По прозвищу Демон

Сергей Горбатых

Штабс-ротмистр Владимир Головинский 1 сентября 1919 года был выписан из госпиталя, где он лежал после ранения в ногу во время штурма войсками генерала Деникина Екатеринодара. Головинский, боевой офицер, прошедший всю Великую войну и принявший участие в Первом Кубанском походе, уже понял, что Белое Движение обречено. После долгих и тяжёлых раздумий, он принимает очень тяжёлое для себя решение: эмигрировать. Из Новороссийска Головинский уезжает в Лондон, а после недолгого пребывания там, переезжает в Буэнос-Айрес. Владимиру понравилась столица Аргентины. Он спокойно живёт и старается сделать всё, чтобы избавиться от последствий ранения в ногу. Совершенно случайно, на одном из дипломатических приёмов военный министр Парагвая полковник Адольфо Чирифе предлагает ему поступить на военную службу офицером кавалерии этой страны. Владимир соглашается. После сдачи экзаменов на чин старшего лейтенанта, Головинского направляют служить на Северо-Восток Парагвая командиром форта «Маршал Лопес». Ядовитые насекомые и змеи, тропические болезни, сложные климатические условия сильно осложняют его жизнь. Национальные особенности подчинённых Владимира часто приводят выполнение его обязанностей командира форта в тупик. В первые же дни своей службы Головинский с одним солдатом уничтожает банду работорговцев, которые похитили нескольких юных девушек для продажи в публичные дома Бразилии. За этот подвиг жители окрестных поселений и подчинённые Владимира дали ему почётное прозвище Демон. За очень короткий период Головинский производит полную модернизацию форта «Маршал Лопес», организовывает патрулирование вверенного ему участка рубежа и улучшает условия службы для личного состава гарнизона. Через полтора года о его подвигах и заслугах знают даже простые жители парагвайской столицы. В марте 1922 года Головинского производят в чин капитана и назначают заместителем командира гвардейского эскадрона Личного Конвоя президента Парагвая. Престижная служба очень нравится Владимиру. Но в мае 1922 года в Парагвае начинается гражданская война. Амбициозный полковник Чирифе организовал мятеж с целью свергнуть законную власть в стране, чтобы стать её президентом. Верный своему слову офицера Головинский сражается на стороне правительственных войск и становится национальным героем Республики Парагвай. Роман «По прозвищу Демон» написана на основе реальных событий и фактов, происшедших в Парагвае в 1920–1922 годах. Роман «По прозвищу Демон» – самостоятельное произведение, но логически продолжает эпопею «Гусарская сага», главным героем которой является офицер Владимир Головинский: «Детство и юность гусара», «За веру, царя и отечество!», «Кровавый раскол». Для написание романа «По прозвищу Демон» автор использовал документальные источники.

Глава вторая

Париж Южной Америки

30 октября пароход «CHRISTOPHER» вошёл в акваторию порта Буэнос-Айреса и пришвартовался к причалу напротив огромного бетонного здания, похожего на склад. Но Головинский уже знал, что это был Отель для иммигрантов. Здесь все, кто прибыл могли целую неделю жить и питаться бесплатно.

— Кормят там неплохо. Просто, но очень сытно, четыре раза в день. Но вот спальное помещение больше похоже на огромного размера ночлежку для бездомных. — Рассказал Владимиру Смит ещё несколько дней назад.

— Всем пассажирам парохода оставаться на своих местах. Сейчас на борт поднимутся врачи для медицинского освидетельствования. Они начнут с пассажиров первого класса, — раздался голос на английском языке из мощного рупора.

Затем приказ был повторён на испанском языке.

В каюту к Головинскому вошли двое. Толстый мужчина в грязном белом халате и юноша лет двадцати в сером кителе с бляхой на груди.

Толстый устало посмотрел на Владимира, изобразил подобие улыбки, что-то произнёс по — испански.

— Добро пожаловать в Аргентину! — перевёл на английский язык юноша. — У вас есть сифилис, туберкулёз?

— Нет! — ответил Головинский.

— Физическая ущербность: отсутствие конечности или инвалидность по ранению или другим причинам?

— Нет! Я полностью здоров! — Владимир посмотрел в глаза доктору.

— Хорошо! — ответил тот по — английски и поставил маленькую печать в паспорте Головинского.

— Мистер, вы можете сойти на берег для прохождения других административных формальностей. — Почти торжественно объявил переводчик.

— Спасибо! — улыбнулся Головинский.

Владимир спускался по трапу и постанывал от боли в левой ноге. «Как мне сейчас не хватает трости или какой-нибудь палки!»

На первом этаже Отеля для иммигрантов располагалась таможня и миграционный отдел.

— Откройте ваш чемодан, мистер! — на корявом английском попросил Головинского худой чиновник в сером пиджаке с бляхой на груди.

