Пастыри. Черные бабочки

Сергей Волков

Подмосковье захлестнула волна кровавых ритуальных убийств. Безжалостные и жестокие преступники не ведают ни страха ни сомнений. Успешный предприниматель Бутырский в одночасье лишается всего, что имел и оказывается за решеткой. Он становится последней жертвой, его кровь открывает дорогу между мирами и великий чародей Троянда следом за своими слугами прорывается в нашу реальность. И вот он уже прибирает к рукам заблудшие души подростков-глумов, и они черными бабочками кружатся в темных залах заброшенных станций московского метро.

Пролог

— Тиш-ш-ш-е! Тише вы, криволапые! — Игорь Хижняк по прозвищу Коловрат обернулся и, выпучив глаза, погрозил кулаком в темноту: — Вожатка услышит — будет нам… посвящение!

— Не боись, — с натугой отозвался Марат Валеев, больше известный как Субудай. — А чем шипеть, помог бы лучше. Че раскомандовался, а?

— Э, братья, кончайте тарахтеть! — Костя Егоров, он же Вий, с хрустом отодрал шипастую ветку боярышника от мешка с гнилушками. Мешок тащил Субудай, самый сильный из всей их компании.

Стараясь ступать как можно тише, пригибаясь к земле, трое ребят прокрались в густой тени здания столовой к изгороди. Тут, возле высокой лиственницы, они остановились, присев на свежеструганные бревна, предназначенные для ремонта забора.

— Уф-ф… — прошептал Субудай, свалив мешок в высокую темную траву, — я чуть не надорвался!

— За оградой я понесу, — деловито буркнул Коловрат и шмыгнул носом.

— Времени-то сколько? — Вий, в отличие от друзей, выперся на посвящение в шортах и теперь яростно чесал искусанные злыми таежными комарами ноги.

Коловрат оттянул рукав штормовки. Блеснули зеленым фосфорическим огнем крохотные цифирьки «командирских» часов.

— Ого! Зырьте, братья, уже половина двенадцатого! Все, пошли! Костян, сетку отогни…

Вцепившись в мешок и изогнувшись всем телом, Коловрат с пыхтением потащил его к сетчатому забору лагеря. Вий и Субудай вдвоем приподняли упругую рабицу, открывая потайной пионерский лаз. Вскоре все трое уже пробирались по таежной тропинке, что вела, петляя меж стволов вековых лиственниц и пихт, через заросли дикой малины, через крапивники и настоящие джунгли волчьего лыка, к заветной полянке. Там, возвышаясь над ковром жухлой хвои, тунгусским идолом торчал сожженный много лет назад молнией корявый кедр.

Шумела тайга. Таинственно блистали сквозь черное шевелящееся кружево ветвей холодные звезды. В траве шуршали бурундуки и мыши, где-то далеко, должно быть, на берегу Иркута, перекликались кедровки.

Тропа сделала последний поворот и вывела ребят на поляну.

— Ну, теперь только бы Ленька не подвел! — весело хлопнул в ладоши Коловрат, первым включая фонарик. — Давайте гнилушки вязать, быстрее!

* * *

Их компания начала складываться давно, еще в третьем классе. Коловрат и Субудай учились в одной школе, сидели за соседними партами, да еще и жили в одном подъезде, правда, на разных этажах. Ничего удивительного, что ребята чуть ли не ежедневно собирались у Игоря дома поиграть в солдатиков. Поветрие тогда такое пошло среди иркутских пацанов — солдатики. До этого были проволочные шпаги, значки и марки, самострелы из резинки и прищепки, пробки от бутылок, рогатки с алюминиевыми пульками, а теперь вот — солдатики.

Одноклассники копили пластмассовые и оловянные армии, менялись, покупали и продавали штампованных и литых крохотных воинов. Особенно ценились «объемные» викинги, пираты, «ковбойцы» и гэдээровские резиновые индейцы.

Но если большинство знакомых Коловрата и Субудая просто собирали солдатиков, как взрослые коллекционеры собирают этикетки от спичечных коробков, трубки или модели автомобилей, то друзья использовали свои игрушечные армии по прямому назначению — они разыгрывали на зеленом Хижняковском паласе настоящие сражения.

Поначалу отряды пехоты и кавалерии просто расставлялись на полу, и друзья, устроившись в тылу своих войск, по очереди катали стальной шарик от подшипника в неприятельскую армию. Кто больше выбьет — тот и победил. Называлась эта игра «каталкой», и до поры до времени ребят она вполне устраивала.

