Русский характер

Сергей Донской, 2007

Оборотистый делец Карл Шарко раздобыл пятьсот килограммов алмазов на якутских приисках и переправил все за пределы России, чтобы там нанять ювелиров – тогда ценность алмазов подскочит в сотни раз. Но не знал он, что в это время перед ФСБ поставили задачу возвратить ценности государству. И два спецназовца – Олег Белан и Иван Долото, уже отправились в гости к Шарко, чтобы изъять драгоценности. А в помощь взяли с собой девушку Таню, чтобы она в качестве массажистки вошла к жулику в доверие. Но делец оказался не так прост и приготовил взрывное устройство. Одно нажатие на кнопку пульта, и контейнер с алмазами взлетает на воздух…

Глава 4

Идеальная кандидатура при всех присущих ей недостатках

1

Три дня спустя, в понедельник, собираясь на собеседование в компанию «Аудит-консалтинг», Таня приложила ладони к ушам и ощутила, что они пылают. Другим сигналом о том, что кто-то ее вспоминает, была икота, испортившая поутру настроение и аппетит за завтраком.

Суеверие? Бесспорно. Однако персона Татьяны Токаревой действительно находилась в центре внимания.

Пятеро солидных, умудренных опытом, преисполненных ответственности и наделенных властью мужчин сосредоточенно разглядывали ее фотографическое изображение. Разглядывали молча, не отрываясь. Пять пар мужских глаз были абсолютно разными, но имелось кое-что общее, объединяющее их. Одинаковое выражение. Они смотрели пристально, внимательно, оценивающе.

Таня была хороша собой, однако же неписаная красавица в привычном смысле этого слова. Обычная земная женщина. Не отчужденно-холодная кинозвезда, не крученая-раскрученая певичка и, уж конечно, не топ-модель со страусиным телосложением. И все же вряд ли какая-либо поп-дива могла бы похвастаться таким повышенным интересом мужчин к своей персоне. Даже если бы ее фотография красовалась на обложке «Плейбоя».

— Мне нравится, — нарушил молчание тот, кто восседал во главе длинного дубового стола, покрытого плотным зеленым сукном.

Скатерть выглядела старомодно, но уж такого стиля придерживался хозяин кабинета. Консервативный во всем, он и ближайшему окружению не давал поблажек. Никаких новомодных галстуков, полосатых сорочек или узконосых туфель. Классические темные костюмы, белые рубашки, сдержанные жесты, приглушенные голоса. Самому молодому из собравшихся было за пятьдесят, так что никого подобные ограничения особенно не угнетали. В кабинете собирались не нарядами щеголять, не дорогими аксессуарами кичиться. Тут работали. Вершили дела государственной важности.

— Прошу высказываться, гм, — произнес хозяин кабинета, переводя тяжелый взгляд с портрета Токаревой на присутствующих.

Во фразе ощущалась какая-то незавершенность. Так оно и было. Генерал-майор Молотов еще живо помнил те времена, когда в его кругах бытовало обращение «товарищи». Что касается «господ», то они в Федеральной службе безопасности отчего-то не прижились, как не прижились на Лубянке прочие демократические веяния. По правде говоря, ветераны до сих пор не свыклись с видоизмененной аббревиатурой своего учреждения. Даже двадцать лет спустя оно оставалось для них Конторой с большой буквы.

КГБ — так это звучало прежде. Простенько, но со вкусом. На Западе по сей день ненавистное трехсложное словосочетание без запинки выговаривать не научились. Шипят: «кей-джи-би, кей-джи-би», а сами невольно озираются.

Смешной народ. Чего озираться? Не существует больше ни знаменитых лубянских подвалов, ни мрачных лубянских тайн. Все открыто, все на виду: по Главному управлению экскурсанты гуськом бродят, длинные носы чуть ли не в сейф директора суют. Суйте на здоровье. Вынюхивайте сколько влезет. Все равно ничего сенсационного не обнаружите. Потому что главное не на площади Дзержинского происходит, а вдали от чересчур любопытных носов, глаз и ушей.

Например, на территории так называемого «Загородного объекта № 101». С виду — весьма скромная по нынешним временам дача. В действительности — секретный командный пункт Конторы. Ближний свет — как именовали его в неофициальных разговорах. Расположенный в тринадцати километрах от Главного управления, КП являлся идеальным местом для руководства невидимым фронтом.

2

— Мне было поручено исследовать психотип Токаревой, — четко, по-военному начал доклад пожилой мужчина в сером костюме, как нельзя лучше подходящем к его ничем не примечательной наружности. Острому, пронзительному взгляду докладчика позавидовал бы сам Мессинг, однако дымчатые очки позволяли ему ничем не выделяться из общей массы, для чего они, собственно, и носились. Зрение у докладчика было отменное, а аналитические способности — прямо-таки уникальные.