— Всё нормально! Благодарю вас, мистер! — чиновник поставил в паспорт Владимиру печать.

— Владимир, вам сейчас в отдел миграции! — послышался сзади голос Смита.

Головинский обернулся.

— Я уже прошёл таможенный контроль. Миграционный контроль я не прохожу, у меня ведь есть местные документы. Меня на улице ждут супруга и сыновья. — Перед ним стоял Смит.

— Спасибо вам, Александер! — подал ему руку Головинский.

— Вам, Владимир, спасибо за прекрасную компанию, которую вы мне составили в этом длительном путешествии. Вы знаете, где меня найти. Я вас очень хочу увидеть ещё! — Смит крепко пожал руку Головинского, — спешите пройти миграционный контроль. Сейчас на берег спустится публика из второго и третьего класса и вы можете сегодня не успеть. Счастливо вам!

Владимир сидел за столиком напротив чиновника миграционного отдела. Лысый, одуревший то ли от скуки, то ли от работы мужчина лет пятидесяти медленно копировал все данные паспорта Головинского в какие-то бесконечные формуляры.

— Подпишите здесь! — чиновник произнёс на скверном английском языке и ткнул своим пальцем с длинными грязными ногтями в лист бумаги.

Владимир поставил свою подпись.

— Теперь тут! Потом здесь! И здесь, пожалуйста! — чиновник громко зевнул, широко открывая рот.

— Подписал, мистер шеф! Что делаю дальше? — Головинскому хотелось уже бежать отсюда.

— Будем «откатывать» ваши пальцы, — сообщил ему лысый и достал из ящика стола, валик, краску чёрную и «подушечку для печатей.

Теперь чиновник валиком пачкал пальцы Владимира краской и просил оставлять их отпечатки на многочисленных формулярах.

Сначала — правая рука, затем — левая. Снова — левая…

— Подпишите здесь! Вот вам справка, с нею вы, сеньор Голови-голов — Го-ло-винский в любой комиссарии столицы можете ходатайствовать Седулу Национальной Идентификации. Это аргентинский документ, удостоверяющий вашу личность. Всё! Вы свободны! — тяжко вздохнул чиновник.

— Мистер, а руки где я могу вытереть или вымыть? — Владимир показал свои пальцы со следами краски.

— Может о брюки или пиджак. — Совершенно серьёзно посоветовал ему чиновник.

«Ну и нравы здесь дикие!» — подумал Головинский, доставая из кармана пиджака носовой платок.

Миграционный отдел был уже забит людьми. Кого здесь только не было! Арабы в платках на головах, бородатые мужики в дублёнках, евреи в чёрных одеждах и широкополых шляпах. Женщины в паранджах, полуголые сопливые дети, ползающие по грязному полу…

«Успел! Слава тебе, Господи!» — с облегчением перекрестился Владимир.

Он вышел на улицу. Было уже шестнадцать часов пять минут.

«Как быстро время пролетело!» — удивился он.

К нему сразу же подбежали человек десять. Все что-то говорили, перебивая друг друга, назойливо совали в руки четвертинки бумажек. Владимир улавливал только два слова «Пэнсьон» и «Монастырик».

— Нет! Нет! — кричал он по английски и отмахивался свободной рукой.

Сильно хромая, он прошёл около двух кварталов и увидел автомобиль Форд чёрного цвета с надписью «Такси». Головинский поднял руку.

— Отель «Бристоль». — Сказал Головинский, устраиваясь на заднем сиденье автомобиля.

Владимир с интересом смотрел в окно. Широкий проспект, по тротуарам шагают сотни хорошо одетых людей: мужчины, почти все, в костюмах и галстуках. Женщины в шляпках. Ну автомобилей было раза в три больше, чем он видел в Лондоне. Движение было левосторонним, как в британской столице. Увиденное его поразило. «Какая загадочная и неизвестная миру страна,» — подумал Владимир.

Шофёр остановил в входа в гостиницу. Головинский сунул ему ассигнацию в 10 франков, ожидая реакции. Шофёр, радостно заулыбался, но сдачи не дал. «Значит всё нормально». — Подумал Головинский.

Выбежавший из дверей «Бристоля» юноша в красной жакетке, помог Владимиру выйти и схватил его чемодан. Нога жутко болела. Он медленно шёл…

За стойкой с надписью «RECEPCION» сидел мужчина лет сорока с напомаженными волосами и «усиками — щёточками».

— Добрый день, мистер! С прибытием в город Буэнос-Айрес! Какой номер вы желаете и на какой срок? — выпалил он прекрасном английском языке.

— Здравствуйте! Не знаю ещё на сколько дней, но номер приличный. — Ответил Головинский.