Но однажды Субудай приволок из детской библиотеки здоровенную «Книгу будущих командиров». С ее страниц на пацанов дохнуло военной историей, и они, как завороженные, принялись изучать стратегию и тактику древних полководцев.

Вскоре им понадобились другие книги — от Плутарха до воениздатовской «Истории боевого фехтования». «Каталка» была забыта. Друзья теперь целыми днями, послав на фиг уроки, разыгрывали реальные сражения древности — битву при Марафоне, Фермопильскую битву, побоище при Гавгамелах, битвы Пунических войн, битву на Калке…

Именно там, на Калке, которую изображала голубая бантичная ленточка, змеившаяся по зеленому паласу, Игорь и Марат заработали свои прозвища.

Игравший за русских и половцев Хижняк в решающий момент, когда тумены Джэбэ-найона и Субудай-багатура уже прорвались сквозь половцев князя Яруна, опрокинули волынцев князя Даниила и обратили в бегство князя Мстислава Удатного, коварно высыпал на берег Калки кучу доминошек и торжественно провозгласил:

— Но тут из-за приречных холмов во фланг монгольской конницы ударил отряд Евпатия Коловрата, вовремя подошедший из Рязанского княжества!

Это было, конечно же, не совсем по правилам, точнее, вовсе не по правилам, но очень уж не любил Игорь проигрывать. И очень уж ему было обидно за глупых, но все же своих, русских князей, которые дали разбить себя по частям.

Но и Марат Валеев тоже не любил проигрывать. А по части военной хитрости и коварства ничуть не уступал своему другу. Поэтому, упрямо наклонив лобастую голову, он выдернул из конной монгольской лавы оловянного всадника и быстро сбил им главную доминошку с двенадцатью белыми точечками, выкрикнув:

— В ответ на это непобедимый Субудай, не зря прозванный багатуром, вызвал Коловрата на поединок и снес ему голову любимым двуручным китайским мечом да-дао, после чего рязанцы были рассеяны и посечены стрелами!

— Ты!.. — завопил Игорь, вскакивая: — Нечестно так! Субудай никогда бы не победил Коловрата!

— Победил бы! Монголы вообще самыми сильными были! — Марат поднялся и встал напротив, сжав кулаки.

— Ни фига! Коло врата никто не смог одолеть, его только из этих… из метательных пороков убили! — Игорь переступил через расставленных солдатиков и вплотную подошел к другу.

— Это потому что Субудай тогда уже старым был совсем! — не уступил Марат, тоже шагнув вперед.

Видя, что переспорить упрямого приятеля не получается, Игорь перешел от слов к делу и засветил тому в глаз. Марат в долгу не остался — врезал защитнику земли Русской в челюсть.

И битва на Калке перешла в новую фазу — в личный поединок полководцев…

…Помирились они через три дня. Игорь, украшенный двумя фингалами, шмыгая опухшим носом, первым пришел к Валеевым, позвонил в дверь:

— Здрасьте, тетя Гузель! А Марат дома?

— Дома, дома, — усмехнулась в ответ Субудаева мама, пропуская гостя в квартиру, и крикнула: — Маратик, тут к тебе твой… друг пришел!

— Здорово… — буркнул Игорь, входя в комнату, где не менее фингалистый Марат валялся с книжкой на диване.

— Здорово…

— Я «Энциклопедию холодного оружия» достал. Правда, на немецком, но там картинки четкие. Пошли, позырим?

— Неохота че-то, — и Марат уткнулся в книжку.

— Да ладно! Они, наверное, равные были. Ну, по силе равные. Субудай твой и Коловрат!

— Субудай сильнее!

— Дурак ты, он же монгол, а они все маленькие и кривоногие!

— Сам ты дурак!..

И быть бы тут второму сражению, да с кухни донесся голос Маратовой мамы:

— Мальчики! Идите чай с беляшами пить!

За чаем и помирились. И стал Игорь Хижняк Коловратом, а Марат Валеев — Субудаем.

Через год в их компанию влился Ленька Черкасов, пришедший в класс к Коловрату и Субудаю, имея за плечами не только репутацию хулигана, но и прозвище «Робин Гуд».

Хулиган оказался большим любителем и знатоком истории средних веков, парнем честным и надежным. В «трудные» его зачислили исключительно из-за характера — не мог Ленька пройти мимо явной несправедливости! Ну никак! А что такое несправедливость в мире десятилетних? Ясное дело — когда трое на одного, когда тот, кто постарше, отнимает у тех, кто помладше, деньги и всякую всячину… Взрослым обычно недосуг разбираться, кто прав, кто виноват. Подрались дети — все хулиганы значит. Всех на учет в детскую комнату, всех в «трудные» записать — и гора с плеч…

Последним к «историкам», как называли в школе их троицу, прибился Костя Егоров. Худенький, бледный, вечно простуженный мальчик потихонечку, на троечки учился себе в параллельном классе, и до поры до времени на него никто не обращал внимания.

