Тесей

Сергей Быльцов, 2023

Эта книга после опубликованного в 2022г. «Геракла» продолжает серию «Боги и герои Древней Греции» и посвящена остальным знаменитым героям- истребителям чудовищ Персею, Беллерофонту, Мелеагру и Тесею. Вторым по известности героем Эллады после безмерно могучего Геракла, был Тесей – обычный человек, но он быстр и ловок, искусен в борьбе, осторожен и вдумчив и потому всегда побеждает могучих разбойников и страшных чудовищ. Завидуя славе Геракла, Тесей всю жизнь пытается хоть в чем-то его превзойти и становится не только истребителем чудовищ, но и царем- реформатором, учредителем государства с центром в Афинах, новых законов и праздников. В личной жизни Тесей не был счастлив, а брак с Федрой, влюбившейся в его сына Ипполита от Амазонки , становится для всех трагедией, которая описана у многих писателей. Афинские граждане за страдания во время войны, вызванной похищением Елены Прекрасной Тесеем, изгоняют его остракизмом, и он, отвергнутый людьми и богами, бесславно погибает, упав со скалы.

Часть II. Тесей [189]

Происхождение Тесея

47. Генеалогическое древо Тесея

Для наглядности древо обычно располагают на одном листе и потому из-за недостатка места часто приходится помещать не всех родственников, а только наиболее значимых для главного героя, имя которого носит генеалогическая схема.

Например, на данной схеме не показаны сын Эрехтея Пандор и, возможно, Феспий и Эвпалам и так же 5 его дочерей, среди которых были такие известные, как мать близнецов Бореадов Орифия и жена знаменитого охотника Кефала Прокрида, а также Хтония, Протогенея и Пандора. На схеме не показаны сыновья Креусы Ион, Ахей и Дор, по именам которых получили названия три из четырех основных греческих племен — народов.

Как видно, со стороны отца род Тесея восходит к Эрехтею и Эрихтонию, а от них — к праматери Гее, родившей Эрихтония от пролитого на девственное бедро Афины семени юного Гефеста, которое она с отвращением вытерла старой шерстью и закопала в землю.

Со стороны матери Эфры род Тесея восходит к героям Пелопу и Танталу и к богам Аресу, Зевсу и Атланту.

На генеалогической схеме показан сын Эрехтея Орней, который замечателен лишь своим внуком Менесфеем, которого многие считают двоюродным братом Тесея, однако, как видно из схемы, он является ему троюродным дядей. Менесфей, поссорившись с Тесеем на свадьбе Пирифоя и дочери лапифа Атракса Гипподамии, и имея по рождению большие претензии на афинский престол, помог Диоскурам в войне с Афинами, когда те с войском явились в Аттику, чтобы найти и возвратить в Спарту их сестру Елену Прекрасную, похищенную Тесеем. В благодарность за эту помощь Тинтариды сделают Менесфея афинским царем, когда Тесей будет пребывать в царстве Аида.

Вообще говоря, все греческие герои так или иначе связаны между собой, поскольку все они, как люди, смерти причастные, произошли от сына знаменитого титана — бунтаря Прометея Девкалиона и дочери брата Прометея Эпиметия Пирры, ставших основателями последнего человеческого рода после всемирного потопа, устроенного Зевсом для того, чтобы сгубить предыдущий нечестивый род людей под водой. Однако имен всевозможных героев известно из первоисточников многие тысячи, и потому ясно, что связи некоторых из них между собой невозможно изобразить наглядно. Гораздо интереснее прослеживать происхождение самых знаменитых героев от бессмертных богов и их родственные связи между собой. Поэтому рассмотрим совместную генеалогию самых знаменитых героев Эллады — дорийского Геракла и афинского Тесея, при этом обязательно прослеживая их происхождение от олимпийских богов.

48. Родственные связи Тесея и Геракла

Некоторые, как знаменитый биограф и писатель-историк Плутарх, говорят, что Тесей придавал особенное значение своему родству с Гераклом, доблестью которого он не только искренно восхищался, но и завидовал втайне и подвиги которого мечтал превзойти и затмить труды, в том числе и на поприще Афродиты.

По линии родных отцов Тесей и Геракл были двоюродными братьями, поскольку олимпийские боги Зевс и Посейдон — родные братья.

Тесей был главным афинским и вторым по значению героем Эллады, после великого Геракла; у него, как у всех знаменитых героев — полубогов было 2 отца: божественный Посейдон и смерти подвластный афинский царь Эгей, имя которого связано с любимой им козой. Связи между смертными отцами этих двух самых прославленных героев Эллады Амфитриона и Эгея проследить трудно.

Чтобы показать наличие или, наоборот, явное отсутствие связей между смертными отцами Геракла и Тесея (а также произвол в изображении генетических схем) изобразим другое генеалогическое древо. На нижней схеме видно, что явных связей между Эгеем и Амфитрионом нет, хотя, опять же возможно, что они есть, но не изображены, ведь происхождение деда Эгея по материнской линии Пилоса не известно.

Однако на представленной ниже генеалогической схеме видны родственные связи между смертным отцом Геракла Амфитрионом и матерью Тесея Эфрой. Они двоюродные брат и сестра, ибо Пелопиды отец Эфры Питфей и мать Амфитриона Астидамия родные брат и сестра.

Из этой же генеалогической схему можно проследить родственные связи Тесея и Геракла по материнской линии.

Поскольку Эфра и Амфитрион являются двоюродными братом и сестрой, то Тесей и Ификл — троюродные браться, Тесей и Геракл — тоже, но не кровные, поскольку Амфитрион — приемный (смертный) отец Геракла.

Из схемы, изображенной выше видно, что Алкмена внучка Астидамии, сестры Питфея и потому мать Геракла племянница Эфры, матери Тесея. Алкмена и Тесей — троюродные брат и сестра и потому выходит, что Геракл по материнской линии троюродный племянник Тесея, хотя Тесей был значительно младше сына Алкмены.

Как видно из приведенных генеалогических схем среди предков Тесея по материнской линии трезенской царевны Эфры было два олимпийца: бог кровавой войны Арес, который сошелся с дочерью Атланта Плеядой Стеропой и Громовержец, возлегший с фригийской царевной Плуто.

Многие прославленные герои имели еще и смертных братьев, например, у Геракла был Ификл, у Полидевка — Кастор, у Идаса — Линкей… Эти смертные братья были родными сыновьями смертных отцов знаменитых героев. У Тесея то ли по воле, как всегда, непредвиденно вмешавшейся богини случая Тюхе, то ли потому, что Эгей был не достаточно молод или болен, чтобы стать отцом, при рождении не оказалось смертного брата. Поэтому старая лишь обликом Мойра Лахесис, как всегда, исправила допущенное по вине случая, нарушение заведенного порядка, и у Тесея довольно поздно — в молодые годы появился возлюбленный друг Пирифой, ставший для него больше, чем братом.

49. Род Эгея — смертного отца Тесея

Со стороны смертного отца Тесей имел среди предков автохтона (аборигена) Эрихтония, рождённого из семени, пролитого юным Гефестом на бедро девственной сестре Афине. Мудрая Афина поместила семя в землю, и всеобщая праматерь Гея выносила и родила сына, названного Эрихтонием.

Афина вырастила и воспитала мальчика, который, как говорит древнее предание, был выше пояса человеком, а ниже — змеем. Когда Эрихтоний был младенцем, Тритонида передала его в закрытом ларце дочерям основателя и первого царя Аттики Кекропса Герсе, Аглавре и Пандросе на вскармливание и подращивание. Богиня строго запретила девушкам заглядывать в ящик, так как Эрихтоний был обвит змеей (или имел нижнюю половину тела змеиную). Легкомысленные, не в меру любопытные царевны нарушили этот запрет и открыли ящик. Аглавра и Герса за это были поражены безумием и покончили с собой, бросившись с Акропольской скалы (или были задушены змеей). После этого Афина сама воспитала Эрихтония в своем храме.

Возмужав, Эрихтоний изгнал из страны Амфиктиона и воцарился в Афинах и правил ровно полвека. Был женат на наяде Праксифее, имел сына Пандиона I. Был похоронен сыном на священном участке храма Афины.

Пандион I был женат на наяде Зевксиппе, сестре своей матери, которая родила ему суровую нравом Прокну и красавицу Филомелу, а также сыновей-близнецов Эрихтея и Бута. Прокна и Филомела приобрели большую, но печальную известность, благодаря похотливому и жестокому фракийскому царю Терею, женившемуся на Прокне.

После смерти отца Бут стал жрецом Афины и Посейдона и основателем рода Бутадов. Согласно Аполлодору, он женился на своей племяннице Хтонии, дочери Эрехтея. Однако прожил Бут с Хтонией не долго. Дочери Эрехтея поклялись друг другу, что, если одна из них умрет, остальные убьют себя. Хтония была принесена в жертву Посейдону после победы афинян над элевсинцами, и две сестры её Протогения и Пандора, согласно клятве, сами себя убили.

После смерти Пандиона, правившего Афинами 40 лет, братья разделили отцовское достояние: царскую власть унаследовал Эрехтей, а должность жреца Афины и Посейдона получил Бут, и такое разделение наследства они передали и своим потомкам. Эрехтей, правивший Афинами 50 лет, как и его дед Эрихтоний, воевал с Элевсином и в решающей битве убил его предводителя Эвмолпа Фракийского, но и сам пал в сражении, атакованный трезубцем Посейдона (или молнией Зевса). Власть в Афинах унаследовал старший сын Эрехтея Кекропс II (Кекроп I был вторым царем Афин, женатым на Аглавре, дочери первого царя Афин Актея), однако на трон претендовал и младший сын Метион. Среди сыновей Метиона следует назвать в первую очередь Евпалама — отца знаменитого во всей Элладе мастера Дедала.

Согласно «Пиру мудрецов» Афинея, в Афинах первым завел единобрачие Кекроп, а до него люди соединялись беспорядочно, и мужья, и жены были общие. Оттого, по мнению некоторых, его и прозвали «двуприродным», так как раньше человек не мог знать собственного отца среди многих других.