— Изучение выявило следующее… — Обладатель дымчатых очков сделал паузу, подчеркивая важность того, что собирался поведать собравшимся. — Нервная система Токаревой полностью соответствует заданным параметрам. Из пяти претенденток она обладает наиболее стабильной психикой. Поразительная устойчивость к воздействию внешних факторов. Исключительная способность самовосстанавливаться после шокотерапии…

— Поразительная, исключительная, — проворчал генерал Молотов. — С каких пор мы оперируем восторженными эпитетами вместо профессиональных терминов?

— Извините, Мирослав Михайлович. Я просто хотел изложить суть как можно более доходчиво.

— Вы не перед первоклашками выступаете, полковник Крейцеров. И не перед телевизионной аудиторией с ежегодным посланием. — Генерал пристукнул кулаком по столу. — Перед вами специалисты, так будьте же любезны общаться с ними языком цифр и фактов, без этих ваших уси-пуси.

«Уси-пуси» было одним из любимых выражений Эмэмэма, как величали в управлении Мирослава Михайловича Молотова (конечно, в его отсутствие и вполголоса, а еще лучше — шепотом). Но боже упаси принять генеральское «уси-пуси» за сюсюканье или призыв установить панибратские отношения! Жди тогда грома и молний! Вспышки гнева Молотова были столь же яростны, сколь внезапны.

Торопясь реабилитироваться, Крейцеров перешел на бойкую скороговорку. Но не успел он нарисовать и трети психологического портрета Татьяны Токаревой, как был остановлен властным окриком:

— Вам бы рекламным агентом работать, милый мой. Промоутером при пиар-агентстве. — Молотовский кулак вторично испытал стол на прочность. — Распространяться о достоинствах претендентки считаю непродуктивной тратой времени. Поскольку мы ею заинтересовались, — Молотов кивнул на фото, — то, стало быть, того заслуживает. Или нет?

Собравшиеся дружно взглянули на изображение Токаревой. Верный своим принципам, Молотов пользовался компьютерной техникой лишь в самых исключительных случаях. Вот и сейчас цифровые фотографии были превращены в слайды, которые проецировались на белый экран посредством допотопного кинескопа. Исполняющий роль киномеханика майор Валуев беспрестанно вытирал потеющие ладони о штанины. Однажды в ходе подобного сеанса вставленная пленка просто расплавилась от жара лампы, и Валуев опасался повторения конфуза. В тот раз он отделался строгим выговором. Но чего ждать от непредсказуемого шефа сегодня?

— Вы мне минусы давайте, полковник, — нарушил тишину Молотов. — А то у вас какая-то примитивная арифметика получается. Пять с плюсом пишем, пять с плюсом в уме.

— Минус на минус тоже дает плюс, — дерзко заявил Крейцеров. Иногда он мог себе это позволить. Знатоков человеческих душ, подобных ему, в управлении было раз-два и обчелся.

Похоже, генерал Молотов вспомнил об этом и решил не перегибать палку. От натянутой улыбки щетка его седых усов растянулась во всю ширину крупного лица.

— В нашем деле такая математика не работает, — хохотнул он, предлагая присутствующим немного повеселиться и расслабиться. — У нас минусы так минусами и остаются, сколько их ни плюсуй. — Генеральское лицо затвердело, словно отлитое из бронзы. — Мне негатив подавай. Отрицаловку.

При упоминании негатива майор Валуев встревоженно посмотрел на заправленную в кинескоп пленку, но слово «отрицаловка» его успокоило. На профессиональном жаргоне это означало не что иное, как «отрицательная информация». Один из трех китов, на которых зиждется любая разведслужба мира. Без компрометирующих сведений человека не завербуешь, не припрешь к стенке, не нанесешь выверенный удар по уязвимому месту. Крейцерову это было известно не хуже, чем кому-либо из коллег, поэтому он не заставил себя упрашивать.

— Подсознательные и сознательные страхи, они же фобии, — провозгласил он, откашлявшись.

— О! — воздел палец Молотов. — А то прямо серенады получаются вместо объективной характеристики, полковник. — Он покосился на фотографию Токаревой и досадливо щелкнул языком. — Хотя, признаться, жаль будет расставаться с иллюзиями. Ишь, глазищи у чертовки! Что ж ты смотришь так синими брызгами? — Молотов нахмурился. — Откуда это? Чьи слова?

— Есенин, — подсказал Валуев.

— Есенин? Опять лирика, понимаешь! Мы тут не лирикой занимаемся, а прозой жизни. Вот и излагайте соответствующим образом.

— Итак, гм, фобии, — повторил Крейцеров, решив не реагировать на незаслуженную критику. — У Токаревой их выявлено пять.

— Угу, — кивнул Молотов, приготовившись загибать пальцы.

