Милосердие смерти. Истории о тех, кто держит руку на нашем пульсе

Сергей Ефременко, 2019

Если спросить врача-реаниматолога о том, почему он помнит только печальные истории, он задумается и ответит, что спасенных им жизней, конечно же, большинство… Но навечно в сердце остаются лишь те, кого ему пришлось проводить в последний путь. Спасать жизни в России – сложная и неблагодарная работа. Бесцеремонность коллег, непрофессионализм, отсутствие лекарств и оборудования, сложные погодные условия – это лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться рядовому медику в своей работе. Но и в самый черный час всегда остается надежда. Она живет и в сердце матери, ждущей, когда очнется от комы ее любимый сын, есть она и в сердце врача, который несколько часов отнимал его у смерти, но до сих пор не уверен, смог ли… Истории в этой книге не выдуманы, а собраны по крупицам врачом-реаниматологом, который сделал блестящую карьеру в России и бросил все, когда у него попытались отнять самое ценное – человечность. Это честный рассказ о том, чего нельзя узнать, не поносив медицинского халата; о том, почему многие врачи верят в Бога, и о том, как спасение одной чужой жизни может изменить твою собственную.

Два вертолета

В жизни их, этих вертолетов, было много: и счастливые, и военные, и горящие, и «двухсотые» — но запомнились первые два. Те два вертолета из мирной жизни времен Советского Союза и молодости.

I

Больных в реанимации было мало, все стабильные, плановые наркозы отменили, и ничего не должно было помешать праздничному концерту, подготовленному мужским составом нашей больницы для наших профессиональных спутниц в честь Восьмого марта. Вся фишка заключалась в том, что мной и моим другом травматологом Володей Кругленьким был подготовлен номер, а именно — хор врачей-мужчин с исполнением знаменитой хоровой песни «Вечерний звон». Запевал самый безголосый, с полным отсутствием музыкального слуха, единственный оперирующий уролог на весь район Вова Замазов. Черный, похожий на цыгана, раздолбай, с полным ртом золотых зубов, охотник, балагур — он, как никто, подходил на роль запевалы.

Я знал его еще со времен своей субординаторской практики после четвертого курса. Неделю, по плану практики, я сидел с ним на урологическом приеме в поликлинике. Однажды к нему на прием пришел пациент, шахтер, видно, хороший его знакомый.

— Владимир Аксентьевич, ну вот съездил, как вы сказали, в область. Пропил то, что они прописали. Но все равно не стоит. Хоть воймя вой, не стоит, и все. Жена или спутается с кем-нибудь, или из дому выгонит.

Так говорил этот бедолага, богатырского телосложения красавец, и в карих, больших глазах отражались вселенская тоска и печаль.

— Петрович, — ехидно улыбаясь своей золотой улыбкой, спросил красавца Замазов, — а ты женьшенем пользовался? Порадуй жену ко Дню шахтера.

— Владимир Аксентьевич, уж год его пью, все без толку.

— Э, Петрович, ко Дню шахтера открою тебе страшную тайну. Его не пить надо, а привязывать к окаянному отростку, и тогда по-нашему, по-шахтерски-то жену… А, Петрович?

Я думал, что сдохну от смеха, но смеяться было нельзя. Это было бы расценено как надругательство мальчишки-практиканта над инвалидом, поэтому я по стеночке выполз в процедурку.

Именно с этого случая я на всю последующую жизнь понял, что нельзя точно планировать ни праздники, ни отдых. И вообще — ничего нельзя планировать вне работы.

Дирижировать нашим хором должен был заведующий травматологией Пантелеймон Петрович Шанин. Был он разительно похож на актера Евгения Леонова, того самого, который сидел в тюремной камере на столе и рвал на себе майку, крича «моргалы выколю!». При такой неординарной внешности для врача был Пантелеймон Петрович изумительным травматологом, в совершенстве владеющим и аппаратом Елизарова, и гипсом, и всеми травматологическими прибамбасами. И не было лучшего шахматиста в городе, чем наш Шанин. Очень часто к нам в больницу заглядывал прокурор города, Щетинин, и засиживался за партийкой в шахматы у Пантелеймона до позднего вечера. Да, ростом наш дирижер был ровно сто пятьдесят пять сантиметров при весе килограммов этак сто.

Итак, наш номер был где-то посередине концертной программы. После концерта всех ждал банкет в столовой, с танцами, плясками, флиртами и далее — уж как кому повезет.

Конец ознакомительного фрагмента.