Медленный ад

Сергей Валерьевич Мельников, 2022

Мышиная возня и подсиживание в московской штаб-квартире крупной корпорации заканчивается очень плохо: похищение ребёнка из интерната для трудных подростков, скандал вокруг топ-менеджера корпорации, обвиняемого в педофилии, ещё одно похищение, жертвой которого становится не абы кто, а дочь военного атташе посольства Афганистана. Полевые группы корпорации мечутся по городу, залатывая дыры, а парочка, предназначенная для загадочного трансфера, срывается с крючка и находит убежище в БДСМ-клубе, где зарождается новый культ. Да что вообще, ко всем чертям тут происходит? Что за трансферы, кто такие смежники, почему от улыбки похищенного мальчика смещается спектр и какую загадочную энергию добывают кочегары из человеческих страданий? Будет страшно, страшно настолько, что захочется самому прыгнуть в бездну, из которой нет возврата.

Трансфер Саби

— Что там с последними объектами?

— Активны. Одним Ольга занимается, готовим. Второй коррекция не нужна. Подёргиваю понемногу.

— Когда планируешь закончить?

— Да чёрт его знает… Форсировать не хочется. Девочка совсем молоденькая, едва вошла в кондицию. Психика нестабильная. Толку, если сгорит зря? [напряжённое молчание] Запас есть?

— Ну не особо… Температура падает потихоньку, пока несильно, но лучше не тяни. Люди от активистов подустали, повестка теряет актуальность. И там [палец вверх] недобор.

— А резервы?

— Не рассчитывай. Готовых пока нет, а распылять зря не дам. Гони на трансфер, не затягивай.

— Ты ж понимаешь, что нужны новые.

— Там [глаза в потолок] своё мнение о балансе.

— Понял. Но мне это не нравится. Это официальное заявление.

— Зафиксировано. Действуй.

¶

Тихо «динннь!»

«я на трубе <З»

Саби включила бесшумный режим.

Зажёгся экран. В кружке Марат складывает пальцы сердечком. Сердечко пульсирует. В чёрных глазах печаль, любовь. В уголках рта самодовольство, которого Саби не увидит, даже если подписать пылающими буквами. Девочка улыбнулась и провела пальцем по любимому лицу, не касаясь экрана.

«Потерпи, Карпуша не отпустит».

Она сунула телефон в карман. Вовремя. Орлиный взгляд учительницы добрался до неё. Саби старательно вытаращила глаза, и Карпуша выбрала другую жертву. Телефон в кармане завибрировал.

«Буду так стоять, пока не выйдешь».

В кружке Марат стоит на трубе на руках и дрыгает ногами в воздухе. Футболка задралась, обнажила загорелый живот с кубиками пресса. Он подмигивает в камеру, показывает язык.

«Не упади», — написала Саби. Её сердца коснулись шёлковые пальчики. Любимый, глупый, нетерпеливый…

Она подняла руку. Карпуша нахмурила брови:

— Что тебе, Сабина?

— Анна Карповна, можно выйти?

Саби смущённо разгладила юбку. Она не любит врать и не смотрит в глаза учителю.

— А до конца урока не потерпишь?

Кровь прилила к щекам, в классе смешки и хмыканья. Её не любят, она красивая, но чужая. Тихая, зажатая, отстранённая. Она редко смотрит кому-то в глаза. Может, даже никогда. Сабина, жмущаяся под туалетом — это очень смешно.

— Нет, — еле слышно отвечает девочка.

Карпуша вздохнула, взвалив на себя все грехи человечества:

— Ладно, иди.

¶

Саби проскользнула мимо охранника, выскочила на залитый солнцем плац. По стенке юркнула за угол. Лисичкой в подлеске прыснула к толстым трубам с торчащими кусками изоляции. Маратик-лис дёрнул за руку, втянул в узкое пространство за ними. Обвился вокруг неё, вцепился в губы. Жар от его худого тела был сильнее майской жары. Саби плавилась, текла под его пальцами под белый шум в ушах, под лихорадочное биение сердца.

