Скейтагеддон

Сергей Золин, 2021

Тиме тринадцать. Он любит пиццу и смотреть сериалы с друзьями. Но главное в его жизни – скейт! С ним он не расстаётся никогда. Что может быть лучше, чем ловко исполненный трюк? Пожалуй, лишь возможность стать известным скейтером! И однажды Тиме выпадает шанс доказать всем, чего он стоит. Всё в тот день казалось идеальным: любимая доска, трюк «на пять с плюсом», поддержка друзей… Ещё мгновение и прежняя жизнь навсегда изменится!

Глава 2

В тот момент я подумал: «Ну, всё… Теперь мне точно крышка. Без шуток! Я допрыгался, докатался, доездился». «Довыёживался», как говорит мой батя. И он это, ясен пень, чуть позже сказал.

Откуда?! Вот откуда перед самым моим приземлением выскочила завуч Антонина Петровна Ястребова? В неё-то я и врезался со всего маху! Рили говорящая фамилия — не человек, а сущий Ястреб! Вечно она появляется там, где что-то происходит. Словно из-под земли вырастает или телепортируется. И ни один ученик вам не сможет точно сказать, как и откуда она в очередной раз возникла. Нюх у неё, что ли, на баловство?

Нас со всех сторон обступили. Все хотели поближе посмотреть, всё ли с нами в порядке. Замелькали телефоны. От гула голосов стало нестерпимо тяжело. Я оглядел себя — фух! — цел. Ни царапины. Легко отделался! Ястреб сбоку от меня. С ней, вроде, тоже всё ок. Если не считать того факта, что она сидела на асфальте вся в пыли и ошарашенно вращала глазами.

Она, конечно, заорала. Я ещё не успел подняться и как следует очухаться, а она уже вскочила на ноги и завопила:

— Совсем, Драбин, взбесился? К директору! Родителей! Вместе с ними! Сейчас же!

— Как же он, Антонина Петровна, сейчас же пойдёт с родителями, если их ещё надо вызвать? — ехидно пискнул кто-то из-за спин собравшихся. Вот упырь! Это же надо догадаться, так специально Ястреба драконить!

— Кто там самый умный? Тоже к директору захотелось?! Молчать! Не снимать, телефоны заберу! — продолжая орать, завуч грозно осмотрела толпу.

Все стихли под её взглядом. Втянули головы в плечи да смартфоны по карманам попрятали. Ну и встали по струнке — заглохли, рты на замок. Сразу такая зловещая тишина настала, аж придавило этой тишиной. Шутник, ясное дело, спрятался в самую гущу и сидел там, не пикнув.

— А ты, — прошипела Ястреб, ткнув пальцем в мою сторону, — живо поднимайся и за мной! Родителей я сейчас сама вызову!

Я начал вставать как можно медленней, будто это помогло бы избежать наказания. Наивный. Бледное лицо завуча нервно передёрнуло от моих движений, и она, не дожидаясь, схватила меня за толстовку и рывком приподняла.

— Эй, вы мне так капюшон оторвёте! — огрызнулся я. То, что я в неё врезался, ещё не значило, что надо рвать на мне одежду! В конце концов, её никто не просил вставать на моём пути.

— Ты мне ещё поговори, паршивец! — Она толкнула меня перед собой, но капюшон отпустила.

Я надеялся, что в суматохе про скейт забудется и Витёк заберёт его, но не тут-то было. Ястреб словно прочитала мои мысли. Брезгливо подняла доску с асфальта, стараясь держать на вытянутой руке, чтобы не запачкать и так порядком измазанный костюм. Л-логика.

— Это я конфискую до прихода родителей! Шагай, шагай. Нечего на меня так смотреть! А ну, расступились! — скомандовала она.

Толпа разошлась по сторонам, давая нам пройти.

Я поправил толстовку, сунул руки в карманы джинсов, опустил голову и поплёлся по направлению к школе. Позади меня вышагивала, стуча каблуками, моя конвоирша со скейтом. Нас провожали десятки любопытных и одновременно испуганных взглядов. Все понимали — грядёт что-то поистине жестокое!

По дороге у меня ещё теплилась надежда на то, что директора не окажется на месте. Вызвали куда-нибудь по срочному вопросу, уехал, решил не явиться на работу или что-то в этом роде. Но скорее инопланетяне нападут на школу, чем кабинет директора окажется пустым. Виктор Фёдорович, ясен пень, был у себя.

Ястреб постучала и, когда до нас долетело: «Войдите!», распахнула дверь перед моим носом и махнула, чтобы я заходил первым.

— Вот, Виктор Фёдорович, полюбуйтесь! — не успев переступить порог, запричитала она, входя следом.

Директор — мужик, конечно прикольный, ничего зря не скажешь. Но тоже, как и все в нашей школе — с прибабахом. Знаете, наверное, как выглядит начальник Питера Паркера? Ну, такой, с усами? Практически вылитый наш Виктор Фёдорович Бугров!

