Игры беса

Сергей Гула

Пятеро молодых офицеров скучают на домашнем светском рауте. Барышень в этот вечер приехало мало, да и те, все давно знакомые. Поручик Мальцев предлагает сыграть в гусарскую рулетку. Но честной игры не получается.

ИГРЫ БЕСА

Гусарская рулетка — жестокая игра.

Гусарская рулетка, дожить бы до утра.

Ставки сделаны, ставки сделаны,

Ставки сделаны, господа!

Наум Олев

Зима нового 1853 года в Москве выдалась снежная. Красота. Слов нет. Любуйся да радуйся.

— Чтоб вы подавились ентой красотой. Март ужо на дворе, а оно метет и метет!

Дворник Пантелей с шести утра чистил от снега дорожки во дворе особняка графа Кратова на Остоженке. Вечером у Его Сиятельства прием гостей.

— Напридумывали себе шмиксов-пиксов, с жиру бесятся, а по мне так — балаган с пьянкой.

Пантелей говорил это вороне, сидящей на заборе, но ответил ему вышедший на крыльцо дворецкий:

— Журфиксов, Пантелей. И хватит ругаться, сейчас гости подъезжать начнут.

И правда, возле ворот остановились сани. Из них молодецки спрыгнул молодой офицер и направился к крыльцу.

— Добрый вечер, господа, — поздоровался он и по-свойски прошел в дом.

— Кто енто? — спросил Пантелей дворецкого, чтобы разговор поддержать, снег сгребать сильно осточертело.

— Поручик Мальцев, — ответил собеседник. — Страдалец. Войны уже лет двадцать никакой нету, остается только на балах барышень осаждать и брать их крепости.

Подъехали другие дрожки. Из них вышли двое офицеров, один — совсем юный корнет, второй — ровесник Мальцева, лет тридцати. Упреждая вопрос дворника, дворецкий негромко пояснил ему:

— Корнет Крылов и поручик Лемешев. Корнет дитя совсем, юноша бледный со взором горящим, зря в гусары подался. А второй хитрющий, будто и не гусар вовсе, а судейский какой. Молчи, идут.

Пантелей кивнул. Когда офицеры скрылись в просторной прихожей, дворецкий продолжил свой светский раут с дворником:

— Что-то барышень сегодня мало ожидается, как бы чего не вышло. Начнут еще дуэли устраивать, сумасброды.

Но домашний прием графа Кратова в этот четверг проходил степенно. Дамы и господа, в основном штатские, разбились на кучки в парадной зале и о чем-то беседовали. Офицеры устроились в сторонке за ломберным столиком. А чего еще делать, если мама́ и папа́ не привезли своих драгоценных Афродит?

К Мальцеву, молодому корнету и Лемешеву присоединились еще двое офицеров.

— Астафьев, ты, говорят, жениться собрался? — с легкой издевкой обратился Мальцев к другу.

— Да, обручился. После Успенского поста, в сентябре, свадьба уж назначена.

— Ну все, на одного героя меньше в нашем воинстве, — развел руками Лемешев, улыбаясь.

— Значит, войны не будет, если Астафьев женится, — грустно сказал корнет. — И не стать нам молодыми генералами своих судеб. Балы да плац — вот наш удел.

— Не хнычьте, корнет! Быть генералами своих судеб можно и без войны. Я вот слышал, что в Измайловском драгунском презабавная история вышла. Офицеры геройски сыграли в гусарскую рулетку, она же русская, и все живы остались, чертяки!

— А как все было, известно? — взволнованно спросил Крылов.

— А было так, — продолжил рассказ Мальцев, — договорились, что первого числа каждого месяца, чья очередь по жребию, выбирает один из пяти специально подготовленных пистолетов. Заряжен только один. Оружие проверяет другой игрок, которому стреляться через месяц. Он же свидетель чистоты игры, чести и исхода. У каждого только один раунд, это не игра до победного или неизбежное самоубийство. Просто взять и застрелиться — ни ума, ни геройства, ни азарта. А по правилам — чем тебе не игра удачи и чести? Стреляешься один раз всего, а феерия-то полгода!

— Забавно, — Лемешев покрутил кончик своего уса. — Да и что ж, теперь одним им в героях ходить? Я сам видел, как барышни так и тают от них, стоит только на балу появиться.

— А я про что? — Мальцев все больше заводился. — И это всего лишь драгуны. Стыдно прямо, гусары, ей-богу стыдно.

— Да дурость все это, — пожал плечами Астафьев.

— Понятно, дурость. Тебе жениться скоро, какое уж тут гусарство.

