Излишне съедобная кассета VHS

Сергей Жебаленко, 2023

Сюжетных линий три. Первая начинается с больницы, где приходит в себя взрослый мужчина, частично потерявший память. Время действия 1970 год.Второй герой – Феликс Мудрицкий, автомобильный телевизионный журналист, который зарабатывает рекламой. Время действия – 2000 год. Третья – попытка художественного осмысления того времени, которое можно назвать «война на Донбассе 2014-2017 годов». Связующим звеном всех трёх линий являются главы-вставки, которые переплетают между собой разные персоналии романа.

Глава 16 Выписываемся из больницы

Весна, 1972 год

Удивительная штука — окружающий мир.

Бред не закончился и после обхода — ушли люди в белых одеждах с их вопросами и опросами и сразу за ними появились в накинутых халатах давешняя полноватая молодая женщина и тот самый высокий мужчина.

Сегодня он был не в джинсах, а в строгом темно-сером костюме и синей рубашке с темно-серым же галстуком. Слегка вьющиеся волосы были уложены и…слегка отливали влажностью, что ли? Нет, волосы были чем-то намазаны, как же оно называлось?

Брюки слишком узкие, не по моде, подумалось мне, и пиджак в плечах уж очень просторен, а книзу уж слишком узок — также не по моде.

— Мишенька, — проговорила женщина и наклонилась надо мной, чтобы поцеловать в щеку.

Меня накрыло приторным облаком удушливых духов, и она опустилась на стул у кровати.

Мужчина целоваться не полез, коротко кивнул:

— Ты как?

Я толком не помню, что и как я отвечал, поскольку ответы мои были односложными, а в голове вихрями носились самые разные бредовые и невероятные вопросы.

Мои короткие и невнятные ответы снова расстроили женщину, ее глаза заблестели. Кончики пальцев (с бочонком-кольцом на безымянном и большим рубиновым перстнем на среднем) привычно коснулась полноватых губ.

Но одета она была со вкусом: шерстяная кофта ярко багрового цвета на синюю блузку под багровую же юбку. Казалось бы, классическая эклектика, но — всё гармонично. Похоже, что это она одевала и своего кучерявого красавца-мужа.

Моего отца?

Бред…

…и я его тут же про себя прозвал: «типично-породистый брюнет».

Может быть, я в коме, и все это мне сейчас видится в моем раненом мозгу?

Или, как это ещё нынче называется, — я в некоей цифровой симуляции? В виртуальном пространстве?

Или я под гипнозом?

…и через минуту-другую кто-то просчитает от пяти до одного и щелкнет пальцами…

Что случилось во вселенной?

Какой глюк произошел у господа в хозяйстве? И с какой стати этот сбой в системе мироздания коснулся именно меня?

У нас к концу месяца новая партия машин из Германии: растаможка, беготня, декларации. У «прикрепленного» к нам таможенника Максимова в компьютере снова окажется вирус, как это часто бывает в государственных неухоженных сетях, и я снова не получу вовремя свои «гэ-тэ-дэшки». Это такая специальная таможенная бумага, на основании которой в Госавтоинспекции можно (и нужно) получить справки-счета, и уж только потом выставлять автомобили в салон на продажу.

Генеральный меня съест!

Какой такой грузовик, и какой еще, к чертям собачьим, Миша Карась?

Какой еще (простите меня незнакомая мне женщина), какой к грёбаным херам Мишенька?

И какая еще такая рыжая Вера с ее врачом Сергеем Андреевичем и их научным руководителем, в которого превратился постаревший донской казак Григорий Мелехов?

И уж, конечно, эти — элегантный с иголочки мужчина и его, не менее импозантная, супруга?

Когда они ушли, и сестра снова появилась в моей палате, я спросил:

— Где моя одежда?

— Не знаю, тебя вот так к нам и привезли, в пижаме, — словно извинилась она.

— А где мой мобильник?

— Твой — что?

— Мой телефон — он где?

Вера пожала плечами.

Это теперь я знаю, почему она даже не поняла, о чем я ее спрашиваю, но тогда ее ответ я расценил по-другому: а ведь действительно, откуда ей знать, куда девался мой мобильный телефон?

И совсем полнейший шок я испытал, когда мои родители (бред сивой кобылы, три восклицательных знака!!!) приехали забирать меня домой.

х х х

Выплыло откуда-то из глубин давно забытого:

«Несмотря на то, что доктора его лечили, пускали кровь и давали пить лекарства, он все-таки выздоровел».

И я даже помню, откуда это: про Пьера Безухого (или Безухова, как там правильно?).

И я ничего не путаю.

