Возрастные ограничения (33+)

Сергей Дейнека, 2023

«Возрастные ограничения (33+)» – книга стихов отставного офицера военной прокуратуры. Стихи написаны преимущественно в девяностые годы, когда автору перевалило за тридцать, и, по его мнению, книга вряд ли будет интересна тем, кто этого возраста не достиг, – отсюда её название. Автор не предполагал, что тот давний период его творческой активности кому-либо придёт в голову назвать «святыми девяностыми», однако надеялся, что при его жизни «придут ещё святые годы – под крыльями двуглавого орла вновь соберутся земли и народы», а поэтому рад, что оказался достаточно прозорлив и застал начало процесса. Книга – результат потрясений и переживаний не только геополитических, но и личных. Поэтому автор надеется, что «…сможем мы простить, в ручье любви омывши души, тех, с кем нам было хорошо, которым с нами было скучно…»

© Сергей Дейнека, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Мир глубины

Сергей Дейнека — поэт утончённый. Он остро чувствует всё связанное с хрупкостью человеческой жизни и с первого стихотворения этой книги затягивает сложными конструкциями образов, прихотливой строфикой и паузником, демонстрирует умение создать такой эмоциональный перепад, что читатель испытывает потрясение величайшей силы.

Безбрежна нежная печаль,

взлелеянная над камнями

тех мест, что нам безмерно жаль,

едва их, повзрослев, оставим.

Бессильна перемена мест —

везде есть мутные каналы,

деревья старые, вокзалы,

над ветхой колокольней крест,

дороги в язвах от дождей,

колёс и дворницкого лома,

но не чужие мы нигде,

и потому — мы всюду дома,

и ветки, даже в темноте,

не хлещут нас, во двор входящих,

и половицы не скрипят —

не разбудить бы спящих

воспоминаний. В их плену,

наверное, томиться вечно

нам суждено, грустить беспечно

и уповать на ту весну,

которая подсушит мех

на хрупких плечиках любимых

и дивной радости прорех,

где шарили нетерпеливо,

лишит, не утолив соблазн

тепла желаннейших изгибов.

И лишь благоговенья спазм

подскажет, сколь близка погибель.

Специально привожу его целиком. Здесь прямо видно, как вся выписанная красивая картина тяготеет к последним двум строкам. И эти две строки опрокидывают весь импрессионистский сон, в котором и мы, и автор существовали до этого. В этом тексте Дейнека приоткрывает нам многие свои корневые литературные качества. Тут и работа с эпитетами, и изысканность тона. А стилистика местами напоминает поэтов-лириков конца девятнадцатого века, которые часто работали с такой лексикой, как «благоговенье», «утолив», «безбрежно». Возможно, это происходит и неосознанно, да и не выглядит как подражание, но лишь подчёркивает интуитивную связь автора с общей линией развития русской поэтики.

Дейнека удачно сочетает повествовательность с исповедальностью. Это видно в каждом тексте. Он говорит о личном, о пережитом, но при этом не торопится излить все чувства сразу, что превращает исповедь, где часто на первом плане накал страстей, в динамичную историю, выстроенную по всем законам формы, с соразмерными частями.

Стихи Дейнеки насыщены метафорами, аллитерациями. Он синтезирует разные смыслы, играет с лексическими пластами — слова из совсем разных, далеко отстоящих друг от друга лексических страт в его поэзии органично соединены.

Я не свободен — я оторван

от восприятия любви

твоей. Работы прорва

мне укорачивает дни…

Любовь и работы прорва — классический конфликт «любовная лодка разбилась о быт» решается в интересном авторском ключе. Тут больше думаешь о лирическом герое, чем об авторе. Личная нота тут не так важна, сама ситуация первичней.

Дейнека, как мне представляется, верит, что иррациональность важна для поэта, но без образовательной базы, логики, опыта она мало чего стоит.

В его текстах слышен гул мировой культуры, в котором шарканье стариковских башмаков сливается с плеском воды и безмолвием времени.

Два старика сбивают башмаки

о розовые плиты древних piazza.

