Стихи

Сергей Гершаник

Автор окончил геологический факультет московского вуза. Работал в северных и восточных регионах нашей страны. В книге собраны стихи многих лет. Эта книга о времени, в котором я жил и живу, страдаю и смеюсь, люблю и ненавижу. Эта книга о человеке, который проходит свой жизненный путь, начиная с первых неуверенных шагов до конечного пункта этого трудного и единственного маршрута с таким привычным названием – жизнь.

Московское лето

1. Июньский дождик

Июньский дождик моросит.

Душа, однако, солнца просит.

Петровский пост. Пора постить.

А дождь моросит и моросит.

Пора замаливать грехи,

Ходить во храм и причащаться,

И прекратить писать стихи,

И перестать с женой общаться.

Петровский пост. Пора постить.

Июнь. Дожди. Промокла лира.

Ем кашу, может, Бог простит

И, как вороне, вышлет сыра!

2. Московское лето

Московское лето лениво и жарко,

На старом Арбате толпа и галдёж.

Матрёшки, шинели, кокарды, фуражки —

Советскому ретро туристский балдёж.

Никитским бульваром к Тверскому, «Макдональдс»,

К фонтану, где раньше стоял монастырь.

Реклама белья, фототехники «Кодак»…

Июль, как бестселлер, зачитан до дыр.

От липких газет и глухих подворотен

До тёплого пива к московским друзьям,

А дальше бульварами мимо Петровки

К Рождественке, вправо и вверх к Звонарям.

…………………………………………………

…………………………………………………

Московское лето безумно и жарко,

Больное на век бронхиальной тоской,

Ты катишься в осень ни шатко ни валко,

Как сонный таксист по безлюдной Тверской.

3. Августовский сонет

Зачем ты мучаешь меня?

Ты не умеешь быть жестокой.

Вот август надевает смокинг

И забирает час у дня.

Зачем ты мучаешь меня?

В больничке нашей «no smoking»

Как в самолете. Дай огня

И подымить чуть-чуть на койке.

Не обижайся на меня —

Есть время до второго Спаса

Ещё подправить эпикриз.

Дождаться яблок. К черту криз.

На фотке август. И напрасно

Ты снова слушаешь меня.

1998 г.

Группа крови

Контрастная тень и зазубрины с края,

Где свет с черным фоном успел разминуться,

Где колко ладоням и кровь вытекает,

И красными каплями падает в блюдце.

Мой номер известен, и группа готова,

Но тень не успела накрыть с головою.

И даже надежда, что первое — Слово,

Не спрячет от Бога меня простынёю.

Не спрячет от тени — от памяти спрячет.

На счёт раз-два-три не найдёт, не надейся.

Так малые числа чего-нибудь значат,

А числа большие — всё меньше и меньше.

Дурные итоги, глухие пределы.

Стремленье к нулю — неужели бравада?

Ещё одна ночь нацарапает мелом

На чёрной доске элементы распада.

1998 г.

Март

Дни разбегутся как цыплята,

Их собирать — пустое дело!

Весна. Разверзлись хляби. Слякоть.

И солнце греет неумело

Полуозябшею ладошкой.

Скорей спешит само согреться.

Ему винца бы на дорожку,

Чтобы затеплилось на сердце.

И в путь, в апрельское бессонье

За ледоходом лунным трактом,

Когда по снежному басону

Одни сосульки будут плакать.

А равноденствие внезапно

Добавит света к полутени,

За солнцем, падая на запад,

Отменит время снов весенних.

И я, как будто посторонний,

К весенним играм бесполезный…

А март придурочный трезвонит

В колокола, как в лист железный.

1999 г.

Весенние строфы

Последствием зимней печали и скуки,

Преобладания ночи над светом

Весною окажутся все бяки-буки

С ослабленным к солнцу иммунитетом.

В канун равноденствия белое с чёрным

Сойдутся, как жертва с преступником в лифте,

Но шансы сторон хоть и выглядят спорно,

Сегодня они, видит Бог, фифти-фифти.

А завтра, а завтра… пускай на минуту,

Но день отыграет у сумрака пешку,

Добавив к промозглому серому утру

Весенний раздрай и любовную спешку.

Но чёрная краска не так беззащитна,

А белая — в марте по-прежнему тускла.

И время приходит на рынок тащиться,

Жене покупать босоножки и блузки.

И время приходит… неужто решиться

Бежать под весёлым капельным трезвоном

За мартовским зайцем и киской чеширской,

За чёрным грачом как за белой вороной.

1999 г.

Части речи

Любовь моя на грани слома,

Слова рассыпались на слоги.

Какие жёсткие глаголы,

Такие грубые предлоги!

Так трудно справиться с собою,

И междометия меж строчек

Моей останутся виною,

Простым набором скобок, точек.