— К первой группе относится всевозможная зоологическая живность, как то: мыши, крысы, тараканы, пауки, лягушки, жабы, змеи. По-латыни: музофобия, земмифобия, акарофобия…

— С этим ясно, полковник. Обычные бабские штучки.

— Далее, по убывающей, следуют акрофобия и скотофобия.

Молотов вскинул брови:

— Коров боится?

— Высоты и темноты, — осторожно поправил начальника Крейцеров. — Скотофобия — латинский термин. Дословный перевод: «мракобоязнь».

— Мракобесие, — пробормотал Молотов. — Ох уж эти женщины!.. Что у нас дальше?

— Дальше физиология. Боязнь старения, или геронтофобия…

— Угу.

— И целлюлофобия.

— Как-как? — Прекратив загибать пальцы, Молотов застыл с оттопыренным мизинцем.

— Целлюлофобия, — произнес полковник Крейцеров по слогам. — Боязнь целлюлита.

— Что это такое?

— Эффект апельсиновой кожуры, — подал голос до сих пор помалкивавший мужчина с такой белоснежной и пышной шевелюрой, что издали его голова казалась покрытой хлопьями мыльной пены. — Моя супруга…

— Погодите вы со своей супругой, Дружинцев, — поморщился Молотов. — Про эффект поясните. В чем он заключается?

— При целлюлите кожа становится похожей на апельсин, — отрапортовал Дружинцев. — На филейных, извиняюсь, частях тела.

— Бич современных женщин, — вставил Крейцеров.

— Погодите, погодите, — нахмурился Молотов. — Это что же такое получается? Оранжевеют они, что ли? Как те щирые украинцы с майдана?

— Меняется не цвет кожи, меняется ее фактура, — успокоил генерала Дружинцев.

— Почему? — осведомился тот.

— Биология, — развел руками Крейцеров. — Неправильный обмен веществ, малоподвижный образ жизни.

— Так вот, оказывается, какая его хворь одолела, — протянул Молотов. — Ну, гаранта украинского, который в одночасье рябым стал. А он: диоксин, диоксин. Сказал бы прямо: целлюлит одолел. Факт налицо. На лице, я бы сказал.

— Это сугубо женское заболевание, — осторожно заметил Крейцеров. — Хотя аналогия с внешностью помаранчевого лидера прослеживается. — При запущенных формах целлюлита женские ляжки, бедра и ягодицы выглядят, как будто изъеденные оспой. Критическим считается бальзаковский возраст, но некоторые женщины начинают страдать от целлюлита уже в тридцать лет, а то и раньше.

— Вот так новости! — воскликнул Молотов, яростно ввинчивая мизинец в оба уха поочередно. — Только этого нам для полного счастья недоставало! Сколько лет Токаревой?

— Тридцать два, — дал справку пятый участник совещания, некто Швец, иссеченный до того глубокими морщинами, что их можно было принять за боевые шрамы.

— У нас есть ее снимки в полный рост? — спросил Молотов у Валуева.

Тот умудрился вытянуться по струнке, не вставая со стула:

— Так точно, товарищ генерал!

— Товарищей давно в расход пустили, майор, сколько раз повторять можно? Нет у нас больше товарищей. Усвоил?

— Так точно, — преданно выпучил глаза Валуев.

— Давай картинку. — Молотов нетерпеливо щелкнул пальцами. — Да не эту, майор, не эту! В купальнике она зафиксирована? Угу. А то устроили тут, понимаешь, демонстрацию неизвестно чего.

В кабинете опять воцарилась тишина. Было слышно только, как лают за окнами овчарки да сосредоточенно сопят офицеры ФСБ, изучая очередной кадр, высветившийся на экране.

3

Токареву сфотографировали выходящей из моря, на многолюдном пляже, но так, что ее не заслоняли тела и головы отдыхающих. Высококачественный цифровой снимок позволял рассмотреть мельчайшие детали, вплоть до крохотной капельки, мельчайшей родинки и шрама на правой половине живота.

— Аппендицит, — тихо прокомментировал Дружинцев. — Как у моей супруги.

— Видим, что не бандитский нож, — буркнул Швец.

— Главное, что целлюлита не наблюдается, — подвел черту Молотов. — Ни малейших признаков цитрусовой заразы.

— Апельсиновой…

Валуев произнес это одними губами, но, на свою беду, был услышан. Смерив его тяжелым взглядом, Молотов снова посмотрел на экран.

Ему определенно нравилось то, что он видел перед собой. Солнечные блики и густые тени придавали загорелому телу Токаревой объем и контрастную колоритность. Не худая и не полная, она не подозревала о том, что ее фотографируют, и не позировала, отчего осанка ее была преисполнена непринужденной грации. Мокрые волосы Токаревой сверкали на солнце, как смоль, прозрачная голубизна затененных глаз ассоциировалась с какими-то драгоценными камнями, название которых Молотов никак не мог выудить из необъятных архивов памяти. Не изумруды, не топазы и уж, конечно, не рубины, однозначно. Но тогда что? Как называются эти проклятые камни?

