Без срока давности. Дело четвёртое

Сергей Донцов

Смерть бизнесмена, занимавшегося продажей питьевой воды, и последующее расследование нашего героя, заставляет задуматься о правомочности положения УК РФ о сроке давности преступления.

© Сергей Донцов, 2023

ISBN 978-5-0059-9253-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

В тишине не большой комнаты, звук будильника раздался, как всегда, неожиданно. Звонил он не долго, захлебнулся уже на второй попытке. Сейчас из-за ширмы появится мама и наигранно бодрым голосом начнёт будить своего восьмилетнего сына. Сын, это Генка, его белобрысая макушка выглядывает из-под натянутого одеяла и делает вид, что ничего не слышит. За ширмой послышался скрип панцирной сетки и через минуту Вера с взлохмаченными с ночи волосами и в шлёпанцах на босу ногу предстала во всей своей красе. Молодая женщина, лет тридцати не была красавицей, но её миловидное лицо, украшенное небольшой родинкой над верхней губой располагало к себе. В больших голубых глазах пряталась усталость матери-одиночки, но вместе с ней пробегали огоньки, указывающие на весёлый нрав их хозяйки. Русые волосы слегка вились и свободно спадали на плечи.

— Генка, не прикидывайся, что не слышишь. Даю тебе пять минут на размышление, потом защекочу до смерти, — и Вера вышла из комнаты, направляясь в ванную комнату.

Генка спрятал ногу под одеяло, повернулся на спину и уставился в потолок. Когда это ему надоело он перевёл взгляд на картину, которая висела на противоположной стене от его кровати. Так он делал каждое утро, пока мать прихорашивалась в ванной. На картине был изображён старинный парусник, который боролся с волнами во время сильного шторма. Особенно Генка переживал за матроса, тот из последних сил держался на самой макушке мачты и пытался закрепить порвавшийся парус. Генка не был трусом, он даже ходил в секцию бокса, но представить себя на месте матроса, как-то не решался. В комнате, где они обитали с матерью, не было ничего лишнего. Возле окна стоял стол, где он делал уроки, а мать иногда подшивала прохудившиеся вещи. Когда стол не был занят, он был накрыт кружевной салфеткой, на ней располагалась вазочка. Два стула: его и мамы были задвинуты под стол. Двухстворчатый шкаф, приткнувшийся в угол комнаты, вмещал весь их гардероб, включая и зимнюю одежду. На небольшой тумбочке устроился старенький телевизор «Рекорд», который больше злобно рычал, чем показывал передачи. Книжная полка на стене, завершала убранство комнаты. На ней расположилось несколько книг, которые однажды Генка решил почитать, но не нашёл для себя ничего интересного.

— Ну я тебя предупреждала! — мама, с улыбкой на лице, бросилась к Генке.

Генка жутко боялся щекотки, сбросил на пол одеяло и вскочил с кровати с поднятыми руками.

— Сдаюсь, пощадите!

Вера обняла сына и чмокнула его в тёплую макушку. Погладила его по голове и шутливо хлопнув по попе отправила умываться. Вот уже третий день она брала Генку с собой на работу — в его классе объявили карантин по-поводу ветрянки, а оставить дома его было не с кем. Муж ушёл от неё ещё четыре года назад, не сошлись характерами, так говорят. А на самом деле он ей изменил, а она об этом узнала, и он ей стал невыносимо противен. Генка, как и положено, считает отца пропавшим без вести геологом. Ничего, пусть подрастёт, а потом она ему всё расскажет. Пока же никто ей кроме Генки не нужен. Заправив кровать сына, она отправилась на кухню варить кашу.

— Опять овсянка! Мам, мы что, лошади что ли? — недовольный Генкин голос раздался от двери.

— Это ты зря. Очень вкусная и полезная каша. И потом ты же знаешь, что у нас с тобой не так уж много денег, чтобы шиковать, — мать протянула руку к настенному календарю и оторвала листок: 19 мая 1991 года.

Про то, что денег у них не много Генка знал хорошо. Вот только он всегда удивлялся, как такое может быть. Мама работает в ювелирном магазине, кругом золото и другие драгоценности, а зарплаты хватает только на овсянку. А фамилия? Они с мамой Золотарёвы. З О Л О Т А Р Ё В Ы. Это ведь от слова золото. Ничего не понятно, подумал в очередной раз Генка, размазывая кашу по тарелке.

— Вот вырасту мам, буду такую зарплату получать, что на завтрак будем есть одни конфеты с пирожными.

— Давай, давай работник мой, поторапливайся, нам уже пора выходить, а то я на работу опоздаю и меня уволят.

Магазин «Рубин» располагался не далеко от дома, буквально в десяти минутах ходьбы. Его открыли на первом этаже жилого дома, выкупив две однокомнатные квартиры. Хозяин привозил товар в основном из Турции, был прижимист, зарплату Вере и её сменщице платил не большую. Ещё в штате был охранник Николаев Фёдор Фомич, бывший военный, теперь на пенсии. Он больше выполнял функцию представительскую — какой уж там охранник — лет то ему было под семьдесят. Однако, надпись на спине и военная выправка делали своё дело. На ночь магазин сдавали под охрану ЧОП. Ключ от магазина был у Веры, так что каждое утро Фёдор Фомич поджидал её сидя в своём стареньком «жигуле» не далеко от входа. Вот и сегодня, держа во рту свою неизменную сигаретку, Фомич шелестел газетой «Пенсионер», которую ему бесплатно бросали в ящик каждое утро. Дверь машины была приоткрыта, да и то сказать, весна в этом году ранняя — на улице больше десяти градусов тепла. На чистом, синем небе солнце горело как отполированный медный пятак, снег уже повсюду растаял, и только кое где под кустами, сохранились его серые, какие-то вяленые пятна. Асфальт на тротуаре уже совсем высох и хранил следы от метлы дворника, старающегося убрать песок, оставшийся после зимы.