Афинская царевна Метиадуса, дочь Эвпалама, родила Кекропу сына, названного в честь деда Пандионом II или просто Пандионом. Сыновья Метиона от Алкиппы или Ифинои Дедал, Евпалам и Сикион захватили власть в Афинах и изгнали Пандиона, которому пришлось поселиться в Мегарах, где он женился, на Пилии, дочери лелегского царя Пиласа. Пилас убил своего дядю Бианта и, оставив Пандиона правителем Мегары, укрылся в Мессении, где и основал город, которому дал свое имя Пилос. Теснимый Нелеем и пеласгами из Иолка, он вступил в Элиду и основал там второй Пилос.

50. Эгей и его братья Нис, Паллант и Лик

В Мегарах у Пандиона родились сыновья Эгей, Лик, Паллант и Нис, унаследовавший трон Мегар. Завистливые братья Эгея распространили слух, что он незаконнорожденный сын.

Согласно Аполлодору, Эгей был сыном некоего Скирия, но Пандион, воспитывая, выдавал его за собственного сына.

Пандион не вернулся в Афины, а в Мегаре ему построили святилище, как герою. Там на утесе Афины-Гагары ему устроили пышное погребение. Говорят, что Афина превратилась в гагару, спрятала под своими крыльями Кекропа, отца Пандиона и перенесла его в целости и сохранности в Мегару на высокий утес.

После смерти Пандиона его сыновья, объединившись, пошли походом на Афины, изгнали сыновей Метиона и разделили Аттику, названную по имени дочери Краная Аттиды, на четыре части, как перед смертью повелел им отец. Эгею, как самому старшему, досталась лучшая часть — прибрежные земли с Афинами. Нису досталась Мегарида и земли, лежащие от нее к западу до самого Коринфа и его власть простиралась от Истма до Пифия. Лик получил огромный остров, покрытый садами Эвбею, а Паллант — брега Скирона (южная Аттика), где его потомками был суровый народ гигантов.

Паллант и его 50 сыновей оспаривали власть Эгея в Афинах, что послужило причиной многочисленных стычек, едва не переросших в большую войну.

Когда Нис правил в Мегарах, он город назвал Нисеей и основал большой порт Нисею. Посередине головы у него был пурпурный локон волос, с которым была связана его жизнь и благополучие страны. Его красавица дочь Скилла (была так же морская Скилла, превращенная ревнивой волшебницей Киркой или царицей подводного мира Амфитритой в чудовище) влюбилась в Миноса, осаждавшего Мегары, и вырвала ночью у родителя заветный локон волос. Мегары пали, побежденный Миносом Нис погиб или, как гласит предание, преследовал по морю предавшую его и родину дочь и превратился в скопу. Ниса погребли в Афинах, и его могилу расположили рядом с тогда еще не знаменитым Ликеем. Мегарцы, не желают признавать, что их город когда-либо захватывали критяне, да еще с помощью предательства Скиллы и утверждают, что их герой Мегарей женился на дочери Ниса — Ифиное — и унаследовал его трон.

Другая дочь Ниса Эвринома родила от Посейдона Гиппоноя, который в юности убил Беллера и потому получил новое имя Беллерофонта. Беллерофонт, троюродный брат Тесея стал тоже знаменитым героем после того, как истребил на крылатом Пегасе ужасное чудовище — огнедышащую Химеру, имевшую тройное тело — мощную львиную голову, мускулистое козье тело и длинный змеиный хвост.

Согласно Мегарским преданиям Скирон всю жизнь был военачальником, но афиняне говорят, что Скирон занимался разбоем на дороге между Афинами и Мегарой, заставляя путников мыть ему ноги. Затем злодей сбрасывал свои жертвы в море со скалы, где их съедала гигантская черепаха. Юный герой Тесей, шедший на встречу со своим смертным отцом Эгеем в Афины, был вынужден убить своего родича.

Эгей, как Кекроп и Пандион, все время боялся заговоров со стороны своих жаждущих власти сородичей, особенно Лика, которого он изгнал из Эвбеи. Лик бежал к Сарпедону и дал свое имя основанному им городу Ликии.

Говорят, Лик обладал пророческим даром, и его оракул объявил, что, если мессенцы сумеют сохранить некую вещь, они восстановят свои владения, имея в виду великие мистерии, записанные на листе олова. Он посетил Афарея в Арене и посвятил царский дом в священные мистерии благой богини Деметры и ее дочери Коры, ставшей в Аиде Персефоной, а в древней мессенской столице Андании ввел мистерии Аттиды. Эта Аттида, давшая свое имя Аттике, была одной из трех дочерей Краная, царя-автохтона Афин, царствовавшего во время Девкалионова потопа. Дубовая роща в Андании, где Лик подверг очищению всех мистов (посвященных), до сих пор носит его имя.

Эгей по воле непререкаемой Мойры Лахесис стал смертным отцом Тесея, у которого был еще божественный отец — чернокудрый Сотрясатель земли Посейдон.

51. Кастальский источник в Дельфах

Некоторые говорят, что Эгей жил только с двумя женами. Первой была Мелита (Мета), дочь Гоплета, а второй — Халкиопа, дочь Рексенора, но ни одна из них не родила ему ребенка, который мог бы стать законным наследником.

Другие, подобно Афинею, уверяют, что много женщин было у Эгея: первой он взял за себя дочь Гоплета Мелиту, после нее одну из дочерей Халкодонта Халкиопу, но обеих радушно уступил друзьям. Потом Эгей жил со многими другими женщинами, в брак по-прежнему не вступая, и потому у него долго не было законных детей.

Свою бездетность сам Эгей объяснял гневом Киприды. Считая, что в этом виновата злая воля своенравной богини красоты и любви Афродиты, Эгей ввел в Афинах поклонение этой богине. Чтобы Пафийка смягчилась, он построил в Афинах храм Афродиты Урании (Небесной), но это не помогло. Так как у него не было законных сыновей, он, опасаясь своих братьев, и особенно многочисленных Паллантидов, решил вновь отправиться в Дельфы, где находился знаменитейший храм Аполлона и попытаться узнать у бога оракула, как ему стать отцом хотя бы одного сына.

В последний раз Эгей был на Парнасе, когда после убийства сына Миноса Андрогея его страну охватила жесточайшая засуха, и люди от нестерпимого голода начали умирать. Тогда Пифия изрекла, что Афины должны сделать все, что потребует Минос, а тот решил наложить на город страшную дань — каждые 9 лет афиняне должны были отправлять на Крит 7 юношей и столько же девушек для съедения чудовищному человеко — быку Минотавру.

Со всех концов Греции, а потом и со всей обитаемой земли — Ойкумены люди в течение почти трех тысячелетий (!) приходили в Дельфы, к подножию знаменитейшей горы Парнас, месту вещания лучезарного Аполлона, чтобы получить совет или узнать будущее. Склоны окрестных гор изобиловали источниками, наиболее известным из которых был Кастальский, окружённый лавровыми деревьями, посвящёнными Аполлону. Около этого источника, названного по имени возлюбленной богом дочери Ахелоя непорочной Касталии, известной среди нимф своей целомудренностью.

Однажды, покинув мирные дубравы, в жаркий день подошла юная нимфа к воде и всю одежду и пояс сняла, положив на склоненную иву. И только обнаженная дева поплыла, как вдруг услыхала голос какой-то и, испугавшись, заспешила к ближнему берегу. Выскочив на сушу, обнаженная дева быстрее ветра понеслась, не глядя под ноги.

— Куда ты несешься, Касталья? Остановись я не враг твой. Бог я Дельфийский и Муз предводитель, владею знаменитейшим храмом Эллады, сам Зевс мне отец…

Но не слушала дева Дельфийца, и помчалась Касталья такой, как была, совсем без одежды, которая была на другом берегу. Яро Феб пламенеет, совсем голую видя Касталию, и считает, что она его завлекает. Богу, видя прекрасное юное тело, несносно время на нежные речи терять: страстью любовной охваченный, шагу прибавил и по пятам преследует деву. Чтобы избавиться от домогательств могучего бога, Касталья нырнула в глубину бурлящего потока Делфи, да так там навсегда и осталась.

Пиндар в «Пифийских одах» печально поет, что Ликиец Феб, царящий над Делосом, с тех пор безнадежно влюблен в Кастальский Парнас.

Чистейшая вода из этого источника по воле Мойр стала священной; сначала она использовалось для уборки храмов в Дельфах. Вскоре Кастальский ключ стал давать влагу для совершения ритуальных омовений паломниками при посещении Дельф, а также для мытья волос Пифии перед началом её прорицаний. В Греции воды Касталии почитались как священный ключ Аполлона и Муз, дарующий вдохновение поэтам, ваятелям и музыкантам.

Некоторые говорят, что мало из Кастальского источника пить нельзя, он отравляет иллюзией большого знания. От одного глотка человек пьянеет разом, но выпив все до дна он обретает самый светлый разум.

52. Эгей получает в Дельфах оракул

Эгей прибыл в Дельфы в начале весны — в самое цветущее для оракула время в служении богу-прорицателю лучезарному Локсию. Из граждан с немалым достатком, принесших Дельфийскому храму обильные жертвы и богатые дары образовывалась очередь, и 7 числа каждого месяца допущение просителей определялось жребием. Главный жрец был дружен с афинским царем и сделал для него исключение, решив допустить его для совещания с Пифией без жребия.

Обращение к оракулу для паломников начиналась с жертвоприношения, которое было не умилостивительным, а необходимым для того, чтоб по поведению жертвенного животного понять, расположен ли бог в этот день отвечать или давать советы именно этому паломнику.

Эгея, пришедшего на священную гору Аполлона Парнас с белой телицей и с самым любимым им животным — козой, рога которой он позолотил собственными руками, встретил госий, один из пяти «чистых» жрецов, руководящих верующими при обращении к оракулу, совершении жертвы, внесении платы или дара, омовении и других обязательных процедурах. Госий совершил обильное возлияние на козу и долго смотрел на нее, проверяя дрожит ли она всем телом, от задних копыт до рогов, ведь недостаточно, если жертва дергается только одной головой, надо, чтобы все ее члены дрожали вместе, охваченные трепетом или судорогами. Телице госий дал сначала немного муки, а потом и стручковый горох и, поскольку она не отказалась от этого угощения, то он счел ее вполне здоровой.

Госий решил, что бог готов дать Эгею оракул, и повел его совершать омовение водами священного Кастальского ключа, чтобы пройти очищение. После того, как царь внес установленную плату в 1 жертвенную лепешку и 7 афинских драхм госий передал Эгея дельфийскому проксену. Проксен украсил голову царя лавровым венком с шерстяной повязкой и провел его в храм, где в святая святых — адитоне его ждала сама Пифия.