— Са-аби, — шептал он ей, — я с ума схожу, когда ты со мной.

«Я тоже», — сказала бы она, но говорить не могла. Она забыла русский, а в голове возник тихий голос. Он говорил на пушту²³, и слова были не про любовь. Бешено вращающийся мир замедлился, за головой Марата из сплошного марева проступили детали: трубы, школа, физрук, лениво чеканящий мяч в отсутствии учеников. Голос исчез. Он был слишком тихим, чтобы узнать, Саби показалось… только показалось, что он был похож на голос отца.

Она отстранилась, выпуталась из его крепких рук. Марат вздохнул, грустно улыбнулся:

— Помню-помню. Мне трудно сдержаться. Я слишком тебя люблю.

Саби обхватила его шею, уткнулась носом в плечо:

— Я знаю… Я тоже…

Сейчас не было ни шума, ни голосов. Только нежность.

— Хочешь латте́ с зефирками?

— Ла́тте, — шепнула Саби, — очень.

Они скользили между деревьями скверика, избегая дорожек. Её рука в его руке. Он возникал внезапно на её пути, и она врезалась в его грудь, смеясь и умирая от счастья. Нельзя спокойно идти по дорожке, когда любовь горит в тебе бенгальским огнём, только успевай искры гасить. Возраст такой. Пройдёт время — погаснет.

¶

— 10:45: Начинаю подготовку к трансферу.

¶

В узком переулке, в густой тени старого дома они сели за столик кафе перед стеклянной витриной. Молодой паренёк в расшитой золотыми узорами жилетке положил перед ними меню. На кожаной папке — надпись «Кафе Атбани²⁴», стилизованная под арабскую вязь. Марат сдвинул её в сторону.

— У вас есть латте с зефирками?

— С маршмэллоу? — улыбнулся официант. — Да, есть, конечно. Два? Что-то ещё? Пару минут.

Он кивнул и исчез. Марат потянулся к Саби, провёл пальцами по щеке. Накрыл её руку своей, сухой и горячей. Она смотрела ему в глаза, не отрываясь. Только ему одному во всей школе она могла смотреть в глаза.

Из кафе вышла полная женщина с подносом, расставила перед ними узорчатые чашки с кофе. По центру стола поставила вазочку с конфетами.

— Мы не заказывали… — начал было Марат, но женщина улыбнулась:

— Это подарок от нашего кафе. Вы таких точно не пробовали, я привожу их со своей родины. — Она наклонилась, добавила доверительно: — Контрабандой.

Марат рассмеялся:

— Если подарок, и контрабанда, спасибо.

— Кушайте, ребята. — Её глаза подозрительно блеснули. — Вы такие красивые, — в голосе дикий мёд с лёгкой горчинкой, — кушайте. Не буду мешать.

Марат взял конфету в чёрной обёртке с золотой арабской вязью, потянулся к Саби. Она вонзила зубы в шоколад, коснулась губами его пальцев.

— М-м-м как вкусно. — Чёрные зрачки Саби закатились к небу. — Не пойму, из чего начинка.

— Дай, — Марат закинул вторую половину себе в рот. — Корица, мускат и чёрт его знает что ещё… Перец?.. Вкусно, скажи?

Когда дети ушли, из кафе вышла женщина. На одиноком столике стоял остывший кофе и вазочка, полная обёрток с надписью на арабском, золотом по-чёрному, «Иди за мной». Женщина составила посуду на поднос, протёрла столик. Её чёрные глаза заблестели. На стол упала крупная капля, потом вторая. Женщина посмотрела на небо, заслонясь рукой от палящего солнца. Покачав головой, она ушла внутрь. Пустой столик в густой тени ждал следующих гостей. Через пару минут от капель остались только белые кристаллики соли.

¶

— 11:12: Стимуляция прошла штатно, завершаю подготовку к трансферу.

¶

Странное будоражащее послевкусие от конфет осталось на их языках. Они бежали по пустым переулкам и делились им друг с другом, не останавливаясь, на ходу. И каждый поцелуй взрывался новым вкусом.

