Привет с кораллового облака. Роман о муравьях

Сергей Зыболов

Во втором романе из серии о муравьях главными героями выступают Амина и Кэси. Им предстоит пройти немало испытаний. Упорство, вера в самих себя и в светлые силы помогут им на жизненном пути. Автор создал альтернативный мир, в котором не так много действия, но хватает философских размышлений. Время действия в романе – наши дни. Произведение рассчитано на возрастную категорию муравьёв 12 плюс.

Глава 5

Жёлтый

«Как всё-таки здорово совмещать приятное с полезным!» — думала Кауни, натирая стены в душевой комнате чистящим средством. — «Вот вроде бы всё ничего: рабочий процесс движется… движется быстро, и только — вперёд, и во время обычных домашних дел можно планировать чего там дальше будет… Вот ещё бы вспомнить куда положила заказ двухнедельной давности… Случается же такое!» — тут муравьиха громко вздохнула, налила из прозрачной бутылочки бирюзовой жидкости на кафельную плитку и с новой силой принялась усердно шоркать.

Уже шёл третий день, как её назойливо мучал вопрос, дёргал день и ночь, безнадёжно вопрошая: «Куда делся листок заказа и материал — четыре погонных метра атласа, — с которыми приходил заказчик полмесяца назад? Вот куда? Куда-куда-куда?» Три дня назад объявился тот самый мурашик, который и задал головоломную задачку Кауни, поставив её в унылый тупик. Причём, задачка-то была настолько простой, пустяковой и беспроблемно решаемой, но что-то пошло не так…

Муравей, слава богу, никуда особо не торопился с пошивом, а то, ведь, бывают настолько капризнючие клиенты, что просто «ой-ой-ой-берегись, затопчут!» Он появился на пороге ателье и Кауни была вынуждена чистосердечно признаться, что заказ ещё не принят в работу, и произошло что-то невероятное… И ведь, на самом деле, произошло довольно-таки странное происшествие. Из её вроде бы ровной памяти беспробудно выпал тот день, когда принимался заказ, те минуты, когда она оформляла злополучный бланк… Образно говоря, будто бы столик, на котором была аккуратно собрана детская цветная мозаика, легонько тряхнуло разок-другой, и вроде бы вся картинка практически сохранилась, но нет, нет, не-е-ет общей целостности, и нет очевидного ответа на вопрос: «Что же надо исправить, чтобы всё стало на свои места?» Будто бы закостенелыми слесарными тисками, стоявшими без дела всю зиму, сдавили изо всех сил безразмерный месяц рабочей суеты, и сейчас, чтобы хоть как-то вспомнить тот день-час-момент, надо было безнадёжно придушенную память понемногу освобождать от неприятного и гнетущего пресса… Сложно… Невозможно сложно, но очень надо! Огорошенная происходящим, Кауни сначала машинально, а затем более внимательно, просмотрела все неразборчивые каракули в рабочей книге приёма заказов. Всё было идеально записано, принято от такого-то муравья — когда-чего-какой… дата, количество метров… Ничего лишнего или незаполненного… Она подозрительно взглянула ещё разок на дату, на ответственного, — всё верно, — но не могла припомнить, когда это всё она записывала: почерк, без всяких сомнений, был её, и смена рабочая — тоже её, но противная скользкая память удивительно подводила, убивала наповал, упрямо уводила узенькими тёмными закоулками в непролазные городские трущобы, не давая ни единого шанса на благополучное воспроизведение того дня. Но, по рабочим моментам всё записано исправно, идеально… Обычно при приёме нового заказа прописываются пожелания клиента, фасон, снимается мерка, обязательно вносятся все комментарии… Прямо или коряво — но всё же они есть, точнее должны были быть! Но ничего этого сейчас не было. Нелепый, глупый, в конце концов, смешной вопрос-вопросище: «Почему не было?» — беспомощно завис в ледяном воздухе. И на потерянную Кауни шипящей и пугающей волной за волной накатывало колющее осознание беспомощности нашего разума: то тяжеловесным катком прокатывался страх, что «разве такое бывает?», беспощадно распластывая её хлипкое сознание по всей поверхности бытия, превращая его в тонюсенький коврик; то невразумительная неизвестность отпускала парить в эфирной невесомости, ожидая, когда лёгким дуновением одну начавшуюся мысль невидимая сила привяжет к другой, и тогда, возможно, именно тогда всё ровненько сплетётся в единое целое и решение будет найдено. Найдено! Най-де-но! Это слово иногда так безразмерно озаряет весь внутренний мир, что ты каждой частичкой своего тела в секунду проживаешь миг рождения новой Вселенной, новой уверенности и новой бесконечно-волнующей надежды на лучшее, точнее, это слово несоизмеримо, оно не может объять всё необъятное. Но… но сейчас ничего этого не было.