Алмазы — пришло на ум. Ничего общего с алмазами глаза Токаревой не имели, однако удивляться подобной ассоциации не приходилось. Уже давно мозг Молотова был занят мыслями о сокровищах, вывезенных из России, и способах их возвращения на историческую родину. Исполнить эту миссию предстояло Татьяне Токаревой, после чего ее…

Гоня от себя неприятные мысли, Молотов скользнул взглядом по желтому, в черную полоску купальнику. «Расцветка осиная, да и талия, гм, вполне, — решил он. — Живот не плоский, как доска, а выпуклый, причем в меру. Ноги чуточку коротковаты, но это, наверное, потому, что она босиком, а не на высоких каблуках. Все без обмана. Женщина, как она есть. Такая хорошо смотрится и в строгом деловом костюме, и в открытом купальнике, и в наряде восточной танцовщицы. Тьфу ты, прости господи! О чем я думаю, старый охальник? Не для танцев живота сотрудницу подбираем. Не шуры-муры с ней разводить. Обречена Татьяна Токарева. Используем ее и ликвидируем за ненадобностью. Наша служба и опасна и трудна».

— Меня смущает цвет глаз, — молвил Молотов. — Слишком яркие. Как в том стихотворении… Твои глаза, м-м, сапфира два, два голубых, м-м, сапфира… — Заметив быстрые полуулыбки, которыми обменялись подчиненные, Молотов постучал кулаком по столу. — Попрошу не отвлекаться. Мы с вами не на вечере поэзии находимся, понимаешь, а на рабочем совещании. Вопрос серьезный. Если мне не изменяет память, у Катерины Шарко глаза были серо-голубые, а мы имеем почти что синие. Не порекомендовать ли Токаревой ношение контактных линз?

— Такой необходимости нет, — уверенно произнес Дружинцев. — Вы видели не слишком качественную фотографию Кати Шарко. На самом деле цвет глаз почти идентичный. Кроме того, столько времени прошло. Девушка повзрослела, изменилась…

«Мы извлекаем ее из небытия, чтобы использовать в своих целях, а потом отправить обратно, — подумал Молотов. — Не операция, а спиритический сеанс какой-то».

— Другие снимки в досье имеются? — громко осведомился он, заглушая набирающий силу голос совести.

— Тот же пляж, другой ракурс, — встрепенулся Валуев, меняя слайд. — Фотографии были сделаны на украинском побережье Черного моря в начале нынешнего лета. Пансионат «Эльтиген» в поселке Героевское. Традиционное место отдыха Токаревой. Между прочим, это совсем рядом с местом проведения операции. Конечный пункт маршрута сразу за Керченским проливом, рукой подать. — Валуев с задумчим видом поскреб подбородок. — Случайное совпадение? Или судьба?

— Гадать об этом будете в свободное от службы время, майор, — громыхнул Молотов. — На кофейной гуще или картах — это как вам заблагорассудится. Я же хочу слышать факты. Вам есть что добавить по существу?

— Так точно, — промямлил Валуев. — Токарева всегда берет отпуск в последних числах мая.

— Почему? Любит холодную воду?

— Не могу знать.

На выручку смешавшемуся соратнику пришел Швец.

— Молодежь в это время сдает экзамены, — пояснил он, — так что на Крымском побережье тихо, малолюдно, чисто, да и ловеласы еще не так донимают. Если не считать редких периодов активности, Токарева избегает мужского общества. На то имеются объективные причины…

Тут Швец, оборвавший доклад на интригующей ноте, многозначительно накрыл ладонью канцелярскую папку, обтянутую красным пупырчатым дерматином. Идентичные папки лежали на столе перед всеми участниками совещания. Скользнув по ним взглядом, Молотов взглянул на экран.

Вторая фотография была не так эффектна, как предыдущая. Татьяна Токарева была снята со спины, вполоборота к объективу. Приготовившись наклониться за полотенцем, она застыла в позе, далекой от изящества.

— Не грузновата ли нижняя половина? — спросил Молотов. — Насколько она соответствует заданным пропорциям?

— Не забывайте, что в последний раз Шарко видел жену около десяти лет назад, — ответил Дружинцев. — Теперь она, так сказать, повзрослела и, соответственно, видоизменилась. Возьмем хотя бы стопу. — Прихватив ручку, он поднялся с места и приблизился к экрану, чтобы указать на упомянутую часть тела. — Удалось выяснить, что Катя носила тридцать пятый размер обуви, а у Татьяны тридцать седьмой, но такое увеличение естественно с возрастом. Не должно смущать нас и то, что ноги подсадной утки на пару сантиметров короче, чем у оригинала. — Дружинцев черканул по экрану импровизированной указкой, а плоская черная тень продублировала это движение. — Высокий каблук компенсирует разницу. То же самое касается роста.