— Пять песо в сутки — шикарный, двухкомнатный люкс вас устроит? — предложил мужчина.

— Да! — коротко ответил Владимир.

«Смит мне рекомендовал этот отель. Говорил, что за три песо здесь есть приличные номера. Разница три или пять!» — думал Головинский, хромая вслед за юношей в красной жакетке.

Ужинал Владимир в отеле. Заказал овощное рагу с курицей, чай и пирожные.

— Вам добавят в ваш счёт за проживание! — поклонился официант, отказавшись принять деньги.

Утром Головинский, надев лёгкий костюм и туфли, не завтракая, вышел, чтобы познакомиться с городом. В первую очередь ем нужно было купить приличную трость и поменять деньги. На всякий случай он взял с собой франки, английские фунты стерлингов и несколько золотых монет.

9 часов утра… Проспект Коррьентес забит автомобилями и повозками. Звенят новенькие трамваи. По тротуару «течёт» людской поток. Припекает солнце.

Головинский помнил рассказы Смита о ценах на различные товары, о их дешевизне, но ему, лично, хотелось убедиться в этом. Левая нога болела, поэтому приходилось останавливаться через каждые 5 минут, чтобы дать ей успокоиться. Так он и «доковылял» до Банка. Назывался он «Банко де Ла Насьон». Владимир вошёл и сразу же увидел чёрную школьную доску, только меньше размером. На ней мелом были написаны цифры. Он сразу же понял, что это и есть курс аргентинского песо на сегодняшний день.

«1 североамериканский доллар = 2.232 аргентинских песо

1 фунт стерлингов Великобритания = 10.783 аргентинских песо

1 франк Франция = 0.798 аргентинских песо».

Там были указаны названия денег других стран, но Головинского этот уже не интересовало. Он быстро поменял двадцать фунтов стерлингов и стал обладателем целых двухсот пятнадцати местных песо.

В магазине на проспекте Коррьентес, где продавалась одежда для «настоящих джентльменов», Владимир увидел и трости. Он зашёл. Перед ним, на стене, висела целая коллекция тростей: тонкие, потолще, совсем толстые. Разных цветов и с различными рукоятями.

Головинский выбирал, неспеша, опираясь на них, пробуя удобны ли.

Купил две самых толстых и солидных с резными рукоятками.

— Сеньор, они очень дорогие! Импортированы из Канады! — предупредил его продавец, блеклый мужичонка, лет тридцати.

— Сколько? — спросил по — английски Владимир.

— Пять песо двадцать сентаво! — также на английском языке ответил продавец.

— Меня устраивает. Я их покупаю! — объявил Головинский.

Теперь, опираясь на трость, ему было гораздо легче и удобнее шагать. Другую — Владимир нёс в левой руке. «Где я? — спрашивал он сам себя. — В Нью-Йорке? В довоенном Париже? Ну уж точно не в Лондоне! В английской столице я не чувствовал себя так удобно, как здесь».

По улицам с левосторонним движением проносились новые, сияющие краской и лаком автомобили. Мчались трамваи, скрипя на поворотах и звеня в колокольчики. Сверкали своими вымытыми стёклами витрины магазинов дорогой французской одежды, английского сукна и табака.

На прилавках ювелирных лавок, переливаясь всеми цветами радуги, лежали драгоценности из Голландии и последние модели часов из Швейцарии. На улице Флорида из дверей одного из ресторанов исходил такой вкусный запах, что Головинский не смог устоять и зашёл. Здесь ему предложили ароматный кофе и нежные хрустящие круассаны, которые почему — то назывались «медиалунами».

«Когда же в последний раз ел такую вкусноту?» — попытался вспомнить Владимир и не смог.

Все сидящие в ресторане пили кофе и листали газеты. Головинский попросил официанта, чтобы тот принёс ему «Ле Монде» и затем попытался сделать то же самое. У него не получилось! «Занятно, — надо потренироваться! А как ловко соседи управляются: глоток кофе, затем кусочек круассана, а другой рукой раз и перевернул страницу газеты!»

На углу улицы Флорида и проспекта Коррьентес Владимиру в глаза бросилась яркая и «кричащая» вывеска «Мужская одежда из Парижа. Весенняя коллекция».

Головинский вошёл. Юноша, лет двадцати, выскочил из-за прилавка и кинулся к нему.

— Доброе утро! — поздоровался по-французски Владимир. — Я бы хотел…

— Сеньор Анри! Сеньор Анри! — вдруг закричал юноша.

Сверху послышался быстрый топот. Это по металлической лестнице спускался мужчина лет пятидесяти.

— Доброе утро, мсье! — сказал он по-французски и слегка поклонился. — Чем я вам могу помочь?

— Я хотел посмотреть костюмы, чтобы выбрать что-нибудь подходящее для меня. — На своём безукоризненном французском языке объяснил Головинский.