— По-моему, в них какой-то наркотик, — сказал невнятно Марат. Он говорил, целовал и улыбался одновременно. У Саби кружилась голова, а сердце колотилось не в ритм, чуть не разрывая тонкие рёбра.

— Не знаю, — отвечала Саби, целуясь и улыбаясь. Он прижал её к стене дома, сквозь тонкую ткань в спину вонзилась каменная крошка. Она прильнула к Марату, Марат крепко обнял её. Левой рукой, не глядя, он тыкал в кнопки домофона.

— Нельзя, — прошептала она ему в полутёмном подъезде.

Он подхватил её невесомое тело на руки и побежал по лестнице

— Нельзя, — шептала она ему в ухо и прятала мокрые глаза в его волосы. — Любимый, пожалуйста, — и ещё крепче прижималась к нему.

Марат распахнул высокую дверь, увидел двуспальную кровать в проёме. Старомодную, антикварную, с парчовым балдахином и золотыми шнурами. Он бережно положил Саби на покрывало. Из её глаз текли слёзы, но она не могла сопротивляться. Мужской голос в её голове говорил на пушту, читал молитву, но звук рвался, пропадал, его сносило ветром. А потом и вовсе затих. Марат стянул футболку, лёг рядом.

— Саби… — позвал он её.

Она повернула голову. Он пальцем стёр слёзы.

— Любимая…

Он поцеловал её в губы. Она легла на его руку, прижалась всем телом.

— Любимый…

Саби грустно посмотрела ему в глаза.

— Мне нельзя, правда. Отец узнает и убьёт. И тебя, и меня. Это не шутка…

Он потёрся носом о её щеку, прижал к себе крепко-крепко.

— Это глупости, откуда они узнают?

— Меня регулярно осматривает гинеколог.

Марат отстранился, заглянул ей в глаза:

— Ты серьёзно?

Она кивнула.

— Они больные?

Она замотала головой:

— Не говори так, пожалуйста.

— Саби…

Он рукой прижал её голову к плечу.

— Бред какой-то, — прошептал он ей. — Но мы ведь что-нибудь придумаем?

Саби неуверенно кивнула.

¶

— 12:32: Активация прошла штатно.

¶

— Лови, — связка ключей взлетела в воздух. Рыжий пацан словил её на лету.

— Как всё прошло? — спросил он, ехидно улыбаясь.

— Офигенно! — ответил Марат. — Траходром у тебя охренеть можно. С покрывалом.

— Балдахином, — поправил рыжий, скривившись. — Бабка ёбнулась, графиню из себя корчит.

— Это чё, старухина койка?

— И чё?

— Да ничё. Ну ладно, спасибо, брат, выручил. Бывай!

Рыжий проводил взглядом Марата и скрылся за деревьями. В квартире давно умершей бабушки он залез, не разуваясь, на кровать и из складок полога вытащил экшн-камеру.

¶

Лес солнечных копий пробивал густые кроны над головой. Босая девочка с мокрыми глазами, шатаясь, брела между ними. Острая разрывающая боль немного притупилась. Она давила и мучила её, как уставший, но ответственный палач.

Саби не могла купить обезболивающего, не могла обратиться к врачу. Наличных не было ни копейки, а каждую покупку по карте контролировал отец. Девочка настолько не умела врать и настолько его боялась, что любой разговор закончился бы признанием, а это конец.

Больно. Уши горят, и щёки, как будто все уже знают, как будто на её лбу написано большими буквами, что она сделала, и стыд выжигает её изнутри. Сердце сжалось и, обжигаясь, гонит кипяток по венам.

Она держалась, долго держалась, но не смогла. Она — орех, Марат расколол её ножом, целой она больше не будет. Никогда. Он расколол, а она распахнулась, потому что тоже долго этого ждала. А сейчас ей больно и противно. Это пройдёт. Надо перетерпеть, и жить дальше, как будто ничего не случилось. Через неделю осмотр у гинеколога. Очередной осмотр, который подтвердит, что ничего не изменилось.

«Амир ²⁵Бехзад, Ваша дочь невинна».

