2015-й: пора Пробуждений, или Проспать нельзя проснуться

Сергей Дмитриевич Смоленюк, 2022

Несправедливость миропорядка современности, просто вынуждает среднестатистического гражданина обращаться к прошлому. Ведь на вопрос: Почему сейчас так, а не иначе? Невозможно ответить без знаний истории. Вот тут и скрывается "черт": когда ее – правдивую историю, стремительно меняет Запад. В результате и некоторых наших перевоспитанных ими современников, уже не шокируют понятия: Нацизм, Русофобия и отрицание Родины. Причем дедушки и бабушки их прекрасно знали, как зарождалось мировое зло планеты: Фашизм, из которого проистекают сегодняшние негативные реалии. Читателю предлагается самому погрузиться в то время и на сравнении с настоящим удостовериться – фашизм, как неонацизм, русофобия и национализм на планете Земля НЕПРИЕМЛЕМЫ!

2015-й пора Пробуждений, или проспать нельзя проснуться

( Современный роман)

Родник прошлого,

Питает древо настоящего,

И рождает плоды Будущего.

Серго Сутягин

Все имена и названия вымышлены. Поэтому любые совпадения, зависят только от теории Вероятностей.

1

Это было еще очень ранее утро; или, как говорили старожилы в те времена: Престарелая ночка. А все потому, что нелогичная в этом смысле земная темнота; привыкнув хозяйничать снаружи этого — видавшего виды двухэтажного сруба, поделенного когда-то на две равные половины: человеку и домашним животным; совсем не думала отступать. Посматривая и подсматривая недовольно ревностно, на те самые — нелюбимые ее места света; где проникающие сквозь щели прикрытых ставней окна лучики белого, победоносно лежали на честно отвоеванной земле. Да, именно там ночи уже не было. Как не было сна и в небольшом домике — большой собачьей будки. Не спящий и не злой хозяин которой, был старым но верным псом: по-прежнему готовым откликнуться на любой, даже самый незначительный шорох. Но по темному здесь никто не ходил, и рыжий, словно солнечный пес — с большими, точно человеческими умными глазами просто осматривал черный халат со множеством мелких дырок, сквозь которые и выглядывало светлое тело Бога — наша Вселенная.

“Друг” — так называли собаку люди, расстроился. Верно понимая и от этого недопонимая:

— В доме явно не спят — а ко мне не выходят?! Это не совсем честно…

Вот и вздыхало мудрое животное, желая иных — более доверительных отношений с человечеством. Как следствие: не получив — время для него потекло медленней. И продолжилась скука до тех самых пор — пока друг не почувствовал: Начинается?! Вот тогда, вскочив и затаив — и так практически беззвучное дыхание, поворачивая уши-локаторы в противоположные стороны; он принялся усиленно обнимать тишину, а с ней понимать причину изменявшейся обстановки. Но все известные людям органы чувств твердили: тихо. И правда: растянутые справа и слева сети, как и летний домик-склад где хранили рыбу — все оставалось на месте. Также и людям в доме, ничего еще не угрожало. Однако опытный страж не прозевал — заметил: какая-то тень захотела накрыть планету. В общем, шерсть на спине пса приподнялась…

Возможно, это хозяйка черного — ночь забылась: Что в сутках и день есть?! Еще запамятовала: что равны они. Примерно равны: во власти на земле и по продолжительности этой самой власти. Ведь сейчас как раз наступало время очередного дня, что в меру сил спешил вступить во владение миром. Кстати, будто разведчик всего светлого — запах белесого морского утра, уже прокрался со стороны заднего двора, что глядел на восток через довольно низенькую — дольше сохраняющую тепло дома дверь; и обхватывая параллельно-прилегающие окрестности, с боем врывался внутрь. Хотя, с этим просто: подгоняемый союзником — прибрежным бризом, он не замечал ни препятствий, ни малейшей профессиональной усталости. И уже от тандема, начисто пропадал сон у живущих в прибрежном домишки людей.

Однако ревнуй тьма — не ревнуй, а сегодняшняя связь земли с тобой заканчивалась. На смену, уже народилась и крепла другая: человеческая дружба и взаимопонимание со светом, и его огромнейшим источником: звездой по имени Солнце. Нашим горячим и горящим светилом, подарившим жизнь и защиту! Поэтому естественно, что в этом прекрасном порыве, объединялось все живое на нашей замечательной Третьей планете.

Точно так, в ожившей комнате с не самым высоким потолком — в пику его обширной придомовой территории; стало непривычно светло. И привычно — по пробуждению умывающейся серой кошке оставалось только щуриться малахитами своих глаз; наблюдая искоса за непонятными хозяевами: что выдумали рано не спать. Спать? Какой там спать… Когда на добротном и вкусно пахнущем столе — как именовали здешние жители: “Божья ладонь” — ведь всегда были Хлеб да Соль; что торжествовал в центре квадратной комнаты второго этажа, горела большая керосиновая лампа. Просто других в доме никогда не было. И то, использовалась исключительно в праздники, да великой нужде — довольствуясь по обыкновению лучинами и свечами из тюленьего жира. Ведь и этого искусного света хватало. Поскольку окромя трех лавок, печки и вышеупомянутого соснового стола; ничего большего здесь никогда не было. И соответственно, отбрасывать тени от необходимого и такого дорогостоящего освещения было нечему. Причем в прямом и переносном смысле: на русском Севере и по сей день верят: в Черное и Белое, Добро и Зло. Поэтому знают: тени бывают разные…

Однако, за занавеской в углу — что именовался как “Бабий”, где собственно спала, жила да работала хозяйка дома; были тумба, сундук и те нехитрые женские принадлежности — кухонные предметы. Все это — приданное, некогда молодой Марфы Васильевны, что более двадцати лет назад вышла замуж и пришла с ними: сундуком и скарбом, в этот, тогда еще не совсем старый, словно по волшебству собранный бревенчатый дом. Он строился без единого гвоздя… А все равно, наделенный естественной — природной силой, в легкую укрощал нередкие ураганные ветры и побеждал привычные этому месту морозы. Причем — на услышанный домочадцами треск бревен, старший мужчина обычно шутил:

— Мороз прошелся вокруг дома, чтобы люди работали, а не спали. Как говорится: Не спи — замерзнешь!

Теперь вот, этот рассудительный хозяин: Илья Ефимович Строгов — мужчина лет средних, но далеко необычного — крепкого да высокого телосложения; наделенный к тому же еще умными, быстро понимающими ситуацию глазами и умением находить нужные моменту слова; не смотря на все то же еще раннее утро, с любимыми сыновьями вел беседу. Застольную.

Была причина: пришла весна — начался промысловый сезон. Как следствие — собирался со старшим сыном Колькой, выходить совместно с другими артельщиками в море: на ежегодную добычу трески, у побережья полуострова Мотка. Ну, так тогда называли это место. Просто не могли знать местные сокрытого будущего. Когда его точно заименуют по ихнему: полуостров “Рыбачий” — как иначе, ведь именно туда каждую весну, по-прежнему направляются огромные косяки, нагулявшей жир в водах теплой Атлантики рыбы. Казалось бы: так и нашим людям Севера, проще было поселиться в тепле, осваивая, как многие другие народы мира — преогромное Атлантическое побережье. Но нет: человеческий выбор не всегда подчиняется выгоде или естественной логикой. Вероятно, так сама природа-мать, заранее приучала российских граждан не сдаваться под напором любых непреодолимых сил. Поскольку за прошедшее время, осевшие тут люди так попривыкли бороться — всесторонне закалились; что теперь вообще не замечали каких-то суровых условий жизни на Мурмане. В общем, были быстрее телом и что самое главное: непобедимы Духом.

Сейчас же, в начале марта 1895 года, Илья со старшим восемнадцатилетнем сыном спешил докушать приготовленную женой с вечера: еще теплую, золотисто-пшенную на постном масле кашу; и отправиться на длительные заработки — за уловом. Однако младшенький сын — Ванька, явно не желая отпускать, ежеминутно отвлекал: не давая поесть. Просто не принято разговаривать с набитым ртом — это раз. А во вторых: не умеет Илья не ответить на вопросы деток. Беседа продолжалась…

Малой сам соскочил с жаркой печи и все расспрашивал да допрашивал, начиная где-то докучать: в общем, мальчишка просился в помощники. И хотя минуло только двенадцать, а независимый был норовом — весь в отца. Да такой же сильный, ну — для своих лет.

Даже, — вспомнил сейчас Строгов: своего старшего уговорил в четырнадцать… Ведь тяжело и холодно весною в море. А вот младшенький, теперь сам(!) желает. Вот Илья Степанович и попросил жену Марфушу: и Ваньку покормить. Чтобы хоть рот его занять делом, пока старательно объяснял: детям в море не место.

— Когда подрастешь, обязательно возьму, — почесывая кудрявый подбородок, привычно вразумлял басом Илья, и поглаживал своей здоровенной — как у медведя лапа рукой, небольшую для нее головку сына.

Очень любил Илья Степанович своих детей, да и жену тоже. И хотя суров был от рождения — климат; а все же воспитывал деток по новому: уговорами — поучениями, без малейшей силы. Попросту его руками, которые с легкостью по полста верст невода да сетей с рыбой, или сработавший многоверстовый ярус — снасть для ловли на живца за день перетягивали; зашибить можно любого. И не мог знать он: о том прогрессивном методе воспитания, что откроет в будущем двадцатом веке наш замечательный педагог Антон Макаренко. Просто так чувствовал Илья Строгов: со своими родными людьми нужно лаской, а не силой с приказами. Вот и вразумлял Ване…

— Да я сейчас хочу, батька. — Не соглашался юный Иван Ильич, доедая быстрей старших мужчин столь сытный завтрак. А поскольку еще смышленым рос, понимал: голодным его, ну точно никто не возьмет.

— Какая сила остается работнику, у которого желудок забирает все?! Когда в поисках съестного так сосет, что трудиться нет мочи. Голод — это не тетка, — так еще поучал детей отец.

— Ешь лучше, давай добавку положим, — стоявшая рядом супруга, понимая полувзгляд мужа, добавляла горку распаренного удовольствия.

— А то силы не будет, какой тогда рыбак с тебя, — снова упоминал старший Строгов.

— Ведь мы — рыбаки, в основном руками работаем. Мой отец рыбаком был и вам — детям, придется эту лямку тянуть. Тяжела работа — ничего не скажешь. Но зато голодать не будете: море Белое — оно доброе, а вот Баренца — сурово бывает. Я вас, — он собрал сыновей в охапку, — всему научу, как меня обучили ремеслу.

— Главное, хорошо запоминайте, — необходимо не уставать. Никогда! Мне такой наказ дали родичи, и я вам, их внукам — правнукам, завет передаю: Страху ни перед чем, ни перед кем не иметь. И никогда не от кого не зависеть. Следовательно, помощи не просить и не принимать если сами предложат. Вот!! Поскольку если попросишь у сильного, автоматически попадаешь в положение униженного. И в будущем, станешь надеется не на себя лично, а на чью-то стороннюю помощь. Привычка дети — дело такое…

— Возьмите, батька, — не сдавался несговорчивый Ваня. — Я пригожусь, буду рыбку солить — складывать или еще что-то на берегу. Костер, просушка одежды… Как прошлым летом, уже помогал Вам.

— Это верно, работа там есть. Но понимаешь сын, — проговаривал Илья одновременно понимая, что внутренне уже одобрил это замечательный порыв. Поэтому, даже незаметно кивнул женке: Мол, видела, какой растет?! Работящий, настоящий наследник будет.

Продолжил:

— Одно дело — вдоль берега ходить по Белу морю, а другое — в даль. Мы сегодня далеко пойдем, на месяца два — три где-то. Заготовим рыбы и только тогда вернемся. А без улова, не видать родного берега. Море наше поле, быть помором — значит жить и кормиться морем. Вот и пословица о том же: Была бы рыба, тогда и хлеб буде!

Теперь и старший сын, важно показывая — что он то уже совсем большой, тоже решил рассказать про весенний тресковый промысел:

— Холодно там и мамки нет. И не видно бывает, куда плывем. Что ты будешь делать? А вот летом, в июле — августе, переместимся на восток — к дому ближе. Тогда сможем взять.

— Да, верно, — поддержал отец первенца. — Так заведено: На одной стороне рассудок, на другой Вера. Пока видны на берегу приметы, плывем и читаем одну сторону книги жизни; а когда берег исчезнет, и шторм вот-вот разобьет судно — переворачиваем, и с другой стороны обращаемся к Николаю Угоднику. Молимся значит.

Марфа — мать детей и жена теперь только молчала; сдерживалась — не вмешиваясь в мужские разговоры. Часто вздыхая… Это также заведено на Севере: хозяйке без хозяина нельзя. Вот и сориться нельзя. Но она всегда подсказывала, когда Илья привычным взглядом просил одобрения. Поскольку помнил Илья: и ей тяжело станет. И хотя отложил уже приличную сумму, на всякий случай — мало ли?! Когда назад обернется? Чтобы хоть не голодала здесь. Ведь была не какая-то зубатка — злющая женщина; а самая настоящая — любящая. А вдруг, он вообще не вернётся?! Вот и старался поддержать русскую женщину. Помнил: как побегут они по морю на скромных баркасах — встанут им в след жены с родными смотреть. Мерзнуть — душой своей согревая…, отправляющихся на опасный промысел. Встанут!! И молиться также станут…

— Да верно, возьмем летом. Когда переместимся ближе, к Териберке. — Подтвердил Илья.

— Так у нас надежный карбас: льды его не берут, поднимают вверх. И под парусом я ходил, — все бурчал и бурчал, не собираясь сдаваться младший.

— Нет. Станешь старше, поймешь меня. Не отчаивайся… А пока, я хочу попросить что ли. Поможешь, своему бате? Я могу на твою помощь рассчитывать? — откладывая в сторону с невероятно серьезным видом ложку, интересовался отец. Удивленный такому резкому повороту, второй сын трижды вторил:

— Да, да, да. — И сразу затих. Непривычно…

— Ты остаешься старшим мужчиной: будешь мамке помогать и защищать, — на ходу придумывал Илья.

— Я заметил…, гнус появился амбарный. Надо бы изжить. Кошку хорошо кормим, вот она и не ловит. Мамке без тебя не справиться. Береги ее, — он протянул ладонь и пожал ладошку сына. И тут же, в этом догонял старший сын — соскочил. Не принято кушать до и после хозяина дома.

— Хорошо, — согласился с такой постановкой вопроса Ваня. Но не желая так быстро отпускать любимых, вспомнив, что отец всегда говорил в такой ситуации, быстренько предложил:

— Присядем на дорожку?! Не рассвело — время есть. И собака молчит, значит бригада не идет к дому. А присев на лавки, тут же: — Бать, а расскажи историю?

— Только коротко, — согласился Илья. А сам думает: Действительно, что это артельщики не подходят. Ведь условились собираться на восходе солнца.

— А что короткую?! Под парусом и в отлив, легко бегут карбасы, — как знаток делился информацией Ванька.

— Историю?! — задумался Илья, тиская парней.

— Да, — отвечал он Вани, — Быстро можно, но вот легко — редко бывало. Поэтому, только взяв с собой мужество, можно добиться цели. Так здешняя природа воспитывает в нас характер непоколебимый и стойкий. А также умение выживать. Так что, слушай сюда сынки:

— Давним-давно, на остров Шпицберген — на промысел шла ладья. Под руководством кормчего… кажись Химкова. Однако когда судно приблизилось к острову, навстречу двинулся лед и крепко зажал между глыбами. Так, пятерка рыбаков, прихватив с собой запас муки, пороха, мушкет и другое нехитрое снаряжение; отправилась на землю по льду; памятуя о том, что где-то там, когда-то была изба. И поморы действительно нашли заброшенное зимовье, заночевали в нем. А когда проснулись утром, с удивлением обнаружили: вместо льдов чистую воду. Соответственно ладьи больше не было… Но они были северные — наши; поэтому не могли растеряться. Кормчий подбодрил спутников, и те принялись за работу. Оказавшиеся в беде мужики заново законопатили мхом избу, отремонтировали и подготовили печку. Исследовав окрестности, обнаружили железный крюк. А сделав из подручных материалов горн, быстренько выковали наконечники стрел и пули для мушкета. Затем, соответственно сделали лук и начали охотиться, добывая необходимое пропитание. Еще, параллельно выпаривалась морская соль; благодаря которой заготовили мясо на зиму. Постепенно — ведь не портные; научились разделывать шкуры животных и изготавливать настоящую одежду.

Так, в ежедневных заботах летело время и снова пришла зима; когда спасаясь от неминуемой цинги — вспомнив, как это делают все северные народы: также пили оленью кровь. Потянулись года и месяцы. И прожили они на острове: целых шесть лет. Наверное, смогли бы больше, но к Шпицбергену подошел корабль, на котором царская комиссия осуществляла опись государственных земель. Каково же было удивление прибывших, когда к ним выбежали заросшие, бородатые — говорившие по-русски братья. Химков договорился с капитаном судна о том, что с острова он заберет не только людей, но и то, что успели заготовить пребывая в вынужденном заключении: 50 пудов оленьего жира, 210 медвежьих и оленьих шкур и более чем 200 шкурок белых и голубых песцов.

— Видите дети, что получилось: голландец Виллем Баренц не смог пережить даже одну зимовку, обладая большими запасами бобов, сала и других продуктов; а помор Химков с сотоварищами, шесть лет прожил на том же самом месте. Да еще, в итоге умудрился заработать.

— Запоминайте и учитесь: предприимчивость, тоже одно из лучших качеств помора.

— А как лучше медведя ловить? — Сразу поинтересовался Ваня.

— Расскажу и покажу в свое время, есть много способов, — поглаживая обоих, объяснял Илья.

— А новое расскажешь? — попросил старший. Ведь не раз слышали северные дети, эту страшную историю со счастливым концом.

— Новое? Так что же новое?! Вот, слышал как артельщики говорили: Будто от самого царя люди были. Наши места — берега шибко понравились. Екатеринская гавань — где швартуются корабли… И будто неподалеку, задумали строить Военно-морскую стоянку, железную дорогу и электрическую станцию. Только мы и без них знали, что не замерзает там гладь морская. И шуги — льда никогда нет. Спасибо теплому течению, что ведет рыбку весной и летом с Атлантики. Хотя, кто такое “электричество” — никто из рыбаков не знает. Жуть какая-то наверно?… Еще говорили: Что селение будет, с большими двухэтажными домами; портом для купцов и прочими складами. Рабочих для этого навезут, мастеровых и прочих. А как начнется стройка, так и другой люд потянется — на заработки. Поскольку только у нас в России, не было никогда крепостных…

— Ах да, еще “Телеграф” приведут, — повторял мудрёные для себя и семьи слова, раздумывая над их настоящим значением.

— Вот мы и решили с мужиками: побольше чем обычно заготовить!! Будем своей рыбкой кормить. Так, все деньгу заработаем. Не помешает. Расстроимся, и еще две комнаты к дедовскому дому добавим. А там глядишь, и дети семьи заведут. Будут с нами жить. Все вместе, сообща — это же такая силища: Русское хозяйство Строговых!

Вероятно от такой — заманчивой и красивой перспективы, что была по душе, хозяин подобрел больше.

— А, ладно, — махнул Илья и спросил Марфу:

— Может и впрямь взять мальца? Лишних рук не бывает. И скорее возмужает под ветерком? Что здесь — на берегу сидеть с бабами?

— Да?! И тонут ежегодно под этим ветром тоже, — покраснев, вставила жена с укоризной, подходя вплотную. Просто когда дело касалось детей и семьи, она влезала в любые мужские разговоры. Одним словом не боялась за своих ничего и никого. Она тоже была поморская!

— Ха — ха, — рассмеялся Илья, обнимая за талию. — У меня еще никто не тонул, всех обучаю. Недаром же, я бригадир столько лет в сообществе. Да и меня — в свое время, батя брал таким же, — он еще раз взглянул на младшенького:

— Ну что, не передумал? Хорошо, надолго наелся помощник?

— Наелся! — предчувствуя важное впереди, Иван быстренько соскочил с деревянной лавки.

— Ладно. Посмотрим, какой ты рыбачек будешь?

— Быстро тогда — одеваться! — приказал Илья, решив взять мальца, такого к слову предприимчивого; однако жена решилась настоять — загородила грудью:

— Не пущу. Пожалей Ильюша младшенького, ну пусть еще подрастет годик.

— Да?! И я тоже того,… так же говорю. Нам одеваться, а вам оставаться, — отвечал он, начиная бороться уже внутри себя. А чтобы больше не расстраивать половинку, решил перевести спорный разговор:

— Что за Телеграф такой? И освещение как днем — “Электрическое”?

Вот тут, старший Вова ревностно захихикал:

— Ха — ха. Молодой рыбачек, чок — чок. Остаешься дома пока, чок. Смотри, не замерзни тут чуток, чок — чок. — Хи-хи.

Ваня понял: годы. И потирая на правой щеке родинку, ответил, уже не своим детским, а грубым и взрослым голосом:

— Не замерзну никогда! Ха-ха-ха…

— Эй, просыпайся; завязывай юморить, подводник, — свесившись вниз и покачивая приятеля за плечо, будил своего друга — напарника, веселый старшина Чижик. Только сонный — заговоривший так парень, в ответ тер глаза от непонимания: только вот видел избушку, семью рыбака и отвечал за ребенка в ней; как вдруг: каюта, и разбудивший товарищ.

— Я тоже спать хочу, а ты мешаешь, — объяснял со своей — верхнего яруса сдвоенной кровати Денис Чижик.

Так, окончательно проснувшийся Лев Ильин раскрыл глаза. И от этого переместился: во времени и на расстояние. Оказываясь не в конце девятнадцатого века, на Кольском полуострове в старинной доме; а в своей, близкой и родной каюте младшего личного состава. Он также был старшиной подводником, на абсолютно-новенькой, российской подводной лодке.

— Ой, извини братишка. Я наверное, разговаривал? Просто, мне такой сон приснился. Супер! Ты представляешь? Про наших северных рыбаков, — трудовых людей, с такими сильными — мозолистыми руками, — по-тихому объяснял свою ошибку — некстати заговоривший во сне.

Он привстал с кровати и осмотрелся. В каюте по-прежнему: прикроватные шторки двухъярусных кроватей, были задвинуты и легкое посвистывание ребят свидетельствовало, что в основном все спали. Ну, кроме друга и напарника по теперешней службе в Шестом отсеке: шатена Дениса. Чижик сам выбрал себе верхнюю койку. И хотя на нее надо было еще попасть — залезть; лично себя считал большим выгодоприобретателем. Доказывая:

— Мне сверху все видно. А меня с нижних кроватей — никто не видит. Можно уединиться.

Вот и сейчас, посмеявшись над своим простаком — напарником, Денис снова поучал:

— Так не про то сны надо видеть, дружище. Ночью приятней мечтать: прикоснуться к прекрасному. А то женщин совсем не видим.

— Да? А разве человек выбирает сны? — не понимал продвинутого друга Лев.

— Человек выбирает все. Поэтому его жизнь, зависит от него, — объяснял свою активную позицию напарник, которой теперь строго придерживался.

— Я вот, к примеру; про машины и дома с красивыми женщинами полюбил сны, — признался Чижик.

— Так это, у тебя же была барышня? — напоминал Лев другу. — Не помирились до сих пор? Сам же хвастался, что она влюбилась…

Только владелец верхнего места молчал, а Лев добавил:

— Ничего ты не понимаешь, — и повернувшись на бок заснул. Успевая подумать: Собака здоровенная… и будка большая. Ну а собака — это лучший друг человека! Большое, громко-лающее мохнатое счастье. Которое вдобавок, никогда не предаст.

А в продолжившимся сне, снова оказался на том самом остросюжетном Кольском полуострове, о Екатеринской гавани которого рассказывали в семье потомственного рыбака Строгова; не подозревавшего тогда, что это намоленное богом место, в будущем превратиться в легендарный город воинской славы, город русских подводников Полярный!

2

Она была красной, а значит прекрасной и самой красивой с рождения. Постоянна в движении, безупречно стремление; в общем — та еще мечта… И самое главное, что барышня этим нисколько не заморачивалась. А напротив, обойдя честно один “потаенный контур“, по привычке бежала дальше — паря над равномерно расположившимися черными “арабами”. Которые, кстати, также были жутко симпатичными; и на абсолютно свободном — чисто белом фоне, гарантированно держались заметной, не требующей излишней внимательности группой. Словно таким образом, подтверждая: нам не нужны лишние движения! Ведь издали можно насладиться: как открывая и перекрывая мгновением слово “Командирские“, она — красна девица; перемахнув через алую, расположенную на севере звездочку, размеренно неслась дальше — к корме подлодки. Но также только затем, чтобы снова — прикрыв и открывая силуэт субмарины рваться в будущее, к своей мечте — главной цели момента: пятиконечному символу. Жизненный круг продалжался…

— Двадцать Четырнадцать, — воспроизвел Дмитрий Владимирович, попутно фиксируя самостоятельность губ ужаться, а носовые проходы напротив — под действием выдоха, увеличиваться. Это засуетились в его памяти фрагменты прошлого, и подобно распространенному газосодержащему напитку “Шампанское”; что поступая мелкими глотками — порциями в организм, незаметно группируется до образования критической массы и только потом наносит разящий удар в голову; также стали окружать и структурироваться, подготавливая западню гипоталамусу командира. Вот поэтому, “Батя” подводного корабля и начинал погружаться в давнишние, и временами не очень приятные воспоминания. А благородный нос уже подавал новую порцию воздуха. Но… Выдохнув сильнее — скопировав аварийную продувку балластных цистерн при всплытии субмарины, командир справился с этим нередким — за последний то год приставанием ностальгии. Он, как-бы отталкиваясь от того прошлого, снова внушал:

— Будем жить, и станем счастливы!

От самоуверенности — засевшие, словно острые иголочки в сердце нехорошие нюансы прошлого Дмитрия Владимировича Смелова, с каждым разом покидали владельца быстрее, а также дальше. Ну и как следствие, намного дольше. Однако затем, часы показали: Двадцать Пятнадцать. А это означало, что прошло ровно пятнадцать минут, как подводная дизель-электрическая лодка “Ростов-на-Дону” погрузилась на необходимую глубину для своего скрытного движения на Базу.

— Самое время, — решил командир, полюбовавшись еще секунду. И хотя они были давно, Дмитрий Владимирович по-прежнему частенько засматривался на расположенный к югу от центра циферблата — силуэт черной подводной лодки, а выше ее — на симметрично-правильную звезду.

— Просто в “Командирские” часы нельзя не влюбиться, — так объяснял себе он эту выработанную привычку.

Поправляя пилотку левой, в то время как правая — в любимых часах рука держала трубку внутренней громкой связи, командир — находясь на “Центральном” посту высокотехнологичной российской подлодки; стоя в аккурат между вахтенным офицером с одной стороны и своим старшим помощником Горбачевым с другой, обратился к команде:

— Уважаемые подводники! “Ростовчане”, моряки России. Запомните хорошо эту дату: Девятое, десятого, пятнадцатого. Будете потом внукам и правнукам рассказывать. Детям то, само собой разумеется. Так вот. Именно сегодня наша подлодка празднует совершеннолетие, — он посмотрел на белокурого командира БЧ 4-7 капитан — лейтенанта Громова, что сразу приоткрыл рот. И обменявшись взглядом своих темных глаз на его небесно-синие, пояснил:

— Да, можем так сказать. Ведь нами успешно пройдены все глубоководные испытания и произведены контрольные стрельбы из новейшего оружия. Засим, и совершеннолетние мы. Поздравляю!! А потому, сумеем эффективно защитить Родину: вступая при необходимости в серьезные деловые отношения с представителями запада. По-партнерски их любя, но защищая себя соответствующими такому естественному способу резинотехническими изделиями.

Вот тут, незамедлительно повеселевший старпом неслабо шепнул:

— Точно, деловые — половые, товарищ командир.

Однако разогнавшийся темперамент свой, под взглядом Смелова все же притормозил. Ну что ж?! Здесь можно только добавить, что командир сам любил пошутить и поэтому в глубине души смеялся. Хотя внешне, остался невозмутимым. И как ни в чем не бывало, продолжал:

— Экипажу так держать, и не расслабляться! Вот придем в Полярный, тогда отпразднуем: за столом и с поросенком.

— А как вы думали?! — отключая связь, командир обращался к находящимся тут же офицерам боевых частей.

— Такой праздник случается раз за жизнь лодки — нашей защитницы, — он погладил ладонью впереди стоящие приборы.

Ну и естественно, подводники поддержали командира: Из разных углов — боевых постов “Центрального” блестели пары благодарных глаз — так души ребят радовались выполнению поставленной задачи. К примеру: служившие сейчас по отсекам — прослушав объявление, даже пританцовывали от появившегося лучшего, чем просто хорошее настроение; плюс — многие замурлыкали любимые мотивы.

Действительно, крайние месяцы службы — во время которых проходила государственные испытания подводная лодка “Ростов”; были очень, если не пре очень напряженными. Так что, теперешняя похвала была как лечебный бальзам на их слегка натруженные, но по-прежнему горячие молодые сердца. И парни выдыхали с благодарностью… Однако старпом поблагодарил “Батю” по-особенному: дружеским рукопожатием правой и одновременно-скрытно — то есть как можно незаметнее пытаясь переложить подарок в… левую. Хотя в первую секунду, Смелов, уловив это неожиданное вручение, невольно закрывал руку. Но, поняв в чем дело — решил не сопротивляться.

Облегченный от своей загадки — пол литровой черной кружки имени команды, подрумяненный Горбачев стал просто похлопывать одной ладонью о другую — ее тыльную сторону: Мол, товарищ командир. Совсем не причем — команда решила. А я что?! Ведь коллектив пожелал…

Конечно, если внимательней рассмотреть это “по-особенному”. Кружка эта, была самая обычная: стеклянная небьющаяся; но, с напутствующей надписью: “Один за всех и все за командира П.Л. “Ростов” Смелова!”

Зато теперь, шатен Алексей Васильевич снова становился светлооким — с никогда не пристающим к лицу загаром.

Для справки: старпом подлодки “Ростов-на-Дону” имел чин капитана третьего ранга; был всего на два года младше командира: капитана второго ранга Смелова, и очень уважал — как впрочем и вся команда своего шефа: За большой профессионализм и фанатичное служение профессии российского подводника. Еще команда знала: Дмитрий Владимирович только второй год командир субмарины; а до этого, несколько лет старпомил на первой Черноморской Варшавянки — легендарной красавице; своей первой любви — П.Л. “Алроса”. Вот после ее, — как было записано в личном деле Смелова: “Самолично принимал “Ростов” со стапелей от судостроителей Санкт-Петербурга и участвовал в завершающей достройке”.

Поэтому знал Дмитрий, как говорится: на все сто процентов, материальную и техническую часть нового подводного корабля. Параллельно, Смелов подбирал будущую команду, беседуя с кандидатами которых рекомендовал штаб подводного флота.

— Экипаж у меня сложился многообещающим, также из самых лучших ребят — подводников, — полушутя тогда хвастался Смелов друзьям из предыдущего места службы. Подразумевая себе, что единственным главным критерием попадания в команду, был положительный ответ на очень простой вопрос:

— А сможешь сделать хуже себе, ради подлодки, братьев — подводников и Родины России, или пока нет?