— Разрешите представиться Анри Лусто — хозяин этого магазина, — почти торжественно произнёс мужчина и внимательно осмотрел гостя своим хитрыми бегающими глазами.

— Головинский! — Владимир протянул хозяину магазина руку.

— Ах вы — русский! — удивился Анри, — а я был уверен. что разговариваю с одним из моих соотечественников.

— Да, я — русский! — подтвердил Владимир, — только вчера прибыл в Буэнос-Айрес из Лондона.

— Неужели? — искренне изумился Лусто, — и вы мсье Го-го-

— Головинский. — Подсказал Владимир.

— Прошу прощения! Мсье Головинский, у вас найдётся несколько минут, чтобы поговорить со мной? — вежливо поинтересовался Анри.

— Да, конечно! — сказал Владимир.

— Тогда я вас приглашаю в мой кабинет! — Лусто показал на дверь. — Педро, закажи нам кофе и пирожных! Да пусть принесут побыстрее! — приказал Анри юноше.

Кабинет хозяина магазина был обставлен дорогой мебелью из красного дерева. Повсюду лежали и висели рисунки, фотокарточки мужской одежды.

— Прошу вас, мсье Головинский, присаживайтесь! — Анри указал на кресло. — Скажите вы были в Париже?

— Да, конечно. Но давно ещё до войны. — Ответил Владимир.

— Ах Париж, Париж! Какой город! Самый красивый на свете! Самый уютный на свете! — закрыв глаза и, покачивая головой, мечтательно произнёс Лусто.

— Прошу прощения, мсье Анри, но мне кажется, что и Буэнос — Айрес тоже красивый город.

— Что вы сказали, мсье Головинский? Буэнос-Айрес — красивый город? — презрительно скривил свои тонкие губы хозяин магазина. — Где вы, мсье Головинский видели город? Это же хаотичное скопление каких-то несуразных строений! Жалкие копии домов Парижа и Лондона. И где? Только в центре города! А вы бывали на его окраинах?

— Ещё нет. — Признался Владимир.

— И не вздумайте! Вас там запросто могут ограбить и даже убить! — закатив к верху свои хитрые глаза, театрально воскликнул Лусто.

— Хорошо! Спасибо, мсье Анри, я обязательно учту ваши советы! — вежливо согласился Головинский. — Но музеи и картинные галереи здесь есть? Мне рассказывали что…

— Какие музеи? Какие картинные галереи? — почти крича, перебил Владимира хозяин магазина. — Поверьте мне, мсье Головинский, здесь нет ни одного достойного музея! Более того, в Буэнос-Айресе вы не найдёте ни одного выставочного зала, не говоря уже о картинной галереи. Это же столица креолов! А у них есть деньги, но отсутствует самая элементарная культура.

— Мне рассказывали, что местный Театр Колон самый большой и известный во всём Новом Свете. — Удалось, наконец, вставить фразу Головинскому.

— Да, это так! — почему-то с огорчением вздохнул Лусто и тут же, захлёбываясь словами, выпалил:

— А вы знаете, мсье Головинский с какой целью он был построен? Не знаете! А я вам скажу правду. Театр Колон был построен для того, чтобы местные невежественные богатеи имели возможность демонстрировать друг другу свои наряды и украшения! Появляться два раза в одном и том же платье и тех же бриллиантах является самым большим позором для женщины столичного высшего света. Вы, мсье Головинский, думаете, что в Театр Колон ходят слушать оперу? Нет, нет и ещё раз нет! Туда ходят, чтобы похвастаться своим богатством!

А как ведут там себя эти латифундисты? Это же позор! Я, лично, присутствовал, когда пел ваш великий Шаляпин. От силы его голоса эти неграмотные и бескультурные богачи сошли с ума. Мужчины швыряли на сцену свои толстые бумажники, а их расфуфыренные жёны — драгоценности, которые срывали с себя.

Страстный и гневный монолог хозяина магазина прервал стук в дверь.

— Да! — недовольно закричал Анри.

В кабинет вошёл официант из соседнего ресторана с подносом в руках. Он выставил на стол две чашечки кофе, вазочки с печеньем и пирожными и удалился.

— Угощайтесь, мсье Головинский! — предложил Лусто.

— Спасибо! — поблагодарил Владимир и спросил:

— А местное метро? Я слышал отзывы о том, что оно является самым современным в мире.