Кауни всё никак не могла вернуться в когда-то родной памяти в ту ситуацию, когда принимала заказ. Стоп-п-п, и дальше — нет дороги! «Да почему же нет!» — поборола себя муравьиха. — «В конце концов, всё найдётся. Клубок мыслей распутается… Надеюсь… Просто надо отложить вопрос „до завтра“, и всё решится. Это же капитальный, проверенный столетиями способ. Даже в самых древних сказках встречается. Когда ты целиком и полностью растерян, и не знаешь, что делать, как решить очередной жизненный урок, ложись спать, и решение придёт во сне! Придёт-придёт! Ну-у-у, или не придёт. Одно — из двух. Хотя, есть довольно приличный шанс, что мудрёный лабиринт будет пройден!»

Кауни закончила чистить душевую комнату, окатила водой стены, и тут же включила душ, решила приготовиться ко сну чуть раньше — сил уже ни на что не оставалось. Мягкие тёплые капли вернули её в день, когда отец по воскресным дням в незапамятно-далёком детстве устраивал самодельный душ для неё и её сестрички. На клетчатой площадке, сложенной из ровных горбылей, и сияющей в дальних углах приличными ранами-отверстиями, расположенной между домиком и кривенькими мостками, возвышался апатичный деревянный столбец, гладкий до безобразия, к которому крепились разные полезные бытовые мелочи: крючки, тазы, вёсла, ковш, моток верёвки с повторяющимися узелками… Отец по выходным убирал всю висящую утварь в хижину и прикреплял к самому верху брусок-не брусок, кто сейчас уж и вспомнит. И к нему подвешивал замысловатый таз с водой, от которого наклонялся в воду шланговый отросток, и отец-муравей с задором загонял детишек под шайку, напевая весёленькую песенку про морячков, откручивал овальную умывальную заслонку, и тёплая водица струилась мелкими струйками, а отец, фыркая от воды, смеясь и подбадривая детишек, энергично качал насосом воду тут же, из реки, чтобы душевая феерия не кончалась. Кауни помнила ещё и то, что домашняя баня не нравилась только старшему брату по какой-то неясной причине, а ей с сестрой было очень и очень радостно принимать такой душ.

Синий

Как-то за неделю до взрыва квартиры Шенни, Кауни и Кэси возвращались домой на пару, они в последнее время довольно часто уходили с работы домой вместе. Бывало такое, что иногда одна или другая отчаливала чуть пораньше, не дожидаясь подруги в силу того, что у той длилось «нескончаемое рабочее веселье».

Дорога недолгая, и получасовая пешеходная прогулка, даже после тяжкого трудового дня способствовала переключению от ежедневных рабочих картинок. В тот раз муравьихи, несмотря на промозглый серый вечер, отправились домой. Дождика не было, он иссяк ещё днём, но всюду мелкой мошкарой порхала неприятная мокрая пыль, мельчайшие частички капелек безостановочно вальсировали в городском воздухе. Кружились так, что иногда казалось, будто бы они не собираются приземляться: вверх-вниз, вправо-влево, и снова — вверх… Бесконечно длинная дорога, лениво вьющийся то вправо, то влево, полосатый, в вялую серую и зеленую полоску плиточный тротуар, местами аккуратно разрезанный перекрёстками, словно гигантский пирог, на равные части, неторопливо вёл отработавших смену сонных муравьих прямиком домой, сворачивать никуда не надо было. Только — вперёд и вперёд! Как в старой доброй песне!

Обновлённые тёплым дневным ливнем здания неохотно готовились к быстротечному ночному пересыпу — уже местами загорались круглые окна снотворных домов и офисных зданий — лимонными, бежевыми, оранжевыми и даже зелёными блинчиками-окнами. Вялые, промозглые сумерки — они и есть сумерки, и в полусонной, в бесконечно-грустной полутьме не особо кто желает сидеть. Практически всем хочется пробудить домашнее электрическое чудо, и услышать «живое дыхание придуманной жизни».

— Знаешь… — начала Кауни, но Кэси ей не дала продолжить.

— Знаю-знаю! — она с улыбкой сверкнула глазками.

