Откуда пошла Русская земля

Сергей Еналеев

В этой работе проводится историческое исследование так называемой «Книги Велеса», которая считается грубой подделкой. Доказательства подделки откровенно предвзяты и имеют отношение к филологии, а историческая экспертиза не производилась вообще. Однако представленные в «Книге» сведения о миграционных передвижениях славян полностью подтверждаются открытиями в археологии, антропологии, топонимике и поддерживаются древними письменными источниками. Следовательно, подделкой она не является

Глава 3

Русколань

Готская земля — наша. Тут, в Белогорье, мы сели,

усеяли его костями своими и кровью своей

полили, и оно есть наше.

«Книга Велеса» (дощечка 23)

Дальнейшая история славян связана уже с их обратным движением на восток. Предание об этом движении сохранила «Книга Велеса» (дощечки 35а, 35б):

«Поведаем правду о первом господине нашем, с которого пошли князья избираемые и сменяемые. Кисек повёл родичей в степи со скотом своим на полдень и там, где солнце сияет, остановился. И пришёл к нему отец Орей со словами: “Мы оба имеем детей, мужей, жён и стариков, и нужно нам оборонять их от врагов. Соединим же людей, овец и скот и станем племенем единым, а боги нам помогут, и будем мы видеть доброе из века в век”. Но когда стали считать, то одни говорили, чтобы быть вместе, а другие — нет. Тогда отец Орей отвёл людей своих и стада подальше от них и сказал: “Тут устроим город и назовём его Голынь, так как стоит он в голой степи и в лесу”. И Кисек ушёл прочь. Он тоже отвёл людей своих в иное место, чтобы те не смешались с людьми отца Орея. Так стали они чужими друг другу…

Но пришли в край Кисека язы и начали скот забирать. Кисек напал на них и отогнал, а потом отогнали его самого. И стали его люди, павшие от мечей, обильным кормом для воронов. Оттого сделалось на сердце отца Орея мерзко, и сказал он своим родичам: “Поддержите Кисека и людей его”. И те, оседлав коней, бросились на язов и покончили с ними. Так мы узнали, что есть у нас сила, пока мы вместе. Тогда никто не может одолеть нас».

Географические ориентиры в предании не обозначены, но нам известно, что город Голынь, или Голунь, стоял на Донской земле, и был он русским (дощечка 34), значит, речь тут идёт об исходе русов на Дон, а время этого исхода, как показывает анализ хронологии «Книги Велеса», относится к середине VII в. до н. э.⁴³

Этимология названия города Голыни позволяет утверждать, что род Орея поселился в зоне типичной лесостепи. В Подонье типичная лесостепь начинается приблизительно в пятидесяти километрах к северу от Воронежа и заканчивается долиной реки Тихая Сосна, которая является правым притоком Дона. Выше её устья в Дон впадает река Потудань. Отсюда на много километров вниз по течению правый донской берег представляет собой сплошную цепь меловых обнажений и отвесных скал, поднимающихся над уровнем воды на высоту до ста метров. Этот участок берега называется Белогорьем. Но Белогорье, согласно «Книге Велеса», было местом поселения предков донских русов, следовательно, род Орея осел, скорее всего, в междуречье Потудани и Тихой Сосны, потому что именно здесь типичная лесостепь и Белогорье накладываются друг на друга.

Место поселения рода Кисека определить сложнее, так как никаких сведений о нём нет. Однако мы знаем, что Кисек владел полуденной степью (дощечка 17а). Это может указывать на то, что люди из его рода вели кочевой образ жизни, а территория, на которой они кочевали, находилась южнее Среднего Дона, заселённого родом Орея, но не далеко от него, иначе Орей не узнал бы о постигшей Кисека беде и не успел бы ему помочь в борьбе против язов. Язами в «Книге Велеса» называются языги, а их древние авторы размещают в Приазовье между Манычем и Кубанью. Надо полагать, что где — то здесь находились и кочевья Кисека.