— Метро! — раздражённо воскликнул Анри, — это же точная копия лондонской подземки. Ведь его строили англичане. Они всё, до последнего винтика, до самой последней гайки привезли из Британии. А почему? А потому, что креолы не имеют и не хотят иметь своей промышленности. Всё здесь привозное, скопированное и жутко безвкусное. Да ещё, когда будете ехать в местной подземке, то обратите внимание на цвет стен станций. Они все различны! Почему так? Знаете? Нет! А я вам объясню! В этой стране около 70 процентов населения — неграмотные. Они не умеют читать! И поэтому никогда не говорят «мне надо, например, доехать до станции Перу. Нет, креол скажет «я еду до коричневой станции». Или, покупая билет до станции Акойте, креол говорит «мне до синей». Я вам, мсье Головинский говорю истинную правду. Вы сами, совсем скоро, в этом убедитесь!

Кофе уже остыл. Владимир выпил его одним глотком и продолжил слушать жалобы хозяина магазина.

— Вы не представляете, как я страдаю в этой стране! Уже целых шесть лет! — Анри в отчаянии схватился за голову.

— Мсье Лусто, а почему вы так мучаетесь? Возвращайтесь на родину! Во Францию! Париж — это же самый красивый город в мире, — невинным тоном посоветовал Владимир.

— А что же я там буду делать? Кто во Франции за такие деньги у меня будет покупать мужскую одежду? Да ещё и сейчас, после такой войны! У французов нет денег. К сожалению. Все деньги сейчас сосредоточены в руках безграмотных аргентинских латифундистов. — Анри посмотрел на Владимира, как на полного идиота.

Потом Головинский посмотрел пиджаки, которые предлагал ему сам хозяин магазина.

— Вот это чисто белый! Он мне понравился. — Сказал Владимир, указывая на летний лёгкий пиджак.

— Отличный выбор! Отличный выбор! — зачастил Лусто, — у вас, мсье Головинский, отличный великолепный вкус. Но для этого пиджака необходимы брюки. Этой весной — чёрные! Это невероятна гармония! Вы представляете: ослепительно белый пиджак и абсолютно чёрные брюки!

— Хорошо! Давайте и брюки. Чёрные. Да, ещё и рубашку и галстук! — согласился Владимир.

— Прекрасно! Замечательно! — Анри сам носился по магазину, снимая с полок рубашки и вытаскивая кипы галстуков из коробок.

Головинскому пришлось взять такси, чтобы отвезти в гостиницу все покупки.

После этого он решил пообедать. «Ни у кого не буду спрашивать, где находится хороший ресторан. Я должен выбрать его сам!»

Головинский, опираясь на трость, медленно шагал по улице Сан Мартин. Было жарко. «Как всё таки здесь хорошо после слякоти и холодной сырости Лондона, — он посмотрел на синее небо, — такое же было в Екатеринодаре, когда я вышел из госпиталя».

Вдруг Владимир увидел высокое дерево с толстым стволом и большими листьями, которые почему-то были похожи на восковые. Но цветы белые и просто огромные сразили его. Он остановился и долго любовался ими. «Магнолия!» — догадался Головинский.

А чуть дальше, по улице Сан Мартин, находилось длинное двухэтажное здание покрашенное в красно-лиловый цвет, который «резал» взгляд. «Оригинально… — сокрушённо вздохнул Владимир, — а что же это такое? Какой-то постоялый двор наверху, а внизу — ресторан «Посада де 1820». Живописный конечно… Ну что? Попробую креольскую кухню?»

Худой официант подбежал к Гловинскому сразу же как тот только сел за свободный столик в глубине зала, по размеру похожего на конюшню.

— Я говорю по — французски или по — английски. — Сразу же предупредил Владимир официанта.

Тот на мгновенье запнулся, а затем медленно, стараясь произносить слова правильно, сказал на понятном французском языке:» Здравствуйте, мсье! Я рад буду предложить вам меню и карту вин. Если у вас возникнут вопросы, я вам сразу объясню».

Официант облегчённо вздохнул. Очевидно, что для него это было стало подвигом — произнести всё это на французском языке.

— Спасибо! Если возникнет необходимость я вас сразу же позову. — Ответил Владимир и погрузился в чтение меню.

Оно состояло из названий нескольких десятков блюд и было написано от руки каллиграфическим почерком на трёх языках: испанском, английском и французском.

«Паррижада комплета» — прочитал Головинский. «Что это такое? Очевидно, что мясо жареное на углях. Но здесь столько наименований, что французский язык не смог отобразить всего этого разнообразия. Но насколько я понял есть бифе, есть колбаски, есть печень и почки. Думаю, что…»

От мыслей Владимира оторвал официант. Он принёс блюдо наполненное жаренными и печёными пирожками.

— Это эмпанады! В нашем ресторане — это входное блюдо. Бесплатно! — объявил официант, и его некрасивое длинное лицо покраснело от гордости. — Вы уже определились с блюдами?

— Да, уважаемый! Принеси ка мне бифе, колбаски и почки. Салат и бутылочку красного и очень хорошего вина на твой выбор. — Попросил Головинский.