Любовь моя, мы в части речи

Своё добавили несчастье —

Ты перепутала наречья,

Я обломился на причастьях.

Глагольной рифмой, ритмом, юзом,

Не стихотворным нормативом,

Мы позабыли о союзах,

Пускай непрочных, но счастливых.

О правде голой и не голой

Ударные напомнят слоги.

Какие грустные глаголы!

Какие скучные предлоги!

2001 г.

Сводные сёстры

Наверно, сентябрь пришел неспроста,

Еще один год проводив желтизною.

На улицах осень, и тенью резною

На тротуары ложится листва.

Наверно, любовь и печаль не враги.

Так сводные сестры на людях едины,

Но не достичь золотой середины,

Пока на воде остаются круги

Прошлой любви… а к идущей на смену

С желтым букетиком листьев в руке

Дождиком осень прижмётся к щеке

Сводной сестре, уступив путь на сцену.

2001 г.

Двое над городом

Я листком покину крону

Вместе с ветром в небо круто

По Ньютонову закону,

По осеннему маршруту

За фантомом отраженья,

Вышибая клинья клином,

Лёгким вектором круженья

В плоской метрике Евклида.

Я — листом, а ты — листочком,

Полимерной лентой, слитно

Улетим последней ночью

С первым снегом неолита.

И застынем над пейзажем

Городского запустенья,

Не смущая эпатажем

Наши спаренные тени.

2002 г.

Город в сентябре

Неприметным переходом,

Незаметной сменой лада

В сентябре проснётся город

В ожиданье листопада.

Не успев спросонья охнуть,

На пороге межсезонья

Город в сурике и охре

Растворяется и тонет.

Медь осеннего оркестра

От кремлёвских стен и башен

По бульварам и проспектам

В город двинется на марше.

По-гусарски подбоченясь,

В жёлто-красном доломане

Закружится вальс осенний

Новых встреч и расставаний.

Сделав па в Замоскворечье,

Раскрутившись по Ильинке,

Вальс тревожный, вальс беспечный

Улетит с рассветной дымкой.

Под негромкие аккорды

Утра — солнечного барда

В сентябре проснётся город,

Заметённый листопадом.

2002 г.

Город в октябре

Давай с листвой поворошим

Всё, что успел нажить за лето.

Кольцом запустит в небо дым

С утра седьмая сигарета.

Под чепуху и пустозвон

Осенних ахов и восторгов

Приходит осень на перрон

В октябрь, провожая город.

Бессмысленный на все лады

Обман с обменом одинаков,

Сменив июльские сады

На мишуру осенних парков.

И не понять такой резон,

Ради какого ещё вздора

Октябрь откроет свой сезон,

Размалевав сангиной город.

2002 г.

В город мой приходит осень

Вот и осень! Бабье лето

Над российскою столицей,

Будто шарик с жёлтой лентой

Прилетел из-за границы.

Пятерни московских клёнов

Машут дружески с бульваров.

В листьях красных и зелёных

Абрис ржавых тротуаров.

День короткой паутинкой

Намотается на спицы

Ранней осени. Грустинка

Жёлтой лентой над столицей

Пролетит, меня не спросит,

В синем небе растворится.

В город мой приходит осень,

И на юг собрались птицы.

Пятерни московских клёнов

Машут дружески с бульваров.

В листьях красных и зелёных

Абрис ржавых тротуаров.

Вот и всё! Уходит лето

С улиц города в предместье,

Словно шарик с жёлтой лентой

В поднебесье, в поднебесье!

Пятерни московских клёнов

Машут дружески с бульваров.

В листьях красных и зелёных

Абрис ржавых тротуаров.

2003 г.

Тенью стрижа

Болью, разлуками — долгими, близкими —

Воздух заполнен, и день ото дня

Зайками, кисками, длинными списками

Мучает он и кромсает меня.

Перекрещением смысла с бессмыслицей,

Перестановкой словечек в игре

Мыло не маслится, масло не мылится

Дождь из ведра и дрова на траве!

Кажется, хватит, пора бы за дело,

К зеркалу губы сухие прижать.

Зло пробежало, добро пролетело

Пёрышком, промельком тени стрижа.

2003 г.

Последний вираж

Обездоленный, не щадящий,

Не нашедший пристанища звук

Глухарём в заколдованной чаще

Тик да так, ток да тик, тук да тук.

Просвистит, пропоёт, протокует

И забудет вернуться назад

Гулким эхом, шальным поцелуем,

Отраженьем разлуки в глазах.

То ли время меня не жалело,

То ли я его мало жалел, —

Не успел оглянуться — так бело,

Бог ты мой, как бело́ на земле!