Теперь рассмотрим археологическую обстановку, которая сложилась в Подонье к концу VII в. до н. э., и начнём с эпохи поздней бронзы. Тогда донская лесостепь была очень плотно заселена племенами срубной культуры. В конце XI в. до н. э. «срубники» под давлением наступавших на них с юга белозерских племен в массовом порядке уходят отсюда в бассейн рек Сейма, Сулы, Псла, Ворсклы и Северского Донца в их верхнем и среднем течении⁴⁴, на что указывает появление здесь в это время бондарихинской культуры, имеющей срубные корни. Однако «белозерцы» в лесостепь не пошли, и небольшая часть «бондарихинцев» вернулась в Подонье, а затем сюда в начале I тыс. до н. э. проникли из степных районов немногочисленные срубные племена черногоровского типа. В конце VIII в. до н. э. на Нижней Ворскле рядом с «бондарихинцами» поселились чернолесские племена. Через сто лет они вторглись на территорию «бондарихинцев» и вытеснили их в бассейн Десны, а полвека спустя пошли в донскую лесостепь и поселились в междуречье Дона и Воронежа.

Но ещё раньше, в середине VII в. до н. э., на Средний Дон пришли «чернолессцы» с правого берега Днепра⁴⁵. Они поселились в долине реки Тихая Сосна, и мы видим, что место и время их поселения очень точно совпадают с предполагаемыми местом и временем поселения в Подонье рода Орея. Более того, согласно материалам раскопок, первые чернолесские пришельцы являлись потомками носителей комаровской культуры, которых мы отождествляем с русами. Они были, как и народ Орея, полукочевниками, занимавшимися разведением в степи лошадей и скота, поэтому можно утверждать, что поселившиеся на Среднем Дону «чернолессцы» представляют собой русов Орея⁴⁶.

Чернолесские памятники Подворонежья и Среднего Дона археологи объединяют в единую среднедонскую культуру, а она имеет общие черты с культурой, сформированной «чернолессцами» на занятой ими бондарихинской территории [84], следовательно, имевшая место в конце VIII и в середине VII вв. до н. э. экспансия чернолесских племён отражает собой не что иное, как уход «белогрудовцев» от проживавших у них с середины VIII в. до н. э. «фракийцев», то есть уход русов от скифов⁴⁷.

Вывод, к которому мы пришли, имеет важное значение, потому что, во — первых, он даёт точный ответ на давно поставленный историками вопрос об этническом происхождении так называемого «скифоидного» населения, обитавшего в лесостепной полосе между Днепром и Воронежем, и, во — вторых, показывает, что с середины VII в. до н. э. на правобережье Днепра в ареале чернолесской культуры обитали только скифы⁴⁸ (хотя, конечно, нельзя исключать и того, что какая — то небольшая часть русов осталась на прежнем месте и продолжала жить рядом с ними). Кроме того, этот вывод обеспечивает решение сложной киммерийской проблемы.

Киммерийцами, как известно, античные авторы называют население Северного Причерноморья, изгнанное скифами в Малую Азию. Если следовать Геродоту, то это событие и связанное с ним вторжение скифов в Мидию⁴⁹ имели место в середине VII в. до н. э.⁵⁰ Однако ассирийские источники свидетельствуют о том, что в Малую Азию киммерийцы пришли на целую сотню лет раньше⁵¹, а скифы, прежде чем столкнуться с мидянами, успели даже повоевать с ассирийцами⁵². С другой стороны, Геродот пишет, что киммерийцы покинули свою землю ещё до вторжения к ним скифов, и те завладели безлюдной страной. Но если страна оказалась безлюдной, то гнаться скифам было не за кем. Если же киммерийцы действительно покинули свою землю заранее, то, уходя от скифов в Малую Азию по черноморскому побережью, они двигались им навстречу, поскольку скифы шли в их страну от Аракса, и поэтому должны были либо столкнуться с ними, либо разминуться, если путь скифов пролегал по берегу Каспийского моря. В последнем случае скифы могли встретиться в Предкавказье лишь с остатками уходящих киммерийцев, но гнаться за ними им пришлось бы всё равно по берегу Чёрного, а не Каспийского моря, и попали бы они по этой причине отнюдь не в Мидию, а в Урарту.

По словам Геродота, историю отношений скифов с киммерийцами он одинаково услышал как от эллинов, так и от варваров, и потому сомневаться в её достоверности как будто нет оснований. Но если история эта достоверна, то путаница, которая её сопровождает, свидетельствует тогда о том, что освещаемые в ней события произошли в разное время, и, следовательно, скифы изгоняли киммерийцев из Северного Причерноморья не один раз. Это хорошо показывают материалы археологических раскопок.