— Ты многое знаешь, я догадываюсь… — снова начала Кауни. — Я вот про что… Знаешь, иногда сядешь так в тишине, в пустой такой тишине, прислушаешься к звенящей безмолвности, и кажется, что мы такие крохотные… крохотные капельки во Вселенной… Мы вот в такой безграничной Вселенной…

— Ты о чём-то прекрасном хочешь? — Кэси вопросительно стрельнула взглядом.

— Ты — «против»?

— Да, нет же, я — только «за»! Силы ещё есть на такие разговоры… Так что — всё в полном порядке!

— Отлично! Так вот, продолжаю я. Мы — безумно-безумно крохотные, и над нами какой-то невообразимый кудесник, как будто бы какой-то волшебник… И вот он колдует, день и ночь колдует и контролирует нас, наши движения. Это я так представила… Вот так косится со стороны и изучает, что мы можем, а что — не можем… Как будто под колоссальным колпаком крутимся и крутимся. Понимаешь? Конечно, кто его знает, может, он и вмешивается… Устанет смотреть, как мы мучаемся, подтолкнёт нам какого-нибудь незримого помощника, передвинет, что посчитает нужным и правильным.

— На днях… Хотя, на каких там днях… Месяца два, или уже больше, назад попался на глаза стишок… Не стишок, точнее, а стихотворение… Потому что, стишок — это не то совсем…

— Чего там, в стихотворении твоём?

— Я всё не помню, конечно же, но начало было такое: А боги смеялись всё утро и вечер, Смешила их фраза: «Случайная встреча»! Они от души, аж до слёз хохотали… чего-то там… Вам шанс просто дали! И смысл стихотворения того такой, что обыкновенных случайностей не бывает…

— В самую точку! Я с тобой согласна! Да-а-а, вот так вот… Случайности бывают, но они не совсем «случайности». Они — как новые возможности… мы иногда думаем: «О-о-о, это силы свыше!» А ведь это, между прочим, и есть силы свыше.

— Вот, мне стих этот и понравился, что эти «случайности» надо переключать на «возможности»!

— Случайности… они такие и должны быть. Ну, я так думаю, по крайней мере! Мы — не совсем уж и куколки какие-то, марионетки, мы — крохотные такие песчинки во Вселенной, конечно же, в такой безразмерной, бесконечной Вселенной, мы все — частички одного механизма, но ведь он работает, он движется, и отчасти благодаря нам. Он движется день и ночь… Разве не так?

— Наверное, так… Откуда у тебя берутся мысли такие… Я это говорю к тому, что силы есть размышлять… Молодчинка — ты!

— Ну, а как не размышлять-то? — Кауни с некоторым испугом посмотрела на подругу, та спокойно отвечала.

— Не знаю, у меня просто нет сил до дома дойти… Нет сил… А уж задуматься о таких вещах… Хочется просто поесть и упасть поспать… Вот, поэтому и-и-и…

— Так, понятное дело, что нет точного ответа. Это всего лишь предположение. Точно никто не скажет…

— Про «звенящую безмолвность» — хорошо ты сказала, поэтично так. Я запомню… Постараюсь запомнить, по крайней мере. — Кэси сделала артистичный жест лапкой на лапке, будто бы ставит «крестик на память».

— Ох, вот, что я скажу. Мысли о нашем мире — они приходят и уходят…

— Точно… Правильные слова… «Приходят и уходят…»

— Ага-ага, я их не записываю, они просто рождаются из… даже не знаю, откуда они рождаются, появляются… как-то внезапно нахлобучиваются, и я озвучиваю, и они тут же растворяются в нашем мире…

— А я вот что-то редко думаю на эти темы… Или, можно сказать, вообще не думаю… Как-то нет ни сил, ни времени, что ли…

— Ха-ха, ты сейчас сказала так, будто бы я думаю… — Кауни ярко подмигнула куда-то в воздух, в надежде, что кто-то отметит её шутливый тон.

— Мы думаем только о нашей жизни… вот только о ней, о реальном мире, о том, как бы выжить, и что будет завтра…

— Эт-т-т точно ты говоришь! Чего нам про всякую там вселенную думать, когда в животе урчит от голода?

— Всё очень-преочень просто, и даже не оригинально… В животе ур-р-рчит!

— Утром просыпаемся и первая мысль: «Что нам день грядущий готовит?» Ну, так что ли? Ну-у-у, ведь не так! Проснулись, подскочили и побежали на работу. Тут — всё по накатанному, как автоматы, какие-то роботы отработали, отпахали, так скажем… Выполнили план по выученному сценарию, снова подскочили и убежали домой!