— Сделаем! — ответил тот и сделал заметку карандашом на четвертушке бумаги.

— Прямо, как в питерском «Палкине»! — вспомнил вдруг Головинский свои загулы, будучи в отпуске после ранения в 1915 году. «Уважаемый» — точно также я обращался к половым, но тогда шампанское лилось рекой, под закуски и пение цыган».

Владимир осмотрелся вокруг. Увы «Посада де 1820» никак не был похож на питерский ресторан «Палкин». Здесь пол — это выщербленная плитка, со старинных потолочных балок свисают косы чеснока, стены выкрашены в цвет охры. Столы и стулья, как в дешевой галицийской харчевне. И оркестра никакого нет…

Эмпанады с начинкой из мяса и курицы оказались выше всех похвал. Когда он «уничтожал» последнюю, появился официант. Сначала он поставил на стол маленькую металлическую печь с тлеющими древесными углями, на решётке которой лежали: большой кусок мяса (бифе), две колбаски (чорисо), куски говяжьей печени и почек. Затем огромное блюдо с салатом из авокадо, помидоров, сладкого перца и трав, корзинку с хлебом. Потом на столе появилось глубокое блюдце с красного цвета сальсой.

— Это чимичурри! — официант показал на неё своим указательным пальцем, — а это прекрасное вино тинто, то есть красное. Называется «Каберне де дон Давид». Вам, сеньор, как раз к паррижаде.

Он ловко, одним движением, открыл бутылку и плеснул совсем чуть-чуть на дно бокала:

— Пробуйте, мсье!

Головинский сделал два глотка. Вино было терпким, густым и пахло спелой черешней и свежими грецкими орехами.

— Хорошее! — похвалил Владимир.

— Тогда приятного вам аппетита! — официант улыбнулся, а потом быстро удалился.

Так вкусно, сытно и с наслаждением Головинский не ел уже, наверное, года два. «А может быть и больше?» — начал вспоминать он.

Вино «ударило» в голову. От сытости глаза у Владимира стали закрываться…

— Сеньор, что вы желаете на десерт? — появился официант. — Могу предложить вам наше прекрасное миндальное мороженое.

— Давай! — не сопротивляясь, согласился Головинский.

Когда он покончил с десертом, посмотрел на часы. «Вот дела! Уже 4 часа пополудни! Полдня сижу за столом и ем! И куда это вмещается?» — удивился Владимир.

За этот роскошный обед Головинский заплатил всего четыре песо, да оставил официанту на чай две монетки по двадцать сентаво. Тот остался очень доволен.

«Правда сказал Смит, что цены на еду в Аргентине просто смешные». — Вспомнил Владимир в такси, когда возвращался в отель.

Головинский вошёл в номер. Сильно хотелось спать. Голова стала «свинцовой», глаза закрывались сами. Он разделся и лёг.

Проснулся в полночь и вышел на балкон. На проспекте Коррьентес было светло, как днём. На столбах горели мощные электрические фонари, на стенах домов мигали разноцветные лампы различных реклам. На тротуарах людей было гораздо больше, чем днём.

«Мне кажется, что это Париж». — Подумал Владимир и вернулся в постель.

На следующий день Головинский продолжал знакомиться с Буэнос-Айресом. Он решил посетить известный район Ла Бока, расположенный в том месте, где Риачуело впадает в реку Ла Плата. Погода была замечательной. Яркое солнце и синее небо… Владимир взял извозчика. Хороший откормленный жеребец, впряжённый хорошо ухоженную коляску, быстро мчался по булыжной мостовой.

— Мсье, вы я вижу иностранец, — на вполне сносном французском вдруг сказал извозчик, грузный мужчина лет сорока пяти. — Извините за любопытство. Англичанин?

— Нет, я русский! — ответил Владимир, внимательно смотря по сторонам.

— Ух ты! — искренне удивился извозчик, — слышал, что есть русские в нашей столице, но лично видеть не доводилось ещё. Путешествуете?

— Да, приехал посмотреть Аргентину.

— Правильно сделали, мсье. Это лучшая страна в мире! Это я вам говорю честно. — Убедительно сказал извозчик.

«И почему Смит мне рекомендовал мне посетить этот район? Не понимаю?» — сетовал Владимир, пробираясь по грязным немощёным улочкам между ветхих домов, выкрашенных во все цвета радуги.

«Для Александера — это наверное экзотика, а для меня обыкновенный район, где обитают портовые рабочие».

Цветные домишки сменялись угольными складами, альмасенами — магазинами, где продавались товары для пролетариата: хлеб, макароны, керосин и большие бутыли с вином.