Так, если привязываться ко второй половине VIII в. до н. э., когда киммерийцы вторглись в Урарту с территории Манны, то скифы, представленные чернолесской археологической культурой, вели в те времена широкое наступление на причерноморскую степь, в которой господствовали племена черногоровского типа. Преодолевая сопротивление «черногоровцев», они вышли к Северному Кавказу и, передвигаясь вдоль каспийского побережья [54], проникли в междуречье Куры и Аракса. Поскольку незадолго до них тем же путём в Манну проследовали киммерийцы⁵³, а в Северном Причерноморье одновременно с этим исчезла черногоровская культура, мы полагаем, что «черногоровцы» как раз и представляют собой тех киммерийцев, которые ушли в Манну.

Если же время прихода киммерийцев в Малую Азию брать по данным античных источников (654–624 гг. до н. э.), то оно совпадает с временем второй волны экспансии чернолесских племён, которые были связаны уже с русами (около 650 г. до н. э.). В Предкавказье и на Среднем Дону, куда пришли русы, обитали сменившие «черногоровцев» племена новочеркасского типа. В середине VII в. до н. э. они тоже исчезли, и это обстоятельство позволяет нам отождествлять «новочеркассцев» с киммерийцами, ушедшими в Малую Азию по берегу Чёрного моря⁵⁴.

Однако черногоровская и новочеркасская культуры являются всего лишь позднейшими вариантами срубной культуры, поэтому вполне правомерно отнести к киммерийцам и её племена. Срубная культура перестала существовать в конце XI в. до н. э., сразу после прихода в Северное Причерноморье из Закавказья будущих скифов. Донские «срубники» при их приближении побросали свои жилища и бежали в Посемье. Вероятно, так же поступило население и на остальной территории срубной культуры, о чём мы можем судить по белозерской культуре, сформированной будущими скифами в западной части ареала обитания «срубников», и по появлению в Болгарии срубных памятников. Нетрудно заметить, что условия исчезновения срубной культуры повторяют сообщение Геродота о скифах, пришедших в безлюдную страну киммерийцев⁵⁵, и это позволяет снять последнее из обозначенных нами противоречий в киммерийской проблеме.

Как видим, скифы действительно пришли в Переднюю Азию по берегу Каспийского моря, но попали они туда вовсе не потому, что сбились с пути, погнавшись за киммерийцами, которые бежали в Малую Азию по черноморскому побережью. Разница во времени между рассматриваемыми событиями составляет почти сто лет, и поэтому никакого отношения они друг к другу не имеют. Геродот соединил их вместе по ошибке, а она возникла потому, что время изгнания киммерийцев русами совпало с временем вторжения в Мидию скифов⁵⁶, хотя само это вторжение было вызвано совсем иными причинами⁵⁷. Кроме того, мы видим, что рассказанная Геродотом киммерийская история освещает события, которые произошли в течение четырёх столетий, а он по недоразумению втиснул их в рамки VII в. до н. э. Это недоразумение, собственно, и лежит в основе всей скифо — киммерийской проблемы. Что же касается этнического происхождения киммерийцев, то ответ на этот вопрос даёт «Книга Велеса». Благодаря ей мы знаем, что «срубники» представляют собой древнейших готов⁵⁸, следовательно, готами были и киммерийцы⁵⁹.

Основным местом обитания скифов в Передней Азии было Закавказье. На это указывает наибольшая плотность сосредоточения здесь скифских памятников [44]. Однако на территории Грузии и Азербайджана скифские памятники резко отличаются друг от друга, и это объясняется археологами не столько разницей во времени, сколько принадлежностью памятников разным племенам [98]. Западные памятники часто именуются скифоидными и датируются второй половиной VII в. до н. э. [73]. Поскольку указанная датировка совпадает с временем второй волны экспансии чернолесских племён, мы полагаем, что дифференциация скифских памятников в Грузии обусловлена приходом сюда русов. К этому склоняет и сообщение «Книги Велеса» об участии русов в войне Вавилона и Мидии против Ассирии⁶⁰. Сами же скифы обитали главным образом на территории Карабаха и бывшего Кировобадского района Азербайджана. Об этом можно судить по распространению в степях Предкавказья и Северного Причерноморья культуры, которая отсюда выходит⁶¹.

