Привет с кораллового облака. Роман о муравьях

Сергей Зыболов

Во втором романе из серии о муравьях главными героями выступают Амина и Кэси. Им предстоит пройти немало испытаний. Упорство, вера в самих себя и в светлые силы помогут им на жизненном пути. Автор создал альтернативный мир, в котором не так много действия, но хватает философских размышлений. Время действия в романе – наши дни. Произведение рассчитано на возрастную категорию муравьёв 12 плюс.

Глава 3

Жёлтый

Кауни была родом из южного курортного городка Алисти-Кер, что на самом краю Государства, добрым соседом Линайской Народной Республики. Населенный пункт, численностью около пятидесяти тысяч муравьёв, радовал туристов своим гостеприимством на берегу тёплого океана. Надо сказать, Кауни родилась в бедной семье, и всё, что муравьиха помнила из своего далёкого детства, это — хиленький домик на сверкающей воде, где они жили всей семьёй: родители, старшие брат с сестрёнкой и она.

У кого из муравьёв не было никаких средств на жильё в посёлке, устраивали небольшую хижинку на длинной лодочке, настолько старенькой и не способной перевозить муравьёв, что её требовалось чинить-латать и ещё разок чинить, старательно выкладывая двойной пол, чтобы ничего из упавшего в доме не пропало в мутной водице. По углам домика, читай — комнаты, размером в ширину — чуть более трёх метров, и в длину — порядка четырёх-пяти метров, крепко-накрепко заматывались оранжевые или жёлтые бочки, служащие этакими понтончиками, и уверенно державшими всё жилище в строгом равновесии. Стены и крыши были сделаны также, по одному подобию, — из лёгкого, но прочного бамбука.

Почти все домики надёжно крепились прочным манильским тросом к деревянным нерушимым пирсам, перекидным основательным мосткам, которые, словно бешенные перекошенные улочки в небольшом скучающем городке тянулись по сонному бережку и вяло уходили от сероватого сырого песка в океанскую безбрежность.

Часть построек флегматично стояла чуть подальше, в открытом смиренном океане, и добраться к ним возможно было только по мягкой безмятежной воде, но они также уверенно держались на волнах.

Прибрежные волны практически всегда были философски спокойны. Лишь в редкие часы в них пробуждались неистовые стихийные чувства, но и тогда, кроме незначительного благодушного колебания пола, жители лачужек ничего не испытывали. Меж фиолетовых построек невозмутимо фланировали серебристые чайки, а вот утиные семейки шныряли более активно, то и дело ныряя в серую глубину за кормёжкой. Случалось, что среди качающегося на волнах мусора, проскальзывала полосатая огненно-бордовая змейка, пугающая морских жителей.

Практически вся жизнь обитателей «морской деревеньки», проходила на мутновато-скользкой зеркальной глади: здесь они жили и работали. Каждый, как мог, обучился востребованному ремеслу — одни рыбачили, уходя с предрассветной дымкой за океанический горизонт и устало возвращаясь под свет уже свежезарождаюшихся звёзд; другие занимались перевозками на своих смешных пузатых лодочках, напоминающих навьюченных до предела помощников-верблюдов, до того стареньких и высохших, что казалось эти дряхлые челны могут не дожить до вечера и развалятся при выполнении очередного рейса, но наступал жестокий следующий, и снова — следующий день, а грустные перевозчики нещадно продолжали эксплуатировать водный транспорт, ведь особого выбора у них не было; третьи — выучились правилу торговли и с необъяснимой дрожью на проподеуме успевали с раннего живительного утра закупать по оптовой цене морские товары (съедобные и сувенирные), и к вечеру уже почти все сбыть, отсчитывая своим домашним прибыль; четвёртые — ежедневно добирались до земли (с теми же перевозчиками или на собственной лодчонке), чтобы отправиться на рабочее место — на фабрику или рынок, маленькое туристическое агентство или хлебопекарный заводик, кафетерий или сервисное ателье.

Лучистый пляж для купания порядочно маячил на идеально ровном береговом закруглении. Сладкая красота. Блаженное благолепие. Аж, до нескрываемой тошноты… Чётко очерченная, строгая граница, как будто проведённая самой природой, ровно разрезала мир на две части: ненастной реальной жизни и сверкающего беззаботного отдыха. Беспросветной работы и безвольного покоя. Подобные разделения были, есть и будут повсюду. Если приглядеться. А если не всматриваться?