— Рост Катерины Шарко — сто семьдесят три сантиметра, а мы имеем ровно сто семьдесят, — отметил Крейцеров.

— Учтите, — улыбнулся Дружинцев, — что муж Кати уже тогда был не мальчиком и все это время не молодел, не вверх тянулся, а уменьшался, проседал вместе с хрящами своего позвоночника. Если он и заметит разницу, то она покажется ему незначительной. Главное, что общие параметры обеих фигур совпадают… Чтобы наглядно проиллюстрировать это, хорошо бы сменить кадр.

— Действуйте, майор, — разрешил Молотов.

4

Валуев провернул колесико кинескопа. На экране возник фотомонтаж: две женские фигуры в полный рост, снятые при разном освещении, с разных дистанций, но подогнанные таким образом, что кадр можно было использовать в качестве головоломки «Найдите 10 отличий на картинках».

Отличий хватало. Левая фигура принадлежала молодой жене Шарко, пропавшей без вести в конце прошлого века. Справа была изображена Татьяна Токарева, живая и здоровая.

«Пока», — уточнил про себя Молотов.

— Телосложение в обоих случаях правильное, — сказал Дружинцев. — Фигура женщины считается пропорциональной, если обхват талии на 24 сантиметра меньше обхвата бедер, объем бедер приблизительно равен объему груди, а окружность талии равна росту в сантиметрах минус 102. Что мы и наблюдаем. — Ручка Дружинцева плавно обрисовала линию бедер Токаревой и устремилась вверх, изобразив на уровне чашечек купальника нечто вроде математического знака бесконечности. — Иными словами, женщина ростом метр семьдесят сложена правильно, если обхват ее талии равен 68 сантиметрам, а груди и бедер — 92.

Молотов, произведший в уме аналогичные арифметические вычисления, скептически хмыкнул:

— Катерина была манекенщицей, и это сразу бросается в глаза. Что касается Токаревой, то она… как бы это выразиться… менее изящна.

— Разница незначительна, — возразил Дружинцев. — В позапрошлом месяце Токарева обратилась в больницу с ОРЗ и была направлена на обследование в кабинет рентгенографии. Разумеется, мы воспользовались этой возможностью, чтобы снять интересующие нас параметры.

— Было бы странно, если бы вы не удосужились это сделать, — проворчал Молотов. — И что за цифры мы имеем?

— Девяносто четыре, семьдесят, девяносто три. — Казалось, числа выскакивали из Дружинцева неудержимо и звонко, как монеты из игрового автомата. — В полном соответствии с естественным увеличением объемов на три миллиметра ежегодно. Примерно так выглядела бы Катерина Шарко в этом возрасте, если бы сошла с подиума. — Ручка описала на экране окружность, условным центром которой послужил пупок Токаревой. — Достаточно сбросить пару килограммов, и получится идеальный вес.

— Семьдесят? — предположил Молотов.

— Шестьдесят восемь половиной, — ответил Дружинцев, питающий пристрастие к абсолютно точным цифрам.

Повинуясь властному жесту генерала, он отвесил дирижерский полупоклон и, оправляя на ходу пиджак, вернулся на место.

— Ну, — заключил Молотов, — внешняя оболочка подходящая. А что насчет внутреннего содержания?

— Как обычно, проблемы, — сказал Швец.

— Серьезные? — насторожился Молотов.

— Преодолимые. При благоприятных обстоятельствах.

— Излагайте, подполковник.

— Слушаюсь. — Прежде чем приступить к докладу, Швец открыл папку и пробежал взглядом по первой странице. — Итак, — произнес он, — сексуальная жизнь претендентки. Активной ее не назовешь, скорее наоборот. Последняя половая связь осуществлялась три года назад, до этого был двухлетний перерыв, дальше снова затишье вплоть до студенческой поры.

— От сессии до сессии живут студенты весело, — изрек Валуев, после чего, пронзенный бешеным взглядом генерала, стушевался, потупился и залепетал какие-то оправдания.

— Выключите свой волшебный фонарь и помалкивайте, майор, — перебил его Молотов. — Вот дойдет до вас очередь, тогда и блеснете красноречием. И советую вам впредь хорошенько взвешивать каждое слово, прежде чем оно будет произнесено. Терпеть не могу пустопорожнюю болтовню. У некоторых превратное представление о студенческой жизни. — Тяжелый генеральский взгляд давал ясно понять, кто скрывается под определением «некоторые». — Большинство из присутствующих здесь офицеров начинали службу в МГИМО, и что же? Они там веселились у себя на факультете? Хохотали до упаду? Сыпали прибаутками? Отнюдь. Будущие контрразведчики учились и работали, работали и учились. Вот так обстояли дела, товарищи. — Произнеся крамольное обращение, Молотов слегка покраснел и, скрывая смущение, направил разговор в изначальное русло. — Что там с сексуальной жизнью Токаревой? Отклонения? Комплексы?