Познакомились ребята случайно: как-то раз, по весне, Коловрат, Субудай и Робин Гуд отправились в Рабочее — район на окраине Иркутска с дурной славой, весь застроенный бараками и частными домами. Дома эти, по большей части серые приземистые развалюхи сто — и более летнего возраста, активно ломали, чтобы возвести на их месте новые пятиэтажки.

Целью похода «историков» были поиски всевозможных старинных вещей, а если точнее, то старинного оружия, которое свободно могло отыскаться среди руин.

— Казацкие сабли, кистени разбойничьи, пищали там разные, гаковницы, — размахивая руками, фантазировал Субудай, — Иркутск же первопроходцы основали, всякое могло потом в домах их потомков остаться…

Но полдня пролазив среди груд битого кирпича и куч сгнивших бревен и досок, друзья обзавелись лишь коллекцией чугунных утюгов и ржавых замков. Правда, Робин Гуду посчастливилось отыскать обломок косы, но считать ее старинным оружием можно было с большой натяжкой.

Под вечер голодные, грязные и уставшие «историки» двинулись восвояси. И тут на них в узком проулке, между двумя высоченными дощатыми заборами, накинулась стая огромных мохнатых псов.

Полудикие собаки в ту пору стали настоящим бичом иркутских предместий. Хозяева сносимых домов, переезжая в новые квартиры, своих цепных сторожей попросту гнали на улицу, а там пса уже ждала стая его вечно голодных собратьев. Мелких и слабых съедали, сильные и свирепые пробивались в вожаки. Жестокий естественный отбор в короткие сроки привел к тому, что в окрестностях города появились сотни волкодавов, опасных для всего живого. В газетах писали о неоднократных случаях нападений на людей, а иркутяне шепотом рассказывали друг другу леденящие кровь истории о сотнях покусанных и десятках съеденных заживо.

И вот такая стая — никак не менее двадцати здоровенных псов с оскаленными пастями — напала на троицу «историков» среди руин Рабочего.

Отмахиваясь палками и антикварными утюгами, друзья попытались бежать, но псы оказались быстрее и проворнее. Вот уже собачьи клыки с треском рвут брюки Субудая, вот уже Робин Гуд орет благим матом, изо всех сил колотя вцепившуюся ему в ногу зверюгу тем самым обломком косы, а Коловрат, прижавшись к забору и побледнев, прячет за спину окровавленную руку…

Когда дело приняло совсем скверный оборот, когда ребятам стало страшно по-настоящему, до смерти, которая и впрямь замаячила совсем рядом, пришло неожиданное спасение.

За спинами рычащих псов возник худенький пацан в резиновых сапогах и телогрейке — традиционной одежде обитателей Рабочего. Он что-то крикнул, а потом вдруг заворчал утробным, низким, нечеловеческим голосом, грозно надвигаясь на ошалевших собак.

Поджав хвосты и подвывая от страха, враз превратившиеся из волкодавов в облезлых шавок, псы быстро разбежались кто куда.

— Уф-ф! — Коловрат сполз по забору вниз и уселся прямо на землю. — А я уж думал…

— М-мамка м-мня уб-бьет за ш-штаны, — лязгая дрожащей челюстью, проговорил Субудай.

— Погоди-ка, — Коловрат поднялся, подошел поближе к их спасителю, стоявшему поодаль, — Слушай, ты же в нашей школе учишься, да? Как зовут-то?

— Константином, — тихо, но с достоинством ответил парнишка. — А на улице Вием…

— Почему Вием?

— А я веки умею выворачивать. И заговоры разные знаю. Меня бабка научила, — серьезно ответил худенький Константин.

— Ноги надо делать, братья! — оборвал их Робин Гуд и повернулся к парнишке: — Эй, пацан! Как тут к трамваю быстрее пройти?

— Это не пацан, — улыбнулся Коловрат, — это Костя Вий! Будешь с нами ходить, Вий?

— Буду, — спокойно кивнул Костя и добавил: — Я давно хотел. Только случая не было…

* * *

В пионерский лагерь «Юный геолог» четверо друзей попали, закончив шестой класс. Достать путевки помогла Ольга Валентиновна, мама Игоря, работавшая председателем профкома в Иркутском геологическом управлении. Поначалу путевка была всего одна и предназначалась она любимому чаду, но чадо твердо заявило:

— Я без пацанов никуда не поеду!