— Что такое, Антонина Петровна? — пробасил директор, сцепив руки в замок, и слегка подался вперёд. Он переводил взгляд с завуча со скейтом в руках на меня и ждал внятного объяснения.

— Сейчас шла… Чуть не убил вот этим… Сверху как полетит на доске и прямо мне на голову приземлился! — сбиваясь, стала объяснять Ястреб, запыхавшись от новой волны негодования и тряся моим скейтом.

— Да вы что! — возмущённо закачал головой Виктор Фёдорович. — Ты что же это, Драбин, решил нам тут людей калечить?

От взгляда директора мне стало не по себе, но Ястреб на меня явно наговаривала лишнего! Во-первых, никуда она не шла, а выскочила мне под ноги! А во-вторых, ни на какую голову я ей не приземлялся.

— Это враньё! Антонина Петровна сама попала под колёса! Если бы она не полезла, то я бы спокойно прыгнул, и никто бы не пострадал.

— Так, Драбин, ты давай не огрызайся! Антонина Петровна — заслуженный работник нашей школы, зачем ей врать. — Он оглядел пострадавший в столкновении костюм Ястребовой, и добавил: — Про голову, может, и преувеличила…

— Виктор Фёдорович! — с возмущением перебила завуч.

— Но это от шока, — как ни в чём не бывало, продолжил директор. — Ведь мог бы и так врезаться, что потом костей бы не собрали. Ни Антонины Петровны, ни твоих! Понимать же должен, что творишь! Правильно?

Я кивнул, угу, мол, правильно.

А тем временем директор, видимо, впал в своё любимое настроение. Его в такие моменты начинает нести в дебри рассуждений. Так часто случалось на линейках по всяким торжествам. Как начнёт грузить, так потом фиг остановишь.

— Мы вам уже и тут и там на уступки идём. Вот не захотели вы форму носить? Пожалуйста! Разрешили ходить, как хотите. Демократии, так сказать, немножко привнесли. Погляди теперь на себя, разве запрещаем? — Он поочерёдно стал показывать пальцем. — Кофта эта с капюшоном. Джинсы вон болтаются мешком. Кроссовки несуразные. В других-то школах сейчас бы в туфельках, в брючках, в пиджачке — красота! Но нет, мы вам позволяем! А вы…

— А что мы? — не выдержал я.

— Не цените вы! — подвёл басом итог Бугров.

Тут он прав. Единственное, что в нашей школе нормального (помимо неплохой кормёжки в столовой) — форму носить не надо. У них там какая-то договорённость по этой части, поэтому нам можно хоть в чём ходить. В пределах разумного, ясен пень. Все остальные школы нам завидуют!

— Я сразу была против этого, — взвизгнула Ястреб, да так, что я вздрогнул от неожиданности. — В Министерстве образования эксперименты в головах сплошные! А мы отдувайся с этой либеральной системой. Я ещё тогда сказала, что до добра это не доведёт.

— Ну, ладно, Антонина Петровна, так сразу не надо на министерство грешить, — отмахнулся директор. — Там, знаете… — Он постучал пальцем по столу, — Тоже не дураки сидят.

Устав держать скейт, завуч положила его на пол.

— А что же в других школах с формой порядок и дисциплина не хромает? — Ястребова уже явно завелась и решила продолжать спор. — А у нас? Что ни день, так какая-то катастрофа! Позавчера Портнова из девятого «Б» караоке устроила посреди алгебры. Сегодня этот меня чуть не убил! Им дай волю, так они нас к стенке с вами, Виктор Фёдорович, поставят.

— То есть, по-вашему, выходит, что я не справляюсь со своими обязанностями, так, что ли? — недовольно пробасив, директор со скрипом отодвинул кресло, медленно поднялся и стал ходить туда-сюда от стола к стене и обратно.

Дело набирало какой-то непредвиденный оборот.

— Я этого не говорила, — замотала головой Ястреб, — я лишь хотела указать на то, что из-за этих экспериментальных программ страдает весь учительский состав и часть учеников.

— Да, да, целились в программы, а попали в меня! — Бугров ткнул себя в грудь и продолжил гнуть свою линию: — Это же я согласился, чтобы у нас была экспериментальная школа.

— Нууу…

— Вот вам и ну, Антонина Петровна! Между прочим — это и прибавки к зарплате… Вашей зарплате в том числе! Или забыли? — повышая голос, директор остановился на полпути и грозно взглянул на завуча. Он выше её на целую голову, а потому смотрел сверху вниз, и это внушало ещё больший страх.

— А при чём тут моя зарплата? — отбила атаку Ястреб. — Мы здесь не мою зарплату обсуждаем, а катания на этих досках! — Она легонько пнула скейт носком туфли.