Швец лишь улыбнулся. Его профессиональный опыт свидетельствовал о том, что людей без отклонений и комплексов не существует в природе. Это настолько распространенное и универсальное правило, что его-то и следует рассматривать в качестве нормы.

5

Прежде чем изложить суть проблемы, Швец перечислил основные отличия женских сексуальных фантазий от мужских, остановился на синдроме «жертвы насилия» и пояснил, в чем суть «проституизированности» среднестатистической женщины.

— Причина кроется не в развращенности натуры, — подчеркнул Швец, — а в стремлении преодолеть чувство стыда и немного скрасить будничный секс, вот и все.

«Вот и все, — сердито подумал Дружинцев. — Черт знает что. Поди разбери, о чем фантазирует твоя супруга, пока ты из кожи лезешь, чтобы доставить ей удовольствие».

— Н-да, не зря говорят, что чужая душа — потемки, — констатировал Молотов. — Особенно женская.

— Ну, мы, мужчины, тоже хороши, — сказал Швец. — Да и фантазии наши куда примитивнее, грубее. Женщины склонны романтизировать обстановку и партнеров. Им труднее, чем нам, примириться с реальностью, в которой супруги редко бывают красивыми, богатыми и утонченными. Это касается и нашей подопечной. — Швец положил перед собой лист бумаги с убористым текстом. — В мае месяце нынешнего года Татьяна Токарева посетила цикл практических занятий «Измени свою судьбу к лучшему». Обычное дело. Многие уповают на помощь современных чародеев-экстрасенсов, а в результате сталкиваются…

— С шарлатанами, — подсказал Валуев.

— Случается и такое, майор, — снисходительно кивнул Швец. — Но Токарева встретилась на курсах с нашим специалистом.

— Тоже обычное дело, — хмыкнул Крейцеров. — Сеанс гипноза для избавления от вредных привычек?

— В данном случае для выработки целеустремленности и уверенности в себе, — улыбнулся Швец. — А под гипнозом Токарева выложила всю свою подноготную, не подозревая об этом. Зачитывать выдержки из стенограммы считаю нецелесообразным, поскольку они носят весьма интимный характер. — Он аккуратно закрыл папку. — Если вкратце, то мы имеем дело с типичным случаем сексуальной неудовлетворенности. Татьяна Токарева фригидна, товарищ генерал.

— Это излечимо? — обеспокоился Дружинцев.

— Все зависит от того, встретится ли ей на жизненном пути мужчина, который сумеет разбудить в ней угасшие чувства.

— Прекратите балаган! — громыхнул Молотов. — Тоже мне, нашли спящую царевну! Никого и ничего будить не надо, ясно? Секретный сотрудник, равнодушный к сексу, это же уникальная находка! — Молотов возбужденно потер ладони. — Ни тебе вздохов при луне, ни сентиментального соплежуйства, ни прочих уси-пуси. Фригидность для нашей сотрудницы — щит, броня. Ее не соблазнит какой-нибудь залетный Джеймс Бонд, она не забудет о деле в самый ответственный момент…

— Тем более, — тихо вставил Крейцеров, — что мы обсуждаем кандидатуру… э-э… одноразового употребления.

Все поняли, что имеется в виду. На кон было поставлено слишком многое, чтобы рисковать. После завершения дела всех трех исполнителей предполагалось ликвидировать. И Токареву, и двух наемников мужского пола, привлеченных Федеральной службой безопасности. Собственные кадры были слишком малочисленны и ценны, чтобы жертвовать ими, как проходными пешками. Залетные искатели приключений — другое дело. Доставят груз, и поминай как звали. Концы в воду. Скорее всего, в буквальном смысле.

Практика привлечения исполнителей на стороне была неофициальной, как и дела, которые им поручались. Бывшие разведчики, десантники, спецназовцы различных родов войск — все они охотно соглашались поработать на ФСБ, если плата была достаточно высока. Счастливчики докладывали об успешном выполнении операции и действительно получали заранее оговоренное вознаграждение. Неудачников ожидала пуля в затылок, бандитская заточка в подворотне или автокатастрофа.

Кому как повезет. Точнее, кому как не повезет.

6

Все началось около пяти лет назад, когда директор ФСБ распорядился создать при Главном управлении новое подразделение, получившее название ОСА: Отдел специального аудита. Задача перед ним стояла предельно сложная и вместе с тем очень простая. Сотрудникам предстояло отслеживать финансовые потоки, вытекающие из России за рубеж, выявлять все «левые», «мутные», перекрывать их, останавливать и направлять обратно.