— Ага-ага, всё по кругу… Всё-всё… Будто бы лошадки бегаем, ну, то есть, бегают в цветном таком цирке!

— Карусель крутится… Крутится бесконечно… Аттракцион будто бы в парке… В парке, но только не в парке Отдыха, а в парке Жизни… Вот такие у нас игры-развлечения…

— Да-да, карусель крутится и крутится… Бесконечно, безостановочно. И иногда ещё кажется, что с каждым годом эта карусель крутится всё быстрей и быстрей…

— Ой, не говори! Это точно! Всё быстрей и стремительней!

— Дни бегут…

— Точно, даже не бегут, а летя-я-ят…

— Вот такие мысли… Да, и не успеваем даже сообразить кто «мы», и что «мы», и мимо чего пробегаем-проезжаем. Всё — на бегу, в спешке…

— Вот все мы прекрасно знаем, а все-таки ничего не… — Кэси не успела завершить предложение, как Кауни указала ей на крохотный оркестрик.

Они только что вывернули из-за угла, и сразу перед ними нарисовалась рельефная сцена с выступающими на ней музыкантами. С десяток муравьёв с классическими инструментами легко и непринуждённо ваяли обворожительную красоту, от которой совершенно невозможно было бесцеремонно отстегнуться и полететь по своим обыденным делам. Все, кто попадал под волшебное влияние сладкозвучной, музыкальной феерии, сразу же прочно примагничивался и оставался тут же. Похоже, что несравненные музыканты выступали продолжительное время, так решила сходу Кауни, оценив количество зрителей: ими был заполнен почти весь перекресток, на котором проходил шикарный концерт. Муравьихи, не сговариваясь, подошли чуть поближе, словно завороженные гипнотическим действием и остановились, внимая волшебную классическую музыку, но недолгим было их счастье наслаждения искусством. Дивная чудодейственная композиция завершилась через минуту-другую, чародей-дирижер поклонился под овации муравьёв, музыканты проделали то же самое, а затем они спустились со сцены по крайним ступеням и ушли за так называемые «кулисы», ведь сцена была временной (город шаг за шагом приближался к большому праздничному карнавалу).

— Знаешь, мне показалось, что я уже тут была, и, как бы сказать… Это-о-о-о… Я уже предчувствовала, что мы выйдем сегодня на этих музыкантов! — Амина с восторженным подъёмом сказала подруге, когда они выключились из колдовского мира прокатывающейся по всему тельцу гармонии, и, как и все муравьи, начали разбредаться по своим уголкам.

— Слушай, вот это моя фраза! — заулыбалась в ответ Кэси. — Я то же самое сказать хотела… Вот то, что ты сейчас озвучила!

— Да-а, ну-у-у?

— Вот-те и да-ну-у-у! Мы ещё шли по дороге…

И они начали говорить почти одновременно. Когда Кэси весело и с паузами после каждого слова произносила: «Ещё на том повороте, где перекресток с трамвайным движением, я подумала как-то в один миг…», Кауни уже тараторила: «А-а-а, я иду и думаю, размышляю, вот иду и иду, и думаю, чего-то сегодня не так, что-то должно… должно случиться хорошее, просто обязано случиться!» А в это время Кэси: «А ведь там, на той улочке, откуда мы пришли, не было ничего слышно, не было, ведь…» Кауни все повышала и повышала голос, будто бы подруга её не слышала: «Мы ж могли просто пойти другой улице… Обычно, ведь, по другой ходим, а тут… Чего мы тут-то попёрлись? Как будто нас кто-то за лапку взял и привёл сюда!» «Вот и вправду говорят, что наш мир — он такой много… много… ой, не помню какое слово такое…» «А-а-а, мы выходим такие, а тут… и я… и я просто остолбенела… Сходу сражена наповал была…» «Так они играли так, что было слышно как раз только на площади, а там, на соседних улочках — уже и нет…» «Это как фильм есть ещё такой, про параллельные миры… или даже сериал…» «Да-а-а, музыка — просто волшебство какое-то! Я первый раз в жизни…» И почти одновременно выдохнули: «Ну-у-у и вечер выдался, просто замечательный!»

Муравьихи весь оставшийся путь до дома продолжали делиться своими впечатлениями об увиденно-услышанном крохотулечном отрывке концерта, романтично мечтая, что когда-нибудь (наверняка, это время настанет совсем скоро) они снова смогут погрузиться в безоблачное благозвучие.