Ну, разумеется, профессиональное обладание и приличный стаж в своей подлодочной профессии — это само собой. Как и подтверждённое наличие положительных, чисто человеческих качеств у будущих офицеров и матросов “Ростова” — где Смелов теперь был командиром. Ведь их оценил не меньше, а где-то даже больше всего остального. Вот таким путем нашел Дмитрий Владимирович, которому уже исполнилось тридцать, себе порядочного старпома: Алексея Васильевича — двадцати восьмилетнего подводника Балтийского флота, дизельную лодку которого списывали по сроку эксплуатации, а все экипажи направлялись на аналогичные места.

Так вот, спустя год с небольшим совместной службы: сначала на строящейся субмарине “Бугель-237”, а затем и проходя испытания на Балтике; командир видел, как учили они со старпомом новую подлодку жить, погружаться-всплывать и безопасно ходить по морю. За это время, Дмитрий Владимирович сдружился с новой командой так, что казалось теперь знал всегда, своих пятьдесят двух братьев личного состава. Ну а с помощником — как поговаривали в штабе: даже образно стали походить друг на друга. Хотя напомним: Смелов был темненький — смугло-загорелый, а старпом светлым; да и глаза: черно-карие командирские, контрастировали со старпомовскими — летне-зелеными. Но в остальном, все оставалось равным: рост, вес, походка, сила духа и беззаветное служение доброму делу.

Даже — вспомнилось сейчас командиру, что и семейное положение схоже: у обоих как по копиру: жена и пока один новорожденный малыш — наследник. В общем, сроднились ростовские хлопцы, а старпом так вообще казался двойняшкой Смелова. Поскольку всегда обязательный Алексей, еще понимал своего “Батю” с полувзгляда и полслова.

— Алексей Васильевич, — обратился сейчас Смелов:

— Соберите командиров боевых частей и старших офицеров в кают-компании. Через, — он снова полюбовался образом лодки на часах, — через десять минут.

— Есть, — принял распоряжение Горбачев.

И пока Дмитрий Смелов по пути заходил в свою каюту, старпом довел распоряжение до требуемых адресатов. Поэтому, уже через пять минут, они ждали командира во всеоружии: сидя за самым длинным на подлодке столом, с авторучкой в руке и квадратно-широкими, распластанными блокнотами. Такими же ровными были расправлено-широкие плечи, а глаза и уши, максимально готовыми к восприятию информации.

Ну и что, что подлодка шла на сорокаметровой глубине холодного Баренцева моря — или, как любил называть Дмитрий по старинке: первооткрывателя, голландца Баренца; а зайдя в кают-компанию, он оказался в почти домашнем уюте, подсвечиваемом вдобавок, светлыми мечтами подводников. Пожелав здравия, и привычно присев на командирское место — во главу стола, он еще раз поздравил ребят, уже нисколько не скрывая улыбки. А похваставшись — помахав листом бумаги, что с утра передал радист, сообщил:

— Команде поступило поздравление от контр–адмирала Кольской флотилии Серьгина. По прибытию, обещал лично встретить и раздать…его, — снижая голос на последней фразе, шутил командир. Тем самым, поощрив команду так называемыми: вербальными интервенциями.

— Завтра — по прибытии в Полярный, как отшвартуемся в Екатерининской гавани, так и получим, — он снова шутил:

— А вообще, службу знаем неплохо… Проверили и настроили системы корабельного организма. Из всех видов вооружений постреляли. И хотя “Ростов” был принят с конца прошлого года, а я считаю: вот только сегодня, мы достигли нужных размеров и приняли необходимую форму — обросли силой и горой мышц.

Смелов снова обвел глазами ребят:

— Ну что парни, устали? Честно?!

— Немного была запарка, а так ничего, готовы всегда. — Первым решился ответить командир носового — торпедного отсека, что по научному: БЧ-3, Иван Ферзев. И словно доказывая фактами, потрогал свой бицепс.

— Разрешите я, товарищ командир? — спросил старпом. И получив “Добро”, огласил:

— Ну, Вам то — торпедистам, по любому быть на награждении. Вы везде в начале, — также подшутил над командиром первого отсека Алексей Горбачев.

— Никак нет, весь “Ростов” в одном ряду… И мы не устали. С чего уставать, когда нас этому всю жизнь учили и до сих пор учат? — теперь доложился главный механик, завидя хорошее расположение духа у Бати.

— Да, это правда, — подчеркнул Дмитрий Владимирович. Мы с Вами хлопцы — как команда “Ростова”, как его первый экипаж еще ничего не сделали. А только-только приобрели навыки и научились грамотно пользоваться передовой техникой. Поэтому, у “237-ого” все победы впереди. Как говорится: "Нас трудно засечь, легко потерять и невозможно догнать".

— И я считаю, что коллектив у нас дружный и надежный. Вот поэтому и служиться так легко, — вставлял очередные свои важные пять копеек зам по личному составу Юрий Пескарев, Его рыжая голова и проникающе-хитроватые глаза — от которых не мог спрятаться ни один подводник на борту, всегда были в курсе всего.

— Кто-то хочет еще добавить? — поинтересовался командир.

— А что тут говорить, Дмитрий Владимирович? — быстрее бы домой, на Базу в Новороссийск попасть, — мечтательно ответил полный парень — штурман, командир БЧ-1 Олег Немцов.

— Так Вы же штурман. Вот и объявите для начала, когда будем в Полярном? А вообще, я согласен. Последний год пролетел быстро, — подтвердил командир: — Будто бы, только вчера началось…

— В Полярном будем, к 10-00, Дмитрий Владимирович, — перепроверив себя блокнотом, доложил штурман. — А год пролетел быстро — считаю из-за того, что не скучали и много трудились. Вот поэтому и лодка вышла многообещающей.

— Сам давно верю, что всех вас знаю всю жизнь, — согласился Дмитрий Владимирович: — И не надоели еще! — теперь засмеялся командир.

Восемь старших офицеров одобрительно закивали, соглашаясь со своим Богом. Ведь командир подлодки по-прежнему, почти что Бог. Вернее, он всегда будет первым после него.

— Так точно, — хором соглашались собравшиеся, одновременно подталкивая соседа плечом. Конечно, знали ребята, что умеет быть строгим Дмитрий Смелов; а может и приободрить экипаж.

Своих людей надо ценить: они — глаза, уши и руки с ногами на субмарине, — он часто поучал своего заместителя.

— Тогда, уважаемые мои, — командир быстренько становился серьезным, — доведите до каждого мичмана, старшины, матроса отсеков и боевых частей: Подлодка прошла испытания успешно. Командование флота объявило благодарность!

— Старпом, — обратился к помощнику: — Это можно записать в вахтенный журнал. Думаю, несколько дней отдохнем и домой, в Новороссийск. Вот там-то и начнутся трудовые, а значит радостные будни. Я вот, служил в Севастополе. Старпом — петербуржец с Балтики. Есть в команде с Тихоокеанского спецы и здешнего Северного флота, — прояснял командир.

Тут же, часть офицеров, по очереди и синхронно кивали.

— Так что, разницы нет. Россия — она везде Родина. Одна. Какой бы флот у нас не был. Флаг-то, всегда один, — так говорили в Великую войну опытные моряки. Поэтому хорошо, что присутствуют разновидности; они только дополняют друг друга. В общем, собрал самое лучшее, со всех своих прежних мест, — подводил черту Смелов: — Уверен, что служить на Черном море понравится каждому. Ведь Черное оно только ночью. А днем — одна благодать. Ну, если все новости обсудили?! И вопросов нет, то по местам, товарищи офицеры, — сделал вывод Дмитрий Владимирович.

— Товарищ командир, разрешите? — снова вступал в разговор командир БЧ-5, кучерявый Леонид Хрустальнов.

— Да, пожалуйста, Леонид Дмитриевич.

— Именинник намечается: завтра двадцатилетие у Ильина. Думаю предложить… Если можно, то от всей команды поздравить. Служит старшина хорошо, чтобы так сказать: поощрить старание. В воспитательных целях.

— Правильно. Соглашусь: люди всегда на первом месте, — почувствовав, что нужен именно этот ответ, Смелов обратился ко всем:

— Счастливчик значит?! Только смотрите, уши не оторвите поздравлениями. А то полста силачей, могут не только уши, но и все остальное, что пониже есть оторвать. А ему еще семью заводить. Поскольку в России — традиционная семья главное.

— Отсюда запоминай старпом, — обращаясь к помощнику: — Вызовешь на “Центральный”, к 8.01. Я поздравлю от лица командования, ну и кто захочет, добавит от себя. По-моему, этот парень с головой. Простой — спокойный. Вот второй — его напарник, тот пошустрее и посложнее характером будет. А подарок?…, — командир соображал быстро:

— Есть памятный вымпел с подлодкой “Ростов”; плюс новая футболка с ее изображением. Вот и пускай Лев домой отправит, порадует родных сувенирами от коллектива.

И зам по личному добавил:

— Тогда распоряжусь, чтобы кок торт испек. С шоколадом — муравейник. К утру. Вот все вместе и вручим: товарищей по отсеку угостит во время отдыха.

Офицеры кивали, а тот самый Громов — командир БЧ 4-7, то есть информационных систем удивился, полусерьезно протирая очки:

— Товарищ командир, а почему у меня нет такой футболки?

На что Смелов резонно разводил руки, а старпом — подхватив идею, доходчиво объяснил:

— Кто как служит, тот то и имеет. Правильно, товарищ командир?

И готовый исполнить крайнюю команду, доложил:

— Взял на карандаш, все сделаем, — Дмитрий Владимирович.

— Разрешите еще, почетную грамоту распечатать на принтере. Там есть бланки в “ноуте”. Сам сделаю, если командир не против, — снова предложил кучерявый детина, как первый руководитель именинника.

— Пускай экипаж знает: мой скромный парень — пример для других.

— Хорошо, сделаем это традицией: лучших поощрять ежегодно. Я подпишу, составьте текст, — согласился Смелов.

Но зам по составу, попытался возразить:

— Вообще-то, на день рождения грамоты не дают. Ими награждают за любое добротное дело. Или поступок. А то получается, как в прошлом веке: “В честь такого-то летия Октябрьской Социалистической революции, награждается товарищ”…

— Ну, он точно хорошо служит, — старпом поддержал начальника энерго-механической службы.

Однако воспитатель — на то и главный в таком деле. И поэтому опытный. Вот и подкрепил выводы фактом:

— Конспекты у них — в Шестом отсеке по подготовке не видел. Учатся — учатся, а не показывали чему. Поскольку пряник и плеть — главные воспитатели.

— Ну, Вы блин даете?! Плеть ни к чему в команде. Мы семья, — высказался Смелов. И заглянув в оперативный блокнот, возразил:

— В том, что давали грамоты в Советском Союзе; плохого не было. Люди работали лучше, чем где-либо. Не все, конечно… Поэтому, нужно было достойными условиями жизни, поддержать эту социалистическую модель. А ЦК Компартии, почему-то выбрал предателя, который сделал все, чтобы развалить великую страну.

Командир замолчал, обдумывая: Может, еще что-то обсудить?

Но подчиненные в паузе, потихоньку стали выяснять друг у друга: Действительно, почему у нас нет вымпелов и почетных грамот? И даже полушутя, предлагали главному воспитателю свои кандидатуры: на будущие подобные вручения. Очередность выдумали смешную, пока главный мыслил о своем…

У него снова всплывало в памяти то, чего не могли знать теперешние друзья — офицеры. А именно, что в прежней команде: на “Алросе”, главный воспитатель или зам по личному составу капитан-лейтенант Подлякаев, невероятно оказывался предателем. Которого, хитростью загнали в долги спецслужбы запада, а затем, технично — как дурочка завербовали. И который(!), тогда вредил с размахом, продавая Родину и их братьев-подводников.

— Да уж, — чуть слышно озвучивал командир, откровенно поморщившись о прошлом. Так, на его гладком и всегда выбритом лице, появились непривычные складки.

— Да уж, — он повторил громко, возвращаясь в свое прекрасное настоящее и будущее: на “Ростов-на-Дону”.

Офицеры, поняв слова командира по-своему: Что шутки кончились, сразу затихли.

— Бывает, все в жизни бывает. Ну ладно, разберемся, — осматривая еще раз своих людей, высказался Смелов.

— Значит, двадцать?! Святое дело. Так и сделаем. Юрий Дмитриевич, как зам по личному, вместе со старпомом займитесь. А подарки от команды, возьмете: я приготовлю, что назвал.

— Все?! — не столько спрашивал, сколько приказывал командир: — Тогда по местам.

Подводники привычно — по-быстрому вышли. Каждый, до своей боевой части и отсека. Но капитан второго ранга Смелов остался. Полюбил Дмитрий думать в одиночестве: подвести крайние итоги, когда требовало время.

— Как все-таки оно торопиться? — опять прошептали губы. — Год жизни пролетел. Почти незаметно: целый год! Каждый день мы пахали. А я еще и как папа Карло. Но зато, команда у меня что надо. Все умеют. На любых соревнованиях-учениях, любого обойдем.

— Да, “Ростов” — подлодка новая: возможности шире и больше они. Как говорится: Сбылась мечта патриота. Здесь гидроакустика нового поколения, ракетно-торпедный комплекс и все выдвижные устройства. Ну а более комфортные условия для экипажа, позволяют не задумываться о том, где находишься: дома или месяц как в автономке.

— “Для защиты России мы сделаем все!” — следом вспомнились слова его кумира и прежнего учителя, комдива Черноморского дивизиона подлодок Анатолия Геннадьевича Варачкина. У которого, и перенимал тогда опыт, как и у своего командира “Алросы” Станислава Рижского. А тот, любил повторял Смелову:

— Плох тот моряк, который не старается расти, мечтая однажды выйти в море адмиралом.

Да, все реже и реже, в основном из–за напряженного распорядка, вспоминал Смелов наставников. А ведь такое его быстрое, превращение в командира — полностью их заслуга. И эти приятные воспоминания, — снова ограничивались негативным фактом, ну помимо перевертыша Подлякаева: не он — старпом тогда спас “Алросу” с экипажем, хотя все делал правильно. А простой русский парень, из российской Якутии — матрос Сергей Удачный.

— Да, слава Богу, он это сделал. Предотвратил беду, — воспроизвел Смелов напрашивавшиеся мысли.

— Однако теперь самому придется, ну если конечно потребуется, — так рассуждал Дмитрий: — На несколько шагов вперед видеть… Поскольку “Удачного” больше нет в коллективе. А я по-прежнему, отвечаю за всех. Одним словом, это мой “Ростов-на-Дону” и все “ростовчане” дети. Поэтому, сам буду “Удачным!”

Затем вспомнилось то, как говорил себе твердо: — Если сунутся: Россия опять победит!

Все это было тогда, когда ровно за день до нового, две тысяча пятнадцатого года; стоя на одном колене принимал из рук командующего подводным флотом Андреевский флаг. Как сразу почувствовали гордость в команде, когда подняли пресвятой русский флаг. И давал адмирал завет: “Никогда не спускайте перед неприятелем!”

Смелов потом повторял часто… своим. И хотя был уверен в новой команде, в ее знаниях и умениях — выбирал лично; а все равно, постоянно наставлял ребят. Проверяя и перепроверяя их службу, а заодно свою; беря пример с исторических фактов — воспоминаний героев-моряков Великой Отечественной. А просто историй этих и вообще информации о моряках, в нем самом было предостаточно: что дома, что в каюте, половина от всех книг точно о Великой войне… Но еще молодой командир любил повторять одно старое, русское правило; сказанное когда-то Ключевским: “История не учительница, а надзирательница: поскольку ничему не учит, зато сурово наказывает за незнание”.

И далее, добавлял уже из военных книг:

— Вот послушайте братцы, поучительную историю Советского капитана: Идет минута обыкновенной морской службы. Хорошо идет… Но она прошла, и представляете, ничего?! Потом, следующая минута прошла. Также ничего не случилось. Тихо на вашей вахте, вокруг корабля, в команде и мире. Потом еще и еще, следующие… Так проходит десять, час, день, сутки и неделя. Все спокойно. И вроде бы, — так может казаться, что можно успокоиться… Верно?! Но именно в этот момент: мысль, взгляд, реакция, ваши поступки — все расслабляется. А основа нашей профессии моряка — подводника: может и проклятой кем-то когда-то и в тоже время четырежды горячо всеми любимой, и кроется в ожидании всевозможных Ч.П.. Поэтому в полной, а не частичной к ним готовности. Это значит, жить и служить тут надо так, будто в следующую минуту обязательно произойдет то, чего нам допустить нельзя.

— Мы, — шепнул теперь он, словно напоминая, — будем трижды готовы! Ведь и палка стреляет в году, — зачем-то приплел еще эту — предупреждающую народную мудрость.

Да, Смелов никогда не забудет, как песочил его особист флота прошлым летом; предлагая даже понизить по службе. Ну конечно, он выполнял свою работу по наведению порядка: должен среагировать — все правильно. И хотя была доказана невиновность, и даже повысили Смелова: сделав “кап. два” и командиром строящейся подлодки ”Ростов-на-Дону”; сам лично, Дмитрий посчитал себя вдвойне виноватым.

— Ладно, — решил Смелов, выходя из кают-компании: своих ребят я в обиду не дам. А если что, сам проконтролирую каждого, получше любого особиста.

Вот поэтому, и взял за основу: внезапно проверять личный состав по отсекам. И или старпома посылал, или сам периодически осматривал также и всю материальную часть. Ведь что старпом Алексей Горбачев, что командир “Ростова” — оба были порядочные профи. И любое, на первый взгляд даже незаметное отклонение от норматива, сразу бросалось в глаза. Вот и сегодня, накануне этой крайней ночи перед возвращением в Полярный, Смелов решил пройтись и все еще раз хорошенько осмотреть. Привычка!

Сдав управление подлодкой старпому, он поужинал и передохнул. А когда знаменитые “Командирские” отсчитывали двенадцатый час вечера, вышел. Вообще-то, на неожиданное появление командира в отсеках — все ребята реагировали по-разному. Но всегда с улыбкой и уважением докладывали о состоянии рабочих процессов и своем личном самочувствии. Также повторялось сегодня. Его, не спеша добравшегося до последнего, Шестого отсека, — поприветствовала пара вахтенных.

Если подробнее, то так: служили два товарища, ага. Как в песне… Только звали их: Лев и Денис. И им обоим: по двадцать лет. Вот только то, что случилось с Денисом девять месяцев назад, для Ильина наступит завтра. Хотя, были еще внешние отличия: Лев был высоковатым парнем, с темной — словно с детства загорелой кожей и молочно-шоколадными волосами — это напоминало о далеких предках. В дополнении скажем, имел более мудрые и добрые глаза. К описанию характера: спокойный и уравновешенный. А вот друг его: был абсолютно среднего роста, русый и сероглазый. К тому же, Денис всегда и во всем стремился стать первым. Лидер, или все-таки выскочка?

Однако матросы шутили: — Сегодня там темно-светлая банда или бело — черные друзья. Домино, одним словом подлодки.

Да, так теперь офицеры говорили при необходимости: — Вызовите на службу.

— Кого?

— Обоих: черного и белого. Домино Шестого отсека.

В общем, парни были веселы и только улыбались в ответ, подтверждая не словами, а действиями, весьма приятную действительность; которая, как известно гласит: Что может быть лучше в жизни военного, чем служить и работать, да еще и жить рядом со своим другом — друзьями?!

— Здравия желаем, товарищ командир! — поприветствовали бело-черные.

— Как дела, парни? — обоих приветствовал командир.

Первый номер отсека — Чижик, доложил:

— Кормовой отсек и его материальная часть в полном порядке. Также и личный состав: Замечаний нет. Служим, товарищ капитан второго ранга.

— Хорошо. Так держать, — кивком похвалил Смелов. И осмотрев отсек и расположенный в нем запасной командный пункт; собрался уходить. Как вдруг, из памяти показалась закладка. А шагнув навстречу, командиру пришлось задержаться.

Просто она была натренирована — поэтому, не умела забывать. Напротив, всегда и везде, в нужный момент подсказывала. Вот и сейчас, память четко проконстатировала:

— Зам то твой, по воспитательной — Пескарев, был недоволен. Учебой на курсах повышения мастерства, старшинами Шестого отсека.

Засим командир решил сам проверить, а при необходимости, пожурить ребят:

— Как у Вас с учебой и повышением квалификации, старшина Чижик? Мне сообщили, что относитесь поверхностно: конспекта не показываете. Или, может быть не ведете, полагаясь на фотографическую память? Конечно, можно согласиться… Хорошая память — это здорово. Но также считаю: конспект еще никому не мешал. Вам есть что ответить?! — со всей строгостью спросил Смелов.

Побелевший Чижик продолжал светлеть:

— Никак нет…, товарищ командир. Теперь все ведут учебные тетрадки. Просто сперва торопился, вот и забыл показать заму по личному. А теперь, все переписал со своего черновика в чистовик.

Отметим что конечно, от такой строгости Денис перепугался… Еще — бы. Вот и постарался доказать фактом.

— Разрешите, товарищ командир? — заметно переживая — порыскав глазами по отсеку, он громко спросил: — Лев, братишка, где моя тетрадка? Ну, ты брал переписать последнюю вводную; и куда кинул?

Закрутился взгляд Ильина: право-вверх-низ…, но Денис уже доставал синюю тетрадь. Объясняя: — А, сам вспомнил. Вот же она лежит, внутри загорает…

Словно в подтверждение самостоятельности, на обложке ее красовалась надпись: Наш Кормовой — Первый с обратного хода.

В общем, передавая командиру раскрытой, Чижик словно торопился еще обменяться и мыслями… со Львом. Только затем, вновь затаил дыхание.

— Нам без учебы нельзя! Сколько служим, столько и учимся, — также напоминал Смелов. Однако сегодня, мог гордиться за подводника: а его аккуратному почерку, мог позавидовать любой писарь и даже каллиграфист. Ровными печатными буквами, с одинаковым как под копирку интервалом, записанная информация в лёгкую усваивалась головой, логично воспользовавшись парой самых разумных мест; пока эти дверцы — очи командира стремились впитать как можно больше: ведь то, от чего возрадуется глаз и туловищу не оторваться.

Не спорю: девушки об этом знают больше… А здесь, в точно таком же стиле были законспектированы и все схематические рисунки.

— Да, Шестой отсек у нас лучший, и первый среди равных, — сделал вывод Смелов. А про себя думал: — И что это воспитатель придирается?!

— Все имеет датирование, — обратил внимание командир.

- Хороший конспект. Хвалю. Он Ваш?

— Так точно! — поступил негромкий ответ.

И все-таки глазам не хотелось отдавать назад, и Смелов напомнил:

— Не забывайте, старшины. Что завещал Александр Суворов: Послушание — это душа солдата. И наши легендарные отцы-командиры Рижский и Варачкин говорят: Учеба живых на подводной лодке, не заканчивается никогда! И: — Самообразование — это путь прогресса!

У Вас товарищ Чижик, хороший почерк. Писать печатными…, это ведь так долго? Почему не пишите как все, по-простому?

— Привычка. Вот поэтому, сначала записываю торопливо; а потом переписываю печатными. Потому и читать потом одно удовольствие, — чуть краснея признавался Денис.

— Ну, тогда старайтесь. Все в ваших руках. Станете отличником учебы и службы в Шестом отсеке, обязательно получите повышение. Затем, выучитесь на службу в Пятом и в Четвертом отсеках. А после, ну после соответствующих курсов, сможете претендовать на должность зам командира БЧ-5. — Объяснил Смелов, отдавая конспект назад. И обратился ко второму старшине:

— А Вы товарищ-праздник. Также ведете конспект?

— Так точ — но, това — рищ командир, я веду, — сначала робко — ну, первую часть фразы. А затем — воодушевившись, что тоже можно поговорить с командиром, парень отвечал бодрее.

— В следующий раз покажете. А пока, не отставайте от своего старшего товарища, — и также как появился — нежданно быстро, Смелов отбыл назад.

Наверное, к себе на “Центральный” пост, — одинаково подумали парни.

— Спасибо дружище, что промолчал, — затем Денис поблагодарил Льва, отдавая его блестящую тетрадь.

— Ты все же бы взял и переписал уроки по “повышению”. Зачем командира обманывать? Он видишь какой: настоящий подводник — патриот. За нас: в огонь и в воду пойдет. И спасет любого, если потребуется… Тебе не надо было, так поступать, — объяснял Лев свершившуюся ошибку.

— Да ладно, проехали. Пронесло. Что я еще писать должен? В свое время, что дается на отдых? И так, его катастрофически не хватает. А учебу я запоминаю. На корочку…, так говорилось в старом фильме: “Большая перемена”. И это: Пусть пашет трактор — он железный. А мы с тобой лучше, в свободное время посидим с планшетом. Поучимся на видео-уроке, как на бирже быстрее зарабатывать. Там финансы капают, а тут просто: Пескарев проверяет тетрадки и жалуется руководству.

— Все равно, нельзя так. — Настаивал Лев. И не удовлетворившись пожиманием плеч Дениса, продолжил:

— Но если бы мой захотел проверить следом? Вот что тогда делать? — Лев доказал абсурдность подобного поведения.

— Ну, он же не стал… Ладно, забыли. А следующий раз, когда еще будет. Да и забудет Дмитрий Владимирович, вон нас сколько. И вообще, зачем наш уважаемый командир переживает? У нас новая подлодка. Все чики-пуки. — Денис привычно гнул свое. Он даже запел:

— Надо жить играючи, старшина Львенок, — и чтобы переключить внимание напарника, предложил: — Посмотри-ка лучше, что я прикупил.

И словно фокусник зайца, торжественно доставал из шляпы — внутреннего кармана очередной новый сотовый. К тому же, не просто какой-либо; а телефон, что для всех остальных похожих устройств был Телефоном. Как говориться, аппарат с большой буквы: “Айфон” последней модели.

— Ничего себе?! — удивился Ильин.

— Снова новый. Ты что, где-то нефть нашел, так часто меняешь?! Или, какая-то тетя оставила наследство в Японии? Это же целое состояние.

— А, загорелись глаза? — предположил Денис. — Объясняю: между прочим, я работаю… А ты говоришь: конспекты пиши.

— Но мы лучше, в “Биткоин” вложимся и в акции технологического сектора. На индексе “Доу-Джонса”, можно заработать больше, чем мы тут с тобой вскладчину, — хвастался Чижик.

— Да, это неплохо: что такое хобби. Только все равно, знаешь: здесь главное — служба. А там, только в свободное и личное время, — нашелся что ответить несговорчивый Лев.

— Так ты что, навсегда решил остаться старшиной Шестого отсека? Ну, или Пятого — Четвертого? — не понимал подобного рвения Денис.

— Ну как?! — Лев также не принимал такой постановки вопроса.

— Только же, командир объяснял: Можно и до зама начальника энерго-механической службы дослужиться. Если очень стараться, то заметят.

— Ага, как же. И сколько лет на это уйдет? — Денис не соглашался, становясь более важным: — Я считаю, молодость пройдет быстро. А до этого, нужно двигаться к своей цели: заработать денег и стать самым важным человеком в городе. Весь бизнес под себя подмять и политику. Вот тогда и женщины будут самые лучшие и машины дорогие.

— Лучшие женщины? Это вряд ли. А машины — да, возможно купишь. Также и продажных людей расположишь к себе… Вот только настоящая любовь по-прежнему — не продается! Ни женская, ни людская! — улыбаясь такой наивности, предупреждал Лев.

— А ты хочешь чувства купить. Авантюрист!

— Не продается!? Как же…, — теперь удивлялся Чижик. Ведь по его теперешнему мнению, новое время меняло людей — все были капиталистами. В общем, начинал проповедовать:

— Вот когда снова пойдем в увольнение — тогда и поглядим, у кого будет больше подружек.

— Или я: куплю им все; или ты: будешь как всегда экономить, чтобы взять дополнительные коктейли или такси с цветами. А еще — представляешь, я на красивой машине подъеду. На своем серебристом “Мерине”. Да если хочешь знать, уже и номер придумал: №088: и девки подерутся, за поездку со мной! Так что останется только выбрать, какую взять на ночь, — Дениска описывал свое видение счастья.

— Раньше ты так не говорил. Намекал, что любишь свою Вику. И по-моему…, хотя я видел только фото; но думаю: что она очень хорошая для тебя партия. Твоя судьба! Так зачем говоришь, что нужно выбирать из многих? Бери ее в жены — будешь счастлив. Обещаю.

— Ну, не знаю. Всегда хочется лучше. Так сказать: не останавливаться на достигнутом варианте, — Денис еще подмигнул другу.

— Ну, мечтай — мечтай; все равно, судьба одна, — насторожился Лев. И вспомнив, рассказал мысли какого-то профессора, что давным-давно почерпнул из журнала школьной библиотеки:

— “Если мы хотим добиться чего-то путного; у нас обязана быть своя платформа — фундамент. А основа всего — прошлое. Вот основываясь на героическом прошлом нашего народа, мы сможем ставить и решать любые задачи; осуществлять немыслимые на первый взгляд мечты”.

Так что, новое новым, а свое прошлое — основы забывать не стоит. А это значит что?

— Что?! — не понимал намека Денис.

- А то, что в библии написано: Не убей, Не укради и Не обманывай. Ну, как-то так. Я конечно не спец, но читал пару раз. Давненько. А ты обманываешь девушку… Она еще надеется, — я так думаю. Теперь — вот командира обманул. Кто будет следующий?! Подумай хорошенько. Ночь впереди. А сейчас, давай-ка, пол помоем и уберемся в отсеке. Малая приборка. Все, смена наша заканчивается.

— А че тут убирать? Только толкаться станем, резонно — как ему показалось, возразил недовольный нравоучениями Денис.

— Ну, так всегда было. Поровну, по братски, — напомнил Ильин.

— Так это вчерашний век. Вдвоем делать то, что осилит один. И вообще, у нас всегда чисто. А когда убираемся — только время теряем. Давай, товарищ — царь зверей, перестраиваться начнем: Бери сам и скажи другим, чтобы с меня пример брали. Я предлагаю: Сегодня ты убираешь, а на следующей смене я. Ну а та девушка, про которую ты… Так я вообще, с ней давно расстался… Лучше одному быть. Сладко спать и вкусно есть, — и не дождавшись ответа напарника, схватил планшет с появившимися таблицами, графиками и видео-прогнозами финансовых и сырьевых рынков. В общем, завис окончательно.

— Хорошо. По очереди, так по очереди. Только раньше, ты не мерил жизнь — сном и полным холодильником, — как всегда спокойно ответил Лев, и также невозмутимо стал прибираться в отсеке.

3

Ровно в полночь, бело — черных или “домино Ростова” сменила очередная пара вахтенных; друзья отправились в каюту. Где соответственно, вскоре покушают, предварительно проведя процедуры личной гигиены. Как говориться: Война войной — а обед важен по расписанию. Ну, или ужин.