Поначалу новоиспеченные аудиторы испытывали острую нехватку профессионального опыта, однако генерал Молотов, курировавший отдел, взялся за дело с размахом. Произнеся историческую фразу: «Не время разбрасываться кадрами, а время собирать их», он привлек к работе лучших экономистов, бухгалтеров и аудиторов, переманивая их из коммерческих структур, налоговой службы и милицейского управления по борьбе с экономическими преступлениями.

Отметив успехи отдела, высшее руководство значительно расширило как полномочия молотовцев, так и сферу их деятельности. Отныне половина сотрудников занималась предотвращением незаконного вывоза валюты, а другая половина разыскивала и брала под контроль ту предприимчивую публику, которая успела сбежать с награбленным за рубеж.

Основатели финансовых пирамид, расхитители бюджетных средств, ненасытные нефтепийцы и газососы, олигарховатые коррупционеры, фальсификаторы и аферисты всех мастей напрасно полагали, что иностранное гражданство и кордоны защитят их от карающего меча правосудия. Многие уже находились под прицелом ФСБ, остальных отыскивали в самых отдаленных уголках планеты и заносили в соответствующие реестры. По самым скромным подсчетам, изъятие незаконно присвоенных средств могло обогатить российскую казну на миллиарды долларов, хотя оптимисты предпочитали вести счет на десятки и даже сотни миллиардов.

Стоп, сказал себе Молотов, когда система заработала, постепенно набирая обороты. А почему я должен заботиться исключительно о государственной казне, тогда как и у меня, и у моего окружения, и у начальства тоже имеются запросы, бюджеты, расходы и потребность в оборотных средствах? Пусть личные, но разве не об отдельно взятых личностях печется демократия? И вообще сколько можно завидовать ворам, казнокрадам и приватизаторам, которые живут припеваючи, тогда как слуги отечества если не в нищете прозябают, то и сырами в масле не катаются?

И состоялись негромкие обстоятельные беседы — в русских баньках, на охоте, на рыбалке, под шашлычки, под водочку, а то и просто так, во время прогулок по безлюдным шоссе, на разумном отдалении от служебных автомобилей с дремлющими шоферами. И было принято решение продолжать самоотверженно бороться с расхитителями государственной собственности, но экспроприированные богатства возвращать не в полном объеме, а часть оставлять и делить между собой. Каждый труд должен быть вознагражден. И если отчизна не в состоянии позаботиться о своих верных защитниках, то они сами позаботятся о себе.

Нечестно? Противозаконно? Зато справедливо.

Дело Шарко было как раз из этой оперы, не нуждающейся в широкой огласке и сопроводительной шумихе. Двух опытных, отчаянных мужиков, готовых провернуть авантюру, нашли без особого труда, поскольку эта неразлучная пара — Олег Белан и Иван Долото — не раз подряжалась послужить чекистам не за страх, не за совесть и даже не за высокие награды, а за презренный металл. Оба являлись профессионалами высочайшего класса, оба окончили Рязанское училище спецназа ГРУ, но это было в прошлом; в настоящем Белан и Долото являлись сугубо штатскими людьми, зарабатывающими на жизнь в меру своих сил и возможностей, а сил и возможностей у них хватало.

К сожалению, для проведения намеченной операции опыта и сноровки обоих было маловато. Требовалась исполнительница женского пола, причем соответствующая жестким параметрам. Отыскать ее оказалось задачей не из легких. Например, одна из претенденток походила на Катерину Шарко еще больше, чем Татьяна Токарева, однако она была проституткой, а привлекать продажную особу в ФСБ не рискнули, опасаясь, что она будет подкуплена, перекуплена или просто поведет себя неадекватно в силу своей маргинальной психологии.

Беда с этими бабами! Капризны, мнительны, непредсказуемы, глупы и безалаберны. Однако обойтись без них в щекотливых вопросах невозможно. Женщине проще сблизиться с объектом, втереться к нему в доверие, выведать тайны, отвести глаза, заморочить голову, очаровать, перехитрить, пустить в ход тысячи коварных уловок, облапошить, запутать следы. Когда, наконец, подходящая кандидатура была подобрана, Молотов уделил ей самое пристальное внимание. К слежке за Татьяной Токаревой были привлечены лучшие оперативные работники. Малейший просчет, нелепая осечка — и результаты подготовки операции пойдут насмарку.

7

Выслушав мнение специалистов, Молотов все еще колебался, сознавая ответственность за принятие окончательного решения. Остальные участники совещания тоже не пришли к единому мнению.

— И все-таки сомнительно, — покачал головой Крейцеров. — Никогда не знаешь, чего ожидать от агента в юбке… Попадет вожжа под хвост, и пиши пропало. Невозможно предугадать, какой фортель выкинет женщина.

— Мужчины тоже достаточно непредсказуемы, — вступился за Токареву Швец. — Алкоголь, наркотики, секс. Зачастую женщины устойчивее к различного рода искушениям.

— Вспомним, например, Мату Хари, — подал голос Валуев. И тут же попал под прицел всевидящих генеральских глаз.