Иногда, когда Кауни вспоминала цветную картинку детства, ей казалось, что она отдыхала (хотя этого никогда не могло быть) на том самом золотистом пляже, на безоблачно-ровненьком, жарко-песочном и нежно-знойном. Она ясно видела, как в ярких купальных костюмах сидят под полосатыми бело-синими, «и почему, собственно, бело-синими? Какой-то шаблон в сознании?», шезлонгами, лежат и млеют от загара муравьи, как лихо пружинит яркий шпокающий мяч от лапок играющих в волейбол на рыхлом белом песке, как вяло томятся парочки в кафешке, под соломенным навесом и неспешно ткут бесконечную нить никчёмного разговора. И случалось, что полосато-шоколадный мяч-пузан бешено вылетал из ленты памяти и пробуждал муравьиху от воспоминаний, прямо вот так брал, и совершенно чётко выпрыгивал из разминочных игр отдыхающих муравьёв далёкой памятной картинки — в настоящую жизнь в телевизионный репортаж, о котором громогласно вещал чёрный ящик в уголке скромной комнатки Кауни. И она в тот же момент улыбалась, легко встряхивала голову, и иногда шла к спасительной раковине, чтобы окатиться ледяной водой и больше не дремать в сознании, а иногда и наоборот, если позволяло время, заваливалась на родной диванчик и отключалась на часик-полтора.

Алый

На тротуарной дорожке сидели три муравья и ловко стучали каучуковыми молоточками, то и дело подбивали-выравнивали, кропотливо и усердно подгоняли плотненько друг к другу кирпичики, ставили скользкий уровень, примеривались, и бурчали чуть слышно меж собой.

— Слушай, как думашь, доедет ли этот мобильчик до Сан-Притту? — лениво спросил один, косясь одним глазом на ватерпас, а другим — всматриваясь куда-то вдаль.

— Никак я не думаю! — резко ответил другой и почесал лапкой голову. — Работаю я! Чего тут думать-то?

— Слушай, ну «не думаю» — это не есть хорошо! «Не думаю» — это плохо! «Не думаю» — это… это…

— Отстань! — ещё один резкий выпад.

— Чего отстань? Я серьёзно спрашиваю, а ты…

— Эх-х-х, ну, ладно-ладно, ну-у-у, чего тут думать? Где мы, и где Сан-Притту твой? Вот где он?!

— И где-где-где?

— Сказал бы я… Сказал бы я, где он! Далеко он, да-ле-ко-о-о — вот где…

— И чего теперь?

— Да, ничего! О-о-ох, если надо, можно и доехать до твоего Сана… до Притту!

— Вот и я думаю, что доедет! — расплылся в улыбке первый и прикрыл на секунду глаза, но надо было продолжать работать.

— Санью, слушай, обычный мобильчик, как ты сказал! Чего в нём есть такого? — наконец отреагировал третий муравей на диалог, продолжая старательно подбивать инструментом фигурную брусчатку. — Будет время и если захочет, то доедет, на вид — он приличный!

— Приличный-то он, приличный…

— Ну, вот и хорошо…

— Да-да, хорошо, Браш, так и запишем — «до-е-е-едет»! — первый уложил очередной кирпичик и не спеша поднялся, активно растирая лапками проподеум. — Вот так затекло у меня всё-ё-ё… Всё-превсё… и ещё чего-то я хотел… хотел…

— Ты тут осторожнее с хотелками со своими! А то они такие… они могут и сбыться, если вдруг запульнешь словечком правильно… — второй муравей тоже поднялся, но более легко, и было видно, что у него проблем с заднеспинкой, даже после часового непрерывного труда, никаких не было.

В стороне, возле небольшого домика с неприлично-серыми стенами и ещё более неприличными сизыми, грязными окнами с нервно-косыми разводами в ожидании тусовалась парочка и наблюдала, как скромный мурашик стоит перед дверью в подъезд и то ли не решается войти, то ли думает о чём-то своём, то ли ещё чего… И вот в это-то момент таинственная дверь широко распахнулась и на пороге зафиксировался образ муравьихи с большой коляской.