Ольга Валентиновна вздохнула, но, зная непреклонный характер сына, «выбила» еще три места.

Первую смену «историки» откровенно балдели. Для двенадцатилетних пацанов лагерь был сущим раем: кругом тайга, горы, рядом речка Иркут. Пионерские дела и заботы друзья сразу пустили побоку, а чтобы лагерное начальство особо их не доставало, добровольно приняли на себя общественную нагрузку — создали кружок юных историков, время от времени проводя шумные сборища, именуемые научным словом «семинары».

Старший методист Алла Эдуардовна Горошко попыталась было проконтролировать деятельность КЮИ, но на первом же заседании кружка ее вмиг уличили в незнании таких элементарных вещей, как национальный состав Первого крестового похода и доводы противников Норманнской теории, и методистке пришлось ретироваться с позором.

Впрочем, зла на ребят Алла Эдуардовна не затаила. Ее в тот момент волновали более важные вещи, — например, понравилась ли ее новая прическа физруку и не приревнует ли его вожатая первого отряда Райка Кузнецова…

Но Алла Эдуардовна не была бы старшим методистом, если бы не устроила «историкам» мелкую пакость — объявила, что в начале второй смены КЮИвцы должны прочитать всему лагерю лекцию по истории родного края.

На этой лекции, где с докладами о первопроходцах, об основании города Иркутска, о декабристах и об обычаях и верованиях аборигенного населения Восточной Сибири выступили Коловрат, Субудай, Робин Гуд и Вий, ребята впервые увидели новеньких девчонок из своего третьего отряда. Те сидели в самом первом ряду, все время хихикали, шушукались и откровенно скучали.

После лекции угрюмые «историки» отловили возмутительниц спокойствия и в лоб спросили — чего такого веселого они говорили?

— Да ваша эта история — тоска смертная! — смело заявила в ответ симпатичная Наташа Севостьянова.

— У тех, кто ковыряется в прошлом, будущего не будет, — нагло поддержала подружку смешливая Римма Глазко.

— И вообще: мы историей не интересуемся! — решительно тряхнула косами Аня Ефимцева.

— Чем же вы интересуетесь? Журналом «Бурда» и тем, сколько мужей было у Аллы Пугачевой? — ехидно спросил Коловрат.

— Фантастикой, — хором ответили девочки.

— Ну и дуры! — грозно выпалил Робин Гуд, сжимая кулаки. — Что фантастика, что сказки — чепухня это все на растительном масле.

— Это вы — дураки! — упрямо топнула ногой светленькая Наташа. — Без фантастики человечество вообще бы не развивалось! Научно-технический прогресс писатели-фантасты придумали. Все-все — от радио и паровой машины до подводных лодок и полетов в космос! Эх вы, историки, э-ле-мен-тар-ных вещей не знаете.

— Знаем мы, — не отступил Коловрат. — Только и без знания истории человечество обречено вновь повторять свои ошибки. Это, между прочим, всем известно!

— Ладно-ладно, — Римма Глазко стрельнула шальными глазками в сторону топчущегося Субудая, отчего тот вдруг зарделся как маков цвет. — А вот докажите, что знание истории помогло людям продвинуться вперед… Ну? Чего вы молчите?

— Ага! — торжествующе засмеялась Аня и повернулась на одной ножке. — То-то! И впредь просим звать нас не по именам…

— А как? — вытаращились пацаны.

— Меня зовут Ния… — томно произнесла Римма.

— Я — Алиса! — отчеканила Наташа.

— А я — Аэлита, — улыбнулась Аня. — Ну все, чао, мальчики!

И довольные собой, подружки убежали на ужин. «Историки» нога за ногу двинулись следом.

— Д-а-а-а… Сделали они нас! — грустно пробормотал Субудай и пнул ногой сосновую шишку.

— Ния! Иди на Астру! Алиса! Миелофон! Аэлита! Не приставай к мужчинам! — козлиным голосом проорал вслед девчонкам Робин Гуд и смущенно повернулся к друзьям: — Дуры они! Не понимают…

— А давайте им устроим… — заговорил молчавший все это время Вий.

— Чего ты им устроишь? — буркнул Коловрат.

— Посвящение устроим! Есть у меня одна идея. Пошли в беседку, расскажу! — и Вий потащил товарищей прочь от столовой, на ходу быстро что-то говоря вполголоса…

* * *

Гнилушки, два дня впитывавшие солнечный свет на плоской крыше пионерской бани, полыхали в темноте мертвенным, тревожным, пугающим бледно-зеленым светом. Ребята закрепили их вокруг огромного вытянутого дупла таким образом, что получилась жуткая светящаяся личина то ли лешего, то ли древнего тунгусского бога.