Астафьев резко вскочил и сквозь зубы, но четко процедил:

— Я вас попрошу, господин поручик! Куда изволите прислать секундантов?

Мальцев тоже встал из-за стола.

— Я при всех приношу свои извинения, милостивый государь. Я вас оскорбил по глупости. Но я честь имею. Стреляться? Так кинем жребий! Есть еще гусары за столом?

— Вы хотите нас всех оскорбить, Мальцев! — жестко заявил Лемешев.

Все офицеры поднялись.

— Дайте колоду! Тянем жребий на меньшую. У кого меньшая, тот первый. Далее по старшинству. Играем один раз. Перетасуй колоду, корнет. Я первый тяну, — приказал Мальцев.

Бледный, но возбужденный Крылов перетасовал колоду. Мальцев снял половину, отложил в сторону, взял верхнюю карту с оставшейся части, перевернул.

— Дама. Черт возьми! Когда не надо, так сразу — бонжур, месье! Где все тройки-двойки? Я должен был быть первым! — Мальцев с неподдельным разочарованием опустился на стул.

Жребий распорядился так: первый — Лемешев. Второй — Астафьев. Третий — Краузе, один из двух офицеров, которые присоединились к компании уже за столом. Четвертый — Мальцев. Крылов вытащил тоже даму, но Мальцев грубовато сказал:

— Пятый, я первый даму взял.

— Ставки сделаны, господа, — подытожил Краузе. — Лемешев, где вы намерены сделать свой ход?

— В своем полку, в Дегунино.

— Астафьев, мы просим вас тоже быть там, — добавил Мальцев.

— Предложение, господа, — Краузе обвел всех открытым взглядом. — Мы, гусары, люди серьезные. Давайте начнем первого сентября. Дела приведем в порядок. Чем игра закончится — одному Богу ведомо. А у кого с фортуной нелады, тот навстречу с Господом налегке. Годится?

— Уговор, — ответил за всех Мальцев. — Да и Астафьев пусть сначала женится, это похлеще гусарской рулетки будет.

За дня три до первого сентября Лемешев, сидя у себя в комнате, чистил пять пистолетов и размышлял вслух:

— Мальчишка, ну зачем я это сделал? Не стреляться — исключено, а если фортуна отвернется? Решено, идем на меньшее зло.

На следующий день ранним утром Лемешев дежурил на вахте у входа на территорию полка, который имел выход на городскую улицу, и спокойно ждал подходящего момента для осуществления своего плана. План он придумал ночью. Теперь дело за малым. На улице появился прохожий мужик, вразвалку идущий куда-то по своим делам. Лемешев дождался, когда мужик поравняется с вахтой и окликнул:

— Эй, православный! Подойди-ка!

Мужик повернулся на обращение, вблизи больше никого не было. Подошел. Лемешев молча выстрелил ему в бедро, целясь в край, чтоб сильно не покалечить мужика.

— Тревога! — заорал поручик во все горло. — Тревога!

На выстрел и крик вахтенного офицера сбежались гусары.

— Что?! Что случилось? — наперебой все спрашивали Лемешева. — Кто это?

Палаши и пистолеты были направлены в сторону стонущего на земле мужика.

— Да кто его знает! С ума, видать, сошел или перепился. Подошел к вахте, начал матом костерить русскую армию и господ проклятых, потом схватил камень и в меня кинул. Вон булыжник валяется. Я выстрелил.

Лемешев заранее сам подбросил камень к внешней стенке сторожевой будки.

— В полковой лазарет его, — распорядился старший офицер. — Лемешева сменить и на гауптвахту до разбирательства. Выполнять!

Первого сентября в полк Лемешева приехал Астафьев, второй по жребию игрок, чтобы проверить пистолеты и засвидетельствовать чистоту игры. Но раунд не состоялся из-за ареста Лемешева. Ничего страшного, сыграет, когда выпустят. Не век же его под арестом держать будут. Астафьев уехал готовиться к свадьбе и своему раунду.

Утром мужик в лазарете умер. Оказалась перебита бедренная артерия, и полковой лекарь ничего не смог поделать. Но Лемешева из-под ареста освободили. Мужик сам виноват, сам себе беду накликал. Служба в полку пошла своим чередом. Ненадолго. Через два дня, все с той же вахты, к командиру полка привели какого-то мальчишку, который непременно хотел видеть «главного гусара» по важному делу и ни за что не хотел уходить, пока его не отведут к полковнику.

— Я все видел! — сходу заявил паренек. — Я молоко по утрам разношу.