Непорочная аполлонова дева уже омылась в Кастальском источнике, надела золототканую одежду, распустила волосы сзади, а на грудь положила две косы, надела на голову венок из лавра и спустилась в адитон. Там она выпила из источника, пожевала лавр и сев на высокий треножник, вдыхала дурманящие испарения, поднимавшиеся из расселины, чтобы, услышав вопрос, пророчествовать.

Эгей несколько раз мысленно повторял свой вопрос, который он придумал в стихотворной форме, но, оказавшись в адитоне, от волнения все позабыл, и когда его подтолкнул стоящий рядом жрец с вощеной табличкой и стилосом в руках, быстро стал говорить, порой запинаясь:

— В храм ваш знаменитый явился я…

Потому, что хочется мне очень узнать…

Будут ли у меня когда-нибудь сыновья,

И, если да, то кто будет их мать?

Пифия, нажевавшаяся лавра и надышавшаяся испарениями, поднимавшимися из расселины, где гнил Пифон, горловина которой находилась под ее треножником, воздела руки вверх и затряслась всем телом. Потом дева мутным взглядом посмотрела на Эгея, и ему показалось, что она сильно пьяная; на миг он даже пожалел, что явился сюда. Однако, вспомнив все, что слышал до сих пор об этом самом знаменитом в Элладе аполлоновом храме и о своих мучениях по поводу бездетности, с надеждой в глазах, стал ожидать оракула, и тот не заставил себя долго ждать. Пифия внезапно успокоилась и чистым голосом объявила:

— Нижний конец бурдюка не развязывай, прежде чем ты не поднимешься вновь на акрополь Афинский. Если не будешь этому послушен совету, то, возгордившись, однажды взойдешь на акрополь и еще не старым умрешь от непереносимой печали.

Эгей приготовился дальше внимать, но больше ничего не последовало и жрец, взяв его под руку вывел из храма, сказав, что оракул совершенно ясный и не нуждается ни в каком толковании профета.

53. Эгей, подобно Эдипу, решает бороться с Роком

Афинский царь, покинув храм, все время, пока шел к повозке и к сопровождавшим его в поездке слугам, так разговаривал сам с собой:

— Бурдюк, бурдюк… концы бурдюка… Жрец сказал, что оракул ясный. А мне не ясный совсем… Надо было все-таки настоять, чтоб дали хоть какое-нибудь толкование. Впрочем, со своими законами в чужой храм не пускают. Раз оракул ясный, то бурдюк — это, конечно, мех с вином, а что же еще? Раз нельзя мне развязывать нижний конец меха с вином, то значит мне не надо пить свое вино, взятое в дорогу…

Эгей не смог придумать ничего лучшего, как считать, что Дельфийский оракул предупредил его, чтобы он не развязывал концы бурдюка — винного меха, пока не вернется в Афины и не поднимется на Акрополь, или ему вскоре, еще не старым, придется умереть от печали. Первым делом он приказал сопровождавшей его свите отдать неокорам (храмовые прислужники) все вино, которое было взято в дорогу. Чтобы скрасить свое возвращение и заодно посоветоваться об оракуле со знающим человеком, Эгей решил посетить в Трезене своего давнего друга Питфея, который слыл ученейшим и мудрейшим мужем своего времени.

Так, стремясь избегнуть предсказанной судьбы, Эгей, подобно самому знаменитому герою-рокоборцу Эдипу, впадает в гамартию (ошибка), которая, как раз и обеспечит исполнение предначертания Мойры.

— Чей бы ты ни был сын, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной матери, и прижитые с нею дети обречены на страдания жестокие и страшные муки. Твои сыновья-внуки позорной смертью погибнут, и сам ты, лишив себя света в очах, бесславно умрешь на чужбине.

Эдип был в ужасе, услышав в Дельфах этот оракул и, стремясь избегнуть предначертания Мойры, решает не возвращаться к владыкам Коринфа Полибу и Меропе, которых он считал родителями. Чтобы не стать отцеубийцей, и не осквернить материнское ложе, юноша все дальше и дальше уходил от родных Коринфских пенат и от лавров Дельфийских. На незнакомой дороге, ведущей в семивратные Фивы, он подрался со слугами царственного старика Лая, ехавшего в колеснице и, когда тот ударил его, в ответ убил старца дорожным посохом. Лай был отцом Эдипа. Потом Эдип на этой дороге победил чудовищную певицу ужасов Сфинкс, за что благодарные фиванцы предоставили ему трон вместе с овдовевшей царицей Иокастой, которая была его матерью. Когда через много лет Эдип узнал о своих невольных преступлениях, он ослепил себя, а его возмужавшие сыновья изгнали его из Фив, и он умер на чужбине, в Колоне, недалеко от Афин, где тогда царствовал Тесей, сын Эгея.

На самом деле Бог устами Пифии внушал Эгею не вступать в любовную связь ни с какой женщиной, пока он не прибудет в Афины. Он же, избавившись от своего меха с вином, заедет к Питфею в Трезен, где, напившись со старым другом вина (не из меха-бурдюка, а из кратера, кубков и чаш), как раз, и сойдется с его дочерью Эфрой, которая родит ему сына. Когда сын возмужает и уедет на Крит он умрет от непереносимой печали, думая, что его единственный законный сын погиб, о чем будет однозначно свидетельствовать черный парус на его возвращающемся корабле.

Итак, Эгей решает большую часть пути плыть и, наняв корабль, он оставил священные Дельфы и, подгоняемый попутным дыханием ветра, поплыл в Коринф, лежащий на Истмийском перешейке, чтобы оттуда навестить Питфея, царя Трезены, города, расположенного в восточной оконечности Арголиды.

Старой лишь обликом Мойре Лахесис было угодно, чтобы в Коринфе Эгей встретился с Медеей, в то время еще мало кому известной колхидской царевной, предавшей родину, брата и отца ради возлюбленного юного героя с русыми волосам и честными голубыми глазами, но еще на убившей своих детей от Ясона, чтоб ему отомстить за измену.

54. Медея

Дочь колхидского царя Ээта (Эет) и океаниды Идии, внучка солнечного титана Гелиоса Медея (намерение, замысел) была, как и ее отец, и тетка Кирка (известная так же, как Цирцея), колдуньей. Говорят, что искусству магии она обучалась, будучи жрицей, у самой подземной богини высокой судьбы трехликой Гекаты.

Пронзенная кипарисовой стрелкой Эрота с зазубренным крючком на конце, Медея без памяти влюбилась в юного вождя аргонавтов Ясона, приплывшего в Колхиду за золотым руном, приносящим счастье и благоденствие народу им обладающему.

Ээт получил предсказание, что лишится сначала власти, а потом, возможно, и самой жизни, если прибывшие на корабле чужеземцы увезут с собой золотую кожу барана Крия. По этой причине, а также из-за своей врожденной жестокости могучий Ээт стал приносить всех чужеземцев в жертву богам, и скоро по всей Ойкумене распространилась молва о дикой свирепости колхов, и ни один из иноземцев с тех пор не решался по своей воле прибыть в их чужедальние края.

Русокудрый голубоглазый красавец, помня наставления прорицателя Мопса, приплывшего вместе с ним на «Арго», решительно заявил Медее, сверкая безукоризненно честными своими глазами:

— Я поклянусь тебе всеми богами любящей справедливость Эллады! Если ты, против воли сурового отца своего, нам поможешь золотым руном завладеть и в наши дома, и в нашу страну со мною прибудешь, станешь меж всех жен в самом великом почете. Словно к богине начнут к тебе все относиться, ибо, благодаря тебе, у одних сыновья воротятся с края земли, у других — мужья и братья будут спасены от бедствия злого. Ты мое ложе в супружеской спальне со мною законно разделишь, и ничто не будет разлукой в нашей любви, кроме смерти, только ей одной, для всех неизбежной дано разлучить нас с тобой!

Услышав эти слова, Медея готова была пасть на колени перед любимым, из девичей груди извлечь любящую свою душу и, в немом восхищении, на ладонях, как божеству, ему протянуть. — Так мощно сверкал могучий Эрот над русой главою Ясона факела пламенем страстным и похищал умело в мгновение ока скромные девичьи взоры. В дрожащей груди юной Медеи тихо млела душа, и вся, словно мед, сладостно растекалась и таяла. Так же роса ранним утром, появляясь вместе с божественной Эос, возникает на лепестках только, что распустившейся розы каплями и тает с уходящей багряной зарей, согретая первыми светлого солнца лучами.

Медея, хорошо зная, какими ужасными бедами ей это грозит, помогла возлюбленному царевичу славного города Иолка, выдержать все невыносимые для смертного мужа испытания, которым его подверг её грозный отец. Пышноволосый красавец — герой натерся ее колдовским зельем и, став на время могучим, как бог, запряг огнедышащих быков с медными рогами в ярмо и вскопал обширное поле. Засеяв землю зубами давно убитого Кадмом дракона, герой победил выросших из этих зубов землеродных мужей с оружием и в доспехах, кинув в их гущу, по совету Медеи камень, вызвавший между ними смертельную драку.

Золотое руно по приказу могучего колдуна Ээта сторожил неусыпный Колхидский дракон. Подкравшись близко, Медея голосом тихим и заунывным запела, взывая к помощи всепобеждающего Сна, чтоб Гипнос на мягких крыльях неслышно явился усмирить своей маковой настойкой не дремлющие глаза свирепого змея. Однако Колхидский дракон не спешил в объятия Гипноса и, голову страшную к Медее и Ясону простирая, стремился их сдавить в мощных своих челюстях, им неизбежную гибель готовя. Тогда отважная царевна, опасность для жизни презрев, сломала можжевельника ветку и, сбрызнув ее жидкостью заранее приготовленной, с наговором этой веткой бесстрашно коснулась глаз неусыпных дракона. Чудовище глухо завыло и нацелилось руку девушке по самое плечо откусить, но тут, наконец, крепко заснуло, его огромная голова, круша кусты и ветви деревьев, с грохотом пала на землю, а его несметные кольца последний раз развернулись и безвольно распластались по лесу, словно несколько стволов толстых деревьев.