Принимай же, дружище, раскладку,

Да смотри в этот раз не спеши

Изводить на прорехи заплатки,

Дальних планов кроить чертежи.

На спидометре стрелка застыла,

Время есть навести антураж…

Слышал я: всё, что не было, — было.

Даже этот последний вираж.

2003 г.

Было время

А ведь было время, было,

Но куда-то утекло…

Золотишко речка мыла,

Маша — раму и стекло.

Мама стряпала второе,

И в портфеле ждал букварь.

Было время золотое.

Значит, осень. Нет, январь.

Двор московский. Инвалиды.

Коммуналка. Быт. Сортир.

Ах, какие были виды

На плакаты «Миру — мир».

В кухне вякала тарелка

Про надои да руду

И судачили соседки

О зарплате по труду.

Молодое поколенье

Обучалось в «расшиши».

А ведь было это время…

Вспомнишь — в горле запершит.

2003 г.

Рвутся в небо отголоски песен

Памяти друга

Рвутся в небо отголоски песен,

Что ж, друзья, пришел нам срок, пора

Слиться с серым фоном поднебесья,

Превратиться в зимние ветра.

Наверху, где снег почти не тает,

Над замёрзшей горнею рекой,

От Хибин до рудного Алтая

Дотянуться так легко рукой.

По «двухсоткам»* бывшего Союза

Путь на север непривычно прост

Без мошки и каменного груза,

Без полярных сполохов и звёзд.

На маршруте всё у нас в порядке,

До утра набраться надо сил,

Просто Юрка вылез из палатки.

У костра махорку засмолил.

Рвутся в небо отголоски песен,

Что ж, друзья, пришел нам срок, пора

Слиться с серым фоном поднебесья,

Превратиться в зимние ветра.

2004 г.

____________________________________________________

* «Двухсотки» — топографические карты

масштаба 1:200 000.

А лето сном вернётся в руку

Ещё до лета столько буден,

Давай, дружок, поедем тише.

Глядишь, и правда, дальше будем,

А снег, как бредни, выше крыши.

Какая белая пустыня

Из силикатов типа кварца

К утру продрогнет и простынет,

Сжимая простыню пространства.

Так и не справившись с обманом

Равновозможных направлений,

Московский скорый на Палану

Уйдёт по южной параллели

В объезд, на длинных перегонах…

Чем ближе в лес, тем дальше лето.

И заболтают в разговорах

Суть и название предметов,

Уже готовых к потребленью,

Зимой — телега, летом — сани.

Как вдруг по-щучьему веленью

Всё поменяется местами

И обрастёт привычной скукой

Среды и места обитанья.

А лето сном вернётся в руку,

Совсем как вымысел случайный.

2004 г.

Фотка

Ах, до чего красива фотка:

Кот, развалившийся вальяжно,

Заснул, как старая кокотка,

На низком пуфике. В трельяже

Он отражается совместно

С парфюмом, прямо от кутюр’а.

И знай себе мурлычет песню,

Весь в волнах неги и гламура.

А я ещё топчусь в прихожей,

Но скрыт от глаза объектива,

И от моей мохнатой рожи

Несёт креветками и пивом.

А ты в тумане «хед энд шолдерс»

И пятой, кажется, «шанели»

На фотке, как принцесса, гордо

Весь день валяешься в постели.

Нас отделяют друг от друга

Твой кот, трельяж и мужнин тапок.

«Скажи, скажи, какая вьюга»

Нам подарила дня остаток?

И занесла меня, как лодку

Без парусов, в осенний вечер

К тебе на новенькую фотку

В глухой тупик Замоскворечья.

Где мы с котом — немое трио,

Сидим в обнимку на постели.

Жаль, кот не любит запах пива,

Зато давно привык к «шанели».

Он точно знает время суток,

Ему плевать на тайны мира.

«Уж полночь близится»… без шуток, —

Кот ждёт хозяина квартиры.

2005 г.

Лягушкин блюз

Лягушка-квакушка и мышка-норушка

Решили распить на досуге чекушку.

Купили, уселись, накапали в кружки

И выпили водки, обнявши друг дружку.

Заквакала мышка, пищала лягушка

На светло-зелёной весенней опушке.

Как мало нам нужно для счастья весною…

Но главное в жизни — остаться собою.

Лягушке — квакушкой, а мышке — норушкой,

Поэту же — стать знаменитым, как Пушкин!

Прозаику — быть неподвластным сомненьям

И верить жене, что он истинный гений.

И в дни дурака и парижской коммуны

Стараться не выглядеть больно-то умным.

Для этого шляпу оставьте в передней

И кепку наденьте, и станьте как Ленин.

Простым, человечным, ну, этакой глыбой,

Не сладится мясом — получится рыбой.

Конец ознакомительного фрагмента.