Некоторые исследователи обращают внимание на то, что скифы, поселившись в Закавказье, очень быстро и естественно слились с местным населением, и это объясняется тем, что оба этнических массива имели родственную культуру и один язык. С указанным мнением мы полностью согласны, ведь местное население, о котором идёт речь, состояло из антов и тех будущих скифов, которые осели у них в XII–XI вв. до н. э. на пути из Индии к Карпатам.

Как было показано в первой главе, анты пришли в Переднюю Азию во второй половине XV в. до н. э. и расположились в долине Аракса по соседству с хурритами. Согласно археологическим данным, здесь до середины II тыс. до н. э. обитали потомки носителей куро — аракской общности. В XIV в. до н. э. господствовавший у них хозяйственный уклад претерпевает существенные изменения, связанные с резким повышением роли скотоводства, а в материальной культуре, прежде всего в вооружении, появляются совершенно новые элементы: боевые колесницы и отлитые из бронзы втульчатые наконечники копий, грушевидные булавы с шишковидными выступами и втульчатые клевцы как символ власти. Кроме того, видоизменяется погребальный обряд, в котором присутствуют теперь кремация (остатки сожжения иногда укладывались в могиле на четырёхколёсную деревянную повозку) и парные захоронения мужчин и женщин, а в изобразительное искусство внедряется звериный стиль. Всё это было чуждо местной среде, но зато широко представлено в андроновской культуре фёдоровского типа, следовательно, распространение её элементов в Закавказье свидетельствует о приходе сюда мигрантов из Восточного Казахстана, а их мы отождествляем с антами.

Археологическая культура, сформированная антами на новом месте, носит название центрально — закавказской. Её ареал охватывает территорию Северной Армении, Южной Грузии и Западного Азербайджана [97]. В середине XII в. до н. э. с этой территории происходит отток населения к Большому Кавказу, и одновременно на ней получают распространение фёдоровские захоронения в урнах, а также ритуальное захоронение коней и конской сбруи. Поскольку XII в. до н. э. является временем господства в Передней Азии ариев, пришедших сюда из Индии, можно утверждать, что наблюдаемые на территории центрально — закавказской культуры изменения археологической обстановки были связаны с их вторжением и в Закавказье.

Отойдя к Большому Кавказу, анты на его южных и северных склонах сформировали кобанскую культуру. Первоначально её границы не выходили за пределы горных районов Южной и Северной Осетии, а также Кабардино — Балкарии, но в конце XI в. до н. э., когда из Предкавказья под напором будущих скифов ушли «срубники», кобанская культура распространилась в Карачаево — Черкесии, Ингушетии, Чечне и во всём Южном Ставрополье. Кроме того, отмеченное археологами близкое родство «кобанцев» с носителями гальштатской культуры [41] указывает на то, что какая — то часть антов была вовлечена будущими скифами в движение на запад и пришла вместе с ними к Альпам⁶².

Нужно отметить, что начавшаяся в конце VIII в. до н. э. экспансия скифов и русов на восток совпала по времени с распадом в Центральной Европе археологической культуры полей погребальных урн. Эти события сами по себе никакого отношения друг к другу не имеют, но тем не менее они между собой тесно связаны, потому что каждое из них выражает одну из противоположных тенденций, действующих синхронно в рамках единого процесса гибели и возрождения Русской земли. Культура полей погребальных урн, как мы знаем, представляет собой древнейшую Русскую землю, и её распад на отдельные племена⁶³ привёл к тому, что центрально — европейские русы, не выдержав натиска кельтов, утратили в V в. до н. э. не только всю свою территорию, но и собственное имя. Уход же чернолесских русов в лесостепь между Днепром и Доном, в Подворонежье, на Средний Дон, в Предкавказье, а также в Крым⁶⁴ положил начало новой Русской земле, представленной, в первую очередь, лесостепной скифоидной и среднедонской культурами, достигшими своего расцвета как раз тогда, когда прежняя Русская земля полностью исчезла в центре Европы.

На рубеже IV–III вв. до н. э. среднедонская культура подверглась разгрому савроматами [84], а во II в. до н. э. в её ареал вторглись сарматы. Хотя дальше южной окраины лесостепи их не пустили (все ранние сарматские памятники локализуются только здесь, и несут они следы военных столкновений), многие обитатели Среднего Дона ушли в более отдалённые северные районы и поселились на реке Красивой Мече. Жизнь на Среднем Дону замерла на полтора века, а когда возобновилась опять, то имела уже черты новой сарматской культуры, носителями которой, если следовать Страбону, были роксоланы⁶⁵.

