Губительность гения

Сергей Гурджиянц, 1995

Фантастический рассказ "Губительность гения" представляет собой философское размышление над вопросом гениальности. Фантазия автора живописала музыкального гения, придав ему прозаичный облик одаренного грызуна. Все идет хорошо, пока игра ведется "по правилам". Но вот в середине фортепианной пьесы Бетховена звучит талантливая вариация на тему, и наши представления о мире грозят перевернуться. Простое пари превращается в трагедию, масштаб которой откроется только после финала. Крыса в образе гения и разрушительная зависть – символ вечного конфликта добра и зла – всё это переживёт нас в вечности. Рассказ – безусловный шедевр.

— Мой друг, я хочу, чтобы ты познакомился с Моцартом, — Грегори Эггерз поставил на стол клетку и снял с нее кусок клетчатого материала. Лидия невольно вскрикнула и отодвинулась, а лицо Нила Уишема выразило чувство легкой брезгливости. В клетке сидела крыса, белая лабораторная крыса с выпуклыми красными глазками и противным голым чешуйчатым хвостом. Хвост был длинный и розовый, весь в каких-то коричневых крапинках.

— Мой Моцарт не просто крыса, — с воодушевлением сказал Эггерз. — Ты можешь не верить, Нил, но он настоящий гений!

Лидия невольно поморщилась. Слишком уж «гений» Эггерза был похож на обыкновенную крысу с помойки. Она хорошо знала Грегори и никогда его не одобряла. До чего неопрятные люди эти биологи — поставить грязную клетку на белую скатерть! Она не сомневалась, что ему не придет в голову вымыть руки, когда она подаст кофе. «Как хорошо, что он приехал всего на один день, — подумала Лидия. — Только бы Нил не уговорил его погостить подольше, он ведь такой бесхарактерный, такой бесхитростный!»

— Я вас оставлю на пару минут, — сказала она, поднимаясь и стараясь, чтобы с ее губ не слетело ни одной нотки осуждения. — Нил, куда подать кофе?

— Да прямо сюда! — ответил Уишем.

Лидия вышла, и Эггерз сразу почувствовал облегчение. Эта женщина всегда смущала его.

— Да, мой друг, я не оговорился. Моцарт единственная в своем роде крыса.

— Ну и в чем же ее гениальность? — снисходительно спросил Уишем. Выражение легкой брезгливости поменялось на вежливое внимание.

— Дело в том, что она прирожденный музыкант, — Эггерз бросил быстрый взгляд, пытаясь понять, не смеется ли его друг, и придвинул клетку поближе к нему. — Взгляни вот на эти приспособления.

Уишем сделал серьезное лицо.

— Зачем эти маленькие колокольчики?

— Это музыкальный инструмент Моцарта, — объяснил Эггерз. — Я сам сконструировал его. Видишь вон те крошечные рычажки с пружинками, расположенные полукругом? Они приделаны к колокольчикам, подобранным по полутонам. Когда Моцарт нажимает на них, звучат строго определенные колокольчики. Таким образом, он имеет возможность играть по нотам. Здесь пока три октавы, но со временем я собираюсь расширить клавиатуру, расположив ее по кругу, чтобы он успевал нажимать на рычажки. — Он поймал недоверчивый взгляд Уишема. — Ты не веришь? Сейчас мы тебе что-нибудь продемонстрируем.

Длинной металлической палочкой он коснулся трех крайних колокольчиков, и они тоненько зазвенели: «Динь-динь-динь». Крыса подпрыгнула от неожиданности, усы ее свирепо задергались, зашевелились, она нервно умыла лапками мордочку и вдруг бросилась к инструменту. Колокольчики вздрогнули, а вслед за ними вздрогнул и Нил Уишем. Вместо хаотического перезвона, который он ожидал услышать, крыса Эггерза заиграла «К Элизе» Бетховена. И как заиграла! Не фальшивя и не пропуская ни одной ноты, соблюдая все длительности! Мелодия хрустально звенела в притихшем вечернем доме. Уишем расхохотался.

— Феноменально! — воскликнул он. — Гениально! Просто грандиозно! Я не знал, что ты дрессируешь животных. Это же замечательный цирковой номер. Полный успех, старина!

— Вот как? — скривился Эггерз. — Ты так смотришь на это дело? А ты повнимательней прислушайся, Нил, и что скажешь на этот раз?

Конец ознакомительного фрагмента.