Пока туристы, ото сна зрачки

продрав, дивятся на palazzo

из кривобоких лодочек — гондол,

те мудрецы, познавшие изнанку

свободы и любви, в кафе за стол

садятся вспоминать Фонтанку —

им венецейская вода

не голубей любимой невской,

она присутствием имперским

соединила навсегда

покинутые города

с эпохой, шествующей дерзко.

Он часто использует отсылки и эпиграфы. Русская поэзия для него среда обитания, откуда он черпает живительные соки.

У автора есть та стыдливость,

которая побуждает всё личное

укрывать под объективными

внешними образами.

В. Я. Брюсов о Вяч. Иванове

Есть бесстыдство особого рода —

в воду лезть, не разведав брода,

сук пилить, на котором сидишь,

и не прятать в кармане шиш…

Это тот случай, когда поводом для стиха становится литературный артефакт, но автор переосмысливает его весьма оригинально. Не только внутренние переживания интересуют поэта. Геополитическая обстановка в мире, все его нарывы и боль отражаются в цикле стихотворений «Когда вернём Львов». Те же ощущения во всех его стихотворениях, написанных в тяжёлые времена распада СССР и последующей борьбы с сепаратизмом. Это отнюдь не милитаристская поэзия, автор очень тонко и ёмко доказывает, что тот же Львов давно уже никакой не польский и не украинский город. Это город, интегрированный русской культурой, которая столь велика, что вмещает и Запад в лучших его проявлениях, и Восток.

Бегу во снах в своё позавчера,

где между крыш застряли тучи,

царапаясь о золото крестов

седой Преображенской церкви…

Львовский цикл — произведения с большими подтекстами, с большим смыслом. Очень уместным выглядит эпиграф из русского поэта Александра Боброва, для которого тема потери Украины так же болезненна, как и для автора этой книги.

У костёла Марии Снежной

в зимнем Львове, в полночный час…

А. Бобров

У покатых ступеней Марії Сніжної,

где рыдают на стрелках ночные трамваи,

мне родных переулочков воздух хмельной

в этой жизни вдыхать доведётся едва ли.

Ну а если случится и силы найду, —

на свидание с детством воспрянет надежда,

и по древним ступеням я тихо взойду

між Сніжної та Рибної — горячими вежды

станут снова, а в горле застрянет комок…

Мне нравится понимание Дейнекой сути поэзии. Оно очень глубоко и вбирает в себя опыт многих поколений поэтов. Он не скрывается под масками лирических героев, он обнажает душу. Это привлекает. Мы видим человека, который много работает, грешит, страдает, терзается, «исповедуется стихами» и не теряет веру в абсолютную и бесспорную силу и торжество света.

Несмотря на стремление к классичности, Дейнека не за — мыкается в привычном круге тем. У него можно встретить и такие строки, где на первом месте игра и даже заведомая непоэтичность используемых слов:

Ах! Молоко Олегам вредно!

Вредней, чем виски и текила,

чем водка, кофе, сигареты,

чем секс и кокс вредней и даже —

вредней, чем загорать на солнце!

Вреднее, чем заснуть с айподом

в ушах, с айпадом на коленях,

в сети зависнув социальной

под утро на Страстной седмице,

и не услышать звон айфона

с напоминанием от предков,

что в церковь надо собираться

и куличи святить, однако!

И это вовсе не диссонирует, а только придаёт шарм.

Те, кто будет читать эту книгу, испытают эффект глубокого погружения в мир не хаотичный, но готовый преподнести самые неожиданные сюрпризы. Мир цельный, выстраданный, сложный и гармоничный.

Закончить мне хотелось бы строками, которые, как мне кажется, являются неким ключом к пониманию яркого и многообразного мира поэта Сергея Дейнеки:

Я душою пребываю там, где ей

постоянно не хватает тела, —

в тех недосягаемых пределах

посреди родных моих степей,

где весной роится мошкара,

тамариск прозрачно розовеет,

в старицах на льдинах детвора,

в салочки играючи, балдеет.

Максим Замшев