Далее, приняв в организмы все честно заработанные калории, парни не стали засыпать сразу — восстанавливая силы для последующей вахты; а решили поболтать — то есть по-народному: заточить лясы. Как-никак, этот поход заканчивался, а с ним и подводники перевоплощались обратно: из железных, во вполне земных россиян. Однако, Лев напоминал “зависшему” над ним товарищу:

— Все-таки, ты был не прав. С командиром так нельзя. Уяснил?!

— Да почудилось тебе, старшина Ильин. Показалось наверно, дружище. Ты что, переслужил — забылся? Смотри, с этим поаккуратней. А то ничего не было, а ты выдумываешь…, — в общем-то правдоподобно, возмущался товарищ.

— Не. Когда чудится, я точно знаю, — все больше разочаровываясь, но все же пытаясь поправить друга — как теперь и подушку; Лев также занимал горизонтальное положение.

— Да что ты знаешь?! Живешь как под копирку. Одно и то же всегда: раз, два и три. Ничего не хочешь менять. А вдруг, новое будет лучше прежнего? Никогда не думал?! — Денис снова загорался мечтами.

— Не! Я бы точно знал. А так, менять привычно-личное на чужое и неизвестное… глупо! Ну, подумай сам: зачем идти на поводу обстоятельств? Не веришь? — Лев не терял надежды: — Тогда давай случай расскажу. Поучительный. Может, тогда задумаешься! Я просто перескажу, что помню.

— Где? На подлодке? — тихонько отозвался Денис.

— Все на земле было. Вроде-бы… Интересно?

— Как это вроде?? Давай-давай, не скрывай, — воскликнул Чижик, в надежде заснуть под сказочку.

И в меру упитанный Ильин, откровенно и ничего не утаивая: то есть как на духу, приступил:

— Знаешь Деня, как это ни странно прозвучит; но в детстве был худоват, и совсем невысокого роста. Также болел часто… Потом перерос, а еще спорт помог. Короче сам видишь, набрал лишние килограммы. Так вот, моя бабушка — а она людей лечила, объясняла так: Когда душа не уживается с телом, вот тогда-то, человек и болеет часто.

Нет, конечно, если простыл и перемерз; или инфекция нехорошая пристала — тогда болеют все. А так, когда нормально в жизни; болеют только тела, чьи души ищут предназначение. Ведь они не даются, а назначаются… О, у меня знаешь какая бабуля была? Вот! — Лев восторженно показал большие пальцы, свесившейся вниз голове.

— Я теперь часто вспоминаю… А раньше, не обращал должного внимания — молодой был. Вот и зря, что не слушал. Бабушка свято верила: изменить судьбу подвластно каждому. Также, и свое бренное тело. Но вот душу, что самое главное — нет. Нет и никогда! Рождаясь, мы получаем одну на всю жизнь. А от кого? — это еще один большой, и пока не решенный вопрос.

Притихший Денис — приоткрыв рот слушал, своего продвинутого товарища. Да он бы и рассмеялся — привычно; сильно подурачившись. Но вот тон и львиное старание в объяснениях друга, не позволяли этого сделать. Поэтому и помалкивал, смотря то в потолок над собой; то в свой новый сотовый.

— Так что, Душа человеческая — штука тонкая и неосязаемая. Ну просто, никто и никогда не видел. Мы только чувствуем, когда она одно или другое выкинет. Правда? Бывает же, что она тянет?! То в прошлое, то к кому-то лично. И попробуй сейчас ответь: совесть твоя, где расположена? Покажешь?! А бывает еще, что болит на душе. Верно?! Но где точнее болит? В каком именно месте? — никто не знает, — Ильин опять удивлял.

— Ну, спокойно, — возмутился слушатель: — Совесть в наши дни, не особо приветствуется.

И по-прежнему, требовал добавки:

— Давай дальше, что еще от нашей бабульки?

— А то заснуть не могу, вот ты и рассказывай басни, — так еще подумал Дениска.

— Продолжаю свои басни! Сам думаю: Не понимаем полностью, вот и не знаем душу. С телом же, совсем наоборот. Все видно. Кому-то нравиться оно; а ведь есть наверное такие — которым нет. В основном: женщинам, что-то в себе не нравится. Хотя, возможно и мужчины подобные рождаются.

— Да это понятно, еще дальше, — подгонял неспящий, удивленный некоторым репликам Денис.

— Так вот, бабушка объясняла: побаливал я в детстве потому, что душу не устраивало что-то. Вероятно, были на нее другие планы. А у кого? — тогда было не вполне ясно. Однако бабушка обещала: Великое предназначение…, а может, и просто свое желание исполняла. Ну, для единственного то внука.

— И все? Вся история! — Переворачиваясь на другой бок, разочаровано посмеивался верхний жилец. — Тоже мне…, скукотища.

— Да нет. Это вступление было — эпиграф. Так рассказывать дальше или детское время закончилось?! — Не замечая иронии, серьезно интересовались с нижней кровати.

— Давай — давай, что тянешь как кота за промежности, — зевая, высказалось “высшее” недовольство.

— Давным-давно, и очень далеко отсюда, произошел один… случай не случай; а довольно непраздная история: Как-то, в одно обыденное и ни чем не примечательное утро осени; один маленький мальчик поспешал с мамой в садик. Просто фокус тут в том, что малышу казалось — прохожие понимают: это я веду маму в сад. Да, так и никак иначе… Ему очень хотелось считаться взрослым.

— Ты наверное скажешь? — обращался Лев: Так многие дети мечтают. Правильно… И потому, что располагался садик в квартале от дома; вот они и оказывались там часто самыми первыми посетителями.

В общем, в тот раз — не успев промокнуть под мелким сентябрьским дождем; хотя мальчик и порывался идти первым, а все же — под влиянием внешнего ненастья — стихии, часто оглядывался и прижимался к тому небольшому пространству, что улыбаясь предоставляла мама. Поскольку естественно спешила за четырехлетним богатством, дабы прикрыть родное зонтом или собой — подобно медведице от любой угрозы. Тем более вскоре, ей предстоит бежать назад — на остановку, и вступить там в гарантированный ежедневно, неравный бой. Когда защитившись от применения невероятных по изобретательности абордажных приемов, технично проникнет внутрь автобуса девятнадцатого маршрута. Где также предстоит хорошенько стараться, чтобы удачно ввинтится в первую же освободившуюся щель: между стоящими и качающимися по ходу движения, наглыми как пираты — пассажирами. И так зависнуть, не придавая значения ощущениям, от чувства веса на себе целого — часто с нотками запахами перегара, общественного “Икаруса”.

Внутри этой — своей невозможности пошевелится, она пробудет около часа: до самой конечной. Где вырвется первой из ненавистных наглых объятий, и логично вспорхнув своей привычно-летящей походкой, приземлится уже на территории автобазы, откуда обязательно сбежит вечерком, дабы не опаздывать за малышом в сад; когда усталая и счастливая, будет опять улыбаться только ему: своему коротконогому счастью.

— Отец все время ездил по командировкам: он строитель. Вот парнишка и не видел толком в детстве, — так объяснил ситуацию рассказчик.

— Возможно поэтому, с четырех лет отроду и был самостоятельным? Верно! Во всяком случае, тогда, это именно так представлялось ребенку, — советовался со слушателем Лев.

— И далее: так как деток в садике еще не было, встретившая их незнакомая воспитательница — ответственная другой группы; помогла переодеться и отвела мальчика в игровую центральную комнату, c постоянно включенным — дежурным, а значит неярким светом. Там мальчик сидел в купе со своим одиночеством, желая оставаться незамеченным: для стен, мебели и в связи с освещением — своего богатого воображения. А оно, что бывало нередко — самостоятельно включалось на полную…

Наконец-то, соблазнившись грудой ярких: мягких и твердых пластиковых, металлических и надувных — резиновых игрушек; ребенок подсел в центр игротеки и началась его привычная Игра. Автоматически соображая, мальчик легко представил: что непрерывающиеся параллельные линии восточного ковра на полу, это дорога — по которой будет ездить понравившейся ему ярко-желтый — с зеленым кузовом самосвал. В общем, соблюдая правила дорожного движения; а это значит: не выезжать с ним за пределы придуманной трассы, молодой водитель стал лихо грузить цветные кубики и вести — направляя машину рукой, при этом добросовестным гудением походил на характерные звуки работы настоящего “КрАЗа”. С его турбо надувной мощью двигателя — выгружал сей груз и скорее возвращался за новым. Игра продолжалась. Он уже перевез “н” — ое количество подобных стройматериалов, планируя вскоре приняться за постройку жилого дома. Для чего, естественно, ему предстояло стать и башенным краном — поменяв воспроизводимый губами звук. Ну, просто строить парень любил с детства; почему-то, очень нравилось создавать. И совершенно не понимал тех ребят, которые начинали ломать и уничтожать сотворенные кем-то объекты. Будь то настоящие скульптуры: зимой из снега и льда, а летом из песка; или игрушечные: поделочные и сложенные изделия в бумаге. Так вот, проигрывая сюжет парень так увлекся — своим придуманным, добрым миром; что не замечал ничего вокруг. И когда вдруг, споткнувшись на мягком и ровном ковре — словно об чье-то желание; покидал этот счастливый мир… Хотя если честно — его просто вышвырнули оттуда. Вот тогда, парень и увидел это… Но вначале — за секунду до произошедшего: кем или чем-то принужденного его поворота головы; внезапно ощутил тяжесть: безумный вес. Следом, сопротивлявшуюся ему душу, проявившуюся от присутствия в комнате плохого. И если спросишь: Плохого инородного, из другого — чуждого людям мира? Ребенок пожмет плечами. Просто не знал достоверно: парень только чувствовал, что чужого и нехорошего. Поэтому, увидев “его” — онемел. Поскольку на маленького мальчика смотрел и вероятно даже облизывался в своих недружественных мыслях; весьма большой и упитанный как докторская колбаса — удав. Но только не хищнически коричневый или оранжевый, а по-вегетариански любимый: почти салатного цвета. Это хитрое пресмыкающееся или попросту: Большая змея; теперь важно раскачивала могучим хвостом; понимая, что ребенок один и никто не помешает вкусно позавтракать. Отсюда радовался зелененький под полированным пристенным шкафом, не спеша покидать засадное место.

Оказывается: расположившуюся между низом шкафа и линолеумом пола свернутую бухту змеи, давно не замечали. А она — идеально маскируясь, просто дожидалась часа. И вот, такой наступил.

Успев сделать несколько шагов назад — мальчик стоял памятником, слушая как капает слюна змееподобного.

— Страшно, — осматривая ноги, думал маленький человек.

Словно читая мысли, “Этот” стал готовиться к нападению: подёргиваясь так сильно, что по длинному скользкому телу бежали волны. А еще, он принялся зевать: открывая пасть все шире и шире; словно разминая соответствующие желанию сухожилия.

Помните: парнишка считался большим — ну, лично у себя; но даже такого взрослого, страх не спешил отпускать. В общем, это он теперь распоряжался детским телом. Вероятно, физика этого дела была и в том, что змей оказался выше и тяжелее мальчишки. Вот и сковывалась как от мороза, вся человеческая гладь. Даже язык сейчас превратился студень. Поэтому крикнуть или позвать на помощь, ребенок не смог. Все возможные контакты с миром, кем-то или чем-то — были надежно заблокированы. И пареньку оставалось смотреть детскими глазами, на свою взрослую смерть.

— Вот такая ситуация…, — Лев обвел глазами каюту, и подтянувшись руками, заглянул ввысь. Денис лежал завороженный, смотря вверх и не видя ничего кроме этой — представленной собой картинки. Слушатель жил в рассказе…

А Лев упал на подушку, продолжая:

— Теперь, удав — видимо хорошо размявшись, мгновенно-мощно выбросил малую — жирную часть туловища; и выполняя зигзагообразные движения внутренне гнусил марш победителей. Даже при скромном освещении мальчик видел, как плавно — точно сапер, лоснящаяся и поблёскивающая зелено-синими чешуйками кожа, по дециметрам приближается к намеченной цели. В действительности, удостоверившись, что пища не сбежит — загипнотизирована, удав исполнял роль людоеда мастерски.

— Эх, — пожалел мальчишка. — Вот если бы я только смог сделать первый шаг. Уж он или она бы, меня ни за что не догнала. Зато, я легко б разогнался — добежал до края ковра… на линолеум — где еще важно не поскользнуться; и открыв дверь в коридор — вбегу в туалет. Где сразу закроюсь на крючок: а там швабра всегда и ведро. Вот и прогоню червяка из своей жизни… Ну, или хотя бы, не сдамся без боя!!

Такими были мысли. Но в реальности, он с все большим ужасом понимал: мечты это здорово; и еще лучше — если прекрасны. А жизнь — вот она. И вскоре, может вообще глупо закончиться: никто не узнает. Крикнуть, и то не могу…, — мальчик так сильно расстроился, что превращался в один сжатый комок нервов. Поэтому, как-то само сложилось, что ребенок твердил непонятное: просил кого-то. А что еще оставалось делать? Вот ребенок и повторял неизвестные слова.

Удав, словно и это читал: заспешил. Оказавшись еще ближе к выходу, чем то место, в котором застыл ребенок, оскалился: завтрак в ловушке. Наверно поэтому, следом принялся обезьянничать — показывать двойной язык, и по актерски лепить нескромные фигуры телом. А прощаясь с ними, распрямился в длину со свистом давно скрученной спирали, которой, наконец-то посчастливилось осуществить давнюю мечту. Готовый к финальному прыжку, змей приоткрыл пасть и…

Русский человек стоял на своем: не сдавался и боролся с помощью единственно доступного способа: Возвышая душу, все твердил и твердил о ней. Получалось до того отчаянно, что он не сразу заметил: как безмолвно стекла слеза, отогревая лицо искренностью. Может поэтому, а может, что не сдавался; в общем, что-то стало происходить. Небеса услышали: у парня зашевелились примёрзшие пальцы. Вот в эту самую секунду: когда попытался протянуть навстречу злу ручки, препятствуя нападению большой змеи; внезапно-быстро и тихо зашла — теперь уже знакомая воспитательница. Она мгновенно зажгла основной яркий свет, от тысячи свечей которого, в огромную комнату вваливался редкий в эту осень — солнечный радостный день, а вместе с ним и хорошее позитивное настроение.

Поздоровавшись с ребенком доверенной группы, Наталья Сергеевна дважды погладила мальчишку по голове, и как по ее команде, появились еще две души: знакомые девочки. Они также присели рядом. И как-то по дикому, стали хватать и растаскивать те кубики, что еще недавно перевозились “КрАЗом”. Конечно, мальчик не пожалел стройматериалов, что заготовил на стройке. И ничего плохого не сказал. Только отметил, возможно поэтому — из-за доброго сердца, к нему возвратилась привычная подвижность ног и рук. Так что, взяв в руки полюбившийся “КрАЗ”, перебежал на противоположную боковую сторону игротеки. То есть туда, где стоял большущий и длинный коричневый диван. А сев и подняв по себя ноги — естественно, боясь оставлять на полу, думая: мало ли, ползают тут всякие: нечисть подзаборная… Он выставил перед собой грузовую машину и с тревогой смотрел в сторону, где технично затаилось то, что только-только его чуть не слопало.

— Тогда почему не пожаловался Наталье Сергеевне, что с любовью относилась к детям?! Естественно, потому что большой, вот и не стал ябедничать. Сам захотел справиться с гадом.

Однако любимая тетя Наташа, рассмотрев зелёный и длинный — странный предмет на полу; просто ловко подтолкнула ногой — да так, что в мгновение ока он снова оказался под полированным шкафом. И вероятно от этого — каратистского толчка, больше не высовывался и не покидал безопасного места. Но мальчик по-прежнему наблюдал — готовился, замечая: как приходят все новые и новые детки; ожидая, что “этот” обязательно решится напасть. Вот тогда парень — по львиному накинется и будет бить — сражаться своим оружием, по наглой двуязыкастой голове. Но удав стал изваянием — макетом. Сражаться не пришлось…

Зато ровно в восемь, всех деток выстроили парами прикрепленные воспитатели — командиры, поведя за собой словно в атаку, в столовую на втором этаже; на входе которой, ребят приветствовали солдаты — две боковых шеренги: из бело-стальных раковин. У каждой такого бойца — мойдодыра, виднелись два погона: отдельные, желто-медные краны. Соответственно, с наличием горячей и холодной внутренней влаги. Наш герой действовал в третьем ряду, и как все мальчишки, держал в своей смуглой руке белую ручонку девочки Саши; что предоставили торопившиеся воспитатели. Видимо — по росту подбирали, не расспрашивая о собственных симпатиях малышей. Не понимал ребенок и того, от чего не спросили: хочет идти с ней он или нет? Просто давно приглянулась другая, черноглазая девочка Марина, что шла последней с каким-то нервно подёргивающимся хлопцем. Да, у этого паренька всегда было свое желание. Но, где-то очень глубоко. И внешне, парнишка мужественно исполнял требуемую в данный момент роль: благородно кавалера.

Манная каша и чай с вкуснопахнущими: сливочно-молочным маслом и ванилью коржиком, все детки съели на ура: с аппетитом. Затем, когда вновь вернулись в любимую игротеку и расхватали игрушки; то думающий о Марине уже обзавелся синим самолетом. Поскольку с любимым “КрАЗом”, возилась какая-то девица с двумя розовыми косичками. Ну, не забирать же авто? — Решил парень. Вот и стал гудеть теперь по небесному: авиационному, а не по прошло-земному: машинному.

Взрослым известно, у детей короткая память. Вот и он, заигравшись, позабыл об утренней опасности. И пролетая мыслями меж облаков, а по факту — с новой игрушкой вдоль все того же шкафа, даже наступил своей правой на что-то мягко-притворное. Мальчик отпрыгнул интуитивно, вспомнив все сегодняшнее и от этого снова перепугавшись. Но посмотрев на пол, он… Посмотрев на пол — парень громко засмеялся. Ведь там — под шкафом, словно на своем законном месте, лежал вовсе не наглый и злой голодный удав; а нужный всем, добрый и салатовый, толстый садовый шланг. Именно им дядя Петя поливал летом цветы на клумбах. Видны были: как налипшие уличные песчинки, так и временные незначительные трещины, которые с утра мальчишка принял за чешую и глаза страшной рептилии.

— Да уж — произнес человек облегченно. — Это простой шланг. А как же я мог так обознаться? — не понимал мальчик. И даже решил, что нужно спросить у кого-нибудь. А вдруг, это очередная маскировка нечисти; и его душа не обозналась. Ну, хотя-бы у этого зазнайки: стоящего неподалеку Кириченко Павла, в неизменных своих светло-коричневых глупых подтяжках:

— Это что такое?

На что тот, как обычно — важно поправив кривые очки, картаво заявил:

— Шлаг дубина. Не знаешь, что такое шланг?

— Сам ты, не знаешь. Четвероглазик. — Придумал чем ответить наш герой и пошел прочь. А продолжая играть как все нормальные дети — позабыл надолго свое недавнее, не совсем обычное состояние.

— Попросту, что еще нужно было там делать?! Только одно: приятно проводить время и постепенно взрослеть, — спросил и сам ответил Ильин.

— Да уж… Ну и воображение у тебя старшина. Сам придумал или подсказал кто? Просто так не бывает: то змея — а то шланг. Знаешь — ты точно не гениальный фантазер, многое не логично, — подводил итог всей истории Денис.

— Ну почему же. Время покажет, — загадочно — с улыбкой отреагировал Лев.

— Но ты значит, не веришь?! А если я скажу, что тот четырехлетний мальчуган был… я.

Пауза что возникла следом, была мхатовская. И взяв себя в руки, Денис, понимая, что друг по обыкновению не врет, все же отреагировал в своем духе:

— Слушай, а ты психиатру показывался?

— Зачем? — не понимал старшина Ильин. — В смысле?

— Ну, если стесняешься, давай я все расскажу врачу? — расхохотался Дениска.

— Между прочим, дружище, — отвернувшись к стене разъяснял Лев: — Как говорила одна хорошая леди: Каждому, кому ты даришь доверие рассказывая о себе; ты даешь в руки острый нож. И друг может тебя защитить, или легко поранить.

— Да, будущий адмирал Ильин. Ты по ходу философ… Не замечал раньше. Но не бойся, мне то зачем тебя подставлять, какой резон? Где смысл, выгода? — не до конца понимал Денис.

— А если будет, этот самый твой смысл? — теперь и Лев не понимал друга.

— Да ты что, шутишь? Кто это оценит?! А вообще, Вам не то видится во сне, товарищ старшина шестого отсека, — и сладостно зевая, засыпая и привычно посмеиваясь над другом — простачком, Денис помышлял погрузиться в свои иллюзии. Негромко проговаривая:

— Эх, еще бы раз туда попасть. Уж я бы своего добился!

Ремарка: “Ответ найдется на каждый вопрос!” — это доказал Владимир Ворошилов.

Вот и Дениска знал: всякий раз, когда отправляется в страну сновидений; его мечты просыпаются, слетаются, а проникнув в сонную голову вызывают нужные ощущения.

— Жить лучше эффектно, — во сне додумал Денис, уткнувшись в подушку лицом. Поскольку себя уже считал “избранным” и поэтому верил: Что он то, обязательно добьется своего. А для этого, необходимо, — понимал активист, — использовать все возможности и не пропускать мимо подарки жизни. Вот и старался приблизиться — ну хоть во сне, к этой — своей давней и сокровенной мечте: что в действительности произошло два года назад, но несколько иначе — чем захотелось…

Все-таки, мозг человека своеобразная и часто не подчиняющаяся штука. К тому же, умеющая подсказывать важное. И во сне в том числе… А может, предупреждать? Ведь не поспоришь, что жизнь образуется из двадцати четырёх беспрерывных часа. Поэтому то, что привычно вычеркиваем из внимания — целая треть на сон; само по себе тоже жизнь. В это время мы также что-то делаем. Но не как обычно: телом и головой, а одним сознанием. Бессознательно. В общем — снова возникают вопросы… Вот и выходит, что Сон — это жизнь без движения и точного понимания, что в действительности происходит. Снится тебе, или взаправду есть? И потом — с пробуждением также: Бывает, запоминаются сны, а бывает что нет.

4

Денис снова оказывался в любимой позе — стоя, c широко расставленными ногами и крепко сжатыми в кулаки руками; привычной одежде — синем спортивном костюме “Adidas”; и на том самом месте — ну, с предыдущего подобного сна. Вечерело. Освободив из объятий кармана дорогущий смартфон, причем которого — в реальности на гражданке еще не было; небрежно — одним большим пальцем набрал нужный сейчас номер, приподнимая затем вместе с рукою и голову. Конечно, парень “на обязательно” включил громкую связь; совсем не задумываясь, что окружающие — невольно конечно, но могли услышать столь личный разговор. Тут все логично: Денис так решил — не обращать никакого внимания. Пересмотрев старые принципы — перекрасился в нувориша, объясняя: Жизнь — то одна. Зачем нужно унылово?!

И теперь, она показывала на последний этаж крупнопанельного — современного дома; в застекленной плоскости балкона которого, отсвечивалось закатывающееся солнце.

— “Пентхауз”, — так подумал Деня, всем сердцем превознося подобные иностранные названия. Хотя по правде — по-русски, это был просто чердак…

Однако в ответ — на этот нижний вызов, сверху махала подобным предметом симпатичная и не высокая блондинка. Именно невысокая, потому как с этим — выражающим радость движением, она синхронно подпрыгивала на месте. Да, это был ее сотовый, Денис услышал желанный миловидный голос:

— Да-да, бегу мой командир. Уже бегу мое солнце. Не скучай, пожалуйста… Сейчас, товарищ адмирал, — так, откровенно и через-чур переживая, оправдывалась девушка.

— Сейчас — сейчас, через час, — произнес собеседник, старательно придав себе вид сердитого на избранницу. И отключив связь, показал ей двумя руками спортивный жест: пробежка. Подразумевая: быстрей красавица, опаздываем. А то уеду без тебя…

Видимо, чтобы усилить доводы — он демонстративно отвернулся, любуясь теперь не копушей-девчушей, а любимым, почти новым автомобилем: поскольку включенные светодиодные фары “Мерседеса”, ненавязчиво напоминали глазки красивой и соблазнительной восточной женщины. Вдобавок, у этого серебристого коня под номером “088”, играла отечественная безталантливая попса. Это ничего, что у исполнительницы не было ни слуха — ни голоса; главное, что ее — также плохо говорившую по-русски, теперь транслировали из любого утюга России.

Дениска вальяжно раскрыл дверцу, и… пристально наблюдая — одним боковым зрением: за восхищенными взглядами подростков — облюбовавших лавочку соседнего подъезда; смачно плюхнулся на водительское, с функцией массажа сидение. Ничего не поделать, очень полюбил удовольствия Денис Чижик. И все последнее время, только об этом думал — поэтому и снился часто один и тот же сон… А в нем, выбрав в меню бортового компьютера нужную функцию, остался доволен от усиленного пальпированния пятой точки. И подпевая радио:

— Не разбирается, не разбирается. В падежа…, — превращался в бездумное прозападное существо.

Через две минуты сбежала, или вернее сказать слетела — не став дожидаться свободной кабинки лифта его Вика. Платьишко в молодой горошек, толстые косички в круг и лакированные до зеркала черные туфли. Еще, большие, сине-прекрасные глаза и раскрасневшееся, но без нанесенных румян личико. Она вообще считала: что неестественно — все обман. А обманывать любимых — самый вверх предательства.

Девушка ласково постучала в окошко и, получив хмурое разрешение — открыв дверцу, скромно присела на краешек правого переднего кресла.

— Ух, — выдохнула она: — Спорт — это здоровье! Я не долго?!

Ну и естественно, при виде красавицы у любого гусара просыпаются чувства. Вот и Денис, перепутав ее коленки с подлокотником, стал целовать шею и лицо девицы. Она не грубо, но настойчиво отклонилась, резонно предложив:

— Ну, поехали уже, а то все соседи смотрят.

— А, — еще больше надувался собеседник. — Я и передние стекла затонирую; тогда пускай хоть смотрят — хоть фоткают, — переключив двумя пальчиками селектор передач в положение “D”, покатился со своим продвинутым креслом из придворовой территории.

Денис справедливо — ну как во сне казалось считал, что имеет право гордиться породистыми рысаками, скрывающимися под металлическим капотом. Поверил: выезжать со стоянки нужно тихо, очень технично и спокойно… Но только лишь затем, чтобы вскоре резко и неожиданно газануть. От чего они — двухсот лошадиные силы автомобиля начнут копать на одном месте; а в следующее мгновенье колеса сорвутся в неограниченный галоп.

— Ну, я не долго?! — теперь словно извинялась барышня, заметив “не настроение” бойфренда.

Только опять делая вид, что не слышит, водитель газанул. Да так, что из рядом расположенных домов — с небезосновательным риском выпасть из окон, повыглядывали жильцы. Просто людям хотелось знать: что за гоночные болиды появились в спальных районах города?

— Ну, извини тогда, просто не знала что одеть, — объясняла девушка свое сожаление, что остановилась на этом коротком — выше уровня колен, экземпляре.

Однако Денис настырней поддавливал акселератор, от чего все и вся в автомобиле стремились назад. И снова осмотрев коленки пассажирки, поинтересовался:

— Куда рванем?!

— Просто… может, немного походим. По улице погуляем. Погода такая классная. Тем более, я слышала в новостях: сегодня очередной звездопад. Представляешь?! Можно будет и нам желание загадать… Так каждый год происходит — в августе, — девушка наполнялась счастьем, от такого чудесного события. Но видя непонимание, разжевала понятней:

— Так в народе говорят. А если наши желания совпадут, тогда вообще — Судьба значит.

— У меня только одно желание, когда тебя вижу, — по-взрослому — не скрывая подтекста, заявил восемнадцатилетний Денис.

Она снова краснела… Но справившись с эмоцией, сообщила:

— Все же, платье коротковатое. Я подросла за год. Хотя, ведь не это главное, правда?! Главное, чтобы двум людям было уютно вместе. Представляешь, “Он и Она!” Звучит?!

— Одна Сатана, — Рассмеялся Денис, добавляя свою ложку дёгтя: — Но без этого, тоже, не очень.., — намекал на запланированное, логичное продолжение вечера.

— Давай в шашлычку, там — помнишь, эти кабинки закрытые? Никто не зайдет, — по-хозяйски предложил водитель.

— Ой, нет!! — Нервно подпрыгивая на месте, отказывалась девушка. Ведь хорошо помнила, как в прошлом месяце, ухажёр был очень настойчив. Просто чудом тогда удалось выкрутиться, заявив: что не гигиенично любить в таких общественных местах.

— А что, ты снова боишься? — Почуял подвох парубок.

— Очень. Только себя опасаюсь больше. Могу не сдержаться и звездануть по первое число, — смело заявила девушка, для которой субботний вечер — к слову такой долгожданный, что даже откладывала всю неделю деньги: поскольку не позволяла за себя платить; в общем, эта желанная встреча приступала к потере привлекательности. А от этого возрастал риск перевоплощения мечты в ссору.

— Ну, извини, я думал ты взрослая, — замечая как насупилась избранница, ретировался парень.

— Даже очень. Поэтому считаю, все должно быть по-настоящему. Встреча. Любовь. Настоящая любовь. Свадьба. Соитие. И самое главное: рождение деток и воспитание их в любви и согласии. Только затем, медленное совместное старение. А умереть лучше всего будет в один день; взявшись за руки. И самое-самое: поцеловавшись навечно, чтобы затем продолжить в раю…, — она попыталась улыбнуться, но поймав тот же безучастный взгляд — отвернулась к окну.

— А — а, — протянул парень. — Ну, тогда понятно!

Словно не слыша, это подозрительно-притворное: “понятно”, — девушка продолжала мечтать:

— И на облаке, вместе наблюдать за миром… Помогать сверху людям! Но если “Она” не настоящая, тогда детей лучше вообще не заводить. Зачем мучить. Дети счастливей в любви.

Он отвернулся… Вот так. Даже в своем новом — старом продолжающемся сне, Денис стал ворочаться, отрицая этот консервативный подход к современному мироустройству; явно не желая двигаться в таком направлении разговора. Ведь почему-то, желанный сон, по той же непонятной ему причине, снова начинал складываться неприятно. Вот и завертелся спящий, решая что ответить на этот раз своей прекрасной знакомой. А придумав — успокоившись, снова наблюдал продолжение…

— Так можно сделать, чтобы без детей… Встречаться для удовольствий, — заявил он о своем “новом”.

— Можно конечно…, — не видя теперь ничего, отвечала Вика. Они были знакомы шесть месяцев, однако она уже всем говорила: это настоящая любовь. А теперь вот, поняла: Я поспешила!!

— Только для этого, сперва надо найти такую, ищущую подобные удовольствия. А не большую Любовь и счастливую совместную Жизнь, — тихо, но настойчиво твердила небесноглазая блондинка.

— Не, ну я тоже любовь-морковь хочу. Только это… вдруг, представляешь: люди любят-любят друг друга, а в постели у них ничего не получается. Или получается, но не очень, — логично — как ему казалось, оправдывался парень.

— Значит… это такая Любовь, — задумавшись, объясняла дрожащая девушка.

