась в глубоком поклоне. Йори выскочил на улицу, держа в руках боккен и котомку с пожитками. Самурай и ученик быстро пошли по улице, торопясь уйти от места поединка как можно дальше, и уже не видели, как самурая, все еще бывшего без сознания, заносили в дом.

Они подходили к главной городской заставе Эдо, когда погруженный в свои мысли и молчавший всю дорогу Миямото Мусаши вдруг обратился к ученику с вопросом:

— Скажи, Йори, у тебя хорошая память?

— Да, учитель, — удивившись крайней серьезности его тона и немного оробев, ответил мальчуган. — А что?

— Ясукава Ясубей… Запомни это имя! Ясукава Ясубей!

Примечания

11

Общее название японского ассиметричного лука — прим. автора

12

Разновидность японского большого лука эпохи Эдо — прим. автора

13

Обозначение произведений традиционного японского лакового искусства и самого́ натурального лака, используемого для их изготовления — прим. автора

14

Специальная ниша в доме для хранения важных свитков и фигурок богов — прим. автора