Прозвенел звонок на урок.

Похоже, что в порыве разборок директор про меня напрочь забыл. А вспомнив, сильно смутился, и быстро проговорил:

— Так, Драбин, выйди пока за дверь, нам с Антониной Петровной надо серьёзно поговорить о твоём поведении.

Не став дожидаться окончания скандала, я вышел из кабинета в коридор и от усталости прижался к стене. Все разбрелись по классам. У нас же было окно, так как учительница литературы отпросилась по срочному делу, а нового урока нам не придумали. Медленно сползая по стене, я гонял мысли о возможном наказании. То, что родителей вызовут — это сто процентов. Но дальше что? Домашний арест? Скорее всего. А это означало, что катаний в парке я могу не увидеть ещё очень долго… Эх, а как красиво пролетел!

— Ну, чё? — подбежав и рухнув рядом со мной, зашептал Витёк. — Чё сказали-то?

— Да пока ничё, — лениво отозвался я.

— Решают судьбу?

— Угу.

Внезапно я вспомнил, как поругались Бугров с завучем и, тихонько посмеиваясь, стал пересказывать Витьку. Тот пришёл в полный восторг и время от времени затыкал себе рот, чтобы громко не заржать.

Я уже в третий раз повторял фразу: «А при чём тут моя зарплата?», передразнивая Ястреба, когда Витёк толкнул меня в бок и показал взглядом в другой конец коридора.

— Твои идут, — быстро шепнул он. — Лан, бро, держись. Я слиняю, а то мало ли. — Хлопнув меня по плечу, Витёк подскочил, сбежал по лестнице и скрылся за углом.

Я стянул с головы шлем, снял наколенники, повернулся к родителям и виновато развёл руками.

— Здрасти, — натянуто улыбаясь, поприветствовал я предков и поднялся с пола.

— Довыёживался? — спросил отец, но продолжать не стал. Мама забрала шлем и наколенники, убрала всё в сумку и молча метала молнии в мою сторону.

Антонина Петровна вышла из кабинета директора и пригласила нас войти.

Дальше, как вы понимаете, проходила форменная головомойка. Меня сделали чуть ли не главным зачинщиком всего, что связано со скейтами в школе. За мои попытки возразить мать меня одёргивала и повторяла только: «Замолчи!» Отец слушал завуча с директором, попутно качая головой. Скейт уже лежал на расстеленных на столе газетах. Директор, показывая пальцем то на него, то на Ястреба, рассказывал о моём полёте на заднем дворе. А завуч-то! А завуч! Стояла, как бедная жертва чуть ли не бандитского нападения! Всё обрисовали так, будто я свалился на неё на тракторе! Это ж надо так врать! Но высказать мою версию произошедшего мне не дали. Конечно, кто будет слушать какого-то там подростка? Они ведь взрослые, им якобы видней, что произошло. Родители меня разочаровали своим поведением. Разве можно так слепо верить всему, что говорят в школе? Ну и что, что директор и завуч? Что они, врать не могут? Но этого следовало ожидать. Взрослые всегда договорятся между собой. Есть и такие, спорить не буду, которые за своих деток горой. Причем дети их, как правило, те ещё придурки, достающие всех так, что житья от них нет. Но родители их защищают и они у них всегда невиноватые. Где, спрашивается, справедливость? Решительно непонятно!

Чем всё это тогда закончилось? Скейт родители конфисковали. Меня обрекли на домашний арест. Мне, в свою очередь, пришлось извиниться перед Ястребом. Она сделала вид, что прощает меня из величайшего чувства благородства.

— Пойми, Тимофей, — вкрадчиво заговорила она, — я ведь не за себя, я за тебя… Я за всех вас тут переживаю. Чтобы вы шеи себе не свернули.

Мать с отцом согласно кивали. Директор разглаживал усы.

«Ну-ну, а полчаса назад ты не то орала, — подумал я про себя». Но, ясен пень, промолчал. Меня просто достала вся эта катавасия.

Очередной звонок оповестил о конце урока. Родители со скейтом ушли домой, а я отправился досиживать оставшиеся занятия. С этого дня меня ждало несправедливое наказание, разом лишившее всего, что так дорого. Антоха, Лёха и Сашка сочувствовали мне, но что они могли поделать? Витёк вообще исчез, сбежав с уроков без предупреждения. На наши сообщения он не отвечал.

— Чего эт он? — только и спросил Лёха. Никто из нас не мог сказать, что задумал наш конопатый хитрец.

Интернет в тот день вырубили во всей школе. Во время уроков и после все смартфоны проверяли на наличие злосчастного видео. Всех заставили стереть запись под страхом вызова родителей и перевода в другие школы. Я, если честно, был рад такой зачистке. «Видосы удалят, через пару дней всё забудется. В инете не затроллят», — примерно так я тогда наивно размышлял.