— Что ты видел? — мягко спросил полковник, видя, что мальчишка сильно возбужден.

— Видел! И тетка Меланья, зеленщица с нашей улицы, тоже видела, да говорить не хочет, боится. А я не боюся!

— Да что ты видел? Говори толком. И успокойся. Видишь, я тебя слушаю.

— Я токмо с Кривого повернул на нашу улицу, молоко все разнес ужо, гляжу — дядь Николу гусар с вахты окликает. Вот интересно. Война, что ли, и всех в солдаты забирают?

— Да говори ты по делу! А то домой отправлю, — нахмурился полковник.

— Я и говорю, — обиделся мальчик. — Дядя Никола к нему подходит, а гусар ему из пистоля как — бах! Потом каменюку взял, добить, ясно дело, хотел, но тут гусар понабежало. А я домой бегом.

— Ты это точно видел? — лицо полковника посерело. — Ты понимаешь, что ты говоришь?!

— Истинный крест! — мальчонка быстро перекрестился. — А дядю Николу вчерась схоронили. Петька и Пашка, друзья мои главные, теперича сироты. А ты говоришь, я вру.

— А где Меланья живет? — полковник взял себя в руки, а лицо его из серого сделалось каменным.

— Да рядом с нами. Могу показать. Чего ж она молчит? Души в ней нет, вот чего!

Тетку Меланью привели в полк и допросили. Она в точности подтвердила слова мальчика. К ее совести никто не взывал, не до ее совести. Лемешева арестовали. С нарочным отправили депешу в Департамент полиции. А вечером Лемешева увезли в городскую тюрьму.

— Матрена! Едрить ее в канитель собачью! Ты где таскаешься?

— Сам ты таскаешься, старый хрыч! Я три дня не спамши с ентой свадьбой! Когда ж они разойдутся ужо?

— Завтрева. С утра опохмельнутся, и по домам. Пора и честь знать.

— Чего искал-то? — напомнила Матрена.

— Тьфу, окаянная, из-за тебя чуть не забыл. Гость из офицеров вечор прибывает. Комнату ему подготовь.

Подпоручик Краузе приехал поздно, часам к девяти. Астафьев встретил его лично у ворот дома.

— Рад, рад видеть, чертяка. Ну, проходи скорее, и за стол, за стол.

— Поздравляю от души. Ты извини, но устал сегодня донельзя, целый день нам выволочку на плацу делали. Завтра сыграем, да и отпразднуем все вместе, — Краузе и впрямь выглядел неважнецки. — Где у тебя передохнуть можно?

— Комната готова, — разочарованно сказал Астафьев. — Пистолеты — там же. Только не поленись, проверь. Я в семь утра зайду, там и сыграем. Никифор! Проводи господина подпоручика в его комнату. Да подай, что попросит.

Астафьев вернулся к гостям. Краузе уже в комнате снял сапоги и мундир, проверил пистолеты, от ужина отказался и лег спать.

— Завтра, все завтра, и сыграем, и молодых поздравим, — сам себе вслух сказал гусар перед сном.

Но завтра для Краузе не наступило. Ночью Астафьев осторожно вошел в незапертую комнату друга с пистолетом в руке, молча приставил его к виску Краузе и выстрелил. Положил пистолет на стол, спокойно вышел в коридор и закричал:

— Никифор! Эй, кто там! Сюда все! Бегом!

Из всех комнат начали появляться заспанные гости, с улицы прибежали дворовые люди. Из-за общего галдежа ничего понять было невозможно.

— Тихо все! — заорал Астафьев. — У нас беда. Мой друг и гость, подпоручик Краузе, застрелился. Позовите полицию. Они знают, что делать. И, прошу вас, давайте разойдемся по комнатам. Мы только мешать будем. Никифор, в комнату не входить, все должно остаться как есть. Понял?

— Понял, Ваше благородие. Гости дорогие, прошу вас, к себе, к себе. Завтрева все. Завтрева.

— Эх, несчастье-то. Не к добру это в такой день, — пробормотал Астафьев, обращаясь ко всем и ни к кому.

Когда все разошлись, Астафьев вошел в комнату покойного, повесил на пояс мундира свой пистолет, наугад взял со стола один из подготовленных к игре пистолетов. Проверил его. Пистолет оказался пустым. Бросил его на пол напротив головы Краузе. Что поделаешь, самоубийство. Свой же пистолет, из которого был убит друг, уже у себя в кабинете тщательно вычистил, отнес в оружейную комнату и присовокупил к полудюжине таких же, хранящихся там.

Конец ознакомительного фрагмента.