— Просто когда люди созданы друг для друга, то даже то, что доставляет неприятность вместе проредактируют и это станет их взаимным любимым делом. И вообще, если двое могут одновременно, я подчеркиваю — Одновременно, доставлять себе боль ради любимого; то это не боль называется, а Судьба, — вздыхая, она еще пыталась донести суть желанных половых отношений до кавалера.

— Да уж…Походу, мы не похожие. Разные предпочтения, — делал он вывод, продолжая путешествие по полупустому вечернему городу. Ничего удивительного — в любой летний выходной, большинство населения обычно или на даче, или за городом на природе. Вот запевая очередную навязываемую проевропейским радио песню, он небрежно и бросил:

— Может, ты все-таки передумаешь?!

— Насчет чего? — не понимала гордая девушка, у которой уже высохли так и не показавшиеся наружу слезы.

— Ну, насчет встреч до свадьбы. Кстати, у меня соседка с пятого этажа есть. Так она постоянно намекает, что различия людей притягивают. Вроде говорит — дополняют друг друга. Ну, типа магнитов: север и юг. Что так притянутся, не оторвешь с силой. А вот одинаковые полюса — непременно отталкиваются. И представляешь, эта женщина вообще замужем…

Они помолчали. Затем Денис остановился, и закончил:

— Тогда выходим, и это…давай попробуем, может и у нас притянется, — он неуверенно засмеялся, все еще пытаясь казаться взрослым. Поскольку пока разговаривали, и девушка не замечая дороги — внутренне плакала, доехали к все той же, им — горячо любимой шашлычке.

— Я есть не хочу, — громко кричала душа той, которая теперь хотела одного — навсегда домой! И чтобы никого не видеть.

— Э…, — ну просто посидим и вообще… А то скоро служить и не увидимся долго. Я ведь, через два месяца — моряк. Не забывай.

— Нет. Что-то уже не хочется. Не нравится мне так…, — натягивая непослушное платье на округлые чашечки колен — настаивала она.

— Ну…, то-то тебе не нравится, то это, — вырвалось у будущего призывника. Кровь ударила в голову: — Мне, если хочешь знать: тоже не очень нравится.

— А я ведь не заставляю, чтобы обязательно нравилась…, — все же заплакала девушка.

— Ну и зачем тогда села. Знаешь, сколько на это место желающих в нашем городе? Сейчас новые принципы у населения. Каждая ищет, где получше, — злясь на самого себя, горячился Денис.

— А сам ты, что выбираешь: желающих или ту, что любит? — она больше не сдерживалась: водопад слез и камнепад в сердце от непонимания, не позволяли молчать вчерашней школьнице.

— Извини, вырвалось. Просто, я не понимаю… Да хватит реветь! Что мы, поговорить по взрослому не можем, — он ударил кулаком по рулю и немец взвыл.

— А что тут не понятно? — она брала себя в руки: — Я в тебе не уверена. Вот и все. Мы сто восемьдесят один день знакомы, а ты не становишься ближе. Я в духовном плане. И слишком легкое любишь. Вот сейчас: я молода и красива. Ты сам говорил, это не мои слова. Так вот и тебе нужна для этого: насладиться. Но вдруг, что-то случиться? В жизни, к сожалению многое может произойти. И хорошее, и наверное не очень… Так вот, если стану другой внешне: растолстею к примеру после родов. Тебе не понравиться и сразу сбежишь к другой?

— Конечно, — нисколько не задумавшись, мгновенно отвечал водила. Но спохватившись, смягчил:

— А почему ты должна становиться не красивой? Я видел твою маму — суперженщина.

Ее дочь больше не слышала. И закрыв наглухо душу, боролась с собой… Также больше не интересовало, как в темнеющем городе зажглись фонари; как умирающее на сегодня солнце, обыскав — просмотрев крыши домов, опускалось за их западные стены. Или что проходящие мимо люди увидят, как плачет красивая девушка в новой машине. Но,… все равно никто из них не реагировал, что становилось нормой для современной жизни. В навязанном россиянам капиталистическом мире, все должны проходить мимо. И лозунг: Моя хата с краю, — тому яркий пример!

Только через девять минут она успокоилась; и смерившись с таким скорым — своим одиноким будущим, объяснила:

— Да, разное бывает… Вот у мамы к примеру, на работе одна девочка не помыла руки и подхватила гепатит. Простая желтуха, но даже лицо воспалилось. Так теперь она лечиться бедная. А дырочки на лице на всю жизнь остались… Только муж не ушел; стал по три раза каждый час ее руки мыть и целовать. Вот это настоящая любовь! Понимаешь?!

— Я ведь по-прежнему считаю: мой мужчина лучший в мире. Независимо от того, что думают окружающие. Только Он — самый настоящий друг и ценность всей жизни. Поэтому сделаю все, чтобы был счастлив. Буду жить для него… Ведь человек этот, достоин самого большого уважения. А люблю я не за внешность, и тем более — не за удобства… И почему-то решила, что это Ты.

Рулевого пленило молчание, заграничный конь больше не радовал хозяина. Он понимал: Тот утренний визит за джентельменским аптечным набором: горки резиновых противозачаточных — мартышкин труд. Поскольку сегодня, ему явно не понадобятся. Вот только тестостерон бурлил дальше — разбуженным инстинктам в мозгу становилось тесно.

Хотя, чего скрывать, все и так ясно: Отчего так?! Давно, давно стремилась общественность обесценить любовь. А западное киноискусство навязать: чтобы верность и преданность, не воспринимались современниками. Вот молодое мужское население и поверило, что Высшее предназначение женщин: удовлетворять их физиологическую потребность. Поясняя навязанным примитивом: А что еще этим “юбкам” делать?

Правда — по-современному?! Однако думаю, многие согласятся: Нет предела человеческой глупости!

Поэтому не останавливалась — шла дальше заокеанская псевдокультура. Где давно норма, не только прошловековые огрехи — проституция, наркомания и идолопоклонство — культ потребления. В двадцать первом веке, запад заражал мир новыми болезнями: однополой любовью, ненавистью к другим — имеющим отличное мнение; предательством Родины за деньги… А чего только стоит их модная — свободная любовь?! Когда семья уже якобы больше не нужна, люди превращаются в машины для мимолетных удовольствий с низкой социальной ответственностью.

Но мало-мальски воспитанный гражданин нынешней России, и почти что всякий — “Рожденный в СССР”, гарантированно не согласятся. Наши люди знают об истинном предназначении последовательниц Евы — самой первой женщины Земли. И хотя нет теперь такого занятия, которым не смогли бы заниматься современные женщины; главное для них не поменяется никогда: хранительница домашнего очага, мать сыновей и дочерей Родины, спасительница своего мужчины. Достаточно вспомнить, что за каждым выдающимся мужчиной — земным гением, обязательно стояла надежным тылом любимая. У Мастера к примеру, была Маргарита. А Родина-Мать вообще, поднимала страну на борьбу с Гитлером…

Вот и Виктория была другой. И он все отчетливее это видел. Но перевоспитанный лже-русским телевидением еще надеялся, что и она переменится — под его то контролем. Встречались долго, девушка закончила школу. Поступила в медицинский. И вот — в час “Х” ничего не вышло…

Да, у нее был свой — не похожий на все навязываемое взгляд в жизни. И теперь — спящему Денису, напоминала нынешнего сослуживца: Льва с “Ростова”. Он точно так, в этом глобальном мире, нередко выглядел белой вороной: отстаивая свое русское и российское начало!

— Ладно, — тогда давай по домам! — не предложил, а с горчинкой приказал шофер.

Ну что ж, барышня все поняла. И чуть слышно подтвердила:

— Как знаешь. А хочешь, можешь больше не приезжать и не звонить, раз для другого тебе не нужна?!

Назад ехали долго и скверно — собирая ямы дороги. Но как только она вышла из сразу потемневшего автомобиля и, не оборачиваясь — рванула в подъезд; как бы в отместку — Денис позвонил любительнице чужой соли: соседке Гульнаре; что довольно-таки часто наведывалась в почему-то одних и тех же, обтягивающих розовых шортах. Видимо, так тонко намекала на просыпающийся в одиночестве темперамент с востока. Ну, пока муж ходил в плавание по Волге.

Да, Денис тогда жил с родителями. И со своего балкона на четвертом, частенько слышал, как незнакомый мужской голос называл соседку с верху: загорелым птенцом. Причем муж — Марат Косен, а это Денис точно знал: был в плавании.

— Да что я теряю? — думал Чижик, договариваясь о визите: — Она сама дала телефон.

Так и помчался к дому, подгоняемый невоспитанными гормонами. Что подняли не на свой, а выше: на пятый этаж. Где уже ждали…

Охочая до мужского внимания, почти молодая — проводившая все время у телевизора; как увидела в дверном глазке желанного перед скорой ночью посетителя — быстренько отстегнула две верхние пуговицы на приталенном цветастом халате. От этого, обычная домашняя одежда превращалась в необычную: манящую возжелавшего. И словно не замечая получившегося полуобнажённого вида — как ни в чем не бывало, бездетная женщина впускала припозднившегося гостя. У старшины Чижик — что увидел такую сцену, от неожиданности подкосились ноги. Так что парень плюхнулся, на стоящее у двери кресло.

— Это ты Дениска?! А я чаю напилась. И так жарко стало, — засмеялась над откровенно выпученными его глазами хозяйка двухкомнатной.

Она стала крутиться, еще больше оголяя худые ножки; а запыхавшись, плюхнулась ему на колени. Вот тут, они — мужские колени стали подергиваться и приподниматься неестественным образом: без явной на то воли владельца. Причем, независимое движение вверх передавалось и бедрам, и голени — все выше, выше и выше…

Это было ровно в 7.00. и без объявления войны.

— В общем, меня снова жестоко кинули. — Именно так подумал Денис.

Просто, эту желанную жизнь и мечту-сон, что так старался себе придумать парень, непреднамеренно прерывал друг: приподнимая ноги мечтателю, так как другие способы разбудить — которые он несомненно уже использовал, просто не помогали. Конечно, товарищ по отсеку не догадывался о той пикантной ситуации, в которой по собственному желанию оказался Денис. Ведь сны по-прежнему являлись без спроса, с каким-то — только им известным умыслом. В общем, правы философы, что сравнивают сновидения с маленькой, скрытой дверцей; ведущей в самые потаенные уголки души. И самое главное, что дверца эта, — как утверждают мудрые, — непременно откроется в космическую ночь. В обе стороны…

А на земле получалось так: наблюдая, что напарник самостоятельно не встает вовремя, Лев Ильин поначалу — не шибко сильно толкал. Удивляясь: какой сон богатырский у друга? Не добудишься. Но устав от безрезультативности действа, стал переводить в вертикальное положение — лежащие конечные части спящего: руки и ноги.

— Подъем рука, нога вставай, — снова и снова шутил Лев над распластанным на верхней койке товарищем.

Помогло, Денис нехотя просыпался. И первая реакция была:

— Вечно не к месту ты. Такой сон обломал. Эх, Ильинкин Лев…

— Потом досмотришь. Твой сон, это только твой. Никто за тебя не посмотрит и не подсмотрит — не переживай, — по-доброму объяснял напарник, застегивая на себе ремень.

Потому как переживая за товарища — просто ребята давно встали, Ильин считал что так помогает другу: вдвоем остались. Вот и объяснял, раз заспавшийся недопонимает:

— Все ушли, а ты спишь. Если снова зам по воспитательной увидит? Опять к тебе будут претензии. Спасибо бы сказал, за своевременную помощь.

— Ой, спасибки. Низкий Вам поклон. Я там такое видел… А ты со своим замом…

И стал рассказывать:

— Сначала, у меня не складывалось…, с Победой моей. Хотя был — как и мечтаю, на своем собственном “Мерседесе”, представляешь? Не помогло — расстались. Так я к соседке пошел. А там пышные украшения в форме бюста; и все пошло по первоначальному плану. Вот только ты, со своим: Вставай-вставай. А у меня давно, все стоял…

— Откуда у тебя “Мерин”? Ведь и прав насколько знаю, еще нет… И вообще, могу не помогать, — почти обиделся Лев, заправив свою койку и поворачиваясь к выходу.

— Да все, все, — спускаясь на пол, Денис принялся щекотать друга.

Но сразу — надо же, что так совпало: зашел вахтенный офицер Александр Глебов. И увидев единственного раздетого, объявил выговор:

— Так Вы — старшина Чижик, до сих пор в неглиже? Наряд вне очереди захотели? Или, ударить длинным рублем? Лишив Вас премиальных? Объявляю выговор!

Больше обыкновенного. Да, больше привычного выпучив глаза на офицера, раздето-испугавшийся вмиг накинул штаны. Доложил:

— Виноват, товарищ лейтенант. Исправлюсь. Это в первый и последний раз.

— Смотрите, чтобы не в предпоследний, — пожурил Глебов и приказал Ильину: — Лев, Вас к 8.00 вызывает командир.

Услышав слово командир, подтянулись оба подводника.

— Есть. Только, нам на вахту к 8.00. Как быть? — поинтересовался удивленный старшина.

— Ничего. Напарник примет, а ты — через десять минут подойдёшь. Сам справится без тебя, напарник-то? — намекая на Дениса, раздумывал офицер.

— Обижаете, товарищ лейтенант. Я старший в отсеке, — уже застегивая китель, оправдывался Денис.

— Ну — ну, проверю, — и поправляя пилотку, Глебов вышел.

— Так точно, — ответил Лев вслед, не понимая: что он мог натворить?

И ничего не вспомнив, предположил: Может, командир просто так вызывает?! В частном порядке… Хотя, нужно отметить: у командира Смелова столько работ и забот, что некогда заниматься мелочами. Тем более, двадцатилетними старшинами.

Специально они не старались, но в последующую тридцатку минут старательно копировали друг друга: исполняя обычные ритуалы. Умыться, побриться и так далее. А затем, также дружно и c превеликим аппетитом; переместили в себя все, что полагалось каждому в плане очередной трапезы. И в без пяти восемь, дружно разошлись. Ильин не пошел как большинство — принимать свой отсек; а притихнув и даже погрустнев чуть, двинулся сдаваться на “Центральный”. Однако вскоре заявился в “Шестой” веселым, и смущенно-радостным, прижимая левой рукой поднос: с шоколадно-бисквитными килограммами. Так сказать: счастье сладкоежки. А в правой(!), держал еще более значимые для себя: почетную грамоту, вымпел и белую футболку, с изображением родимой подлодки “Ростов”. И вручая богатство Денису, рассказал:

— Представляешь — вот, мне почетную грамоту подарили. И торт… Ну давай, держи дружище. День рождения.

— Ах, да-да. Твой день сегодня, — включался в процесс Денис. — И я присоединяюсь: “Хэппи бездей ту-ю,“ — напел напарник.

— Хотя думал, вечером поздравлять: после смены “отхепибездим”. Я тогда ручку подарю. Видел, у меня фирменная гелиевая? Американская. А командир наш с утра начал…

— Спасибо друг. Но ты же знаешь: главное не подарок, а внимание и отношение. Вот сам и удивляюсь: У командира столько всего. А он все успевает, о каждом помнит.

— Скоро, по ходу придем в Полярный. Считаные часы остались. Вот поэтому, командир и занимается подобными делишками, — объяснил Денис.

— Наверно. Но все равно, знаешь, как приятно с ним поговорить? Он очень умный, — именинник был на седьмом небе, от недавнего мужского разговора. И поэтому, не переставал восхищаться:

— Главное, что сам командир Смелов находит время. А подарки, вообще второстепенное.

Больше обнюхивая принятый “Муравейник”, чем слушая вернувшегося — Денис отозвался:

— Хвоста за тобой не было? Муравьи, со всего корабля не сбегутся?

Но осмотрев за тем футболку и грамоту, завистливо признался:

— Я тоже хочу. Ведь когда у меня был юбилей, просто поздравили и торт отдали. А тут во…

— Так мы тогда на Базе были — тренировались до седьмого пота. Вспомни?! Падали как медведи в берлоге — все спали после службы. Вот наверное, и не до того было. Хотя знаешь…, бери мою — я сейчас подарю.

Денис словно всю жизнь ждал. Сразу ухватился за тряпку, примеряя на себя:

— О, мое. Что размер, что цвет к лицу, — поглаживая прислоненную к телу белоснежную ткань. Забывая на радостях то, что известно каждому моднику: белый, как и черный — это цвета классики. А она — что подтверждает время; каждого любит — на любом смотрится.

— Да, белое всем идет, — как-бы в доказательство первоклассного, рассмеялся Лев.

Только модник не обращал внимания. И привычно шел дальше:

— А грамоту свою, тоже отдашь?

— Э…, ну на; если хочешь, то конечно, — не совсем понимая зачем, старшина и ее не жалел.

Нарядно оформленный — торжественный текст, был прочитан сразу. И также быстро, стремившийся заполучить расстроился — отдавая назад:

— Нет, спасибо. Тут твое Ф.И.О. указано. Как я исправлю? Черкать у нас не принято.

— У кого это у нас? А… если мы не исправляя, аккуратно сделаем. Давай, я просто допишу: Вручается грамота не только мне, но и тебе. Вот смотри: сейчас написано, что подводнику шестого отсека. А так как мы вдвоем служим. Как сказал зам по воспитательной: Хорошо!

— Так это он вручил? Я думал командир?! А во мне, наш зам только конспекты пишу или нет — видит, — еще больше расстроился Денис.

— Ой, — быстро нашелся Лев. — Сейчас подходим к берегу. Как пойдем в увольнение, так сразу в магазин — в канцелярию. Сам тебе куплю грамоту и все что тут сказано, напишу под твоими инициалами.

— Да ты что?! Мне от командира хотелось. Представляешь, дома повесить в рамочке… Сейчас на западе фишка — именно в коридоре, на уровне глаз гостей. Чтобы всякий кто зашел, невольно читал. Я ведь специально выйду за чем-то, чтобы гостья в одиночестве подумала, — он представил себе эту картинку: Это же сколько можно так девчат протрусить? Будут завидовать! Но, трезво оценив свои шансы, понимая: что это только мечты и у него нет своей грамоты, и своей квартиры — машины вздыхая, отдал назад:

— Спасибо, пока не надо.

Даже чай пить не стал, когда именинник приглашал откушать совместно с парнями из соседнего отсека. Щедро деля празднество — самодельное искусство солдата Андрюхи. Просто тот так старался….

А тот — это краснощекий Андрей Марущак. Как и положено любому коку — наш Андрей также был добрым полным. Теперь уже не вспомнить: почему именно владыка камбуза, заимел сухопутный псевдоним: Солдат. Кок так и сказал, передавая утречком торт:

— Вот товарищи. Солдатское счастье выходного дня. Сам сделал.

Теперь, по достоинству оценив вкуснотищу, Лев снова не принимал выходку Дениса — продолжая настойчиво звать:

— Пойдем, чего ты Деня?

— Не, спасибо. У меня аллергия на шоколад, — отказывался тот особенно вежливо, копаясь в записях телефона.

Видимо действительно верил: подарки судьбы лучше использовать по максимуму. В первую очередь — самому себе, а уже потом остальные. Ведь здесь видел: не самый большой в жизни сладкий подарок. Что при его отменном аппетите; в общем — можно было вообще не делиться. А еще: нечего устраивать чаепитие — убирать за всеми придётся. В общем, из-за этой — своей меркантильности, расчетливому приходилось глотать… одну слюну.

5

Только как бы там ни было, в соответствии с предсказанием штурмана: подлодка подходила к Полярному; и стоящие на “верхушке” — верхней вахте офицеры, в который раз — с неподдельным любопытством разглядывали знаменитые местные сопки. А ровно в десять и сам Смелов, в тщательно отглаженной форме стоял на площадке ограждения выдвижных устройств, контролирую швартовку. Рядом были: старпом, штурман и матрос-сигнальщик; а в не непосредственной близости — пара буксиров; привычно готовые вмешаться и подправить курс. Однако этого не требовалось: новые “Варшавянки” заимели вторую линию приводного вала. И используя принцип раздрай, “Ростов” пришвартовывался самостоятельно.

Удостоверившись, что процесс идет к своему логическому завершению, командир поприветствовал:

— Ну, здравствуй трудяга, наш Северный Кронштадт: город Героев и воинской Славы Полярный.

Все это время, находящиеся рядом офицеры — выполняя должностные обязанности, незаметно переглядывались. Во всяком случае — так думали… Теперь же, удостоверившись в прекрасном настроении командира, почти хором поинтересовались:

— Товарищ командир. Два или три дня будет на… разграбление города?!

— Напакостить можно и за минуту, — остудил такой темперамент Смелов. — А потом, Вы ведь у нас из Кубани и Питера. И насколько знаю — в Полярном никого нет. Или уже есть?! В гости собрались?

А про себя вспомнил: В Мурманске родные у торпедиста Степанова. В Архангельске: у электрика Володина Володи.

— Не, мы только город посмотреть, — оправдываясь, семафорили горящими взглядами перемигивающиеся офицеры. Ну, чтобы отвечать синхронную информацию.

— Дом Культуры “Полярник”, площадь “Двух капитанов”. А на площади Победы: памятник"Морская душа", — перечислял один и добавлял другой: — В парке Ларина очутиться… Можно даже попробовать, спуститься к старому чертову мостику, — рассказывая, парни хвастались осведомленностью о городе.

— Это понятно, что желаете прикоснуться к “Морской душе” — памятнику в честь отваги военных моряков и защитников Кольского края. Вот только к чертям-то, зачем? — не понимал Смелов последнего; хотя в остальном — поддержал.

— С другой стороны, дорогие мои офицеры, посмотреть достопримечательности Мурмана надо! А то служили на Севере, а красот почти не видели. Вон здесь, горки какие… Вы это хорошо придумали. Вместе и посмотрим, всей командой, — решил командир, задумав какой-то свой план.

— А Вы знаете, товарищ капитан второго ранга. Тут сходить-посидеть не куда. Давно сгорел “ДОФ”: Дворец офицеров флота, — теперь хвастался Горбачев.

— Знаю, а еще знаю: что беспричинно сгорел. И Вы Алексей Васильевич, после этого хотите к чертям спускаться?! — подтрунил командир, не переставая контролировать слаженную работу швартовой и смежной береговой команды.

— Не, мы только в плане экскурсии. Так сказать, для понимания и запоминания местности, — поднявшись на ходовой мостик, вступился зам по личному Пескарев. Но так как командир уже все решил, то просто кивнул в ответ. Просто теперь, его внимание привлекало нечто иное: Пирс, — на котором также решительно и давно, все оказалось готово. Ровным строем блестела медь оркестра; несколько отрядов чернокурточников: экипажей таких же, уже стоявших рядом субмарин и служб обеспечения Базы; пресловутый столик с поросенком и сам контр-адмирал, во главе штаба разнородных сил.

А решение командира легко объяснить: Смелов прилежный ученик. Поэтому прекрасно помнил, как сплачивал прежнюю команду Станислав Рижский. И тем более, как воспитывает алросовцев комдив Черноморского дивизиона: Анатолий Варачкин. Преследуя свой личный девиз: “Сначала в бой вместе, а затем и в баню после победы!

— Я думаю, сделаем так, — командир отвлекся от берега и стал доводить мысль до подчиненных.

— Отметим возвращение, передохнем на Базе и осмотрим Полярный; но если дадут выходные — тогда быстренько слетаем на дальние красоты. Ну и конечно, кто захочет уединиться парами; так сказать, в интимной обстановке, — он иронично посмотрел на Горбачева и Немцова, — обязательно дам время на эти “важные” встречи. Но только после. Вы не против?

Последовавший в ответ дружный громкий смех — на шутку командира, услышали даже встречающие на берегу. Понимая эту выплескивающуюся радость с П.Л.“Ростов”, как исключительную — “За возвращение на землю”. Но посмеявшись, офицеры притихли — отлично понимая: Смелов еще тот юморист. Может и наказать за расхлябанность на службе.

— Да, — продолжил командир, не забывая своих.

— У нас ведь есть ребята с Мурманска и Архангельска: отпустим на суток трое. Пускай порадуют родных. Быть рядом и не появится — это преступление. Домашние то, следят за нашими успехами. И наверняка, в свежих новостях перемолвятся о прибытие “Ростова” в Полярный. Поэтому, Юрий Дмитриевич. Увольнительную им сразу, как только командование предоставит три — четыре дня на отдых.

— Есть, товарищ капитан второго ранга, — отчеканил зам.

— Всего три дня? — разочаровано переспросил штурман Немцов.

— Всего?! Не всего, а целых надо говорить. Хотя, сам пока не знаю. Ну, все — начали. — И перестав быть задумчиво — мягким, прослушав доклад по внутренней связи — командир четко скомандовал: — Пошли! Пора.

Под звуки приветствующего марша, прикасаясь своей правой головного убора — отдавая честь развивающимся на “Ростове” флагам; Смелов энергично чеканил почти строевым шагом и, остановившись перед главным из встречающих, торжественно — по форме доложил:

— Товарищ контр — адмирал….

Исполнив все по уставу, Дмитрий традиционно обнялся, приняв затем блюдо с загорелым — в белую сметанную полоску поросенком. А передав его помощнику, огляделся по сторонам. И пока команда, ну кроме вахтовых, дружно сбегала на берег — выстраиваясь в шеренги, он поглаживал взглядами российскую землю и рассматривал окрестности: несмотря на большое количество людей, штатских не было. Хотя это тоже понятно: подлодка на испытаниях, зачем рассказывать? Смелов вообще на этот счет стал строгим. Предыдущий опыт “Алросы” — многому научил.

— Ну как ощущения от похода? — вполголоса поинтересовался командующий флотилии, — пока оркестр дожимал композицию.

— Все хорошо. Испытания прошли положительно, — привычно повторил Смелов.

— Да, знаю, — согласился Пал Палыч, — Все знаю. Разведка работает. А по-человечески: Чего хотелось во время учений?

— Товарищ контр–адмирал. Нам и сейчас хочется одного. Скорее встать в строй на боевое дежурство — на свое место: в Черное море.

— Молодцы, — похвалил командующий, добавляя: — Только у нас товарищ кап. два. везде свое место: по всему миру. Ну что, приступим! — решил Серьгин, так как оркестр уже замер.

Вооружившись приготовленным микрофон, обернувшись к команде — что теперь стояла за его спиной, соединив в себе отечество да отцовство, напутствующе поздравил:

— Здравствуйте товарищи подводники!

В ответ громогласное: — Здравие желаем…

— С прибытием товарищи. Поздравляем с выполнением очередной задачи; желаю крепкого здоровья и удачи в дальнейшей службе. А также, продолжать боевую подготовку, и быть готовыми выполнить поставленные задачи Родины. На сегодня, уже вторая новая подлодка этого проекта окончательно закончила испытания. Выполнив на “Хорошо”: глубоководные погружения и стрельбы ракетным комплексом “Калибр П.Л.” Так держать! Так что, — оглянувшись — приглашая присоединится всех встречающих, зааплодировал Серьгин. Звуковая волна ритмично воздавала похвалу подводникам.

— Мы встречам “Ростов-на-Дону” как героев. Или будущих, — предположил Пал Палыч.

И пока опытный командующий, держал внимание Дмитрий Владимирович думал совсем о другом. А именно: Вот мои товарищи, моя Россия. Так теперь будет всегда. И мы еще посмотрим, кто кого на учениях?! Мой “Ростов-на-Дону” везде станет первым. Как когда-то, была любимая “Алроса”. Уж мы с ребятками постараемся…

— Также хочу напомнить, что именно здесь, с сорок первого по сорок пятый, подобные награды вручал сам Арсений Головко. Вот и соответствуйте парни, нашим героическим предкам!

— Ну а теперь награды, что заждались заслуженных владельцев, — своим повышением в голосе, контр-адмирал возвращал Смелова из думского плена.

Наградив особо отличившихся памятными подарками, грамотами и повышением по службе; командующий завершил:

— Друзья мои, в 12.00 состоится торжественный обед. Вход свободный. Сейчас передохните и через два часа, — он взглянул на руку, — Даже вот — меньше, ждем. А еще, у Вас будет три выходных. Разойтись.

К Смелову подбежал радостный старпом:

— Спасибо Дмитрий Владимирович. За награду от командующего.

— А я тут причем? — немного отрешенно высказался командир, словно это не он подписывал списки к награждению: — Как служите, так и отмечает командующий — все вопросы к нему.

— Ну, Вы же знаете мою супругу; и то, как она любит, когда я что-то рассказываю о службе. А так как рассказываю мало, то радуется при случае больше меня. И теперь, а я ведь это точно расскажу — так она вообще всего расцелует. Она по ходу, морячка больше…

— Это уже без меня. Сами там замеряйте со Светкой, у кого из вас, где и что больше, — прекрасно зная жену старпома, отшутился командир.

— А вообще-то, я рад за вас обоих. Вот только не задавайтесь Алексей, — не время сейчас, — процитировал Смелов комическую ситуацию из отечественного фильма “Шырли-мырли”.

Да, Дмитрий Владимирович действительно был знаком со многими женами подопечных. Поскольку принимая с офицерами лодку от судостроителей, знакомился в городке и с их семьями, что навещали подводников на берегу. Посему, мог общаться и на такие темы.

— Товарищ командир, а что это у нас старпом сегодня такой веселый? — Пескарев подошел со спины, осматривая в руках старпома памятный вымпел: ”За отличную подводную службу“.

— Да, мы отстрелялись. Но я то думал, что когда придём на место постоянной службы — могут дать по звездочке, — профессионально скрывал, что не видел произошедшего вручения Пескарев: — У кого не хватает… А оказывается: тут награждали?!

— Да не, Юрий Дмитриевич. Это не главное, — теперь возражал Горбачев. — Нам повышение не к спеху.

— “Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом”, — отреагировал вездесущий и опытный в своем амплуа главный воспитатель.

— Да, так было сказано Суворовым. Но затем, было продолжение: “Повышение и заслуги военному нужны, но не часто. А так, чтобы просто знать: что ценят и в него верит Родина”, — цитировал всепомнящий командир.

— Поэтому, значит, — от себя добавлял Смелов. — Частые поощрения необязательны. Да?! — поинтересовался он у своих подчинённых.

— Так точно, — ответил мудрый Пескарев, продолжая: — Хотя звездочки, еще ни кому не мешали.

— Ну а если звезды зажигаются, — значит это кому-нибудь надо, — быстро вставил осчастливленный старпом.

Все трое друзей рассмеялись. Что говорить: “Ростовчане-подводники” на отдыхе — веселые ребята. Но Юрий Пескарев не был бы замом по личному составу, если бы не трудился на благо состава постоянно. Стремясь что-то или кого-то улучшить. Вот и придумал:

— Товарищ командир, предлагаю на торжественный обед отпустить и вахтовых. А вместо них, оставить отстающих по службе. Ну конечно, после смены, мы повторно не поставим. Зато, так будет нагляднее экипажу.

— А разве есть такие? — насторожился старший помощник Горбачев.

— Нет. Зато есть несколько проштрафившихся. Вот и пускай на доп.дежурстве переосмыслят службу. Время не вернешь, а так, оно у них точно появится на “подумать” над ошибками.

— Это в воспитательных целях? — поинтересовался Смелов.

— Так точно, товарищ командир.