— Зеркала не потопчите! — больше для порядку, чем по делу, проворчал с кедра Субудай, привязывая последнюю гнилушку.

— Не боись! — успокоил его Вий. — Целы твои стекляшки.

Марат переживал за зеркала не только по причине ответственного характера, но еще и потому, что это была его придумка. Восемь больших осколков от длинного старого зеркала, что многие годы пылилось в прихожей штаба дружины и «нечаянно» разбилось накануне, образовывали на земле полумесяц, а множество мелких кусочков, приклеенные эпоксидкой внутри дупла, создавали вогнутую зеркальную поверхность.

В момент, когда строптивые девчонки уже отойдут от гнилушечной морды, сидящий в засаде Вий дернет за капроновый шнур, и в дупле вспыхнет красный фальшфейер, стыренный историками еще в самом начале первой смены у физрука.

Отброшенный вогнутым дупляным зеркалом яркий свет отразится в зеркальном полумесяце и осветит прибитый на самом верху обожженного кедра пустоглазый череп изюбря с длинными желтыми зубами.

–…И полная луна заглянет в их остекленелые от ужаса глаза. Тут они и уделаются! — радостно потирая руки, фантазировал Коловрат, — завизжат на всю тайгу — и рванут куда глаза глядят! А мы будем их потом спасать по всей округе. Четко, братья?

И братья весело кивали:

— Четко!

* * *

Ленька-Робин Гуд все сделал, как в аптеке — точно по плану. Пробравшись в девчачью палату, он умудрился и переполох не вызвать, и на вожаток не напороться.

До полуночи оставалось три минуты, когда сквозь шум деревьев послышались приближающиеся к полянке голоса.

— Атас, пацаны! Ведет! — прошипел Вий и бесплотной тенью скользнул в заросли — к заветному шнуру.

Коловрат и Субудай перемигнулись, погасили фонарики и разбежались в разные стороны, скрывшись за деревьями. Когда вспыхнет фальшфейер, они должны будут заорать порезче да погромче — «для усиления эффекта», как мудрено выразился Вий.

— Ну и где этот ваш сюрприз? — прорезался сквозь таежный гул голосок Наташи-Алисы.

— Еще десяток шагов, — без эмоций, сухо, чтобы не отвлекать, ответил Ленька и, не удержавшись, все же добавил: — Трепещите, дурочки! Сейчас вы познаете всю силу богов и духов этой вечной земли…

— Ой, господи! — ахнула Аня-Аэлита, различив среди ветвей зеленоватое свечение гнилушек. — Это что, мозаика? Фосфор?

— Сама ты… — возмущенно завелся Робин Гуд, но его перебила Римма-Ния:

— Ка-а-ак ми-и-ило! Это ж портрет нашего баяниста!

Девчонки прыснули — лагерный баянист Петр Васильевич Попов был бурятом, и узкоглазая светящаяся рожа действительно здорово на него походила.

Вообще-то слово «Полночь!», служащее сигналом для Вия, должен был демоническим голосом крикнуть Робин Гуд, но он совершенно растерялся и бестолково топтался между хохочущими подружками, мыча что-то неразборчивое.

В критический момент, как известно, ответственность на себя берет не тот, кто сильнее, главнее или старше. Нет, это делает тот, кто соображает лучше. Ну, и еще тот, кто думает, что лучше соображает…

Видя, что посвящение буквально под угрозой, Костя Вий покрепче намотал на руку розоватый шнур и сам себе подал сигнал, фальцетом выкрикнув:

— Полночь!

Следом с шипением и треском вспыхнул фальшфейер. Осколки дружинного зеркала из дупла раскидали по кустам множество дискотечных зайчиков.

— У-у-у-у! А-а-а-а-а! — завопили из кустов Субудай и Коловрат.

Девчонки зашлись от хохота и повалились на усыпанную хвоей землю.

— Дуры!! — в отчаянии заорал расстроенный Робин Гуд и топнул ногой.

— Че делать-то? — обалдело озираясь, спросил выбравшийся из зарослей Вий, — мне все коленки искусали!..

Полыхал фальшфейер. Несостоявшиеся жертвы «тунгусского бога» уже не могли хохотать и тихо кисли от смеха, размазывая по щекам слезы.

Зеркальный полумесяц на земле отражал все, что угодно, только не красное пламя, ярящееся в дупле.