Почему? А потому что эту шутку кто только не пародировал — и на сцене в концертах, и в постах в интернете. А первым-то ее (как оказывается) придумал великий русский писатель больше 150 лет назад.

Да и сам ли придумал?

Скорее всего, также слямзил у кого-то….

Мы ехали в такси, а это была «Двадцать четвертая Волга», и была она не просто в идеальном состоянии, а совершенно новая машина. Спидометра и пробега из-за спины водителя мне видно не было, но — никаких сомнений: этот автомобиль сошел с конвейера максимум два-три месяца назад, внутри пахло заводской краской и свежей отделкой салона.

Уж в этом-то я разбираюсь.

На механический таксометр я поначалу не обратил внимания, водитель привычно включил его, сперва повернув рычажок влево, а потом вправо до щелчка. В окошке с копейками появилась цифра «20», громко затикал таймер, а в правом верхнем углу лобового окна зеленый огонек сменился желтым (мне было видно в отражении стекла). Все знакомо, обыденно, поскольку я сам когда-то начинал свою шофёрскую работу именно в таксопарке, и в действиях водителя не увидел ничего необычного, а даже что-то знакомое, уютное. Отметил лишь отсутствие привычного у нынешних таксистов навигатора.

Молодец, без подсказчика работает.

Но мы сидели в автомобиле, производство которого прекратилось бог знает когда, ехали по широким и непривычно просторным улицам (куда девались пробки и заторы?), и за всю дорогу мне на глаза не попалось ни одной иномарки: ЗИЛы, ГАЗоны, Волги, Москвичи да редкие Жигули самой первой модели…

Редкие!

…и ни одной Газели-маршрутки…

А еще — ни единой рекламы.

Ни одной!

Словно ты попал в фильм Бондарчука «Шпион» или Балабанова «Про уродов и людей». Ты видишь знакомые улицы и узнаёшь, что это — Москва, хотя, на самом-то деле — в случае бондарчуковского «Шпиона» — это была Прага, я однажды случайно об этом прочитал.

Ты видишь и узнаёшь, что это — Питер, (или Ленинград, кому как больше нравится), но в кадре нет ни единого рекламного щита! И едут по улицам почти новенькие троллейбусы, и при этом — не расклеенные цветными плакатами от носа до самого заднего стекла.

И за окнами нашей Волги уж точно не Киев. Это — к бабке не ходи!

Свой город я бы узнал даже по запаху…

Я снова подумал о навигаторе, которого не было у нашего таксиста.

— Какой сейчас год? — спросил я, ни к кому собственно не обращаясь.

Женщина в ярко-багровой кофте (она сидела справа, рядом со мной на заднем сидении) смотрела в сторону, привычно держа у губ носовой платок, а «отец» обернулся на мой голос с переднего, тоже промолчал, отвернулся и продолжал молча смотреть в лобовое стекло.

Еще на нашем пути не повстречалось ни одной девятиэтажки, все дома как под расческу: пять этажей — хрущевки, четыре этажа — сталинки…

Меня еще и в какую-то деревню занесло.

Мы недолго ехали по довольно широкой улице, потом свернули влево и поехали вниз по бульвару — снова кирпичные здания, среди которых, словно картинки на открытке — дома из красного кирпича под рыжей черепицей.

Черепица (а не шифер) на крыше пятиэтажного дома?

Когда переезжали трамвайные рельсы, я посмотрел вправо и увидел уходивший вдаль темно-красный трамвай с граненой кормой и плоскими окнами — прям-прям «раритет»…

Или — раритет без кавычек?

Спустились на набережную (и, как позже выяснилось, это была как раз именно Набережная, с большой буквы — улица), повернули налево — по кольцу вокруг клумбы. По правой стороне довольно широкая река или водохранилище, городской пляж с желтым песком (голый и пустынный, холодно еще), с противосолнечными цветными грибочками, цветными же раздевалками и детскими качелями, много голых тополей и плакучих ив, листва на которых только-только начала появляться. По левой стороне потянулся ряд панельных пятиэтажек.

Волга свернула во дворы, несколько попетляла и, наконец, остановилась у одного из подъездов. Таксист привычным движением и с громким щелчком выключил счетчик, в окошке с копейками замерла цифра «62».

«Отец» протянул водителю бумажный рубль, рыжий советский, и тут же открыл свою дверь, тем самым показывая водителю, что сдачи не нужно.

Тот коротко кивнул.

Со скрипом (именно так, со скрипом, и это — в новой машине!) распахнулась наша, задняя дверь, кавалер протянул даме руку и помог выбраться из салона.

Я полез из машины следом.

За что, господи?