— Ладно, давай, только без перегибов! — приказал Дмитрий Владимирович.

— Вас понял. Конечно, — согласился зам. — Я организую. Есть пара-тройка лиц, кто пробует хитрить. Вот и пускай поедят обыденно, без празднества. Ну а остальных свободных, всех поощрим вкуснотой.

— Добро. Только я вот еще что предлагаю, — Смелов поманил офицеров поближе. И по-заговорщицки — в полголоса рассказал:

— Сейчас отдохнем и к вечеру прогуляемся по месту. А завтра — возьмем транспорт и сходим в Североморск. Или как раньше называли: “Романов-на-Муроме”. Представляете? Там до сих пор стоит легендарная “К-21”, Героя Советского Союза Николая Лунина.

— Это того самого, что атаковал хваленный фашистский “Тирпиц”?! — у старпома загорелись глаза и зачесались руки. Благодатный свет из прошлого подхватил зам по личному:

— А “Тирпиц”. Помню — помню. Как он сбежал тогда… Жаль только, что пожалел его Лунин.

— Да не, Юрий Дмитриевич. Там по-другому было — а не то чтобы сразу сбежал. Но наш Николай Лунин все равно герой. Один пошел на целую эскадру: атаковал и возможно даже подбил немца; хотя фашисты отрицали факт попадания. Дескать — все цело. Но бывают же и скрытые подтверждения… Лично я, Николаю Лунину верю. Раз сказал: что стрелял и слышал два взрыва — значит, так все и было. Просто, для такого огромного корабля — имеющего бронепояс, повреждения от одной или двух торпед были несущественными. Ведь второй подобный гигант — “Бисмарк”, уничтожали не один день и целой эскадрой кораблей да самолетов. Так что, одну “Катюшу” Лунина, немецкая кодла могла закидать глубинными. При таком количестве надводного врага, и по площади нанесения удара…, Николай бы просто не всплыл. Ну, если только чудом, — стал раздумывать о таком невероятном варианте Смелов.

— Вот такие они, наши ветераны — дедушки. Большие герои, умеющие сотворить чудо. Сколько лет прошло…, — старпом хвалил подводников того времени.

— Причем здесь прошло? Им то годов было, не больше нашего — современного. Видите, как время летит? И мы когда-то были юными. А сейчас, уже старички для молодых старшин и матросов, — поправлял Дмитрий Владимирович.

— Ну, так что? Идея моя понравилась?! — интересовался Смелов. И хотя решил для себя, что обязательно свозит команду на “Катюшу К-21”; а все равно советовался по привычке. Поскольку часто говорил: Одна голова хорошо, а много хороших намного лучше. Целый Змей Горыныч получается.

— В Североморск, конечно? Думаю, что наши хлопцы еще не были. Давайте свозим, — поддержал зам по личному.

— Точно, сегодня отдыхаем, а завтра рванем, — согласился старпом: — Сам не был, ведь на Балтике служил… А там свои музеи подводных сил: Имени Александра Мариненко в Санкт-Петербурге, и в Калининграде подлодка “Б-413”.

Тем временем, команда перестраивалась на земной лад. И это нормальное для любого человека ощущение жизни, в моменте становилось в тягость. Все просто: тут не было привычной опасности, из-за которой моряки пребывают в состоянии повышенной готовности. Поскольку даже засыпая в каюте — на глубине, каждый и во сне знал, как и что делать при “Тревоге”: спасая подлодку, а значит весь экипаж. Теперь же можно было не принюхиваться и не прислушиваться к постороннему; а просто жить, наслаждаясь обычными: солнцем и ветром — своею матерью природой.

Вот и старшины Ильин и Чижик, после сытного обеда вышли в город: захотелось погулять по землице — порадоваться твердыне. А находившись с непривычки по прохладным холмам, не сговариваясь, завернули на площадь Победы; где постояв у мемориала “Морская душа”, вдоволь нафотографировались c памятником матросу, и рубкой подлодки “Б-319”. Ну и золотые слова, что украшают постамент, парни читали в один голос:

— “Вам, кто погиб, но не был побежден, посвящается…”

Ребята долго стояли, оголив головы; поэтому, передохнуть, направились к ближайшей лавочке. Но так получилось, что именно это место на их глазах заняли. Его облюбовало весьма сомнительное общество: с грязными рюкзаками, и в совсем не нормальном состоянии.

Видимо туристы теперь такие, — решил Лев, обращаясь к нетрезвой группе из восьми человек: — Товарищи, Вы что тут пьете? — осматривая соответствующие — стремительно опустошающиеся этой группой стеклянные принадлежности в руках.

— А чт — о, нельз-я? — выдавливал из себя самый красноречивый — со свежеразодранной щекой и серьгой в ухе. Он был одет в старую шубу; и возможно поэтому, не думал об ответственности — ощущая себя не человеком, а этим животным — убитым козлом.

— Только здесь не столовая или кафе. Это лавочка для отдыха жителей и гостей города. А вы пугаете их своим видом, пагубной привычкой и нецензурной лексикой. Да еще и плюете вокруг… Зачем так делать? — Льву даже пришлось поморщиться, от рукотворного свинства.

— Я спрашиваю: Убирать кто будет?

— Так отдыхают туристы… И это — не надо ничего убирать. Нам нравиться, — “разодранный” теперь встал, и пнув уже пустую бутыль — почесывая раненное место рукой с наколкой “Серик”, все же отошел дальше.

— Бывает — что ошибочно нравиться…. И Вы не в своем доме. Это общественное место, где необходимо соблюдать элементарные правила приличия. А если не умеете: то отдыхайте так дома. Или, в другом месте, — спокойно предложил Ильин.

— Слышали?! — переспросил Денис. — Что сказал старшина подводного флота? Это лавочка не для бичей.

И не выдерживая больше чванства и смрадного запаха, стал несильно подпинывать сидящих; и сразу же поднимать — когда нетрезвые персонажи пересаживались с земли на лавочку и наоборот.

Однако Лев остановил друга:

— Деня, не надо так. Давай просто убедим их не пить и не гадить в общественном месте. И пусть приберут за собой.

— Как же, уберут они…, — он набросился с кулаками на крайнерасположившегося, ударяя несчастливого по горбатой спине:

— Эти по-другому не поймут. Что вы тут сидите, бичи? — он снова стал поднимать падающих. Просто пьяных ноги никогда не держали. В ответ, самый грязный и невкусно пахнущий, лег среди окурков на землю; и почти что трезво заявил:

— Да мы бичи, и мы тут сидим.

Рассмеявшись, Денис снова доказывал: Вам здесь не место. Такие, сидят в подвалах и клетках…

— Не надо так, — повторно возразил Лев. И обращаясь к желающим быть неандертальцами, произнес:

— Здесь состоится встреча с работниками миграционки!

Произошло чудо. В миг протрезвев, бригада любителей беззаботного, но такого грязного туризма подхватилась; и помогая друг другу благополучно скрылась за соседним забором.

— Видал?! — удивился Ильин. — Помогло.

— Понаехали… Выглядят как животные, а еще обижаются, что за людей никто не считает. Я бы таких отселял или вообще, минусовал…

— Да не. Ведь не фашисты с тобой. Алкаши такие же люди, просто больные. Давно доказано: Алкоголизм — болезнь. И как любой недуг — успешно лечится. Необходимо только больше времени и средств; а еще, любящие люди рядом.

— Да кто будет жить ради таких, когда сами живут для себя? — Произнес Дениска и внезапно, очень сильно и надолго задумался.

А вечером — перед сном, всему личному составу объявили: завтра, все пойдем на экскурсию: в Североморск.

— Ну что, почти что капитан Ильин? — Обрадовался Денис, раскрывая “Айфон” затем и вводя коды доступа.

— Посмотрим, сколько накапало, пока я страну спасал?

— Отчего? — Не понимал Лев.

— Ну как отчего, от моей бурной деятельности, за которую платит биржа.

— Нет, от чего спасаешь? — настаивал друг.

— А, спасаю от всех. Хотя, теперь не это главное, — признавался Денис, прыгая на кровать.

— Я думаю, все подводники одинаково служат, — поправлял Лев.

— Все не все, а я один такой.

— Тоже мне, спасатель Малибу нашелся, — возразил Ильин.

— А, ты в этом смысле? Нет, это я просто, к красному словцу приплел, — сознался биржевой поклонник. И вот тут — словно присев на горячую сковородку: сразу соскочил и так бедный затрясся; не забывая смотреть на свою согнутую в локте руку.

— “Ес”, — заговорил по-английски: — Такого раньше не было.

— Ты посмотри? — и предложил Льву, при этом, не передавая в руки драгоценное устройство.

Где, видимо отправив какой-то стандартный запрос, Денис опять-таки от кого-то, получил легитимный ответ. Который и заключался в поступлении на его личный счет приличной разницы: в денежных единицах заокеанской страны. Так, продажа чьих-то акций, принесла их бывшему владельцу в перерасчете — десятки тысяч рублей.

— Ну вот, совсем другое дело. А то стараюсь-стараюсь, а результата нет. А теперь, видишь? — тут больше, чем мы с тобой вскладчину заработаем. Так что, это правильно, что я увлекся…

И захлопав в ладоши, пропел: — Тысяча баксов как с куста! Ха-ха.

— Слушай, а может и мне на бирже попробовать? — поинтересовался перспективой Лев.

- Помогу сестре на квартиру собрать. А? Подскажешь, что к чему? Если только без риска?!

— Да не, — прогоришь. Знаешь, сколько я денег проиграл, пока получаться стало?! Пока нашел нужный фонд и нужного брокера с реальными советами. Поскольку теперь только заполняю анкеты; а он, предлагает темы для инвестиций, — признался Денис.

— Ну, ты же подскажешь, если что? Не дашь прогореть! — Понадеялся Лев.

— А вот тут, извини, — дружба дружбой, а табачок свой, — напоминал инвестор неизменный закон капитализма.

— Ну и ладно. Действительно, зачем мне? Сам заработаю, как всегда, — решил Лев.

— Да не сердись ты. Ну, пойми наконец. Если ты появишься в этом фонде, тогда прибыль будет делиться на двоих, — доказывал свою математику Дениска.

Но старшина Ильин уже не слушал. А просто хвалил друга:

— Молодец, что имеешь финансовую возможность помогать родным.

— А то. Вот заработаю больше, тогда и фирму открою. Хочешь, я и тебя возьму на работу? Мне честные люди нужны, — Денис снова погружался в мечтания.

— Так они везде нужны, — напомнил Левка.

— А знаешь, почему? — прозвучал встречный вопрос.

— Ну как, порядочные же. Приятней дело иметь не с прохвостом, а с нормальным человеком, — придумал Ильин.

— Да не, болван — порядочные тут причем? Просто, честные не будут воровать и красть у хозяина фирмы. Вот и все…

— Ты думаешь, все воры что ли?

— Ну, все не все, а половина точно. Или больше? — покривил губы Чижик, придумывая как ему потратить очередное вознаграждение. А устав листать виртуальные страницы интернета, остановился и произнес:

— О, какие тачки тут, — и показал фотки. — Я тоже такую хочу…

— Хочешь, бери, — не на шутку обиделся Лев, от неправильной интерпретации слова “Порядочные”. В общем, спать они ложились молча.

А вот тут(!) — перед сном, двухместные комнаты опять обходил зам по личному. И зайдя к ребятам, ни слова не говоря направился к уже лежащему в постели Денису.

— Не спите?! А я у Вас конспекта так и не видел, — Да, капитан третьего ранга Юрий Пескарев, служил и ночью.

— Я… командиру показывал, — удивленно оправдывался Денис, успевая спрятать прибор под подушку.

— Причем тут командир. Согласно устава, утвержденного еще….. занимаюсь воспитанием и учебой всего личного состава я. И нашего уважаемого командира, подобным беспокоить не нужно: на нем и так столько ответственности. Мы с вами, должны только помогать. Вот лично Вы, как помогаете?

— Не, я к тому, что просто не успел показать Вам. А так, у меня все написано. Даже печатными буквами…

— А почему другие успевают вовремя: и написать и показать? — поинтересовался главный воспитатель и решил: — Поэтому, вот. Завтра с утра, как уже было объявлено, свободные от вахты поедут на экскурсию. Но вам придётся дежурить дополнительную смену на лодке. И там хорошенько подумаете, чтобы следующий раз не я за Вами бегал или Вы за мной. Как делать все во время — как все. Ясно?!

— Так точно! — щеки Дениса вспыхнули алым цветом. Юрий Дмитриевич напомнил:

— Вот, товарищ старшина вам первая заповедь подводника: Не зевай! Есть и вторая, помните ее? — Не обманывай! А то быть беде, — поучал главный по личному, посмотрев теперь и на его соседа. Ведь Лев пошел на помощь.

— Разрешите доложить? — заступался друг.

— Я лично видел, как старшина Чижик показывал конспект.

— Не врете? — Пескарев проницательно смотрел на старшину.

— Никак нет. Показывал синюю тетрадь!

— Вопрос решеный и обжалованию не подлежит. Следующий раз, все будете делать во время, — повторил решение Пескарев.

— Но чтобы не получить еще и наряды вне очереди, утром покажете свою синюю тетрадь. Представите конспекты… оба, — и громко скомандовал, выходя в коридор: — Через пять минут отбой.

— Чего он ко мне прицепился? — укладываясь поудобнее, не понимал Денис.

— Вот видишь: надо было давно переписать, и показать в срок. А ты все шутишь. Это же подлодка, тут все серьезно, — Объяснял Лев.

— Да некогда было. Я файлы что накачал — обучающие, срочно просматривал. Там все: как разговаривать, что думать. Как выводы сделать?! Какие ценности нужны?! А потом, еще задание по инвестиционной стратегии выполнял и проходил соц.опросы, что были в обучающем ролике.

— Ну и ладно, — решал для себя Денис. — Я вообще тогда учиться не буду тут. Буду стратегом…

— Слушай стратег, так нельзя, — снова напомнил Лев: — Нас с тобой ценят отцы-командиры, и мы должны соответствовать.

— И помогать всегда? — переспросил Денис.

— Ну конечно, — похвалил Лев — хлопнув легонько по одеялу.

— Хорошо. А может тогда не будем голословно — братскими тезисами разбрасываться. И ты действительно поможешь?

— Сейчас?! — все поняв, но еще надеясь что это шутка — Лев накрывался одеялом с головой.

— Ну а когда? — отвечали с противоположной койки: — Твой ведь почерк… Помоги написать, а то пишу как курица лапой.

— Ночью?! — переспросил Ильин.

— А хоть бы и ночью. Я бы — к примеру, за тебя все сделал. И в огонь и в воду пошел.

— Ну, если так, то конечно. Дружище. Напишу — не переживай, — согласился Лев.

Естественно, что Денис вскоре забылся. При том отношении друга к нему и тех, почти что домашних условиях, которые предоставляла морякам когда-то неухоженная — а теперь в три звезды матросская казарма; подводник быстро заснул. А старшина Ильин, погасив верхний свет и включив торшер, расположился за новеньким полированным столом; где и принялся переписывать свой собственный конспект, не замечая при этом, как мимо мчалось время. И если бы сейчас — ночью, к нему подошел хоть кто-нибудь, с одним простым вопросом: Скажите, наши люди по-прежнему отзывчивы и помогают в беде? Не как часто: себе любимому; и даже не своим знакомым или родственникам. А просто: помочь погибающему. В планетарном — так сказать, масштабе.

То не задумываясь, парень ответит: — Да. Любой россиянин сможет!

6

Только однажды, в обычный — запомнившийся современникам только тем, что был душным — летний день; подобный хороший человек не повстречался одному подозрительно худому юноше. Поскольку не заметить озверевшего вида его, любой бы нормальный не смог. А поговорив, обязательно помог; ну хотя бы советом. Однако кто или что-то старалось, чтобы болезненный оставался один. А в одиночестве как утверждают медики, и с ума нередко сходят.

Так вот, день тогда переваливал за экватор; а он уже разменял несколько районов огромного города. Причем сделал это не замечая: ни дорог, ни хоть одной, сколько-нибудь живой мысли в голове — сами ноги несли… Только периодически — на нужных им поворотах вновь становясь послушными — переводили дух, пересекая в спокойствии очередной большой перекресток. Вот на последнем, бешено-смотрящий в даль и очнулся; окунаясь в горячо любимое всеми гурманами обеденное время. С этим как раз просто: высокорасположенное солнце и призывы собственного желудка, не оставляли выбора. И еще, это настоящее подтверждалось шерстяным — превратившимся в серо-пыльный и захваченный каплями тела чехольчик. Хотя когда-то, действительно — костюм был строгого черного цвета…

Да, юноша по-настоящему взмок. И это неприятное и носу состояние, поддерживали даже хрусталики глаз, что искажая отображали все больше больших и ужасающих картин из цикла “Без будущего”. В общем, подтверждалась странность местного менталитета(!) — никто не помог и не узнал: как хотелось услышать слова благодарности; напоминание — что он гений. Еще лучше: сразу получить защиту от окружавшего насилия. Поэтому — как бы в отместку: отправляя непослушную челку влево, юноша все сильнее сжимал и без того уже искусанные губы, бормоча свои дежурные проклятия. Нет — сумасшедшим он тогда еще не был. И начиная приходить в себя от недавно пережитого — не обделённый любознательностью стал всматриваться в разношерстную, иногда говорящую на разных языках публику. Однако когда очередной прохожий или прохожая, не выдерживая внимания по-западному — неестественно широко улыбались навстречу; он воспринимал реакции их “физий” за насмешку над собой. Вот так: захотелось одного — а выходило, совсем иное. Короче, и тут категорически не везло.

А с утра, обнимая несколько авторских работ — уподобившись неокрепшему орленку, он повторно летел в Венскую Академию художеств. Как говорится: был “в процессе”. И только поэтому, не придал значение внешнему виду; когда словно не разбираясь в композиции и цвете, решил облачиться в этот старенький, некогда очень официальный костюм. Хотя, чего с него взять — другого все равно не было… Так почему тогда и физически, не новый наряд решился принизить: ужать плечи владельца? Ответ один: Природа.

Поэтому повторимся: любитель живописи не сомневался в своей исключительности. А посему, вместо того чтобы весь прожитый год — подобно другим неудачливым абитуриентам готовиться, его прогулял — инспектируя столичную архитектуру. Помнится, что напевал тогда… Примерно так: Мои картинки берут!

Это правда — он стал забывать, как ночевал в здешних ночлежках; а кусок хлеба добывал работой носильщика, или дворника. В общем, юный гражданин по праву возненавидел Австро-Венгерскую империю. Поскольку в своей нищете винил всех — ну кроме самого себя. А именно: евреев, венгров, славян и многих других — давно проживавших в ней народностей. Почему-то, молодой австриец уверовал: они отбирают наши рабочие места!

— Моя жизнь в Вене, — напишет он позже, — самое несчастное время. Я вынужден был спать на лавочках, дышать пылью — выбивая чужие ковры и даже чистить снег. Но зато, рисуя картины с видами городских шедевров — я самостоятельно стал великим!

Да, самоучка по живописи решил: что в этот раз обязательно поступит. Тем более что и близких давно обманывал: как хорошо учиться там с прошлого года. И конечно, как всякая мать, урожденная фрау Пёльцл всецело поддерживала отпрыска; понимая — он австриец, а в стране прекрасные виды. Значит эта тяга к рисованию — нормальна.

Эх, знала бы его больная мать будущее, когда вспоминала:

— Все что он видел — старался зарисовать. Только людей не изображал почему-то…

Однако произошло немыслимое — самозваного гения опять не приняли. Хотя и был замечен экзаменаторами прогресс в манере рисования и формирования сюжета рисунка. Смех. Они объяснили: — Мы принимаем талантливых и способных, а не тех — кто просто научился рисовать.

Итак, мощный удар состоялся. И главное, как водится: во время и точно в цель — в огромное самолюбие. Он вновь проиграл… Тогда что оставалось?! Так это волочится от величественно-нарядных и праздничных, до убогих и грязных улиц; жители которых не шибко спешили убирать мусор. Отсюда, нокаутированный видел не только лицевую, но и обратную сторону ненавистного ему города. А ведь для большинства, Вена по-прежнему считалась чудесной; и более того: домом композитора из композиторов, короля вальсов Штрауса.

— Иоганну значит “Да”, а мне снова “Нет”? — В который раз повторял парень.

— Я тоже, хотел жить искусством… Как верил, в свое картинное будущее.

Что это было: проверка маленького человека дополнительным испытанием; простое, случавшееся с любым — невезение или чей-то, давно запланированный план? Об этом, человечество узнает гораздо позже. К моему огромному сожалению… А пока, серо-черно-пиджачный перегревшийся брюнет продолжал неистовствовать:

— Ему — профессору вступительной комиссии, даже наряд мой не нравился. Называл “Бездарным”…. Что говорить про картины? — вспоминал недавний разговор несостоявшийся студент:

— Он наверно подумал, что я без фантазии?! Ну, раз не понимая черно-белых основ, напялил абсолютно темное? Конечно — этот цвет подчеркивает излишнюю стройность. А великий художник обязан разбираться в образах… Эх, если бы я выбрал противоположную — светлую сторону цветовой гаммы; то никакого неестественного вида бы не имел. Со светлым, меня точно бы приняли…. Что же теперь делать??

И поразительно быстро нашелся ответ: Главное: не возвращаться назад — в тот чертов приют на “Мельдерманнштрассе”.

— Я просто не переживу еще одну ночь в комнате, где ночует триста тел… О, как же ненавижу этих самодовольных профессоров! Тем более, многие из них даже не немцы, а немецкие евреи. Однако указывают на несостоятельность. Значит — они ненавидят(!) нас, — так, за нежеланием признать истину — отсутствие таланта; непринятый в Академию объяснял произошедшее. И эта надуманная причина, начинала все больше нравиться. А далее, худющий решил: — Я докажу черномазым, как смертельно ошиблись. Когда-нибудь, обязательно покажу!

Между тем, заканчивалось первое десятилетие двадцатого века: Европа развивалась. К привычности австрийских улиц — немалому количеству пеших и в старомодных теперь гужевых повозках граждан; добавлялись врывавшиеся в привычный быт новомодно-одинокие, но зато самодвижущиеся экипажи: дымяще-рычащие авто. Застыв памятником — пока подобное детище технического прогресса разворачивалось на перекрестке двух мостовых, он чуть было не оглох от выстрелов его выхлопной системы.

— Прямо как на войне, — подумал парень, отгоняя от себя окутывающее прилипчивое облако; что норовило поселиться в легких. Однако откашлявшись, заметил: А оказывается, я стою напротив Михайловского корпуса Императорского дворца Габсбургов “Хофбур”.

— Вот где жизнь была… никто не перечил, только потакали, — представляя себе быт прежних хозяев — беседуя, рядом остановились две девицы в армейской форме.

— Точно. Ничего не запрещалось, а если что: голову гильотиной…, — и обе барышни, показав — как ему увиделось: свои скошенные на сторону лица громко рассмеялись. Видимо важным для них было и то, чтобы именно он обратил внимание. И тонкий заметил, не замечая как услышал следом трубный — а не их “не бас”: — А тебе указывают всякие. Убить за такое…

— Точно! — зашептал стройный своим дисконтирующим тенорком: — Если бы только была возможность. Все бы сделал и спасибо сказал.

Сразу(!), будто этого ждало проведение: какой-то чумазый и кудряво-волосатый мальчишка-выскочка, появившись словно из-под земли — а по факту, из-за широченной спины очередного многочисленного прохожего; в общем, этот невысокий и прихрамывающий, умудрился так точно и пресильно ударить своим — будто железным бортом, более слабое и физически недоразвитое плечо несостоявшегося художника; что он страстно завыл. Но другой, естественно не заметил — при существенной разнице контактирующих; чаще проигрывает меньший. Вот и ударивший не стал останавливаться, а также по-ребячески — проворно вбежал в этот самый дворец; что потиравшему ушибленное место почудилось: учувствуй тот в олимпиаде по бегу, обязательно установит новый порядок — вернее, новый мировой рекорд.

— Ах-ты! — вырвалось у стонущего самоучки. И нисколько не задумываясь, его ноги рванули следом. Видимо захотели помочь пострадавшему телу нападдать подростку, за такое наглое обращение. А может, и случайное невежество; поскольку по существующим тогда европейским нормам, агрессию искусно скрывали. Это потом, все кардинально измениться…

Но милая — с мелкими кудрями фрау на входе; остановив — словно стальными — капиталистическими руками не тонко намекнула:

— Билет нужен… юноша, чтобы попасть в храм западноевропейского искусства. В общем, хочешь глазеть на экспонаты и интерьер, — плати!

— Я австриец и немец, — гордо — как показалось, заявлял обиженный гость: — Поэтому имею право смотреть на завещанное нам искусство.

Улыбка и снисхождение к глупцу совокуплялись в ее словах:

— Вообще-то, у нас культурная страна. Мы не делимся по национальности: перед Богом все равны; поэтому, заплатить тебе все равно придётся.

— Ты посмотри: снова черная запрещает?! — в голове повторно возникали чужие слова. Переварив их, обиженный заявил:

— Это никуда не годится! Если запрещается видеть, то зачем они здесь?

Да, понимание такого факта, превращалось в ледяной душ. Ушат — как говорится: был неприлично полон. И все же не остывая под ним, гражданин не заметил или просто не придал должного значения: какая-то вселившаяся сила сперва порылась в нем: в мыслях и желаниях; а затем и в тощих карманах. Следовательно, не очень удивился, когда сам(!) — выбрав оттуда последнюю мелочь; своей левой безвольной передавал ее приставучей крючко-нособразной женщине. Он только успел отметить, еще больше походя на наружное платье — то есть мрачнея:

— Это были последние деньги. А за новые картинки, обещают только в будущий четверг…

То есть, хотя парень и считался у знакомых не самым бедным; занимать ему давно не спешили: ведь нигде не учился; следовательно, стабильной работы не получит: как рассчитается? Короче — так обиженный профессорами Академии искусств попал внутрь.

Но вышеупомянутое искусство встречало прохладой. Застегнув свое жаркое — для улицы одеяние; становясь веселее, “шерстяной” с наслаждением принялся прогуливаться по нескончаемым залам; получая не только эстетическое, но и полноценное физическое удовлетворение. И так как внутреннее состояние больше не перегревалось; а внешнее будоражило уже воспаленное воображение — масштаб былой власти Габсбургов завоевал очередного посетителя. Та грандиозность: от массивных колонн на входе и статуй под потолок, до огромных размеров самих обставленных комнат; все это подчеркивало величие над остальным миром.

Повторно переходя в управляемый транс, юноша с жадностью проглатывал представленные экспонаты. Тем более, действительно было на что смотреть: роскошно-убранные — в смысле мебели помещения, оказались буквально заваленными предметами интерьера. Повыше их, сие великолепие дополнялось известными миру картинами; а довершали избранность, непрактичной дороговизны люстры, и над ними — расписные потолки.

Отмечая в себе: что больше всего притягивают залы с живописью и античной лепкой, посетитель упрямо двигался дальше. Считали минуты… Мускулы, обнаженный торс и женские прелести — все эти застывшие боги, навязывали старинному зданию мощь и энергию ушедшей эпохи. Впрочем, самоучка это видел и раньше, считая промежуточным искусством — надеясь даже когда-то превзойти; но сейчас, видимо подбадриваемый изнутри, впитывался иным смыслом:

— Управлять и властвовать! Вот посыл мирового искусства.

Но даже такие — бредовые идеи, требовали перерыва… Или по причине, что пеший отсчитал свои дневные физические возможности; или еще что-то. В общем, в голове опять возникала чужая речь:

— Ты устал. Отдохни. Тут можно: посмотри, сколько красивой мебели?!

И хотя ранее, возле любого — мало-мальски пригодного для сидения тут предмета, имелась соответствующая надпись: “Запрещено использовать по назначению”. Он увидел то, чего в принципе не могло быть: мягкую мебель без подобного. Путник присел. Но тотчас, на сей факт среагировала решительная смотрительница зала. К слову — заскучавшая, решила выговориться по полной:

— Сидеть воспрещается! Это французский экспонат. Чему Вас только в школе учат?!

— А я не школьник, а студент, — повторил он то, что снова подсказывали на ушко.

— И на кого тебя учат, студент? — она еще вставила французское: “Etudiante”.

— Стану самым главным художником, над всеми другими, — оправдывался посетитель, осматриваясь и ища поблизости подкрепление — картины со вкусом.

— Твое желание “художник”, происходит от “худа” — заявила женщина, вновь переходя на немецкий. В общем, она защитила мебель — отогнав ненужного в определенную сторону. Он и побрел дорогою… другой.

О том, чтобы просто вспомнить: Что именно подтолкнуло зайти? Ну, тот — нечаянно толкнувший, похожий на чертенка подросток; и найти его, — так об этом вообще не могло быть речи. Он — который мечтал стать художником и которого вновь отстранили, а вернее уничтожили сокровенную мечту; больше не хотел жить: все стало не просто плохо, а категорически неудовлетворительно. Так прежняя вера заразилась, поболела в нем и умерла. А сам бедняга, перевоплощался…

“Бледный” — теперь не видел искусства. Не замечал: нарядно одетых искусствоведов, собирающих как и прежде — перед каждым значимым экспонатом народ. Следовательно, упускались и восхищенные, наливающиеся доброй энергией души. Все-таки часто ненависть зашкаливает в слабом теле. И то, что занимало в нем прежнюю сущность — художество; оказывалось в небытии. Это значит и физически, теперешняя пустота требовала нового заполнения: повышая градус перемен. Так продолжалось, шестьсот шестьдесят шесть секунд…

Пришло время, а скорее — так было задумано: почти что художник возвращался — перегорев прошлым. К нему снова вернулись: слух, зрение, пространственное мышление и поселилась масштабная — не похожая ни на чью злость. Однако сам молодой человек был примагничен лекцией и местом — в зале сокровищ.

Расскажем подробней: группа молодых девушек — видимо какого-то учебного заведения; остановилась именно в том месте, где ничего не видящим стоял полуживой парень. Сошлось и время — когда зрительный туман рассеялся, стоящий напротив полный — в новеньком белом льняном костюме гид, как по команде — ткнул указательным пальцем в центр стеклянной витрины. Вот с этим бравым выпадом, безмолвно стоящий — не обращавший никакого внимания на рассказчика; считая это присутствие лишь вторжением в интимное течение своих мыслей — ожил. Даже пытался сообразить: Что делать дальше? И стоит ли вообще жить: когда старое сгорело, а новое кажется невозможным; как вдруг услышал. То есть не просто услышал, но и разобрал, вникая и принимая в себя — ставшие предопределяющими слова.

А просто хвастающийся отменным аппетитом бюргер рассказывал о представленной экспозиции:

— Эта история — стара как сам мир: c данным Копьем, связана давняя легенда.

И с сомнением оглядев слушательниц — восторженно заявил:

— Так слушайте, если не знаете главного: Тот, кто объявит его своим и постигнет тайну — возьмет судьбу мира за руку.

Упитанный сделал паузу — подумал шевелящимися щеками: заглядываясь на приличные женские формы. И пока их владелицы — смотрящие теперь в рот рассказчику не дышали; технично добавил — понижая голос до состояния полного предательства:

— Совершит любое… Доступно все копью, что римлянин Лонгин вонзил в подреберье Иисуса; уже распятого на Кресте.