Перетерпеть и жить дальше. Почему никто не сказал, как это больно и грязно?

Из-за дерева показался край скамейки. На спинке сидел Марат. Саби остановилась. Тот человек, о котором она думала и днём и ночью, был рядом, но она скорее умерла бы, чем подошла к нему сейчас. Так странно. Это тоже пройдёт?

В той квартире, на старинной кровати с балдахином, внезапно всё изменилось. Их чистая любовь покрылась коркой грязи, но почему Саби показалось, что всю эту грязь она втянула в себя, а Марат остался чистым? Это несправедливо.

Саби прижалась к дереву.

Рядом с Маратом сидели его друзья, ещё двое топтались напротив. Марат окутался клубами дыма и хрипло рассмеялся:

— Что ты видел в своей жизни? Ты, считай, не трахался, если тебе сзади не давали.

— Слышь, сто раз.

— Под хвостик?

— А?.. Нет. Типа тебе давали.

Марат выпустил ещё одно облако. У Саби все сжалось внутри. Вся эта боль и грязь — это просто «дать под хвостик»? О том, что должно быть только между ними двоими, он сейчас хвастается друзьям?

— Марат?! Что, правда?

— Ты гонишь!

— Твоя арабка?

— Офигеть…

— Заливаешь?

— Чё ты лыбишься?

Марат сплюнул.

— Это любовь, пацаны. Ради любви на всё согласишься.

— И как там?

— Попробуй — узнаешь.

В её глазах сместился спектр. Листва стала багровой, загорелая кожа Марата и его друзей мерзко-голубой. Она увидела под деревом обломок кирпича. Схватила его и, не думая, кинула в голову того, кого совсем недавно любила больше жизни. Она хотела его убить, она надеялась на это. Но кирпич полетел неточно и слабо, вяло стукнул в плечо. Марат соскочил со спинки скамьи, чуть не упал.

— Какого хуя?! — заорал он, и тут увидел, кто бросил камень.

— Саби… — сказал он растерянно. — Саби! — заорал он в ужасе ей в спину, потому что понял, что потерял её навсегда. Но Саби мчалась через парк, не разбирая дороги и больше всего на свете сейчас хотела умереть.

— Больно бегать, наверное, — заржал один из друзей, и Марат без замаха врезал ему в зубы, хоть лучше вырвал бы себе язык.

¶

— 15:10: Начинаю трансфер.

¶

Саби мчалась босиком между деревьями. Ноги кровоточили, но что такое боль в израненных ступнях, когда болит сердце? Она выбежала к дороге и растерянно оглянулась. Дальше пути не было. Только сейчас она почувствовала, как вибрирует в кармане телефон.

«Любимый»…

Она отбилась и заблокировала его. Хотела удалить, но не успела. Сверху выпало сообщение от электронного кошелька, которым никогда не пользовалась:

«Зачислен перевод 30000р…»

Потом ещё одно:

«Саби, отправила тебе деньги. Это всё, что у меня есть. Твою карту отец заблокировал. Домой не возвращайся. Кто-то рассылает грязное видео с тобой и Маратом. Беги, только не к родственникам. Люблю тебя, сестрёнка».

Саби выключила телефон. Она посмотрела на свои грязные ноги и натянула кроссовки. Мимо проносились машины, кто-то сигналил. Открытый мерседес с двумя парнями с холёными бородками сбросил скорость рядом с ней, но, когда Саби посмотрела на них, что-то в её взгляде заставило водителя вдавить газ. Она механически переставляла ноги, шла неизвестно куда, не думая, не глядя по сторонам. В голове одна мысль: жизнь кончилась. Бежать ей некуда, отец везде найдёт. Для амира Бехзада его честь дороже её жизни. Она порченый товар, её утилизируют и вычеркнут из памяти.

Впереди показалась эстакада. Саби пошла по краю дороги вверх. На самой высокой точке она выглянула за бортик. Далеко внизу сплошным потоком мчались машины. В них сидели счастливые люди, чьей жизни ничего не угрожало. Кому-то из них сегодня не повезёт.

