Графоман

Сергей Ермолов, 2019

Каждый человек занят собственным спасением по-своему. Хотя и не всякий знает об этом. Единственное занятие человека в этой жизни – попытка спасти собственную душу. Взять на себя ответственность – значит вернуть себе свою свободу. Наверное, большинство проблем возникает оттого, что человек усложняет простые вещи. Очень нелепо выглядят люди, которые пытаются идти, не держась за стены. Они очень смешно балансируют руками в воздухе. Никто не обязан верить словам заблуждений. Но верят все. Только вера и заблуждения. И еще отчаяние, которое сводит с ума каждого второго.

17

Я заболел.

Лежа в постели, я решил, что буду болеть долго.

Кто-то ведь должен был навестить меня и утешить. Сказать, что плохо быть одному, когда на меня такое свалилось. Но никто не приходил.

Я не выходил из дома три дня. Вначале я даже не поднимался с постели, меня постоянно знобило, я обильно потел, а очень высокая температура каким-то образом повлияла на память, размыв границы между сном и явью. Однако, несмотря на состояние моего организма, мой разум не знал ни минуты покоя.

Я окончательно стряхнул сон и повернулся. Движение отозвалось болью в висках. Вещи не всегда являются такими, какими кажутся на первый взгляд.

Потом начались эти боли. Ложусь в постель, а голова раскалывается.

Это меня пугает. Что-то сдвинулось внутри.

Я сел на кровати, сбросил скомканные простыни. Будильник показывал 3.14. Четыре часа прошло с тех пор, как я лег спать. Потный, изможденный и отупевший, не в состоянии сформулировать простейшую мысль.

Нынче ночью мне больше не заснуть. Я включил свет. Холодные влажные руки дрожали. Вытер их о простыню. Не помогло — простыни были такими же влажными. Спотыкаясь, пошел в ванную вымыть руки. Долго держал их под струей воды.

Я закрыл глаза.

Мир сдвинулся.

Я плеснул в лицо воды, пригладил волосы. Ответа на вопрос я, конечно, не нашел, но почувствовал себя чуть лучше. Что плохого может случиться, если волосы аккуратно причесаны?

По правде говоря, не знаю. Дела могут пойти весьма скверно. Вдруг я постепенно теряю разум? Как измерить относительный уровень здравомыслия такого существа, как я?

Звучит логично. Только почему же мне не становится легче?

Все, перебор. Нужно поспать, иначе всего этого не рассортировать.

Я чуть не плакал, когда забрался в постель. Не стал сопротивляться сну, который наступил мгновенно, и я провалился в темноту.

Я оставил свет включенным. Я не боялся темноты. Просто предпочитал не сталкиваться с нею. Вглядывался в свои измученные глаза — они были настолько необычны, что их отражение не было плоским и лишенным глубины, как у обычных людей. Казалось, что в отражении столько же глубины, реальности и силы, сколько в самих глазах. Я честно и безжалостно исследовал собственный взгляд, но не разглядел никаких следов помешательства.

Упал на колени и склонил голову. В такой позе я оставался некоторое время. У меня вспотели ладони. Сердце бухало, как барабан. Но почему, я не знал. Мне все сильнее сжимало грудь. Во рту было так сухо, словно я перед этим ел пыль. Мысли лихорадочно бились в моем мозгу…

Холодное предчувствие вонзилось мне сзади в шею, словно летучая мышь‑вампир, сосущая кровь, и вытянуло все тепло из моего тела.

О таком повороте событий я просто не мог думать.

Мне снился странный сон. Будто я куда‑то влез, и все пытаюсь понять — куда именно. И хочу выбраться, но руки‑ноги не слушаются. А еще — будто моими руками‑ногами кто‑то другой управляет. То есть, я их чувствую, но шевельнуть не могу. А потом — хлоп, они сами по себе идут куда‑то. И еще что‑то мне светило в глаза. А я зажмуриться не мог. А потом — не помню. Я редко могу свой сон запомнить. Так, обрывки какие‑то остаются, да и те уже через час не разглядишь.