— Сейчас загорится. Тушить надо! — деловитый Субудай, уже в амплуа пожарного, выскочил из темноты и кривой веткой лиственницы ткнул в дупло, пытаясь сковырнуть фальшфейер. Тот сместился в сторону и наконец-то отразился в кусках зеркального стекла. Красные неровные световые столбы на секунду ударили в ночное глубокое небо и погасли. Фальшфейер вывалился из дупла и зашипел в сырой траве у подножия старого кедра.

— Смотрите! — вдруг завопили Коловрат и Вий хором. Все вскинули головы вверх — и замерли, пораженные.

Там, среди тысяч холодных, равнодушных ко всему на земле звезд, быстро разгоралось синее зловещее колечко. Вот оно налилось почти физически ощутимой ненавистью к темноте, раскалилось добела, окуталось зубчатым ореолом…

И тотчас же в небе возникли серые, полупрозрачные облака идеально круглой формы и вопреки всем атмосферным законам, начали стремительно расширяться, стремясь заполнить собой все пространство над головами притихших ребят.

— Что это?! — выдохнул Коловрат. Ему никто не ответил.

Жутковатые облака тем временем слились в сплошную мглистую пелену, сквозь которую просвечивали тусклые звезды. Лишь прямо над старым кедром оставался неровный кусок чистого неба, посреди которого лучилось бело-синее кольцо.

— Может, это спутник какой-нибудь? — неуверенно предположила Аэлита.

— Или эксперимент космический? — поддержала подругу Алиса.

И тут сияющее кольцо бесшумно взорвалось, выбросив во все стороны змеящиеся протуберанцы. От нестерпимого света у ребят заслезились глаза, а тайга вокруг стала черно-белой, изумительно четкой и контрастной.

— Бежим! — отчаянно закричал Вий, и они побежали, охваченные страхом и подгоняемые бьющим в спины мертвенным светом, льющимся с небес.

Знакомая тропа вскоре куда-то подевалась, под ногами затрещали сухие ветки. Лиственницы и кедры сменились частым сырым осинником, потом в темноте забелели стволы берез.

Неожиданно жуткий свет погас — как отрезало. Остановившись, ребята нелепо вертели головами, пытясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме.

— Куда это нас занесло? — удивленно пробормотал Субудай.

— Мы, наверное, лагерь слева обошли, — дрожащим голосом ответила Ния. — Ой, дождик!

В самом деле начал накрапывать мелкий, нудный дождь. Точнее, даже не дождь, а так, морось.

— А вдруг он радиоактивный, как в Чернобыле? — предположил Вий, и на него тут же накинулись:

— Молчи лучше!

— Умник!

— Без тебя тошно!

Столпившись под раскидистой кривой рябиной, и устроители сюрприза, и их предполагаемые жертвы молчали, ожидая чего-то. Коловрат и Субудай шарили вокруг лучами фонарей, но желтые световые круги выхватывали из мрака лишь мокрые листья — листья, листья, одни только листья, и больше ничего…

— Стоп! — Коловрат погасил фонарь и хлопнул ладонью по гладкому, как будто покрытому коричневой лайкой, стволу дерева. — Давайте все же обсудим…

— А че обсуждать-то? — фыркнула Алиса, — Заблудились мы. В трех соснах заблудились.

— Тогда уж в трех кедрах, — усмехнулся Вий.

— Глаза разуйте! — вдруг заорал Субудай, и луч его фонаря снова заметался по веткам, как живой. — Нет тут ни сосен, ни кедров! И лиственниц нет! Во — рябина! А там — береза! А это — вообще липа! Липа!

— Да какая это липа! — неуверенно заспорил Коловрат. — Это этот… как его… э-э-э… Американский клен, вот!

— В тайге не растут американские клены, — тихо сказала Аэлита.

— Так! Все, хватит! — Коловрат тоже зажег свой фонарь. — Если мы обошли лагерь слева, то нам надо идти во-он туда! А кто не хочет — сидите тут, ботаники юные. Лично я — пошел…

И он, сердито отодвигая мокрые ветки, зашагал прочь от рябины, ворча себе под нос:

— Липа, липа… Сами вы все — липа!

Ребята, коротко посовещавшись, двинулись следом. Дождь кончился, но сквозь густую листву трудно было разглядеть, очистилось ли небо.

Вскоре стало ясно, что они идут под уклон.

— По-любому к реке выйдем, а вдоль нее и до лагеря доберемся, — успокаивающе гудел Субудай.

— Ох, и всыпят нам. Сюрприз, сюрприз… Вот устроит нам Алла Эдуардовна сюрприз… — не слушая его, сокрушенно жаловалась подружкам Алиса.

— Светает вроде, — ни к кому не обращаясь, заметил Вий.