«Интересно, кому?» — подумала Саби. 16 лет, не так и мало она прожила. Тёплый бетонный бортик под её грудью поплыл, стал мягким, как построенная на пляже крепостная стена из влажного песка. Она наклонялась вперёд всё дальше, и тело скользило сквозь бетон вниз, к несущимся машинам. В ушах звенело предчувствие полёта. Сзади взвизгнули тормоза.

— Э! Ты что делаешь?

Сильные руки обхватили её за талию и оттащили от низкой стенки. Саби с сожалением проводила взглядом скрывшийся за бетонной границей эстакады автомобильный поток. Кто-то развернул её, потряс:

— Девочка, сдурела что ли?

Огромный мужик в растянутой футболке заглядывал ей в глаза.

— Другого способа не нашла?

Сзади раздался грохот. В зад моргающей аварийкой машине въехал кроссовер. Из-за руля выбралась женщина в деловом костюме.

— Ты охренел тут машину ставить? — заорала она.

— А ты аварийку не видишь? — заорал он в ответ.

— Какая на хрен аварийка? А знак где?

— Пасть закрой, овца, тут девчонка чуть с моста не сиганула.

— Да мне насрать! Кто мне машину чинить будет?!

Про Саби все забыли. Она тихонько отступила назад и бросилась прочь.

¶

— Процесс пошёл?

— Да, дня три на трансфер и можно спускать.

[хлопок по плечу]

— Работай. Что по второй метке?

— Пока визуально не особо изменилась, но Ольга говорит, что всё по плану.

— Ольга профи. Ждём. Там [палец в потолок] сейчас решают насчёт увеличения квот. Если всё ок, в ближайшие дни займёмся кастингом.

Маленькая, хрупкая, почти невесомая. Не человечек — бесплотный призрак, лёгкая хмарь летит вдоль эстакады, не касаясь ногами асфальта. Проносящиеся грузовики швыряют её в бетонный борт. В кожу вонзаются горячие иглы песка из-под колёс. Саби страшно, она хотела умереть, а не выжить.

Впереди её зовёт женский голос:

«Са-аби, Са-аби…»

Она летит туда, рвёт грудью колючую проволоку, натянутую вместо финишной ленты. Ей больно, но сбавить ход ещё больнее. Боль выжигает мозговые центры. Отключаются мысли, остаётся механическое движение ног, зрение, сузившееся до замочной скважины, и слух — только для того, чтобы слышать жалобный зов «Са-аби, Са-аби…»

Саби слетела вниз, с эстакады, пронеслась по газону. Голос стал громче, добавился ритм:

«Уотс ин ё хэ-эд, ин ё хэ-эд, Са-аби, За-амби, Зо-омби-и-и». ²⁶

Что в твоей голове, Саби, куда ты бежала, на что надеялась? На обочине стоит древний Форд «Таурус» с открытым багажником, полным дынь. Сквозь ржавые дыры в кузове рыдает Долорес О`Риордан²⁷. Саби вроде бежит, но почти не двигается, ноги взбивают сгустившийся воздух в пенное суфле, и она сама течёт, плавится шоколадом на зефирных костях. Тела больше нет, она его не чувствует. А Земля крутится. Крутится слишком быстро, Саби за ней не успевает. Ноги улетают вперёд, планета бьёт её в затылок и свет меркнет, тихо затухает в темноте испуганное мужское лицо с тройным подбородком, заросшим густой щетиной.

— Э! — говорит торговец дынями, шлёпая её по щекам. — Э! Э! — Он хочет что-то сказать, но у него нет слов, говорить нечем, только «Э!»

«What’s in your head?» — ехидно спрашивает ирландка.

В голове у него пусто и звонко. Он оглядывается по сторонам и затаскивает тело девочки на заднее сиденье, в вонь скисших дынь и застарелой грязи.

Примечания

23

Один из официальных языков Афганистана

24

(араб.) Иди за мной

25

Правитель, предводитель. В Афганистане обращение «амир» используют по отношению к полевым командирам.

26

Слова из песни «Zombie» группы «Cranberries»

27

Вокалистка группы «Cranberries»