Капитан Проскурин Последний осколок Империи на красно-зелёном фоне

Сергей Гордиенко, 2022

Крым 1920 г. Гражданская война в России. Белая армия готовится принять последний бой. Генерал Носович и капитан Проскурин пытаются бескровно спасти «последний осколок Империи».

Январь 1920-го. Крым

Мария Удянская приходила дважды, приносила пироги. Павел разламывал, но ничего не было. В третий раз Мария принесла жареную рыбу, целую. Записка!

Пашенька, в городе все настроены против вас. Армия тоже. Май-Маевский меня не принял, назвал тебя организатором красной сволочи.

Утром в уборной мы встретили Ваньку Воробьёва — «партийного товарища» Павла. Его тоже ожидал расстрел.

— Бежим, — прошептал Воробьёв.

— Охраны много.

— Поднимай своих. Я тоже перешепчусь.

В столовой во время обеда Воробьёв прошёл мимо нас, бросив:

— Согласны только шестеро.

Весь день Павел не находил себе места — план побега, предложенный Воробьёвым, был слишком дерзкий.

— Побег или трамвайный столб! Выбирай! — поставил я точку в его сомнениях.

— Выходи на ужин! — голос охранника эхом пробежал по коридорам.

В очереди, с миской в руках Макаров громко крикнул:

— Позовите начальника караула! Очень важное дело!

Караульный крикнул разводящему, тот позвал начальника.

— Кто звал?

— Я.

— Зачем?

— Важное государственное дело. Касается и лично Вас.

— Говорите.

— При всех не могу.

— Пошли в камеру.

Павел выскочил, закрыв дверь на чугунный засов. Воробьёв, Заборный, Вульфсон и татарин Абдул Смаил набросились на часовых. Вместе мы ворвались в караульное помещение. Юнкера спали на нарах.

— Ни с места! Давай ружья!

Раздалось два выстрела и юнкера с поднятыми руками прижались к стене. Часовые снаружи, увидев нас, сбежали с поста и мы бросились к открытым воротам. В лицо ударил ветер со снегом. Добежали до Нахимовской и повернули на улицу Кази. Тут начиналась Цыганская Слободка. Со стороны крепости послышались выстрелы, но мы уже были в открытом поле. Ночь, мороз, ветер, а мы без шинелей! Вульфсон и Гриневич без обуви!

Всю ночь шли по полю. Ветер насквозь продувал гимнастёрки. Повезло, что снег неглубокий и ветер в спину, но мороз истощал силы, приходилось часто отдыхать в снегу прижимаясь спиной. Наконец, вдали замигал огонёк — Херсонесский маяк. Значит, прошли 15 вёрст. Но метель усиливалась. Вульфсон и Гриневич обессилели от холода, ноги не слушались. Пришлось вести под руки. А маяк, казалось, не приближался. Не дойдём! Замёрзнем в поле! Не найду врача!

Наткнулись на развалины старой крепости. Пришлось обойти.

— Вспомнил! — неожиданно воскликнул Воробьёв. — В полверсте деревня. Собаки лают! Слышите?

Двинулись туда. В темноте у самой земли показались огни и сероватый силуэт церкви. Обессиленный, дрожа всем телом, я постучал в дом на окраине.

— Кто там?

— Начальник отряда капитана Орлова, — офицерским голосом ответил Макаров. — Заблудились. Прошу открыть дверь!

Пожилой мужчина с седой бородкой поднёс лампу к окну и внимательно осмотрел нас. Переступив порог, мы повалились на пол.

— Отец, что за деревня? — спросил Макаров, прижимая ладони к тёплой печке.

— Карань, Ваше благородие.

— Греки? Вином угостите? Лучше глинтвейн сделай.

— Мы не немцы. Глинтвейн не держим.

Хозяйка подала вино и сувлаки с мусакой. Потянуло в сон.

— Вставай! — теребил меня за плечо Павел. — Уходим.

День был морозный, солнечный, безветренный. Слепило глаза. Хозяева дали тёплую одежду и мы шли бодрым шагом, не сгибаясь как вчера пополам от холода. Воробьёв вёл через лес.

— Стой! Кто такие? — раздался крик.

Неожиданно нас окружили крестьяне с граблями, топорами и дубинами.

— Разведотряд капитана Орлова, — ответил я. — Мы против помещиков. Скоро освободим вас. Да здравстует советская власть!

Крестьяне, подумав, опустили топоры. Мы двинулись дальше. В версте от деревни Кадыковка зашли на хутор к сторожу, знакомому Воробьёва. Согрелись, поужинали, заночевали. Следующие сутки провели на хуторе у Пересыпкина — ещё одного «товарища» Воробьёва. Надо понаблюдать за ним — знает местность, людей, служил у большевиков здесь в Крыме, возможно знает и о враче. Макаров точно не знает — прибыл с Добровольческой армией. Как поступить? Заманить Воробьёва в лес и допросить с пристрастием или сначала ликвидировать всю группу, а его заставить выдать врача? Но если ошибаюсь, не найду врача и не попаду к «зелёным», а он, возможно, прячется в одном из отрядов. Или в деревне? Или в пещерах? Определённо знает какой он ценный подарок для всех, кто борется с большевиками. Даже для анархиста Махно.

Абдул Смаил ушёл в деревню агитировать в нашу банду татарскую молодёжь, а мы отправились в Алсу — крохотное село в лощине посреди гор. Зашли в дом на окраине. Хозяин Семён, одетый по-городскому, долго присматривался, пытаясь понять кто перед ним. Половина в царских погонах, остальные — оборванцы. На вопросы отвечал «да-нет», но всё же накормил. Макаров выпросил бутыль самогона и мы двинулись в сторону Ялты в поисках отряда Орлова. Но к нему мне не надо! Про врача точно не знает, а раскрыть могут, неизвестно кто у него в отряде. Однако Макаров с Воробьёвым верили, что Орлов революционер и к моим возражениям не прислушались. По мосту Улан-Баглан мы перешли Чёрную речку и два с половиной часа поднимались по петляющей тропе между скалами и колючими кустарниками. Наконец, вышли на открытую возвышенность к кордону Херсонесского монастыря. Отказывались идти ноги, болела спина и кровоточили руки. Мы сели отдохнуть под вековыми соснами, ощупывая порезы на лице. Над головой шумела хвоя, скрипели стволы и дробью выстукивал дятел. Неожиданно раздался звон колокола и мы повалились головой в снег — приняли за выстрел. Врач! Спрятаться у монахов — разумный, неожиданный ход для большевика. Впрочем, какой он большевик! Алкоголик и повеса.