Похитив золотое руно, Ясон с Медеей на острове феаков поженились, чтобы царь Алкиной их колхам не выдал, и они смогли уйти от погони. Молодожены приплыли в Йолк, где правил коварный дядя Ясона Пелий. Медея обманула дочерей Пелия, пообещав им омолодить родителя и, завороженные ее колдовской речью, они разрубили его на части. Граждане Иолка не простили Ясону и Медее коварного убийства царя, и супруги были вынуждены спешно бежать в Коринф.

В Коринфе Медея с Ясоном прожили 10 счастливых лет. В это время колхидянка прекратила здесь страшный голод, принеся особенные жертвы благой богине плодородия Деметре.

Говорят, в эти годы колхидскую царевну за гладкую смуглую кожу без единого пятнышка, за жгучие черные очи и пышные волосы страстно полюбил Зевс. Властелин богов упорно домогался любви Медеи, но она отвергла его, за что златотронная Гера обещала бессмертие её детям. Поэтому, когда у Медеи рождались дети, она на некоторое время скрывала их в святилище Геры, думая сделать их бессмертными.

На десятый год пребывания в Коринфе Медея узнала, что по-прежнему страстно любимый ею Ясон собирается бросить ее и жениться на подросшей дочери владыки Коринфа Креонта юной Главке.

Колихидянка была глубоко обижена, как любящая женщина и оскорблена несправедливостью, как человек, который всю свою жизнь, как божеству, пожертвовал Ясону, ведь она чтоб только он был жив, предала отца, погубила брата Апсирта и покинула любимую родину. Долго не могла остановить она горестных воплей, причитая о клятвах Эсонида пред богами и пред нею, но Ясон в ответ лишь стал над ней нагло глумился, заявив, что он женится на Главке только, чтобы ее спасти, родив единокровных ее сынам царей, надежную опору дома.

Гордая колхидская царевна, еще не зная как, но твёрдо решается в ближайшую ночь отомстить клятвопреступнику — мужу, а также приказавшему ей до следующего утра покинуть Коринф Креонту и его дочери Главке.

55. Встреча Медеи с Эгеем в Коринфе

Когда Эгей со свитой, одетый по-дорожному, но в лаврах, сойдя в коринфской гавани с борта, доставившего его судна, со стороны моря шел к агоре, он встретился с Медеей, только, что расставшейся после бурного разговора с Ясоном, решившим ее предать. Они были давно знакомы и даже дружны почти с самого того момента, когда Медея с супругом впервые в Коринфе появились.

— О, радуйся, прекрасная Медея! Как же приятно мне приветствовать старых друзей таким пожеланьем. Давно тебя не видел я. Как ты живешь, что делает русокудрый Ясон? Я слышал, что блаженные жители неба вам послали большое счастье — двух сыновей прекрасных. Как я вам завидую и вашему семейству всему желаю долгих лет непреходящего счастья!

— Радуйся и ты, о сын Пандиона премудрого, благочестивый Эгей! Дай бог тебе и счастия, Эгей, и всех твоих желаний исполненья! Откуда прибыл к нам, зачем?

Ответила царю Медея, пытаясь отвлечься от своих горестных дум, сжигавших ей разум и душу. Тут Эгей замечает, как плохо выглядит Медея: осунулась в лице, покрасневшие распухли веки, всегда сверкавшие дерзким огнем глаза, совсем потухли, как у старухи, а ведь она была его моложе не меньше, чем лет на десять…

— Я навещал оракул Феба знаменитейший, чтоб получить совет, как стать отцом. Если ты помнишь, я всегда детей иметь страстно хотел, Медея. И, хоть в те годы, что мы с тобой не виделись, от брачного ярма я не ушел, но детей своих все так же не имею, а между тем по-прежнему я всей душой желаю стать отцом, желаньем этим я весь захвачен. Но, увы! Слов бога в Дельфах я не понял — точно стану ль я отцом и потому хочу в Трезен заехать, к другу мудрому Питфею… Но полно обо мне. Ты ж отчего, скажи, Медея, так осунулась в лице, глаза потухли и выглядишь, как будто тебе давно уже за 30?

— Муж оказался у меня последним из людей. Оскорблена я им жестоко — и ни за что… К царевне юной Главке он решил посвататься, отец которой коринфский царь Креонт. И мужа я должно быть, насовсем лишилась, и до восхода солнца царь приказал Коринф покинуть мне вместе с детьми.

Так откровенно, ответила Медея, не в силах дальше скрывать горе.

— Как низко и несправедливо с тобою поступают люди!

Разволновавшись, ободренная сочувствием Эгея Ээтиада с движением молящей стала просить афинского царя:

— Богоподобный царь Эгей, позволь твоего подбородка коснуться и, колени обняв, тебя умолять: о, сжалься над несчастной изгнанницей, мужем покинутой, вдохни в мое сердце надежду и пообещай принять меня в своей справедливостью знаменитой стране, и угол какой-нибудь, хоть на короткое время, мне там дать.

Пандионид, должно быть, не ожидал подобного оборота и сильно задумался. Моложавое лицо его с еще густой черной бородой на двойном подбородке, выражало и недоумение потому, что он не знал, что ожидать от Медеи, и страх потому, что он втайне побаивался чужеземную царевну, сведущую в колдовстве и радость потому, что, как молодая красивая женщина, она ему давно нравилась.

— Тебе помочь, конечно, я обещаю, если в том нужда возникнет, но только в каком качестве ты явишься ко мне: как бывшая жена Ясона, царица иль, как…

Осторожно начал было говорить Эгей, но Медея его с досадой перебила:

— Поверь, приняв меня, ты каяться не будешь! За это тебе детей желанных ниспошлют бессмертные и славную кончину без боли и без мучений… Поверь, я знаю, что говорю. И еще: я также знаю средство верное, чтоб стал отцом ты.

— Тебе помочь хочу я бескорыстно, ради бессмертных, и это главное, но нам заманчиво и обещанье сделать меня отцом. Желаньем этим я весь захвачен и даже думать о другом я не могу. Поэтому, коль ты ко мне придешь в Афины, я для тебя постараюсь быть хозяином радушным.

Обрадованная таким обещанием Медея решила развить успех:

— Есть у меня враги: Акаст в Фессалии и здешний царь Креонт. Я попрошу тебя, мой доблестный Эгей, прямо сейчас поклясться впредь никому меня не выдавать. Пойми это мое желанье. Ведь, если ты будешь связан клятвой, я знаю, что в руки к ним не попаду, а без клятвы, лишь посулив приют словами, ты, осажденный их герольдами, можешь под конец им уступить.

— Святыней матери Земли и светлого лучами солнца, всеми богами я клянусь, что сам тебя не изгоню я никогда, если кто из недругов потребует тебя. Покуда буду жив — я по своей воле тебя не выдам никому.

Медея, злорадно улыбнувшись, тряхнула головой, воздела руки к небу и грозно провещала голосом грудным:

— Ну, тогда, Эгей, до скорой встречи! Тебе желаю доброго пути в Трезен, к Питфею. А я скоро побываю в Фивах, но сначала пусть желанное Медее свершит Мойра Лахесис.

До встречи со страдающим от бездетности Эгеем Медея не знала, как именно она отомстит ставшему ненавистным предателю-мужу. С тем исступлением, с каким любила, теперь она возненавидела Ясона и решилась на детоубийство потому, что наследников лишившись, которых она сама ему родила, он будет сильнее всего мучиться и страдать.

56. Медея убивает своих сыновей от Ясона

Философ и поэт Сенека поет о метаниях Медеи, решившейся убить своих детей от Ясона:

— Моих детей, родных моих ужели же я кровь пролью? Уймись, о гнев безумящий! Гнуснейший грех, злодейство небывалое, прочь от меня! Какое искупать малюткам зло? Зло, что Ясон — отец им, зло страшнейшее, что мать — Медея. Смерть им! Не мои они. Нет — они мои… Что ты, мой гордый дух, колеблешься? Зачем залили все лицо мне слезы? Для чего гнев обиженной супруги и любовь матери в клочья разрывают мое больное сердце? Ко мне любимые придите, дети! Но опять вскипает ненависть, растет обида, руку непослушную месть безумная толкает. Гнев исступленный, веди меня!

Поэт и ритор Драконций поет, что как только огонь ядовитого зелья истребил обреченных Медеей на гибель Креонта и Главку, обуреваемая богиней безумного бешенства Лиссой за сыновей она принимается. Мермер невинный, и также Ферет свою мать с нежной лаской звали на помощь. Чтобы огня избежать, простодушные дети в испуге сами к убийце, под нож, занесенный над ними, стремятся, сами навстречу идут добровольно опасности страшной, вовсе не ведая замыслов матери, их породившей. Руку вздымает с мечом, одержимая безумьем, Медея и, слезы судорожно глотая, так говорит:

— Гелий, мой дед, и ты, украшение ночи моя бабка Селена, вознесите в эфир их невинные души, а кровь, обагрившую меч, соберите вы безжалостные Эринии, вас прошу, чтоб тела их приняла Артемида, и пускай не отвергнет их тени владыка царства ночного Плутон и супруга его Персефона. Примут несчастные смерть от кинжала, я же сама не предамся печали, если из вероломного рода Ясона всех истреблю без остатка.

Молвила так обезумевшая от желания отомстить предателю-мужу Колхидянка и по горлу своих сыновей от него по очереди острым ножом полоснула. Тут же кличет квадригу она, и — страшно взглянуть! — появились с гривой из змей на хребте, с чешуйчатой шеей драконы; гребни на их головах жутких рассыпали кругом жгучее пламя. Вся колесница — как яркий факел, из серы — ярмо, и смолою дышло ее скреплено, пропитана ядом уздечка, из кипариса — колеса, свинец для осей — из надгробий. Как слепая пошатываясь, на колесницу взойдя, детоубийца Медея хочет приказать отправляться ужасным драконам, но тут появляется ее русокудрый муж с честными голубыми глазами.

Безумное бешенство уступило место полному бессилию, и колхидская дева безвольно сидела бледная, как мел, глядя в никуда ничего не видящими воспаленными красными глазами, высохшими от слез. Еще вчера ее черные, как смоль волосы сегодня стали совсем седыми. У нее на коленях лежали кудрявые головы двух мальчиков с перерезанными горлами. Это были Мермер и Ферет; младший Фессал же, громко крича от страха, сумел убежать.