Естественно, я оправился. И даже быстрее, чем ожидал от собственной потрепанной души. В воскресенье мне стало немного лучше. Температура, двое суток зашкалившая за тридцать девять, уменьшилась и почти исчезла. Утром, я принял душ, побрился и оделся, включившись в механизм привычных действий, создающих иллюзию порядка. Мне это не удалось. Все тело ныло после перенесенного жара. Я был крайне слаб, что придавало окружающей реальности странный оттенок.

Мне понадобилось много времени для осознания того, что я справился с болезнью.

Мне надоело жить с лицевой стороны общества — тоска. Сдохнуть можно. Я не ждал дольше. Это становилось опасно.

Мне не повезло с судьбой. Нет ничего нелепее бездарности, которая стремится стать творцом. Что еще можно придумать в границах моей судьбы? Похоже, что мое воображение не даст ответ на этот простой вопрос.

Я счастлив только за столом, в процессе творчества. Все остальное я делаю, как бы по обязанности. Просто для того, чтобы прожить жизнь обычного человека. Не уверен, что это правильно. Но я чувствую именно так. Я всегда догадывался о своей патологичности, но старательно шел за своими эмоциями в творчестве. Ничто другое не интересует меня больше — только раскрытие своего внутреннего мира.

Нет ничего необычного в словах, которые стараются сделать из человека урода.

Меня ломают слова. Они делают это более жестоко, чем люди. Это правда, которую мне не следовало рассказывать даже самому себе.

Я очень старательно описываю свою жизнь. Было бы обидно ничего не оставить после себя, умерев. От меня останется только мое творчество.

Творчество позволяет мне жить в мире своих иллюзий и надежд.

У меня нет другого способа защититься от реальности, кроме творчества. Чем защищаешься ты?

Очень страшно, когда жизнь отдается творчеству. Когда занимаешься саморазрушением только потому, что считаешь, что это поможет творчеству.

Я создан для записывания своих иллюзий и заблуждений. Я придумал свою гениальность. Я очень смешно выгляжу в своих заблуждениях. Никто не проживет мою жизнь лучше меня.

Очень скучно проживать жизнь глупого, бездарного человека. У меня никогда не будет другой жизни. Я не знаю, что такое сильные эмоции. Мне недоступны умные мысли. Я живу в тумане своих заблуждений. Я не способен сказать ни одной интересной фразы. Я беспомощен в творчестве. Ничего нельзя исправить. Я скучный. И могу рассказывать только скучные истории. Не представляю, кому они могут быть интересны.

Я понимаю, что у меня нет будущего. Никогда не стану писателем. С такими перспективами будущее просто теряет смысл. Никто и никогда не считал меня умным человеком. Во мне не видели даже намека на ум.

Я могу оправдать свою жизнь только творчеством. Это примитивно, но это — мое. Я продолжаю старательно записывать глупые мысли, которые стараюсь вообразить результатом своего творчества.

Я не смогу быть положительным героем. Мой автор — негодяй без фантазии.

Глупому писателю не следует рассчитывать на быстрый успех. По этому поводу не сложно делать обиженное лицо.

У меня нет мыслей, которым могли бы завидовать умные. Мысли разоблачают мою глупость. Однажды я вообразил, что слова помогут мне. Но оказалось, что они не помогают слабым и глупым.

Мое творчество — самое важное во мне и в моей жизни.

Я даже не воображаю, что кому-то могут быть интересны мои откровения. Мне просто необходимо писать, как дышать.

Я узнаю умного человека по построению фраз. Уверен, что остальные делают также. В моих фразах никогда не было ума.

Мне достался примитивный, ограниченный ум. Его возможностей недостаточно, чтобы решить проблемы, которые ставит передо мной жизнь.

Я вынужден мириться с унизительностью своего жалкого положения только потому, что не способен найти из него выход.

Однажды я вообразил, что таким выходом может быть писательство.

Но мне не удалось написать ничего, что заинтересовало бы других людей. Мои попытки обмануть их сознание провалились.

Я глупее многих. Именно поэтому мое положение в жизни незавидно. Моего ума хватает только на примитивные действия. Я заметил свою склонность к однообразной, примитивной работе. Творчество чуждо для меня. При этом мои потуги в писательстве выглядят особенно нелепо.

Моего ума оказывается недостаточно для успеха. Я пытаюсь быть хитрым и практичным, но этого оказывается недостаточно для творчества. Очень неумело живу жизнь глупого человека. Судьбу гения я бы прожил лучше.