Всё это как будто свидетельствует о смене населения и призывает усомниться в достоверности сообщения «Книги Велеса» о тысячелетнем пребывании русов на Дону. Однако веских оснований для сомнений в действительности нет, ибо сарматскими признаются на Среднем Дону всего два городища — Большое Сторожевое и Титчиха, да и то с оглядкой на скудный набор сарматских вещей (на Большом Сторожевом городище найдены только один горшок, два пряслица и около двух десятков керамических осколков, а на Титчихе — один наконечник стрелы и один керамический осколок [83]). Если учесть, что сарматские вещи имели у себя также потомки среднедонской культуры, обитавшие на реках Воронеже и Красивой Мече, то, скорее всего, этими же потомками были и «сарматы» Среднего Дона. Кроме того, количество отнесённых к сарматам памятников в лесостепи резко сокращается именно тогда, когда основная масса русского населения, согласно «Книге Велеса», покидает Подонье после войны с готами Германариха, то есть спустя тысячу лет после того, как они сюда пришли. В «Книге Велеса» донские русы называются русколанами, следовательно, «роксоланы» античных авторов — это не более чем греческая огласовка (Ροξολάνοι) нового имени русов. Так что никакой смены населения в ареале среднедонской культуры в сарматскую эпоху не было. Оно всего лишь испытало культурное воздействие со стороны сарматов.

Однако возникает вопрос: почему донские русы стали называться русколанами и что такое Русколань, чья столица, по сообщению «Книги Велеса», располагалась на Среднем Дону? Ответ на поставленный вопрос мы находим в дощечках 18б, 22, 23, где имеются очень близкие к интересующему нас словообразования: грецколаны и Грецколань, — которые относятся к крымским грекам и их территориальным владениям — Боспорскому царству и Херсонесу. Присутствие древних греков в Крыму бесспорно, и поэтому можно смело утверждать, что «грецколаны» — это этникон, образованный от Грецколани, а Грецколань означает «Страна греков» или «Греческая земля». В таком случае Русколань — это Русская земля, а русколаны — всё живущее на Русской земле население (буквально «русскоземельцы»). Слово «лан» в значении «страна» или «земля» в других, кроме «Книги Велеса», древнеславянских письменных источниках не известно, следовательно, оно имеет местное происхождение и было заимствовано донскими русами из языка сарматов.

В археологии сарматскими считаются племена, связанные с прохоровской культурой, которая была сформирована на рубеже V–IV вв. до н. э. в савроматской среде Южного Приуралья племенами, мигрировавшими из степного Зауралья [115]. Как и савроматы, эти мигранты принадлежали к европеоидной расе, но в отличие от них имели не долихокефальный, а брахикефальный краниологический тип [129]. Поскольку за Уралом кочевники этого типа с древнейших времён обитали на степной территории, прилегающей к Алтаю и Саянам, надо полагать, что они мигрировали отсюда⁶⁶.

Во второй половине IV в. до н. э. «прохоровцы» двинулись в Поволжье и вытеснили отсюда часть местных савроматских племён на территорию приазовских савроматов, ушедших под их давлением в Подонье (эти приазовские савроматы и разгромили среднедонскую культуру), а в начале III в. до н. э. они переправились через Волгу и распространили своё господство вплоть до Восточного Приазовья, совершая отсюда набеги в бассейн Северского Донца, в степной Крым и Нижнее Поднепровье. Однако «прохоровцы» представляли собой лишь первую волну сарматской миграции, а в конце II в. до н. э. Волго — Донское междуречье захлестнула вторая, более мощная, волна, состоявшая из племён, которые резко отличались от «прохоровцев» как по краниологическому типу (они были мезокранными [9]), так и по культуре [81], то есть сюда из Заволжья пришёл новый этнос. Истоки его культуры археологи видят у народов, обитавших на территории Внутренней Монголии и Северо — Западного Китая [112], но здесь мезокранными были только кочевники, которых китайцы называли усунями, а те себя асами, следовательно, асы и составили вторую волну сарматской миграции⁶⁷. В середине I в. н. э. асы вытеснили «прохоровцев» из Нижнего Подонья и надолго стали непосредственными соседями донских русов, территорию которых они, должно быть, называли Русланью или Русаланью. Это название, трансформированное русами в «Русколань», закрепилось в Подонье, а вместе с ним закрепилось и слово «лан» (указанное слово в значении «обширное поле» до сих пор находит употребление в Воронежской области).