«Очень мало прохожих почему-то?» — удивился Владимир и вдруг услышал громкие крики и грязные ругательства на английском языке. Из-за угла показались трое пьяных английских матросов и пошли навстречу ему. Один из них, случайно, или нарочно, сильно толкнул своим локтём Головинского. Владимир едва устоял на ногах.

«Вот они, хозяева мира!» — со злом подумал он, наблюдая за моряками.

Они остановились у двери в какой-то то ли склад, то ли альмасен. Громко кричали, а потом зашли. Головинский, хромая, последовал к этому строению.

Откуда — то, вдруг, послышался вкрадчивый мужской голос. На пороге стоял парень лет двадцати и что-то говорил по-испански.

— Я не понимаю! — ответил по — английски Владимир.

— Сэр! Сэр! — мгновенно перешёл на английский юноша, — заходите сюда! Не пожалеете! Я вас в этом заверяю! Это невероятно!

— Что невероятно? — поинтересовался Головинский.

— Аргентинская порнографическая фильма! Девочки такое вытворяют, что вы себе даже и представить не можете! — тараторил парень.

— Нет! Спасибо! — Владимир отвернулся от назойливого юноши и собрался уже идти.

— Сэр, в зале тоже девочки! Красивые! Они вам сделают абсолютно всё, что вы пожелаете! — зазывала схватил его за локоть.

— Пошёл вон! — Головинский замахнулся на парня тростью.

Тот сразу же прыгнул в открытую дверь.

«Боже мой! Какая мерзость! Какая пакость!» — от гнева, охватившего его, Владимир повернул в какой-то переулок, который закончился тупиком. — Как же отсюда выбраться? И спросить не у кого…Ладно вернусь назад, а потом разберусь».

Цветный домики неожиданно исчезли, и, вместо них появились огромные кучи песка, щебня… Запахло свежестью воды.

«Это я в порт ненароком попал!» — понял Головинский.

Обойдя штабеля брёвен, он очутился на пустыре. Над ним стоял сизый туман от жарящегося здесь мяса. По всему периметру пустыря стояли большие металлические решётки, под которыми тлели раскалённые древесные угли. А сверху лежали сотни, а может быть и тысячи, больших кусков, шипящего на огне и вкусно пахнущего мяса. Повсюду, прямо на земле, сидели портовые грузчики. У них, очевидно, был обеденный перерыв. Грузчики ели мясо. Головинский обратил внимание, как они это делали. В правой руке — нож, а в левой — приличный ломоть хлеб, сверху которого лежал большой кусок мяса. Этот сандвич вкладывался в рот и у самых губ обрезался острым ножом. Затем отрезанный кусок неторопливо и очень тщательно прожёвывался. Все молчали… Только шипение мяса на решётках да крики маленьких зелёных попугаев нарушали тишину на площади.

После блужданий среди штабелей ящиков Владимир наконец-то вышел на широкую дорогу, мощённую булыжником. Здесь он увидел группу рабочих одетых в жуткие лохмотья, которые ремонтировали полотно железной дороги. Руководил ими невысокий рыжий мужчина с бакенбардами до подбородка. На голове у него красовался пробковый шлем. «Англичанин!» — подумал Головинский и чуть не спотыкнулся о шпалу. Она была странного красного цвета. Дерево, но необычайно красивое.

— Добрый день, мистер! — поздоровался он с рыжим мужчиной в пробковом шлеме.

— Здравствуйте! — вздрогнул тот от неожиданности, услышав английскую речь.

— Мистер, я немного заблудился. Вы бы могли мне подсказать, как я могу выбраться из этого ада? — в шутливой форме спросил Владимир.

— Да, конечно, мистер! Продолжайте идти прямо и попадёте на проспект Пасео Колон. — Очень вежливо ответил тот.

— Благодарю вас, мистер! У меня вопрос. Вы разрешите?

— Да, мистер, пожалуйста! — с готовностью ответил тот.

— Из какого дерева изготовлена шпала? Очень цвет у неё красивый.

— Это красное дерево, мистер. — Просто ответил рыжий и, увидев выражение лица Головинского, засмеялся:

— Я сам поначалу, когда два года назад приехал работать в эту страну по контракту, чуть с ума не сошёл. Шпалы из первоклассного красного дерева, из которого надо делать мебель! Ничего не понимал… Ну а сейчас уже привык. Аргентина — страна богатая своими ресурсами и креолам абсолютно всё равно, какая древесина идёт на шпалы. Для них красная даже лучше. Ведь не надо её ничем пропитывать от гниения. Красное дерево будет лежать в земле лет сто, а может быть и больше.

— Да ну… — искренне удивился Владимир.

— А вы, мистер, я вижу совсем недавно приехали? — рыжий снял свой дурацкий пробковый шлем.

— Да. — Ответил Головинский.