Неизвестно, понимали ли студентки суть легенды. Об этом, мировая история умалчивает. Также и гид этот, которого впоследствии все же заставят жениться на одной из многих забеременевших от него девушек — нигде более не упоминается. А вот то, что подслушавший экскурсию уяснил, принял и начал соответствовать — тенью ложилось на все светлое, в мире живое.

— Ну наконец-то, определился, — сказал тогда молодой человек громко, подходя ближе к рассказчику.

Уже и гид не казался противным: похожим на пенку вскипающего молока. А тот, словно подтверждая неизбежное, а вернее расфуфыриваясь перед молодыми женщинами; гнал историю дальше:

— В средние века, многие германские императоры владели копьем. Однако за последние пять столетий, особого доверия у властьимущих к этой истории не было. Но…это если не считать Наполеона, потребовавшего копье себе — после победы при Аустерлице. И он, кстати, потом захватил полмира. На целый его не хватило…, — лектор еще пытался шутить.

— А дальше? — каким-то чужим голосом попросил подошедший.

Подчиненный лектор чеканил:

— После разгрома наполеоновских войск, наконечник копья был тайно вывезен из Нюрнберга и спрятан у нас: в Вене. В моем любимом интимном месте…

Тут группа экскурсанток хихикнула, и продолжила путь по музею. Разочарованный гид поплелся следом: его информация оказывалась ненужной. Но молодой Гитлер, а ведь это был именно он, завороженно прислонился к витрине. Причем глаза, приобретали цвет подложки — материала под наконечником: алой крови.

— Очень нужная вещь, — отметил он. И тут показалось, что старинное копье подмигивает — поблескивая намекало о близости. В общем, как теперь стало понятно: юношу держала сила. Адольф понял: это мой самый знаменательный момент.

Преступное копье гипнотизировало долго. Все чудилось: как убившее Иисуса оружие, расскажет страшную тайну.

В общем, случилось! Адольф покорился. Сознанием овладело новое. Оно просило? Нет, — оно приказывало!

— Теперь, ты знаешь чего хочешь! Твои инстинкты не сломать!

Не в состоянии анализировать озвученное подсознанием, Адольф подчинялся. А позже скажет: “Копье было магическим носителем откровения, открывающим прозрение в тот идеал, где мое воображение казалось более реальным, чем наш материальный мир. Все было так, как если бы я столетия назад уже держал его в руках; и оно, вспомнив меня — передавало могущество”.

Так что подумать: Как это может быть? Или: Что за безумие овладело разумом и родило бурю на сердце, юный Гитлер не мог. Музей закрывался, а бывший художник еще стоял заворожённым, перед самым кровавым предметом в истории. Поэтому, его выталкивали из музея две жилистых сотрудницы, силой…

Однако, не прошло и чертовой дюжины шестидесяти минуток; как парень снова появился у здания. И дождавшись открытия, созерцал только его — смертельное оружие; ожидая новые тайны. Все остальное теперь было не важным: по пути он продал две свои самые лучшие — предоставленные для поступления в Академию работы. Поэтому вход в музей, надолго остался свободным.

— Картины мне больше не понадобятся. Разве, только батальные…, — вот как толкали мысли к оружию. И поселившийся — уже обустроившийся в сознании голос, чревовещал:

— Не переживай! Копья действительно больше не понадобятся. У нас с тобой будет другое: современное и массовое оружие.

Адольф стал тереть пальцами информацию — медную табличку витрины: “Сие копье, принадлежало Византийским императорам — первый век нашей эры. Затем, императорам германских наций: Генриху птицелову, Барбароссе. После: Мамаю, Наполеону Бонапарту… Австрийскому фельдмаршалу Блюхеру.

— Стоп, — приказывал голос, — это важное! Сам видишь — только самые великие полководцы. Прежние властители мира. Главнее их, еще не жили на этой планете…

Он даже вопрос задал: — А ты желаешь быть следующим?!

Действительно, это лето было горячим. Адольф Гитлер не заморачивался: каким образом появляется чужой голос? Но сообщаемую информацию усваивал. Тем более что ранее, ничего подобного не знал, не читал и соответственно вспомнить, что когда-то забыл — не мог. Данные оказались вставленными в пробелы — вся прожитая история человечества:

Злосчастный день был солнечный: 5 апреля 33 года.

Вспоминал Гитлер и как сотник Лонгин, желая узнать: жив ли сын Бога — от нечеловеческой жары и чудовищных мучений; или отда отцу душу — не кольнул, а вонзил копье между кварта и квинта ребром тела. Так завершилась мелодия самой мирной земной жизни…

— Эта реликвия особой важности, — напоминал вкрадчивый голос, не забывая как тогда — именно он заставлял Лонгина взяться за копье и подойти к Иисусу. Вот поэтому, одурманенный сотник не рассчитал силу укола. Помогли извне…

— Мы смогли тогда победить Добро, — хвастался тембр.

— Теперь сам видишь, возможности почти безграничны!

И этот настойчивый, принуждающий все и вся так полюбился Гитлеру — ведь был сильным, а силу новый Адольф уважал. Может быть, что сам был несильным: часто обижали мальчишки. Посему, слушая захвативший и переваривший под себя его тело звук, Адольф заметил — все поменялось. И с этим нововведением, ушла привычная прострация, взамен — заявилась чужая уверенность. Уверенность в завтрашнем дне. А дно это, уже ему было предопределено.

Внутренний голос теперь не шептал, а выкрикивал:

— Это, приносящее силу копье — твое. А здесь, на хранении. Так легче контролировать…

— Значит тот, кто владеет, может стать самым-самым?! И справится с самим Богом, а не то что с какими-то людишками, — об этом подумал молодой Гитлер.

Хотя сперва, разум еще пытался возразить:

— Природа всегда уравнивает шансы: ребенок, что родился богатым — нередко бывает глуповатым. А тот, что послабей здоровьем — всех обхитрит, мечтая выжить в неприспособленном теле.

Только захвативший голос настаивал:

— C копьем, вся ваша Дарвинская конструкция рушится… Зачем приспосабливается? Если оно дает безграничную силу.

В общем, будущий фюрер трясся, предвкушая уготованное. Однако “Он”, отрезвил:

— Только есть одно но… Завладеть им необходимо в войне. Поэтомву нельзя выкрасть, купить, получить или обменять. Иначе, сила не переходит. Для Вас, закон Вселенной неизменный: “От себя не убежишь — и Бога, никогда не обманешь”. Да, такова истина. Мир давно поделен на Добро и Зло также, как сутки на день и ночь. Я знаю — злое тело сильнее; однако доброе — верой возьмет. Чудо это, или такой Паритет…

Так что ты выбираешь?

— Силу, — назвал Гитлер, охотно вступая в диалог: — Мечтаю стать сильнее.

Действительно, ведь он никогда не забывал: как избивал спивавшийся отец… до полусмерти. Получается, в нем также сидело нечеловеческое. Короче, Адольф окончательно выбрал, озвучивая написанные для его новой жизни слова: Сила рождает право! Я готов стать новым Лонгином.

— В копье, — он теперь слышал не прежний — чужой внутренний голос, а своими ушами, — столько силы, что даже сын Бога продул. Ты следующий Властелин. Восемьдесят восемь…

Адольф оглянулся — рядом по-прежнему никого не было. Однако уши продолжали вещание:

— ‘’Хозяин’’ выбрал тебя. В доказательство, прямо сейчас дарует бессмертие.

Но поскольку Адольфу не столько хотелось слышать; захотелось владеть. Поэтому сразу поверил, что это произойдет. А пока он так думал, откуда-то снизу — из межподставочного витринного пространства проявилась тень. Причем робкий силуэт самого юного Гитлера, все также лежал неподвижным рядом. Но эта — непонятно чья, оказывалась сама по себе: потому что перемещалась вне зависимости от проходивших неподалеку людей.

Однако молодой не сообразил — не сопоставил: если рядом никого нет, тогда чей голос я слышу? Или: Что это за тень с рожками??

Тут правильней предположить: что это она — тень пообещала: Пройдет лет двадцать и копье станет твоим!

Однако она не упомянула главное: что давно “служит” возле него и очень редко кто-то — из спровоцированных ею выбирал Зло. А ведь за столько лет, перед ним — убийцей Иисуса, простояли миллионы отпрысков человечества. В общем, чернь выполнила задание — нашла кандидата по правилам. Но вопроа: Кандидата на что? К сожалению, так называемым “еврочеловечеством” не задавался. Ошибка мира крепла…

И все же живет на планете мудрость. Наши соотечественники — прототип евразийского человека знает: Вопросы ставить, необходимо во время!

Только через несколько дней, люди впервые заметят странность: дрожащего, ежедневного поклонника у копья. Это спустя многие годы, демонологи скажут: — В Вене, Адольф Гитлер подписал договор с самим Дьяволом; когда в обмен на обещанное бессмертие, будущий фюрер стал еще одними руками его на Земле…

Но так ли смешны подобные утверждения?! Просто вышеописанный эпизод свидетельствует о готовности Гитлера пойти на любое, только бы уподобиться Чингисхану с Наполеоном. И историки настаивают: дескать, в том, что Гитлер стал самым кровавым убийцей планеты — повинен сам; а не какие-то сверхъестественные силы. Далее, подкрепляют современными аргументами: Любой начинающий политик — да еще с такими нацистскими убеждениями как у него, должен был идти на любые сделки. А приняв решение — расставляя точки: осуществлять, или ограничиться идеями без воплощения.

Так что, как это будет оформлено — самостоятельно Гитлер дошел до невозможного или с помощью сверхъестественного, уже не имеет принципиального значения. Как говорится — не было смешно, пока не стало грустно. Поскольку этими объяснениями, неверующие в нечистую — только подтверждали “невозможную” — первоначальную версию: Гитлер стал слугой Дьявола!

Но все это будет потом — сопоставив факты; а пока — в начале 20-го века, музейные посетители улыбались друг другу. Однозначно не обращая внимание — что планете возник союз. Союз очередного негодника и Зла. Которое, уже не скрываясь кричало — хотя, кроме самого Адольфа, этого голоса никто не слышал. И крик усиливался:

— Ты удостоверишься в безграничных возможностях — будешь жить вопреки. Тебе бессмертие — мне души.

От такой — теперь ясной перспективы, все еще болезненный Адольф закрыл глаза. Пошатнулся и…. И не упал. Спасло услужливое лицо: мужчина, что поглаживая остро-конечную бородку в этот момент — неподалеку, любовался великим творением — старинными вазами. Однако профессионально среагировав — завидя падающего, не задумываясь бросился на помощь. В общем, упав на колени поймал потерявшего сознание. Конечно, человек с округлой ровной лысиной на голове ударился, но не показывая вида терпел коленно-преклоненную боль:

— Я медик. Врач. Пожалуйста, не беспокойтесь, — поднимаясь, он объяснял падшему.

Только Гитлер сторонился помощи, вырываясь из крепких рук.

— Вам помогут молодой человек. Где болит?! Сердце? — обнимая ловкими пальцами его правую руку, врач определял давление. Следом, потомственный медик заглянул в зрачки безмерно расширенных и уже таких пустых глаз.

Да, многого повидал на своем веку Давид — были разные пациенты. Но увидеть в глазах страждущего бездонные колодцы с безжизненными телами, такого конечно не было.

Адольф снова попытался встать, отталкивая от себя человечество. В общем, походил на Зло, избегающее священной воды.

— Не бойтесь. Как сказал наш пророк Моисей: “Помоги ближнему своему и тебе воздастся”, — человек снова успокаивал больного.

Адольф притих; пока его осматривали, снова видел ту — самостоятельную тень. Причем, что не только своей развязностью отличалась от обычной, но и внешне — цветом, походила на факт разлитых чернил. Гитлер заметил вторую — не выделяющуюся из многих, образовывавшихся в любом месте, при появлении послов света. В общем, сейчас эта нечеловеческая — чисто-черная бесцеремонно хватала вторую — вполне земную, отброшенную склонившимся. Свидетель немыслимого выкатывал глазки: ведь непривязанное к чему-либо существо на полу, стало тянуться к тому месту, где у докторской копии в “2 D” голова переходила в тело; и будучи физически выше — а это Гитлер отчетливо понял: схватила человеческую — словно в тиски руками и улыбаясь только одному будущему убийце — для чего показывала по контуру предполагаемых зубов белый пол; сперва стала душить, а затем — очень быстро, с какими-то корнями — венами вырывала сердце доктора; и покрутив хвастливо — бросило под ноги. Причем брызги, что заливали снежный пол и находящиеся на нем тени тел, по мнению самого Адольфа были грязно-красные. Но.… Но по-прежнему, кроме Гитлера этой половой сцены никто не видел. А пострадавшая тень уже металась в конвульсиях, беспомощно стуча слабеющими конечностями — в надежде ухватится за исчезающую нить жизни. Вот эту вибрацию и ощутил живой доктор, сравнив с привычным человеческим сердцебиением. Даже расслышал: как следом все кончилось…

Дава, непонимающими глазами видел застывшего Гитлера. А тот смотрел, как убитая растворялась в победительнице — от которой она становилась еще темнее. Он сперва думал, что черно-белая сцена показалась — так стало плохо; но обращенная в ответ на эту мысль победительница — радостно показывала окровавленные руки… намекая, а может и обучая будущего фюрера:

— Смотри как надо. Раз и все!!

И читая мысли — доказывая факт происходящего, странная тень стала размахивать оставшимся от всей тени тела человека сердцем; приглашая Адольфа следовать примеру. Ведь человек от убитой тени был жив…

— Ой, мне кажется…, у меня удар, — все-таки решил Гитлер. Попутно обдумывая: Мне можно убить?!

Тогда он еще пробовал думать самостоятельно — оттолкнув медика, неровным шагом направился к выходу. Врач теперь ударился головой; с тех пор она болела всю жизнь — до самой смерти. До 1941-го, когда загнанных нацистами в газовую камеру обнаженных людей, бесчеловечно лишат права жизни…

А пока, Гитлер оказался на улице — Бог всегда дает людям второй шанс! И казалось бы: воспользуйся им — и не будет величайшей трагедии. Но словно поджидавшее его и там Зло — посылало ветер, что быстро охладил, забрав лечение из зараженной головы. Так что, ей становилось ясно: его человеческие неудачи закончились. Впереди оставались… нечеловеческие.

И снова хозяйское напоминание — перед глазами возникло недавнее кровавое представление. А Адольф, перебегая в это время дорогу — понятно как оказался под колесами того самого, дурно-пахнущего автомобиля. Наверное вся кольцевая — заложенная когда-то на том месте, где возвышались защищавшие древний город укрепления: улица “Рингштрассе” ахнула. Вернее не сама улица, а наводнившие ее люди. Но еще большему — чем им удивлению водителя: что неожиданно для самого себя решил проскочить — вселилось что-то, вот и добавил усилие на педаль акселератора; являлось понимание лежащего под обеими передними колесами. Он совсем не пострадал. Только кровь носом… он вымарал указательный палец.

Ну и подоспели сочувствующие — стремящаяся помочь дамочка, что шла за продуктами в соседнюю лавку и теперь вытирала своим белоснежным платочком его закопчённый — словно поцелуем черта лоб; и алые капли крови, чудным образом смахивающие на “88”. Молодой Гитлер отпихивал даму, в ответ на уже знакомый голос из дворца:

— Мы еще встретимся. Я свое сделал. Сам видишь… Время пошло, ты бессмертный. Договор подписан кровью.

И кровь прильнула — добавилось столько силы; что Адольф даже накричал на сердечную — желающую помочь:

— Просто задумался, и перешел дорогу. А так все цело. Теперь вообще, все будет цело, — назвавший это побежал прочь.

— Да я помочь хотела, — отвечала леди.

— Себя помогите…, — прокричал он вслед. — Пригодится вскоре…

— Пригодиться, — повторил подводник Денис Чижик не своим голосом, а голосом из только что просматриваемого сна. Кстати, от него проснулся, проговаривая: — И приснится же такое?!

7

Не только “быстрый”, еще “находчивый” — и это была только малая часть личных качеств у Дмитрия Смелова; поскольку уже успел побывать в штабе 161-ой бригады подлодок, в учебной бригаде которой прошли испытания. Все оказалось просто и в то же время непросто: пришлось удивиться, договариваясь о посещении Североморска. Ведь он планировал добраться из города воинской славы Полярного до другого города воинской славы Североморска водным — привычным путем. Однако оказывается, что сделать этого не представлялось возможным; а можно лишь: “глотая пыль дорог и чувствительных ям”, плестись не родным — земным автотранспортом.

— Понимаете, товарищ капитан первого ранга, — объяснял Дмитрий командиру бригады:

— Мы с мая на учениях и тренировках — берега почти не видим… А вскоре вовсе домой; тогда точно, в ближайшее время не побываем в Североморске. Но очень хочется — сами знаете, какие выдающиеся достопримечательности.

— Это точно! Но как начнется Полярная ночь, вообще времени не будет. День короткий, — подтвердил условия заполярной службы Соболев. И так как умел не замечать сложностей, вот автоматически и сгенерировал шутку:

— Уплывете в теплые моря, и поминай как звали. Да, Черное не Белое и даже не Балтийское… Вот и предупреждаю — у нас отличная разведка. Это к тому — чтобы не подвели там своих учителей.

— Так точно, товарищ капитан первого ранга. Ведь благодаря Вашей бригаде, мы полностью освоили новейшую подлодку. Выражаю огромную благодарность.

— Сейчас не об этом, — возразил командир подплава. — Единственной благодарностью всех наших выпускников, является служение Родине. Помните, именно на Вас возложена защита России.

Смелов приложил к груди руку: — Мы не подведем! Скорей бы на службу — в Новороссийскую военно-морскую базу. Но если успеваем — хотелось бы “Катюшу”, подлодку “К-21” еще посмотреть.

Соболев пожал руку подводнику:

— Узнаю своих. Правильно мыслите — только о лодках. Однако советую, и наш Полярный осмотреть. Мы называем: северный Севастополь. Тут также много героических мест.

— Так я о чем?! — Заулыбался Смелов. — Полярный мы быстренько, а вот на Североморск, день нужен.

— Хорошо. Только от меня что нужно?! У вас честный короткий отпуск: вот и поезжайте завтра. И не спеша, все осмотрите… Автобус выделим и несколько десятков километров, пролетят незаметно.

— Есть, товарищ капитан первого ранга. Спасибо, — но улыбка уже сходила с уст ростовчанина.

— Вот только по морю, за пол часа — час доберемся; а не два с лишним пылить в обход. Не хочется, время терять: на дорогу до цели. Хочется привычным путем — коротким, морским.

— Снова узнаю душу подводника, — отреагировал опытный Олег Викторович.

— Не хотите трястись?! — Не надо. Хотя виды из окон красивы: сопки, холмы. А пыли нет… Но главное: люди здесь настоящие.

— Это мы уже знаем, товарищ командир подплава. Просто, так больше останется на осмотр. Памятник Алеше… и другим героям Севера. Все хочу своим показать, — разумно объяснял Смелов.

— Верно: пока не пощупаешь — не почувствуешь атмосферу; не поймешь — как велик подвиг народа. А то теперь, — он махнул рукой за спину, — по приказу проигравшего запада, даже пробуют переписывать историю. Не понимая главное: если врешь про войну прошлую — приближаешь будущую. Вот так.

Смелов кивнул. И Соболев начал прокручивать ситуацию: — Что тогда?! Из Полярного паромы ходили раньше. Но сейчас, плавучий док на ремонте; поэтому никто из большеразмерных не заходит. У тебя ведь большая команда! Теплоходы тоже есть, но все курсируют вдоль берега с туристами; к нам ни ногой…

— Прямо каменный век тут, — неожиданно воскликнул Дмитрий Смелов.

— Ну почему, каменный? Все исправляем постепенно. А то, конечно: развалив СССР не задумывались: Что будет дальше? И свои дальние территории, практически перестали развивать. Но не отчаивайся командир: Русские своих не бросают. Придумаем, как помочь, — он задумался на секунду и воскликнул:

— Слушай, неделя как прибыл базовый тральщик “Полярный”! Корабль после недавнего ремонта; проходит проверку малым расстоянием: каждый день вдоль побережья. Вот и проверим по настоящему: твою пол сотню бойцов, да тебя до Североморска поручим доставить. А вечером — только условьтесь по времени: чтобы забрал. Подойдет, товарищ капитан второго ранга? — поинтересовался северофлотец.

— Еще бы! Спасибо за помощь, — воодушевился Смелов. — От всего Черноморского флота и “Ростова-на-Дону”.

— Да ладно — будет... Наши отцы и деды говорили так: флаг-то, один. Поэтому вместе делаем дело. Россия — общая Родина.

— В общем, на небе сочтемся, — пошутил Соболев.

Вот поэтому, на следующее утро, усеченная команда П.Л.“Ростов” — кроме тринадцати оставшихся на дежурно-вахтовой службе; позавтракав и разместившись удобно во внутренних помещениях и даже палубе большого свежеокрашенного тральщика, уверено следовала намеченным курсом. Дождя — с его непроглядным стеклом в это время года не было. Поэтому, еще на подходе — с палубы подводники видели: как бережно — словно пуховым платком матери Североморск укрывал белый туман; который, природа теперь начинала снимать — до следующей прохладной ночи.

Затем, подобно действующей морской пехоте; бравые подводники сбегали в пункте своего назначения: на территорию морского вокзала.

— Рановато еще, — шепнул Смелов, пожимая руку командира тральщика. Поскольку созвонившись вчера с филиалом музея Северного флота — что представлял собой подлодку “К-21”; ростовчанин выбрал самое лучшее время — двенадцать. Так Смелов перестраховывался и на дорогу. Вернее на то, как пойдет отремонтированный корабль. Да, предполагал Дмитрий Владимирович, что техника — не принятая в состав военно-морского флота России; имеет право подвести. Ну, хоть один раз. И далее точно знал: что уже принята, не подведет никогда! А допустить, чтобы “ростовчан” ждали в музее-подлодке — просто не мог: не привычно военным опаздывать.

— Ну, ничего, — мысленно оправдывался командир, — погуляем по земле. Когда еще будет возможность: вместе.

— Правда? — обратился Смелов к старпому.

— Да, товарищ командир! Везде и всегда, — не совсем понимая о чем речь, Леха Горбачев привычно поддерживал шефа. А что еще он мог сказать?

Однако командир намекал, что туристическому настрою способствовало и поднимающееся, ленивое солнце — с небольшим кортежем: гонимыми ветром облака-тучами. Даже температура, державшаяся выше пяти градусов; подталкивала на длительные прогулки.

— Вот мы и в Североморске! Самое время для экскурсий, — оглядев команду, старпом с готовностью ждал команду старшего.

— Или, все-таки на завоевание города? — поинтересовался подошедший зам Пескарев.

Смелову всегда импонировало хорошее настроение личного состава; и пока команда выстраивалась в три шеренги, прояснил:

— Думаю: сначала дойти до памятника Алеши, осмотрим шедевр…, — намекая на впередистоящего, двадцати семи метрового воина.

Просто им и так восхищались, отмечая с подхода — с моря: как развиваются ленточки на его бескозырке. Но теперь, поняв что Леша все-таки из металла, подводники повторно приходили в восторг:

— Ай да скульптор, ай да молодец!!

Вообще-то, огромный размер русского воина объяснялся просто: планировали совмещенный маяк. Но затем, решили установить один памятник; уменьшив до известных миру двадцати семи тысяч миллиметров.

— А после, разделимся на две группы. Одну поведут: старпом Горбачев и зам Пескарев. А вторую я, — объяснял командир:

— Первые, отправятся по местам знаменитых мемориалов. Значит: самолет “Ил-4”, боевая техника “МТ-ЛБ” и героический торпедный катер: “ТКА-12”. Это для начала, а дальше, на месте разберетесь. В городе есть из чего выбирать. Ну а мои, на подлодку “К-21”. Только это — парни, разделитесь сами. Примерно поровну, по желанию. Затем все равно поменяем маршруты.

— Вы подготовились, о чем будете рассказывать личному составу? — поинтересовался Смелов у своих старших офицеров, пока подводники делились на два.

— Так точно, — сдвоенным голосом помощники подтверждали подковку знаниями.

— Всегда готовы!!

— Вот и хорошо… А после экскурсии, у каждого будет личное время. Встречаемся на мор.вокзале в 16.00. Готовы? Тогда за мной!

Так, став затем кругом, оба черных — по цвету формы подводников прямоугольника окружили северного великана. Причем вблизи, неизвестный защитник Заполярья — кстати, главный мемориал героического города выглядел еще мужественней: отвага зашкаливала. Поскольку бронзовый богатырь, держа в руках пистолет-пулемет Шпагина (ППШ), демонстративно делал большой шаг вперед — навстречу неприятелю. Его смелый взгляд выражал одно: защитить Русскую землю любым, даже самым дорогим для себя способом. Это значит понимал воин, что может погибнуть… Но знал и свято верил: Я не сдамся, и Победа всегда будет за нами!

— Вот парни, — командир обвел глазами каждого: — Теперь можете гордиться, что побывали здесь: на Алешином постаменте — выполненном в виде боевой рубки подводной лодки, есть барельефы с текстами. В них вы найдете названия всех отличившихся частей Карельской армии, дислоцированных тут Воздушных сил и Северного флота. Также имена кораблей, подлодок. Сами видите, как символично… Запоминайте на всю жизнь: Советский защитник Севера стоит на рубке подводной лодки. Вот и знайте: как много сделали подводники для защиты северных рубежей.

Он снял фуражку — команда переняла. И по кивку головы, привезённые с собой гвоздики — бережно охраняемые штурманом, аккуратно уложили у основания мемориала.

— Ну что, кто хотел чего сказать?! — обращаясь больше к своим офицерам, чем к матросам интересовался Смелов. Однако видя их прежние, восторженные взгляды на памятник, предложил:

— Тогда я начну, а вы продолжите. — Командир говорил громко, и как всегда спокойно.

— На приморской площади Североморска, установлен символ всех защитников Заполярья: “Русский Алеша”. Сколько у нас таких ребят было и сколько еще будет… Кстати, ровно в “9.12.15.18 и 21 ноль-ноль”, здесь играет музыка и соответствующая песня. Так что, если кто не успел еще выучить слова: “Прощай-те скали-стые го-ры”. — Он напел. — Можете в свой выходной день прийти и записать.

— Разрешите я? — пришел в себя Пескарев и открыл толстую папку: — Вот, — выписал ночью, с официальных источников, некоторые основные тезисы. Чтобы так сказать, каждый подводник, каждый гражданин России — задумался о нашем героическом прошлом. Подходите ближе парни, я не кусаюсь… сразу. Время у нас еще есть, — и переглянувшись с командиром, приступил:

— Вдумывайтесь! Буду излагать неспешно… Важна внимательность, понимание сути вопроса — истории того времени. Поскольку еще много молодежи не знает, и не хочет интересоваться жизнью своих предков. Да? — он обратился к всегда загорелому — смугловатому Льву Ильину, что стоял теперь ближе всех.

— Никак нет! Я решил отправиться с командиром, на “К-21” Николая Лунина. Того самого, что атаковал ненавистный фашистский “Тирпиц”. Этот гад сковывал арктические перевозки, мешая союзническим конвоям помогать нам побеждать. Разрешите?! — быстро, на одном дыхании отвечал старшина.

— Вот, это другое дело. Хорошо, что Вы такой молодой, а помните нашего героя Лунина. Так держать, — похвалил главный воспитатель.

— Можно и нужно идти с командиром! И знать свое прошлое, а не в игрушки играть на гаджетах, — намекая на его друга — Дениса Чижик, которого в назидание именно он не пустил сегодня на берег. А как обещал — оставил проштрафившихся на дежурстве.

— Ну, хорошо, — смягчавшийся лектор стал зачитывать. При этом, хорошо поставленный голос следовал за строчками листков, а глаза умудрялись не упускать из вида команду.

— История обязана делать жизнь лучше, — так говорят классики. Причины Великой Отечественной Войны: После окончания первой мировой, Российская империя показала недееспособность: признав непонятное всем поражение. Поскольку наши союзники по Антанте победили. А ведь именно русские воевали и погибали больше их… Вот поэтому, плохой царь Николай Второй и был свергнут либералами; которые, не зная что потом делать, попросту передали власть дальше: коммунистам. А я считаю: побоялись ответственности. Так, к управлению нашей страной после Февральской с Октябрьской революциями пришли большевики — люди коммунистических убеждений, опиравшиеся на теорию Маркса и Энгельса. Кстати, ошибочно считая ее наукой. Вот они и повели старую — молодую страну к всеобщей справедливости, то есть: для всех граждан. Это было очень правильное направление. Но к этому, необходимо двигаться постепенно; без уничтожения того хорошего, что веками собиралось в стране — это опять таки мое личное мнение. Запомнили?! Поехали… Только оказалось: все это не нужно западу; где паразитизм, столетиями охраняется законом и войсками колониальных правительств. Следовательно, там не захотели видеть сильной Россию, стремительно превращавшуюся в СССР. Именно поэтому, западные интервенты оккупировали часть нашей территории… Но мы все равно победили. И страна становилась примером для многих других; где по подобию, также образовывались партии коммунистического и социалистического толка. Причем, даже не приходя у себя к власти, они начинали требовать равных условий жизни и общественной справедливости. Знайте: именно у нас, в 1936 году была принята “Сталинская конституция”. Вводя впервые(!) в мире, такое юридическое понятие, как: “Право трудящихся на отдых”.

Теперь, мы называем это “Оплачиваемые отпуска”. Поэтому, в СССР стали развиваться сети Домов отдыха и Санаториев для трудящихся. Подчеркиваю — до этого, их нигде на планете не было. Для царей, баронов, князей, прочих богатеев и казнокрадов — пожалуйста. Везде и сколько угодно, а простому люду — нет! Приведу только один пример: В одной из самых тогда образованных стран — Франции, это случилось в 1939 году. Повторюсь: по сложившемуся принципу жизни — где правителями оставались западные колонисты; буржуазия и дальше желала единолично употреблять все блага цивилизации. Отсюда СССР и превращался в красную тряпку, перед разъяренным быком — гнилым западом…

В этом месте командир шепнул старпому — в возникшую паузу:

— Да, молодец наш “воспитатель”. Подковался фактами, не придерешься. Одобряю грамотный подход.

Однако докладчик, понимая эту реакцию по своему, вслух решил так:

— Пропустим немного, чтобы все время не занимать. Я буду зачитывать только самое-самое: Главным мировым колонистом, как всем известно, была Англия. И британский премьер Чемберлен, посетивший Гитлера, что пришел к власти в Германии в 1933 году провозгласил: “Для процветания Великобритании, имеющей 45 колоний — большевизм должен погибнуть!” Понимаете теперь?! — воспитатель снова оглядел молодежь.

— Уничтожить нас хотелось не только фашистам в тридцатых-сороковых прошлого века; а и многим другим капиталистическим странам.