— Ты че, дурак? Время — часа два ночи. Ой, а часы-то… — Коловрат остановился и продемонстрировал всем голое запястье.

— Потерял? — участливо спросил Субудай.

— Блин, теперь от предков еще будет.

— Да найдешь ты свои часы. Там они, у вашего дурацкого идола и валяются, — Ния подтолкнула Коловрата вперед. — Давайте быстрее, может, в лагере еще не заметили, что нас нет.

— Точно — светает! — крикнул ушедший вперед Вий. — И лес кончился! Пацаны! Тут поле…

…Удивленно озираясь, ребята выбрались из мокрых зарослей невесть откуда взявшейся лещины на опушку. Небо розовело рассветными облаками, над широким вспаханным полем, уходящим в сизую даль, слоился туман, и в его мглистых глубинах мелькали тени ширококрылых птиц.

Справа лес загибался подковой, охватывая собой небольшой язык пашни, по краю которой вилась узкая желтая дорога, пропадающая среди темных, мрачных деревьев, меж которых густилась неохотно отступающая ночь.

— Глядите! — Робин Гуд изумленно ткнул пальцем в сторону дороги: — Люди! Всадники!

— Прячемся! — Коловрат ухватил отошедшего от зарослей Субудая за подол штормовки и потащил назад.

Ребята едва успели скрыться среди широких бледно-зеленых листьев, как на дороге появились первые верховые.

— Кто это?.. — хором удивленно прошептали девочки.

— Не з-знаю, — заикаясь от удивления, тоже шепотом ответил Субудай. Остальные пораженно молчали. Такого видеть не приходилось никому, — ни в жизни, ни в кино, ни на картинках…

Из лесу, по трое в ряд, не спеша выезжало войско. Или дружина. Или отряд. В общем, явная боевая единица. Но вот какой армии?

Первое, на что обратили внимание двенадцатилетние знатоки военной истории, — это кони неизвестных воителей. Общее мнение очень точно выразил Ленька-Робин Гуд:

— Да это ж не лошади совсем! У них копыта… двойные!

И верно — ниже черных кожаных попон, что скрывали бока диковинных скакунов, в дорожную грязь ступали широкие раздвоенные копыта, наподобие бычьих.

Шеи животных покрывали стальные пластины. Металлические бляшки с длинными тонкими шипами, нашитые спереди на попоны, создавали впечатление вздыбленной шерсти, а кольчужные маски на вытянутых мордах и укрытые кожаными чехлами странные приспособления на головах делали зверей похожими на жутких страшилищ из кошмарных снов.

Под стать своим коням оказались и всадники. Завернувшись в серые суконные плащи, в седлах покачивались угрюмые люди в вороненых квадратных шлемах с рогами. У каждого за спиной — ружье с необычайно длинным дулом, на боку — широкая кривая сабля. Средний в первой тройке всадник косо держал обвисшее темное знамя.

В гробовой тишине странное войско двигалось по дороге, вытягиваясь из леса, точно кольчатая черно-серая змея. Не подавали голосов жуткие кони, не переговаривались верховые. Лишь тяжелая поступь двупалых копыт ощутимо сотрясала землю.

Неожиданно налетел ветер. Зашумели деревья, взбаламутился и расползся туман над пашней, зашевелилось и развернулось знамя…

— «Чести моры дружа Голомяни наряд стольника Жима», — по слогам негромко прочитал Вий золотые буквы, заблестевшие на черном бархате.

— А это… — Субудай ткнул в человеческий череп, прихваченный блестящими скобами прямо к знамени, — это, наверное, и есть сам друж Голомяня…

— Ой, мамочки! — всхлипнул за спиной у Коловрата кто-то из девчонок. Игорь сердито обернулся и вдруг понял, что это голос Вия. Костя, побледнев, смотрел вовсе не на наряд стольника Жима, тянущийся по дороге, а в сторону, на поле.

Там, среди взрытой плугами черной земли, откуда ни возьмись возник невысокий толстый мужик. Мужик — как мужик, коренастый, на актера Леонова похож со спины. Но вот было в нем что-то… Что-то такое, что заставило ребят прикусить языки и сбиться в кучу, таясь в лещиннике.

А дальше произошло и вовсе страшное. Передовые всадники заметили толстяка — и словно очнулись ото сна! Затрепетало на крепчающем ветру черное знамя. Запели протяжно медные дудки, и по всей колонне прошло слитное движение, сопровождающееся лязгом и скрежетом.

«Наряд стольника Жима» разворачивал своих скакунов, явно намереваясь всей немалой силой атаковать одинокого толстяка, глупо торчащего посреди поля.