Но теперь напрашивается другой вопрос: ведь если имя русколанов появилось у донских русов не раньше середины I в. н. э., то откуда взялись роксоланы, которые пришли в самом конце II в. до н. э. на помощь крымским скифам в войне с Херсонесом? Страбон пишет, что их было пятьдесят тысяч человек (География, VII, 3, 17), а это, для сравнения, почти в два раза больше всего населения среднедонской культуры в период её расцвета. Указанными роксоланами могли быть только обитавшие в Восточном Приазовье потомки русов из рода Кисека, потому что они первыми встретились с асами и, следовательно, первыми были названы роксоланами. Мы полагаем, что после вторжения в Восточное Приазовье многочисленных заволжских мигрантов потомки русов Кисека не удержали свою территорию и вслед за языгами ушли в степи Северного Причерноморья, где заняли Днепро — Донское междуречье. Во времена Страбона их кочевья достигали лесостепной полосы, что и позволило ему распространить имя роксоланов на всё лесостепное население, с которым русы Кисека состояли в близком родстве.

Из «Книги Велеса» известно, что в Русколани имелось триста городов и сёл, собравшихся вокруг большого, сильного и богатого города Голыни, и что патриархальное русское население долго сохраняло родоплеменные отношения. Каждый род управлялся старейшиной, а старейшины избирали князя, который должен был заботиться о племени в целом, получая за это от людей еду и всё необходимое для жизни. По окончании срока княжения или если князь чем — то не устраивал народ, его отстраняло от власти вече, и он становился простым землепашцем. Если же нападали враги, то князья избирали старшего князя, и этот князь являлся вождём на войне (дощечки 7а, 22, 23, 24в, 25, 34, 36а, 37б). Такой порядок управления существовал на Дону в течение пятнадцати веков (дощечка 3б).

Ещё известно, что к северу от Русколани лежала Борусская Русь. Её территорию населяли племена больших и малых борусов, которые были некогда единым народом, но после возникшей у них смуты разделились на две части и стали жить обособленно друг от друга (дощечки 6а, 6в, 6д). Кроме того, в земле борусов стоял на одноимённой реке небольшой, но славный город Воронженец (дощечки 4б, 4в, 24а, 29).

Эти сообщения «Книги Велеса» тоже соответствуют материалам среднедонской культуры. Она, как мы знаем, состоит из двух локальных вариантов, сформированных на Среднем Дону и в Подворонежье выходцами из Правобережного Днепра и Посемья соответственно. Подворонежские памятники отделены от среднедонских незаселённой полосой шириной около двадцати километров, а сами эти памятники имеют культурные отличия, указывающие на то, что их оставило население, принадлежавшее к родственному племени. Это племя, учитывая очевидную тождественность рек Воронеж и Воронженец, может быть отнесено к борусам, а так как изначально оно держалось особняком не только от жителей Среднего Дона, но и от своих более многочисленных родственников, обитавших в Посемье, надо думать, что именно его «Книга Велеса» называет малыми борусами. К большим же борусам относились тогда племена лесостепной скифоидной культуры⁶⁸.

Согласно выводам археологов, основная масса осёдлого населения среднедонской культуры представляла собой общину, где все были равны, а исследование некрополей Среднего Дона показывает, что под курганными насыпями погребались только знатные воины, причём социальной пропасти между общиной и военной знатью не наблюдается ни в скифское, ни в сарматское, ни в хазарское время. Это хорошо соответствует тому порядку общежития, который, согласно «Книге Велеса», полторы тысячи лет существовал в Русколани. Кроме того, общее количество открытых на Среднем Дону городищ и поселений приближается к трёмстам, и если искать среди них город Голынь, то располагался он, скорее всего, вблизи Мастюгинских курганов, потому что эти курганы являются наиболее архаичными и возведены на территории, отмеченной гидронимом, который может нести память о Голыни. Речь идёт о реке Голышёвке, правом притоке Дона. Там, где она впадает в Дон, находится самое мощное и многослойное городище среднедонской культуры, функционировавшее с середины I тыс. до н. э. вплоть до конца раннего Средневековья. В документах XVII в. это городище называется Голышёвским [47], а сейчас Архангельским. С ним, вероятно, и нужно связывать город Голынь.

Конец ознакомительного фрагмента.