Еврипид поет, как Ясон, потрясая кулаками, завопил охрипшим от злобной ярости голосом:

— О, язва проклятая! И богам, и мне, и всем, всем людям нет никого ненавистней Медеи, которая рожденью своему дыхание перервать ножом дерзнула, чтоб только я умер бездетным… О, сгибни ж, проклятая, ты! Прозрел я, наконец. Один слепой мог взять тебя в Элладу и в свой чертог от варваров привесть… Увы! Ты предала отца и землю ту, которая тебя взрастила, язва!.. Чтобы попасть на наш корабль украшенный, ты брата зарезать помогла у алтаря. То был твой первый страшный шаг. Ты стала мне женой и родила детей, и ты же их, по злобе на соперницу, убила. Во всей Элладе нет подобных женщин, а, между тем, я отдал предпочтение тебе пред всеми женами, и вот несчастлив я и разорен… Сгинь с глаз моих, детей бесстыжая убийца! Оставь меня стонать. Увы, погибло все.

— Я многое сказала бы тебе в ответ на это, но знает все Кронид-отец, что сердце вынесло мое, и что я сотворила. Тебе же не придется, нам опозорив ложе, услаждать себе, Ясон с женою молодой, дальнейшее существованье, чтоб насмехались над Медеей все.

— Дай хоть мне детей, чтобы, оплакав, схоронить…

— О нет! Моя рука их похоронит. В священную я рощу Геры унесу малюток на алтарь, чтоб искупить невинную их кровь…, и их могил никто там вражеской рукой не осквернит… Тебе ж осталось злодейскую запечатлеть свою такой же смертью жизнь, а брака своего горького исход уже ты видел, возлюбленный и ненавистный мне, Ясон…

Некоторые утверждают, что Еврипид в своей «Медее» приписал убийство мальчиков их матери, а не коринфянам, как считали раньше, за огромную взятку в 5 или 15 талантов серебром, нацеленную на очищение доброго имени города Коринф.

Драконций же поет, как Медея после встречи с Ясоном, опять впав в безумие гневное, велит отправляться ужасным драконам. И четыре дракона чешуйчатых, длинные шеи ярму подчинив, тотчас взмывают ввысь, и, от земли оторвавшись, в воздухе легком скользят и вращаются быстро огненной колесницы колеса. Так колхидскую женщину гордую, в стольких смертях виноватую ввысь драконы на колеснице умчали. Когда неба достигла почти колесница драконов зловонных; день бы она могла затемнить, изменить направление ветров, если бы солнечный Гелий, потрясенный преступным деянием внучки любимой, мир не наполнил сияньем ярчайшим, разлитым повсюду.

Медея отправилась в Фивы, где застала Геракла страдающим от безумия после убийства собственных детей от Мегары. Ей были очень понятны его чувства, ведь и она только, что зарезала собственной рукой двух своих сыновей от изменившего ей такого же, как Алкид, русокудрого и голубоглазого героя Ясона, и она попробовала исцелить великого героя своими колдовскими зельями.

57. Эгей у Питфея

Эгей же, как и намеревался, по дороге в град скалистый, осененный красою оливы Афины-Паллады, посетил Трезен, куда его старые товарищи, сыновья Пелопа, Питфей и Трезен, некогда прибыли из Писы, чтобы разделить царство с сыном Анфа царем Анфии Аэтием. Питфей после смерти Трезена объединил Анфею и Гиперею в один город, посвятил его сразу Афине и Посейдону и назвал его в честь брата Трезен (Трезена).

Говорят, Питфей был очень ученым человеком для своего времени, а одно из его наставительных изречений о дружбе приводит большой любитель оседлой жизни Гесиод:

— Другу всегда обеспечена будь договорная плата.

Люди это изречение трактовали так:

— Не разрушай надежды, рождаемой дружбой, но наполняй ее до краев!

Питфей основал прорицалище Аполлона в Трезене, являющееся древнейшим из сохранившихся святилищ в Греции, а также посвятил алтарь триаде Фемиды.

Еще говорят, что Питфей в местном Мусейоне (храм Муз) учил красноречию и написал книгу о риторике, которую впоследствии издал один эпидавриец, и эту книгу читал ученый путешественник Павсаний.

В то время, когда Питфей еще жил в Писе, юный Гиппоной (понимающий лошадей), сын дочери мегарского царя Ниса Эвриномы от Посейдона просил руки его дочери Эфры (чистое небо). Хотя Эфру и обещали ему, она почти не питала надежд на его возвращение и свадьбу, поскольку после убийства коринфянина Беллера он, получив новое имя Беллерофонт (убийца Беллера), был вынужден бежать из Коринфа в Тиринф к царю Прету.

Ради пришедшего старого друга быка пятилетнего царь Трезена в жертву зарезал владыке Олимпа, сверхмощному Зевсу — Крониду. Толстую кожу рабы содрали с быка, и тушу всю на большие куски разрубили. Питфей с Эгеем сами, разрезав крупные части туши быка на мелкие кусочки, на вертела нанизали и зажарили на углях осторожно и с вертелов сняли. Кончив работу, старинные друзья приступили к богатому пиру; и не только они пировали, много там было людей и не было в этом пиру обделенных.

Утолив голод и жажду, старые товарищи совершили возлиянье бессмертным и прежде, чем для сладостного сна разойтись уединились для откровенного разговора. Тотчас на руки им глашатаи полили воду, юноши, влив в кратеры винный напиток до самого верху, чашами всех обнесли, возлиянье свершая из каждой. Бросив в огонь языки, все поднялись, возлиянье свершили и разошлись.

Выйдя на двор, друзья под развесистым платаном уселись. Яркий Гелий, молению внемля, уж давно землю всю пересек, розоперстой Эос ее уступив. На сумрачном небе шафран вырос из золотисто-оранжевых одежд, оброненных на землю богиней утренней зари Эос, такой же, когда она, нагая, возлежала с небесным охотником красавцем Орионом на уже неподвижном острове Делос.

Эгей неспешно поведал Питфею о своем посещении Дельфийского оракула и о его не вполне понятном вещании. Мудрый друг сразу понял, что Эгей, наконец, станет отцом и будет гордиться сыном, которому со временем достанется вся власть в Афинах, однако свое трактование оракула отложил до утра, решив и сам приобщиться к славе, ожидающей старого друга.

58. Питфей направляет дочь на ложе к Эгею

Плутарх в «Тесее» говорит, что Питфей понял оракул, полученный в Дельфах Эгеем и то ли убедил друга, то ли принудил обманом сойтись со своей дочерью Эфрой.

Другие говорят, что Питфей, во время пира просто напоил дорогого гостя и друга медосладким темным хиосским вином, решив уложить его спать вместе со своей дочерью Эфрой. Затем он пошел на женскую половину в спальню дочери и торжественно ей сказал:

— Дочь, дорогая! Встань с постели и сядь предо мною, надо нам поговорить, как самым близким людям на этом свете. Знаешь ты, как я тебя сильно люблю, ведь я тебе не только отец, я и мать тебе давно заменил, так рано умершую. Не удивляйся, но я хочу, чтоб ты к моему другу Эгею сегодня же ночью на ложе пошла и до утра с ним там осталась…

Эфра окончательно проснулась и, нахмурив пушистые брови, красивыми дугами сходившиеся над прямым с горбинкой носом, недоуменно вскричала:

— Что ты говоришь мне такое, отец?! Ты смущаешь мне невинную девичью душу непонятными такими словами. Слышала я много рассказов о том, что отцы заставляли дочерей целомудренность сохранять и даже жестоко наказывали их, если они ее нарушали. Но никогда не слышала я, чтоб отец девственницу дочь сам посылал на ложе к незнакомому мужу… Зачем тебе это надо?

— Моего старинного друга Эгея мы с тобой знаем давно, он хороший, добрый человек и будет тебе верным, порядочным мужем. Сегодня я узнал, что дельфийский оракул ему иносказательно объявил, что его сыном вся Эллада будет гордиться. Он и сам об этом еще не знает. Если ты, проведя с ним эту ночь, родишь ему сына, то его слава не обойдет стороной и нас с тобой! Через тысячи лет люди будут рассказывать, как Питфей ученейший и мудрейший муж своего времени осчастливил не только Афины — всю Элладу тем, что подложил свою дочь под бездетного афинского царя Эгея, хоть и не без помощи Диониса…

— А как же герой Гиппоной, ведь он обещал жениться на мне? Помниться, ты говорил, что его тоже ожидает в грядущем слава большая…

Эфра не понимала отца, но ее большие серые глаза в ореоле длинных пушистых ресниц смотрели на него преданно и доверчиво. Питфей хмыкнул, сморщив свой красивый орлиный нос, и небрежно сказал:

— Он уж давно не Гиппоной, а Беллерофонт. После убийства на поле Алейском чудовищной Химеры, изрыгавшей из пасти удушливый дым и жгучий огонь, он стал, как я предсказывал, знаменитым героем, но после этого он возгордился чрезмерно. Не хотел тебе говорить, милая Эфра, но вскоре после свершения подвига в доме своем его удержал ликийский царь Иобат и дочь свою с ним сочетал Филоною. Он отдал ему половину блистательной почести царской, и ликийцы ему отделили удел превосходный, лучшее в Ликии поле для сада и пашен, а так же проходное место для песен и танцев.

— Хоть сердце мое очень смущает девичья стыдливость, но я постараюсь сделать все, как ты прикажешь, отец, но захочет ли сам Эгей жениться на мне, ты об этом с ним говорил?!

Воскликнула дрожащая, как лист на ветру, Эфра со слезами, застывшими в прекрасных серых глазах.

— Вот утром об этом и поговорим, милая, когда все свершится. Будем отвечать на все вопросы по мере их поступления. Ничего не бойся и делай то, что я сказал, ведь любящий и разумный отец дочь родную не научит плохому. Так, что смотри, чтоб утром от твоего драгоценного девства не осталось и следа, разве, что только на белой простыне!

59. Эфра в одну ночь сочетается с Эгеем и Посейдоном

Некоторые, как Павсаний, говорят, в эту же ночь мудрая Афина по непререкаемой воле Мойры Лахесис во сне приказала Эфре, чтобы она явилась в ее храм на острове Сферия, и там совершила погребальные возлияния над могилой возничего Пелопа Сфера.