— Опять вы поперед батьки в пекло, майор, — зловеще произнес Молотов. — Опять у вас язык чешется, понимаешь. Что ж, послушаем. Докладывайте, майор. На каком этапе оперативная разработка? Когда я смогу воочию полюбоваться нашей… — Молотов покосился на экран. — Нашей будущей сотрудницей? Долго вы еще будете с ней возиться?

— Завтра, в крайнем случае послезавтра она предстанет перед вами, — пообещал Валуев. — Ей искусственно создан острейший кризис одновременно на двух уровнях: как на профессиональном, так и на личном. До недавних пор я подумывал о том, чтобы вторгнуться в чисто бытовую сферу жизни Токаревой, однако, проанализировав ее психологические качества, решил ограничиться достигнутым.

— Поясните мотивы, — потребовал Молотов.

— Допустим, в квартире Токаревой прорвет трубу, — сказал Валуев. — Или ее зальют соседи, или ограбят квартирные воры, или просто откажут дверные замки… Чего мы этим добьемся? Глубочайшей депрессии и полного разочарования жизнью. Между тем Токарева и без того находится на грани срыва. — Валуев заглянул в свою папку. — Об этом свидетельствует контрольное прослушивание. После возвращения домой из корейского ресторана приблизительно до ноля часов тридцати минут Татьяна Тихоновна громко рыдала, а когда немного успокоилась, произнесла следующую фразу: «Дожилась, старая вешалка. Никому ты не нужна. Неудачница». В несколько иной интерпретации та же мысль была высказана после увольнения с работы, по-видимому, перед зеркалом. Токарева вновь обозвала себя неудачницей и добавила: «Так мне и надо». — Валуев сделал паузу, после чего заключил: — До суицидального синдрома далеко, но перегибать палку все же не следует.

— Как собираетесь действовать дальше? — спросил Молотов, обдумав услышанное.

— Очень просто, — оживился Валуев. — Токарева осталась без работы, личная жизнь не налажена, ее угнетает комплекс неполноценности и неуверенность в завтрашнем дне. Завтра с утра у нее собеседование, в ходе которого будет нанесен еще один удар по ее самолюбию.

— И что дальше? — прищурился Молотов.

— А дальше на сцену выходят будущие напарники Токаревой. Пусть вовлекают.

— Случайное знакомство?

— Разумеется.

— Вы уверены, что она пойдет на контакт?

— Не могу знать, — посерьезнел Валуев.

— Плохо, — произнес Молотов. — Ему поручили важнейшую оперативную разработку, а он, понимаешь, не может знать. Кто же тогда знает? И где гарантии, что Токарева нас не подведет?

Слово взял полковник Крейцеров.

— Более достойной кандидатуры нет, — твердо заявил он. — Токарева одинока, не обременена семейными обязанностями и заботой о детишках. У нее нет близких подруг, что исключает утечку информации. У нее нет также собаки, кошки и даже аквариумных рыбок, которые могли бы воспрепятствовать командировке. Внешность, фактура, манеры — все на должном уровне. А некоторая, гм, сексуальная холодность служит лучшей страховкой от всякого рода неожиданностей.

— Она неопытна, — напомнил Молотов.

— Поднатаскаем, — пообещал Дружинцев.

— Не может — научим, не хочет — заставим, — вставил Швец.

— Что ж, на том и порешим, — с облегчением сказал Молотов, стукнув по столу обеими ладонями. — Вы меня убедили. Осталось последнее. Под какой кличкой будет проходить у нас агент?

— «ТТ», — предложил Дружинцев. — Татьяна Токарева. Два «т».

— Тогда уж три «т», — сказал Молотов. — Ведь ее отчество Тихоновна?

— Так точно, но я намекаю на пистолет, — пояснил Дружинцев, — на «тульский токарев». Татьяна Токарева должна стать нашим надежным и безотказным оружием.

— Отставить! — рявкнул Молотов. — Никакого огнестрельного оружия, равно как и холодного, ей не полагается. Даже слышать об этом не желаю. Красивая, хрупкая, интеллигентная женщина, а вы: пистолет!

— Тогда оса, — пробормотал Валуев.

— Что вы там бормочете себе под нос, майор? Говорите громче!

— Оса, товарищ генерал.

— Гм, звучит неплохо, — произнес Молотов. — И женского рода. Но будет ли приятно Токаревой носить осиный псевдоним?

— А мы ей расшифруем, — улыбнулся Валуев. — Скажем, что «оса» означает «особо секретный агент».

— Годится, — согласился Молотов, вставая.

Никто не подсказал ему, а сам он упустил из виду, что уместнее было бы окрестить избранницу пчелой, которая погибает, пустив в ход жало. Осы способны жалить неоднократно. Для Татьяны Токаревой такая возможность предусмотрена не была.