— Готовьтесь, мистер к тому, что эта страна вас постоянно теперь будет удивлять. Несмотря на многие странности, жить здесь можно. Очень хорошо жить! Я скоро привезу сюда свою семью. Думаю, что моя супруга и мои дети влюбятся в Аргентину.

— Спасибо, мистер! Удачи вам! — Владимир попрощался лёгким поклоном головы.

Настроение у Головинского стало улучшаться. Ну а после вкусного обеда в одном из ресторанчиков, который попался ему по пути, к нему окончательно вернулось прекрасное расположение духа. Владимир съел телячью отбивную, которая по-испански называется «миланеса». Она была длиной почти в один аршин, и её Головинскому подали на специальной тарелке, с трудом уместившейся на столике. Бутылочки красного вина «Лопес» как раз хватило, чтобы запить эту кулинарное чудо. От десерта Владимир отказался. Заплатил он за обед всего один песо и пятьдесят сентаво.

После этого, он на такси приехал на Пласу де Майо, где впервые увидел президентский дворец «Касу Росаду», который на него не произвел никакого впечатления. «Дом в три этажа, выкрашенный в красный цвет. Без особых архитектурных особенностей». — Пришёл к выводу Головинский и спустился на станцию столичного метро.

Анри Лусто был прав! Здесь всё было английским. Вагоны, рельсы, турникеты… Всё было привезено из Великобритании. И униформу служащие метро Буэнос-Айреса тоже носили английскую! Движение под землёй также было левосторонним. У всех станций стены выкрашены в разные цвета. «Лусто сказал правду». — Признал Владимир.

На проспекте Коррьентес, почти в каждом квартале, находился, как минимум, один кинематограф. «Когда же я в последний раз смотрел фильму?» — попытался вспомнить Владимир, но не смог. — Года три назад, наверное».

В двадцать два часа, когда он вышел из отеля, по тротуару невозможно было пройти. Сплошной людской поток. Открытые рестораны, кафе, бары и кинематографы тоже. Головинскому удалось купить билет на картину «Амалия», которую показывали в роскошном «Гран Рексе».

На следующий день Владимир поднялся в первый же попавшийся трамвай, который имел табличку «27». Он заплатил контролёру три сентаво и уселся на жёсткое деревянное сиденье.

Сначала трамвай резво мчался по широкому проспекту Ривадавия, стуча колёсами на стыках рельсов и громко звеня на перекрёстках. Многоэтажные дома сменялись площадями и парками. Повсюду пестрели вывески мясных, овощных лавок, булочных, ресторанов, различных магазинов и магазинчиков.

Минут через двадцать трамвай свернул на узкую улочку с разбитой булыжной мостовой. Вскоре Владимир стал замечать странные строения из глины с крышами из сгнившего камыша… Потом исчезла и булыжная мостовая. Трамвай очень медленно ехал по улочке, состоявшей из глубоких и не очень глубоких ям. А потом остановился. Контролёр что-то громко объявил. Люди стали выходить из вагона. «Последняя остановка». — Догадался Головинский и поднялся со своего сиденья.

«Боже мой! Куда это я попал?» — подумал Владимир, озираясь вокруг. Среди куч мусора виднелись лачуги сооружённые из разрезанных на куски бочек из-под керосина. В луже лежала большая чёрная свинья. Худые собаки с облезшей шерстью с лаем и визгом дрались из-за объедков. У входа в одну из лачуг сидели несколько человек и сосали что-то из ржавой трубочки, торчавшей из тыковки, которую они передавали друг другу.

«Это они пьют мате. Смит мне много рассказывал об этом напитке и варварской традиции его употреблять. Мате — это напиток, по вкусу похожий на зелёный чай. Пьют его из высушенной тыковки, куда насыпают горсть высушенных листьев мате, а потом добавляют тёплую воду. Сосут из трубки (бомбильи) по — очереди. Александр рассказывал также, что при такой манере употребления передаются разные заболевания. Туберкулёз, например! Полностью с ним согласен: жуткая и опасная традиция!»

Две юные девушки, с вызывающе накрашенными губами и сильно нарумяненными щеками, медленно шагали, чтобы не наступить в глубокую лужу. Увидев Головинского, они принялись ему что-то кричать и посылать воздушные поцелуи. Владимир демонстративно отвернулся.

В тени чахлого дерева небритый старик в грязных лохмотьях доил худющую корову. Возле него стояли три женщины с пустыми кувшинами из жести.

Громко звеня, подъехал трамвай. Головинский пропустив всех, поднялся последним.

«Быстрее отсюда! Быстрее!»

В отеле важный толстяк лет сорока, стоявший за стойкой, вручил Владимиру ключи от его номера и сказал по — английски: «Я уверен мистер Головинский, что вам понравился наш красивый город. Ведь Буэнос-Айрес — это Париж Южной Америки».