Царевна, не просыпаясь, во исполнение сна, ниспосланного на нее Афиной, покинула ложе пьяного Эгея, который успел быстро сделать ее женщиной, приняв ее за одну из царских наложниц, которую ему послал гостеприимный друг Питфей. Эфра безропотно выполнила повеление могучей богини и пришла на указанный остров, который был так близко от материка, что на него можно было перейти воду вброд.

Там в храме Афины ее увидел любвеобильный Посейдон. Земледержец, как всегда, обуреваемый похотью, схватил деву у алтаря своей племянницы и стал осыпать хищными поцелуями, срывая с нее тонкую одежду для сна и пояс уже не девичий. Полусонная Эфра и не пыталась сопротивляться потому, что бурная страсть Посейдона была, как ураган, проносящийся над землею. Утолив вожделение, бог, гордый собой, неспешно воссел в золотую колесницу и умчался на своих чудесных белых конях с медными копытами и золотистыми гривами и хвостами, объявив ей торжественно на прощание:

— Запомни же эту дивную ночь, Эфра! С тобою, хоть и во сне, сочетался любовью и лаской сам Посейдон, Земледержец и Колебатель земли. Ты превосходного мне родишь сына: не бывает бесплодным ложе бессмертных богов, — возлелей и воспитай ты сама мое чадо! Я ж, как родитель, выполню его 3 желания, но только после того, как он возмужает. Имя мое ты до его рожденья в молчанье храни, а, родив, объяви всем в славном Трезене, чтоб сын там в радости вырос.

Даже, если бы захотела, забыть эту ночь добродетельная от природы Эфра была не в силах. Она помнила так же рассказ мудрого родителя, как жестоко могучая богиня Афина поступила с прекрасноволосой девой Медусой за то, что та осквернила ее храм, не сумев противостоять похотливому царю подводного мира. Поэтому позже она в благодарность Афине — Палладе построила на Сферии храм Афины-Апатурии, дала острову новое название — Гиера (священный) и положила начало новому обычаю, по которому трезенские девушки перед свадьбой посвящали свой пояс Афине.

Интересно, что прекрасноволосую деву Медусу за то, что она не смогла воспротивиться похоти Посейдона в ее храме и, будучи изнасилованной, тем осквернила алтарь, Афина превратила в ужасное чудовище Горгону. Эфре за то же самое Афина не только ничего не сделала, но сама, по сути, и заставила ее «осквернить свой» храм. Впрочем, все в этом мире происходит согласно воле Мойр — непреложных дщерей всесильной Ананке, вечно прядущих и ткущих своими нетленными челноками седую пряжу столетий.

Так без единого брачного вена Эфра девичество милое потеряла, сочетавшись любовью и лаской в одну ночь с пьяным афинским царем Эгеем и с Земледержцем могучим, многих посетителем божественным спален.

Некоторые говорят, что чадолюбивый, но великодушный Посейдон уступил Эгею право зваться отцом любого ребенка, которого в ближайшие 9 месяцев родит Эфра. Он даже сам перенес деву, ставшую женщиной ночью назад в ту постель, откуда она во сне отправилась на остров Сферия. Там есть чтимый храм Посейдона; жреческие обязанности совершает девушка до тех пор, пока не наступит для нее пора замужества.

Говорят также о том, что Эфра посетила Сферию и там отдалась Посейдону потому, что таков был древний обычай храмовой проституции, которой занимались незамужние девушки в храме Афины. Геродот тоже рассказывает о вавилонском обычае всем женщинам однажды в жизни садиться в святилище Афродиты и отдаваться даже за самые малые деньги любому заплатившему их чужестранцу, однако историк говорит, что этот обычай долгое время существовал на острове Кипре, родине богини любви, а не на Сферии.

60. Питфей раскрывает Эгею оракул

Когда Эгей утром проснулся и увидел, что находится в постели вместе со сладко спящей Эфрой, он, узнав дочь друга, сначала пришел в ужас от содеянного и тихо, чтобы не разбудить девушку, стал причитать дрожащими губами мягкого пухлого рта, свидетельствующего о натуре мягкой и доверчивой:

— О боги! Что ж я наделал! Не зря говорят, что пьющего вдоволь хмельное вино сотворяет безумцем, то руки вяжет и ноги, и речь, но главное — рассудок совсем повреждает… и все же очень приятна милоулыбчивая Афродита, соединенная с бурным Бромием (шумный) — Вакхом, и особенно сладостны оба божества в сочетанье друг с другом.

Эгей, смутно вспоминая ночные любовные ласки, сначала долго бородатым тряс подбородком округлым, указывающим на человека нерешительного и не обладающего сильной волей, и сначала радостно улыбался. Однако, вспомнив опять, что Эфра — дочь его друга, афинский царь сморщил нос и тихонько одевшись, чтобы не разбудить юную женщину, понурив голову, пошел к Питфею. Он нашел друга в столовой, где тот с аппетитом поглощал свежий хлеб, обмоченный в чистом ароматном вине, привезенном с острова Хиос.

Увидев Эгея, Питфей внимательно посмотрел на него быстрым изучающим взглядом, шмыгнул орлиным носом и громогласно воскликнул:

— Радуйся друг мой старинный! Надеюсь, ты ночь провел хорошо?

— Питфей, верный мой друг, я пришел просить у тебя прощения. Поверь, сам я не знаю, как твоя Эфра оказалась на моем ложе. Должно быть вина сильно я вчера перебрал, и к деве, такой красивой и юной, на ложе уж давно не всходил…

— Но к моей Эфре, надеюсь, успешно взошел?

Заливаясь смехом, спросил друга высоколобый Питфей, глядя на его обескураженное лицо. Эгей окончательно растерялся, он ожидал, что друг будет в гневе и собирался оправдываться, обвиняя во всем Эрота и Диониса. Питфей же нахохотавшись, вдруг стал серьезным и, сузив свои все понимающие лучистые глаза, сказал:

— Ты еще не забыл тот не понятный тебе оракул, друг мой, согласно которому ты будешь гордиться, если развяжешь нижний конец бурдюка до возвращенья в Афины?

— Я только его и помню, а ведь ты обещал мне сегодня утром растолковать прорицание бога.

— Не зря люди лучезарного Феба прозвали Локсием (вещающий иносказательно), ведь он через свою Пифию всегда дает двусмысленные ответы, которые можно толковать по-разному. В храме это делают специальные жрецы — профеты.

— Мне сказали, что оракул простой и понятный, я же только понял, что мне нельзя развязывать концы моего бурдюка с вином и пить из него.

Питфей встал во весь свой высокий рост и, подобно оракулу торжественно стал изрекать:

— «Развязать нижний конец бурдюка», означает — распустить пояс девы, которая родит тебе сына. И этим сыном ты, друг мой, возгордишься, и это означает, что он будет великим героем, может быть, подобным Гераклу. Еще Пифия тебе провещала, что не очень старым ты умрешь от непереносимой печали… И даже в этом тебе можно лишь позавидовать, ведь люди все когда-нибудь умирают, а ты снизойдешь в Летейское царство не слишком старым и дряхлым. Как бы и я хотел избегнуть старости безотрадной и горькой, тяжкой и скорбной, когда непосильной обузой человеку становится одряхлевшее тело. Но только боги, владельцы жилищ олимпийских ни старости не ведают, ни самой смерти, мы же, смертные у времени все во власти…Впрочем, не будем сейчас о грустном. Нам с тобой, друг мой, до старости еще далеко, и люди не должны думать о неизбежном плохом, если оно случится не скоро. Нам сейчас надо думать о близком и очень хорошем — свадьбе!

Эгей нерешительно погладил густую черную бородку и задумчиво молвил:

— Подожди верный мой друг. Не все так радужно и просто. Ты знаешь, что я давно мечтаю о сыне, но одновременно и очень боюсь его появления. Царствование мое неспокойное. Знаю я точно, что братья мои и многочисленные племянники отзываются с нескрываемым обо мне презрением. Иногда мне кажется, что они не начинают войну потому лишь, что я бездетный и ждут моей смерти, чтобы законно Афинами завладеть. Если ж я женюсь и у меня появится законный наследник, то, не знаю будет ли большая война, но уверен, что кровавых заговоров не миновать. Паллантиды постараются погубить моего сына до того, как он сумеет за себя постоять.

— Разумного мужа я сейчас слушал. Очень все правильно, друг мой, то, что сейчас ты сказал мне. Но над Судьбой не властны не только мы, но и боги, и Мойра Лахесис бесстрастно неумолима. Поэтому, чтоб мы не сделали, все будет так, как Старуха Лахесис соткала своим челноком и какие на наши нити жизни нанизала свои колечки. Если хочешь — давай свадьбу лет на 20 отложим, пусть Эфра здесь, в Трезене мне внука родит. Твоего сына я вскормлю и воспитаю, и всем буду говорить, что он сын Посейдона, ведь трезенцы особенно чтут морского царя, это их бог-хранитель, ему они посвящают начатки плодов и на монетах чеканят трезубец. Когда же сын твой совсем возмужает, и сможет за себя постоять, отправим его в Афины, к тебе.

— Знаю тебя, друг мой, давно я, но только сейчас понял, что не зря тебя называют мудрейшим, всегда ты преисполнен самых мудрых решений самых трудных вопросов.

Так ответил Эгей, довольно поглаживая бородку и округлый свой двойной подбородок.

61. Завет Эгея Эфре

Согласно биографу Тесея Плутарху, торопясь в Афины, чтобы принять участие в Панафинейском празднике, Эгей оставил свой родовой меч, доставшийся ему в наследство от Кекропа, и сандалии под огромным камнем с углублением, достаточно обширным, чтобы вместить оба древних символа царской власти. Этот камень, известный как Алтарь Сильного Зевса, находился на дороге из Трезена в Гермий.

Никто не рассказывает зачем Эгей оставил под камнем свои ничем не примечательные сандалии с часто встречающимися узкими посеребренными ремешками, а вот его меч был очень бросающимся в глаза: на его костяной рукояти был свой знак родовой — две вырезанные большие, во всю длинную рукоять, переплетающиеся серебристо-черные змеи с чуть отклоненными в стороны зелеными головами в нижней части и раздвинутыми под прямым углом хвостами вверху рукоятки — герб всех Эрехтеидов.