— Еще факты: Первая мировая война унесла двенадцать(!) миллионов жизней, из двадцати семи стран. Представили себе это гигантское число? Только оно сдерживало мировых империалистов, от нового повторения. Уж очень не хотелось еще терять население, которое по их плану — должно всегда работать на них. Так и порешили: схитрить — сделать это чужими руками. И вскоре, таковые нашлись. Первую мировую Германия не только проиграла, а говоря современным языком: ее еще грубо кинули. История знает: до объявления перемирия — в ноябре 1918 года, ни один солдат союзников Антанты не вступил на немецкую территорию. Однако по мирному Версальскому договору, Германия потеряла земли. Вот ее граждане и сделали вывод: нас обмануло правительство. И не долго думая, также свергли царя: кайзера Вильгельма Два. Но не как у нас: семью императора Николая Второго жестоко убили, а спокойнее: просто отстранив от власти. Тем более, огромные репарации для Англии и Франции — наших бывших союзников, вогнали немцев в непривычную нищету. Просто ранее, сытая жизнь немецких рабочих и фермеров являлась примером всей Европе. Поэтому логично, что в Германии стали возникать реваншистские лозунги. А за ними и организации, требующие пересмотра тех условий; и даже(!) новой европейской войны. Именно так появились нацисты: национал — социалистическое движение рабочего класса Германии. И именно с ним связало будущее хитрейшая западная буржуазия; увидев скорое мясо своим пушкам.

— Кстати, — нашел еще интересный факт: в ту пору, нацисты и коммунисты Германии были союзниками. Но когда Адольф Гитлер возглавил “НСДРП” — сразу отвернул от немецких коммунистов. По очень простой причине: взять власть в стране, ни одна из этих партий тогда не могла. Для этого, необходимо было объединение; как обычно и происходит в подобных случаях. Однако возглавить рабочих и коммунистов у Гитлера не получилось: у немецких коммунистов был свой, выдающийся лидер; превосходящий(!) Гитлера по популярности. Вот Адольф и отомстил, объявив всех коммунистов врагами Германии; в надежде, что его электорат перекраситься. Так затем и случилось. И обрадовавшийся этому западный мир стал открыто спонсировать нацистов. Назову еще причины: в CCCP к этому времени, уже национализировали всю собственность — земли и предприятия. А нацисты Гитлера еще не отбирали капиталистическую собственность; ограничиваясь взятием налога с прибыли. К тому же, наши революционеры-большевики — не обладая политическим опытом международных отношений, громко объявили: советский большевизм стремится к коммунизму во всем мире. Подкрепив эту идею: организовав “Коминтерн” — коммунистический интернационал. По его логике, любой вступивший в партию коммунистов в своей стране, автоматически становился интернациональным коммунистом. Понимаете?! Так просто, каждый коммунист присоединял себя и свою страну к СССР: “Пролетарии всех стран соединяйтесь!”

Нацисты Германии оказались хитрее — скрыли будущий план; заявив только: “Наш нацизм — исключительно для Германии”.

Про то, что фигурировало в их стратегии: “Арийцы — это немцы, голландцы, австрийцы, шведы и норвежцы. А все остальные, пока живущие недочеловеки — люди второго и третьего сорта”. Или: “Нам придётся решать еврейский вопрос!” — умолчали.

Естественно, что после этого в Германии у них сразу пошло как по маслу: Запад помог и следующие выборы победили нацисты, а не коммунисты — чуждые капиталистам, защищающим исключительно свое имущество. Тем более, в книге “Моя борьба” — вышедшей 1927 году; Адольф Гитлер открыто признался о намерениях, осудив действия свергнутого кайзера, что задумал Первую мировую. Поскольку по его мнению: “Если Вильгельм Два планировал завоевывать новые колонии; то нужно было вместе с Россией, отвоевывать их у той страны, у которой было больше. Это значит у Англии. А если кайзер планировал физически расширить Германию, то нужно было в союзе с Англией, воевать против России(!); по прежнему имеющей самую большую территорию. Отсюда Гитлер и негодовал: “Но наш глупец воевал с Россией, Англией и Францией одновременно. Хотя с Францией — было понятно. Только она является вечным противником Германии; поскольку боясь силы соединённых немцев, всегда разделяла на Пруссию, Баварию и Австрию. Но кроме захваченных Эльзаса и Лотарингии, к французам претензий по земле нет”.

Гитлер подчеркивал: “Единственный способ получить новые земли — будет наше движение на восток; за счет России. Ведь второй вариант: союз Германии и России; будет означать крах капиталистических немцев. Стоит только вступить на путь Маркса и Энгельса; как это сделает нас в глазах запада изгоями. Поэтому, — пророчествовал Гитлер, — Мы завоюем рабов на востоке”.

— Эти идеи нравилась изголодавшемуся по обеспеченной жизни народу… Но еще больше, продолжала устраивать запад, который все активнее — финансово и технологически, стал поддерживать слабого фюрера. Вот и английский премьер зачастил к Гитлеру, которого, в 38-39 годах объявили человеком года в США; в модном и поныне у них журнале “TIME”. А королевская чета пошла еще дальше: наградив родоначальника фашизма — Муссолини, главным национальным орденом. Представляете, насколько они были близки? Хотя до сих пор, Англия скрывает свой негласный союз с фашистами. Но настоящую историю не обманешь! Привожу новые факты: в тридцать девятом году, английские кинооператоры сняли фильм. Называется: “О великой радости”. А как еще им называть? Когда со всех экранов страны, англичанам рассказывали о поездке Чемберлена в гости к фюреру, и заключению там равноправного союза. И союз этот, по факту — действовал до 1943 года. А именно? — Офицер все же уставал говорить долго, и поэтому брал паузы. Обвел глазами ловивших каждое слово ребят, и остановившись на самом молодом — девятнадцатилетнем дизелисте из Рудного: Александре Медведеве, в надежде, что тот продолжит фразу, кивнул. Вот Саня, поразмыслив вслух, без стеснений объявил:

— В 43-м, или Курская дуга была или Сталинградская битва. Но так как Сталинградская раньше закончилась: зимой дизентерийный Паульс сдался. Поэтому, до Сталинградской битвы сотрудничали они.

— Молодец, молодой, — похвалил зам по личному и продолжал веселее:

— Только после нее, долго обещавшая открыть второй фронт Англия, наконец-то сделала это. Даже США, благополучно скрывавшиеся на другом континенте, намеривались осуществить раньше. Еще один факт: Главным требованием по открытию второго фронта к нам, союзники называли закрытие… “Коминтерна!” Видите — у нас люди гибли, а им “Коминтерн” помешал!

— У Вас серьезная лекция, товарищ — мы не успеем все посмотреть, — заметил вполголоса вездесущий старпом.

— Ну хорошо, перенесем… Давайте я своими словами дорасскажу, еще минутку времени. Только то, что необходимо помнить каждому.

— Итак, — он вновь оглядел воспитуемый экипаж, понимая, что не все знают подробности героического времени.

— Есть много фактов, подтверждающих становление Гитлера за счет запада. В открытом доступе… В госархивы Германии, я пока не ходил. Хотя уверен, там замели немало следов! Так что “Ростовчане”, решайте и делайте выводы сами. Я не кому, ничего не навязываю: Сговорившись в 1938 году в Мюнхене, Англия и Франция отдает Гитлеру на растерзание Чехословакию; хотя ранее, выступали как стратегические друзья. Интерес Гитлера легко объяснить: более трети всех вооружений, будет изготовлено на чехословацких заводах. Зато сразу, Англия и Германия подписывают декларацию о том, что больше никогда не станут воевать друг с другом. Отсюда, президенту Чехословакии пришлось бежать — в…. Англию. Ведь именно там хранился золотой запас: шесть миллионов долларов. Это, по ценам того года; сейчас — несколько миллиардов. И Эдвард Бенеш — на народные средства, собирался продолжить освободительную борьбу с нацистами. Однако(!), стал свидетелем, как Чемберлен подарил чехословацкое золото… Гитлеру.

Далее, в 1939 году СССР предложил Франции и Англии создать единый оборонительный рубеж. Отсюда понятно, почему Англия отказалась(!); но ведь и Франция промолчала. Как следствие, нам пришлось защищаться в одиночку. Хотя, в самом начале Второй мировой, воевавшие уже с Гитлером Англия и Франция были значительно сильнее его вооружённых сил; вот только не нападали, предпочитая отсиживаться в окопах. Эта странная война, получила название: Окопная. Да, тогда никто не скрывал: тем самым, давая возможность Гитлеру нарастить силу и опыт. Чем он и воспользовался, захватив Данию и Норвегию. Ну и раз Запад молчал, то и Францию заодно. Очередной факт: Когда Гитлер прижал англо-французскую коалицию к Дюнкерку; то по логике должен был размазать ее по побережью. Но неожиданно отдает приказ: “Не приближаться к противнику ближе, чем на 200 километров!”

Тем самым, давая окруженным врагам единственную возможность переправиться через Ламанш. Так, трехсот сорокатысячная армия была спасена. Это также подтверждает союз Англии и Германии.

Еще… Небезызвестный у нас фельдмаршал Манштейн, после войны вспоминал: Захватив Францию, мои войска готовились взять беззащитную Англию, но странным образом Гитлер протрубил отбой. Объясняя, что не в наших интересах уничтожать колониальную страну. С ней лучше сотрудничать…

Еще?!: Рудольф Гесс — это сподвижник Гитлера, когда в мае 41-го сбежал в Англию — с ним велись тайные переговоры. Все сведения об этом до сих пор засекречены. Но когда его осудили в Нюрнберге, неожиданно(!) получил самый большой срок. Хотя был единственным, кто не успел поучаствовать в преступлениях против человечности: он не воевал против СССР. Даже тогда, когда самые отъявленные изверги выходили на свободу, Гесс продолжал отбывать срок. А когда Михаил Горбачев в 1987 году — как представитель страны победителя решился помиловать; неожиданно умер… в тюрьме. Все улики этого спешно были уничтожены, пленник кремировался. А США объявили: повесился сам. Это — в 93 года! Не раньше, в 60 лет, а именно в 93, — по сути, очень немощный старик… Вот и думайте! Еще!: В тяжелейший период для нашей страны — лето 1942 года; состоящий из нескольких десятков судов конвой PQ-17, британский флот оставляет без защиты. Даже, не оповестив нас! Так погибли 22 корабля, унося на дно вооружений на целую армию. И ссылаясь на этот факт, англичане несколько месяцев вообще не посылали конвои, оправдываясь большими потерями. Все это также воевало за немцев — не за нас…

Офицер поморщился, словно почувствовал неприятный запах из прошлого. Но подумав — переменился и даже улыбнулся:

— Устали? Вот и вся лекция. Самое главное я рассказал, так что делайте выводы. Вы разумны, современны и опытны. А факты, как известно, самая упрямая в мире вещь.

Тут снова влез старпом, решивший: что и ему пора внести свою лепту:

— Спасибо за содержательный рассказ. Думаю, теперь точно все знают, каково тогда было?!

Но видя, что и немолодые подводники остаются под впечатлением; Горбачев затих. Также задумался о своем… Однако командир, все это давно знал, вот и воспользовавшись заминкой, скомандовал:

— Отдохнули?! Тогда построится по группам.

— Правильно, — перешептывались неженатые офицеры некоторых боевых частей. — Мы по женщинам.

Сделав вид, что не замечает тихих реплик — просто Смелов не посмотрел в эту сторону; а просто объявил:

— Кто торопиться к женщинам, тот сперва попадет к мужчинам.

Подводники заулыбались, а командир повторил:

— Первая со старпомом, вторая со мной; затем смена. Поехали.

Сформированный прямоугольник снова двинулся в путь. А так цели были рядом, вскоре геометрия развалилась. Первый — со стороны сердца отряд взял левее, направившись к соседствующим достопримечательностям. А Дмитрий Владимирович со своей — правой группой, естественно правее и ускорившись, повел братьев к музею — той самой легенде: подводной лодке “К-21”. И снова на подходе, взгляды ребят обнимались с не совсем похожим на свой родной — “Ростовский” металлическим корпусом. Так даже, через самостоятельно приоткрывшиеся рты — стремились выглянуть и все увидеть и по тридцать два зуба подводника; пока тридцать два синхронных стука ботинок о твердый асфальт — подобно накатывающим аплодисментам приближались к историческому кумиру. Она же, словно волшебная — светло-небесная; каким-то своим загадочным способом проясняла современным людям: Успеете, Вы все успеете. Поскольку здесь — на Земле я надолго, почти что навсегда!

Поэтому, так и не став спокойнее — сдержанней, подводники норовили провести ладонями по легкому корпусу. Кому-то — с этого ракурса, лодка напоминала рыбину морскую — уснувшую на воздухе без большой воды; ну а кому-то, померещился удав…

Однако все это меркло, когда двигаясь вдоль борта, парни встречали главное: “К-21” — большие, российские белые литеры; подтвердившие главное правило современной жизни: Наше Дело правое — Мы победили!

А еще моряки знали, что загадочная буква “К” означает “Крейсерская”. То есть, эскадренная большая. Действительно, это был самый настоящий крейсер, но только не надводного, а подводного советского флота. Смелов помнил еще, что служившие на ней краснофлотцы, назвали ласково: “Катюша”.

Сейчас же, отдав стране воинский долг, мужественная Катя лежала тихо — у кромки берега. И каждый понимал: стоит только дать волю — разрешить погрузиться, как сначала отдышавшись и придя в себя; она нырнет. Ну а затем, обязательно покажет врагам: на что только способна. Поскольку главное для любой нашей субмарины: топить недругов — друзей защищать, нисколько не поменялось. В общем, как говорил известный всем Помпей: “Плавать по морю необходимо. Жить — не так уж необходимо”.

Но самые нетерпеливые теперь посматривали в сторону входа, попутно делясь впечатлениями. Вот только командир, сверившись с “любимыми”, решил еще погулять.

— Рановато парни, — предлагая обойти и с противоположного борта.

— Давайте тогда, и я что-то вспомню — расскажу. Этот музей, — на ходу начинал Смелов, — напоминает о героях североморцах и североармейцах того времени. Хотя, забыть нормальному человеку — невозможно; всего семьдесят лет прошло — это, для мировой истории “ноль”. Тем правильнее будет вспомнить, что Гитлер отвел одну — максимум две недели на взятие города-порта Мурманск, и всей прилегающей территории. Наверное, это и без меня знаете. Да? — Командир остановился и увидев знакомую уверенность своих подопечных, похвалил: — Молодцы!

— А тогда все ли из вас знают, что Гитлер раздавал приглашения в сорок первом на парад в Мурманске? Нет?! Или как прислуга, разыгрывала перед ним сценарий — того, воображаемого парада… поминутно. Или, как докладывали его генералы, что расстояние в сотню километров от Петсамо до Мурманска, станет легкой прогулкой “Вермахту”? Ну, тогда слушайте: То, что Северный флот и Четырнадцатая Кольская армия не полностью подготовились к началу Великой Отечественной — давно не секрет. Действительно, поначалу у Родины не хватало сил и средств для ведения боевых действий против такого опытного и хорошо подготовленного врага. Ведь на то время, именно гитлеровская — была самой многочисленной и опытной военной машиной. Кстати, всю Францию взяла одна танковая группа. А на мать городов русских — Киев, немцы бросили две. И то, с большим трудом одолели.

Смелов снова остановился и строго спросил:

— Понимаете суть?! — Сперва фашисты покорили Европу, тем самым усилив свои возможности в десятки раз. Поэтому, вся промышленность континента работала на нацистов. Отсюда: и техники было больше нашего и боеприпасов, обеспечения, — он поглядел на небо и повысил голос:

— Да, мы медленнее — как оказалось перевооружались и готовились к возможному нападению. И порою, не хватало самого необходимого. Например: все боле-менее приличные рыболовные и грузовые суда этих мест, были призваны на Северный флот. Так из рыбацких шхун делали дозорные, разведывательные и сторожевые корабли. Приведу лишь один, известный и хорошо описанный свидетелями факт: Обычный рыбацкий траулер переименовали в “Туман”; и с установленными парами: 45-миллимитровыми пушками и пулеметами, в августе 41-го он первым на Северном флоте вступил в бой. И не просто в бой, а в бойню с тремя немецкими эсминцам.

— О-о, — от уважения ростовчанами “Тумановцев”, пошел гул. Но Смелов рассказывал дальше:

— Командир “Тумана” не повернул вспять и не сдался, а принял неравный бой с неожиданно обнаруженными в Кольском заливе фашистами. Этот бывший рыбацкий кораблик, продержался целый час(!), стреляя из всех четырех стволов… Затем, на тонущем “Тумане”, двое: рулевой Семенов и радист Блинов, высоко подняли наш флаг Военно-морских сил; показывая уже в самом начале войны пример бесстрашного мужества. Они завещали нам: “Братья. Мы можем погибнуть, но сдастся — никогда!”

— Вот какие люди в стране жили. А лет то им было всего…

Снова наступила логичная пауза. Современникам было жаль погибших братьев-моряков; хотя и не совсем понятно: почему, наш кораблик воевал с тремя вооружёнными до зубов эсминцами. Где были все остальные?

Отсюда наверно, но каждый мечтал: Эх, нам бы попасть, на место героического “Тумана”. Показали бы фашистам: где раки зимуют и что такое мощь русского оружия. Всю войну выиграем…

А самый деятельный в этом плане — командир БЧ-3 Ферзев, то есть торпедно-ракетного отсека; вовсе не смог сдержатся. Заявил:

— Товарищ командир. Я гарантирую: наш “Ростов-на-Дону” уничтожит целый флот нацистов. И даже, во главе с их хвалеными линкорами: “Тирпиц” и “Бисмарк”. А воевать эсминцами с одним рыбацким траулером — большой отваги не надо. Пускай им стыдно будет в аду.

И снова — не сговариваясь, парни вслух поддержали: Легко мол, готовы одни выйти в море, против всего флота неприятеля.

— Хватит мечтать ребята, — резонно охладил Смелов. — Запоминайте лучше, что рассказываю. Вдруг, еще пригодиться в жизни и…пойдемте обратно. Там вход в прошлое — в музей. Наше время настало.

А в это самое время, что догоняло спускавшихся в музей, вторая группа подводников подлодки “Бугель-237” — во главе с Алексеем Горбачевым и замом Пескаревым; уже окружила следующий исторический монумент. Все по делу: “В честь североморцев, не вернувшихся с войны”.

На пьедестале стоял легкий броневик “МТ-ЛБ”, под номером 400. Парни выстроились напротив, сняв головные уборы. И Алексей Васильевич укладывал на свободное место — рядышком с многочисленными букетами, приготовленные командой цветы. Обезшапочные моряки помолчали и двинулись к следующему. Поскольку рядом, на наклонной стеле нависая летел Ил-4 — живой памятник, легендарному бомбардировщику. Уж он то, повидал в свое время — сверху вниз много фашистов. И поливал проклятых горячим огнем…

Дождавшись, когда все поднимутся на возвышенность, Юрий Дмитриевич зачитал новый лист:

— Установлен самолет в честь авиаторов-североморцев, сражавшихся против фашистских захватчиков. А история этого “Ильюши” такова… На Север прибыл 22 марта 1942 года: воевал доблестно; и утром 12 декабря 1942 года, под командованием старшего лейтенанта Дьякова в очередной раз поднялся в небо. Только в этот раз не с привычным боевым заданием, а чтобы облетать машину после серьезного ремонта: замены двигателя. Однако, как всем известно: в войну безопасных вылетов не бывало. Поэтому стрелок-радист старшина Анатолий Шевяков не удивился, когда заметил два"Мессершмитта"заходящих в атаку. Так экипаж принял неравный бой, который станет для командира и штурмана последним. А пока, стрелки мгновенно распределили цели. Удар Шевякова оказался точным и первый стервятник рухнул. Но по-прежнему, атаковал другой… Уже был мертв штурман — стрелок передней установки и выведены из строя оба мотора, когда тяжелораненный — в позвоночник, старший лейтенант Пантелей Дьяков; собрав последние силы — сумел посадить “Ильюшу” на фюзеляж. Так, самолет оказался в тундре — на льду озера, среди непроглядной тьмы полярной ночи. Выполнив последнее — сохранив машину, Пантелей поднялся в иной мир… Стрелку люковой установки Золотову — перебило обе ноги; поэтому был не в силах пошевелиться. Раненный Шевяков с трудом выбрался из кабины и помог товарищу покинуть машину. И те часы, за которые проползли они несколько десятков метров до берега, помнил всю жизнь. Затем, летчиков нашли наши бойцы и отправили в госпиталь.

Подводники долго аплодировали мужеству летчиков самолета, а заодно и всем другим. Поскольку слушая рассказ о ком-то, мы — поминая то время, вспоминаем всех героев России. Затем старпом — также начитавшийся накануне воспоминаний ветеранов, взял слово:

— А я узнал, что сначала эта четверка базировалась в Прибалтике; и в первых днях войны, участвовала в бомбежках Берлина. Однако после оставления аэродрома, самолет перебазировался сюда — на север, где продолжал топить вражеские суда и уничтожать наступающих фрицев. Вы только представьте?! Самолеты: “И-15”,”И-16” и “У-2”, также поставлялись на Северный флот. Уловили? Они все с открытой кабиной. Хотя температура зимою, доходит до 30-40 градусов мороза. Сами знаете, с какими ветрами в придачу.

Ответ — у наших хлопцев не было слов. Все понимали: и так на Севере прохладно, а на скорости полета, да еще и высоко в небе — это равносильно смерти для любого человека.

Но старпом обнадежил: — Вот тут проявилась русская смекалка. Чтобы не отморозить в полете лицо, летчики намазывали гусиным салом. А на открытые участки, приклеивали натуральные лоскуты меха. Благо, его всегда много на Севере.

— Разрешите, Алексей Васильевич? Я добавлю, — принял эстафету штурман Немцов:

— А я узнал, что в первый год войны, на самолетах почти не было радиосвязи. Промышленость просто не поспевала выйти на нужные объемы производства. Ведь много заводов эшелонировали в тыл… Поэтому, наши бравые асы — во время полетов над морем и высовывались наружу — показать ведомому вживую: куда лететь. Сами понимаете: ориентиров над водой нет, и радио нет — а потеряться в прижатых к любимой земле облаках, было очень даже возможно. Пожалуйста, продолжайте Алексей Василич.

— Да, верно подмечено, — похвалил старпом. — У нас не только моряки и пехота героями были на Великой войне, а вся страна по-геройски защищалась. Вот и мотайте на ус. У кого они есть, конечно. Но так как в команде таких нет, то мотайте на другое место, — пошутил он, сразу добавляя главное: — На ум.

Группа двинулась к следующему мемориалу.

— Катер, торпедный катер “ТКА-12”, — объявлял старший помощник: — Им в годы Великой Отечественной, командовали одни герои Советского Союза.

Он пощупал красный нос скромного — в размерах корабля, и уважительно рассказал:

— Этот воевал с подлодками и кораблями противника. Учувствовал в диверсионных операциях и постановках мин на маршрутах движения вражеских транспортов, что снабжали двадцатую армию генерала Дитля: те самые — перехваленные Гитлером егеря, которые к счастью так и не смогли взять герой-город Мурманск!

— Такой маленький, а какие дела делал, — вырвалось у кого-то из команды.

— А еще, — продолжал старпом: — Катер высаживал и снимал разведывательные группы на побережье противника; выходил далеко в море для оказания помощи экипажам потерпевших аварии и подбитых в боях самолетов; конвоировал транспорта; обеспечивал боевую подготовку кораблей других соединений флота. Поэтому — да, он маленький — но очень удаленький. Этот, в сорок первом доставили по железной дороге из Ленинграда. И уже в сентябре, он потопил свой первый конвойный корабль фрицев. Вообще, у “Двенадцатого”, целых восемь побед!

Подключился Пескарев — озвучивая очередную заготовку:

— Непоколебимость защитников русского Заполярья, заставила хваленных победителей Европы навсегда остановиться и окопаться. Уже к осени, они построили тут первые долговременные сооружения и инфраструктуру: Доты и Дзоты. Представляете, какая это колоссальная затрата сил и средств? Окапываться в скалах. Только одна их канатная дорога, протяженностью в семьдесят “кэмэ”, чего стоит.

— Канатная?! — переспросил мичман Ерохин, находя в себе единственное объяснение такому понятию — “Туризм”.

— Да, для быстрой доставки грузов к немецкой передовой. К примеру: на наши полуострова “Рыбачий” и “Средний”, что с первых дней войны стали блокадными, — припасы завозились с моря. Но гранитные линкоры фашисты взять не смогли! Вот так, на линии побережья Западная Лица — в тридцати километрах от Мурманска, и простояли всю войну поганцы. Пока мы не прогнали. Ну, а если бы пали “Рыбачий” со “Средним”, то Мурманску реально грозила оккупация. А так, ни а каком внезапном десанте к городу, не могло быть речи. Островные советские батареи, днем и ночью — в упор расстреливали все дерьм…что двигалось с фашисткой стороны.

— Теперь сами подумайте, как все связано. В точности, как у нас сейчас — у подводников: все зависят друг от друга. Ведь Таллин, Лиепа, Одесса и Севастополь, к сожалению, к “сорок второму” были захвачены. Хотя, к примеру — только один русский город-герой Севастополь, продержавшийся двести пятьдесят дней и ночей сковывал такую громаду фрицев, что весь Юг и Закавказье — где по сути, серьезных войск никогда не было — оставались нетронутыми, имея время на подготовку своей обороны. А еще, снова и снова атакуя Мурманск, Севастополь и Ленинград, Гитлер ослаблял главное направление — Москву. А так как Северный флот выстоял, все прилегающие населённые пункты остались нашими. И благодаря тому, что Гитлер не взял эти земли; и продолжалась служба наших подводников. Думаю, каждый понимает: подлодка без снабжения и своевременного ремонта не сможет эффективно воевать. Поскольку если ходить издали в район боевых действий — теряем время и топливо. Но благодаря сохраненным северным базам, подводники по-прежнему совершали быстрые и дерзкие рейды на транспорта противника. Как потом воспоминали ветераны фашистских кораблей: “Из-за русских лодок, мы теряли как драгоценные для армии грузы, так и свои корабли”.

Еще пример: подлодка “К-22”. Под командованием Виктора Котельникова, в январе 42-го она потопила два небольших транспорта. Вот в каком-то из них находились: то ли тридцать, то ли пятьдесят — по-разному пишут, тысяч комплектов зимнего обмундирования. То бишь: овчинных полушубков для готовящегося в первую зиму — самый страшный период обороны, наступления на Мурманск. Просто когда немцы поняли, что и осенью Русский север не взять, то несколько месяцев готовились к следующему, решающему наступлению. Для чего многократно увеличивали количество: как военной техники, так и живой силы. Но вот курьез: воевать в своих европейских шинельках, они больше не желали. Суровый климат. И передовым частям горных стрелков, направили большую партию верхней одежды. Однако наш простой и очень добрый парень: Виктор Котельников не задумываясь — взял и потопил фашистское тряпье.

Хотя, думаю, ему неважно было: Что топить?! Просто следовал общему правилу: Раз фашисты — значит топим! Нет им места на наших: Земле и Море. Вот так сорвался очередной план Гитлера по-новому — мощному штурму города. И пока фрицы ждали новую одежонку, мы подтянули резервы. И к следующему наступлению подготовились. Только поэтому, продолжались конвои в наши порты. Хотя конечно, эти поставки, в количественном выражении ничто — по сравнению с тем, сколько требовалось ресурсов Красной армии для сдерживания мирового зла. Но в первый год войны, когда наша военная промышленость практически вся была эвакуирована в тыл, где начинала с нуля — в чистом поле выходить на плановую мощность; вот в это переходное время — западная помощь была очень кстати. Так вот, при нынешнем отношении запада к России, многие заокеанские русофобы задаются вопросом: А что если бы мы тогда не помогали СССР? А более открыто поддержали Гитлера: была бы современная Россия? Таким злыдням, я официально отвечу: Мы победим в любом случае! Просто — без помощи союзников, на это могло потребоваться больше времени. И вероятно, еще больше наших граждан погибло бы в жерле самой страшной войны. Вот в этом вся соль: они — помогая нам, сберегали своих солдат и свою землю — имущество. Потому что долго воевали с фрицами нашими руками. И когда тут — у нас, Гитлеру безоговорочно был перебит хребет — вяло открывали второй фронт, который, в сущности уже ничего не решал.

Заметив шептания в рядах молодых слушателей, капитан-лейтенант поинтересовался:

— Вам что не интересно? Что шепчетесь? Или есть вопросы по теме? Тогда расскажите нам…

Покрасневший акустик Свиридов, что что-то доказывал матросам, спешно оправдывался:

— Вы все правильно говорите. Теперь есть молодые, что часто смотрят на запад. Хотя, многие не специально — а в практическом плане. Я просто спрашивал у парней, где тут можно джинсы купить в подарок брату на совершеннолетие. Уж очень просит. Вот и хотелось отправить — в посылке. Рост и талию я знаю. А то в нашей деревне, спекулянты все втридорога продают.

— Ну, ты Леша артист. Спросил бы у меня, как всегда помогу… Подойдешь потом, — пожурил Пескарев. И вспомнив что-то по теме, продолжил:

— Джинсы значит хотите? А знаете-ли вы, что первые джинсы попали в СССР… именно во время Великой Отечественной? Тогда слушайте: Когда наши бравые ребята встретились с американскими матросами, ну а те — естественно, были в своих прочных рабочих комбинезонах; вот тогда и приглянулась эта заокеанская ткань. И недолго думая, предприимчивые русские просто меняли на какие-то сувениры. А бывало, что и дарили иностранцы по дружбе. Просто в войну дружили по-настоящему: перед смертью некогда притворяться! Затем наши отстирывали и одевали на выход. Думаю понятно, что во Время войны было не до легкой промышленности. Ну а после Победы, наладили выпуск у себя, насколько я знаю. А почему в наше мирное время есть дефицит, честно говоря — сам не пойму. Видимо, на местах не дорабатывают некоторые чиновники.

— Да не, товарищ капитан-лейтенант. Нет дефицита. Просто, в дальнюю деревню завозят только перекупщики, и бессовестно задирают цену из-за ограниченного товара. Вот мне и дешевле тут купить — на Севере и отослать семье в глубинку, — объяснил парень.

— Ясно, — воспитатель вздохнул. — Давно уже пора навести порядок на гражданке. Сколько можно со своих в три дорога драть? Везде должны быть одинаковые цены. Ладно. Я уверен, что мы все наладим. Теперь сделаем перерыв и тронемся к подлодке. Ну а после, как сказал командир — у всех будет свободное время. Повторяю: Сбор на Мор.вокзале, возле пушки Космачева. Это — тоже памятник. Она в 41-ом, точным попаданием потопила вражеский тральщик.

А тот самый командир Смелов, уже спустился внутрь Краснознаменной подлодки “К-21”; хотя были в запасе еще минут пять… По привычке — за своим “Батей” ринулись и подводники, притормозившие у бортов витрины, где собственно говоря и замерли. Смелов остался в центре. Он только успел подумать: Где тут кто?! Как сразу, поправляя на ходу огромно-пышную прическу, из глубины музея на шум выбежала невысокая рыжая девушка. Она была очень: молодая и неспокойная. Все потому, что пробовала одновременно и улыбаться незнакомым мужчинам и незаметно смотреть на свои ручные часы.