Полетели в стороны кожаные чехлы, и ребята увидели, что головы странных животных венчают такие знакомые, такие понятные и простые для каждого сибиряка развесистые рога!

— Да это ж лоси! — облегченно выдохнули все разом, а Вий добавил: — Ну факт, обычные лоси, только верховые! Я слышал, их на фермах разводят. И молоко у лосих питательное, лучше коровьего…

Одинокий человек на поле между тем сбросил с плеч котомку, и разговоры сами собой умолкли. Холодом и чем-то запредельным, пугающим повеяло с пашни. И больше всего страшило то, что почти пять десятков вооруженных мужиков верхом на боевых лосях собирались атаковать одного-единственного человека. Собирались всерьез — всадники укрепляли свои длинноствольные ружья в развилках лосиных рогов и целились. Все — в одного!

— Они его боятся. Очень! — проговорила Алиса. — Но их же так много…

— Кро-о-ой! — резко и пронзительно провизжал тот, что держал знамя. Длинные ружья дружно плюнули огнем, лоси вздрогнули, попятились… И тут же слитный пронзительный вой заставил ребят помимо их воли броситься в мокрую лесную траву.

Воздух вокруг толстяка словно вспыхнул. Дохнуло жаром. Огненное марево накрыло широко расставившего ноги человека, пронеслось по-над полем — и пропало.

— Смотрите — не попали! — с удивлением прошептал Вий.

— Круши!! — выхватывая саблю, снова завизжал предводитель наряда, и широкие лосиные копыта ударили в пашню. Понукаемые всадниками, рогатые скакуны размашистой рысью бросились вперед. Лязгающий вал покатился по полю, и казалось, остановить его не сможет даже установка «Град», куда уж там смешному неуклюжему толстяку!

Но сам он, похоже, думал иначе. Спокойно запустив руку в котомку, человек вытащил оттуда горсть желтых костяных фигурок — и широким жестом пахаря бросил их впереди себя.

Несколько секунд все оставалось по-прежнему. Неслись вперед хрипящие лоси, вопили что-то непонятное всадники, крутя саблями над головами, дрожала и стонала земля…

Когда передним лосям осталось пробежать всего три десятка метров до загадочного толстяка, земля у них на пути вдруг ожила, зашевелилась, задвигалась и прямо из ее жирных комьев ввысь рванулись настолько жуткие создания, что Коловрат заткнул себе рот рукой, чтобы не закричать от страха.

Слепо поводя тупыми безротыми мордами, на пути несущегося в атаку наряда встали полтора десятка единорогих обезьяноподобных монстров с огромными широкими лапами, ощетинившимися метровыми когтями. Каждый — с двухэтажный дом ростом, они неспешно сомкнули строй и, выпятив вперед свои длинные витые рога-пики, двинулись навстречу летящей лосиной коннице.

— Сейчас будет сшибка, — деревянным голосом завороженно прокомментировал Субудай. И в тот же миг враги схлестнулись в бешеной схватке, от которой над всей округой повис неживой, замогильный стон.

Монстры, люди, лоси — все смешалось в яростном мельтешении клинков, рогов, когтей, стали и кожи. Черно-золотое знамя некоторое время помаячило над сражением — и косым вороновым крылом кануло вниз, под лапы и копыта дерущихся.

Вначале казалось, что воины стольника Жима сомнут чудовищ. Отчаянно рубя направо и налево, всадники вроде бы начали теснить однорогих созданий, но те вдруг дружно вскинули головы — и ударили по врагу всей своей мощью!

И сразу стало ясно, кто действительно сильнее…

Ревели пропоротые насквозь лоси — от страшных костяных пик не спасали ни кожа, ни железо доспехов. Кровь фонтанами била во все стороны, щедро кропя привычную ко всему землю.

Орали люди, еще пытаясь пробиться сквозь строй монстров, прорваться к их усмехающемуся в стороне хозяину. Мелькали сабли, оскаленные лица, черные рогатые шлемы. Но широко загребая огромными лапами, чудовища мерно косили и косили своими когтями живых людей. Косили, пока не выкосили всех, без остатка…

И тут над полем наступила такая тишина, что стало слышно, как булькает текущая из ран кровь и тихонько урчит и стонет что-то в животах поверженных лосей…

Толстяк щелкнул пальцами. Его страшное воинство, нелепо поводящее окровавленными лапами над горой трупов, тут же исчезло, ушло в землю.

А потом он вдруг повернулся к зарослям, в которых прятались ребята, и негромко, как бы между прочим, сказал:

— Сюда ходите. Костяшки сбирайте да ложьте в суму. Шорохом!