Оставить свои царские вещи под камнем Эгею предложил мудрый Питфей, он же и указал удобный камень, под который можно было без труда засунуть сандалии и меч, ибо в нем, снизу было подходящее углубление, но, чтобы все вытащить из — под него необходима была большая телесная сила.

Эгей сначала рассчитывал пробыть у друга Питфея несколько дней, однако после прошедшей ночи, обещающей ему долгожданного наследника, он заторопился на Панафинеи. На самом деле он решил не рисковать, боясь, что, если Эфра родит ему сына, то об этом могут узнать Паллантиды, если он задержится здесь надолго. Поэтому он попрощался с Питфеем и, взяв Эфру за руку, повел ее к огромному камню, указанному Питфеем и, подсунув под него сандалии и меч, торжественно сказал юной Питфеиде:

— Если ты, ставшая мне в эту ночь дорогой, дочь моего мудрейшего друга Питфея, действительно родишь от меня сына, а я на это очень надеюсь, то назови его Тесеем потому, что от кого-то из афинян я слышал, что Тесей — означает клад, а один пеласг говорил мне, что «Тесей» означает «будет сильным», на бессмертных похожим. Поэтому я давно решил: если у меня будет сын, то назову его только Тесеем. Неизбежная необходимость заставляет меня тебя покинуть прямо сегодня. Ты же, когда мальчик мой подрастет и станет таким сильным, что сможет сам достать из-под этого камня особенный клад — оставленные мной вещи, расскажи ему, что его отец я и вместе с мечом и сандалиями отошли его ко мне в Афины.

Произнося эту речь, Эгей мечтательно смотрел вдаль, потом уголки его пухлого рта опустились, и он продолжил изменившимся, не свойственным ему повелительным голосом:

— Твёрдо запомни, милая Эфра: все это время ты должна хранить полное молчание обо мне, даже Тесей, пока не станет достаточно сильным не должен знать имя Эгея. Племянники мои дерзкие, пятьдесят сыновей брата Палланта, узнав о живущем в Трезене моем наследнике, обязательно вступят в заговор с целью убийства ребенка, и никто не сможет его защитить. Конечно, у тебя будут спрашивать и люди, и сам маленький Тесей: кто отец твоего сына. Друг мой и твой мудрый родитель предложил про нашего с тобой Тесея говорить, что он сын Посейдона…

Так говорил Эгей внимательно слушавшей Эфре перед тем, как покинуть ее навсегда иль на долгие годы, и тут она не удержалась и голосом испуганным и изумленным перебила:

— Я никому не сказала, но этой ночью, когда ты меня на брачном ложе страстно ласкал, я видела во сне Посейдона и мне казалось, что ты — это он, а он — это ты… и что я с тобой или с ним по веленью Афины очутилась на острове Сферия…

Эфра густо покраснела до самых корней волос и потупила свои прекрасные глаза, в которых милая светилась стыдливость.

— Об этом расскажи своему мудрому родителю, он не только оракулы, но и сны толковать, без сомненья, умеет.

Так равнодушно ответил Эгей. Мудрый Питфей, узнав у дочери, что в ту ночь, когда он уложил ее в постель к пьяному другу, ей приснилось, что она сочеталась любовью еще и с Землеколебателем Посейдоном, окончательно утвердился в своем намерении всем до поры до времени говорить, что отец мальчика — могучий олимпийский бог — верховный Владыка всех вод и морей.

Через 9 круговратных месяцев Эфра родила прекрасного сына, как говорят, Павсаний и Диодор, это случилось в местечке Генетлий на пути из Трезена в гавань Келендерис. Ребёнок, как и приказал Эгей, получил имя Тесей (Фесей, Тезей), что связано со словом thesis (клад).

Некоторые говорят, что, поскольку у Тесея было двойное отцовство (Эгей и Посейдон), то у него изначально должен был быть и брат-близнец, поскольку его мать разделила ложе с богом и смертным в одну ночь, как у Геракла был брат Амфитрионид Ификл, у Полидевка — брат Тиндарид Кастор, у Идаса — Афаретид Линкей… Однако в отличие, например, от Алкмены и Леды, которые сочетались любовью и ложем с Зевсом в одну ночь, а со смертными мужьями — в другую, Эфра сочеталась с Посейдоном и Эгеем в одну и ту же ночь. Поэтому Алкмена и Леда родили по паре близнецов, из которых один был зачат в первую ночь и стал полубогом, а другой был зачат во вторую ночь и стал обычным ребенком. Эфра же родила только одного сына, которому было предначертано сочетать в себе качества и полубога-героя, и обычного человека. Это означало, что Тесею Могучей Судьбой не была предназначена огромная сила, большой рост и непомерная дерзость, какие были, например, у полубога Геракла, но все же, и он будет достоен немеркнущей славы, а в юные годы получит почетного брата в лице такого же героя, как он — царя лапифов Пирифоя.

Детство и юность

62. Детство Тесея

Плутарх рассказывает, что пока Тесей рос у Питфея, его наставником и воспитателем был Коннид, которому афиняне и поныне, за день до праздника Тесеи, приносят в жертву жирного барана — память и почести гораздо более заслуженные, нежели те, что оказывают скульптору Силаниону и живописцу Паррасию, создателям знаменитых изображений Тесея.

Питфей старался не баловать сына любимой дочери — единственной из оставшихся в живых его законных детей. Тесей, как все трезенские мальчишки в летнее время целыми днями мог не выходить из воды, особенно ему нравилось опасное ныряние с высоких скал. Он любил разорять птичьи гнезда, в том числе — орлиные, находящиеся на верхушках скал в самых неприступных местах.

Мальчиком Тесей не отличался от сверстников большой телесною силой, и роста он был не высокого. Однако его всегда отличала быстрота движений, а также душевная храбрость и хитрый ум, соединенный с сообразительностью. Отвага Тесея была уверенной в своих силах и спокойной, а не бешеной, как у Геракла. У него никогда не было буйных припадков, как у сына Алкмены, наоборот, он, действуя быстро руками и ногами, в душе всегда оставался спокойным и уравновешенным, хотя его божественный отец Посейдон, как известно часто бывал буйным, как его бурная стихия.

До 7 лет Тесей был очень миролюбивым и никогда не ввязывался в мальчишеские драки. Поскольку он был внуком царя, то мальчишки его особенно не обижали, хотя иногда и случалось, что кто-то его сильно толкнет и даже уронит на землю, он на это не обращал внимания, и за это некоторые мальчишки считали его трусом.

Однажды с семилетним Тесеем произошел случай подобный малоизвестному событию, случившемуся с восьмилетним Гераклом в спартанской палестре. Алкида схватил мертвой хваткой за шею двадцатилетний ирэн и начал душить, принуждая просить пощады. Алкид в нарушение правил взрослой борьбы так укусил противника за локоть, что тот чуть не умер от большой потери крови.

Семилетнему Тесею пришлось подраться с мальчиком, который был его ровесником, но был крупнее и сильнее его. Это случилось в храме Посейдона, куда маленький Тесей любил приходить, иногда в одиночку, ему хотелось с богом, который считался его родителем хоть раз поговорить или какой-нибудь знак признания получить. Там он встретил Клония, который совсем недавно приехал с матерью и отцом из Эпидавра, и с Тесеем не был знаком. Клонию надо было убрать и вымыть полы, и он, недовольный порученной работой, увидев гуляющего по святилищу Тесея, злобно крикнул ему:

— Что ты здесь шляешься? Кто ты такой? Пошел вон из алтарного зала.

Тесей, глядя доверчиво широко открытыми голубыми глазами, ему миролюбиво ответил:

— Я Тесей, сын Посейдона, и я не хочу сейчас уходить из родительского храма. Почему ты меня гонишь, ведь я тебе не мешаю?

По лицу Клонию можно было дать тоже лет 7–8, но он был выше и толще Тесея. Он оглушительно захохотал, стал то одной, то другой рукой толкать Тесея к двери и приговаривать:

— А почему ты не говоришь, что ты сын самого Зевса, недоросток? Вот я тебя сейчас отлуплю и посмотрю, как за сына-коротышку заступится Посейдон. Трезубцем он меня грохнет для начала, или землю сразу начнет подо мной колебать?

Клоний сильно толкнул Тесея, и тот упал, стукнувшись головой о мозаичный пол зала. Сына Эфры до сих пор никто не учил драться, но ему случалось видеть и мальчишеские драки, и поединки взрослых. Он вдруг вскочил и, подпрыгнув к Клонию, неожиданно для себя, резко ткнул его стиснутым кулачком точно в то место, где кончается центр груди и начинается живот. Противник согнулся и стал, задыхаясь, ловить воздух губами. Тесей в первый миг растерялся и не знал, что делать дальше, но, когда Клоний почти оправился и распрямился, вдруг ударил его между ног голой стопой, и тот упал на спину и стал кататься по земле, прижимая к животу колени и громко визжа от боли.

Прибежавшим служителям храма противников разнимать не пришлось. Тесей стоял над поверженным врагом со спокойным, довольным лицом и беззвучно шевелил губами, как будто что-то повторял — он старался запомнить, как именно он победил.

С тех пор Тесей стал очень внимательно наблюдать игры и драки, поединки и другие соревнования, стараясь запоминать, как именно победители достигают побед, а потом он повторял понравившиеся приемы в соревновательных поединках с приятелями.

Трезенцы говорят, что искусству борьбы, в которой мальчик особенно преуспел, Тесея учили беотиец Форбант, побеждавший путников на дельфийской дороге, и сама мощная и умелая Афина Паллада. Вскоре не только среди сверстников, которые по большей части были выше его, но даже среди значительно старших мальчиков ему не было равных в борьбе иль в кулачном бою потому, что он знал много приемов, и выполнял их точно, быстро и хладнокровно.

63. Бой со шкурой Немейского льва

Трезенцы рассказывают о таком забавном случае: однажды, в Трезене оказался прославленный истребитель чудовищ Геракл, уже свершивший большую часть подвигов на службе у арголидского царя Эврисфея. Питфей, боготворивший величайшего и любимейшего героя Эллады, конечно, по такому случаю устроил пышный пир.

Владыка Трезена хотел сам, как можно больше говорить со знаменитым героем и потому не позвал никого из скипетроносных соседей, но, тем не менее, приказал зарезать для пира двухлетку — быка, никогда под ярмом не ходившего и лоснящуюся жиром свинью — однолетку.