— Доброе утро Фёдор Фомич. Мы не опаздываем? — весело окликнула его Вера. Фомич, приветливо улыбнувшись, кивнул и поглядел на свои командирские часы, которые так нравились Генке.

— Всё в порядке, до открытия ещё десять минут. Привет Генка. Ну что, прогуливаешь школу?

— Ничего не прогуливаю, у нас в классе карантин — с достоинством ответил парнишка и с интересом посмотрел на свёрток в руках Фёдора Фомича.

— Вот принёс шахматы. Ты как относишься к шахматам?

— Я к ним никак не отношусь, я играть не умею.

— То-то и оно, пора бы уже и научиться. Вот я с тобой займусь, как время будет, — с этими словами Фомич вылез из машины и запер дверцу. В это время Вера, позвонив на пульт охраны, открыла дверь магазина. Раздался резкий тревожный звонок — сработала внутренняя сигнализация, которую мама мигом отключила, чтобы не беспокоить жильцов дома. Хотя и этот короткий звонок раздражал престарелых активисток.

Рабочий день приближался к обеду. Посетителей было не много. Мама скучала за кассой изредка поглядывая на часы. Генка с Фомичом расположились за его столом у входа. На доске хаотично были расставлены шахматные фигуры и Генка, высунув от усердия язык пытался запомнить, что куда ходит. Фомич изредка напоминал и показывал ходы. Из радио, висевшего на стене рядом с часами, доносились звуки классической музыки. Над входной дверью мелодично зазвенели модные китайские трубочки и в помещение магазина быстро вошли три человека. Их лица были скрыты под масками. У первого в руках был пистолет, двое других несли спортивные сумки внушительных размеров, сшитые из ткани цвета хаки.

— Граждане, без паники — это ограбление. Всем оставаться на своих местах!!! — голос человека с пистолетом не предвещал ничего хорошего.

— Вы что, с ума посходили. Да я сейчас милицию вызову, — раздался голос Фомича, который вскочил со своего стула и пытался расстегнуть кобуру, в которой обычно носил сигареты.

— Ворон, успокой старика, пусть заткнёт свою глотку.

Один из парней выхватил из-за пазухи обрезок трубы и замахнувшись ударил Фомича по голове. Охранник не охнув осел на пол. Кровь из раны тоненькой струйкой потекла на кафель, образуя причудливой формы пятно.

— Что ты стоишь глаза вылупила. Быстро открывай кассу и сейфы. Не вздумай включить сигнализацию, порешу на месте. — Мужик направил пистолет на Веру, а сам обернувшись крикнул сообщникам: «Бейте витрины, что застыли. Лёва сгребай всё в сумки.»

И в эту секунду громко зазвенел звонок сигнализации. Это Вера, ничего не соображая, выполнила автоматически должностную инструкцию. Теперь она стояла, прижавшись спиной к стене и удивлённо смотрела на свою руку. Казалось, она не понимала, как это могло произойти.

— Дура!!! — прохрипел в бешенстве налётчик и раздался выстрел. Запахло пороховыми газами. Пуля попала в грудь и на кофточке Веры стало проступать красное пятно, похожее на кляксу от разбившегося пузырька с чернилами. На её лице застыло выражение крайнего удивления, а тело сползло по стене, правая нога подвернулась и мама села на пол в таком неудобном положении, её голова упала на грудь. Всё случилось так быстро, что Генка почти ничего не понял. А когда понял, ему стало так страшно, что он юркнул под стол.

Налётчики очень спешили. Со звоном разлетелись осколки витрин, ювелирные украшения сваливались в сумки без разбора. Тот, что был с пистолетом наклонился над Верой и вытащил связку ключей, которую она носила в кармане своей рабочей кофты. Вскрыв сейф, начал доставать оттуда деньги и кое какие наиболее ценные украшения. Где-то, ещё очень далеко, послышалась сирена.

— Пацаны, заканчиваем. Как-бы жадность фраера не сгубила, скоро менты будут здесь.

— Крюк, что будем делать с пацаном? Гляди под стол забился волчонок.

— Оставим, лиц он наших не видел, так что в свидетели не годится. Всё сворачивайтесь, рвём когти. — он взглянул на часы, и Генка увидел у него на запястье голову змеи, выглянувшей из-под манжеты рубашки — никогда он ещё не видел такой татуировки. Налётчики схватили заметно потяжелевшие сумки и под мелодичный звук китайского чуда, выбежали из магазина. Всё остальное вспоминалось Генке, как в тумане. Двери магазина опять распахнулись и в него влетело несколько человек с автоматами и в броне. Они осмотрели помещение и застыли по углам. Затем вошли люди в форме милиции и начали делать своё, только им понятное дело. Генку пробовали опросить, только ничего у них не получилось и скоро пришла женщина тоже в милицейской форме, которая его вывела на улицу и пыталась успокоить. Подъехала скорая и мужчины в белых халатах вынесли из магазина сначала Фомича, а потом и маму. Маму он узнал по руке, которая безжизненно свешивалась с носилок. Здесь у него началась истерика, и он больше не помнил ничего.