Эта барышня, со знаменитым именем на бейджике: Маргарита; и разрешила подводникам пройти: — Пожалуйста, заходите. Ждем-с!

Работница музея переживала не зря: именно ей поручили торжественно(!) встретить защитников Родины. А каравай с солью — незаменимый в том благодарном деле, не успели выдать. Вот поэтому, опытный экскурсовод и рванул за ним лично, оставив свою неопытную — в связи со стажировкой коллегу одну. Но российский командир не был бы нашим, если бы сразу и без каравая не понял — в чем тут вся соль; показывая девушке руками: Мол, все нормально; пожалуйста, не волнуйтесь.

Смелов тактично успокаивал — аккуратно пожал ей ручку и предложил выход:

— Мы раньше обещанного пришли — да?! — А давайте подождем — да?! — Вы Маргарита Батьковна не нервничайте. Просто, полчаса кругами ходим как акулы перед нападением, — шутил подводный офицер.

— Да-да, — подхватила спасательный круг девушка, поправляя свое красное шерстяное платье.

— Наш экскурсовод скоро будет. А пока, пожалуйста, давайте смотреть экспонаты, представленные в начале экспозиции. Я правда не все еще запомнила — стажируюсь второй день…

И смущаясь от количества мужественных глаз, негромко начала и… сразу запнулась:

— Мы рады приветствовать вас в мемориальном корабле-музее Боевой Славы Северного флот…

— Да все нормально. Второй — не первый. Хотите, я сам могу рассказать что-нибудь хлопцам?

— Большое спасибо, — девушка так обрадовалась, что переставала соревноваться лицом с цветом платья.

И пятнадцать самых голодных до музеев пар глаз, снова смотрели на своего батю. Так что Смелов резонно предложил:

— Что парни, разве можно время терять? Мы же подводники. Давайте начнем. Я еще вспомню…

Ребята привычно закивали и стоящий в центре командир — показывая на стену с множеством экспонатов, приступил:

— Вот, посмотрите сюда: это кажется… портрет Сергея Витте — министра финансов России; которому, в 1895 году, сам царь Александр Третий поручил найти место для будущей базы Северного флота. Грамотный министр не подвел — выбрал Екатерининскую гавань, где в 1899 году, торжественно был открыт город Александровск-на-Муроме. Для нас сейчас, этот город: Полярный.

Молодежь прилипла к борту и к командиру, стремясь побольше узнать; так что старшие по возрасту и рангу, оказывались аутсайдерами — в хвосте экскурсии. Смелов вошел и в эту роль, показывая рукой представленные друг за другом макеты:

— Это модель первой русской подлодки: “Дельфин”, что принимала участие в войне с агрессивными японцами.

Он обернулся — осмотрев своих, напомнил:

— Такое должен знать каждый российский подводник. Именно после русско-японской, наши подводные силы были официально включены в состав ВМФ. Затем, была первая мировая и ускоренное развитие подводного флота, — он сделал несколько шагов, пропуская экспонаты.

— А вот, — указывая на большой портрет, — Узнали? Эта наш главком ВМФ, во время Великой Отечественной: Кузнецов Николай Герасимович. Он — как мы знаем, возглавил флот в тридцать девятом. Еще известно, что Николай добавил себе два года, когда пятнадцатилетним явился на службу. Сначала парень помогал при штабе — печатал на машинке. Но уже тогда офицеры отмечали, что Кузнецов обладает невероятной обучаемостью. Став постарше, Николай Герасимович поступил в Академию и попутно получил профессию переводчика. То есть в совершенстве владел французским и немецким языками. Видите, какая он большая голова! — хвастался Смелов.

— Разрешите вопрос, товарищ командир? — поинтересовался дизелист Леха.

Командир кивнул.

— А как тогда мы проморгали наступление фашистов? Не подготовились…, — и, видя внезапно округлившиеся глаза своего личного командира БЧ-5, по-простецки объяснил:

— Поначалу теряли лодки и корабли.

Смелов подозвал Лешу ближе, объяснил:

— Да, есть такая поговорка: “Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает”. Хотя в этот раз, она не особенно актуальна. Что касается флота — то Николай Герасимович сделал больше, чем мог в своей должности; ведь не был всемогущ. В стране были люди и повыше в звании. А выше головы в то время, не особо прыгнешь… Давайте тогда расскажу подробней, чтобы не путали истину с ложью.

Уже и белолицая девушка-стажер, примкнувшая к подводникам старалась тише дышать, чтобы не пропустить интересную информацию. Просто того что рассказывали настоящие моряки, трудно найти в книгах. Или, на это надо потратить много времени — а тут, просто дарят материал.

Командир продолжал:

— Начнем с причины. Бывший руководитель “Кригсмарине” — а так тогда назывался немецкий ВМФ, Эрих Редер; на суде Нюрнбергского процесса заявил: “Я узнал о нападении на СССР только накануне: 22 июня 41 года”.

Вот это действительно — чушь! В их архивах — что захватили в 45-м, официально значилось: С такого-то декабря сорокового года, Гитлер направил всем родам войск директиву: “План Барбаросса”. Поэтому, каждый штаб самостоятельно планировал свое нападение. Аналогично было и на Мурманском направлении.

— Вот гады, — вырвалось у Лехи.

— Спокойно, об этом после… Как известно, по договору Молотова — Риббентропа, расположенная у самых границ Ленинградской области Финляндия, отходила к нашей зоне влияния. Так исторически сложилось — она была частью Российской империи. Поэтому, готовясь к нападению на севере СССР, немцы не смогли заранее ввести войска. Но финны и так хорошо помогали: узнав про будущее наступление, спешно строили дороги в нашу сторону. А пока, немецкий горно-стрелковый корпус генерала Дитля расположился в Норвегии. И 22 июня, спокойно перешел финскую границу, где заранее включили зеленый свет. Вот поэтому, через неделю они оказались у наших рубежей. Уловили суть?! Северные пограничники не знали о нападении. Хотя о том, что немец нападет на западном направлении, руководство страны знало. Но для русского Севера, стало неожиданно. В войсках вообще не понимали: финны нападают или немцы. Ведь финны проиграли в Зимней войне тридцать девятого года. И теоретически, с немецкой поддержкой, могли вновь атаковать. Ну а когда разобрались мы: что началась война, а не очередная провокация — дали отпор. А благодаря личному приказу Кузнецова, флот заранее вышел на запасные места стоянок; и поэтому был сохранен! Но если бы война тогда не началась, Николая Герасимовича и еще несколько подобно ему настоящих командиров, за самовольство и ослушание могли отстранить или что похуже сделать…

Смелов остановился. А вслед за ним, все услышали торопившиеся внутрь шаги. С которыми вбежали ноги, на коих останавливалось спортивное тело. И сбросив капюшон — парни увидели в нем короткостриженого, слегка подрумяненного симпатичного мужчину. Лет он прожил: где-то пятьдесят. Имел ровное, гладковыбритое лицо со шрамом над губой и чистые водянистые глаза. И поскольку мужчина освобождался от объятий пятнистой куртки — пуховика: снизу — вверх; то сначала, подводники смотрели на его зеленый, теплый пиджак; после: на под ним черную, блестящую рубашку. Появившийся быстро брал себя в руки и теперь походил больше на делового менеджера, чем на служащего культурного заведения. Поскольку несомненно: подлодка-музей “К-21” это и история, и культура современной России.

Но все-таки пара матросов прыснули в кулаки — как иначе? Ведь с отстегиванием им последней верхней клепки заметили и среагировали на зачем-то обмотанную белым пуховым платком — и от этого кажущуюся длинной шею. Так что со стороны, она походила на забинтованную при ранении; а сам музейный человек за раненную птицу: вроде гуся-лебедя.

— Извините за опоздание, пришлось отлучиться — будто по-гусиному, сначала прочищая связки: — Га-га, — прохрипел слегка удивленный — возможно, от такого массового появления экскурсантов, вошедший.

— Горло прихватило. Экскурсия за экскурсией без остановок. Третий день как громкая речь не показывается. Но я все равно веду и буду вести! Поскольку главное для музея — рассказать людям правду! Вот вчера и решился лечиться по-народному. И вот, уже лучше. Могу дольше говорить. Собственно для этого мы и пригласили в наш музей Риту.

Теперь улыбнулся и командир БЧ-3. Далее, его жизнерадостность полетела дальше — от человека к человеку: хотя любимого запаха бога возлияний и увеселений Бахуса — спиртного; моряки не улавливали. Только сотрудник музея был настоящий русский человек; и сразу понял этот всплывавший юмор, поясняя:

— Я не пью, просто полоскал водкой горло. Поэтому и стало лучше — это народный способ.

— Ну это понятно, не переживайте, — поддержал командир Смелов, давая понять чтобы приболевший берег горло и тоже не нервничал по пустякам. Мы мол, с девушкой тут все осматривали и вообще, подводники сами могут осмотреть бабушку своего “Ростова-на-Дону”.

Но Иван Саныч, — так представился работник музея, своим давно поставленным — офицерским, но еще хриплым голосом, вежливо отвергая помощь — предложил:

— Пройдемте товарищи. Для нас большая честь принимать на “К-21” современных подводников. Как говорится: настоящее исходит из прошлого, поэтому без него — нет будущего. Поскольку оставляя позади прошедшее — опираясь на него, мы сможем двигаться вперед.

А на удивленные — оценившие знания взгляды объяснил:

— Это наш великий Дмитрий Лихачев сказал.

И обернувшись на девушку, поинтересовался:

— Маргарита Николаевна, скажите: Чего Вы уже показали?

Однако видя ее безучастное лицо, решил начинать сначала:

— Царь Александр 3, приказал в Архангельской губернии — а так раньше называлась вся эта местность, выбрать место для постройки Северной базы флота. Так, в Екатерининской гавани основался город Александровск-на-Муроме. Это был 1899 год. Но после внезапной смерти императора, Александровск стал обычным поселением Кольского полуострова.

Как только профессионал истории взял необходимую горлу паузу — команда запротестовала:

— Знаем уже. Слышали. Давайте ближе к нам, к подводникам.

— Ну, хорошо, — согласился грамотный лектор. И указывая на макеты подлодок, поведал:

— Во время Первой мировой, на Севере России появились подводные лодки. Они должны были охранять доставку грузов от союзников. Поскольку Англия и Франция обязались поддерживать Россию в войне с Кайзером. К примеру, вот этот макет, — указывая на маленький пароходик, — подлодка “Дельфин”. Были еще так называемые: “Лодка №1 и № 2”. Но, как вспоминали подводники того времени: они обзывались “Северным недоразумением”. Таково было качество субмарин… Далее. В 1922 году, Владимир Ленин самостоятельно(!) решает, что ВМФ на Севере не нужен. И, и так небольшую беломорскую флотилию, коммунисты расформировывают. Однако через десять лет, разум все-таки восторжествовал. В 1933 году, товарищи Сталин, Киров и Ворошилов — посетили Мурманск. Иосиф Виссарионыч лично вышел в море и обследовал несколько акваторий. Он подтвердил, что наша Екатерининская гавань: самим Богом предназначена для базы ВМФ. Однако города тут уже не было — лишь небольшой рабочий и рыбацкий поселок: Полярное. Командующим Северного флота назначили Константина Душенова, который принялся налаживать службу с нуля; обучать новобранцев, посылая их в Северное море в район Новой земли. Но в сороковом случилось несчастье: погибла подлодка “Д-1”. И хотя командующий добился повышения статуса флотилии до Северного флота; был расстрелян как враг народа. К сожалению, в то время много хороших людей погибло. Ну что теперь сделаешь? Главное: не повторять прошлых ошибок.

— Однако, после гибели “Д-1” из Москвы пришла директива: “Запретить длительные переходы подлодкам Северного флота, а также глубоководные погружения”.

— Только поэтому, наши подводники оставались малоопытными. И как следствие — в 1941-ом гибли. Пройдемте дальше, — он указал на новую витрину:

— Флаг и колокол с “К-21”… А вот и сам герой наш: Николай Лунин, командовавший с марта 42-го по декабрь 43-его. И так как все вы подводники, объяснять назначение и применение подлодки не имеет смысла. Сами больше расскажите…

— Га-Га, — вновь прочищая горло, лектор попытался засмеяться.

Смелов подправил:

— Пожалуйста, если тяжело — не рассказывайте. Или, только ключевые моменты. Хотя, в нашей истории все важно. И нам нужно напоминать молодежи: в каких тяжелых и героических условиях воевали дедушки.

— Согласен. Я вообще не понимаю, — признался лектор, — как мы, обладая лучшей образовательной и воспитательной системой в мире, перешли на эти липовые западные тесты “ЕГЭ”. Теперь, наши дети вообще ничего не знают. Что говорить тогда про Историю и Культуру России. Тем более, их еще зомбируют в интернете…

— Поэтому давайте, молодежь, подходи ближе, — попросил лектор.

— Длина “Катюши” — 97.5 метров; ширина — 7.5. Вооружение носового первого отсека: шесть торпедных аппаратов с 16-ю торпедами. Седьмого торпедного: четыре аппарата с четырьмя торпедами. Снаружи, вы уже видели: в надстройке установлены две зенитки 45-мм и две пушки 100-мм. Еще, имеется 20 мин, в минно-балластной цистерне. — Га-га…Экипаж состоял из 65-и человек. Автономность: 50 суток. Однако по факту, редко получалось, что больше двадцати. Так как на больший срок, питьевой воды было не взять. Что еще?! Эта лодка пришла на Север с Балтики, по Беломор-балтийскому водному пути; и была зачислена в первый дивизион, под руководством Магомеда Гаджиева. А всего на Севере, воевали 15 лодок в трех дивизионах. И за всю войну, со всех флотов — целых 47 советских лодок не вернулись домой.

Вновь вмешался Дмитрий Владимирович:

— Напомним еще, в каких условиях воевали ребята. У нас-то, на “Ростове” сейчас как на курорте.

— Да-да, — подхватил Саныч. — Условия были спартанские. В первом отсеке, спали на торпедах — и это было спасение. Ведь на остальных стелажах-шхонках, люди не могли вытянуть затекающие ноги. Их длина составляет 160 сантиметров. Могу еще удивить: на лодках серии “К”, было холодно. Поэтому, подводники даже спали в одежде.

Тут есть фотографии, — он указал на очередную витрину вдоль борта:

— Вот командир Лунин в своей знаменитой шубе на “Центральном” посту. Пройдемте дальше.

Группа гуськом потянулась следом.

— А вот и “Центральный”, — надрывался Иван Саныч.

— Под нами артиллерийский погреб, где находились снаряды для пушек. По поводу заряда — заряжались они изнутри, а снаружи: наводчик и стрелок вели стрельбу по надводным и береговым целям.

Саныч разрешил желающим покрутить перископ:

— Пожалуйста, все работает. Здесь, — продолжая экскурсию, — находился вахтенный офицер. Его задача — наблюдать в перископ за водной обстановкой и Зенитом — воздушным целям, от которых исходила главная опасность.

— А каково главное достижение “К-21”? — решил проэкзаменовать молодых ребят выздоравливающий экскурсовод. И сразу похвалил, так как стоящие напротив, все как один твердили:

— Атака на немецкий линкор “Тирпиц”.

— Молодцы, что помните… И дело было так: Летом 1942 года, наши союзнички сформировали конвой: “PQ-17”. А немцы в ответ, разработали операцию “Ход конем”, — по уничтожению материальной помощи России. Для этого, целых две немецких группы — во главе с линкором, вышли на перехват. В эскадру, помимо самого большого корабля Германии, входили 12 эсминцев и 2 тяжелых крейсера. Сопровождаемый англичанами конвой, шел со скоростью десять узлов. Но как только охранение узнало, что “Тирпиц” в море; бросило грузовые суда. Как следствие, транспорта не были поставлены в известность и совершенно не понимали, куда уходят эсминцы. Однако, согласно прежнего приказа, продолжили следование к месту назначения: порты Архангельска и Мурманска.

— Тут снова необходимо вспомнить о Николае Кузнецове и Арсении Головко. Именно они — оперативно приняли решение об охранение конвоя уже нашими силами. Для этого, командующий Северного флота отправил и экипаж Николая Лунина. Так, наша подлодка, пусть и самая мощная во флоте, стала искать иголку в стогу сена: вражескую эскадру. И повезло, “Катюша” первой обнаружила неприятеля. Николай Лунин решил атаковать. Хотя: это все равно, что подписать себе смертный приговор. Ведь если бы его обнаружили, легко могли закидать глубинными бомбами. Поскольку, в тот Полярный день — 5 июня, как назло стоял полный штиль: все просматривалось. И поднятый над поверхностью перископ, замечался издали. Однако наш отчаянный командир сумел не только скрытно обнаружить “Тирпиц”, но и атаковать: выпустив четыре торпеды, подлодка ушла на глубину. Акустик слышал мощные взрывы, но когда подлодка всплыла — эскадры уже не было. Вот тогда состоялось знаменитое радиосообщение. Как впоследствии оказалось, немцы перехватили его, расшифровали и поняв, что раскрыты; отдали приказ: “Немедленно возвращаться в Норвегию”. Поэтому, всего одна наша лодка, не допустила грозные вражеские корабли к Семнадцатому конвою. И хотя впоследствии он был сильно побит немцем; сделали это подлодки и авиация, а не разрекламированный, дорогостоящий “Тирпиц”. Но мне все-таки жаль, — экскурсовод опустил глаза: — Что не уничтожил его командир Лунин…

Смелов снова решил вступиться за брата подводника:

— Вы все говорите правильно, однако хочу добавить, так как тоже владею информацией… Николай Александрович Лунин герой! Хотя конечно жаль, что “Тирпиц” не затонул. Вот только подводники все сделали правильно. Просто, в то время — советские командиры руководствовались устаревшими приемами: практиковался одиночный выпуск торпеды. А торпедные автоматы стрельбы — гарантирующие попадание, стали устанавливать только к концу войны. Именно поэтому, все чем мог воспользоваться Лунин — это командирский перископ. Хотя англичане, что базировались в Полярном; уже применяли другую технику подводного боя: “Правило веера”. В двух словах: Когда выпускается не одна, а сразу три торпеды по одной цели. Этот метод гарантировал попадание, хотя и увеличивал расход боезапаса.

— Да, знаю, — ответил Саныч, продолжая лекцию:

— Поскольку помимо всего, североморцам приходилось бороться не только с минами, самолетами, торпедными катерами, подлодками и надводным фашистским флотом; а также, с еще одним смертельным врагом: суровыми природными условиями. Сами знаете: вода здесь и летом не превышает пяти градусов Цельсия. К тому же, подлодкам приходилось всплывать каждые 12 — 15 часов для зарядки. А это во время полярного дня, особенно опасно.

Смелов пожал руку Санычу: — Спасибо! Только добавлю, ведь есть задокументированные факты: После торпед Лунина, немецкая эскадра сбавила ход. Это подтверждалось не только нашим самолетом-разведчиком; но еще и союзническим. Хотя во время войны — и я могу подтвердить: подобное запрещается. Еще известно: что простоял возвратившийся “Тирпиц” в ремонте, очень долго… А всего, по официальным данным: Северный флот уничтожил 158 транспортов и 56 боевых кораблей противника, — командир привычно вываливал такое количество информации, что и знающий многого экскурсовод, готов был снять перед историком Смеловым шляпу.

— Короче, служба была опасной… Ведь что такое безпузырная стрельба торпедами — знает любой подводник. А тогда — во время войны, у нас ее не было. И как следствие, на фашистских кораблях видели след приближающихся торпед: давалась команда: “Принять в сторону!” и судно пыталось уклониться. Часто такое удавалось, и надводный флот начинал охоту: корабли окружали район, сбрасывая глубинные бомбы. Бывало и просто — превентивно бросали, отпугивая от своих транспортов возможные подлодки. Просто плотность воды в 1000 раз больше воздуха, а значит и взрывы многократно сильнее. Достаточно вывести из строя нужный прибор или механизм, и подлодка прекращала преследование, отправляясь ремонтироваться на Базу. Вот с какими вызовами сталкивались русские подводники.

Удивленный экскурсовод похвалил:

— Спасибо за факты, товарищ капитан второго ранга. Оказалось, что Вы тоже многое знаете. Я столько работаю с историей, а все равно почерпнул новое. Спасибо. И я Вам тут больше не нужен.

— Нет-нет, Уважаемый продолжайте, — попросил Смелов. — Я русский, поэтому обязан знать прошлое страны. А Вы знаете как историк. Продолжайте.

— Ну, тогда пойдемте дальше, — Саныч просто не знал: что еще рассказать — чем удивить действительных моряков? Поэтому старался вспоминать редкое:

— Конечно, у всех на слуху “PQ-17”. Но ведь были другие… И главное, немцы уничтожали не только транспорта, но и идущие корабли на спасение терпящим бедствие. Кстати, гражданское население Севера также выполнило свой долг. Два партизанских отряда: “Советский Мурман” и “Большевик Заполярья”, в глубоком тылу и в нечеловеческих условиях уничтожали мосты, дороги, линии электропередач. Для этого, им приходилось проходить по триста — четыреста километров. И не страх или злющий холод были основными спутниками партизан; а голод. Поскольку рядом не Беларусь и Украина, с проживающими малороссами и белорусами. Население фашисткой Финляндии относилось плохо к нашим воинам, а на себе, помимо нужных военных грузов — много припасов не унесешь….

Так экскурсия дошла до крайнего: Седьмого отсека. Ребята не заметили, как прошли всю стометровку лодки. Здесь Иван Саныч объявил: — В заключение, предлагаю каждому подумать: Я смогу пройти сотни километров на лыжах, неся взрывчатку, оружие и немного съестного? А гражданские — партизаны русского Севера могли!

Так что, подводники покидали героическую атмосферу “Катюши” с гордо поднятыми головами. А оказавшись вновь на поверхности, обнаружили у противоположного входа — уже курсирующую вторую группу. Ведь именно им вручил опоздавший экскурсовод Саныч свой каравай с солью. Но он-то думал: это весь экипаж. А оказалось: что было две группы. Вот и застала первая спустившегося на “Катюшу” экскурсовода, немного растерянным…

И теперь, не ожидавшие такого приема ребята; делились хлебными припасами с группой Смелова. Старпом только обратил внимание на их посветлевшие лица и, перемигнувшись с командиром в предвкушении будущих исторических экспонатов, повел своих внутрь.

8

Просто сказать: Что возвращались с экскурсии ребята другими; то этого будет — почти ничего не сказать. Так переполняться впечатлениями: от увиденного да услышанного; подводникам давно не приходилось. Даже молодежь — а в любой новой команде их большинство; самостоятельно снижала пыл, привычно-бурлящий на отдыхе. И вот новый факт: горячие головы перестали подтрунивать и разыгрывать друг друга. Вместо этого, на лица легла печать мудрости и благодарности; подразумевая: Какие герои в России есть. Гордимся и будем соответствовать!

Действительно, видимо каждый для себя решал: А попади он в то время на Северный флот, в Кольскую армию или партизанский отряд Мурман; смог бы как дедушки — защитить Отечество? Или, все-таки нужно время на подготовку?! В общем, ребята по новому — полноценно оценили современную жизнь без войны.

Однако не секрет, что в любой стране — в любом сообществе найдется хоть один индивидуум, относящийся к окружающим некорректно. То есть подобные персонажи, стараются возвеличить свою мнимую исключительность. Правда?! Вот и складывается впечатление: что кто-то плохой и неизвестно по какому праву внушил таким деятелям мысль: Вас сделали из другого теста; а значит, приравняли к правителям — царям. Следовательно… все остальные не ровня.

Так вот, уверяю что после подобных мероприятий, даже к таким достучится Истина. Поймут глупцы: их прежняя показуха — шелуха, вздор и пустая трата времени. Доказательства?! — Земная жизнь. Просто истратив на глупости, не успеют сделать важное для семьи, Родины и своих товарищей. Ведь по-прежнему, человек рождается во имя поступков, решений и даже целей; а не только — пустых разговоров, выяснения отношений и складирования по карманам ложных ценностей. Однако пока, подобных на подлодке не было. А было вот что: каждому подводнику в эту ночь, приснились сны с военной или гражданской тематикой прошлого. Как говорится: Дозрели. К примеру, старпом Горбачев — как и все нормальные люди ценил и уважал наших ветеранов, гордясь всеобщей Победой. И естественно расстраивался Алексей Васильевич, когда встречал на гражданке тех немногих сограждан, что не желали выделять праздник “9 МАЯ” из остальных — других красных дат календаря. А главное торжество мирной жизни встречали буднично, объясняя:

— Мол, нам все равно. Что каждую пятницу отмечаем… что на майские праздники пьем.

Даже вспомнился Горбачеву один спор в паутине-сети; где не желавший помнить “День Победы” объяснял осуждавшему его большинству:

— Вашего СССР давно нет — есть другая, современная европейская страна. Тем более, победили не Вы, а ваши родственники…

Вот как стремилась эта единица приуменьшить, а может и вовсе замолчать о том колоссальном подвиге советских граждан, что супротив расчетам и прогнозам Запада, сделали невозможное возможным: Спасли Мир от нацисткой чумы.

— Да уж. И что они лезли к нам в 41-м? Забыли, что непобедима Русь?! — не понимал Алексей абсурдности гитлеровского нападения.

— Но, слава Богу, что понимают немцы — потомки тех фашистов, о своей обязанности: не допустить подобного в будущем. Именно они должны первыми реагировать на попытки возродить неонацизм и национализм в мире; чтобы хоть как-то загладить вину сородичей. Перед Богом, хотя-бы перед Богом и погибшими душами, — уже засыпая, повторял российский старпом.

— А если вернется?! Мы напомним чертям: Кто победил! — эта идея последней посетила голову подводника, когда посапывая, проваливался в мир сновидений. Где сам того не ожидая, оказывался меж двух двоек, да таких же нулей. То есть: в 20-х годах 20 века. Математическим крестиком крепилась чужая страна… В общем, совпало — непривычное c малоприятным: Черно-белое кино и атмосфера зарождающей мрачности. И таким сон показался не от того — давно прошедшего времени; а от самой темы, что для современного мира — категорически неприемлема!

Но обо всем по порядку: не секрет, что после Первой мировой, на улицах немецких и австрийских городов было полно проигравших войну солдат. Всюду правила нищета, голод и грязь и снова голод. А еще — драки, по любому, даже не стоящего ломаного гроша поводу. К сожалению, были еще калеки с оторванными частями конечностей, облюбовавшие углы засаленных площадей и просящие от безысходности милостыню. Попросту они оставались живы, и испытывая естественную нужду — дополняли и без того невеселую картину всеобщего поражения. Одним словом Горбачев видел, как процветающий в современном мире запад; изменился до неузнаваемости. Алексей отметил и худющих демонстрантов — простых рабочих, шагающих по Берлинским улицам к Рейхстагу — в надежде: что кто-нибудь услышит. А еще лучше: поможет! Тем более, страдальцы не требовали многого, называя главное: Дайте нам работу и кусок хлеба!

Действительно, в то время большинство немцев голодали. Но… Но по-прежнему, среди них числилось меньшинство, что на недавно прошедшей мировой бойне заработало. И неплохо заработали. К таким, без малейшего зазрения совести можно зачислить: все тех же европейских промышленников, банкиров, снабженцев и прочих хитрецов-коммерсантов различного пошива. Только они — не потеряли, а приобрели от громадной ошибки. Вот и собирались продажные личности за закрытыми дверями да высокими заборами, и подальше от народных глаз. Такая необходимость обеспечивала скрытность: нельзя показать, ставшую для многих несбыточной мечтой — свою сытую жизнь.

А мастера выживаемости в условиях хаоса, в узком кругу решали: Что делать дальше и как жить? От сплошного минора, а может быть просто чтобы развеется; богачи нередко гадали: Что ждет нас в этой обруганной миром стране?! И не пора ли эмигрировать на спрятанный за океаном континент?

Хотя, правильней будет сказать: гадали теперь все немцы — бедные и не очень; каждый стремился в предвидении, скатываясь до пошлого оккультизма. А что еще оставалось из того доступного? Только это… Поскольку выплачиваемые репарации — на тех условиях, что подписала немецкая сторона; гарантировали полное разрушение государственности. Вот массовые кружки “по спиритизму” и превращались в давно забытые языческие ритуалы: преподношение даров Огню. Так, по старинке, немцы пытались задобрить духов и узнать: Где тот чудесник, что увернет страну от пропасти? В общем, ждали как и принято при апокалипсисе: Спасителя.

Мы опустим доказательство психологов: Гадание — это попытка связаться с собственным подсознательным желанием. Говоря по-народному: спецсвязь с интуицией. Просто на самом деле, задавая вопрос — человек сам же на него отвечал. Поэтому природа его, могла подделывать результат. И наука придумала имя такому синдрому: Эффект Пигмалиона! Когда гадающие подсознательно(!) идут в направлении, необходимом для появления желания. Вот пример: гадающий с металлической рамкой — проволкой в форме буквы “Г” в руках, пользуется биофизическим эффектом. То есть, энергетическим излучением планеты — когда его подсознание входит в состав астрального тела; и эти излучения воспринимаются шестым органом чувств… но передаются не сознанию, а подсознанию. А оно уже, автоматически обработав информацию помимо сознания; выдает ответы на интересующие вопросы через движения рук, в которых находилась рамка.

Но время старпомовского сна шло… От безысходности — понимая, что на безрыбье и рак сможет плавать, а может действительно — попадая под колдовские(!) неосознанные чары; мюнхенцы преувеличивали и уже восхищались мастерством словесности нового оратора. Который, выступая все чаще и больше, провоцировал уставших завсегдаев пивных. А помните со школы?: Повторение — это мать учения!

Сначала “Крикливый” — а именно так нарекли его нетрезвые клиенты; был так смешон и нелеп, утверждая, что только он знает как возвеличить нищую Германию; обвиняя во всем жутко сообразительных евреев, а также управляемые ими страны запада. Видимо бывший ефрейтор полностью лишился разума; потому как грозил миру несуществующими войсками. Но вот что происходило: Очевидное — Невероятное; голодные баварцы привыкали к сладким речам. Помогала в этом, накопившаяся за последние годы несправедливость. А еще обида на обманувших и поделивших их территорию. Инстинкт самосохранения работал: германцы соглашались идти за кем угодно — даже за Дьяволом; только бы защитил от национального позора и смертельного физического истощения. Так, запланированное извне сбывалось — все сходилось в одну точку: Живой материал — люди со злым духом; Сатана — жаждущий проверки человечности и внедряющий процесс национализма; и Триггер — великолепный оратор, применявший навык гипноза. Напомним еще раз: организованная потусторонней силой — начавшаяся реакция по слиянию немецкого народа с духом разрушений; давно подпитывалась — не давая закончится, собиравшимися богачами сообщества “Туле”. Не имея возможности богатеть дальше — при всеобщей-то разрухе, обеспеченные мужи придумали выход — найти того, кто обяжется все исправить.

— Если экономика не заработает, — так советовал их дух спиритизма, — то и все остальное имущество потеряете.

Конец ознакомительного фрагмента.