Геракл по просьбе Питфея одним ударом кулака так оглушил сначала быка, в потом и свинью, что юноши резали им горло, словно мертвым. Сын Алкмены и Зевса, хоть и умел, ведь он в юные годы несколько лет был пастухом на лугах Киферона, не любил сам сдирать шкуры и разделывать туши, но жарить мясо на слабом огне обычно не доверял никому.

— Сильный Гефест — большой враг вкусу мяса.

Говорил Геракл, приготавливая на вертелах тощее мясо быка, нанизанное вперемешку с жирной свининой. Как только над светло-красными углями появлялись языки желтого пламени, он сразу прыскал на них привезенным корабельщиками с острова Хиос вином медосладким и пламя сбивал.

После того, как в питье и еде все утолили желанье, Питфей, Геракл и десятка два приглашенных царем из своей свиты гостей, юноши, влив в кратеры лучшие в Элладе вина до самого верху, всем по кубкам разлили, свершив перед тем возлиянье. Потом пеньем юноши ублажали слух прославленного героя. В честь Геракла песни прекрасные они распевали, славя его, как людей величайшего Благодетеля, и он всей душой веселился, внимая хору юных певцов.

Потом Питфей попросил Геракла рассказать все, что тот сам хотел бы поведать о своих знаменитых подвигах, и отпрыск Зевеса с удовольствием рассказал о первом самом трудном подвиге. Когда Амфитрионид рассказывал, как у него в решающий момент схватки с каменнокожим львом из Немеи нестроганая дубина, осененная красой дикой оливы, внезапно сломалась, после удара о львиный лоб, все в зале замерли, а мудрый Питфей громко крикнул:

— Это златотронная Зевса супруга так тебе помочь постаралась. Она своими медными ножницами расколола вдоль волокон твою дубину, что сделать на самом деле совсем не трудно, для этого не надо даже быть богом.

— А ведь и правда, наверняка это она сотворила. Как сам я не догадался.

Захмелевший Геракл, желая показать царю в какое место львиного тела он бил, когда дубина сломалась, скинул с плеч львиную шкуру и задумчиво начал тереть кулаком свои выпиравшие вперед низкие надбровные дуги. Он встал с апоклинтра, на котором возлежал совместно с царем, подошёл к рядом стоящему высокому креслу и аккуратно повесил на его спинку шкуру. По воле старой лишь обликом Мойры Лахесис шкура Немейского льва так раскинулась на спинке высокого кресла, что с некоторых сторон очень напоминала льва, ставшего на задние лапы.

В это время в пиршественный зал вбежали несколько мальчиков, среди которых был и Тесей. Дети, увидев львиную шкуру, приняли ее за живого льва и с испуганными воплями, махая руками, кинулись кто под защиту взрослых, кто к выходу.

Только восьмилетний Тесей, молча подбежал к очагу, схватил лежавший небольшой топор для откалывания лучинок и, как молния, бросившись к шкуре, поразил голову льва точно между отверстий, раньше бывших глазами. Он был так точен и быстр, что даже Геракл, стоящий рядом со своим «львом», не успел ни выбить топор из рук мальчика, ни отдернуть шкуру из-под лезвия топора. Впрочем, шкура была каменной и потому не пострадала, хотя, говорят еле видимая царапина на львином шлеме Геракла от острого топора все же осталась.

— Прости меня, я обознался и принял твою знаменитую шкуру за настоящего льва.

Виновато сказал Гераклу Тесей, шевеля во все стороны своими подвижными губами и глядя заискивающе в глаза прославленному истребителю самых страшных чудовищ. Удивлению знаменитого отпрыска Зевса и прекрасноволосой Алкмены не было предела, его низкие выдвинутые вперед брови скакнули вверх, а небольшие глаза совсем округлились. Геракл, почесав надбровные дуги, спросил сначала у Тесея, а потом у Питфея:

— Ты кто мальчик? Чей это такой сын — еще маленький, но такой храбрый и, как молния быстрый? Чувствуется в нем порода родителей славных и божественных предков. Род от царей он, конечно, ведет, скипетроносных питомцев Зевеса, захудалые родители таких, как он, никогда не произвели бы на свет. Он твой сын или внук, мудрый владыка Трезена?

— Дочь моя Эфра, по ее собственным правдивым словам, родила его от Колебателя земли Посейдона!

Горделиво ответил Питфей своему давнему кумиру.

— Надо обязательно к Хирону его отвести и на несколько лет у него оставить! Многому научит мальчишку ярый кентавр, и доблестным воином будет он, и искусным охотником.

Через много лет один из бывших приятелей Тесея, впоследствии недовольный тем, что из-за похищения Елены Спартанской, погиб его отец от рук Диоскуров, злобно так отзывался о прежнем друге:

— Тесей уже в детские годы был скользкий какой-то, хитрющий. Он любил вспоминать случай с львиной шкурой Геракла, но однажды в припадке откровенности, мне сказал, что он не обознался тогда и видел, что это именно шкура на спинке стула висит, а не живой лев откуда-то забежал и стал за задние ноги. Он схватил топор и поразил безобидную львиную голову точно меж глаз, чтобы великий Геракл обратил на него внимание, и чтобы потом об этом случае люди стали помнить и говорить.

64. Тесей у Хирона

Вскоре после случая со шкурой Геракла, Питфей сам отвел Тесея в лесистое ущелье горы Пелион, на которой жил мудрый кентавр Хирон. В отличие от большинства диких кентавров, славившихся диким буйством, необузданной похотливостью, непомерной склонностью к пьянству и враждебностью к людям, сын Филиры и Крона был спокойным, мудрым и добрым.

Когда-то очень давно юный Хирон встретился на лесной тропе с могучей дщерью Зевса Афиной и, то ли растерявшись, то ли потому, что считал ее своей племянницей, не преклонил пред ней свои конские передние колена. Афина не наказала сына Филиры и Крона, но по воле старой лишь обликом Мойры Лахесис научила его мудрости, дав вкусить ему не только плоды, но и сладкий и горький корни познания. С этого дня кентавром Кронидом овладела безудержная жажда знания. Он старался слушать природу и все время учился у нее и совершенствовался сам. Понимать диких животных его научила вечно юная стрелолюбивая Артемида, а целительству и прорицанию его научил ее лучезарный брат Аполлон. Способности целителя и оракула стали божественными, и настал день, когда сам Дельфиец — Пеан назвал Хирона Мудрым. Самый известный в Ойкумене кентавр, по мнению многих, стал лучшим учителем Эллады.

В разное время в пещере Хирона, на которой корабельные сосны росли, жили и учились многие дети — герои, ставшие впоследствии гордостью Эллады; это Отроки Зевса Кастор и Полидевк, сын морской богини Фетиды храбрейший из греков Ахилл, сын Аполлона Асклепий, вождь аргонавтов русокудрый Ясон и многие другие, менее известные герои.

Проведя с мудрым кентавром несколько лет, Тесей научился всему, что должен уметь молодой воин. Он умел биться и бороться без оружия почти, как Полидевк, и управлять конями почти, как его любимый брат Кастор, для смерти рожденный.

Конечно, Хирон, не жалея ни знаний, ни сил, обучил Тесея искусству охоты, и юноша не уступал в ловле тенетами или в охоте с копьем на диких зверей ни знаменитому сыну Деиона Кефалу, ни сыну Аристея и внуку Аполлона Актеону, который хвастливо говорил, что превосходит, как охотник, саму Артемиду, за что был ею жестоко наказан.

Некоторые говорят, что синеглазый русоволосый Тесей в пятнадцать лет был красив как девушка в первом цвету. Это первыми поняли жившие на горе Пелион ореады, с которыми Тесей впервые познал сладкую негу любви и пьянящую радость объятий.

Другие же говорят, что в 15 лет Тесей был, хоть и ростом не очень высокий, но был сильнее в борьбе и кулачном бою многих своих сверстников и храбр, хотя, конечно, не так, как Геракл.

«Дикое чудо с дружелюбной улыбкой», как мудрого кентавра называл сладкоголосый Пиндар, научил Тесея основам мудрости, уменью обуздывать гнев и сначала думать, а потом делать, чтобы не совершать поступков, о которых потом придется жалеть.

Когда Тесею исполнилось 16 лет Филирид сказал, что он самый здравомыслящий из его учеников и ему можно возвращаться домой.

Филиры и Крона сын двуприродный, давно готовился к этому разговору. Он обнял своего ученика и пророчески провещал:

— Боги тебе не дали всесокрушающей мощи такой, как Гераклу и безудержной храбрости в тебе нет, но в Афинах, для которых ты особенно многое сделаешь, ты будешь первым героем, и вся Эллада будет гордиться подвигами твоими, которые ты будешь свершать не столько благодаря своей отваге и силе, сколько уму, которым ты в 16 лет многих сорокалетних превосходишь. Ты получил здесь хорошее воспитание, которое тебе украсит счастье и даст прибежище в несчастье и можешь отправляться домой к мудрому деду Питфею и к Эфре прекрасноволосой, которой пора тебе много интересного рассказать.

Филирид подарил Тесею небольшой изоострый кинжал с коротким трехгранным клинком из седого железа и с ручкой из инкрустированного серебром ясеня, который сам привязал под его колено и посоветовал ему никогда его не снимать, даже в постели.

65. В Дельфах Тесей посвящает богу первинки волос

В возрасте шестнадцати лет Тесей впервые побывал в Дельфах, посетив знаменитейший храм Ойкумены и, говорят, там через четверть века появилось место, которое зовется Тесеей — в его честь.

Согласно Плутарху, тогда еще было принято, чтобы мальчики, выходя из детского возраста, отправлялись в Дельфы и посвящали богу, охранявшему юность, первины своих волос.

Целомудренная дева, беззаветно преданная Аполлону, увидев юношу, румяные щеки которого были отмечены лишь первым нежным пушком, вдруг непривычно улыбнулась своими зеленоватыми от частого жевания лавра губами, и вдохновенно ему провещала:

— Я в соколы тебя посвящаю, а не в орлы, главное оружие сокола — быстрота, но не забывай никогда, что и ум нужен герою, ведь сокола и петух победит, если на земле они будут биться. Ты же мне в дар посвяти первинки своих пушистых волос, но откуда их лучше взять — сам реши, ведь сокол — не только самая быстрая, но и очень умная птица.

Конец ознакомительного фрагмента.